Страница:
Дейрдре пропустила слова брата мимо ушей и продолжила:
– Но, Арман, как я могу найти мужа, когда мой младший брат повергает в шок весь лондонский свет?
– Послушай, Ди! Неужели ты можешь говорить такое всерьез? – вспылил Арман. – Не сваливай на меня отсутствие женихов у твоих дверей! Если память мне не изменяет, ты отвергла не менее двух десятков предложений, которые любая обычная девушка была бы счастлива принять. Не мое поведение, а твое мнение о мужчинах тому виной! Кто, – продолжал он печально, – принял твою сторону в ущерб мнению мамы в конце твоего первого сезона, когда она хотела выдать тебя замуж за этого парня, сэра Эдриана? Я помню твои слова! Ты сказала, что все мужчины, которых ты встречала, – самодовольные надутые типы, которые хотят, чтобы женщины были хорошенькими пустоголовыми куколками, а ты не желаешь иметь такого мужа!
– Я это сказала? – спросила Дейрдре с улыбкой.
– Ты знаешь, что сказала! Так отчего такая перемена во взглядах?
Дейрдре помолчала в раздумье, потом задумчиво произнесла:
– Tempus fugit. Время, мой дорогой мальчик, всех нас превращает в трусов. Мое мнение о мужчинах не претерпело особого изменения, но постепенно мне открылось, что для леди, которая желает нянчить собственных младенцев, удобнее, если она закрепит за собой какого-нибудь подходящего мужчину и поведет его к алтарю, желательно до того, как заведет детей. Видишь, я самая обычная, такая же, как все.
– Разве? – спросил Арман с сомнением.
– Это правда! – твердо ответила Дейрдре. – И задача эта вполне мне по плечу.
– Но почему ты так рассуждаешь? Хоть ты мне и сестра, я признаю, что ты красивая кобылка, хотя на мой вкус и слишком властная. Не думаю, что на твоем пути возникнут какие-нибудь сложности.
– Благодарю тебя. Это очень благородно с твоей стороны, – ответила Дейрдре, пытаясь скрыть улыбку. – Я бы хотела, чтобы ты доверял мне, но ты должен помнить, что мне уже двадцать четыре и первый цвет юности осыпался. Приданое у меня ничтожное. Едва ли я могу надеяться, что искатели моей руки выстроятся в очередь. – Дейрдре посмотрела на брата с укором и улыбнулась: – Ты не должен мучиться из-за меня угрызениями совести, Арман. Откровенно говоря, я почти примирилась со своим одиночеством. Если моя попытка окажется неудачной, начну носить кружевные чепчики и объявлю миру, что я убежденная старая дева. Возможно, моя судьба – остаться в девушках. Когда ты остепенишься и заведешь собственный дом, я, естественно, готова вести твое хозяйство – во всяком случае до тех пор, пока ты не найдешь подходящую жену. Признаюсь, что на этот счет у меня есть некоторые сомнения, потому что я сознаю, что две женщины в одном доме с трудом могут сосуществовать без ссор...
– Довольно! – рявкнул Арман, ужаснувшись картине, представшей перед его мысленным взором. – Чего ты хочешь от меня?
Дейрдре снова улыбнулась.
– Я знала, что могу на тебя рассчитывать, – сказала она с удовлетворением, вызвавшим подозрительный блеск в темных глазах Армана. – И право же, у меня нет ни малейшего желания доставлять тебе больше неудобств, чем необходимо.
– О, ты и не доставляешь, – ответил он с мрачным видом. – Пожалуйста, скажи мне только простыми и ясными словами: чего ты хочешь от меня.
– Ну, чтобы ты сопровождал меня на светские вечера и балы.
– Считай, что это сделано!
– И ты все еще будешь играть в этих ужасных притонах?
– Я ограничусь на это время приличными игорными домами и клубами. Дальше!
– Естественно, ты должен меньше драться на дуэлях.
– Как пожелаешь. Это все? – спросил язвительно Арман.
– А как насчет миссис Дьюинтерс? – спросила в свою очередь Дейрдре с надеждой в голосе, приблизившись наконец к самой существенной части разговора.
– Что насчет миссис Дьюинтерс? – Арман стал еще мрачнее, а глаза его гневно сверкнули.
– Не можешь ты на время этого сезона оставить ее? Или я прошу слишком многого?
Арман вскочил с места и в ярости воскликнул:
– Ты не знаешь, о чем просишь! Ты ничего не понимаешь в таких вещах, Ди! Да и откуда тебе знать? Ты ведешь уединенную жизнь. Такие девушки, как ты, совершенно не представляют себе... Впрочем, не важно! Я не могу тебе этого объяснить. Досгаточно сказать, что в этом случае твои знания весьма ограниченны, как и должно быть, а твое вмешательство в мою личную жизнь непристойно!
Тон, каким разговаривал с ней младший брат, вывел Дейрдре из себя.
– Я все прекрасно понимаю, – огрызнулась она, – и, по моим наблюдениям, Рэтборн тоже не такой простак! Если миссис Дьюинтерс предпочитает тебя, тогда почему не пошлет графа ко всем чертям? Пора повзрослеть, Арман! Человек с отвагой Рэтборна умудрен жизненным опытом и никогда не сделает себя посмешищем!
– Она его боится! Я пытался убедить ее отказаться от его протекции, но напрасно! Похоже, у него есть способ удерживать ее, но ведь, в конце концов, он состоит всего лишь из плоти и крови. Я бы с ним справился, если бы поставил перед собой такую цель.
– Понимаю! – проговорила Дейрдре. – И ты собираешься вызвать графа на поединок, защищая интересы миссис Дьюинтерс, женщины, которую ты знаешь... Как долго ты ее знаешь? Месяц? Но для сестры, всегда защищавшей твои интересы, ты не сделаешь ничего!
– Это несправедливо, Ди! Я не сказал, что собираюсь вызвать графа. Но я не могу бросить миссис Дьюинтерс. Если же он сочтет необходимым вызвать меня, то как джентльмен я не смогу отказаться... У меня нет выбора.
Дейрдре поднялась на ноги и умоляюще посмотрела брату в глаза:
– И это твое последнее слово, Арман? Ты не сделаешь этого для меня?
– Пойми, Ди, – с чувством произнес Арман, хватая сестру за руку, – я сделаю все, что ты хочешь, в пределах разумного. Но за поступки Рэтборна я не могу нести ответственность.
Дейрдре покинула брата, понимая, что дальнейший спор не поколеблет его решимости. Она добилась некоторых уступок, однако не чувствовала удовлетворения, потому что разве имело значение, кто кого вызвал на дуэль? Дуэли с Рэтборном следовало избежать любой ценой. Другие мужчины могли пощадить юного, неопытного и горячего мальчишку, как бы он себя ни вел, но Рэтборн был непредсказуем, и Дейрдре не хотелось довериться его благородству в том, что касалось ее счастья.
Внезапно ей стало ясно, что Арман своей бесшабашной отвагой дает графу отличную возможность наказать ее, и от этой мысли Дейрдре похолодела. Однажды она сбросила со счетов такую вероятность, но Рэтборн оставался для нее загадкой. Арман был прав. Человек не мог заработать прозвище Дикарь только благодаря отваге на поле брани. Она, Дейрдре, должна была найти способ защитить брата от гнева графа. Должна.
Глава 4
Глава 5
– Но, Арман, как я могу найти мужа, когда мой младший брат повергает в шок весь лондонский свет?
– Послушай, Ди! Неужели ты можешь говорить такое всерьез? – вспылил Арман. – Не сваливай на меня отсутствие женихов у твоих дверей! Если память мне не изменяет, ты отвергла не менее двух десятков предложений, которые любая обычная девушка была бы счастлива принять. Не мое поведение, а твое мнение о мужчинах тому виной! Кто, – продолжал он печально, – принял твою сторону в ущерб мнению мамы в конце твоего первого сезона, когда она хотела выдать тебя замуж за этого парня, сэра Эдриана? Я помню твои слова! Ты сказала, что все мужчины, которых ты встречала, – самодовольные надутые типы, которые хотят, чтобы женщины были хорошенькими пустоголовыми куколками, а ты не желаешь иметь такого мужа!
– Я это сказала? – спросила Дейрдре с улыбкой.
– Ты знаешь, что сказала! Так отчего такая перемена во взглядах?
Дейрдре помолчала в раздумье, потом задумчиво произнесла:
– Tempus fugit. Время, мой дорогой мальчик, всех нас превращает в трусов. Мое мнение о мужчинах не претерпело особого изменения, но постепенно мне открылось, что для леди, которая желает нянчить собственных младенцев, удобнее, если она закрепит за собой какого-нибудь подходящего мужчину и поведет его к алтарю, желательно до того, как заведет детей. Видишь, я самая обычная, такая же, как все.
– Разве? – спросил Арман с сомнением.
– Это правда! – твердо ответила Дейрдре. – И задача эта вполне мне по плечу.
– Но почему ты так рассуждаешь? Хоть ты мне и сестра, я признаю, что ты красивая кобылка, хотя на мой вкус и слишком властная. Не думаю, что на твоем пути возникнут какие-нибудь сложности.
– Благодарю тебя. Это очень благородно с твоей стороны, – ответила Дейрдре, пытаясь скрыть улыбку. – Я бы хотела, чтобы ты доверял мне, но ты должен помнить, что мне уже двадцать четыре и первый цвет юности осыпался. Приданое у меня ничтожное. Едва ли я могу надеяться, что искатели моей руки выстроятся в очередь. – Дейрдре посмотрела на брата с укором и улыбнулась: – Ты не должен мучиться из-за меня угрызениями совести, Арман. Откровенно говоря, я почти примирилась со своим одиночеством. Если моя попытка окажется неудачной, начну носить кружевные чепчики и объявлю миру, что я убежденная старая дева. Возможно, моя судьба – остаться в девушках. Когда ты остепенишься и заведешь собственный дом, я, естественно, готова вести твое хозяйство – во всяком случае до тех пор, пока ты не найдешь подходящую жену. Признаюсь, что на этот счет у меня есть некоторые сомнения, потому что я сознаю, что две женщины в одном доме с трудом могут сосуществовать без ссор...
– Довольно! – рявкнул Арман, ужаснувшись картине, представшей перед его мысленным взором. – Чего ты хочешь от меня?
Дейрдре снова улыбнулась.
– Я знала, что могу на тебя рассчитывать, – сказала она с удовлетворением, вызвавшим подозрительный блеск в темных глазах Армана. – И право же, у меня нет ни малейшего желания доставлять тебе больше неудобств, чем необходимо.
– О, ты и не доставляешь, – ответил он с мрачным видом. – Пожалуйста, скажи мне только простыми и ясными словами: чего ты хочешь от меня.
– Ну, чтобы ты сопровождал меня на светские вечера и балы.
– Считай, что это сделано!
– И ты все еще будешь играть в этих ужасных притонах?
– Я ограничусь на это время приличными игорными домами и клубами. Дальше!
– Естественно, ты должен меньше драться на дуэлях.
– Как пожелаешь. Это все? – спросил язвительно Арман.
– А как насчет миссис Дьюинтерс? – спросила в свою очередь Дейрдре с надеждой в голосе, приблизившись наконец к самой существенной части разговора.
– Что насчет миссис Дьюинтерс? – Арман стал еще мрачнее, а глаза его гневно сверкнули.
– Не можешь ты на время этого сезона оставить ее? Или я прошу слишком многого?
Арман вскочил с места и в ярости воскликнул:
– Ты не знаешь, о чем просишь! Ты ничего не понимаешь в таких вещах, Ди! Да и откуда тебе знать? Ты ведешь уединенную жизнь. Такие девушки, как ты, совершенно не представляют себе... Впрочем, не важно! Я не могу тебе этого объяснить. Досгаточно сказать, что в этом случае твои знания весьма ограниченны, как и должно быть, а твое вмешательство в мою личную жизнь непристойно!
Тон, каким разговаривал с ней младший брат, вывел Дейрдре из себя.
– Я все прекрасно понимаю, – огрызнулась она, – и, по моим наблюдениям, Рэтборн тоже не такой простак! Если миссис Дьюинтерс предпочитает тебя, тогда почему не пошлет графа ко всем чертям? Пора повзрослеть, Арман! Человек с отвагой Рэтборна умудрен жизненным опытом и никогда не сделает себя посмешищем!
– Она его боится! Я пытался убедить ее отказаться от его протекции, но напрасно! Похоже, у него есть способ удерживать ее, но ведь, в конце концов, он состоит всего лишь из плоти и крови. Я бы с ним справился, если бы поставил перед собой такую цель.
– Понимаю! – проговорила Дейрдре. – И ты собираешься вызвать графа на поединок, защищая интересы миссис Дьюинтерс, женщины, которую ты знаешь... Как долго ты ее знаешь? Месяц? Но для сестры, всегда защищавшей твои интересы, ты не сделаешь ничего!
– Это несправедливо, Ди! Я не сказал, что собираюсь вызвать графа. Но я не могу бросить миссис Дьюинтерс. Если же он сочтет необходимым вызвать меня, то как джентльмен я не смогу отказаться... У меня нет выбора.
Дейрдре поднялась на ноги и умоляюще посмотрела брату в глаза:
– И это твое последнее слово, Арман? Ты не сделаешь этого для меня?
– Пойми, Ди, – с чувством произнес Арман, хватая сестру за руку, – я сделаю все, что ты хочешь, в пределах разумного. Но за поступки Рэтборна я не могу нести ответственность.
Дейрдре покинула брата, понимая, что дальнейший спор не поколеблет его решимости. Она добилась некоторых уступок, однако не чувствовала удовлетворения, потому что разве имело значение, кто кого вызвал на дуэль? Дуэли с Рэтборном следовало избежать любой ценой. Другие мужчины могли пощадить юного, неопытного и горячего мальчишку, как бы он себя ни вел, но Рэтборн был непредсказуем, и Дейрдре не хотелось довериться его благородству в том, что касалось ее счастья.
Внезапно ей стало ясно, что Арман своей бесшабашной отвагой дает графу отличную возможность наказать ее, и от этой мысли Дейрдре похолодела. Однажды она сбросила со счетов такую вероятность, но Рэтборн оставался для нее загадкой. Арман был прав. Человек не мог заработать прозвище Дикарь только благодаря отваге на поле брани. Она, Дейрдре, должна была найти способ защитить брата от гнева графа. Должна.
Глава 4
Дейрдре оставила горничную у двери дома, а сама отправилась на прогулку по Бонд-стрит. Неудачное свидание с Арманом лишило утро всякой прелести. Было уже более десяти часов утра, улица быстро заполнялась мелкими торговцами и разносчиками товара, но Дейрдре не замечала ничего из происходившего вокруг. Она словно ослепла и оглохла, не обращала внимания на восхищенные взгляды, которые бросали на нее мужчины со всех сторон. Все ее мысли были заняты проблемами брата и воспоминаниями об их недавнем разговоре.
«Откуда ты его знаешь?» – спросил Арман, и ее мысли тотчас же обратились к ее первому и единственному сезону в Лондоне, когда она была неопытной девочкой и верила в галантность и честь и во все подобные глупости, в какие верят юные невинные девушки, прежде чем жизнь превратит их в циничных женщин.
Дейрдре сказала Арману правду о своей первой встрече с графом Рэтборном на светском вечере, но она не стала посвящать его в подробности, навсегда запечатлевшиеся в ее памяти. Тогда, на балу, ее представила Рэтборну подруга Серена Бейтман, и Дейрдре тотчас была сражена его обаянием и красотой, которым трудно противостоять юной девушке. Граф равнодушным взглядом скользнул по ней и тотчас же отвернулся, решив, вероятно, что она не стоит его внимания. Это породило в Дейрдре стойкую антипатию к графу. Она тоже выбросила его из головы и не вспоминала о нем до того момента, пока в тот же вечер случайно не забрела в комнату, где шла карточная игра и где хозяйка насильно усадила ее играть в пикет. Когда Дейрдре осознала, что сидит напротив Рэтборна и должна играть против него, она чуть было не обратилась в бегство, но один взгляд на его насмешливое лицо лишил ее сил двинуться с места. Она будто окаменела.
Вначале она играла, намеренно демонстрируя крайнее внимание новичка, но после того, как выиграла в первом роббере, притворилась, что крайне изумлена и обрадована-неожиданной удачей. Дейрдре решила заставить человека, сидевшего напротив со скучающим видом, обратить на себя внимание. Она уловила раздражение в поведении графа и нарочито поспешила подавить в себе приступ смеха. Когда наступила очередь Дейрдре сдавать карты, она принялась тасовать и раздавать их с ловкостью умелого и завзятого игрока и услышала, как граф недоверчиво фыркнул, но встретила его подозрительный взгляд невинным взором. Подавив и на этот раз свою естественную реакцию, Дейрдре изобразила скуку и принялась зевать, прикрывая лицо веером, и выбрасывала свои карты с кажущимся безразличием, не глядя в них. Разумеется, она обыграла графа и мысленно поблагодарила преподобного Стэндинга за науку, преподанную когда-то ей, и часы, проведенные в его обществе, во время которых она могла оттачивать свое мастерство.
Когда наконец, извинившись, Дейрдре поднялась из-за ломберного стола, она не смогла сдержать торжествующей улыбки. Глаза Рэтборна были теперь устремлены на нее, и с лица сошло выражение скуки.
Дейрдре повернулась, намереваясь уйти, но тут крепкая мужская ладонь с силой стиснула ее руку.
– Выигрыш, мисс Фентон, победителю полагается выигрыш, – проговорил граф, лениво растягивая слова.
Итак, он запомнил ее имя! Это удивило Дейрдре, но она не показала виду, а надменно улыбнулась и высвободила руку.
– Я не играю на деньги – только ради интереса, чтобы посрамить противника.
Дейрдре постаралась вложить в свои слова особый смысл, который граф должен был понять.
Все последующие недели она ловила на себе взгляды графа, брошенные украдкой. Его сверкающие янтарным цветом глаза следили за ней во время танцев, или за ужином, или в опере, когда она сидела в ложе тетки, а ее демонстрация явного отвращения к нему вызывала у графа только ироническую ухмылку.
В течение нескольких недель они почти не разговаривали, и вдруг он появился рядом с Дейрдре на балу у Джерси в Остерли-Парке и попросил разрешения сидеть за ужином рядом. Она была так удивлена, что дала согласие, даже не успев хорошенько подумать.
Когда граф повел ее мимо ионических колонн, украшавших портик, в шатер, расположенный на восточном газоне рядом с искусственным озером, где был сервирован ужин, Дейрдре чувствовала на себе завистливые взгляды других юных дебютанток, и это вызвало в ней еще большую антипатию к нему. Она держалась с графом вежливо, но отстраненно, встречала его изысканные комплименты ледяным молчанием, улыбалась натянуто и неискренне.
После ужина Дейрдре приняла предложенную им руку и не возражала, когда Рэтборн повел ее подальше от дома полюбоваться красотой озера, где в полном одиночестве плавали белые лебеди, четко вырисовываясь на фоне тихой воды, в которой отражались огни, освещавшие парк.
Дейрдре вела себя вполне вежливо, скрывая под учтивостью неприязнь. Рэтборн не спеша покачал головой и осторожно повернул ее к себе лицом.
– Почему вы держите меня на расстоянии? – спросил он тихо. Взгляд его янтарно-желтых глаз действовал на Дейрдре гипнотически. – Я что-то не так сказал? Или оскорбил вас действием? Почему вы наказываете меня подчеркнутой холодностью? Другим мужчинам удается вызвать вашу улыбку и почувствовать на себе прочие знаки вашего внимания. Вы едва скрываете свое презрение ко мне, будто я полное ничтожество.
Дейрдре уже была готова возразить, но по какой-то непонятной причине решила вдруг унизить графа своей честностью.
– Неужто вы думаете, что я польщена вниманием человека с вашей репутацией?
Он молчал, ожидая продолжения, и это воодушевило Дейрдре.
– Конечно, вас это не удивляет? – продолжила она уже смелее. – Ваша нескромность стала притчей во языцех. Ваша невоздержанность вызывает скандалы. Неужели вы верите, что какая-нибудь порядочная женщина может пожелать, чтобы ее имя связывали с вашим?
– О, уверяю вас, этого желают многие, – ответил Рэтборн с наглой самоуверенностью, которая привела Дейрдре в бешенство.
– Но не я, – резко ответила она.
Во взгляде Рэтборна появился опасный блеск, но это длилось всего мгновение, и Дейрдре решила, что ей почудилось.
– Вы недооцениваете комедии Аристофана, но это не важно, – тихим, почти ласковым голосом заговорил граф. – Всеобщее заблуждение заключается в том, что люди не понимают правдивости шутки, сказанной серьезно. Я был бы рад продолжить этот спор с вами, но не теперь. Ваше мнение обо мне – другой вопрос. Вы в полной мере разгадали мою мужскую сущность. Что мне сказать? Было бы неприятно разочаровать леди.
Резким движением Рэтборн схватил Дейрдре за запястье, рванул к себе и впился жадным поцелуем в губы. В жизни Дейрдре это был первый поцелуй. Но он был лишен нежности и любви. Этим поцелуем граф хотел унизить Дейрдре.
Впервые Дейрдре ощутила свою беспомощность перед грубой мужской силой. Ею овладели одновременно страх и ярость, и неожиданно для себя Дейрдре разразилась рыданиями.
В последующие недели она встречала графа везде – в театре, в парке и на улицах квартала Мейфэр. Даже когда на его руку опиралась какая-нибудь легкомысленная красотка, Дейрдре ощущала на себе его обжигающий взгляд. Иногда этот взгляд задерживался на ее губах или на груди. Какой-то частью сознания она признавала, что его оскорбительные объятия в Остерли были спровоцированы ею самой. Как-то он встретил ее в Воксхолле. Она была с друзьями и чувствовала себя должным образом защищенной их обществом, хотя стояла ночь, а ночью знаменитые сады представляли собой особое зрелище, но в толпе, созерцавшей фейерверк, Дейрдре каким-то образом потеряла ориентацию и оказалась отрезанной от спутников. Рэтборн был там, но держался поодаль. И тут он вдруг оказался рядом и предложил ей руку и свои услуги – проводить Дейрдре к ее спутникам. Конечно, он не выполнил своего обещания, а увел ее в уединенную и плохо освещенную часть сада. Дейрдре охватили ужас и ярость, и она потребовала объяснений.
Рэтборн гипнотизировал ее взглядом, и она стояла оцепенев. У нее перехватило дыхание, сердце отчаянно колотилось, как птичка о прутья клетки.
– Дейрдре... – Голос графа был хриплым. – Я пытался бороться с вашим очарованием, но тщетно. Вы меня околдовали. Я чувствую себя зеленым юнцом, впервые влюбившимся. – Он неуверенно рассмеялся. – Знаю, вы ко мне неравнодушны. Не отрицайте это.
Граф провел пальцем по губам Дейрдре. Она, убаюканная его мягким голосом, молчала. Теплый летний ветерок ласкал ее кожу.
– Дейрдре, – выдохнул граф прямо ей в губы, обдав горячим дыханием, и они затрепетали. – Я весь горю от страсти к вам. Не противьтесь зову сердца. Сжальтесь надо мной.
Дейрдре замерла в его объятиях, не имея ни сил, ни желания сопротивляться. Этот внешне мрачный человек оказался вовсе не тем, кем она его считала, и она больше не испытывала страха. Дейрдре сделала попытку стряхнуть с себя наваждение, но Рэтборн наклонился к ней, и его губы коснулись ее губ. Он поцеловал ее, и Дейрдре уловила легкий запах бренди. Поцелуй был нежным и волнующим, и Дейрдре не хотелось, чтобы он кончался. Она едва слышала голос графа. Он говорил, что завтра утром отбывает в Испанию и хотел бы, чтобы она оказалась с ним как можно скорее, поскольку отведенное им время истекает очень быстро, а он желал ее с того самого момента, как только увидел.
Но Дейрдре почти не понимала смысла его слов. Она тонула в своих новых ощущениях – она чувствовала только прикосновения сильных мужских рук, нежно ласкавших ее. Дейрдре дрожала – то ли от страха, то ли от предвкушения: никогда прежде мужчина так крепко не обнимал ее и не находился так близко.
– Не бойтесь, – шептал граф ей на ухо. – Клянусь, я буду помнить и почитать эту ночь. Только позвольте мне любить вас, Дейрдре.
Его губы снова прильнули к ее губам, и в этом поцелуе была такая страсть, что Дейрдре вдруг испугалась.
Она попыталась отвернуться, но граф крепко держал ее за запястье. Его поцелуй снова стал нежным, губы дразнили, и соблазняли, и вынуждали раскрыться под сладостным напором его языка. С беспримерным терпением Рэтборн усмирял каждую попытку Дейрдре сопротивляться, не допускал ее слабых усилий избежать ласк, и это продолжалось до тех пор, пока наконец она не стала покорной в его объятиях и не сдалась на его милость, позволив Рэтборну такую свободу, о какой он мог только мечтать. Рэтборн становился все смелее. Дейрдре почувствовала, как он раздвигает легкую ткань на ее корсаже, высвобождает ее груди и начинает гладить их. Его большой палец принялся ласкать набухший сосок, а потом голова склонилась к груди, и когда Рэтборн втянул ее сосок в рот, Дейрдре ощутила обжигающий жар.
Остатки сознания или стыда все еще вынуждали ее выказывать слабый протест, но Рэтборн не обращал на это внимания. Его руки спустились ниже к ее бедрам, и она ощутила мощный напор его восставшей плоти.
Его прикосновения опьяняли, лишали способности ясно мыслить, рождали в ней томление, которое она пыталась, но не могла подавить. Под сладостной пыткой, под прикосновениями его рук и губ ее тело будто обрело самостоятельную жизнь и больше не подчинялось воле. Дейрдре отдалась безудержному напору его страсти, покорилась его желаниям, какими бы они ни были, не задумываясь о том, кем и каким он был.
И вдруг граф на мгновение замер и резко поднял голову, устремив взгляд куда-то вперед. Тут Дейрдре услышала женский голос, окликнувший его по имени, и, повернув голову, увидела темноволосую женщину в алом. Она несколько раз появлялась в обществе Рэтборна. Это была одна из его легкомысленных подружек. Вид ее подействовал на Дейрдре как ушат ледяной воды. Она рванулась от Рэтборна, как ужаленная.
Улыбка брюнетки показалась ей откровенно насмешливой – очевидно, она увидела Дейрдре в объятиях графа. Она что-то сказала ему, и он ответил что-то резко, заслонил собой Дейрдре и продолжал гневно разговаривать с женщиной валом.
Но Дейрдре не стала слушать их разговор. Сгорая от стыда, она бросилась бежать в темноту, желая только одного – побыстрее скрыться в густом кустарнике. Она слышала за спиной торопливые шаги графа. Ее сотрясали бурные рыдания. Слезы струились по щекам. Граф догнал Дейрдре и, схватив за руку, повернул к себе. Она отвернулась, не желая, чтобы он видел ее заплаканное лицо, но он взял ее пальцем за подбородок, повернул к себе и принялся нежно стирать слезы со щек. Дейрдре оттолкнула его руку и вцепилась ногтями в другую – ту, что крепко удерживала ее.
Но граф не ослабил хватку, а снова притянул Дейрдре к себе и впился в ее губы властным и крепким поцелуем. Он словно вознамерился наказать ее заданный ему отпор. Он с силой прижал Дейрдре к груди, будто хотел ее раздавить. Она перестала сопротивляться и, ослабев, упала графу на руки. Он понес ее, покорную, туда, где тень была глубже. Вскоре они оказались возле какого-то каменного строения. Рэтборн переступил порог, ногой закрыл за собой дверь и опустил Дейрдре на пол. Его руки обвились вокруг нее и сжали как тиски.
Она услышала его извинения. Он пытался объяснить появление другой женщины, но Дейрдре не желала ничего слушать. Она дрожала от холодной ярости, испытывая унижение и отвращение оттого, что ее тело предало ее и она позволила графу слишком много. Она произносила горькие злые слова, пытаясь оттолкнуть его, избавиться от его неприятного общества, но каждое произносимое ею слово, казалось, только разжигало графа и подвигало на еще большую дерзость. Он сжимал Дейрдре в объятиях еще отчаяннее и крепче.
Он был охвачен каким-то диким чувством, какой-то яростной силой, грозившей смести с пути любое препятствие. Его губы обжигали, а руки шарили под одеждой, и от этих торопливых и волнующих прикосновений Дейрдре затрепетала. Она чувствовала, что начинает сдаваться, и, не желая этого, собрала остатки воли в кулак и изо всей силы ударила рукой графа в лицо. Изумруд в кольце вонзился ему в щеку и поранил ее до крови.
Рэтборн от боли разжал объятия, и Дейрдре бросилась от него прочь, содрогаясь от рыданий. Она распахнула дверь и выскочила из помещения, не слушая призывов графа вернуться. Она бежала на ощупь в темноте и вскоре наконец оказалась на свету и в безопасности. Как Дейрдре нашла своих спутников в состоянии, близком к истерике, позже она никак не могла вспомнить. Никто из них не сделал никаких замечаний по поводу ее слишком блестящих глаз и пылающего лица, а она не сочла нужным что-либо объяснять.
Разумеется, Рэтборн последовал за ней, и она испуганно вздрогнула, увидев окровавленный платок, прижатый к его щеке. Граф тихо заговорил, прося у Дейрдре несколько минут наедине, но она отказала ему. Он попытался извиниться, повернувшись спиной к ее спутникам, чтобы защитить ее от их любопытных взглядов. Голос его звучал напряженно и убедительно, когда он повторил, что утром отправляется в Испанию и что он многое хотел ей сказать. Но Дейрдре чувствовала себя обманутой и не желала слушать покаянных слов графа. Она презирала себя за то, что так легко поддалась его ласкам. Он скорее всего счел ее такой же легкомысленной, как и те особы, которых он бессердечно бросал, устремляясь за очередной жертвой.
– Отправляйтесь в Испанию! Надеюсь, шальная пуля найдет вас там и вы никогда не вернетесь! – в запальчивости произнесла Дейрдре и сама ужаснулась тому, что сказала.
Рэтборн на мгновение замер, а затем угрожающе сузил глаза и, развернувшись, направился прочь от Дейрдре. Она смотрела ему вслед, испытывая чувство стыда, и, тихо позвав его по имени, собралась уже броситься за ним вслед, как вдруг откуда-то из тени появилась женщина в алом платье и тотчас же подхватила графа под руку. Он обнял ее и крепко поцеловал на виду у Дейрдре. Слезы обожгли ее глаза, она повернулась и бросилась прочь, сжимая в ярости кулаки.
В последующие недели Дейрдре предавалась светским удовольствиям, какие только можно было найти, в тщетной попытке изгнать графа из своих мыслей. Ей это не удалось, и она очертя голову обручилась с одним из многих своих поклонников, добивавшихся ее руки, который был не лучше, не хуже других ее обожателей и ничем не отличался от остальных подходящих женихов и знакомых мужчин. Но прошло совсем немного времени, прежде чем она осознала, что граф отвратил ее от всех мужчин, и Дейрдре порвала с женихом.
В конце сезона она вернулась домой, усталая и разбитая. Скоро молва о подвигах Рэтборна докатилась и до тихого Хенли. Отчаянные и дерзкие победы графа на поле боя и в будуарах превратили его в объект всеобщего внимания в свете, и Дейрдре поздравила себя со счастливым избавлением.
Вскоре в ее жизни произошла трагедия – от загадочной лихорадки скончалась мать. Арман в свой первый год в Оксфорде наведывался домой нечасто, и Дейрдре стала вести жизнь затворницы. Только ее тетка, обезумевшая от беспокойства за племянницу, убедила Дейрдре сопровождать Фентонов на Ямайку и прожить там с ними год. Один год растянулся на два, и Дейрдре пыталась забыть Рэтборна, открывая для себя удовольствия в знакомстве с новой страной и людьми. Однако ей так и не удалось освободиться от воспоминаний о нем. Она позволяла другим мужчинам ухаживать за собой, позволяла другим рукам обнимать себя и другим губам целовать, но это не излечило ее. Дейрдре была похожа на ледяную деву, недоступную и неприступную не по своей воле и выбору.
И единственным ее утешением было сознание, что сопротивлением Рэтборну она спасла себя от участи стать еще одной кобылкой в его конюшне. И об этом она никогда не сожалела.
Шагая по Оксфорд-роуд, Дейрдре почувствовала, как слезы обжигают глаза. Она гневно стиснула зубы, решив, что никогда больше не позволит графу унизить себя. Резким движением сорвав розу со своего редингота, Дейрдре раздавила бутон в ладони и бросила, будто хотела таким образом навсегда освободиться от Рэтборна.
«Откуда ты его знаешь?» – спросил Арман, и ее мысли тотчас же обратились к ее первому и единственному сезону в Лондоне, когда она была неопытной девочкой и верила в галантность и честь и во все подобные глупости, в какие верят юные невинные девушки, прежде чем жизнь превратит их в циничных женщин.
Дейрдре сказала Арману правду о своей первой встрече с графом Рэтборном на светском вечере, но она не стала посвящать его в подробности, навсегда запечатлевшиеся в ее памяти. Тогда, на балу, ее представила Рэтборну подруга Серена Бейтман, и Дейрдре тотчас была сражена его обаянием и красотой, которым трудно противостоять юной девушке. Граф равнодушным взглядом скользнул по ней и тотчас же отвернулся, решив, вероятно, что она не стоит его внимания. Это породило в Дейрдре стойкую антипатию к графу. Она тоже выбросила его из головы и не вспоминала о нем до того момента, пока в тот же вечер случайно не забрела в комнату, где шла карточная игра и где хозяйка насильно усадила ее играть в пикет. Когда Дейрдре осознала, что сидит напротив Рэтборна и должна играть против него, она чуть было не обратилась в бегство, но один взгляд на его насмешливое лицо лишил ее сил двинуться с места. Она будто окаменела.
Вначале она играла, намеренно демонстрируя крайнее внимание новичка, но после того, как выиграла в первом роббере, притворилась, что крайне изумлена и обрадована-неожиданной удачей. Дейрдре решила заставить человека, сидевшего напротив со скучающим видом, обратить на себя внимание. Она уловила раздражение в поведении графа и нарочито поспешила подавить в себе приступ смеха. Когда наступила очередь Дейрдре сдавать карты, она принялась тасовать и раздавать их с ловкостью умелого и завзятого игрока и услышала, как граф недоверчиво фыркнул, но встретила его подозрительный взгляд невинным взором. Подавив и на этот раз свою естественную реакцию, Дейрдре изобразила скуку и принялась зевать, прикрывая лицо веером, и выбрасывала свои карты с кажущимся безразличием, не глядя в них. Разумеется, она обыграла графа и мысленно поблагодарила преподобного Стэндинга за науку, преподанную когда-то ей, и часы, проведенные в его обществе, во время которых она могла оттачивать свое мастерство.
Когда наконец, извинившись, Дейрдре поднялась из-за ломберного стола, она не смогла сдержать торжествующей улыбки. Глаза Рэтборна были теперь устремлены на нее, и с лица сошло выражение скуки.
Дейрдре повернулась, намереваясь уйти, но тут крепкая мужская ладонь с силой стиснула ее руку.
– Выигрыш, мисс Фентон, победителю полагается выигрыш, – проговорил граф, лениво растягивая слова.
Итак, он запомнил ее имя! Это удивило Дейрдре, но она не показала виду, а надменно улыбнулась и высвободила руку.
– Я не играю на деньги – только ради интереса, чтобы посрамить противника.
Дейрдре постаралась вложить в свои слова особый смысл, который граф должен был понять.
Все последующие недели она ловила на себе взгляды графа, брошенные украдкой. Его сверкающие янтарным цветом глаза следили за ней во время танцев, или за ужином, или в опере, когда она сидела в ложе тетки, а ее демонстрация явного отвращения к нему вызывала у графа только ироническую ухмылку.
В течение нескольких недель они почти не разговаривали, и вдруг он появился рядом с Дейрдре на балу у Джерси в Остерли-Парке и попросил разрешения сидеть за ужином рядом. Она была так удивлена, что дала согласие, даже не успев хорошенько подумать.
Когда граф повел ее мимо ионических колонн, украшавших портик, в шатер, расположенный на восточном газоне рядом с искусственным озером, где был сервирован ужин, Дейрдре чувствовала на себе завистливые взгляды других юных дебютанток, и это вызвало в ней еще большую антипатию к нему. Она держалась с графом вежливо, но отстраненно, встречала его изысканные комплименты ледяным молчанием, улыбалась натянуто и неискренне.
После ужина Дейрдре приняла предложенную им руку и не возражала, когда Рэтборн повел ее подальше от дома полюбоваться красотой озера, где в полном одиночестве плавали белые лебеди, четко вырисовываясь на фоне тихой воды, в которой отражались огни, освещавшие парк.
Дейрдре вела себя вполне вежливо, скрывая под учтивостью неприязнь. Рэтборн не спеша покачал головой и осторожно повернул ее к себе лицом.
– Почему вы держите меня на расстоянии? – спросил он тихо. Взгляд его янтарно-желтых глаз действовал на Дейрдре гипнотически. – Я что-то не так сказал? Или оскорбил вас действием? Почему вы наказываете меня подчеркнутой холодностью? Другим мужчинам удается вызвать вашу улыбку и почувствовать на себе прочие знаки вашего внимания. Вы едва скрываете свое презрение ко мне, будто я полное ничтожество.
Дейрдре уже была готова возразить, но по какой-то непонятной причине решила вдруг унизить графа своей честностью.
– Неужто вы думаете, что я польщена вниманием человека с вашей репутацией?
Он молчал, ожидая продолжения, и это воодушевило Дейрдре.
– Конечно, вас это не удивляет? – продолжила она уже смелее. – Ваша нескромность стала притчей во языцех. Ваша невоздержанность вызывает скандалы. Неужели вы верите, что какая-нибудь порядочная женщина может пожелать, чтобы ее имя связывали с вашим?
– О, уверяю вас, этого желают многие, – ответил Рэтборн с наглой самоуверенностью, которая привела Дейрдре в бешенство.
– Но не я, – резко ответила она.
Во взгляде Рэтборна появился опасный блеск, но это длилось всего мгновение, и Дейрдре решила, что ей почудилось.
– Вы недооцениваете комедии Аристофана, но это не важно, – тихим, почти ласковым голосом заговорил граф. – Всеобщее заблуждение заключается в том, что люди не понимают правдивости шутки, сказанной серьезно. Я был бы рад продолжить этот спор с вами, но не теперь. Ваше мнение обо мне – другой вопрос. Вы в полной мере разгадали мою мужскую сущность. Что мне сказать? Было бы неприятно разочаровать леди.
Резким движением Рэтборн схватил Дейрдре за запястье, рванул к себе и впился жадным поцелуем в губы. В жизни Дейрдре это был первый поцелуй. Но он был лишен нежности и любви. Этим поцелуем граф хотел унизить Дейрдре.
Впервые Дейрдре ощутила свою беспомощность перед грубой мужской силой. Ею овладели одновременно страх и ярость, и неожиданно для себя Дейрдре разразилась рыданиями.
В последующие недели она встречала графа везде – в театре, в парке и на улицах квартала Мейфэр. Даже когда на его руку опиралась какая-нибудь легкомысленная красотка, Дейрдре ощущала на себе его обжигающий взгляд. Иногда этот взгляд задерживался на ее губах или на груди. Какой-то частью сознания она признавала, что его оскорбительные объятия в Остерли были спровоцированы ею самой. Как-то он встретил ее в Воксхолле. Она была с друзьями и чувствовала себя должным образом защищенной их обществом, хотя стояла ночь, а ночью знаменитые сады представляли собой особое зрелище, но в толпе, созерцавшей фейерверк, Дейрдре каким-то образом потеряла ориентацию и оказалась отрезанной от спутников. Рэтборн был там, но держался поодаль. И тут он вдруг оказался рядом и предложил ей руку и свои услуги – проводить Дейрдре к ее спутникам. Конечно, он не выполнил своего обещания, а увел ее в уединенную и плохо освещенную часть сада. Дейрдре охватили ужас и ярость, и она потребовала объяснений.
Рэтборн гипнотизировал ее взглядом, и она стояла оцепенев. У нее перехватило дыхание, сердце отчаянно колотилось, как птичка о прутья клетки.
– Дейрдре... – Голос графа был хриплым. – Я пытался бороться с вашим очарованием, но тщетно. Вы меня околдовали. Я чувствую себя зеленым юнцом, впервые влюбившимся. – Он неуверенно рассмеялся. – Знаю, вы ко мне неравнодушны. Не отрицайте это.
Граф провел пальцем по губам Дейрдре. Она, убаюканная его мягким голосом, молчала. Теплый летний ветерок ласкал ее кожу.
– Дейрдре, – выдохнул граф прямо ей в губы, обдав горячим дыханием, и они затрепетали. – Я весь горю от страсти к вам. Не противьтесь зову сердца. Сжальтесь надо мной.
Дейрдре замерла в его объятиях, не имея ни сил, ни желания сопротивляться. Этот внешне мрачный человек оказался вовсе не тем, кем она его считала, и она больше не испытывала страха. Дейрдре сделала попытку стряхнуть с себя наваждение, но Рэтборн наклонился к ней, и его губы коснулись ее губ. Он поцеловал ее, и Дейрдре уловила легкий запах бренди. Поцелуй был нежным и волнующим, и Дейрдре не хотелось, чтобы он кончался. Она едва слышала голос графа. Он говорил, что завтра утром отбывает в Испанию и хотел бы, чтобы она оказалась с ним как можно скорее, поскольку отведенное им время истекает очень быстро, а он желал ее с того самого момента, как только увидел.
Но Дейрдре почти не понимала смысла его слов. Она тонула в своих новых ощущениях – она чувствовала только прикосновения сильных мужских рук, нежно ласкавших ее. Дейрдре дрожала – то ли от страха, то ли от предвкушения: никогда прежде мужчина так крепко не обнимал ее и не находился так близко.
– Не бойтесь, – шептал граф ей на ухо. – Клянусь, я буду помнить и почитать эту ночь. Только позвольте мне любить вас, Дейрдре.
Его губы снова прильнули к ее губам, и в этом поцелуе была такая страсть, что Дейрдре вдруг испугалась.
Она попыталась отвернуться, но граф крепко держал ее за запястье. Его поцелуй снова стал нежным, губы дразнили, и соблазняли, и вынуждали раскрыться под сладостным напором его языка. С беспримерным терпением Рэтборн усмирял каждую попытку Дейрдре сопротивляться, не допускал ее слабых усилий избежать ласк, и это продолжалось до тех пор, пока наконец она не стала покорной в его объятиях и не сдалась на его милость, позволив Рэтборну такую свободу, о какой он мог только мечтать. Рэтборн становился все смелее. Дейрдре почувствовала, как он раздвигает легкую ткань на ее корсаже, высвобождает ее груди и начинает гладить их. Его большой палец принялся ласкать набухший сосок, а потом голова склонилась к груди, и когда Рэтборн втянул ее сосок в рот, Дейрдре ощутила обжигающий жар.
Остатки сознания или стыда все еще вынуждали ее выказывать слабый протест, но Рэтборн не обращал на это внимания. Его руки спустились ниже к ее бедрам, и она ощутила мощный напор его восставшей плоти.
Его прикосновения опьяняли, лишали способности ясно мыслить, рождали в ней томление, которое она пыталась, но не могла подавить. Под сладостной пыткой, под прикосновениями его рук и губ ее тело будто обрело самостоятельную жизнь и больше не подчинялось воле. Дейрдре отдалась безудержному напору его страсти, покорилась его желаниям, какими бы они ни были, не задумываясь о том, кем и каким он был.
И вдруг граф на мгновение замер и резко поднял голову, устремив взгляд куда-то вперед. Тут Дейрдре услышала женский голос, окликнувший его по имени, и, повернув голову, увидела темноволосую женщину в алом. Она несколько раз появлялась в обществе Рэтборна. Это была одна из его легкомысленных подружек. Вид ее подействовал на Дейрдре как ушат ледяной воды. Она рванулась от Рэтборна, как ужаленная.
Улыбка брюнетки показалась ей откровенно насмешливой – очевидно, она увидела Дейрдре в объятиях графа. Она что-то сказала ему, и он ответил что-то резко, заслонил собой Дейрдре и продолжал гневно разговаривать с женщиной валом.
Но Дейрдре не стала слушать их разговор. Сгорая от стыда, она бросилась бежать в темноту, желая только одного – побыстрее скрыться в густом кустарнике. Она слышала за спиной торопливые шаги графа. Ее сотрясали бурные рыдания. Слезы струились по щекам. Граф догнал Дейрдре и, схватив за руку, повернул к себе. Она отвернулась, не желая, чтобы он видел ее заплаканное лицо, но он взял ее пальцем за подбородок, повернул к себе и принялся нежно стирать слезы со щек. Дейрдре оттолкнула его руку и вцепилась ногтями в другую – ту, что крепко удерживала ее.
Но граф не ослабил хватку, а снова притянул Дейрдре к себе и впился в ее губы властным и крепким поцелуем. Он словно вознамерился наказать ее заданный ему отпор. Он с силой прижал Дейрдре к груди, будто хотел ее раздавить. Она перестала сопротивляться и, ослабев, упала графу на руки. Он понес ее, покорную, туда, где тень была глубже. Вскоре они оказались возле какого-то каменного строения. Рэтборн переступил порог, ногой закрыл за собой дверь и опустил Дейрдре на пол. Его руки обвились вокруг нее и сжали как тиски.
Она услышала его извинения. Он пытался объяснить появление другой женщины, но Дейрдре не желала ничего слушать. Она дрожала от холодной ярости, испытывая унижение и отвращение оттого, что ее тело предало ее и она позволила графу слишком много. Она произносила горькие злые слова, пытаясь оттолкнуть его, избавиться от его неприятного общества, но каждое произносимое ею слово, казалось, только разжигало графа и подвигало на еще большую дерзость. Он сжимал Дейрдре в объятиях еще отчаяннее и крепче.
Он был охвачен каким-то диким чувством, какой-то яростной силой, грозившей смести с пути любое препятствие. Его губы обжигали, а руки шарили под одеждой, и от этих торопливых и волнующих прикосновений Дейрдре затрепетала. Она чувствовала, что начинает сдаваться, и, не желая этого, собрала остатки воли в кулак и изо всей силы ударила рукой графа в лицо. Изумруд в кольце вонзился ему в щеку и поранил ее до крови.
Рэтборн от боли разжал объятия, и Дейрдре бросилась от него прочь, содрогаясь от рыданий. Она распахнула дверь и выскочила из помещения, не слушая призывов графа вернуться. Она бежала на ощупь в темноте и вскоре наконец оказалась на свету и в безопасности. Как Дейрдре нашла своих спутников в состоянии, близком к истерике, позже она никак не могла вспомнить. Никто из них не сделал никаких замечаний по поводу ее слишком блестящих глаз и пылающего лица, а она не сочла нужным что-либо объяснять.
Разумеется, Рэтборн последовал за ней, и она испуганно вздрогнула, увидев окровавленный платок, прижатый к его щеке. Граф тихо заговорил, прося у Дейрдре несколько минут наедине, но она отказала ему. Он попытался извиниться, повернувшись спиной к ее спутникам, чтобы защитить ее от их любопытных взглядов. Голос его звучал напряженно и убедительно, когда он повторил, что утром отправляется в Испанию и что он многое хотел ей сказать. Но Дейрдре чувствовала себя обманутой и не желала слушать покаянных слов графа. Она презирала себя за то, что так легко поддалась его ласкам. Он скорее всего счел ее такой же легкомысленной, как и те особы, которых он бессердечно бросал, устремляясь за очередной жертвой.
– Отправляйтесь в Испанию! Надеюсь, шальная пуля найдет вас там и вы никогда не вернетесь! – в запальчивости произнесла Дейрдре и сама ужаснулась тому, что сказала.
Рэтборн на мгновение замер, а затем угрожающе сузил глаза и, развернувшись, направился прочь от Дейрдре. Она смотрела ему вслед, испытывая чувство стыда, и, тихо позвав его по имени, собралась уже броситься за ним вслед, как вдруг откуда-то из тени появилась женщина в алом платье и тотчас же подхватила графа под руку. Он обнял ее и крепко поцеловал на виду у Дейрдре. Слезы обожгли ее глаза, она повернулась и бросилась прочь, сжимая в ярости кулаки.
В последующие недели Дейрдре предавалась светским удовольствиям, какие только можно было найти, в тщетной попытке изгнать графа из своих мыслей. Ей это не удалось, и она очертя голову обручилась с одним из многих своих поклонников, добивавшихся ее руки, который был не лучше, не хуже других ее обожателей и ничем не отличался от остальных подходящих женихов и знакомых мужчин. Но прошло совсем немного времени, прежде чем она осознала, что граф отвратил ее от всех мужчин, и Дейрдре порвала с женихом.
В конце сезона она вернулась домой, усталая и разбитая. Скоро молва о подвигах Рэтборна докатилась и до тихого Хенли. Отчаянные и дерзкие победы графа на поле боя и в будуарах превратили его в объект всеобщего внимания в свете, и Дейрдре поздравила себя со счастливым избавлением.
Вскоре в ее жизни произошла трагедия – от загадочной лихорадки скончалась мать. Арман в свой первый год в Оксфорде наведывался домой нечасто, и Дейрдре стала вести жизнь затворницы. Только ее тетка, обезумевшая от беспокойства за племянницу, убедила Дейрдре сопровождать Фентонов на Ямайку и прожить там с ними год. Один год растянулся на два, и Дейрдре пыталась забыть Рэтборна, открывая для себя удовольствия в знакомстве с новой страной и людьми. Однако ей так и не удалось освободиться от воспоминаний о нем. Она позволяла другим мужчинам ухаживать за собой, позволяла другим рукам обнимать себя и другим губам целовать, но это не излечило ее. Дейрдре была похожа на ледяную деву, недоступную и неприступную не по своей воле и выбору.
И единственным ее утешением было сознание, что сопротивлением Рэтборну она спасла себя от участи стать еще одной кобылкой в его конюшне. И об этом она никогда не сожалела.
Шагая по Оксфорд-роуд, Дейрдре почувствовала, как слезы обжигают глаза. Она гневно стиснула зубы, решив, что никогда больше не позволит графу унизить себя. Резким движением сорвав розу со своего редингота, Дейрдре раздавила бутон в ладони и бросила, будто хотела таким образом навсегда освободиться от Рэтборна.
Глава 5
Это был экипаж, рассчитанный на то, чтобы вызывать зависть у любого молодого светского человека. Гладкий, цвета черного дерева парный двухколесный экипаж, безупречный, как только что отчеканенное пенни. В него была запряжена пара несравненных гнедых. Когда Дейрдре замедлила шаг перед четырехэтажным домом с террасой, принадлежавшим ее тетке и находившимся в западной части площади, ее взгляд, полный уважения и восхищения, невольно оказался прикованным к роскошной коляске и прекрасным лошадям, каких она впервые видела с момента, как вернулась с Ямайки. Постепенно неприятные воспоминания о Рэтборне потускнели в ее памяти.
Подойдя ближе и похлопав гнедую по холке, Дейрдре двинулась к парадному крыльцу красного кирпичного дома, украшенного колоннами. Однако она успела сделать всего один шаг, как вдруг дверь распахнулась и на пороге появился высокий мужчина, одетый в темный сюртук и бежевые панталоны. Дейрдре заметила медный блеск его немного растрепанных локонов, прежде чем он водрузил на голову бобровую шляпу и стал легко спускаться по ступеням.
Подойдя ближе и похлопав гнедую по холке, Дейрдре двинулась к парадному крыльцу красного кирпичного дома, украшенного колоннами. Однако она успела сделать всего один шаг, как вдруг дверь распахнулась и на пороге появился высокий мужчина, одетый в темный сюртук и бежевые панталоны. Дейрдре заметила медный блеск его немного растрепанных локонов, прежде чем он водрузил на голову бобровую шляпу и стал легко спускаться по ступеням.