– А что ты сделаешь, если я не скажу? – спросила Дейрдре холодно. – Побьешь меня? Думаю, нет. И дело не в том, что тебе этого не хочется, просто ты помнишь о моем деликатном положении. Как ты их найдешь, если я не скажу, куда они отправились? Они могут быть на пути к Гретна-Грин, или к Брюсселю, или, возможно, отправятся к моей подруге в Абердин.
Дейрдре сочувственно улыбнулась.
– Бедный Гарет! Ты ведь прекрасно знаешь, что я могла бы пустить тебя по ложному следу.
– Дейрдре! – В его голосе звучал гнев.
То, что жена сочла его способным ударить ее, сильно задело самолюбие Рэтборна.
– Как ты могла подумать, что я способен ударить тебя?!
– О, я знаю. Ты мог бы меня побить за это мое замечание. Он заметил, что Дейрдре смеется над ним, и несколько смягчился.
– В конце концов, это всего лишь слова!
– Ты прав, – согласилась Дейрдре. – Но перейдем к делу. У меня есть нужная тебе информация. Но есть единственный способ получить ее.
– Как? – поспешно спросил Рэтборн, и в его глазах сверкнул азарт.
– Мы оба игроки, как показал опыт. Пусть решат карты. Рэтборн заметно оживился.
– Пикет? – спросил он и, пододвинув стул ближе к карточному столу, сел поудобнее.
– Естественно.
– Ты проиграешь! Глупышка! Ты ведь знаешь, что не сможешь выиграть у меня.
Рэтборн собрал карты и, злорадно усмехнувшись, начал их тасовать и раздавать.
Он заметил на лице Дейрдре слабую улыбку, в которой было нечто похожее на торжество, и проговорил:
– Есть очень слабая надежда на то, что ты выиграешь. И в этом случае что ты потребуешь?
– Только час твоего времени, – спокойно ответила Дейрдре и подняла на мужа глаза.
– Час моего времени? С какой целью?
– Об этом я сообщу позже, – ответила загадочно Дейрдре и опустила ресницы, чтобы скрыть выражение глаз.
Брови Рэтборна сошлись в одну линию, но, подумав, он решил, что ему нечего опасаться. В пикете он непревзойденный мастер. Рэтборн расслабился и проговорил с нарочитой улыбкой:
– Начнем?
Через тридцать минут граф отодвинул свой стул и произнес укоризненно: .
– Ты практиковалась?
– О, как тяжело тебе дается проигрыш, – саркастически заметила Дейрдре и быстро сбросила карты в выдвижной ящик сбоку стола. – Ты хочешь выкрутиться и отделаться от платежа?
Лицо Рэтборна приняло настороженное выражение.
– Конечно, нет! Один час моего времени, Дейрдре, и ни минуты больше. Чем могу служить тебе?
Не произнося ни слова, Дейрдре поднялась и направилась к двери. Граф, прищурившись, смотрел, как она повернула ключ в замке, затем подошла к открытому окну и выбросила его на подъездную дорожку. Рэтборн услышал слабый звон стали о булыжник.
Дейрдре повернулась к нему и произнесла твердым голосом:
– Ты мой узник, как когда-то я была твоей узницей.
Зеленые, широко раскрытые глаза смотрели в золотистые глаза Рэтборна. Он откинулся на мягкую спинку стула и спросил тихо:
– И что, если так?
Дейрдре глубоко втянула воздух:
– Я узнала от тебя, что в некоторых обстоятельствах оправданными бывают только крайние меры.
Она подняла руку и стала медленно расстегивать пуговицы на корсаже жакета. Затем сдернула его с себя и небрежно бросила на спинку стула. Ее грудь вздымалась под действием сильного и глубокого чувства. Рэтборн смотрел на нее как завороженный.
– Дейрдре, – его голос прозвучал хрипло, а руки невольно потянулись к безупречно белому воротничку, чтобы сорвать его с шеи, – теперь я не допущу, чтобы ты пошла на попятный.
Плащ и рубашка в тот же миг оказались на полу. Рэтборн лихорадочно пытался расстегнуть пояс, когда услышал ледяной голос жены:
– Я собираюсь соблазнить тебя.
Дейрдре никак не могла справиться с застежкой на спине.
– Что ты, черт возьми, медлишь? Помоги мне! От этих слов у графа случился приступ смеха.
– Соблазнить меня? – спросил он недоуменно. – Дейрдре, неужели ты не знаешь, что соблазнить можно только того, кто проявляет нежелание принять участие в процессе?
– Ну конечно, я это знаю, – сердито ответила Дейрдре и оставила попытку расстегнуть пуговицы на спине. – Придется мне заниматься с тобой любовью в одежде, – заметила она прозаичным тоном и, приподняв юбку, предоставила мужу возможность полюбоваться ее стройными ногами, а потом осторожно по очереди сняла шелковые чулки.
Рэтборн старался сдержать головокружительный приступ желания.
– Дейрдре, – хрипло произнес он, – тебе нет нужды соблазнять меня.
– Есть, и очень серьезная, – ответила Дейрдре, и Рэтборн застонал, увидев, что она начала стягивать с себя панталоны.
– Но почему? – спросил он, жадно следя за каждым ее движением.
Дейрдре вскинула голову и посмотрела на него как на деревенского дурачка.
– Ну разве это не очевидно? Я должна подчинить тебя своей воле. Если это срабатывает с женщиной, то почему не сработает с мужчиной?
Рэтборн задумчиво взъерошил волосы и двинулся к софе, обитой штофом.
– Но я не убедил тебя, когда соблазнил? Ты бежала от меня... в Брюссель.
– Да, черт возьми! Я это сделала, – произнесла Дейрдре с некоторым раздражением. Она переступила через свои панталоны и, подцепив ногой, бросила их на гору лежащей на полу одежды.
– Но в этом случае я использую другой метод. Как ты это назовешь? О да, теперь я припоминаю, как это называется, – шантаж.
– Шантаж?
Дейрдре сделала несколько шагов с присущей ей грацией и остановилась возле Рэтборна:
– Я не вполне ясно представляю себе этот процесс, но, думаю, немного шантажа вкупе со здоровой дозой обольщения подчинят тебя моей воле.
Рэтборн протянул руку и схватил ее за запястье – не слишком крепко, но с достаточной силой, чтобы удержать и воспрепятствовать ее возможному бегству.
– Но какова твоя воля, Ди? – спросил он тихо. Дейрдре положила руку на обнаженное плечо мужа и наклонилась над ним так, что ее лицо оказалось в нескольких дюймах от него. Рэтборн поднял голову, и кончик ее языка коснулся его нижней губы.
– Скажи мне! – простонал Рэтборн.
– Моя воля, – ответила Дейрдре серьезно, – как тебе хорошо известно, нарожать кучу детишек с мягкими рыжими локонами.
Рэтборн уже не мог сдержать дрожи, и Дейрдре упала в его объятия.
– И?.. – спросил он.
Ее глаза заискрились смехом:
– И быть рядом с тобой в качестве твоей половины и помогать тебе обеспечить будущее наших детей и детей наших детей.
Рэтборн с силой прижал жену к себе, но она уперлась руками ему в грудь и продолжила:
– И сделать твой дом желанным прибежищем для всех членов наших семей, всех родственников, даже если бы порой мы и предпочли видеть их в Иерихоне.
– И ты не станешь настаивать на том, чтобы их поселили где-нибудь в другом месте?
– О, это! Я ни минуты не сомневалась в том, что ты на этот счет сделал определенные выводы и принял решение за меня.
– Благодарю за доверие. А как насчет Марии Дьюинтерс? Дейрдре опустила голову:
– Я читала газеты нынче утром и должна извиниться и перед ней, и перед тобой.
– Ди, как ты могла думать, что я пожелаю другую женщину после того, как мы с тобой связали наши судьбы?
– Ты так сильно меня любишь? – спросила Дейрдре и улыбнулась лукаво, глядя мужу прямо в глаза.
– Ничего подобного, просто я с трудом могу справиться с одной женщиной. Что бы я стал делать с двумя?
– Гарет Кавано, лучше поцелуй меня, пока мы не начали ссориться, – нарочито строго произнесла Дейрдре.
Много позже она посмотрела на часы, стоявшие на каминной полке, и томно сказала:
– Твой час истек, Рэтборн. Я должна тебя отпустить.
– М-м! Я не мелочный. Даю тебе еще час, – пробормотал граф, не желая покидать уютную постель.
– Но разве ты не хочешь знать, куда отправились Каро и Арман?
– Не особенно, – ответил Рэтборн и притянул Дейрдре к себе, чтобы снова осыпать пламенными поцелуями.
– Но... но... разве ты не ради этого приехал в Марклифф? – спросила она с легким удивлением.
– Это было одной из причин. Ты убедила меня, что Арман просто образец порядочности. Где они? Наверное, на пути в Бат к моей матери. Во всяком случае, меня это не удивило бы. О, ладно, – продолжал Рэтборн с философским видом, – это означает, что они освободили нас от своего присутствия по крайней мере на неделю.
Рэтборн прижался губами к пульсирующей жилке на шее жены. Она сделала легкое движение в сторону:
– Гарет?
– М-м?
– Мне надо сделать тебе признание.
– Скажешь позже, – пробормотал Рэтборн, прокладывая поцелуями дорожку к груди.
– Обещаешь не сердиться?
Граф поднял голову и испытующе посмотрел на жену:
– В чем дело?
– Я не только игрок и шантажистка, но также... пожалуйста, прости меня, мой дорогой, я еще и обманщица.
– Обманщица?
Дейрдре утвердительно кивнула и сказала совсем тихо:
– Я сейчас не обыграла тебя в карты. Я сжульничала. – Видя недоумение на лице мужа, она пояснила: – Карты меченые. До того как мы начали играть, Гарет, я знала каждую твою карту. У тебя не было ни одного шанса на успех.
Рэтборн смотрел на серьезное лицо жены и светился от счастья.
– Глупышка, – промурлыкал он ей на ухо, – я знал это с той минуты, как увидел тебя. Забудь об этом. Если бы я выиграл, то потребовал бы от тебя точно такую же плату.
– Ты не хочешь знать, где Каро?
– Ах это, – ответил Гарет равнодушно. – Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы думать, что ты могла оказывать поддержку неправому делу. У меня, по правде говоря, нет желания мотаться по всей Англии в поисках своевольной сестрицы. Арман хотел возложить на себя ответственность? Его желание исполнилось. Пусть попытается укротить ее. А я попробую справиться с нежной девушкой, на которой женат.
Дейрдре слышала размеренное биение его сердца у своей груди. Она смотрела на него сквозь ресницы, и внезапно ее охватила бесконечная нежность, от которой сдавило горло. Она поднесла руку к лицу Рэтборна и провела по огрубевшему шраму на щеке. Волна воспоминаний внезапно нахлынула на нее. Дейрдре едва узнавала девушку, которая, любя его, впала вдруг в неистовую ярость и со страстью отрицала силу возникшего между ними чувства. То, что любовь Рэтборна преодолела время, расстояние и всевозможные препятствия, которые она сама поставила на пути этой любви, казалось Дейрдре чудом. Теперь она не могла пенять ему и за ту почти пугающую настойчивость, которая вынудила ее смириться с его притязаниями. Дейрдре испытывала бесконечную благодарность мужу. Это чувство, словно чистый родник, омывало ее душу. Она как будто вернулась домой и теперь знала, что человек, которого так не хотела любить, которому так не доверяла, не имея на то оснований, был единственным в мире, кто мог дать ей настоящее счастье.
Дейрдре глубоко вздохнула и смущенно произнесла:
– Гарет, в ту ночь на стене замка, когда я пригрозила тебе пистолетом...
– Да... пистолетом. Думаю, что это ранило меня больше всего. Знаешь, я подверг тебя испытанию, но думал, что О'Тул следует за Тони. Я не мог рисковать: если бы ты нажала на курок, он мог выстрелить в отместку. Я должен был быстро разоружить тебя.
– Ты подверг меня испытанию? Ты был уверен, что я не нажму на курок?
– Нет, моя любовь. В тот момент я отдал бы все на свете, чтобы быть уверенным, что ты выбрала меня, а не своего брата.
Глаза Дейрдре заблестели от слез, и она сказала запинаясь:
– Но ты ведь мог умереть.
– В таком случае я знал бы ответ.
Лицо Гарета было серьезным, но в глазах искрились смешинки.
– А что касается пистолета... – продолжила Дейрдре, но Рэтборн прикрыл ей рот рукой.
– Знаю. Я нашел его несколько дней спустя. Он не был заряжен.
– Не был.
– Но почему?..
– Потому что... потому что я поняла, что не могу зайти так далеко. Если бы пистолет был заряжен, не думаю, что я смогла бы наставить его на тебя. Незаряженный пистолет был лучше, чем ничего. Когда ты вынудил меня сделать выбор между двумя людьми, которых я люблю больше всех на свете, это был наилучший компромисс, какой я могла придумать.
– Я безумно ревновал тебя. Можешь меня простить? Я с самого начала хотел разделить с тобой бремя заботы о твоем брате. Но ты не хотела этого, ты не принимала моей помощи. И если я старался развить в Армане чувство ответственности, то ты...
– Знаю. Я постоянно пыталась разрушить то хорошее, что ты делал для него.
Рэтборн откинул голову назад, чтобы лучше видеть лицо жены, и Дейрдре продолжала:
– Арман сам сказал мне об этом, и даже больше. Он сказал, что, если бы рядом с ним был кто-нибудь вроде тебя в качестве опекуна в последние пять лет, он, возможно, и не был бы таким шалопаем. Думаю, он тебя боготворит как героя войны.
– О, это, пожалуй, уж слишком.
В глазах Дейрдре заплясали бесенята.
– Я ему так и сказала.
За такую дерзость Рэтборн встряхнул ее как следует, и она удобнее устроилась в его объятиях.
– Гарет?
– Мм?
– Ты сказал, что Каро была только одной из причин, вынудивших тебя явиться в Марклифф. А какой же была другая?
Рэтборн неохотно оторвался от плеча Дейрдре, которое осыпал неспешными поцелуями:
– Другая? Забрать тебя отсюда и отвезти, в твой дом.
– Значит, ты немного скучал по мне? – спросила Дейрдре кокетливо.
– Больше, чем немного, – ответил Рэтборн с жаром.
– Да? Продолжай.
– Моя дорогая, как я мог не скучать? Каждый день твоего отсутствия был для меня пыткой.
– Как это? – игриво спросила Дейрдре.
– В конце концов мое сопротивление было сломлено, и виной тому стали свечи.
– Свечи? – удивилась Дейрдре и с интересом посмотрела на мужа.
Рэтборн растянул губы в улыбке:
– Свечи были последней каплей в ту неделю полного упадка сил. Веллингтон при Ватерлоо не мог чувствовать большего отчаяния. Ты моя последняя надежда. Если ты будешь рядом, мы выиграем битву.
– Ватерлоо? Битву? О чем ты?
– Неужели не догадываешься? Тогда я объясню, хотя мне тяжело говорить об этом. В рядах гарнизона Белмонта назревает бунт. Признаки неблагополучия неоспоримы. Хочешь, чтобы я их перечислил?
Приняв изумленное молчание и широко раскрытые глаза жены за согласие, граф продолжил:
– В замке нет ни единой свечи, которая бы не чадила и с которой бы не капал воск. Когда вечером их зажигают, в доме царит туман, и это становится невыносимо. Похоже, что на серебро напала неизлечимая болезнь. Думаю, это называется потемнением. Огонь больше не хочет гореть в каминах. Вода вопреки законам природы не желает закипать, поэтому каждый вечер я вынужден принимать холодную ванну. У слуг необъяснимая амнезия. Они так отупели, что не могут отличить столовую от комнаты с гобеленами. Ни один не отзывается, когда его окликают по имени. И не важно, называешь ли ты его Джоном или Джеремаей. Кухарка не помнит, как варить яйца, не говоря уже о более изысканных блюдах, которые мы имели удовольствие вкушать, когда ты была с нами. Почту не доставляют, даже если на ней королевская печать. Но хуже всего то, что мой лучший бренди превратился в уксус. Видишь, как обстоят у меня дела. Меня поставили на колени. Ты, Дейрдре, моя последняя надежда, и я рассчитываю на твою помощь. Если ты не вернешься, значит, я конченый человек.
– Так ты поэтому хочешь, чтобы я вернулась в Белмонт? – спросила Дейрдре с возмущением.
– ...чтобы сделать мою жизнь уютной, – заключил граф мягко.
В комнате повисло молчание, и в нем таилось нечто мрачное и угрожающее. И вдруг из уст Дейрдре извергся поток брани. Граф содрогался, слушая ее. Через минуту он обнял жену за талию, притянул к себе, теплую, уютную, и принялся с жаром целовать.
Когда Дейрдре наконец перестала сопротивляться под напором его неистовых ласк, он поднял голову и с удовлетворением посмотрел в ее затуманившиеся глаза:
– Итак, мадам жена, это третья причина, почему я хочу, чтобы вы вернулись в Белмонт. И что вы на это скажете?
Но Дейрдре была не способна выражаться ясно. С ее губ слетел звук, похожий на жалобный стон. Она попыталась заговорить, но связная речь оказалась ей не под силу, и Рэтборн, прекрасно поняв этот не вполне ясно выраженный ответ любимой, попытался доказать ей, что слова для любящих сердец не нужны.
Дейрдре сочувственно улыбнулась.
– Бедный Гарет! Ты ведь прекрасно знаешь, что я могла бы пустить тебя по ложному следу.
– Дейрдре! – В его голосе звучал гнев.
То, что жена сочла его способным ударить ее, сильно задело самолюбие Рэтборна.
– Как ты могла подумать, что я способен ударить тебя?!
– О, я знаю. Ты мог бы меня побить за это мое замечание. Он заметил, что Дейрдре смеется над ним, и несколько смягчился.
– В конце концов, это всего лишь слова!
– Ты прав, – согласилась Дейрдре. – Но перейдем к делу. У меня есть нужная тебе информация. Но есть единственный способ получить ее.
– Как? – поспешно спросил Рэтборн, и в его глазах сверкнул азарт.
– Мы оба игроки, как показал опыт. Пусть решат карты. Рэтборн заметно оживился.
– Пикет? – спросил он и, пододвинув стул ближе к карточному столу, сел поудобнее.
– Естественно.
– Ты проиграешь! Глупышка! Ты ведь знаешь, что не сможешь выиграть у меня.
Рэтборн собрал карты и, злорадно усмехнувшись, начал их тасовать и раздавать.
Он заметил на лице Дейрдре слабую улыбку, в которой было нечто похожее на торжество, и проговорил:
– Есть очень слабая надежда на то, что ты выиграешь. И в этом случае что ты потребуешь?
– Только час твоего времени, – спокойно ответила Дейрдре и подняла на мужа глаза.
– Час моего времени? С какой целью?
– Об этом я сообщу позже, – ответила загадочно Дейрдре и опустила ресницы, чтобы скрыть выражение глаз.
Брови Рэтборна сошлись в одну линию, но, подумав, он решил, что ему нечего опасаться. В пикете он непревзойденный мастер. Рэтборн расслабился и проговорил с нарочитой улыбкой:
– Начнем?
Через тридцать минут граф отодвинул свой стул и произнес укоризненно: .
– Ты практиковалась?
– О, как тяжело тебе дается проигрыш, – саркастически заметила Дейрдре и быстро сбросила карты в выдвижной ящик сбоку стола. – Ты хочешь выкрутиться и отделаться от платежа?
Лицо Рэтборна приняло настороженное выражение.
– Конечно, нет! Один час моего времени, Дейрдре, и ни минуты больше. Чем могу служить тебе?
Не произнося ни слова, Дейрдре поднялась и направилась к двери. Граф, прищурившись, смотрел, как она повернула ключ в замке, затем подошла к открытому окну и выбросила его на подъездную дорожку. Рэтборн услышал слабый звон стали о булыжник.
Дейрдре повернулась к нему и произнесла твердым голосом:
– Ты мой узник, как когда-то я была твоей узницей.
Зеленые, широко раскрытые глаза смотрели в золотистые глаза Рэтборна. Он откинулся на мягкую спинку стула и спросил тихо:
– И что, если так?
Дейрдре глубоко втянула воздух:
– Я узнала от тебя, что в некоторых обстоятельствах оправданными бывают только крайние меры.
Она подняла руку и стала медленно расстегивать пуговицы на корсаже жакета. Затем сдернула его с себя и небрежно бросила на спинку стула. Ее грудь вздымалась под действием сильного и глубокого чувства. Рэтборн смотрел на нее как завороженный.
– Дейрдре, – его голос прозвучал хрипло, а руки невольно потянулись к безупречно белому воротничку, чтобы сорвать его с шеи, – теперь я не допущу, чтобы ты пошла на попятный.
Плащ и рубашка в тот же миг оказались на полу. Рэтборн лихорадочно пытался расстегнуть пояс, когда услышал ледяной голос жены:
– Я собираюсь соблазнить тебя.
Дейрдре никак не могла справиться с застежкой на спине.
– Что ты, черт возьми, медлишь? Помоги мне! От этих слов у графа случился приступ смеха.
– Соблазнить меня? – спросил он недоуменно. – Дейрдре, неужели ты не знаешь, что соблазнить можно только того, кто проявляет нежелание принять участие в процессе?
– Ну конечно, я это знаю, – сердито ответила Дейрдре и оставила попытку расстегнуть пуговицы на спине. – Придется мне заниматься с тобой любовью в одежде, – заметила она прозаичным тоном и, приподняв юбку, предоставила мужу возможность полюбоваться ее стройными ногами, а потом осторожно по очереди сняла шелковые чулки.
Рэтборн старался сдержать головокружительный приступ желания.
– Дейрдре, – хрипло произнес он, – тебе нет нужды соблазнять меня.
– Есть, и очень серьезная, – ответила Дейрдре, и Рэтборн застонал, увидев, что она начала стягивать с себя панталоны.
– Но почему? – спросил он, жадно следя за каждым ее движением.
Дейрдре вскинула голову и посмотрела на него как на деревенского дурачка.
– Ну разве это не очевидно? Я должна подчинить тебя своей воле. Если это срабатывает с женщиной, то почему не сработает с мужчиной?
Рэтборн задумчиво взъерошил волосы и двинулся к софе, обитой штофом.
– Но я не убедил тебя, когда соблазнил? Ты бежала от меня... в Брюссель.
– Да, черт возьми! Я это сделала, – произнесла Дейрдре с некоторым раздражением. Она переступила через свои панталоны и, подцепив ногой, бросила их на гору лежащей на полу одежды.
– Но в этом случае я использую другой метод. Как ты это назовешь? О да, теперь я припоминаю, как это называется, – шантаж.
– Шантаж?
Дейрдре сделала несколько шагов с присущей ей грацией и остановилась возле Рэтборна:
– Я не вполне ясно представляю себе этот процесс, но, думаю, немного шантажа вкупе со здоровой дозой обольщения подчинят тебя моей воле.
Рэтборн протянул руку и схватил ее за запястье – не слишком крепко, но с достаточной силой, чтобы удержать и воспрепятствовать ее возможному бегству.
– Но какова твоя воля, Ди? – спросил он тихо. Дейрдре положила руку на обнаженное плечо мужа и наклонилась над ним так, что ее лицо оказалось в нескольких дюймах от него. Рэтборн поднял голову, и кончик ее языка коснулся его нижней губы.
– Скажи мне! – простонал Рэтборн.
– Моя воля, – ответила Дейрдре серьезно, – как тебе хорошо известно, нарожать кучу детишек с мягкими рыжими локонами.
Рэтборн уже не мог сдержать дрожи, и Дейрдре упала в его объятия.
– И?.. – спросил он.
Ее глаза заискрились смехом:
– И быть рядом с тобой в качестве твоей половины и помогать тебе обеспечить будущее наших детей и детей наших детей.
Рэтборн с силой прижал жену к себе, но она уперлась руками ему в грудь и продолжила:
– И сделать твой дом желанным прибежищем для всех членов наших семей, всех родственников, даже если бы порой мы и предпочли видеть их в Иерихоне.
– И ты не станешь настаивать на том, чтобы их поселили где-нибудь в другом месте?
– О, это! Я ни минуты не сомневалась в том, что ты на этот счет сделал определенные выводы и принял решение за меня.
– Благодарю за доверие. А как насчет Марии Дьюинтерс? Дейрдре опустила голову:
– Я читала газеты нынче утром и должна извиниться и перед ней, и перед тобой.
– Ди, как ты могла думать, что я пожелаю другую женщину после того, как мы с тобой связали наши судьбы?
– Ты так сильно меня любишь? – спросила Дейрдре и улыбнулась лукаво, глядя мужу прямо в глаза.
– Ничего подобного, просто я с трудом могу справиться с одной женщиной. Что бы я стал делать с двумя?
– Гарет Кавано, лучше поцелуй меня, пока мы не начали ссориться, – нарочито строго произнесла Дейрдре.
Много позже она посмотрела на часы, стоявшие на каминной полке, и томно сказала:
– Твой час истек, Рэтборн. Я должна тебя отпустить.
– М-м! Я не мелочный. Даю тебе еще час, – пробормотал граф, не желая покидать уютную постель.
– Но разве ты не хочешь знать, куда отправились Каро и Арман?
– Не особенно, – ответил Рэтборн и притянул Дейрдре к себе, чтобы снова осыпать пламенными поцелуями.
– Но... но... разве ты не ради этого приехал в Марклифф? – спросила она с легким удивлением.
– Это было одной из причин. Ты убедила меня, что Арман просто образец порядочности. Где они? Наверное, на пути в Бат к моей матери. Во всяком случае, меня это не удивило бы. О, ладно, – продолжал Рэтборн с философским видом, – это означает, что они освободили нас от своего присутствия по крайней мере на неделю.
Рэтборн прижался губами к пульсирующей жилке на шее жены. Она сделала легкое движение в сторону:
– Гарет?
– М-м?
– Мне надо сделать тебе признание.
– Скажешь позже, – пробормотал Рэтборн, прокладывая поцелуями дорожку к груди.
– Обещаешь не сердиться?
Граф поднял голову и испытующе посмотрел на жену:
– В чем дело?
– Я не только игрок и шантажистка, но также... пожалуйста, прости меня, мой дорогой, я еще и обманщица.
– Обманщица?
Дейрдре утвердительно кивнула и сказала совсем тихо:
– Я сейчас не обыграла тебя в карты. Я сжульничала. – Видя недоумение на лице мужа, она пояснила: – Карты меченые. До того как мы начали играть, Гарет, я знала каждую твою карту. У тебя не было ни одного шанса на успех.
Рэтборн смотрел на серьезное лицо жены и светился от счастья.
– Глупышка, – промурлыкал он ей на ухо, – я знал это с той минуты, как увидел тебя. Забудь об этом. Если бы я выиграл, то потребовал бы от тебя точно такую же плату.
– Ты не хочешь знать, где Каро?
– Ах это, – ответил Гарет равнодушно. – Я слишком хорошо тебя знаю, чтобы думать, что ты могла оказывать поддержку неправому делу. У меня, по правде говоря, нет желания мотаться по всей Англии в поисках своевольной сестрицы. Арман хотел возложить на себя ответственность? Его желание исполнилось. Пусть попытается укротить ее. А я попробую справиться с нежной девушкой, на которой женат.
Дейрдре слышала размеренное биение его сердца у своей груди. Она смотрела на него сквозь ресницы, и внезапно ее охватила бесконечная нежность, от которой сдавило горло. Она поднесла руку к лицу Рэтборна и провела по огрубевшему шраму на щеке. Волна воспоминаний внезапно нахлынула на нее. Дейрдре едва узнавала девушку, которая, любя его, впала вдруг в неистовую ярость и со страстью отрицала силу возникшего между ними чувства. То, что любовь Рэтборна преодолела время, расстояние и всевозможные препятствия, которые она сама поставила на пути этой любви, казалось Дейрдре чудом. Теперь она не могла пенять ему и за ту почти пугающую настойчивость, которая вынудила ее смириться с его притязаниями. Дейрдре испытывала бесконечную благодарность мужу. Это чувство, словно чистый родник, омывало ее душу. Она как будто вернулась домой и теперь знала, что человек, которого так не хотела любить, которому так не доверяла, не имея на то оснований, был единственным в мире, кто мог дать ей настоящее счастье.
Дейрдре глубоко вздохнула и смущенно произнесла:
– Гарет, в ту ночь на стене замка, когда я пригрозила тебе пистолетом...
– Да... пистолетом. Думаю, что это ранило меня больше всего. Знаешь, я подверг тебя испытанию, но думал, что О'Тул следует за Тони. Я не мог рисковать: если бы ты нажала на курок, он мог выстрелить в отместку. Я должен был быстро разоружить тебя.
– Ты подверг меня испытанию? Ты был уверен, что я не нажму на курок?
– Нет, моя любовь. В тот момент я отдал бы все на свете, чтобы быть уверенным, что ты выбрала меня, а не своего брата.
Глаза Дейрдре заблестели от слез, и она сказала запинаясь:
– Но ты ведь мог умереть.
– В таком случае я знал бы ответ.
Лицо Гарета было серьезным, но в глазах искрились смешинки.
– А что касается пистолета... – продолжила Дейрдре, но Рэтборн прикрыл ей рот рукой.
– Знаю. Я нашел его несколько дней спустя. Он не был заряжен.
– Не был.
– Но почему?..
– Потому что... потому что я поняла, что не могу зайти так далеко. Если бы пистолет был заряжен, не думаю, что я смогла бы наставить его на тебя. Незаряженный пистолет был лучше, чем ничего. Когда ты вынудил меня сделать выбор между двумя людьми, которых я люблю больше всех на свете, это был наилучший компромисс, какой я могла придумать.
– Я безумно ревновал тебя. Можешь меня простить? Я с самого начала хотел разделить с тобой бремя заботы о твоем брате. Но ты не хотела этого, ты не принимала моей помощи. И если я старался развить в Армане чувство ответственности, то ты...
– Знаю. Я постоянно пыталась разрушить то хорошее, что ты делал для него.
Рэтборн откинул голову назад, чтобы лучше видеть лицо жены, и Дейрдре продолжала:
– Арман сам сказал мне об этом, и даже больше. Он сказал, что, если бы рядом с ним был кто-нибудь вроде тебя в качестве опекуна в последние пять лет, он, возможно, и не был бы таким шалопаем. Думаю, он тебя боготворит как героя войны.
– О, это, пожалуй, уж слишком.
В глазах Дейрдре заплясали бесенята.
– Я ему так и сказала.
За такую дерзость Рэтборн встряхнул ее как следует, и она удобнее устроилась в его объятиях.
– Гарет?
– Мм?
– Ты сказал, что Каро была только одной из причин, вынудивших тебя явиться в Марклифф. А какой же была другая?
Рэтборн неохотно оторвался от плеча Дейрдре, которое осыпал неспешными поцелуями:
– Другая? Забрать тебя отсюда и отвезти, в твой дом.
– Значит, ты немного скучал по мне? – спросила Дейрдре кокетливо.
– Больше, чем немного, – ответил Рэтборн с жаром.
– Да? Продолжай.
– Моя дорогая, как я мог не скучать? Каждый день твоего отсутствия был для меня пыткой.
– Как это? – игриво спросила Дейрдре.
– В конце концов мое сопротивление было сломлено, и виной тому стали свечи.
– Свечи? – удивилась Дейрдре и с интересом посмотрела на мужа.
Рэтборн растянул губы в улыбке:
– Свечи были последней каплей в ту неделю полного упадка сил. Веллингтон при Ватерлоо не мог чувствовать большего отчаяния. Ты моя последняя надежда. Если ты будешь рядом, мы выиграем битву.
– Ватерлоо? Битву? О чем ты?
– Неужели не догадываешься? Тогда я объясню, хотя мне тяжело говорить об этом. В рядах гарнизона Белмонта назревает бунт. Признаки неблагополучия неоспоримы. Хочешь, чтобы я их перечислил?
Приняв изумленное молчание и широко раскрытые глаза жены за согласие, граф продолжил:
– В замке нет ни единой свечи, которая бы не чадила и с которой бы не капал воск. Когда вечером их зажигают, в доме царит туман, и это становится невыносимо. Похоже, что на серебро напала неизлечимая болезнь. Думаю, это называется потемнением. Огонь больше не хочет гореть в каминах. Вода вопреки законам природы не желает закипать, поэтому каждый вечер я вынужден принимать холодную ванну. У слуг необъяснимая амнезия. Они так отупели, что не могут отличить столовую от комнаты с гобеленами. Ни один не отзывается, когда его окликают по имени. И не важно, называешь ли ты его Джоном или Джеремаей. Кухарка не помнит, как варить яйца, не говоря уже о более изысканных блюдах, которые мы имели удовольствие вкушать, когда ты была с нами. Почту не доставляют, даже если на ней королевская печать. Но хуже всего то, что мой лучший бренди превратился в уксус. Видишь, как обстоят у меня дела. Меня поставили на колени. Ты, Дейрдре, моя последняя надежда, и я рассчитываю на твою помощь. Если ты не вернешься, значит, я конченый человек.
– Так ты поэтому хочешь, чтобы я вернулась в Белмонт? – спросила Дейрдре с возмущением.
– ...чтобы сделать мою жизнь уютной, – заключил граф мягко.
В комнате повисло молчание, и в нем таилось нечто мрачное и угрожающее. И вдруг из уст Дейрдре извергся поток брани. Граф содрогался, слушая ее. Через минуту он обнял жену за талию, притянул к себе, теплую, уютную, и принялся с жаром целовать.
Когда Дейрдре наконец перестала сопротивляться под напором его неистовых ласк, он поднял голову и с удовлетворением посмотрел в ее затуманившиеся глаза:
– Итак, мадам жена, это третья причина, почему я хочу, чтобы вы вернулись в Белмонт. И что вы на это скажете?
Но Дейрдре была не способна выражаться ясно. С ее губ слетел звук, похожий на жалобный стон. Она попыталась заговорить, но связная речь оказалась ей не под силу, и Рэтборн, прекрасно поняв этот не вполне ясно выраженный ответ любимой, попытался доказать ей, что слова для любящих сердец не нужны.