— Да здравствует Джессика Хэйворд!..
   — А не сестра Марта? — так же тихо спросила она.
   Старик покачал головой.
   — Я ставлю на Джессику Хэйворд, — уверенно произнес он.
   Прощальные слова старого борца растрогали ее до слез.
   Кто-то рядом очень громко сказал что-то о Дандас-хаусе, и Джессика вернулась к действительности. О да, это прекрасный дом, согласилась она и посмотрела вокруг. На ее скромный вкус, интерьер отличался слишком большой роскошью, но не мог не вызывать восхищения. Внутри дом был отделан мрамором цвета охры и украшен колоннами с золотым бордюром. Снаружи он представлял собой красивое здание в неоклассическом стиле. Особняк стоял в самом центре Мэйфер, но так как западный фасад выходил на Грин-парк, создавалось впечатление, что Дандас-хаус — загородный дом, хотя Пиккадилли, самая оживленная улица Лондона, находилась всего в нескольких минутах ходьбы от него.
   — Ты о чем задумалась? — услышала она обращенные к ней слова мужа.
   Она подняла взгляд на Лукаса, не сводившего с нее глаз.
   — Я любовалась твоим домом, — ответила она. Лукас посмотрел по сторонам и удовлетворенно вздохнул.
   — Не похож на Хокс-хилл и монастырь, да, Джесс? — спросил он.
   — Да, но это не значит, что он лучше, Лукас, — сказала Джессика и добавила: — Просто они разные.
   — К чему этот резкий тон, Джесс? — В глазах Лукаса угасли смешинки. — Мне казалось, что тебе здесь нравится. Ты сама сказала это моей матери.
   — Это правда, мне здесь нравится, — кивнула Джессика. — Но я была счастлива и там, откуда приехала.
   Поняв, что излишней резкостью она могла обидеть Лукаса, Джессика стала оправдываться, но гости прервали беседу молодых супругов. Мужчины, о чем-то увлеченно беседуя, увели Лукаса, и Джессика, оказавшись в одиночестве, прошла в столовую. Длинные столы, покрытые шелковыми узорчатыми скатертями, были заставлены разнообразными яствами. В свете канделябров ярко блестели серебро и хрусталь. Нарядные лакеи — в напудренных париках, белых шелковых панталонах и серебристых курточках — сновали взад-вперед, предлагая шампанское, виски и другие напитки. На возвышении небольшой оркестр играл что-то размеренное, даже несколько торжественное, если не сказать — величавое. Смех и громкие голоса порой заглушали музыку. Джессике казалось, что лицо превратилось в улыбающуюся маску. У нее разболелась голова. Через высокую арку она прошла, Малиновый зал и первой, кого там увидела, Элли.
   Девушка стояла у огромного французского окна одетая в платье, которое Джессика считала слишком взрослым для нее. Платье из расшитого цветами голубого шелка имело глубокий вырез, чрезмерно обнажавший белую, не совсем еще оформившуюся грудь. Туго завитые локоны украшали нитки жемчуга. Она была хорошенькой юной девушкой, но очень старалась выглядеть старше своих лет.
   При виде Элли Джессике захотелось незаметно выскользнуть из комнаты, но взгляд ее случайно остановился на спутнике девушки. Это был Перри. Он смотрел прямо на нее. Теперь у Джессики не было выбора, оставалось лишь присоединиться к ним.
   При Лукасе Элли всегда вела себя весьма любезно, была мила, оживленна, но в его отсутствие не скрывала своей неприязни к Джессике. Вот и сейчас улыбка на лице леди Дандас угасла, как только она услышала первые слова Перри.
   — Надеюсь, — устало произнес юноша, — сможешь образумить ее. Она весь вечер прячется углам. На нее начинают обращать внимание.
   Элли презрительно фыркнула и сердито заявила:
   — Почему ты не хочешь оставить меня в покое!
   — Не могу! — не менее сердито ответил Перри. — Лукас попросил меня присмотреть за тобой.
   — У меня болит голова! — заявила девушка и вернулась.
   У Джессики тоже болела голова, но она обратилась к Перри, оборвав его язвительную реплику:
   — Ты не мог бы принести мне что-нибудь поесть? Может, бутерброд… Я не ела весь день и теперь умираю от голода…
   — Что? — не понял Перри.
   — Бутерброд, — повторила свою просьбу Джессика. — Элли, ты что-нибудь хочешь?
   Девушка протянула Перри стакан с вишневым соком.
   — Да, — со злостью смотря на Джессику, сказала она. — Поменяй это на бокал шампанского.
   Перри презрительно усмехнулся.
   — Лукас спросит с меня, если ты напьешься, — ответил он. — Так что пей свой сок, дорогая, он полезен для подрастающей молодежи.
   — Как ты сме… — начала Элли, но он удалился прежде, чем она закончила фразу. Злая, как оса, девушка обратила мечущий молнии взор на Джессику. — А ты пришла позлорадствовать, да?!
   Громкий возглас негодования привлек внимание гостей. Джессика, чувствуя на себе их пристальные взгляды, тихо произнесла:
   — Я не злорадствую, Элли. Честно говоря, мне не по себе в толпе этих высокородных особ. Я привыкла к обществу других людей.
   — Ох, конечно. Но ты же хочешь принадлежать к высшему свету, не так ли, Джессика? — язвительно промолвила девушка. — Что ж, как бы ты ни старалась, ровней этим людям не станешь. Правда, теперь, когда ты стала графиней, тебя это, наверное, уже не волнует.
   Высматривая в толпе Лукаса, Джессика наконец увидела его в другом конце зала. Он оживленно беседовал о чем-то с Рупертом и Адрианом. Она уже было подняла руку, чтобы подать ему знак, но, услышав последние слова Элли, застыла и повернулась к девушке.
   — Я вышла замуж за Лукаса не из-за титула, — резко заявила она.
   — Ну, разумеется, ты вышла за него из-за денег, — бросила Элли, и лицо ее перекосилось от злобы.
   — Это неправда… — прошептала ошеломленная Джессика.
   — Неужели? — Элли презрительно улыбнулась. — У тебя странные манеры доказывать, что это не так. Но Лукас не дурак. Он тоже видит, что ты за птица.
   Джессика непонимающе глядела на Элли.
   — О чем ты? Я не знаю… — промолвила она.
   — А платья, которые ты заказала у миссис Марш? Ты уже забыла? Как быстро! Коробки доставляли дом целую неделю. Лукас говорит, что с таким аппетитом ты скоро сделаешь его нищим.
   Слезы, повисшие на ресницах Элли, усмирили гнев и негодование Джессики. Когда она была в возрасте воспитанницы Лукаса, она тоже вела себя глупо из-за любви к нему. Ей вдруг захотелось, чтобы у Элли появилась какая-нибудь кузина или старшая подруга, которая смогла бы подсказать девушке, как вести себя в подобном случае.
   — Элли, — тихо сказала она, — мы с Лукасом стали мужем и женой. Ты должна с этим смириться.
   — Он никогда не полюбит тебя, — возразила Элли. — Уже много лет он любит Беллу. Она — совершенство, и ты никогда не сможешь с ней сравниться.
   Сочувствие к Элли, которое Джессика испытывала, быстро исчезло.
   — Я не собираюсь походить на Беллу и тебе советую. Ты — прелестная юная девушка, и я не понимаю, почему ты хочешь быть на кого-то похожей, — Джессика хотела вразумить Элли, но тут ее осенило. Элли пыталась походить на женщину, которую Лукас мог бы полюбить. Ее одежда, прически, манеры все, буквально все верно копировало Беллу. — О, Элли, — прошептала Джессика, жалея девушку, — будь собой, не отказывайся от самого ценного, что тебе даровано от рождения.
   Но Элли не собиралась слушать ее.
   — Ты лучше спроси Лукаса о его черных днях. Спроси любого. Тебе все скажут, что он все еще без ума от Беллы, поэтому страдает приступами депрессии.
   Разрываясь между желанием задать Элли трепку и необходимостью избежать публичного скандала, Джессика сказала:
   — Элли, ты сейчас сама не своя. Обсудим все попозже.
   — Ты добилась своего, Джессика. Лукас — твой. И тебе наплевать, как ты этого добилась. Я ни на миг не поверю, что Родни Стоун хотел на тебе жениться. Я думаю, что ты с ним действовала сообща, чтобы заманить Лукаса в ловушку.
   Слушая бессмысленные обвинения Элли, Джессика с облегчением подумала, что девушка все же не знает, что Лукаса застали в ее постели. Что ж, это неплохо, в противном случае Элли бы не преминула рассказать об этом всем знакомым. И все же щеки Джессики пылали от негодования. Все уже смотрели на них, а Элли даже не пыталась говорить тише. Но, поскольку Джессика стала обвиняемой, она сочла за лучшее покинуть зону боевых действий.
   — Извини меня, Элли, — сказала она, — я должна вернуться к гостям.
   Джессика повернулась, чтобы уйти, когда Элли вдруг крепко прижалась к ней, наклонила свой стакан, и поток вишневого сока хлынул на подвенечное платье.
   Джессика смотрела, как красное пятно растекается по ее прелестному наряду, и вдруг ощутила безудержный прилив ярости. Схватив Элли за руку, она процедила сквозь стиснутые зубы:
   — Ах ты, гадкая девчонка! Ты сделала это умышленно!
   Элли вырвала руку и отпрянула. От сдерживаемой ярости голос Джессики стал пугающе глухим.
   — Я нечаянно, нечаянно! — испуганно закричала Элли. Она оглядывалась вокруг, пока не заметила Лукаса, который уже направлялся к ним. Голос ее стал визгливым, когда она оправдывалась: — Это получилось случайно, Лукас, но Джессика не верит мне. И Элли бросилась к нему на грудь, уткнулась лицом ему в плечо и безудержно разрыдалась. — Я нечаянно… — всхлипывая, простонала она.
   Лукас обнял ее, словно защищая от опасности.
   — Успокойся, Элли, — ласково проговорил он. Джессика знает, что это случилось нечаянно. Теперь ты попросишь прощения, и на этом все закончится. Повернувшись к жене, он резко осведомился: — Что здесь, черт возьми, происходит?
   Джессика посмотрела Лукасу в глаза и холодно произнесла:
   — Она сделала это умышленно.
   Лукас обвел взглядом толпившихся вокруг гостей и тихо сказал:
   — Ради Бога, Джесс, успокойся. Она еще ребенок. Элли, извинись.
   Девушка подняла голову, посмотрела на Джессику полными слез глазами и сказала:
   — Я очень сожалею, Джессика, я действительно очень сожалею. Пожалуйста, скажи, что прощаешь меня.
   Голос Джессики был лишен всяческой теплоты когда она произнесла:
   — Если ты в самом деле сожалеешь, Элли, то конечно же, прощаю тебя.
   Повернувшись, Джессика едва не столкнулась с Перри, который нес им еду. Увидев побелевшее лицо Джессики, он поставил тарелки на ближайший столик и сразу же потребовал объяснений:
   — Что здесь происходит? Визг Элли был слышен в соседней комнате.
   Элли разрыдалась по-настоящему.
   — Боже мой, это напоминает плохой спектакль, — возмущенно бросил Лукас и обратился к кузену: — Проводи Джессику в ее комнату, а когда она переоденется, позаботься о том, чтобы она вернулась к гостям. Я отведу Элли к матери. Пойдем, Элли. — И уже мягче добавил: — Итак, ты испортила платье Джессики. Но это не конец света, Я куплю ей другое.
   — Нет, — возразила Элли, повиснув на плече у Лукаса. — Я возмещу его стоимость из своих карманных денег.
   Джессика слышала, как Лукас рассмеялся. Она все еще дрожала от возмущения и обиды.
   — Элли сделала это нарочно, — повторила она, глядя на Перри.
   — А я и не сомневался, — ответил он. — Элли давно заслуживает хорошей порки. Но попробуй сказать об этом Лукасу…
   Эти слова будто развязали тугой узелок боли, застрявший где-то в желудке, и Джессика с трудом улыбнулась.
   — Кажется, Лукас только что отдал нам распоряжение.
   — О, это у него лучше всего получается, — расхохотался Перри. — Солдатская привычка. Но мы не его подчиненные.
   — Теперь другие времена, — сказала Джессика.
   Перри помрачнел.
   — Да, совсем другие, — согласился он. — И чья в этом вина?
   Джессика сразу пресекла дальнейшие рассуждения на эту тему.
   — Нам пора, Перри, — заявила она.
   Чтобы избежать любопытных глаз, они воспользовались лестницей для прислуги. Перри остался в коридоре, а Джессика прошла в свою спальню. Комната была обставлена и украшена менее изысканно, чем покои на первом этаже, но Джессике она казалась слишком холодной. Только сегодня утром сюда доставили те немногие вещи, которые принадлежали ей лично, но это не придало комнате индивидуальности и тепла. Более того, Джессика почувствовала себя самозванкой среди этого великолепия.
   Она торопливо открыла дверь в гардеробную.
   Прямо за дверью висел шнур сонетки для вызова горничной, но Джессика не привыкла, чтобы ее обслуживали, как ребенка, и стала раздеваться сама.
   Увидев свое отражение в высоком, до потолка, зеркале, Джессика застыла, не в силах отвести взгляда от багрового, как кровь, пятна, которое веером расплылось от корсажа до подола. Платье было безнадежно испорчено — никакая чистка тут не поможет.
   Я куплю ей другое.
   Так сказал Лукас, провожая Элли к своей матери.
   Но Джессика не хотела другого платья. Она хотела это платье. Это был ее подвенечный наряд. Она хотела сохранить его, любоваться им, может быть, надеть его по какому-то особенно торжественному случаю, например, на свадьбу собственной дочери, если ей посчастливится иметь дочь… Чуткий человек понял бы ее, но не Лукас.
   На глаза навернулись слезы, и она торопливо сняла платье и принялась выбирать другое. Выбирать было из чего. Платья для любого случая из муслина, шелка, саржи. Элли была права, говоря о многочисленных коробках, которые всю прошлую неделю доставляли в Дандас-хаус. Но Джессика не имела к этому никакого отношения. Портниха явилась в дом, сняла мерки и ушла. Затем приехала миссис Марш и долго совещалась с матерью Лукаса. Спустя несколько дней стали привозить коробки. Ее собственную одежду пожертвовали в церковный приход для раздачи бедным. Джессике поменяли даже нижнее белье.
   Под пальцами она ощутила нежную ткань. Шелк. Но удовольствие, которое она испытала, прихорашиваясь и наряжаясь к свадьбе, теперь, после выходки Элли, пропало без следа.
   Сняв с плечиков муслиновое платье цвета горной лаванды, Джессика быстро оделась. Она уже покидала гардеробную, когда ее внимание привлекло яркое разноцветное пятно. На спинке стула, аккуратно сложенное, лежало лоскутное одеяло, которое она сшила в монастыре. Проходя в спальню, она взяла его и расстелила в ногах кровати. У двери Джессика обернулась, чтобы еще раз посмотреть на свою комнату — яркое цветное пятно на кровати бросалось в глаза.
   Вот так-то лучше. Джессику Хэйворд не просто запугать. В любом случае она в этом доме оставит свой отпечаток.
   Это касается и Лукаса Уайльда.
   — Из-за чего ты поссорилась с Элли? — Вопрос Перри заставил Джессику вспомнить о неприятности.
   — Это наше дело — Элли и мое, — не слишком вежливо ответила она и стала спускаться по лестнице.
   — Ага, значит, из-за Лукаса, — догадался Перри. — Будь с ней поосторожнее, Джесс. Она — маленькая, ревнивая стерва и в отличие от меня не понимает, когда надо отступить.
   Перри явно недолюбливал воспитанницу Лукаса, но и его неприкрытые намеки на чувства, которые он питал к Джессике, начинали надоедать девушке, и она твердо сказала:
   — Мне бы хотелось сохранить нашу дружбу, Перри, но, если ты не будешь вести себя подобающим образом, дружбе этой придет конец. И случится это здесь и сейчас же. — Она остановилась и повернулась к нему. — Но я этого не хочу, потому что дорожу своими друзьями, которых у меня очень мало.
   Мрачное лицо Перри озарила улыбка.
   — Я постараюсь довольствоваться твоей дружбой, Джесс. Поверь, я высоко ценю наши отношения, — сказал он.
   — Спасибо, Перри, — поблагодарила его девушка. — Я очень рада. Пойдем.
   Но не сделали они и нескольких шагов, когда Джессика снова остановилась и повернулась к Перри.
   — Расскажи мне, пожалуйста, что ты знаешь о черных днях Лукаса?
   От неожиданности Перри вздрогнул.
   — Это Элли сказала тебе об этом? — спросил он, изучающе смотря ей в лицо.
   — Значит, это правда, — тихо произнесла Джессика.
   — Да, но все уже в прошлом, — заверил ее Перри. — Он женился, и теперь его образ жизни изменится. — В ответ на ее вопросительный взгляд он шутливо заметил: — Немногие женатые мужчины, из тех, кого я знаю, позволяют себе покутить недельку-другую. Их жены строго следят за их поведением.
   Она не собиралась говорить Перри, что он нечаянно сказал ей больше, чем она знала.
   — Таким образом он, кажется, пытался залечить сердечную рану. Что скажешь? Это правда? — спросила Джессика, не дойдя до конца лестничного пролета.
   Перри отвел взгляд.
   — Лукас не поверяет мне своих тайн, но Адриан так не считает, — ответил он.
   Джессике хотелось узнать больше, и она решила говорить прямо.
   — Объясни мне, Перри, — потребовала она, — разницу между любовью к женщине и желанием женщины.
   На щеках Перри вспыхнул румянец, он ужасно смутился.
   — Нам не следует говорить на эту тему, — пробормотал он.
   — Перри, — умоляюще глядя на юношу, сказала Джессика, — я ничего не знаю о мужчинах. Ты — мой лучший друг, Если ты мне не расскажешь, то кого еще я могу просить об этом?
   Он мялся и краснел, молчал, потом что-то бормотал себе под нос, но в конце концов не устоял перед ее умоляющим взглядом.
   — Мужчина любит только одну женщину, — потупив взор, сказал он, — но желать может многих. Ты, Джессика, из тех женщин, в которых мужчина влюбляется. Но существует тип женщин, которые созданы лишь для того, чтобы утолять мужские желания, как вода утоляет жажду.
   Она нахмурила брови, подумала и спросила:
   — А почему ты считаешь, что я принадлежу к женщинам, которых мужчины любят?
   — Потому что ты вызываешь к себе уважение, — не задумываясь ответил Перри.
   — Разве к женщине, которая утоляет жажду, мужчина не испытывает уважения? — спросила она.
   — Как правило, нет. Такие женщины служат для удовольствия, — Перри в растерянности теребил свой шейный платок, словно эта полоска ткани мешала ему дышать. — Об этом говорила с тобой Элли? Она заслужила порку. Хватит спрашивать, Джессика. Я и так много тебе сказал.
   Она решила сменить тему.
   — Не стоит слишком сердиться на Элли. Кажется, я была такой же в ее возрасте. — Девушка насмешливо поглядела на Перри.
   Он улыбнулся ей в ответ, довольный, что она решила отступить.
   — О, ты была по уши влюблена в Лукаса, но это все, что вас с Элли объединяет. Элли баловали и портили с детства. Она была поздним ребенком, и родители души в ней не чаяли. После их смерти она переехала в дом своего брата и его жены, но и там пыталась задавать тон и командовать.
   — Их звали Филипп и Джейн Брэгг? Они тоже умерли? — Джессика вспомнила имена, выбитые на надгробном камне.
   Про их трагическую смерть Джессике рассказала Розмари Уайльд. Джейн Брэгг утонула во время лодочной прогулки по Темзе. Это был несчастный случай. Филипп же, муж Джейн и брат Элли, за несколько месяцев до этого погиб в битве при Ватерлоо. Он воевал вместе с Лукасом и был его близким другом. Поэтому Лукаса назначили опекуном Элли.
   — Элли навязала себя Лукасу, — сказал Перри, — и…
   — Навязала?! — воскликнула ошеломленная Джессика. — Перри, это нечестно…
   — Честно или нечестно, но это правда, — Перри небрежно пожал плечами. — Может, и нечестно, — согласился он, — может, мне следовало сказать, что Элли выбрала Лукаса себе в опекуны…
   — Выбрала? — не переставала удивляться Джессика.
   — Ну да. Она еще могла выбрать Адриана или Руперта, потому что у них был договор, понимаешь? Но выбрала Лукаса, — пояснил Перри.
   — Какой договор? — ничего не понимая, спросила Джессика.
   — Разве ты не знаешь? — удивился Перри. — Они все были под Ватерлоо и накануне сражения поклялись друг другу, что тот, кто останется в живых, позаботится о семьях погибших. Лукас, Адриан, Руперт и Филипп были друзьями. Из четверых погиб Филипп.
   — Господи, это, наверное, был для Элли настоящий удар. Какое несчастье! — Джессика искренне пожалела девушку.
   — Ну, в общем, да, — не совсем уверенно подтвердил Перри. — Но я хотел сказать о том, что и Лукас, и его мать продолжают портить ее. Все ее страшно жалеют, а она этим пользуется.
   В том, что говорил Перри, безусловно, была доля истины, однако по опыту работы с сиротами Джессика знала, что одинокие дети теряют уверенность в себя. Иногда это заставляет их искать помощи и опеки у взрослых, иногда же толкает на такие дерзости, которые не всякий стерпит. Джессика терпеливой себя не считала.
   — А теперь расскажи обо мне, Перри, — попросила она. — Я тоже, кажется, была испорченным ребенком?
   — Немного, — кивнул Перри и добавил: — Но это было другое. Просто ты была предоставлена сама себе и могла делать что хотела.
   — Как жаль, что я ничего не помню, — вздохнула Джессика. — Очень жаль…
   — О чем ты жалеешь, Джесс? — спросил Перри, с сочувствием глядя на нее.
   — О том, что совсем не помню отца, — тихо произнесла она и спросила: — Какой он был, Перри?
   Молодой человек задумался.
   — Ты считала его самым замечательным человеком на свете. Это точно. Но…
   — Что — но? — поторопила его Джессика.
   — Но я больше ничего не знаю. Меня ведь отправили в школу, и я жил таи почти весь год, — словно оправдываясь, сказал он.
   Джессика не сводила с него изучающего взгляда.
   — Перри, ты не оскорбишь моих чувств, если расскажешь мне правду. Я знаю, что отец был заядлым игроком и любителем выпить. И еще я знаю, что в Челфорде его не любили. Но это не значит, что он был плохим отцом.
   — Конечно, — согласно кивнул Перри. — Я знаю, что, возвращаясь из Лондона, он всегда привозил тебе подарки.
   Глаза у нее вдруг загорелись.
   — Какие, какие подарки? — от нетерпения она топнула ногой.
   — Ну, всякие там девчоночьи безделушки, — улыбнулся Перри, — заколки, колечки, ленты. Джейн Хикс едва не упала в обморок от зависти, когда ты ей сказала, что отец привез тебе шелковое нижнее белье. А еще он привез тебе кольцо с сапфиром, которое ты носила на цепочке на шее, потому что оно было тебе велико. Все девочки тебе завидовали, а тебе только этого и было надо.
   Рассказ Перри доставил Джессике такое удовольствие, что она от души рассмеялась и обняла его.
   — Ох, Перри, я верю, я верю тебе! — воскликнула она. — Насколько я могу судить по разным рассказам, я в самом деле была маленьким чудовищем. Наверное, мой отец был слишком снисходителен ко мне.
   — Еще бы, он тебя просто баловал. По крайней мере так всегда считала моя мать, — заявил Перри и тоже рассмеялся.
   — Думаю, ему было нелегко одному воспитывать девочку, — вздохнула Джессика.
   Она вдруг замолчала, поняв, что, словно ребенок в сиротском приюте, создает в своем воображении образ отца, каким он, возможно, не был. Но ее отец не бросил свою дочь. Возможно, он не был лучшим из отцов, как в свое время сказал Лукас, но он не был и самым плохим. Он таким быть не мог.
   — Ты говорил, я была отчаянной девчонкой, — вспоминая слова Перри, она улыбнулась.
   Он кивнул.
   — Я называл тебя хокс-хиллским сорванцом, и ты сразу лезла в драку. Несколько раз мне здорово досталось.
   — И ты перестал обзываться? — допытывалась Джессика.
   — Я был ужасно хитрым мальчуганом, — Перри удовлетворенно хихикнул. — Я придумал тебе другое прозвище и стал называть ведьмой. Ты больше не стала драться, только расплакалась, как ребенок.
   Джессика нахмурилась, напряженно вглядываясь в лицо собеседника.
   — А почему ты называл меня ведьмой? — серьезным тоном спросила она.
   Он пожал плечами и неуверенно улыбнулся.
   — Потому что ты любила разыгрывать меня, притворяясь, что можешь видеть то, чего не видят другие, — неожиданно сообщил он.
   — Как это? — не поняла Джессика.
   — Однажды, когда у меня потерялась собака, ты подсказала мне, где ее искать, — заявил Перри и добавил, улыбаясь: — И, кстати, взяла с меня за это пенни.
   Сердце у Джессики неожиданно так сильно забилось, что она схватилась за поручень, а потом даже облокотилась на лестничные перила, чтобы сохранить равновесие. От странного предчувствия у нее подкосились ноги.
   — Это было не очень прилично с моей стороны, — прошептала она.
   — Да, не очень, — добродушно-шутливым тоном заявил Перри. — Мы ведь были друзьями, но ты взяла с меня столько же, сколько брала с остальных.
   Джессика слушала его, серьезная, как никогда, хотя и пыталась скрыть впечатление, которое произвел на нее рассказ Перри.
   — Я брала деньги? С кого? — Ей хотелось знать как можно больше о том времени, которого она не помнила, но которое когда-то было ее жизнью.
   — С детей, которые жили по соседству, — ничего не подозревая, говорил Перри. — Например, с дочери судьи Хокса. Она училась с тобой в школе. Я не помню, с кого еще…
   — Я брала с них деньги за то, что находила вещи, которые они потеряли? — уточнила Джессика.
   — Иногда за вещи, а иногда ты предсказывала будущее. На этом-то ты и попалась. Однажды ты сказала Фиб Фулхэм, что ее дедушка скоро умрет, и он умер. Ох, Джесс, не стоит так сильно удивляться! — воскликнул он, пытаясь успокоить действительно потрясенную его рассказом девушку. — Все, кроме нас, детей, знали, что он умирает. Лукас тогда сказал, что ты, наверное, слышала разговор взрослых н решила укрепить свою многообещающую карьеру предсказательницы.
   — Предсказательницы… — словно эхо повторила Джессика.
   — Именно так сказал Лукас, — напомнил ей Перри. — Мы же не зря называли тебя ведьмой. Вот и все.
   — Полагаю, — осторожно произнесла она, — Лукас и положил конец моей карьере…
   — Конечно, — кивнул Перри. — Он ужасно рассердился, но я рассердился больше, потому что он сказал, что ты, наверное, украла мою собаку и заперла ее в амбаре Хендерсонов, чтобы вытянуть у меня деньги. Я был готов вышибить тебе мозги.
   Они дружно расхохотались, но Джессика горела желанием выяснить все до конца, поэтому она спросила: