Страница:
— Благодарю тебя за то, что ты позволил нам пользоваться твоим экипажем, Перри, — сказал он. — А теперь почему бы тебе не отправиться дальше одному? Мы с тобой вскоре встретимся у нас дома…
— Что? — не понял Перри.
— Мы с тобой вскоре встретимся дома, — настойчиво повторил Лукас. — Там я верну тебе экипажей.
— Но… Я хочу поговорить с Джесс, — неуверенно проговорил Перри.
— Ты с ней поговоришь позже, после того, как с ней поговорю я, — заявил Лукас тоном, не терпящим возражений.
— Но… — Перри сделал еще одну робкую попытку переубедить Лукаса, однако тот резко остановил его:
— То, что мне надо сказать, предназначается только для ушей Джесс. А теперь — убирайся!
Перри покраснел до корней волос, отчего он вдруг показался Джессике очень юным, и она ощутила волну негодования, представив себя на его месте. За последние три дня благодаря старому Джозефу, который завязал знакомства с арендаторами Лукаса, девушка узнала довольно много о лорде Дандасе и его семействе и теперь жалела, что арендаторы не могут сейчас видеть своего хозяина. Поистине, для нее до сих пор оставалось загадкой, за что все они любили Лукаса.
Тем временем лорд Дандас пытался изобразить дружелюбную улыбку, что у него не совсем получалось.
— Перри, я должен принести Джессике свои извинения, — сказал он, — и сделать мне это будет нелегко. Твое присутствие только усложнит мое положение. Ты же сам понимаешь…
Это было предложение мира, и Джессика со своей стороны решила помочь Перри сохранить лицо.
— И мне тоже, — заявила она, — есть что сказать Лукасу наедине.
Перри смущенно улыбнулся.
— Хорошо, хорошо, — согласно кивнул он. — Вы меня убедили. Считайте, что я уже уехал.
Помахав на прощание рукой, он пришпорил коня и ускакал прочь.
Как только Перри исчез из виду, Лукас повернулся к Джессике. Она уже успела взять себя в руки подготовиться к предстоящему разговору. Глаза девушки гневно сверкали, на лице застыло выражение негодования.
— Вы не имеете права обращаться со мной подобным образом, — возмущенно произнесла она. — Вы меня похитили! Да-да, именно — похитили!
— Но я почему-то не заметил, чтобы ты сопротивлялась или громко звала на помощь, когда я потихоньку уводил тебя из «Черного лебедя», — не без сарказма напомнил Лукас. — Тебе, наверное, никогда доводилось бывать там раньше.
— Откуда мне было знать, что это за заведение? — с досадой ответила Джессика. — Снаружи оно кажется вполне пристойным…
— Когда ты вошла в зал, то должна была заметить, что там нет женщин, — сказал Лукас.
— Но они там были, — возразила Джессика. Они сидели за столом…
Лукас презрительно хмыкнул.
— Ну да! — воскликнул он. — Женщины. Ты так их называешь — довольно мило…
Пытаясь успокоиться, Джессика глубоко вздохнула — она все еще кипела от гнева.
— О, в этом вы, несомненно, разбираетесь лучше меня, — язвительно произнесла она.
Лукас не ответил на ее сердитое замечание, как-то странно посмотрел на нее, а потом, опустил глаза, тихо сказал:
— Что касается Милли Дженкинс…
— И что же ее касается? — переспросила Джессика, удивленно вскинув брови. Он кашлянул, прочищая горло.
— Это совсем не то, что ты думаешь, — начал он. — То есть я хотел сказать, что едва знаю эту девушку, хотя и встречался с ней… — Он нахмурил брови и помрачнел. — Ох, черт бы все это побрал, Джесс! Я понимаю, о чем ты думаешь, но ты совершенно неправильно представляешь себе мои с ней отношения. Во всяком случае, я сожалею, что так все получилось. Она не имела права говорить с тобой таким тоном. Я извиняюсь за все, что она тебе сказала, но только за это. Ни за что другое я извиняться не собираюсь.
Джессика изумленно воззрилась на него. Она не понимала, почему он решил, что обязан давать ей объяснения относительно своей связи с Милли Дженкинс. Неужели он считает, что, позволив ему поцеловать себя, Джессика станет беспокоиться из-за таких пустяков? Неужели он считает ее столь наивной?
— Не стоит извиняться, — равнодушно произнесла она. — В лондонских тавернах я не такое слышала. Монахини не так уж и защищены от нападок и всяческой грубости, как вам кажется. Что же касается ваших отношений с Милли Дженкинс, то меня они совершенно не интересуют.
Лукас внезапно улыбнулся, в глазах зажглись озорные огоньки.
— Ты в этом уверена, Джесс? — спросил он, глядя ей в лицо.
— Абсолютно, — холодно ответила она.
— Ты больше не влюблена в меня? — нахально осведомился он.
От такой наглости Джессика онемела, а когда вновь обрела дар речи, спросила охрипшим вдруг голосом:
— А разве я когда-нибудь была в вас влюблена?
Прищурив глаза, Лукас с интересом наблюдал за ней.
— Если таким образом ты пытаешься убедить меня в том, что лишилась памяти, — оскорбительным тоном произнес он, — то тебе следует притворяться более искусно.
Ей понадобилась целая минута, чтобы обдумать его слова, — выводы напрашивались сами.
— Вы успели повидаться с поверенным, — догадалась она, — и он сказал вам о том, что я потеряла память… — Джессика глубоко вздохнула, а затем продолжила: — Ваш поступок я нахожу отвратительным, его же поведение — в высшей степени неэтичным. Адвокату не следует передавать одному клиенту слухи о другом. А если такое поведение не считается неэтичным, то оно, безусловно, непорядочное.
Несмотря на ее враждебность, Лукас заговорил медленно и спокойно:
— Мистер Ремпель не передавал одному клиенту слухов о другом, так что тебе не стоит возмущаться по этому поводу и обвинять в непорядочности ни в чем не повинного адвоката. О том, что ты потеряла память, мне рассказали монахини. Мистер Ремпель всего лишь предупредил меня о твоем намерении наведаться в таверну. Но «Черный лебедь» — не место для порядочной женщины…
Джессика ощетинилась, враждебно глядя на Лукаса.
— Вы были в Хокс-хилле? — уточнила она, не обращая внимания на его замечание по поводу злополучной таверны.
— Сразу же после того, как ты ушла оттуда, — быстро ответил Лукас.
— Кто вам позволил шпионить за мной! — Ее возмущению не было предела.
Она быстро взглянула ему в лицо, а потом вдруг отвернулась. Лукас больше не смотрел на нее так, словно она его злейший враг, но и выражения жалости, тем более — дружелюбия, она не обнаружила на его лице. Джессика не могла понять, почему его мнение имело для нее такое большое значение, но оно значение имело. В том то и было все дело. Но почему?
И она продолжила уже более миролюбивым тоном:
— Если вы желали узнать что-то обо мне, вам следовало обратиться непосредственно ко мне, — в ее голосе послышались нотки сожаления.
— Именно это я сейчас и делаю, — сказал он. — Поэтому и спрашиваю тебя, правда ли то, что мне рассказали? Ты на самом деле потеряла память, Джесс?
Она подняла на него недоверчивый взгляд.
— Вы действительно считаете, что я могла дурачить монахинь в течение трех лет? — вопросом на вопрос ответила она.
Но он лишь пожал плечами.
— Я не утверждаю, — сказал он, — что несчастный случай прошел для тебя без последствий, однако могу предположить, что, придя в себя, ты, возможно, решила, что жизнь среди монахинь легче, чем та, которую ты вела здесь.
Было совершенно очевидно, что он понятия не имел о том особом монашеском ордене, в котором она оказалась, а также о том, сколько труда и самоотверженности требует забота о бездомных детях и уход за больными в лазарете. Неужели он считал, что всю грязную и тяжелую работу вместо монахинь выполняла целая армия слуг? Что он мог знать о жизни женщины, лишенной памяти, прошлого и даже имени? К горлу подступил комок, когда она вспомнила первые месяцы, проведенные в монастыре. Тогда она жила лишь надеждой на то, что в конце концов за ней явится отец, мать, брат, сестра… Кто-нибудь… Надежды и мечты — только они помогли ей выстоять, не лишиться рассудка. Но когда надежды постепенно рухнули, их место заняло отчаяние. Спасение она находила в молитве и непрестанном труде.
Теперь все было иначе. Она стала реальной личностью, обрела реальное имя. У нее имелось прошлое. Возможно, память никогда не вернется к ней, но Джессика может попытаться заполнить пробелы в собственной биографии фактами из своей жизни, о которых знают люди. Стоит только расспросить их об этом. Ведь за три дня она неплохо в этом преуспела.
Она снова окинула Лукаса быстрым взглядом. Он мог бы помочь ей скорее достичь этой цели, если бы только согласился ответить на несколько ее вопросов.
— Лукас, — промолвила она примирительным тоном, — что мне надо сделать для того, чтобы вы мне поверили?
— Можешь начать с того, что скажешь мне, когда точно ты узнала, что твоего отца убили, — предложил он.
Ответ едва не сорвался у нее с языка — ей очень хотелось сообщить ему, что она выяснила это менее получаса назад у адвоката, но вовремя спохватилась, заметив ловушку. Ведь она опрометчиво уже призналась ему, что возвратилась сюда для того, чтобы отыскать убийцу. Если Лукас в самом деле побывал в Хокс-хилле и расспрашивал там монахинь, то он непременно заметит противоречия в ее рассказе.
— Я узнала об этом в монастыре, — уклончиво ответила она и глубоко вздохнула.
— От женщины, которая опознала тебя? — уточнил Лукас.
Джессика поняла, к чему он клонит, и попыталась перехитрить его, перейдя в наступление.
— Вы действительно ездили в Хокс-хилл, чтобы шпионить за мной! — воскликнула она с досадой. — Что ж, вы и не могли получить ответы на некоторые свои вопросы от сестер, поскольку им известно далеко не все. Я… я не говорила им про моего отца… Я… я просто… Я не могла…
Изучающе глядя ей в лицо, Лукас произнес:
— Это не все. Будь любезна, объясни, что же такое произошло между нами три дня назад? Если бы ты все забыла, я был 6ы для тебя человеком посторонним. Так как же ты могла позволить мне почти овладеть тобой прямо на кухонном столе? Неужели это как-то связано с потерей памяти?
Девушка вдруг растерялась.
— Вы хотите сказать, что мы были любовниками? — испуганно спросила она.
Его глаза, не моргая, изучали ее лицо. Спустя минуту Лукас вздохнул и сказал:
— Нет, мы не были любовниками. Однако мне хотелось бы понять, что все-таки происходит. Если ты не знала, кто я такой, то почему ты упала в мои объятия, когда я приехал в Хокс-хилл?
Радостная волна облегчения прокатилась по ее телу. Джессика презрительно фыркнула и предложила объяснение, которое, как она полагала, могло устроить Лукаса:
— Вы напали на меня, и я от испуга едва не потеряла сознание. Затем вы обняли меня, а я так и не поняла, что делаю и к чему это приведет. — Произнося эти слова, она глядела ему в глаза. — Я ничего не знаю о мужчинах, Лукас. Если я и была когда-то влюблена в вас, то у меня об этом не сохранилось никаких воспоминаний.
— Ты навсегда забыла прошлое, Джесс, или память может к тебе вернуться? — озабоченно спросил он.
Джессика не сразу ответила, но, решив, что это вопрос весьма серьезный, подумав, сказала:
— Года три назад мне говорили, что память, скорее всего, вернется ко мне через несколько дней. Но когда этого не случилось, мне объяснили, что я могу вспомнить все внезапно, в любой момент… или же никогда…
Он пристально посмотрел на нее, а потом мягко произнес:
— Я все еще не верю тебе, Джесс.
— И зачем мне лгать?! Поясните, ради Бога! — вскричала она.
— В монастыре легко укрыться, разве не так? — предположил он.
— Укрыться? — Она выпрямилась. — От кого?
— От меня, — заявил он.
От неожиданности Джессика резко дернулась, задела руку Лукаса, в которой тот держал поводья, и лошади встали на дыбы.
— Что ты делаешь! — вскричал он, стараясь удержать коней.
Джессика тяжело дышала. На самом дне ее сознания, скрытое провалом в памяти, таилось нечто такое, к чему она никак не могла подобраться.
— Вы поссорились с моим отцом в ту ночь, когда его убили, — сказала она. — Не отрицайте, поверенный рассказал мне об этом.
— Я ничего не собираюсь отрицать, — спокойно отозвался Лукас. — Все давно выяснилось при дознании. И в тот вечер там было полно народу. Примерно двадцать человек были свидетелями драки.
— Вы отняли у него ружье, чтобы он не мог защищаться, — напомнила она. Лукас отрывисто возразил:
— Я отнял у него ружье, чтобы он не убил меня.
— Из-за чего вы поссорились? — спросила Джессика, зорко следя за выражением лица Лукаса.
— Из-за тебя, конечно, из-за чего же еще? — удивился Лукас. — В отчаянной попытке заставить меня жениться на тебе ты сказала отцу, что мы с тобой любовники.
Она раскрыла рот от изумления.
— Я ему такое сказала? — Ей трудно было поверить в подобное. — Не может быть, чтобы я сделала такое, если только… — Она вдруг побледнела и, запинаясь, договорила: — Если только это не было правдой…
Лукас помрачнел.
— За кого ты меня принимаешь? — возмутился он. — Конечно же, это не было правдой! Ведь я собирался жениться на Белле. Тогда твой отец неожиданно появился в «Черном лебеде», ну и началось такое…
— Я совершенно уверена, что не имею к этому никакого отношения. Я не из тех девушек, которые хитростью и обманом заставляют на себе жениться, — вознегодовала Джессика.
— Откуда ты знаешь, если ничего не помнишь? — возразил он.
Она подняла на него полные слез глаза — в них застыли боль и недоумение. Этот взгляд потряс Лукаса до глубины души.
— Лукас, — выдохнула она, — не хотите ли вы сказать, что я была… что я вела себя… как потаскуха?
Он первым нарушил неловкое молчание.
— Нет, Джесс, — успокаивающе произнес он. — Я хотел лишь сказать, что ты была ласкова со мной.
Она вздохнула с облегчением, но сразу же насторожилась, заметив насмешку в его глазах.
— Расскажите мне все, что случилось той ночью, — резко потребовала она, но, вспомнив, что решила закончить дело миром, более мягко добавила; — Расскажите мне. Пожалуйста. Я должна знать.
Мгновение он колебался, но потом заговорил:
— Я только что вернулся с войны и выпивал с друзьями в «Черном лебеде», празднуя возвращение, а заодно и свою помолвку с Беллой Клиффорд. Мы уже собирались уходить, когда в таверне появился твой отец. Он был пьян и чем-то ужасно раздражен. Едва ли не с порога он бросился на меня, заявляя, что ты ему сказала, будто мы с тобой любовники. Ругаясь и проклиная меня, он обвинял меня в том, что я погубил тебя, ибо теперь ни один мужчина не женится на тебе. Он хотел ударить меня, а потом навел на меня свое ружье. Я отнял у него ружье, и он убежал во двор. Больше он не вернулся. Вскоре я тоже ушел из «Черного лебедя».
Слушая бесстрастный рассказ Лукаса, Джессика вся дрожала от возмущения.
— С какой стати я сказала бы отцу, что мы были любовниками, если это не было правдой? — медленно спросила она.
— А с такой, — все больше раздражаясь, ответил Лукас, — что с ранних лет, еще с тех пор, когда ты носила детские фартучки, ты воспылала ко мне страстью. Ни для кого это не было тайной. На самом деле на эту тему много шутили в Челфорде. Я поощрял твою детскую любовь, принимая всяческие знаки внимания, потому что не хотел ранить твои чувства. Ты была всего лишь маленькой прелестной девчушкой, а мне — я должен это честно признать — льстило твое внимание. Но в ту ночь ты зашла слишком далеко.
Нелестный портрет, нарисованный Лукасом, мог быть частично правдивым. Джессика не могла этого отрицать; не зная фактов, она не могла возражать. Но ей стало невыносимо больно, когда она вспомнила ощущения, которые испытала, когда лорд Дандас поцеловал ее. Она помнила, как обессилела в его объятиях, как едва не позволила ему овладеть собой прямо на кухонном столе в Хокс-хилле.
Она подняла на него полные страдания глаза.
— Но мои чувства не остались без ответа, не так ли? — грустно спросила она.
— Да, это так, — заявил он. — Когда ты была ребенком, можно было не обращать на тебя внимания, но со временем…
— Что — со временем?.. — Она хотела знать все, даже самые нелицеприятные факты из своей жизни.
Он встал напротив нее, посмотрел ей в глаза и сказал:
— Когда я вернулся с войны, ты уже была взрослой.
Его взгляд, пристальный и строгий, вызвал в ней те же странные ощущения. Усилием воли она подавила возрастающее напряжение и вдруг заметила, что и Лукас испытывает нечто подобное. Он дышал прерывисто и часто, глаза затуманило желание. «О, только не это, — взмолилась Джессика. — Милостивый Боже, спаси и сохрани!»
— Джесс, — призывно прошептал он.
Она схватила его за руку, помешав прикоснуться к ней.
— Почему вы купили Хокс-хилл, Лукас? — спросила она.
— Что ты сказала? — Он словно бы проснулся.
— Вы слышали, — резко ответила она.
Сквозь сжатые зубы он процедил:
— Неужели не понятно, почему люди покупают заброшенные земли, граничащие с их поместьем? Я хотел заполучить твою землю.
— Поверенный сказал, что вы заплатили больше, чем тогда стоил Хокс-хилл. Это плата за кровь? — бросила она неожиданно.
Он буквально взорвался:
— За чью кровь?!
— Моего отца, — дерзко ответила она. Он ошарашенно воззрился на нее, а потом совершенно спокойно заявил:
— Еще одна такая выходка, и я перекину тебя через колено и отшлепаю как следует.
— Это не ответ, — отозвалась она. — Поверенный сказал, что вы чувствовали себя виноватым в том, что произошло с моим отцом. Он уточнил, что вы винили себя за то, что отняли у моего отца ружье и он не мог защищаться, когда на него напали. Это так?
Он кивнул.
— Так оно и было.
Этот скупой ответ не удовлетворил ее.
— Из-за этого вы бы не стали покупать Хокс-хилл, — сказала она и отвернулась.
Лукас чувствовал, как из глубины души поднимается волна гнева, готовая вот-вот вырваться наружу.
— Послушай-ка, — прошипел он сквозь стиснутые зубы, — я хотел заполучить твою землю и получил ее. Не торгуясь, я заплатил хорошую цену. Это все. Больше нам говорить не о чем.
— Где же вы взяли деньги? — прищурив глаза, спросила Джессика. — Мистер Ремпель сказал мне, что в то время вас содержали родственники. Так откуда у вас появились деньги?
— Ремпель — старый болтун! — взорвался Лукас — А деньги я занял у друзей…
— О, не сердитесь на адвоката! Не такой уж он болтливый! — успокоила его Джессика. — Мне пришлось немало потрудиться, чтобы заставить его отвечать на мои вопросы. Много вытянуть я не смогла, поэтому спрашиваю вас. Итак, кто дал вам деньги?
— Во-первых, Руперт Хэйг, во-вторых, мой кузен Адриан, — принялся перечислять Лукас. — Можешь сама спросить у них.
— Знаете, что я думаю, Лукас? — задумчиво протянула Джессика. — Я думаю, что вы врете.
Он обиженно возразил:
— Ты многое не знаешь, Джесс, поэтому говоришь со мной таким тоном…
— Так расскажите мне! — потребовала она.
— Я хотел обеспечить тебя на случай, если со мной что-то произойдет, — внезапно заявил он.
Джессика вздрогнула от неожиданности, но он продолжал:
— На самом деле я чувствовал себя ответственным за то, что случилось с твоим отцом. Зачем я тогда отнял у него ружье? Правда, он хотел убить меня и вполне мог осуществить задуманное. Впрочем, мы оба тогда были пьяны. Но погиб-то он… А вот что касается наших с тобой отношений? Да, я всегда опекал тебя, еще с тех пор, когда ты была маленькой девочкой. Ты взирала на меня с почтением, ты боготворила меня, и кто-то должен был заботиться о тебе. Твой отец был человеком безответственным и расточительным, он и думать не думал о том, как обеспечить твое будущее.
У Джессики от волнения пересохли губы, и комок подступил к горлу.
— Не смейте плохо отзываться о моем отце! — воскликнула она. — Что вы знали о нем? Вы ушли на войну, и вас не было в Челфорде.
— Да, ты в самом деле лишилась памяти, — задумчиво проговорил Лукас. — Твой отец был заядлым картежником, Джесс, и, мягко говоря, пил слишком много.
Жгучие слезы обиды и негодования заблестели на ее ресницах.
— Ну что ж, я могу поверить, что святым он не был. И тем не меня он не отправил меня к каким-то дальним родственникам, которые могли бы попрекать меня куском хлеба. Он, наверное, не хотел расстаться со мной…
На одно короткое мгновение в глазах Лукаса вспыхнул огонь негодования, но он быстро справился с собой и равнодушно произнес:…
— Так вот оно что…
— Что?.. — не поняла Джессика.
— Твой отец… — начал было Лукас, но осекся и замолчал.
— Отец? Что? — Она подняла на него умоляющий взгляд.
— Возможно, ты права. Но тогда все казалось иначе… — миролюбиво проговорил он, но волна эмоций уже захлестнула Джессику.
— Моего отца предательски убили! — закричала она. — И я не успокоюсь, пока не узнаю, кто сделал это.
Долгое молчание было ответом на ее гневные слова, но в конце концов Лукас решился спросить:
— Ты в самом деле думаешь, что я способен убить, Джесс?
Эти горькие слова не убедили ее. Разве имело значение то, что думала она? Она затеяла игру, в которой обязана была идти на большой риск. Ее противники были гораздо сильнее — они были свидетелями и участниками событий, она же ощупью пробиралась во мраке.
— У вас были мотив и возможность, — безжалостно заявила она.
— Какой еще мотив? — удивился Лукас.
— Вы были влюблены в эту девушку, Беллу Клиффорд. Полагаю, мой отец угрожал вам, что расскажет ей о наших с вами отношениях. Вы не хотели потерять ее, поэтому убили его, — на одном выдохе произнесла Джессика свое предположение.
— Рассказать ей? Белле? — Лукас криво улыбнулся. — Сохранить тайну после шумной ссоры было невозможно. Все, кто тогда оказался в «Черном лебеде», узнали о том, что мы с тобой — любовники. Твой отец вовсю старался. Но это была ложь! Ты больше его желала моего разрыва с Беллой. Однако тебе удалось добиться обратного. Вскоре после того, как ты покинула Хокс-хилл, Белла оставила меня и вышла замуж за моего лучшего друга, Руперта Хэйга. Вот и все, что тогда произошло.
— Если все это неправда, то зачем мне было уговаривать отца поверить в эту ложь? — пыталась выяснить Джессика.
— Как это — зачем? — Лукас склонился над ней, смотря ей прямо в глаза. — Затем, что ты безумно любила меня и любой ценой стремилась помешать моей свадьбе. Ты решила, что сможешь заставить меня жениться на тебе. Но ты была не первой женщиной, которая таким образом пыталась скомпрометировать меня.
Как ни странно, такое объяснение показалось Джессике вполне правдоподобным, и мысль эта почему-то взволновала ее.
— Если не вы убили его, то, наверное, знаете, кто сделал это. Кого вы защищаете, Лукас? — грозно спросила она.
Лукас потер глаза.
— Кого же, черт побери, если не тебя? — устало проговорил он. — Тебя, разумеется. Неужели ты так ничего и не поняла? Убийце удалось скрыться. Подумай хорошенько и сама догадаешься, что он мог запросто разделаться и с тобой. Кроме того, не забывай, что ты сама бесследно исчезла в ту же ночь, когда убили твоего отца. Многие считали, что ты убила его…
Они расстались у парадного входа в дом в Хокс-хилле. Джессика, все еще ошеломленная итогами беседы с Лукасом, невпопад отвечала ему, прощаясь. Ей хотелось поскорее остаться наедине со своими мыслями, которые вихрем проносились у нее в голове, как в калейдоскопе, сменяя друг друга. Она не знала, за что держаться, а что отмести. Полная сомнений, она вошла в дом и сразу же поняла, что остаться одной ей не удастся.
Из комнаты, служившей столовой, а также общим кабинетом, доносились голоса.
Сняв шляпку, она заставила себя безмятежно улыбнуться и переступила порог комнаты.
Сестры-монахини сидели за столом, делая записи в одной из конторских книг. Сестра Долорес, почти шестидесятилетняя женщина, высокая и худая, с нездоровым цветом лица и очень выразительными темными глазами под густыми бровями, склонилась над столом. Из-за величественных манер и властного вида она получила прозвище «сестра Герцогиня». Молодые послушницы шутили между собой, что всякий раз, когда она говорила больному, что он непременно поправится, тот торопился выполнить ее приказ, а если вдруг умирал, то лишь из-за того, что переусердствовал в своем стремлении.
Сестра Эльвира, маленькая и круглолицая, была лет на десять моложе. Она непосредственно занималась делами сиротского приюта и всех детей, вверенных ей, знала и понимала, как никто другой. Она никогда не отказалась ни от одного из своих воспитанников, несмотря на трудный характер и необузданное поведение, и никто из детей никогда не смог обвести ее вокруг пальца. Она была сурова, но справедлива, и дети отвечали ей уважением и любовью. В сестре Эльвире смешались «святость со светскостью», и послушницы за мудрость наградили ее именем Соломон. На сестру Эльвиру мать-настоятельница возложила ответственность за создание приюта в Хокс-хилле.
Завидев Джессику, монахини прервали разговор. После происшествия с земляничным вареньем сестры всегда замолкали, когда в комнату входила Джессика. Они не были любопытными и удовлетворились объяснением, что варенье разлетелось по всей кухне потому, что девушка нечаянно задела миску деревянной лопатой. Ей пришлось оправдываться после того, как они застали ее стирающей красные пятна с потолка. Но поскольку сестра Марта отличалась аккуратностью, то небрежность Джессики обеспокоила монахинь. Девушка заметила, что с того дня сестры наблюдают за ней. Мать-настоятельница поручила ее их опеке, и они добросовестно выполняли ее просьбу.
— Что? — не понял Перри.
— Мы с тобой вскоре встретимся дома, — настойчиво повторил Лукас. — Там я верну тебе экипажей.
— Но… Я хочу поговорить с Джесс, — неуверенно проговорил Перри.
— Ты с ней поговоришь позже, после того, как с ней поговорю я, — заявил Лукас тоном, не терпящим возражений.
— Но… — Перри сделал еще одну робкую попытку переубедить Лукаса, однако тот резко остановил его:
— То, что мне надо сказать, предназначается только для ушей Джесс. А теперь — убирайся!
Перри покраснел до корней волос, отчего он вдруг показался Джессике очень юным, и она ощутила волну негодования, представив себя на его месте. За последние три дня благодаря старому Джозефу, который завязал знакомства с арендаторами Лукаса, девушка узнала довольно много о лорде Дандасе и его семействе и теперь жалела, что арендаторы не могут сейчас видеть своего хозяина. Поистине, для нее до сих пор оставалось загадкой, за что все они любили Лукаса.
Тем временем лорд Дандас пытался изобразить дружелюбную улыбку, что у него не совсем получалось.
— Перри, я должен принести Джессике свои извинения, — сказал он, — и сделать мне это будет нелегко. Твое присутствие только усложнит мое положение. Ты же сам понимаешь…
Это было предложение мира, и Джессика со своей стороны решила помочь Перри сохранить лицо.
— И мне тоже, — заявила она, — есть что сказать Лукасу наедине.
Перри смущенно улыбнулся.
— Хорошо, хорошо, — согласно кивнул он. — Вы меня убедили. Считайте, что я уже уехал.
Помахав на прощание рукой, он пришпорил коня и ускакал прочь.
Как только Перри исчез из виду, Лукас повернулся к Джессике. Она уже успела взять себя в руки подготовиться к предстоящему разговору. Глаза девушки гневно сверкали, на лице застыло выражение негодования.
— Вы не имеете права обращаться со мной подобным образом, — возмущенно произнесла она. — Вы меня похитили! Да-да, именно — похитили!
— Но я почему-то не заметил, чтобы ты сопротивлялась или громко звала на помощь, когда я потихоньку уводил тебя из «Черного лебедя», — не без сарказма напомнил Лукас. — Тебе, наверное, никогда доводилось бывать там раньше.
— Откуда мне было знать, что это за заведение? — с досадой ответила Джессика. — Снаружи оно кажется вполне пристойным…
— Когда ты вошла в зал, то должна была заметить, что там нет женщин, — сказал Лукас.
— Но они там были, — возразила Джессика. Они сидели за столом…
Лукас презрительно хмыкнул.
— Ну да! — воскликнул он. — Женщины. Ты так их называешь — довольно мило…
Пытаясь успокоиться, Джессика глубоко вздохнула — она все еще кипела от гнева.
— О, в этом вы, несомненно, разбираетесь лучше меня, — язвительно произнесла она.
Лукас не ответил на ее сердитое замечание, как-то странно посмотрел на нее, а потом, опустил глаза, тихо сказал:
— Что касается Милли Дженкинс…
— И что же ее касается? — переспросила Джессика, удивленно вскинув брови. Он кашлянул, прочищая горло.
— Это совсем не то, что ты думаешь, — начал он. — То есть я хотел сказать, что едва знаю эту девушку, хотя и встречался с ней… — Он нахмурил брови и помрачнел. — Ох, черт бы все это побрал, Джесс! Я понимаю, о чем ты думаешь, но ты совершенно неправильно представляешь себе мои с ней отношения. Во всяком случае, я сожалею, что так все получилось. Она не имела права говорить с тобой таким тоном. Я извиняюсь за все, что она тебе сказала, но только за это. Ни за что другое я извиняться не собираюсь.
Джессика изумленно воззрилась на него. Она не понимала, почему он решил, что обязан давать ей объяснения относительно своей связи с Милли Дженкинс. Неужели он считает, что, позволив ему поцеловать себя, Джессика станет беспокоиться из-за таких пустяков? Неужели он считает ее столь наивной?
— Не стоит извиняться, — равнодушно произнесла она. — В лондонских тавернах я не такое слышала. Монахини не так уж и защищены от нападок и всяческой грубости, как вам кажется. Что же касается ваших отношений с Милли Дженкинс, то меня они совершенно не интересуют.
Лукас внезапно улыбнулся, в глазах зажглись озорные огоньки.
— Ты в этом уверена, Джесс? — спросил он, глядя ей в лицо.
— Абсолютно, — холодно ответила она.
— Ты больше не влюблена в меня? — нахально осведомился он.
От такой наглости Джессика онемела, а когда вновь обрела дар речи, спросила охрипшим вдруг голосом:
— А разве я когда-нибудь была в вас влюблена?
Прищурив глаза, Лукас с интересом наблюдал за ней.
— Если таким образом ты пытаешься убедить меня в том, что лишилась памяти, — оскорбительным тоном произнес он, — то тебе следует притворяться более искусно.
Ей понадобилась целая минута, чтобы обдумать его слова, — выводы напрашивались сами.
— Вы успели повидаться с поверенным, — догадалась она, — и он сказал вам о том, что я потеряла память… — Джессика глубоко вздохнула, а затем продолжила: — Ваш поступок я нахожу отвратительным, его же поведение — в высшей степени неэтичным. Адвокату не следует передавать одному клиенту слухи о другом. А если такое поведение не считается неэтичным, то оно, безусловно, непорядочное.
Несмотря на ее враждебность, Лукас заговорил медленно и спокойно:
— Мистер Ремпель не передавал одному клиенту слухов о другом, так что тебе не стоит возмущаться по этому поводу и обвинять в непорядочности ни в чем не повинного адвоката. О том, что ты потеряла память, мне рассказали монахини. Мистер Ремпель всего лишь предупредил меня о твоем намерении наведаться в таверну. Но «Черный лебедь» — не место для порядочной женщины…
Джессика ощетинилась, враждебно глядя на Лукаса.
— Вы были в Хокс-хилле? — уточнила она, не обращая внимания на его замечание по поводу злополучной таверны.
— Сразу же после того, как ты ушла оттуда, — быстро ответил Лукас.
— Кто вам позволил шпионить за мной! — Ее возмущению не было предела.
Она быстро взглянула ему в лицо, а потом вдруг отвернулась. Лукас больше не смотрел на нее так, словно она его злейший враг, но и выражения жалости, тем более — дружелюбия, она не обнаружила на его лице. Джессика не могла понять, почему его мнение имело для нее такое большое значение, но оно значение имело. В том то и было все дело. Но почему?
И она продолжила уже более миролюбивым тоном:
— Если вы желали узнать что-то обо мне, вам следовало обратиться непосредственно ко мне, — в ее голосе послышались нотки сожаления.
— Именно это я сейчас и делаю, — сказал он. — Поэтому и спрашиваю тебя, правда ли то, что мне рассказали? Ты на самом деле потеряла память, Джесс?
Она подняла на него недоверчивый взгляд.
— Вы действительно считаете, что я могла дурачить монахинь в течение трех лет? — вопросом на вопрос ответила она.
Но он лишь пожал плечами.
— Я не утверждаю, — сказал он, — что несчастный случай прошел для тебя без последствий, однако могу предположить, что, придя в себя, ты, возможно, решила, что жизнь среди монахинь легче, чем та, которую ты вела здесь.
Было совершенно очевидно, что он понятия не имел о том особом монашеском ордене, в котором она оказалась, а также о том, сколько труда и самоотверженности требует забота о бездомных детях и уход за больными в лазарете. Неужели он считал, что всю грязную и тяжелую работу вместо монахинь выполняла целая армия слуг? Что он мог знать о жизни женщины, лишенной памяти, прошлого и даже имени? К горлу подступил комок, когда она вспомнила первые месяцы, проведенные в монастыре. Тогда она жила лишь надеждой на то, что в конце концов за ней явится отец, мать, брат, сестра… Кто-нибудь… Надежды и мечты — только они помогли ей выстоять, не лишиться рассудка. Но когда надежды постепенно рухнули, их место заняло отчаяние. Спасение она находила в молитве и непрестанном труде.
Теперь все было иначе. Она стала реальной личностью, обрела реальное имя. У нее имелось прошлое. Возможно, память никогда не вернется к ней, но Джессика может попытаться заполнить пробелы в собственной биографии фактами из своей жизни, о которых знают люди. Стоит только расспросить их об этом. Ведь за три дня она неплохо в этом преуспела.
Она снова окинула Лукаса быстрым взглядом. Он мог бы помочь ей скорее достичь этой цели, если бы только согласился ответить на несколько ее вопросов.
— Лукас, — промолвила она примирительным тоном, — что мне надо сделать для того, чтобы вы мне поверили?
— Можешь начать с того, что скажешь мне, когда точно ты узнала, что твоего отца убили, — предложил он.
Ответ едва не сорвался у нее с языка — ей очень хотелось сообщить ему, что она выяснила это менее получаса назад у адвоката, но вовремя спохватилась, заметив ловушку. Ведь она опрометчиво уже призналась ему, что возвратилась сюда для того, чтобы отыскать убийцу. Если Лукас в самом деле побывал в Хокс-хилле и расспрашивал там монахинь, то он непременно заметит противоречия в ее рассказе.
— Я узнала об этом в монастыре, — уклончиво ответила она и глубоко вздохнула.
— От женщины, которая опознала тебя? — уточнил Лукас.
Джессика поняла, к чему он клонит, и попыталась перехитрить его, перейдя в наступление.
— Вы действительно ездили в Хокс-хилл, чтобы шпионить за мной! — воскликнула она с досадой. — Что ж, вы и не могли получить ответы на некоторые свои вопросы от сестер, поскольку им известно далеко не все. Я… я не говорила им про моего отца… Я… я просто… Я не могла…
Изучающе глядя ей в лицо, Лукас произнес:
— Это не все. Будь любезна, объясни, что же такое произошло между нами три дня назад? Если бы ты все забыла, я был 6ы для тебя человеком посторонним. Так как же ты могла позволить мне почти овладеть тобой прямо на кухонном столе? Неужели это как-то связано с потерей памяти?
Девушка вдруг растерялась.
— Вы хотите сказать, что мы были любовниками? — испуганно спросила она.
Его глаза, не моргая, изучали ее лицо. Спустя минуту Лукас вздохнул и сказал:
— Нет, мы не были любовниками. Однако мне хотелось бы понять, что все-таки происходит. Если ты не знала, кто я такой, то почему ты упала в мои объятия, когда я приехал в Хокс-хилл?
Радостная волна облегчения прокатилась по ее телу. Джессика презрительно фыркнула и предложила объяснение, которое, как она полагала, могло устроить Лукаса:
— Вы напали на меня, и я от испуга едва не потеряла сознание. Затем вы обняли меня, а я так и не поняла, что делаю и к чему это приведет. — Произнося эти слова, она глядела ему в глаза. — Я ничего не знаю о мужчинах, Лукас. Если я и была когда-то влюблена в вас, то у меня об этом не сохранилось никаких воспоминаний.
— Ты навсегда забыла прошлое, Джесс, или память может к тебе вернуться? — озабоченно спросил он.
Джессика не сразу ответила, но, решив, что это вопрос весьма серьезный, подумав, сказала:
— Года три назад мне говорили, что память, скорее всего, вернется ко мне через несколько дней. Но когда этого не случилось, мне объяснили, что я могу вспомнить все внезапно, в любой момент… или же никогда…
Он пристально посмотрел на нее, а потом мягко произнес:
— Я все еще не верю тебе, Джесс.
— И зачем мне лгать?! Поясните, ради Бога! — вскричала она.
— В монастыре легко укрыться, разве не так? — предположил он.
— Укрыться? — Она выпрямилась. — От кого?
— От меня, — заявил он.
От неожиданности Джессика резко дернулась, задела руку Лукаса, в которой тот держал поводья, и лошади встали на дыбы.
— Что ты делаешь! — вскричал он, стараясь удержать коней.
Джессика тяжело дышала. На самом дне ее сознания, скрытое провалом в памяти, таилось нечто такое, к чему она никак не могла подобраться.
— Вы поссорились с моим отцом в ту ночь, когда его убили, — сказала она. — Не отрицайте, поверенный рассказал мне об этом.
— Я ничего не собираюсь отрицать, — спокойно отозвался Лукас. — Все давно выяснилось при дознании. И в тот вечер там было полно народу. Примерно двадцать человек были свидетелями драки.
— Вы отняли у него ружье, чтобы он не мог защищаться, — напомнила она. Лукас отрывисто возразил:
— Я отнял у него ружье, чтобы он не убил меня.
— Из-за чего вы поссорились? — спросила Джессика, зорко следя за выражением лица Лукаса.
— Из-за тебя, конечно, из-за чего же еще? — удивился Лукас. — В отчаянной попытке заставить меня жениться на тебе ты сказала отцу, что мы с тобой любовники.
Она раскрыла рот от изумления.
— Я ему такое сказала? — Ей трудно было поверить в подобное. — Не может быть, чтобы я сделала такое, если только… — Она вдруг побледнела и, запинаясь, договорила: — Если только это не было правдой…
Лукас помрачнел.
— За кого ты меня принимаешь? — возмутился он. — Конечно же, это не было правдой! Ведь я собирался жениться на Белле. Тогда твой отец неожиданно появился в «Черном лебеде», ну и началось такое…
— Я совершенно уверена, что не имею к этому никакого отношения. Я не из тех девушек, которые хитростью и обманом заставляют на себе жениться, — вознегодовала Джессика.
— Откуда ты знаешь, если ничего не помнишь? — возразил он.
Она подняла на него полные слез глаза — в них застыли боль и недоумение. Этот взгляд потряс Лукаса до глубины души.
— Лукас, — выдохнула она, — не хотите ли вы сказать, что я была… что я вела себя… как потаскуха?
Он первым нарушил неловкое молчание.
— Нет, Джесс, — успокаивающе произнес он. — Я хотел лишь сказать, что ты была ласкова со мной.
Она вздохнула с облегчением, но сразу же насторожилась, заметив насмешку в его глазах.
— Расскажите мне все, что случилось той ночью, — резко потребовала она, но, вспомнив, что решила закончить дело миром, более мягко добавила; — Расскажите мне. Пожалуйста. Я должна знать.
Мгновение он колебался, но потом заговорил:
— Я только что вернулся с войны и выпивал с друзьями в «Черном лебеде», празднуя возвращение, а заодно и свою помолвку с Беллой Клиффорд. Мы уже собирались уходить, когда в таверне появился твой отец. Он был пьян и чем-то ужасно раздражен. Едва ли не с порога он бросился на меня, заявляя, что ты ему сказала, будто мы с тобой любовники. Ругаясь и проклиная меня, он обвинял меня в том, что я погубил тебя, ибо теперь ни один мужчина не женится на тебе. Он хотел ударить меня, а потом навел на меня свое ружье. Я отнял у него ружье, и он убежал во двор. Больше он не вернулся. Вскоре я тоже ушел из «Черного лебедя».
Слушая бесстрастный рассказ Лукаса, Джессика вся дрожала от возмущения.
— С какой стати я сказала бы отцу, что мы были любовниками, если это не было правдой? — медленно спросила она.
— А с такой, — все больше раздражаясь, ответил Лукас, — что с ранних лет, еще с тех пор, когда ты носила детские фартучки, ты воспылала ко мне страстью. Ни для кого это не было тайной. На самом деле на эту тему много шутили в Челфорде. Я поощрял твою детскую любовь, принимая всяческие знаки внимания, потому что не хотел ранить твои чувства. Ты была всего лишь маленькой прелестной девчушкой, а мне — я должен это честно признать — льстило твое внимание. Но в ту ночь ты зашла слишком далеко.
Нелестный портрет, нарисованный Лукасом, мог быть частично правдивым. Джессика не могла этого отрицать; не зная фактов, она не могла возражать. Но ей стало невыносимо больно, когда она вспомнила ощущения, которые испытала, когда лорд Дандас поцеловал ее. Она помнила, как обессилела в его объятиях, как едва не позволила ему овладеть собой прямо на кухонном столе в Хокс-хилле.
Она подняла на него полные страдания глаза.
— Но мои чувства не остались без ответа, не так ли? — грустно спросила она.
— Да, это так, — заявил он. — Когда ты была ребенком, можно было не обращать на тебя внимания, но со временем…
— Что — со временем?.. — Она хотела знать все, даже самые нелицеприятные факты из своей жизни.
Он встал напротив нее, посмотрел ей в глаза и сказал:
— Когда я вернулся с войны, ты уже была взрослой.
Его взгляд, пристальный и строгий, вызвал в ней те же странные ощущения. Усилием воли она подавила возрастающее напряжение и вдруг заметила, что и Лукас испытывает нечто подобное. Он дышал прерывисто и часто, глаза затуманило желание. «О, только не это, — взмолилась Джессика. — Милостивый Боже, спаси и сохрани!»
— Джесс, — призывно прошептал он.
Она схватила его за руку, помешав прикоснуться к ней.
— Почему вы купили Хокс-хилл, Лукас? — спросила она.
— Что ты сказала? — Он словно бы проснулся.
— Вы слышали, — резко ответила она.
Сквозь сжатые зубы он процедил:
— Неужели не понятно, почему люди покупают заброшенные земли, граничащие с их поместьем? Я хотел заполучить твою землю.
— Поверенный сказал, что вы заплатили больше, чем тогда стоил Хокс-хилл. Это плата за кровь? — бросила она неожиданно.
Он буквально взорвался:
— За чью кровь?!
— Моего отца, — дерзко ответила она. Он ошарашенно воззрился на нее, а потом совершенно спокойно заявил:
— Еще одна такая выходка, и я перекину тебя через колено и отшлепаю как следует.
— Это не ответ, — отозвалась она. — Поверенный сказал, что вы чувствовали себя виноватым в том, что произошло с моим отцом. Он уточнил, что вы винили себя за то, что отняли у моего отца ружье и он не мог защищаться, когда на него напали. Это так?
Он кивнул.
— Так оно и было.
Этот скупой ответ не удовлетворил ее.
— Из-за этого вы бы не стали покупать Хокс-хилл, — сказала она и отвернулась.
Лукас чувствовал, как из глубины души поднимается волна гнева, готовая вот-вот вырваться наружу.
— Послушай-ка, — прошипел он сквозь стиснутые зубы, — я хотел заполучить твою землю и получил ее. Не торгуясь, я заплатил хорошую цену. Это все. Больше нам говорить не о чем.
— Где же вы взяли деньги? — прищурив глаза, спросила Джессика. — Мистер Ремпель сказал мне, что в то время вас содержали родственники. Так откуда у вас появились деньги?
— Ремпель — старый болтун! — взорвался Лукас — А деньги я занял у друзей…
— О, не сердитесь на адвоката! Не такой уж он болтливый! — успокоила его Джессика. — Мне пришлось немало потрудиться, чтобы заставить его отвечать на мои вопросы. Много вытянуть я не смогла, поэтому спрашиваю вас. Итак, кто дал вам деньги?
— Во-первых, Руперт Хэйг, во-вторых, мой кузен Адриан, — принялся перечислять Лукас. — Можешь сама спросить у них.
— Знаете, что я думаю, Лукас? — задумчиво протянула Джессика. — Я думаю, что вы врете.
Он обиженно возразил:
— Ты многое не знаешь, Джесс, поэтому говоришь со мной таким тоном…
— Так расскажите мне! — потребовала она.
— Я хотел обеспечить тебя на случай, если со мной что-то произойдет, — внезапно заявил он.
Джессика вздрогнула от неожиданности, но он продолжал:
— На самом деле я чувствовал себя ответственным за то, что случилось с твоим отцом. Зачем я тогда отнял у него ружье? Правда, он хотел убить меня и вполне мог осуществить задуманное. Впрочем, мы оба тогда были пьяны. Но погиб-то он… А вот что касается наших с тобой отношений? Да, я всегда опекал тебя, еще с тех пор, когда ты была маленькой девочкой. Ты взирала на меня с почтением, ты боготворила меня, и кто-то должен был заботиться о тебе. Твой отец был человеком безответственным и расточительным, он и думать не думал о том, как обеспечить твое будущее.
У Джессики от волнения пересохли губы, и комок подступил к горлу.
— Не смейте плохо отзываться о моем отце! — воскликнула она. — Что вы знали о нем? Вы ушли на войну, и вас не было в Челфорде.
— Да, ты в самом деле лишилась памяти, — задумчиво проговорил Лукас. — Твой отец был заядлым картежником, Джесс, и, мягко говоря, пил слишком много.
Жгучие слезы обиды и негодования заблестели на ее ресницах.
— Ну что ж, я могу поверить, что святым он не был. И тем не меня он не отправил меня к каким-то дальним родственникам, которые могли бы попрекать меня куском хлеба. Он, наверное, не хотел расстаться со мной…
На одно короткое мгновение в глазах Лукаса вспыхнул огонь негодования, но он быстро справился с собой и равнодушно произнес:…
— Так вот оно что…
— Что?.. — не поняла Джессика.
— Твой отец… — начал было Лукас, но осекся и замолчал.
— Отец? Что? — Она подняла на него умоляющий взгляд.
— Возможно, ты права. Но тогда все казалось иначе… — миролюбиво проговорил он, но волна эмоций уже захлестнула Джессику.
— Моего отца предательски убили! — закричала она. — И я не успокоюсь, пока не узнаю, кто сделал это.
Долгое молчание было ответом на ее гневные слова, но в конце концов Лукас решился спросить:
— Ты в самом деле думаешь, что я способен убить, Джесс?
Эти горькие слова не убедили ее. Разве имело значение то, что думала она? Она затеяла игру, в которой обязана была идти на большой риск. Ее противники были гораздо сильнее — они были свидетелями и участниками событий, она же ощупью пробиралась во мраке.
— У вас были мотив и возможность, — безжалостно заявила она.
— Какой еще мотив? — удивился Лукас.
— Вы были влюблены в эту девушку, Беллу Клиффорд. Полагаю, мой отец угрожал вам, что расскажет ей о наших с вами отношениях. Вы не хотели потерять ее, поэтому убили его, — на одном выдохе произнесла Джессика свое предположение.
— Рассказать ей? Белле? — Лукас криво улыбнулся. — Сохранить тайну после шумной ссоры было невозможно. Все, кто тогда оказался в «Черном лебеде», узнали о том, что мы с тобой — любовники. Твой отец вовсю старался. Но это была ложь! Ты больше его желала моего разрыва с Беллой. Однако тебе удалось добиться обратного. Вскоре после того, как ты покинула Хокс-хилл, Белла оставила меня и вышла замуж за моего лучшего друга, Руперта Хэйга. Вот и все, что тогда произошло.
— Если все это неправда, то зачем мне было уговаривать отца поверить в эту ложь? — пыталась выяснить Джессика.
— Как это — зачем? — Лукас склонился над ней, смотря ей прямо в глаза. — Затем, что ты безумно любила меня и любой ценой стремилась помешать моей свадьбе. Ты решила, что сможешь заставить меня жениться на тебе. Но ты была не первой женщиной, которая таким образом пыталась скомпрометировать меня.
Как ни странно, такое объяснение показалось Джессике вполне правдоподобным, и мысль эта почему-то взволновала ее.
— Если не вы убили его, то, наверное, знаете, кто сделал это. Кого вы защищаете, Лукас? — грозно спросила она.
Лукас потер глаза.
— Кого же, черт побери, если не тебя? — устало проговорил он. — Тебя, разумеется. Неужели ты так ничего и не поняла? Убийце удалось скрыться. Подумай хорошенько и сама догадаешься, что он мог запросто разделаться и с тобой. Кроме того, не забывай, что ты сама бесследно исчезла в ту же ночь, когда убили твоего отца. Многие считали, что ты убила его…
Они расстались у парадного входа в дом в Хокс-хилле. Джессика, все еще ошеломленная итогами беседы с Лукасом, невпопад отвечала ему, прощаясь. Ей хотелось поскорее остаться наедине со своими мыслями, которые вихрем проносились у нее в голове, как в калейдоскопе, сменяя друг друга. Она не знала, за что держаться, а что отмести. Полная сомнений, она вошла в дом и сразу же поняла, что остаться одной ей не удастся.
Из комнаты, служившей столовой, а также общим кабинетом, доносились голоса.
Сняв шляпку, она заставила себя безмятежно улыбнуться и переступила порог комнаты.
Сестры-монахини сидели за столом, делая записи в одной из конторских книг. Сестра Долорес, почти шестидесятилетняя женщина, высокая и худая, с нездоровым цветом лица и очень выразительными темными глазами под густыми бровями, склонилась над столом. Из-за величественных манер и властного вида она получила прозвище «сестра Герцогиня». Молодые послушницы шутили между собой, что всякий раз, когда она говорила больному, что он непременно поправится, тот торопился выполнить ее приказ, а если вдруг умирал, то лишь из-за того, что переусердствовал в своем стремлении.
Сестра Эльвира, маленькая и круглолицая, была лет на десять моложе. Она непосредственно занималась делами сиротского приюта и всех детей, вверенных ей, знала и понимала, как никто другой. Она никогда не отказалась ни от одного из своих воспитанников, несмотря на трудный характер и необузданное поведение, и никто из детей никогда не смог обвести ее вокруг пальца. Она была сурова, но справедлива, и дети отвечали ей уважением и любовью. В сестре Эльвире смешались «святость со светскостью», и послушницы за мудрость наградили ее именем Соломон. На сестру Эльвиру мать-настоятельница возложила ответственность за создание приюта в Хокс-хилле.
Завидев Джессику, монахини прервали разговор. После происшествия с земляничным вареньем сестры всегда замолкали, когда в комнату входила Джессика. Они не были любопытными и удовлетворились объяснением, что варенье разлетелось по всей кухне потому, что девушка нечаянно задела миску деревянной лопатой. Ей пришлось оправдываться после того, как они застали ее стирающей красные пятна с потолка. Но поскольку сестра Марта отличалась аккуратностью, то небрежность Джессики обеспокоила монахинь. Девушка заметила, что с того дня сестры наблюдают за ней. Мать-настоятельница поручила ее их опеке, и они добросовестно выполняли ее просьбу.