– Рэтборн! – изумленно воскликнула она. Граф устремил на нее свои кошачьи глаза.
   – Гарет, – тихо поправил он и, прежде чем Дейрдре успела опомниться, взял ее за локоть и повел к ожидавшей его коляске.
   – Я получил разрешение леди Фентон, – пояснил он, почувствовав, как напряглась Дейрдре. – Уверяю вас, вполне прилично для джентльмена повезти леди кататься в открытом экипаже.
   Дейрдре следовало бы догадаться, что экипаж принадлежит графу Рэтборну. Вот его герб на дверце коляски – гребень красного ястреба. Но ей и в голову не пришло, что Рэтборн будет ее искать. Едва ли прошел час с тех пор, как они разговаривали на Бонд-стрит.
   Что он задумал? Арман! Ну конечно! Он хочет разузнать у нее насчет брата.
   Удобно расположившись на подушках сиденья, обитого черной кожей, Дейрдре настороженно огляделась, тогда как Рэтборн, ловко щелкнув кнутом, пустил гнедых неспешной рысью.
   – Куда вы меня везете? – спросила Дейрдре.
   – Всего лишь в парк. А вы что подумали? Что я собираюсь вас похитить? Будьте спокойны. Это не входит в мои намерения, – ответил граф.
   – У вас какие-то дела с моей теткой, сэр?
   Она старалась избегать называть графа по имени. Рэтборн бросил на нее иронический взгляд.
   – Non sequitur, никаких неприятных воспоминаний, если я правильно расслышал? Означает ли это то, что мы вложили мечи в ножны?
   Рэтборн издал вздох, достойный влюбленного, но Дейрдре не обратила на него внимания.
   – Я готов ответить на ваш вопрос, – продолжал он. – Да, у меня есть кое-какие личные дела с леди Фентон.
   Дейрдре ждала объяснений, но, судя по всему, граф не собирался удовлетворять ее любопытство.
   Выдержав паузу, она сделала новую попытку:
   – Как хорошо вы управляетесь с лошадьми.
   Это преувеличенное восхищение было выражено мастерски.
   – Перестаньте! – скомандовал Рэтборн.
   Дейрдре подняла на него влажные глаза и встретила гневный взгляд.
   – А что я сказала? – спросила она невинным тоном.
   – Вы прекрасно знаете.
   Граф придержал гнедых, потом продолжил уже спокойнее:
   – Не играйте со мной в эти игры, Дейрдре. Я этого не допущу. И приберегите эти нежные взгляды для простачков, готовых принять их всерьез. Я разрешаю вам разыгрывать гранд-даму, как умеете вы одна, с любым другим мужчиной по вашему выбору, но со мной прошу вас быть самой собой, несравненной и неповторимой. Я рассчитываю, что между нами будет хоть немного искренности. Это всегда было вашей главной пленительной особенностью.
   Дейрдре молчала, наблюдая из-под опущенных ресниц, как ловко и умело граф правит лошадьми и направляет их через Стенхоп-гейт в Гайд-парк. Многие всадники пользовались возможностью поупражняться в верховой езде, когда в парке бывало малолюдно, и до второй половины дня экипажей там было мало. Рэтборн остановил лошадей и отпустил поводья, позволив гнедым щипать жухлую бурую зимнюю траву вдоль дорожки. Дейрдре стало холодно, и она зябко поежилась.
   – Вот возьмите. – Граф развернул дорожный плед и положил ей на колени.
   – Что случилось с розой? – Он указал на отворот редингота.
   На щеках Дейрдре проступил легкий румянец.
   – Я ее потеряла, – солгала она и тут же устыдилась своего неблаговидного поведения.
   – Я подарю вам другую, – проговорил Рэтборн с нежностью и тотчас же добавил: – Вы не вышли замуж.
   Это был не вопрос, а констатация факта.
   – Нет, – последовал краткий ответ.
   Они оба могли продолжить эту игру и разговаривать сквозь зубы.
   – Почему?
   Он не имел права спрашивать. Она не была обязана ему объяснять.
   – Возможно, никто не захотел на мне жениться.
   – О нет, вам делали предложение, – сказал он, улыбнувшись. – Насколько я помню, вы обручились недели через две после моего отъезда в Испанию.
   – И разорвала помолвку через две недели после обручения, – ответила Дейрдре с раздражением.
   – Да, я слышал. А потом вскоре вы уехали на Ямайку. И все же вы не ответили на мой вопрос. Почему вы так и не вышли замуж?
   – Выйти замуж, чтобы обрести господина и повелителя? Да вы, верно, шутите. А почему не женитесь вы?
   – Неужели не догадываетесь? – спросил в свою очередь граф интригующим тоном.
   Дейрдре смущенно опустила глаза:
   – Да, я понимаю, что вопрос неуместен.
   – Считаете, дело в моей репутации? – спросил граф мягко, но настойчиво. – Не могу притворяться и говорить, что все эти годы вел жизнь святого, но слухи обо мне сильно преувеличены. Не будете же вы ставить мне в вину мое прошлое?
   – Пожалуй, и... Позвольте мне извиниться за необдуманные слова брата, с которыми он обратился к вам на Бонд-стрит сегодня утром. Право же, он не хотел оскорбить вас. Просто он привык говорить не подумав.
   Граф молча смотрел на Дейрдре так долго, что она уже начала думать, не обидела ли его.
   – Он просил вас поговорить со мной от своего имени?
   – Конечно, нет! О, если бы он знал, что я сейчас здесь, с вами, он... – Дейрдре замолчала: разговор принял такой оборот, что продолжать его не хотелось.
   – Он бы что? Умоляю вас, продолжайте!
   – Не важно. Мне не следовало упоминать это.
   – Но вы упомянули, Дейрдре, и я настаиваю на том, чтобы вы сказали то, что хотели сказать.
   – Арман недолюбливает вас. Я так думаю, он вбил себе в голову, что влюблен в даму, к которой вы тоже питаете интерес.
   – В самом деле? Вы говорите, я полагаю, о миссис Дыоинтерс? Снова вы слушаете сплетни, Дейрдре. Прискорбная ошибка. Мой интерес к миссис Дьюинтерс сугубо платонический. – Граф замолчал, а затем добавил тихо: – Она ничего для меня не значит.
   Дейрдре почувствовала, как у нее с души упал тяжелый камень.
   – Значит, Арман в безопасности? Дуэли не будет?
   – У меня нет обыкновения драться на дуэли с детьми. Но скажите, вы всегда так сражаетесь за брата? Вместо него?
   Намек на то, что она держит брата под каблуком, заставил Дейрдре снова напрячься.
   – Он мой брат и к тому же несовершеннолетний, – ответила она с убийственной холодностью. – Естественно, я беспокоюсь за него.
   – Вы хотите сказать, что чувствуете себя ответственной за него?
   – Но, разумеется, не в юридическом смысле. У Армана есть так называемый опекун, но он не уделяет ему внимания. Если бы я не защищала его интересы, то никто бы этого не делал.
   – Кто его опекун?
   – Брат моего покойного отчима Жиль Сен-Жан. Но в качестве опекуна он совершенно бесполезен.
   – Но вы, конечно, не надеетесь, что сможете сами усмирить этого чертенка, вашего братца? Бог мой! Вы ведь всего на год-два старше его.
   Почему она с ним откровенничает? Рэтборн враждебен по отношению к Арману. Это очевидно. И его следующее высказывание подтвердило мысль Дейрдре.
   – Если бы он был моим подчиненным, я бы очень скоро усмирил его и сделал шелковым. Этот молодой человек нуждается в том, чтобы его обуздали и держали на привязи.
   Неудачно выбранная метафора вызвала у Дейрдре приступ негодования:
   – Мой брат не лошадь, а мальчик, лишенный отцовской заботы и руководства, когда он так в этом нуждался.
   Немного помолчав, она добавила уже более снисходительным тоном:
   – Но это старая история. Прошу прощения за то, что утомила вас скучными подробностями. Буду признательна, если мы сменим тему.
   К огромному облегчению Дейрдре, граф внял ее просьбе и стегнул лошадей. Он искусно обращался с хлыстом. Дейрдре иного и не ожидала.
   Когда граф доставил Дейрдре на Портмен-сквер, она гадала про себя, увидит ли его снова. Разве что случайно встретит на улице или на каком-нибудь балу? Эта перспектива, впрочем, ее не слишком огорчает, решительно заявила себе Дейрдре и холодно попрощалась с графом.

Глава 6

   Рэтборн легко взбежал по ступенькам парадного крыльца своего дома, просторного здания из песчаника, расположенного в северной части Пиккадилли. При других обстоятельствах он бы задержался на крыльце и обязательно посмотрел на Грин-парк, находившийся на противоположной стороне улицы.
   Но сейчас он не стал этого делать, а торопливо постучал медным молотком в дверь и, когда она открылась, протиснулся мимо удивленного швейцара, поспешившего помочь хозяину снять одежду для верховой езды. Рэтборн посмотрел сквозь открытые двери в комнату, где обычно происходили приемы.
   – Мистер Лэндрон дома, Джон? – спросил он.
   – Думаю, он наверху в библиотеке.
   – А леди?
   – Отправились по магазинам.
   Рэтборн бросился вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки, оставив внизу удивленного лакея.
   Секретарь графа и деловой человек мистер Гай Лэндрон сидел за массивным дубовым письменным столом, погруженный в изучение содержимого кожаных папок. Поднос с холодным мясом, толстыми ломтями хлеба с маслом и серебряным кофейником был сдвинут на край письменного стола, заваленного бумагами. При виде графа Лэндрон поднял голову и приветливо улыбнулся.
   Глядя на него, никто бы не подумал, что этот человек провел в армии много лет и привык подчиняться строгой воинской дисциплине. Однако качество его сшитой на заказ одежды, скорее удобной, чем модной, убеждало в том, что Лэндрон истинный английский джентльмен. Густые, коротко подстриженные темно-каштановые волосы он носил на манер Брута, тем самым подчеркивая орлиный облик и тонкие, четкие черты лица.
   Лэндрон сделал попытку подняться, но граф в несколько шагов преодолел разделявшее их расстояние и удержал его на месте, твердо положив руку на плечо.
   – Не стоит со мной церемониться, Гай. Не утруждай свою больную ногу и веди себя, как велел доктор. Как дела? – Граф кивнул, указав на раскрытые папки.
   Гай Лэндрон расслабленно откинулся на прямую спинку хепплуайтского кресла и поднял глаза на человека, в течение пяти лет бывшего его командиром. Ему трудно было отвыкнуть от привычки вытягиваться в струнку в присутствии старшего по званию офицера. С Рэтборном их связывали проведенные в Оксфорде студенческие годы и совместная служба в армии. За это время они стали друг другу как братья, хотя их разделяло неравенство в ранге и состоянии.
   Лэндрон с болезненным видом погладил больную ногу. Он всегда мечтал о карьере военного. Хотя младший сын младшего сына и не имел особых надежд на карьеру, французский снаряд положил конец всем его честолюбивым устремлениям. Его будущее выглядело довольно мрачно до тех пор, пока на помощь ему не пришел Рэтборн и не предложил место, которое он теперь занимал.
   Их отношения не походили на те, что обычно бывают между хозяином и его служащими. Они пережили вместе суровые дни войны с их опасностями и лишениями и ценили настоящую мужскую дружбу.
   – Я начинаю понемногу вникать в дела, но все еще думаю, что было бы лучше нанять настоящего бухгалтера bona fide.
   Граф усмехнулся:
   – Твои рекомендации были как нельзя лучше.
   – Какие? – спросил Лэндрон с удивлением.
   – Мой милый Гай, каждый, кто может сдержать банду мародеров, прекрасно экипированных и имеющих лошадей, в то время как главные силы армии страдают от лишений и голода и вынуждены продвигаться пешим ходом, должен быть не иначе как гением. К тому же, – продолжал граф с усмешкой, – я не забыл, что, если бы не вы с О’Тулом, меня бы здесь не было.
   Мистер Лэндрон устремил куда-то вперед взгляд, а Рэтборн спросил:
   – Что? Неужели ты не помнишь последнего лета в Белмонте, когда сгорела маленькая часовня?
   – Ах это!
   – Да, это! И не надо говорить так пренебрежительно! Уверяю тебя, что, по моему скромному мнению, услуга, оказанная мне тогда, замечательна. Ты спас мне жизнь.
   – Никогда не пойму, как ты можешь быть таким беспечным.
   В улыбке графа появилось нечто похожее на смущение, и он сказал, будто извиняясь:
   – Верно. Я и сам не могу понять, как случилось, что эта балка упала мне на голову. И огонь занялся, когда прогремел гром и ударила молния. Мне следовало поймать ее и забросить обратно Зевсу на Олимп.
   – Боги к этому отношения не имеют! Два совпадения за одну ночь – слишком много, чтобы в это можно было поверить.
   – Мы уже говорили об этом раньше, Гай. Это был несчастный случай. Никто не знал, что я полезу на крышу проверять, как ее починили. К тому же кто в моем доме мог пожелать мне зла?
   – За последние пять лет ты нажил немало врагов.
   – Да, но они были французами и не знают моего настоящего имени. Да и война окончена.
   – И все-таки мне это не нравится.
   – Забудь об этом. Говорю тебе, это был несчастный случай.
   Рэтборн сдвинул бумаги на край стола и сел на него. Взяв с подноса холодное мясо, он принялся есть его.
   – Попробуй. Это деликатес, – обратился он к Гаю, протягивая толстый кусок копченой свинины.
   – Нет, спасибо, я уже сыт. Не обращай на меня внимания.
   – Я умираю с голоду. – Рэтборн налил себе чашку кофе, но, сделав глоток, отодвинул. – Что касается моих дел, – продолжал он лениво, обводя глазами комнату в поисках графина с бренди, – то у меня нет сомнений по части твоих способностей их вести.
   – Твоя уверенность во мне просто поразительна, – заметил Лэндрон шутливо. – Естественно, я благодарен тебе за покровительство... Остается надеяться, что тебе не придется раскаяться в своем благородном порыве.
   – Благородный порыв? Не воображай ничего подобного. Движущей силой моих поступков всегда был личный интерес.
   Лэндрон удивленно приподнял бровь:
   – Это относится и к Марии Дьюинтерс? Рэтборн помрачнел:
   – Ты ведь знаком с обстоятельствами не хуже меня. Как я мог ее оставить? Ее бы никогда не приняли в испанском обществе.
   – Нет, но ты ведь мог бы оказать влияние на правительство его величества, чтобы Марии воздали по заслугам за ее содействие общему делу. А вместо этого ты сделал глупость и поселил ее в одном из своих домов. Теперь это вышло за пределы велений долга, если, конечно, ты не решил снова взять эту даму под свое покровительство.
   – Только платонически! Мой роман с Марией длился очень недолго, как тебе известно. Но я все еще чувствую некоторую ответственность за ее благополучие. Я не могу забыть, как многие другие, каким неоценимым агентом она была, находясь на территории, занятой французами, когда мы очень нуждались в ее сотрудничестве. Я ей обязан, Гай.
   – Я не стану возражать. Я просто упомянул ее как пример, чтобы доказать, что ты отнюдь не всегда руководствуешься личной выгодой, как утверждаешь. Но, по правде говоря, Мария Дьюинтерс может оказаться для тебя тяжким бременем.
   – Мне ли этого не знать!
   Рэтборн поднялся и направился к высокому окну, выходившему на бурлящий жизнью проезд Пиккадилли и на парк позади него. Лэндрон почувствовал внезапную перемену в настроении графа и замолчал.
   Пауза длилась довольно долго, нр наконец граф повернулся и сказал:
   – У меня есть для тебя дело, гораздо больше соответствующее твоей подготовке.
   – Роль из трагедии плаща и шпаги?
   – Ну, если тебе так угодно. Ничего опасного. Вспомни, что сейчас мирное время. Я только хочу, чтобы ты разузнал всю подноготную некоего Жиля Сен-Жана. Он опекун Армана Сен-Жана.
   Лэндрон бросил на графа испытующий взгляд:
   – Это не тот пострел, что связан сейчас с Марией?
   – Да, но меня интересует не их связь.
   Граф снова замолчал, размышляя над тем, стоит ли дальше что-либо объяснять другу.
   – Он сводный брат мисс Дейрдре Фентон, – наконец произнес он.
   При имени Дейрдре Лэндрон откинул слегка голову назад и насторожился, однако ничего не сказал. Рэтборн заметил его скованность и иронично спросил:
   – Что? Тебе нечего сказать? Не станешь напоминать о том, что следует избегать мегеры, которая оставила от твоего друга пустую оболочку?
   – Я уже все это высказывал прежде, – сухо заметил Лэндрон. – И не знаю, почему это меня должно беспокоить. Полагал, что за пять лет ты с этим справишься. Я ошибся?
   – То, что я обмолвился несколькими словами о подробностях моего ухаживания за прелестной Дейрдре в самый неподходящий момент, когда находился под действием лауданума, вовсе не значит, что я имею или имел намерение сделать тебя своим наперсником в этом вопросе.
   – Значит, ты так и не избавился от этого чувства, – заключил Лэндрон. – Жаль!
   – Почему ты так говоришь?
   Лэндрон принялся сортировать многочисленные счета и квитанции, лежавшие на столе.
   – Конечно, это не мое дело, – сказал он отрывисто, – но если судить по некоторым твоим замечаниям...
   – Я был в бреду...
   – Похоже, что она холодна как рыба. Она из женщин того типа, с которыми мы, слава Богу, не знаемся.
   – Хочешь сказать, ханжа?
   – Если угодно.
   – Если это так, а я этого не признаю, то исцелить меня невозможно.
   – Ты ухитрился снова с ней встретиться. Разве нет? Я ожидал этого. Но чем вызван твой интерес к брату мисс Фентон и его опекуну?
   – Неожиданное осложнение, заслуживающее основательного расследования, прежде чем я решу, к какой тактике прибегнуть. Я хочу знать все и о мальчишке, и о его опекуне – откуда к ним поступают деньги, есть ли большие долги...
   – И есть ли слабости, которые можно использовать в самом крайнем случае. Да, я знаком с такой формулой и думал, что наше сотрудничество с разведкой окончено. Во всяком случае, надеялся на это.
   Мужчины довольно долго смотрели друг на друга. Первым заговорил граф:
   – Если это дело тебе так не нравится, я могу с ним справиться и без твоей помощи.
   – Меня беспокоит не это.
   – Не это? А что тогда?
   – Твоя целеустремленность. В военное время это неоценимое качество в солдате. И награда...
   – Сейчас много выше. Я был бы дураком, если бы не воспользовался всеми средствами, чтобы закрепить ее за собой.
   – Рэтборн, надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Значит, мисс Фентон – нечто особенное? – спросил Лэндрон, вопрошающе глядя на друга.
   Граф неожиданно пожал плечами:
   – Ты спрашиваешь меня, почему я так неравнодушен к Дейрдре. Этого я объяснить не могу. Такие вещи не поддаются логике.
   – Ты понимаешь, что существуют десятки, сотни несравненных и исключительных девушек, нуждающихся всего лишь в легком поощрении, чтобы они подняли брошенный тобой платок?
   – Почему Дейрдре тебе так не нравится?
   – Потому что именно я собирал осколки после того, как она растоптала тебя. Или ты забыл об этом?
   – Я не забыл, как ты нянчился со мной. Но не в том дело. Я никогда не рассказывал тебе, что произошло между Дейрдре и мной, и мне никогда не хотелось говорить об этом. Если бы меня не пырнули ножом в этой испанской таверне...
   – В борделе... – уточнил Лэндрон.
   – ...Ты никогда бы ни о чем не узнал и я чувствовал бы себя много лучше.
   – Да, первая же доза лауданума развязала тебе язык. Но что, если девушка не захочет с тобой общаться?
   – Я не приму отказа. Скажем так: честным или нечестным путем, но я заставлю мисс Дейрдре Фентон стать следующей графиней Рэтборн.
   Граф подошел к боковому столику, на котором стоял графин с бренди. Налив два полных стакана, он вернулся назад и протянул один из них Лэндрону:
   – Выпьем за это.
   – О, я не против того, чтобы выпить за следующую графиню.
   – Нет, мой друг. Мы пьем за Дейрдре, графиню Рэтборн, – тоном, не терпящим возражений, заявил граф.
   – А знаешь, Рэтборн, мне почти что жаль эту бедную девушку. Но я приберегу эту жалость для тебя.
   Граф вопросительно посмотрел на друга.
   – Если она когда-нибудь поймет, сколько значит для тебя, то превратит твою жизнь в ад.
   Рэтборну предстояло долго размышлять над пророчеством Лэндрона.

Глава 7

   Закрытая коляска, в которой сидели леди Фентон и Дейрдре, остановилась перед сверкающим огнями домом Рэтборна, и Дейрдре выглянула в окно. Ее охватила паника. Это была последняя дверь в домах Лондона, куда она хотела бы войти. Она чувствовала себя ягненком, агнцем, дерзнувшим забрести в логово льва.
   – Тетя Розмари, – проговорила она взволнованно, – ради всего святого, скажите, что заставило вас принять приглашение графа? Я не могу, никак не могу войти в этот дом.
   – Возьми себя в руки, Дейрдре, – попыталась успокоить племянницу леди Фентон. – Я же говорила тебе, что граф желает расширить круг знакомых своей сестры, прежде чем она вступит в свет. Это не самый большой прием. Тебе не обязательно танцевать с ним, если тебя беспокоит именно это.
   Дверь коляски открылась, и вскоре обе дамы оказались у входа в широкий вестибюль великолепного дома. Дейрдре принялась разглядывать интерьер, в отделке которого преобладала позолота, и была вынуждена с неохотой признать, что обстановка в доме графа отличается элегантностью и в то же время скромностью.
   Граф, как Дейрдре и ожидала, относился к своему имуществу довольно равнодушно. Но ведь Рэтборн мог себе позволить тратить собственные деньги без оглядки.
   Когда дамы избавились от своих тяжелых шалей и манто, Дейрдре последовала за леди Фентон по длинному коридору к большому салону, который, как ей показалось, весь искрился и сверкал тысячами зажженных свечей.
   Наконец она приблизилась к хозяевам дома, встречавшим гостей.
   Три пары сверкающих, янтарного цвета глаз устремились на Дейрдре, и ей стоило немалых усилий сохранить спокойствие, находясь под обстрелом откровенных взглядов. Она учтиво ответила на приветствие Рэтборна и его лестные замечания по поводу роз в ее волосах и, отойдя подальше, облегченно вздохнула.
   Позже Рэтборн подвел к Дейрдре свою сестру и удалился, пробормотав какие-то извинения. Дейрдре с интересом посмотрела на девушку, отметив про себя, что своей манерой отбрасывать назад волосы та очень походит на норовистого жеребенка, чувствующего себя не в своей тарелке на незнакомом пастбище. Руки Каро были неловко опущены вдоль бедер, а золотистые глаза настороженно оглядывали присутствующих, будто она чувствовала недружелюбное отношение к ней со стороны толпы светских модников, почтивших своим визитом салон ее матери. Дейрдре очень хорошо помнила ту нервную дрожь, которую испытывает девушка, впервые появившись в обществе, и потому поспешила отвлечь Каро разговорами.
   Прогулявшись по просторному салону, девушки устроились на небольшом диванчике, обитом белым атласом.
   Осторожно задавая вопросы, Дейрдре вскоре добилась того, что Каро заметно успокоилась. Теперь, сидя вдвоем на диване, девушки болтали, как давние подруги.
   – Думаю, поскольку вы единственная девушка в семье, ваша матушка давно предвидела ваше появление в свете?
   – Верно.
   Дейрдре почувствовала некоторую настороженность в кратком ответе.
   – Вне всякого сомнения, и вы живете сейчас в предвкушении предстоящих недель и ждете их скорее с беспокойством, чем с нетерпением?
   – Как вы проницательны, – смутилась Каро. – Почти все думают, что я вне себя от восторга при одной мысли о том, что появлюсь в свете.
   Дейрдре попыталась сдержать невольную улыбку.
   – Но разумеется, такая перспектива повергает вас в мрачное состояние духа? Почему?
   Каро укоризненно посмотрела на Дейрдре:
   – Неужели не догадываетесь? Посещение балов, раутов и так далее, болтовня ни о чем, и все притворяются, что не догадываются, к чему это все.
   – И к чему же? – спросила Дейрдре в замешательстве.
   – Вы же знаете! Конечно, я должна найти себе мужа. Разве не это цель всей той суеты, которую называют сезоном в свете? Мама с таким же успехом могла бы мне вручить ружье или удочку и заставить слоняться с ними по округе или выставить меня на аукцион. Это просто ужасно!
   Дейрдре едва не рассмеялась, услышав столь откровенное замечание от юной девушки.
   – Наслаждайтесь жизнью, получайте удовольствие. Расширьте крут своих друзей. Что касается меня, то я рада, что мне представился удобный случай познакомиться с вами, а если бы не ваш предполагаемый выезд в свет, этого бы не случилось.
   – Это верно, – ответила Каро, слегка приободрившись. Помолчав немного, она добавила: – Но все равно Гарет, конечно, в конце концов представил бы нас друг другу.
   В этот момент девушки заметили графа. Он приближался, держа в руке тарелку с едой.
   – Стоит заговорить о дьяволе, и вот он, тут как тут, – пробормотала Дейрдре едва слышно. Однако Рэтборн все-таки услышал ее.
   Он лукаво улыбнулся, глядя на Дейрдре сверху вниз.
   – Я польщен тем, что даже в мое отсутствие леди думают обо мне.
   Дейрдре фыркнула.
   – То, что мы о тебе думаем, Рэтборн, повторять не стоит.
   – Ну вот, бесенок, – сказал граф, обращаясь к сестре, – я принес тебе ужин. Кажется, Гай где-то там за моей спиной. Сейчас он явится, чтобы следить за тобой. Пойдемте, Дейрдре, – повелительным тоном произнес Рэтборн. – Позвольте мне избавить вас от общества этой преждевременно повзрослевшей девчонки.
   Граф положил свою теплую ладонь Дейрдре на руку и, заставив подняться с дивана, быстро повел прочь. Она даже не успела дать ему достойную отповедь. Дейрдре заметила смешинки в глазах Каро.
   – Я скоро вернусь, – бросила она через плечо.
   – О нет, не скоро, – проговорил Рэтборн нежным голосом, наклонившись к самому уху Дейрдре.
   Граф увлек Дейрдре в другую комнату, где нашел для них место в уединенном алькове, скрытом от посторонних глаз золотистыми бархатными портьерами.
   – Что вы думаете о Каро? Дейрдре ответила не сразу.