Дверь в отдельную приемную распахнулась, и Рейвенсворт широкими шагами вошел внутрь. Он вопросительно окинул взглядом комнату.
– Вы в полном одиночестве, мисс Лэнгленд? Где же ваши спутники?
Брайони достаточно любезно, но без сердечности в голосе объяснила, что лорд Эйвери и Харриет пошли прогуляться. После утомительной езды в тесной карете глоток свежего воздуха может немного поднять настроение Харриет, решил лорд Эйвери.
Рейвенсворт молча переварил эту информацию, потом подошел к пылающему камину. Он протянул руки к огню и потер их друг о друга. Брайони обратилась к вчерашнему номеру «Таймс», лежавшему на ее коленях.
– Нет нужды спрашивать, не страдаете ли вы от упадка духа, мисс Лэнгленд, – учтиво начал он, поворачиваясь спиной к огню. – Ничто, как мне известно, не свернет вас с вашего пути.
Брайони услышала упрек в его словах и, снизойдя до ответа, слегка наклонила голову.
– Как скажете, милорд.
Он уселся в кресло напротив Брайони и удобно откинулся на подушки. Из кармана сюртука он достал простую серебряную табакерку и стал рассеянно постукивать пальцами по крышке. В глазах Брайони вспыхнул огонь, и Рейвенсворт, заметив его, резко сказал:
– Не будьте столь глупы, думая, что я приглашу вас составить мне компанию, девочка моя. Вы не возражаете, я надеюсь, если я буду наслаждаться в одиночестве?
Брайони объявила, что он может делать все, что захочет, и обратила все внимание на газету. Через несколько минут Рейвенсворт снова нарушил их молчание:
– Мисс Лэнгленд, Брайони, будьте так добры, удовлетворите мое любопытство.
Брайони вопросительно посмотрела на него и ждала.
– Меня интересует, как вы оцениваете произошедшее. Теперешняя ситуация не может быть счастливой для вас. И все же вы невозмутимы, спокойно читаете вчерашние новости, как будто окружающий мир вас совершенно не интересует. Вы не жалеете, что втянули себя и свою кузину в такую прискорбную ситуацию?
Брайони твердо взглянула на него.
– Я не вижу ничего дурного в моих действиях, милорд. Если бы была затронута моя совесть, это было бы другое дело. В такой ситуации я бы не успокоилась, пока все не исправила. Но не думайте увидеть меня с опущенной головой из-за какого-то незначительного несоблюдения приличий. Я невосприимчива к такой чепухе.
Рейвенсворт почувствовал, как в нем нарастает гнев, и прорычал:
– Вы что, совсем не понимаете, что прилично, девчонка? В вашем поведении, к сожалению, нет того, что подобает хорошо воспитанной молодой девушке. Говоря откровенно, мисс Лэнгленд, вы сами навлекли на себя этот позор.
– Вздор, – перебила его Брайони, не в силах терпеть несправедливость его упреков, и бросила газету на пол. – Позор? Что плохого я сделала? Я готова признать, что лишилась доброго мнения светского общества, которое я презираю. Разве плохо признать свое знакомство с дамой, которая проявила ко мне такую исключительную доброту? Я признаю, что с моей стороны было легкомысленно ставить мисс Уилсон в неловкое положение в Опере, но это было по неведению, а не по злому умыслу. – Ее голос дрожал от обиды и презрения. – Этот мир перевернут с ног на голову, милорд, когда христианскую леди сразу же осуждают за то, что она всего лишь выполнила свой долг, а так называемым благородным джентльменам позволено безнаказанно предлагать карт-бланш приличной девушке.
– Оставьте свои опасения на этот счет, мисс Лэнгленд, – язвительно заметил Рейвенсворт. – Я уже давно решил взять назад свое первоначальное предложение.
– Да как вы смеете, сэр! – воскликнула Брайони, вскакивая на ноги.
– Вы хотите сказать, что желаете, чтобы я повторил мое предложение? – с притворным удивлением поинтересовался Рейвенсворт, глядя в ее рассерженное лицо.
Она поняла, что он издевается над ней, делает из нее посмешище, и все ее тело задрожало от подавляемого гнева.
– Вы знаете, что не хочу, – ответила она с видом оскорбленного достоинства. – По-моему, я приложила все усилия, чтобы абсолютно точно выразить свое мнение на этот счет. Ваш образ жизни, ваше поведение отвратительны мне. – Она невольно поморщилась. – Короче говоря, милорд, мужчина, за которого я выйду замуж, будет не таким, как вы.
От этого последнего заявления у его светлости от гнева покраснела шея. Он неторопливо поднялся и угрожающе направился к ней. Брайони отступала, пока ее дрожащие руки не вцепились в край высокого буфета за ее спиной. Она остановилась.
Он неспешно подошел к ней и с напускной небрежностью оперся руками с обеих ее сторон о буфет. Его лицо было холодно-невозмутимым, но Брайони смутно сознавала, что оно скрывает какие-то более глубокие чувства. Ей не нравился слабый запах его одеколона, и она отвернулась, чтобы избежать его тревожащего влияния. Его близость была пугающей, волнующей, и она почувствовала, как кровь приливает к ее щекам. Ей стало трудно дышать, и она раскрыла губы, чтобы вдохнуть воздуха.
Когда он заговорил, его голос оказался лишен всяких эмоций:
– Тише, Брайони. Ваше последнее замечание должно было ранить, не правда ли? И теперь, когда вы преуспели в своем достойном похвалы намерении, зачем так бояться? Умоляю, продолжайте. Как я припоминаю, вы остановились на том, что не выйдете за такого человека, как я.
Брайони взглянула на дверь и со смешанным чувством страха и отвращения подумала, не должна ли она хотя бы попытаться убежать от своего захватчика. Голос Рейвенсворта около ее уха, обманчиво мягкий, предостерег ее от этой попытки.
– Даже не думайте об этом! – Его рука схватила ее подбородок и повернула ее лицо так, что ей пришлось посмотреть ему в глаза. – Расскажите мне о таких, как я, мужчинах, Брайони, – тихо сказал он. – Я хочу послушать.
Она решила, что будет честна, даже если он убьет ее за это.
– Вы не человек чести, милорд, – начала она, трепеща от собственной отваги. – И вы непоследовательны. Вы критикуете меня за пустячное несоблюдение условностей, хотя сами считаете вполне приличным для меня стать вашей любовницей. Вас не волнует ни мое счастье, ни душевное спокойствие моей семьи. Вы думаете только о своем эгоистичном удовольствии. Я отдам себя только тому мужчине, за которого выйду замуж. Он будет...
– Мужчина, которому я отдам себя, – насмешливо передразнил его светлость. – Послушайте меня, мисс Брайони Лэнгленд. Мужчиной, которому вы отдадите себя, буду я, или вы вообще не достанетесь никакому мужчине. – Его тон смягчился. – Вы что, вообще ничего не понимаете, глупенькая? – Он наклонил голову к ее лицу, его взгляд скользил по каждой ее черточке, и Брайони почувствовала его теплое дыхание на своем виске. – Брайони? – хрипло пробормотал он, как будто спрашивая ее позволения на что-то.
Хотя она не боялась его, она смутно сознавала, что он представляет для нее какую-то угрозу, и, если она позволит ему любить себя, не будет, не может быть пути назад. Она колебалась. Его губы скользили по ее глазам, и воля Брайони к сопротивлению стала слабеть. Ее пульс участился, и она почувствовала знакомый трепет, который начал медленно распространяться по телу. Ее дыхание превратилось в неровные, судорожные вдохи. Она замечала эти симптомы со странной отчужденностью, как будто она была доктором, который осматривает пациента с приступом какой-то болезни.
– Брайони. – Его голос звучал нежно и убедительно, пробуждая что-то глубоко внутри ее. Ее вздох был странной смесью покорности и предвкушения. Она повернула к нему лицо в ожидании поцелуя. Сильные руки прижали ее ближе, и его рот накрыл ее губы с мучительной нежностью. Не думая ни о чем, она изогнулась навстречу ему, плотно прижимаясь к его стройной фигуре. Ее руки скрестились позади его шеи. Целовать Хью Монтгомери, подумала Брайони, было самым замечательным удовольствием, какое только она испытывала в жизни.
Он отстранился от нее немного неохотно, и Брайони была разочарована.
– Скажите, о чем вы сейчас думаете! – хрипло приказал он, пожирая ее глазами.
Она медленно вздохнула.
– Я думаю, что мне нравится целоваться с вами больше всего на свете.
– Даже больше, чем нюхать табак? – спросил он с насмешкой.
Она посмотрела на него с надменной улыбкой.
– Когда я нюхаю табак, трепещет только мой нос. Когда вы целуете меня, трепет превращается в настоящее землетрясение.
Ее ответ, похоже, доставил его светлости безмерное удовольствие. Он наклонился, чтобы поцеловать ее снова, и Брайони почувствовала, что предвкушение внутри ее перерастает в ненасытное желание.
– Скажите теперь, что вы чувствуете, – произнес он наконец.
– Я хочу больше. – Ее голос был мечтательным.
– Больше чего? – провокационно пробормотал он в ее волосы.
Брайони попыталась собраться с мыслями. Она не могла сказать с уверенностью, чего хочет. Но она знала, что только у него есть эта странная сила довести ее возбуждение до дурманящего исступления.
– Я не знаю... Больше вас, – ответила она, нетерпеливо притягивая его голову к своей.
– Моя дорогая девочка, – ответил он, прежде чем прильнуть губами к ее губам. – Я хочу всю тебя.
Она слышала, как его сердце бьется так же сильно, как ее собственное. Какая-то новая движущая сила, какой-то голод был в его губах, когда он стал покрывать поцелуями контуры ее шеи и нежные возвышенности грудей. Дикое возбуждение захлестнуло Брайони. Рейвенсворт почувствовал ее ответ, и его прикосновения стали более страстными, более собственническими, жадными, они призывали ее уступить ему с безраздельной страстностью. Брайони вдруг испугалась, смутилась и отстранилась, чтобы заглянуть в его лицо и найти там утешение.
– Скажите, что вы думаете, – задыхаясь, попросила она, стараясь разгадать выражение его полузакрытых глаз.
– Я думаю, моя чаровница, что если я очень скоро не лягу с вами в постель, то сойду с ума.
Ресницы Брайони задрожали, когда она осознала, что могут предвещать слова Рейвенсворта. Почувствовав, что она слегка отстранилась, его светлость вдруг понял, в какое затруднительное положение попал из-за неосторожного языка. Он попытался исправить ошибку:
– Брайони, нет! Вы не так меня поняли! Я не имел в виду ничего постыдного. Вы должны знать, каковы мои намерения насчет вашего будущего.
Ее щеки покрылись алыми пятнами, в глазах блестели непролитые слезы. Она отступила, пытаясь освободиться из объятий Рейвенсворта.
– Умоляю, не говорите больше ничего, – сухо произнесла она. – У меня, должно быть, помутился рассудок. – Она деланно рассмеялась. – Я знаю, что вы за человек. Я ошиблась, позволив вам такие вольности. Это – безумие. Я сама не своя. – Она покачала головой, словно пытаясь избавиться от наваждения. – В моей жизни не может быть места для человека вашего характера, – продолжала она со всхлипом. – Мы как масло и вода. – Она сделала отчаянную попытку высвободиться из его рук. – Отпустите меня! – приказала она, и слезы, наконец-то, заструились по ее щекам.
– Брайони, выслушайте меня. Я прошу у вас прощения...
С лестницы послышался звук торопливых шагов.
– Проклятие! – в сердцах выругался Рейвенсворт. Он резко отпустил ее и отвернулся к камину, приняв непринужденную позу. Раскрасневшаяся Харриет влетела в комнату. Пылающий гневом взгляд леди говорил присутствующим, что прогулка с Эйвери не только подняла ей настроение. Эйвери вбежал в гостиную через секунду после нее.
С напускным спокойствием Харриет подняла упавшую газету и устроилась в кресле около камина. Она развернула ее с яростным шуршанием и сделала вид, что читает. Эйвери робко улыбнулся остальным.
Ужин, хотя и гораздо лучший, чем они ожидали в таком непритязательном на вид заведении, прошел в неловком молчании. Все почувствовали облегчение, когда дамы, наконец, удалились и оставили джентльменов наедине с лучшим бренди, какое могла предложить гостиница.
Когда джентльмены остались одни, Рейвенсворт вопросительно поднял бровь.
– Ну? – поинтересовался он.
– Катастрофа! – мрачно ответил Эйвери.
– Она отказала тебе?
– О нет, она приняла мое предложение. – Лорд Эйвери грустно рассмеялся. – Я жду, что она швырнет это предложение мне в лицо завтра же утром.
– Так что пошло не так?
Лорд Эйвери задумался. Он вздохнул. Потом лукаво взглянул на Рейвенсворта.
– Из того, что я сказал, Харриет составила мнение – ошибочное, уверяю тебя, – что я возлагаю всю вину за случившееся на ее кузину Брайони.
– Ее одну и надо винить! – в ярости рявкнул Рейвенсворт, допивая бренди одним глотком. – Говоря так, ты не обижаешь меня! Какая мать, такая и дочь, я не сомневаюсь. Ее отцу следовало ее почаще пороть, когда она была ребенком.
– Судя по тому, что я слышал, ее вообще вряд ли пороли.
– Скоро это можно будет исправить, – пригрозил Рейвенсворт. Он наполнил бокал и почти мгновенно осушил его.
– Ты все еще хочешь жениться на ней? – спросил Эйвери, разглядывая бриллиантовое кольцо на своем пальце.
– Если смогу убедить ее, и я это сделаю, – мрачно ответил Рейвенсворт, как будто мысль о завоевании дамы не доставляла ему вообще никакого удовольствия.
– Она превратит твою жизнь в ад.
– Я смогу справиться с ней, – опрометчиво заявил Рейвенсворт, выпитый бренди придал ему ложной уверенности. – Даже если мы устроим наш дом в диких дебрях Африки, – добавил он, пытаясь пошутить, – уверен, что Брайони и светское общество поладят вполне сносно.
Лорд Эйвери улыбнулся.
– Харриет это не понравится. Она без ума от этой девушки. Если ты не против, Рейвенсворт, я скажу, что, по-моему, Брайони плохо влияет на Харриет.
– Дружище, – в сердцах ответил Рейвенсворт, – тебе не нужно убеждать меня. Брайони плохо влияет на всех и каждого. Везде, где она проходит, она сеет зло. Посмотри на меня. До того как я встретил ее, я был вполне разумным человеком, разве не так? – риторически поинтересовался он. – Редко в плохом настроении, всегда хорошая компания, если зайдут друзья. Мне было наплевать на весь мир, – задумчиво произнес он, как будто ностальгически вспоминая золотые дни юности. – Жизнь была такой простой. Я наслаждался случайным флиртом с красавицами сомнительной морали, а какой мужчина этого не делает? Моя ошибка была в том, что я позволил своему взгляду упасть на добродетельную, кроткую мисс. Учись на моих ошибках, Эйвери, – посоветовал он, стараясь сохранить рассудительность. – Она до такой степени сбила меня с толку, – добавил он грустно, – что я больше не различаю, что хорошо, а что – плохо. Я чувствую себя хоть наполовину разумным, лишь когда совершенно пьян.
– Я выпью за это, – педантично ответил Эйвери, протягивая свой бокал Рейвенсворту, чтобы тот снова наполнил его из уже полупустой бутылки.
После двух бутылок бренди одурманенные джентльмены помогли друг другу подняться по лестнице, которая, они могли поклясться, стала необъяснимо круче. Они упали в постели полностью одетыми, забыв даже снять заляпанные грязью сапоги. Денби, промелькнула смутная мысль у его светлости, к счастью, здесь нет, чтобы стать свидетелем позора своего хозяина.
Глава 12
– Вы в полном одиночестве, мисс Лэнгленд? Где же ваши спутники?
Брайони достаточно любезно, но без сердечности в голосе объяснила, что лорд Эйвери и Харриет пошли прогуляться. После утомительной езды в тесной карете глоток свежего воздуха может немного поднять настроение Харриет, решил лорд Эйвери.
Рейвенсворт молча переварил эту информацию, потом подошел к пылающему камину. Он протянул руки к огню и потер их друг о друга. Брайони обратилась к вчерашнему номеру «Таймс», лежавшему на ее коленях.
– Нет нужды спрашивать, не страдаете ли вы от упадка духа, мисс Лэнгленд, – учтиво начал он, поворачиваясь спиной к огню. – Ничто, как мне известно, не свернет вас с вашего пути.
Брайони услышала упрек в его словах и, снизойдя до ответа, слегка наклонила голову.
– Как скажете, милорд.
Он уселся в кресло напротив Брайони и удобно откинулся на подушки. Из кармана сюртука он достал простую серебряную табакерку и стал рассеянно постукивать пальцами по крышке. В глазах Брайони вспыхнул огонь, и Рейвенсворт, заметив его, резко сказал:
– Не будьте столь глупы, думая, что я приглашу вас составить мне компанию, девочка моя. Вы не возражаете, я надеюсь, если я буду наслаждаться в одиночестве?
Брайони объявила, что он может делать все, что захочет, и обратила все внимание на газету. Через несколько минут Рейвенсворт снова нарушил их молчание:
– Мисс Лэнгленд, Брайони, будьте так добры, удовлетворите мое любопытство.
Брайони вопросительно посмотрела на него и ждала.
– Меня интересует, как вы оцениваете произошедшее. Теперешняя ситуация не может быть счастливой для вас. И все же вы невозмутимы, спокойно читаете вчерашние новости, как будто окружающий мир вас совершенно не интересует. Вы не жалеете, что втянули себя и свою кузину в такую прискорбную ситуацию?
Брайони твердо взглянула на него.
– Я не вижу ничего дурного в моих действиях, милорд. Если бы была затронута моя совесть, это было бы другое дело. В такой ситуации я бы не успокоилась, пока все не исправила. Но не думайте увидеть меня с опущенной головой из-за какого-то незначительного несоблюдения приличий. Я невосприимчива к такой чепухе.
Рейвенсворт почувствовал, как в нем нарастает гнев, и прорычал:
– Вы что, совсем не понимаете, что прилично, девчонка? В вашем поведении, к сожалению, нет того, что подобает хорошо воспитанной молодой девушке. Говоря откровенно, мисс Лэнгленд, вы сами навлекли на себя этот позор.
– Вздор, – перебила его Брайони, не в силах терпеть несправедливость его упреков, и бросила газету на пол. – Позор? Что плохого я сделала? Я готова признать, что лишилась доброго мнения светского общества, которое я презираю. Разве плохо признать свое знакомство с дамой, которая проявила ко мне такую исключительную доброту? Я признаю, что с моей стороны было легкомысленно ставить мисс Уилсон в неловкое положение в Опере, но это было по неведению, а не по злому умыслу. – Ее голос дрожал от обиды и презрения. – Этот мир перевернут с ног на голову, милорд, когда христианскую леди сразу же осуждают за то, что она всего лишь выполнила свой долг, а так называемым благородным джентльменам позволено безнаказанно предлагать карт-бланш приличной девушке.
– Оставьте свои опасения на этот счет, мисс Лэнгленд, – язвительно заметил Рейвенсворт. – Я уже давно решил взять назад свое первоначальное предложение.
– Да как вы смеете, сэр! – воскликнула Брайони, вскакивая на ноги.
– Вы хотите сказать, что желаете, чтобы я повторил мое предложение? – с притворным удивлением поинтересовался Рейвенсворт, глядя в ее рассерженное лицо.
Она поняла, что он издевается над ней, делает из нее посмешище, и все ее тело задрожало от подавляемого гнева.
– Вы знаете, что не хочу, – ответила она с видом оскорбленного достоинства. – По-моему, я приложила все усилия, чтобы абсолютно точно выразить свое мнение на этот счет. Ваш образ жизни, ваше поведение отвратительны мне. – Она невольно поморщилась. – Короче говоря, милорд, мужчина, за которого я выйду замуж, будет не таким, как вы.
От этого последнего заявления у его светлости от гнева покраснела шея. Он неторопливо поднялся и угрожающе направился к ней. Брайони отступала, пока ее дрожащие руки не вцепились в край высокого буфета за ее спиной. Она остановилась.
Он неспешно подошел к ней и с напускной небрежностью оперся руками с обеих ее сторон о буфет. Его лицо было холодно-невозмутимым, но Брайони смутно сознавала, что оно скрывает какие-то более глубокие чувства. Ей не нравился слабый запах его одеколона, и она отвернулась, чтобы избежать его тревожащего влияния. Его близость была пугающей, волнующей, и она почувствовала, как кровь приливает к ее щекам. Ей стало трудно дышать, и она раскрыла губы, чтобы вдохнуть воздуха.
Когда он заговорил, его голос оказался лишен всяких эмоций:
– Тише, Брайони. Ваше последнее замечание должно было ранить, не правда ли? И теперь, когда вы преуспели в своем достойном похвалы намерении, зачем так бояться? Умоляю, продолжайте. Как я припоминаю, вы остановились на том, что не выйдете за такого человека, как я.
Брайони взглянула на дверь и со смешанным чувством страха и отвращения подумала, не должна ли она хотя бы попытаться убежать от своего захватчика. Голос Рейвенсворта около ее уха, обманчиво мягкий, предостерег ее от этой попытки.
– Даже не думайте об этом! – Его рука схватила ее подбородок и повернула ее лицо так, что ей пришлось посмотреть ему в глаза. – Расскажите мне о таких, как я, мужчинах, Брайони, – тихо сказал он. – Я хочу послушать.
Она решила, что будет честна, даже если он убьет ее за это.
– Вы не человек чести, милорд, – начала она, трепеща от собственной отваги. – И вы непоследовательны. Вы критикуете меня за пустячное несоблюдение условностей, хотя сами считаете вполне приличным для меня стать вашей любовницей. Вас не волнует ни мое счастье, ни душевное спокойствие моей семьи. Вы думаете только о своем эгоистичном удовольствии. Я отдам себя только тому мужчине, за которого выйду замуж. Он будет...
– Мужчина, которому я отдам себя, – насмешливо передразнил его светлость. – Послушайте меня, мисс Брайони Лэнгленд. Мужчиной, которому вы отдадите себя, буду я, или вы вообще не достанетесь никакому мужчине. – Его тон смягчился. – Вы что, вообще ничего не понимаете, глупенькая? – Он наклонил голову к ее лицу, его взгляд скользил по каждой ее черточке, и Брайони почувствовала его теплое дыхание на своем виске. – Брайони? – хрипло пробормотал он, как будто спрашивая ее позволения на что-то.
Хотя она не боялась его, она смутно сознавала, что он представляет для нее какую-то угрозу, и, если она позволит ему любить себя, не будет, не может быть пути назад. Она колебалась. Его губы скользили по ее глазам, и воля Брайони к сопротивлению стала слабеть. Ее пульс участился, и она почувствовала знакомый трепет, который начал медленно распространяться по телу. Ее дыхание превратилось в неровные, судорожные вдохи. Она замечала эти симптомы со странной отчужденностью, как будто она была доктором, который осматривает пациента с приступом какой-то болезни.
– Брайони. – Его голос звучал нежно и убедительно, пробуждая что-то глубоко внутри ее. Ее вздох был странной смесью покорности и предвкушения. Она повернула к нему лицо в ожидании поцелуя. Сильные руки прижали ее ближе, и его рот накрыл ее губы с мучительной нежностью. Не думая ни о чем, она изогнулась навстречу ему, плотно прижимаясь к его стройной фигуре. Ее руки скрестились позади его шеи. Целовать Хью Монтгомери, подумала Брайони, было самым замечательным удовольствием, какое только она испытывала в жизни.
Он отстранился от нее немного неохотно, и Брайони была разочарована.
– Скажите, о чем вы сейчас думаете! – хрипло приказал он, пожирая ее глазами.
Она медленно вздохнула.
– Я думаю, что мне нравится целоваться с вами больше всего на свете.
– Даже больше, чем нюхать табак? – спросил он с насмешкой.
Она посмотрела на него с надменной улыбкой.
– Когда я нюхаю табак, трепещет только мой нос. Когда вы целуете меня, трепет превращается в настоящее землетрясение.
Ее ответ, похоже, доставил его светлости безмерное удовольствие. Он наклонился, чтобы поцеловать ее снова, и Брайони почувствовала, что предвкушение внутри ее перерастает в ненасытное желание.
– Скажите теперь, что вы чувствуете, – произнес он наконец.
– Я хочу больше. – Ее голос был мечтательным.
– Больше чего? – провокационно пробормотал он в ее волосы.
Брайони попыталась собраться с мыслями. Она не могла сказать с уверенностью, чего хочет. Но она знала, что только у него есть эта странная сила довести ее возбуждение до дурманящего исступления.
– Я не знаю... Больше вас, – ответила она, нетерпеливо притягивая его голову к своей.
– Моя дорогая девочка, – ответил он, прежде чем прильнуть губами к ее губам. – Я хочу всю тебя.
Она слышала, как его сердце бьется так же сильно, как ее собственное. Какая-то новая движущая сила, какой-то голод был в его губах, когда он стал покрывать поцелуями контуры ее шеи и нежные возвышенности грудей. Дикое возбуждение захлестнуло Брайони. Рейвенсворт почувствовал ее ответ, и его прикосновения стали более страстными, более собственническими, жадными, они призывали ее уступить ему с безраздельной страстностью. Брайони вдруг испугалась, смутилась и отстранилась, чтобы заглянуть в его лицо и найти там утешение.
– Скажите, что вы думаете, – задыхаясь, попросила она, стараясь разгадать выражение его полузакрытых глаз.
– Я думаю, моя чаровница, что если я очень скоро не лягу с вами в постель, то сойду с ума.
Ресницы Брайони задрожали, когда она осознала, что могут предвещать слова Рейвенсворта. Почувствовав, что она слегка отстранилась, его светлость вдруг понял, в какое затруднительное положение попал из-за неосторожного языка. Он попытался исправить ошибку:
– Брайони, нет! Вы не так меня поняли! Я не имел в виду ничего постыдного. Вы должны знать, каковы мои намерения насчет вашего будущего.
Ее щеки покрылись алыми пятнами, в глазах блестели непролитые слезы. Она отступила, пытаясь освободиться из объятий Рейвенсворта.
– Умоляю, не говорите больше ничего, – сухо произнесла она. – У меня, должно быть, помутился рассудок. – Она деланно рассмеялась. – Я знаю, что вы за человек. Я ошиблась, позволив вам такие вольности. Это – безумие. Я сама не своя. – Она покачала головой, словно пытаясь избавиться от наваждения. – В моей жизни не может быть места для человека вашего характера, – продолжала она со всхлипом. – Мы как масло и вода. – Она сделала отчаянную попытку высвободиться из его рук. – Отпустите меня! – приказала она, и слезы, наконец-то, заструились по ее щекам.
– Брайони, выслушайте меня. Я прошу у вас прощения...
С лестницы послышался звук торопливых шагов.
– Проклятие! – в сердцах выругался Рейвенсворт. Он резко отпустил ее и отвернулся к камину, приняв непринужденную позу. Раскрасневшаяся Харриет влетела в комнату. Пылающий гневом взгляд леди говорил присутствующим, что прогулка с Эйвери не только подняла ей настроение. Эйвери вбежал в гостиную через секунду после нее.
С напускным спокойствием Харриет подняла упавшую газету и устроилась в кресле около камина. Она развернула ее с яростным шуршанием и сделала вид, что читает. Эйвери робко улыбнулся остальным.
Ужин, хотя и гораздо лучший, чем они ожидали в таком непритязательном на вид заведении, прошел в неловком молчании. Все почувствовали облегчение, когда дамы, наконец, удалились и оставили джентльменов наедине с лучшим бренди, какое могла предложить гостиница.
Когда джентльмены остались одни, Рейвенсворт вопросительно поднял бровь.
– Ну? – поинтересовался он.
– Катастрофа! – мрачно ответил Эйвери.
– Она отказала тебе?
– О нет, она приняла мое предложение. – Лорд Эйвери грустно рассмеялся. – Я жду, что она швырнет это предложение мне в лицо завтра же утром.
– Так что пошло не так?
Лорд Эйвери задумался. Он вздохнул. Потом лукаво взглянул на Рейвенсворта.
– Из того, что я сказал, Харриет составила мнение – ошибочное, уверяю тебя, – что я возлагаю всю вину за случившееся на ее кузину Брайони.
– Ее одну и надо винить! – в ярости рявкнул Рейвенсворт, допивая бренди одним глотком. – Говоря так, ты не обижаешь меня! Какая мать, такая и дочь, я не сомневаюсь. Ее отцу следовало ее почаще пороть, когда она была ребенком.
– Судя по тому, что я слышал, ее вообще вряд ли пороли.
– Скоро это можно будет исправить, – пригрозил Рейвенсворт. Он наполнил бокал и почти мгновенно осушил его.
– Ты все еще хочешь жениться на ней? – спросил Эйвери, разглядывая бриллиантовое кольцо на своем пальце.
– Если смогу убедить ее, и я это сделаю, – мрачно ответил Рейвенсворт, как будто мысль о завоевании дамы не доставляла ему вообще никакого удовольствия.
– Она превратит твою жизнь в ад.
– Я смогу справиться с ней, – опрометчиво заявил Рейвенсворт, выпитый бренди придал ему ложной уверенности. – Даже если мы устроим наш дом в диких дебрях Африки, – добавил он, пытаясь пошутить, – уверен, что Брайони и светское общество поладят вполне сносно.
Лорд Эйвери улыбнулся.
– Харриет это не понравится. Она без ума от этой девушки. Если ты не против, Рейвенсворт, я скажу, что, по-моему, Брайони плохо влияет на Харриет.
– Дружище, – в сердцах ответил Рейвенсворт, – тебе не нужно убеждать меня. Брайони плохо влияет на всех и каждого. Везде, где она проходит, она сеет зло. Посмотри на меня. До того как я встретил ее, я был вполне разумным человеком, разве не так? – риторически поинтересовался он. – Редко в плохом настроении, всегда хорошая компания, если зайдут друзья. Мне было наплевать на весь мир, – задумчиво произнес он, как будто ностальгически вспоминая золотые дни юности. – Жизнь была такой простой. Я наслаждался случайным флиртом с красавицами сомнительной морали, а какой мужчина этого не делает? Моя ошибка была в том, что я позволил своему взгляду упасть на добродетельную, кроткую мисс. Учись на моих ошибках, Эйвери, – посоветовал он, стараясь сохранить рассудительность. – Она до такой степени сбила меня с толку, – добавил он грустно, – что я больше не различаю, что хорошо, а что – плохо. Я чувствую себя хоть наполовину разумным, лишь когда совершенно пьян.
– Я выпью за это, – педантично ответил Эйвери, протягивая свой бокал Рейвенсворту, чтобы тот снова наполнил его из уже полупустой бутылки.
После двух бутылок бренди одурманенные джентльмены помогли друг другу подняться по лестнице, которая, они могли поклясться, стала необъяснимо круче. Они упали в постели полностью одетыми, забыв даже снять заляпанные грязью сапоги. Денби, промелькнула смутная мысль у его светлости, к счастью, здесь нет, чтобы стать свидетелем позора своего хозяина.
Глава 12
Рассвет следующего утра был серым и пророчил день для лежания в постели, как сообщил дамам хозяин гостиницы, хитро подмигнув, когда передавал записку от Рейвенсворта. Короткая, небрежно написанная записка извещала, что их светлости присоединятся к дамам не раньше полудня, поскольку оба плохо чувствуют себя из-за погоды.
Это не обмануло кузин. Посреди ночи их разбудил жуткий шум, когда лорды Рейвенсворт и Эйвери расходились после попойки по спальням. То, что джентльмены, наверное, страдают от последствий вчерашнего злоупотребления спиртным, вызвало довольные улыбки на лицах обеих кузин. Пока Рейвенсворт и Эйвери отказывали себе в удовольствии пить портвейн и бренди, они не позволяли девушкам отведать даже каплю чего-нибудь горячительного. Такое бесцеремонное обращение нельзя было назвать приятным.
– Вот она, справедливость! – обращаясь к Харриет, заметила Брайони, быстро просматривая до конца короткое письмо. Рейвенсворт также строго предупредил дам, чтобы те оставались вдали от чужих глаз (и от возможного вреда) в их отдельной гостиной до того момента, как джентльмены будут готовы продолжить путешествие. Их камеристка – жирно подчеркнуто несколько раз – должна все время быть вместе с ними, чтобы обеспечить им надежное сопровождение. Однако выполнить это последнее дерзкое требование было невозможно, поскольку Элис проснулась утром в жестокой лихорадке и не могла встать с постели.
Когда девушки закончили скромный завтрак из тостов и горячего шоколада, оставив копченую рыбу, ветчину и яичницу джентльменам, они удалились в комнату, которую занимали дамы, где на маленькой лежанке металась в жару Элис, обязанная наблюдать за приличиями. Как и следовало ожидать, лорды Рейвенсворт и Эйвери наслаждались роскошью отдельных спален.
Брайони с первого взгляда поняла, как тяжело страдает бедная девушка, и настояла, чтобы она немедленно легла в ее собственную кровать, которая была гораздо больше и удобнее. Харриет осталась в качестве сиделки, пока Брайони отправилась искать хозяина гостиницы, чтобы попросить миску жидкой каши и чашку горячего чая для больной. Ей пришлось нарушить предписание Рейвенсворта не появляться в публичных местах, но это мало заботило Брайони. Она рассудила, что было бы настоящим варварством не облегчить страдания бедной девушки.
Большую часть утра дамы по очереди ухаживали за несчастной служанкой. Надвигавшаяся гроза наконец разразилась, и дождь полился таким стремительным потоком, что Харриет и Брайони не могли, даже если бы захотели, скрасить однообразие своего дежурства прогулкой во дворе вопреки приказанию Рейвенсворта. Однако когда Элис забылась тяжелым сном, Брайони удалось смыть дорожную пыль с волос, и она оставила их сохнуть распущенными по плечам. По какой-то причине Рейвенсворт был категорически против распущенных волос Брайони, и в присутствии его светлости ей приходилось закалывать их в скромный гладкий пучок на затылке. Но, учитывая недомогание Рейвенсворта, Брайони осмелела.
Было уже далеко за полдень, но джентльмены так и не появились, а состояние Элис резко ухудшилось, и было необходимо вызвать доктора. В сложившихся обстоятельствах это была непростая задача. Буря, похоже, не собиравшаяся прекращаться, сделала непроходимыми дороги, и гостиница была переполнена путниками, пытавшимися найти ночлег. В отсутствие их светлостей Брайони пришлось самой идти искать их кучера, чтобы отправить его за доктором.
Она нерешительно стояла на лестничной площадке, прислушиваясь к шуму голосов, доносившемуся из общей столовой. По непристойным выражениям, долетавшим до ее ушей, Брайони поняла, что на первом этаже расположилась группа молодых щеголей и они собираются остаться на ночлег. Поблизости не оказалось ни одного лакея, которому можно было бы дать поручение. Пусть Рейвенсворту будет хуже, подумала Брайони с пробуждающейся яростью, что он оставил их в таком затруднительном положении.
Она подошла к его спальне и забарабанила в дверь.
– Рейвенсворт! – позвала она так громко, как только осмелилась. – Рейвенсворт! Вставайте, говорю вам! – Ничего не произошло. Она попробовала открыть дверь. Найдя ее незапертой, она со скрипом отворила ее. – Рейвенсворт! – гневно прошипела она. – Рейвенсворт, вы встанете? Нам нужен доктор для Элис. Если вы не встанете, я сама пойду и приведу его.
Рейвенсворт пошевелился. Он открыл один глаз и застонал от такого усилия.
– Убирайтесь! – слабо выговорил он. – Я не могу помочь вам. Разве вы не видите, что я на грани смерти? Делайте все, что сочтете нужным.
Ярость Брайони достигла точки кипения. Она с грохотом захлопнула дверь и для большего эффекта дернула болтающуюся ручку двери так, что она задребезжала. Услышав слабые стоны Рейвенсворта, она поджала губы от злорадного удовольствия. В глубоком возмущении, с развевающимися волосами она отправилась вниз по лестнице, чтобы найти неуловимого хозяина гостиницы. Обнаружив его в кухне, она раздраженно приказала ему найти кучера его светлости и немедленно послать его в личную гостиную маркиза. Испуганный хозяин не узнал даму и изумленно глазел на видение с каскадом золотых волос, горящими глазами и вздымающейся грудью, гадая, какому счастливчику может принадлежать эта сногсшибательная женщина.
Брайони с достоинством вернулась тем же путем, начиная верить, что страхи Рейвенсворта за даму без сопровождения в общественном месте были беспочвенны. Ее передвижения, считала она, остались незамеченными. В этом Брайони ошибалась.
Когда она достигла первой лестничной площадки, путь ей преградил пижонистый джентльмен возраста Рейвенсворта. Он небрежно прислонился к дверному косяку, поправляя складки галстука. Брайони помедлила, но, увидев, что интерес джентльмена сосредоточен не на ее персоне, она попыталась пройти мимо него, скромно опустив глаза.
– Прошу прошения, – сказала она, терпеливо ожидая, когда джентльмен подвинется.
Он медленно выпрямился и окинул ее оценивающим взглядом.
– Мисс Лэнгленд? – спросил он, растягивая слова, – Мисс Брайони Лэнгленд, не так ли?
Брайони вопросительно заглянула в его глаза, но то, что она прочла в них, заставило ее щеки тревожно запылать.
– Я не знаю вас, сэр, – ответила она, ее голос был холоден как лед.
– Я буду счастлив исправить это упущение, – вкрадчиво ответил джентльмен. – Полагаю, у нас есть общие знакомые.
– Да? – переспросила Брайони, слегка задыхаясь. Джентльмен многозначительно улыбнулся ей.
– Мисс Харриет Уилсон. Я был в ее ложе в тот вечер, когда вы почтили ее своим присутствием. Харриет не представила нас – досадная оплошность. Я Реджинальд Овертон, граф Графтон, ваш покорный слуга, мадам. – Его голос ласкал ее.
– Мисс Уилсон оказала мне большую услугу, сэр, – сухо ответила Брайони, стараясь незаметно пробраться мимо него. Было что-то неприятное, слишком наглое в том, как его глаза ощупывали ее фигуру. Брайони съежилась.
Джентльмен придвинулся ближе, и Брайони почувствовала его ненавистное дыхание на своей щеке.
– Черт, а вы очаровательная маленькая штучка, – сказал он, протягивая руку, чтобы погладить ее по волосам. Брайони отпрянула, но он схватил ее за плечи и неумолимо заключил в объятия.
Какое-то мгновение Брайони была слишком удивлена и испугана, чтобы сопротивляться, но когда в удушающем объятии его горячие губы накрыли ее рот, она со всхлипом откинула голову назад. Он тихонько рассмеялся и увлек бы ее через дверь туда, что, как она теперь поняла, было спальней – его спальней. Всепоглощающая паника дала Брайони силы противостоять ему. Он наклонился снова, чтобы поцеловать ее, и она изо всех сил укусила его губу. Графтон взвизгнул, но прежде чем он успел оправиться, Брайони вонзила высокий каблук своей туфли в его ногу и со всей силой толкнула его в грудь. Джентльмен с проклятием отшатнулся назад, и Брайони, сбросив туфли, взлетела вверх по лестнице.
Она не медлила ни секунды. Она инстинктивно чувствовала, где будет в безопасности, и направлялась туда, как возвращающийся домой голубь. Она промчалась мимо двери своей спальни и комнаты Эйвери и направилась прямо к Рейвенсворту. Графтон едва не наступал ей на пятки. Хватая воздух ртом, она распахнула дверь Рейвенсворта и бросилась, всхлипывая от облегчения, в объятия его светлости.
Рейвенсворт был, мягко говоря, ошарашен. Когда Брайони ушла, ее слова стали медленно доходить до его сознания, и он сразу же протрезвел. Он вылил себе на голову кувшин холодной воды и лихорадочно застегивал пуговицы на рубашке, когда Брайони влетела в комнату. Он крепко прижал испуганную девушку к себе. Взглянув в открытую дверь, он увидел графа. Графтон шагнул в комнату, и Брайони сильнее прижалась к защищающим рукам Рейвенсворта.
Глаза маркиза сузились, когда он заметил капли крови на подбородке Графтона и запачканный кровью галстук. Граф прижимал платок к порванной губе и не заметил опасного блеска в глазах Рейвенсворта.
– Вы не сказали мне, мисс Лэнгленд, – с ноткой обиды в голосе сказал граф, – что вы с Рейвенсвортом. Мы могли бы прийти к соглашению. Мы все еще можем договориться, с согласия Рейвенсворта, разумеется.
Брайони была в недоумении от слов графа, но маркиз прекрасно понял их злонамеренный смысл. Он отодвинул от себя Брайони, не обращая внимания на ее протесты, и шагнул к Графтону. Брайони услышала звук удара, но не видела, что произошло. Рейвенсворт, тяжело дыша, склонился над распростертым на полу неподвижным лордом Графтоном.
– Если ты еще хоть раз прикоснешься к этой леди, – произнес Рейвенсворт самым ласковым тоном, какой Брайони когда-либо слышала от него, – я убью тебя. Если желаешь сатисфакции, назови свое оружие и секундантов.
Граф, подавляя злость, посмотрел на своего обидчика. Он сел, держась рукой за челюсть.
– Откуда мне было знать, – капризно спросил он, – что дама под твоим покровительством?
– Рейвенсворт, – сказала Брайони, в голове ее мелькнуло понимание. – Лорд Графтон видел меня в обществе Харриет Уилсон. Если мы все ему объясним...
Это не обмануло кузин. Посреди ночи их разбудил жуткий шум, когда лорды Рейвенсворт и Эйвери расходились после попойки по спальням. То, что джентльмены, наверное, страдают от последствий вчерашнего злоупотребления спиртным, вызвало довольные улыбки на лицах обеих кузин. Пока Рейвенсворт и Эйвери отказывали себе в удовольствии пить портвейн и бренди, они не позволяли девушкам отведать даже каплю чего-нибудь горячительного. Такое бесцеремонное обращение нельзя было назвать приятным.
– Вот она, справедливость! – обращаясь к Харриет, заметила Брайони, быстро просматривая до конца короткое письмо. Рейвенсворт также строго предупредил дам, чтобы те оставались вдали от чужих глаз (и от возможного вреда) в их отдельной гостиной до того момента, как джентльмены будут готовы продолжить путешествие. Их камеристка – жирно подчеркнуто несколько раз – должна все время быть вместе с ними, чтобы обеспечить им надежное сопровождение. Однако выполнить это последнее дерзкое требование было невозможно, поскольку Элис проснулась утром в жестокой лихорадке и не могла встать с постели.
Когда девушки закончили скромный завтрак из тостов и горячего шоколада, оставив копченую рыбу, ветчину и яичницу джентльменам, они удалились в комнату, которую занимали дамы, где на маленькой лежанке металась в жару Элис, обязанная наблюдать за приличиями. Как и следовало ожидать, лорды Рейвенсворт и Эйвери наслаждались роскошью отдельных спален.
Брайони с первого взгляда поняла, как тяжело страдает бедная девушка, и настояла, чтобы она немедленно легла в ее собственную кровать, которая была гораздо больше и удобнее. Харриет осталась в качестве сиделки, пока Брайони отправилась искать хозяина гостиницы, чтобы попросить миску жидкой каши и чашку горячего чая для больной. Ей пришлось нарушить предписание Рейвенсворта не появляться в публичных местах, но это мало заботило Брайони. Она рассудила, что было бы настоящим варварством не облегчить страдания бедной девушки.
Большую часть утра дамы по очереди ухаживали за несчастной служанкой. Надвигавшаяся гроза наконец разразилась, и дождь полился таким стремительным потоком, что Харриет и Брайони не могли, даже если бы захотели, скрасить однообразие своего дежурства прогулкой во дворе вопреки приказанию Рейвенсворта. Однако когда Элис забылась тяжелым сном, Брайони удалось смыть дорожную пыль с волос, и она оставила их сохнуть распущенными по плечам. По какой-то причине Рейвенсворт был категорически против распущенных волос Брайони, и в присутствии его светлости ей приходилось закалывать их в скромный гладкий пучок на затылке. Но, учитывая недомогание Рейвенсворта, Брайони осмелела.
Было уже далеко за полдень, но джентльмены так и не появились, а состояние Элис резко ухудшилось, и было необходимо вызвать доктора. В сложившихся обстоятельствах это была непростая задача. Буря, похоже, не собиравшаяся прекращаться, сделала непроходимыми дороги, и гостиница была переполнена путниками, пытавшимися найти ночлег. В отсутствие их светлостей Брайони пришлось самой идти искать их кучера, чтобы отправить его за доктором.
Она нерешительно стояла на лестничной площадке, прислушиваясь к шуму голосов, доносившемуся из общей столовой. По непристойным выражениям, долетавшим до ее ушей, Брайони поняла, что на первом этаже расположилась группа молодых щеголей и они собираются остаться на ночлег. Поблизости не оказалось ни одного лакея, которому можно было бы дать поручение. Пусть Рейвенсворту будет хуже, подумала Брайони с пробуждающейся яростью, что он оставил их в таком затруднительном положении.
Она подошла к его спальне и забарабанила в дверь.
– Рейвенсворт! – позвала она так громко, как только осмелилась. – Рейвенсворт! Вставайте, говорю вам! – Ничего не произошло. Она попробовала открыть дверь. Найдя ее незапертой, она со скрипом отворила ее. – Рейвенсворт! – гневно прошипела она. – Рейвенсворт, вы встанете? Нам нужен доктор для Элис. Если вы не встанете, я сама пойду и приведу его.
Рейвенсворт пошевелился. Он открыл один глаз и застонал от такого усилия.
– Убирайтесь! – слабо выговорил он. – Я не могу помочь вам. Разве вы не видите, что я на грани смерти? Делайте все, что сочтете нужным.
Ярость Брайони достигла точки кипения. Она с грохотом захлопнула дверь и для большего эффекта дернула болтающуюся ручку двери так, что она задребезжала. Услышав слабые стоны Рейвенсворта, она поджала губы от злорадного удовольствия. В глубоком возмущении, с развевающимися волосами она отправилась вниз по лестнице, чтобы найти неуловимого хозяина гостиницы. Обнаружив его в кухне, она раздраженно приказала ему найти кучера его светлости и немедленно послать его в личную гостиную маркиза. Испуганный хозяин не узнал даму и изумленно глазел на видение с каскадом золотых волос, горящими глазами и вздымающейся грудью, гадая, какому счастливчику может принадлежать эта сногсшибательная женщина.
Брайони с достоинством вернулась тем же путем, начиная верить, что страхи Рейвенсворта за даму без сопровождения в общественном месте были беспочвенны. Ее передвижения, считала она, остались незамеченными. В этом Брайони ошибалась.
Когда она достигла первой лестничной площадки, путь ей преградил пижонистый джентльмен возраста Рейвенсворта. Он небрежно прислонился к дверному косяку, поправляя складки галстука. Брайони помедлила, но, увидев, что интерес джентльмена сосредоточен не на ее персоне, она попыталась пройти мимо него, скромно опустив глаза.
– Прошу прошения, – сказала она, терпеливо ожидая, когда джентльмен подвинется.
Он медленно выпрямился и окинул ее оценивающим взглядом.
– Мисс Лэнгленд? – спросил он, растягивая слова, – Мисс Брайони Лэнгленд, не так ли?
Брайони вопросительно заглянула в его глаза, но то, что она прочла в них, заставило ее щеки тревожно запылать.
– Я не знаю вас, сэр, – ответила она, ее голос был холоден как лед.
– Я буду счастлив исправить это упущение, – вкрадчиво ответил джентльмен. – Полагаю, у нас есть общие знакомые.
– Да? – переспросила Брайони, слегка задыхаясь. Джентльмен многозначительно улыбнулся ей.
– Мисс Харриет Уилсон. Я был в ее ложе в тот вечер, когда вы почтили ее своим присутствием. Харриет не представила нас – досадная оплошность. Я Реджинальд Овертон, граф Графтон, ваш покорный слуга, мадам. – Его голос ласкал ее.
– Мисс Уилсон оказала мне большую услугу, сэр, – сухо ответила Брайони, стараясь незаметно пробраться мимо него. Было что-то неприятное, слишком наглое в том, как его глаза ощупывали ее фигуру. Брайони съежилась.
Джентльмен придвинулся ближе, и Брайони почувствовала его ненавистное дыхание на своей щеке.
– Черт, а вы очаровательная маленькая штучка, – сказал он, протягивая руку, чтобы погладить ее по волосам. Брайони отпрянула, но он схватил ее за плечи и неумолимо заключил в объятия.
Какое-то мгновение Брайони была слишком удивлена и испугана, чтобы сопротивляться, но когда в удушающем объятии его горячие губы накрыли ее рот, она со всхлипом откинула голову назад. Он тихонько рассмеялся и увлек бы ее через дверь туда, что, как она теперь поняла, было спальней – его спальней. Всепоглощающая паника дала Брайони силы противостоять ему. Он наклонился снова, чтобы поцеловать ее, и она изо всех сил укусила его губу. Графтон взвизгнул, но прежде чем он успел оправиться, Брайони вонзила высокий каблук своей туфли в его ногу и со всей силой толкнула его в грудь. Джентльмен с проклятием отшатнулся назад, и Брайони, сбросив туфли, взлетела вверх по лестнице.
Она не медлила ни секунды. Она инстинктивно чувствовала, где будет в безопасности, и направлялась туда, как возвращающийся домой голубь. Она промчалась мимо двери своей спальни и комнаты Эйвери и направилась прямо к Рейвенсворту. Графтон едва не наступал ей на пятки. Хватая воздух ртом, она распахнула дверь Рейвенсворта и бросилась, всхлипывая от облегчения, в объятия его светлости.
Рейвенсворт был, мягко говоря, ошарашен. Когда Брайони ушла, ее слова стали медленно доходить до его сознания, и он сразу же протрезвел. Он вылил себе на голову кувшин холодной воды и лихорадочно застегивал пуговицы на рубашке, когда Брайони влетела в комнату. Он крепко прижал испуганную девушку к себе. Взглянув в открытую дверь, он увидел графа. Графтон шагнул в комнату, и Брайони сильнее прижалась к защищающим рукам Рейвенсворта.
Глаза маркиза сузились, когда он заметил капли крови на подбородке Графтона и запачканный кровью галстук. Граф прижимал платок к порванной губе и не заметил опасного блеска в глазах Рейвенсворта.
– Вы не сказали мне, мисс Лэнгленд, – с ноткой обиды в голосе сказал граф, – что вы с Рейвенсвортом. Мы могли бы прийти к соглашению. Мы все еще можем договориться, с согласия Рейвенсворта, разумеется.
Брайони была в недоумении от слов графа, но маркиз прекрасно понял их злонамеренный смысл. Он отодвинул от себя Брайони, не обращая внимания на ее протесты, и шагнул к Графтону. Брайони услышала звук удара, но не видела, что произошло. Рейвенсворт, тяжело дыша, склонился над распростертым на полу неподвижным лордом Графтоном.
– Если ты еще хоть раз прикоснешься к этой леди, – произнес Рейвенсворт самым ласковым тоном, какой Брайони когда-либо слышала от него, – я убью тебя. Если желаешь сатисфакции, назови свое оружие и секундантов.
Граф, подавляя злость, посмотрел на своего обидчика. Он сел, держась рукой за челюсть.
– Откуда мне было знать, – капризно спросил он, – что дама под твоим покровительством?
– Рейвенсворт, – сказала Брайони, в голове ее мелькнуло понимание. – Лорд Графтон видел меня в обществе Харриет Уилсон. Если мы все ему объясним...