Тортлдав Гарри. Пропавший легион

   - Простите мою невежливость, - сказал накхарар, снова повернувшись к Скаурусу. - Когда меня охватывает злость, я забываю язык Императора.
   - Я тоже, - признался трибун. - Вы выказали столько доброты ко мне сегодня. Я слышал, что ваш солдат упомянул имя жреца, который вас ненавидит. Не могу ли я помочь вам в этой беде? Я думаю, что Император выслушает меня, если я попрошу его сделать так, чтобы жрец оставил вас в покое. Маврикиос не тот человек, который пожертвует единством Империи ради эмоций какого-то жреца.
   - Я не нуждаюсь в том, чтобы кто-то дрался за меня, - надменно ответил Гагик, и Скаурус испугался, что обидел своим предложением гордого накхарара. Но Багратони заколебался, и замешательство отчетливо проступило на его хищном лице - выражение, которое не очень подходило к нему.
   - К сожалению, этот подлый жрец хочет говорить не со мной, а с вами.
   - Со мной? Но почему?
   Эта новость встревожила Марка. Он был сыт по горло видессианскими фанатиками и надеялся, что в походе отдохнет от них.
   - Чтобы прочесть мысли подлеца, ты должен сам быть подлецом. Лучше и не пытаться делать это. Хочешь ли ты обменяться с ним двумя - тремя словами?
   Трибуну очень хотелось сказать "нет" и сразу покончить с этим. Но он не мог поставить своего гостеприимного хозяина в неловкое положение.
   - Я поступлю так, как вам будет удобно, - наконец выговорил он.
   - Ты хороший человек, мой друг. Дай подумать... - Накхарар потер ладонью лоб. - Было бы лучше, если бы ты встретился с ним, - сказал он. Иначе этот Земаркос станет кричать, что я не допустил вашего разговора. Для меня это не имеет никакого значения, потому что я вместе с Императором скоро уйду из Амориона. Но для моего народа это может иметь скверные последствия.
   - Значит, договорились.
   Марк подозвал Гая Филиппа, Квинта Глабрио и Горгидаса, а Виридовикс куда-то исчез. Служанки, которую обнимал кельт, тоже не было видно. Скаурус решил не искать галла, Земаркос мог использовать вспыльчивость Виридовикса против римлян.
   - Я бы с радостью поменялся местами с нашим кельтским другом, ухмыльнулся Глабрио.
   - Я старше тебя, сынок, - сказал Гай Филипп. - Подожди своей очереди.
   Не обращая внимания на этот разговор, Горгидас спросил трибуна:
   - Чего от нас хочет этот жрец?
   - Наверно, он хочет сказать, что все мы прокляты, я полагаю. Я рад, что сегодня ты с нами - в теологических спорах ты очень силен.
   - Это мое любимое развлечение, - вздохнул Горгидас, грустно взглянув на Марка. - Ну что ж, пора покончить с этим, наш добрый хозяин, наверно, грызет ногти от нетерпения.
   Это оказалось правдой: как запертый в клетке хищный зверь, накхарар ходил по двору взад-вперед, постукивая кулаком по бедру. Увидев, что римляне готовы идти, он проводил их через сад к воротам. По пути они встретили солдата, который сообщил о прибытии Земаркоса и также присоединился к ним. На руках у него были тяжелые перчатки из толстой кожи с металлическими шипами. Солдат нетерпеливо ждал чего-то.
   Ворота были закрыты так прочно, словно приближался враг. Накхарар сделал нетерпеливый жест, и солдаты распахнули их настежь. И словно вступая в захваченный город, прошествовал Земаркос, ведя на цепи своего неизменного пса. Он заметил Гагика Багратони прежде, чем римлян, стоящих за его спиной.
   - Итак, - сказал он, - ты не осмеливаешься дать этим зарвавшимся чужеземцам узнать правду, но хочешь вместо этого, чтобы они погрязли в навозе твоих дьявольских козней?
   Лицо Багратони исказилось от гнева. Он сжал кулаки и шагнул к жрецу. Собака Земаркоса предупреждающе зарычала, и шерсть встала дыбом на ее спине. Земаркос натянул скользящую петлю на шее пса.
   - На место, Васпур! - приказал он, и эти слова понравились собравшимся еще меньше, чем он сам.
   Пытаясь разрядить обстановку, Марк подошел со своими людьми ближе, чтобы Земаркос их увидел.
   - Мы здесь, как ты хотел, - сказал он жрецу, - и наш друг тоже выразил желание, чтобы мы пришли. Что такого ты можешь сообщить важного людям, которых ты никогда не встречал?
   - По вашей странной одежде и вооружению, а теперь и по речи я заключаю, что вы чужеземцы. Вы ступили на дурную тропу, войдя в этот дом зла. Моя обязанность - спасти твою душу и души твоих людей. Я пришел, чтобы вырвать вас из когтей печально известного еретика, который заманил вас сюда.
   Трибун с неохотой вынужден был признать мужество Земаркоса. Слабый духом не стал бы говорить так прямо у самого порога дома своего врага. Но догмы ослепили его настолько, что он не признавал того, кто их не разделял, за человека. Скаурус встречал таких жрецов в Видессосе.
   Он ответил как можно вежливее:
   - Мы не обсуждаем здесь религиозные проблемы, и ни слова о ереси не было сказано.
   - О, он скользкий, хитрый, как лисица, и голодный, как шакал. Лед Скотоса заберет его к себе.
   По рядам людей Багратони прошел сердитый ропот, когда они услышали, как Земаркос оскорбляет их господина, но накхарар стоял не двигаясь и не говоря ни слова, как будто вырубленный из камня. Лицо его потемнело, как грозовая туча, но он не ответил жрецу.
   Горгидас вышел вперед. Его горячий интерес ко всему, что он встречал, заставил его изучать священные книги, даже если не все их идеи он разделял. Теперь, когда подвернулась возможность их процитировать, он спросил Земаркоса:
   - Но разве не написано в сорок восьмой главе: "Пусть ярость будет подавлена! Пусть насилие умрет в тебе, убитое истинной верой"?
   Это дало жрецу возможность сражаться на своей территории. Его ответ был быстрыми и уверенным.
   - Да, но в тридцать третьей главе также было сказано: "Тот, кто творит зло, угоден Скотосу, он поднимет десницу Фоса, которая покарает его". Император думает, что он велик, потому что бросается на еретиков из Казда. Но он должен сперва очистить свой Видессос, совершив обряд избавления от яда неверующих внутри Империи!
   Багратони оттолкнул римлян.
   - Жрец, ты выблевываешь ненависть, как пьяница - свой обед. И это ты делаешь на моей земле. Если бы я только приказал своим людям, они поступили бы с тобой так, как ты этого заслуживаешь.
   Земаркос коснулся головы пса. В одно мгновение собака бросилась на Багратони, но ее тут же остановила цепь. Пес яростно зарычал. Жрец засмеялся.
   - Брось своих собак против моей собаки, и они быстро подожмут хвосты.
   - Почему ты назвал своего пса Васпуром? Ответь мне, - голос Багратони стал опасно мягким.
   - Почему? - усмехнулся жрец. - Какое еще имя лучше подходят для собаки?
   При этом последнем оскорблении терпение Гагика Багратони лопнуло. Львиным рыком он проревел что-то воину, который пришел вместе с ним. Быстрый, как бросающий сеть гладиатор, он выскочил вперед и набросил на голову Земаркоса мешок. Выкрикивая проклятия, жрец свалился на землю. Пес Васпур прыгнул вперед, чтобы защитить своего хозяина. Но слуга Багратони был наготове. Хотя он и покачнулся от прыжка собаки, это не остановило его. Рукой в кожаной перчатке он сжал страшные челюсти пса и прижал зверя к своему панцирю. Рычание перешло в жалобный визг. Васпураканин наклонился, приподнял мешок, в котором сидел Земаркос, и пинками загнал туда же ошалевшего пса. Крики Земаркоса стали просто оглушительными, дурея от страха, пес начал раздирать когтями кожу несчастного жреца. С огромным удовольствием Багратони несколько раз ударил ногой по мешку. Обезумевшее животное попыталось вырваться наружу, и жрец закричал еще громче. Васпуракане подошли ближе, желая потешиться над своим врагом и добавить от себя удар-другой.
   - Как ты там говорил, жрец? Тот, кто творит зло, угоден Скотосу и будет наказан Фосом? Сегодня Фос уже поднял на тебя карающую десницу и очень доволен этим.
   По шуму в мешке было похоже, что Земаркоса рвут в клочья. У Скауруса не было особой симпатии к этому фанатику, но он не думал, чтобы тот заслуживал такой горькой участи.
   - Отпустите его, - попросил он Багратони. - Живой он не сможет ненавидеть тебя больше, чем сейчас, а убитый - превратится в мученика и станет символом мести на долгие годы.
   Накхарар с досадой взглянул на римлянина. У него было лицо голодного, которого отрывают от обеда. Но трибун понял, что вождь согласился с ним.
   - В твоей молодой голове бродят старые и умные мысли, - сказал он медленно. - Пусть будет так. Освободите жреца!
   Его люди выполнили приказание с той же неохотой, с какой их господин отдал его, но все же разрезали мешок и выпустили жреца и его собаку на волю. Как только отверстие стало достаточно велико, пес Васпур рванулся наружу. Васпуракане в ужасе отскочили, но у запуганного зверя не было никакого желания сражаться. Он умчался в темноту, завывая и волоча за собой звенящую цепь.
   Когда Земаркос наконец выбрался из мешка, он являл собой зрелище, способное насытить самое мстительное сердце. Руки и ноги его были искусаны, левое ухо наполовину оторвано. Только счастливая случайность спасла его лицо и живот от клыков собаки.
   Горгидас подошел к нему и обратился к васпураканам:
   - Принесите мне льняной материи и немного вина. Надеюсь, у пса не было бешенства, но раны нужно промыть, иначе может начаться заражение.
   Увидев, что никто из васпуракан не шевельнулся, он пронзил одного из них взглядом и прикрикнул:
   - Ты! Живо!
   Васпураканин поспешил к дому Багратони. Но Земаркос, кое-как поднявшись с земли, не позволил Горгидасу прикоснуться к себе.
   - Ни один еретик не коснется меня своими грязными лапами, - сказал он и, ковыляя, вышел через открытые ворота. Его жреческий плащ, изорванный зубами собаки, висел клочьями. Когда темнота поглотила ненавистного врага, люди накхарара радостно завопили.
   Вместе с васпураканином, которого Горгидас отправил за перевязочным материалом, к воротам вприпрыжку прибежал Виридовикс.
   - Что здесь за шум? Этот лопух не говорит ни слова по-видессиански, и я не могу его понять, - сказал Виридовикс.
   Узнав о том, какое происшествие он упустил, галл в отчаянии топнул ногой. Ради хорошей драки он был готов пожертвовать даже ночью любви.
   - Ну что это такое? Вторая отличная схватка пропала зря, и все потому, что я тискал девчонку в кустах! Это просто нечестно!
   - Ты сам виноват, - сказал Гай Филипп с ядовитой усмешкой. - Ты мог бы быть с нами, если бы не гонялся за юбками.
   Горгидас с силой произнес:
   - И это все, что вы можете сказать о случившемся? Для вас это развлечение? Только жестокий человек может получить удовольствие от выплесков ненависти!
   - О, хватит тебе брюзжать, - парировал кельт. - Ты злишься только потому, что этот негодяй-жрец смылся, не позволив тебе залатать его драную шкуру.
   Это было настолько близко к истине, что гнев Горгидаса превратился в бессильную ярость.
   Квинт Глабрио спокойно заметил:
   - Не огорчайся, Виридовикс, ты не много потерял. Скажи, положа руку на сердце, разве любовные шашни менее опасны, чем драка?
   Кельт тупо уставился на него, а глаза Горгидаса сузились: врач оценивал эту мысль. Казалось, что он увидел юного центуриона впервые. И когда Гогику Багратони перевели их разговор (легионеры говорили по-латыни), он положил руку на плечо Глабрио:
   - Я знал, что ты умный парень. Многие люди умны, но ты еще и мудр, а это более редкая и ценная вещь. Скаурус, ты должен хорошо заботиться о нем.
   - До сих пор он и сам неплохо заботился о себе, - ответил Марк и только тут понял, насколько это было правдой. Глабрио был настолько спокоен и молчалив, что иногда трибун по целым дням не замечал его, но манипула, которой командовал молодой офицер, всегда содержалась в образцовом порядке. Даже теперь его солдаты имели куда меньше взысканий, чем другие. Неплохо иметь рядом таких хороших ребят, подумал Марк.
   12
   Трибун был немного разочарован тем, что ни Хелвис, ни Дамарис не вспылили, как он ожидал. Его дама была так захвачена рассказом о мести Гагика Багратони, что даже не вспомнила о том, что ее не взяли на банкет. Жрец придерживался ортодоксальной веры, и это делало его посрамление особенно сладостным для Хелвис.
   - Жаль, что все видессианские святоши не побывали в этом мешке, заявила она. - Это умерило бы их непомерную гордыню.
   - Ты так радуешься его унижению... Чем же ты лучше их? - спросил Марк, но ответом был ничего не выражающий взгляд, такой же пустой, как и тот, что Виридовикс бросил Квинту Глабрио. Он сдался - Хелвис была слишком глубоко убеждена в своей правоте, чтобы дальнейшие пререкания могли иметь смысл.
   Если бы Император дал городу хоть малейший повод, Аморион поднялся бы на васпуракан, но этого не произошло. Когда Земаркос появился перед палаткой Маврикиоса Гавраса, чтобы пожаловаться и обвинить во всем Гагика Багратони, Автократор уже знал о случившимся от накхарара и римлян. Он отослал недовольного жреца назад, сказав ему следующее:
   - Жрец ты или нет, но ты явился к нему незваным и нанес хозяину дома страшное оскорбление. Так он ли виноват в твоих бедах? Я не стану никого наказывать.
   Еще откровеннее выразился Туризин:
   - Я понимаю это дело так: что ты заслужил, то и получил, - не следовало совать нос не в свои дела.
   Не сочувствовали жрецу и солдаты, которым понравилась грубая выходка Багратони. Земаркоса, ковылявшего прочь из лагеря, сопровождал хор завываний, воплей и свиста. Глаза его пылали гневом, но строгие слова Императора слегка охладили жреца.
   Скаурус остро чувствовал, что Маврикиос ненавидит каждую минуту, проведенную в этом городе на плато. Конфликт между Земаркосом и Гагиком Багратони, который и при других обстоятельствах не сулил ничего хорошего, сейчас был и вовсе некстати. Маврикиос напоминал лошадь, закусившую удила. Это началось с их первой стычки с каздами. Он горел желанием дать врагам большой бой, который так долго планировал.
   И в то же время было не так плохо, что он задержался в Аморионе перед тем, как двинуть войска на северо-запад, к Соли. Этот переход, хоть и был короче, чем два предыдущих, оказался хуже, чем оба они вместе взятые. Запасы продовольствия, которые местные жители заготовили для армии, попали в руки захватчиков. Казды делали все возможное для того, чтобы превратить землю в пустыню. Они поджигали поля, разрушали каналы. Здесь кочевники Казда чувствовали себя как дома. Привыкшие к суровой жизни в степях, они процветали там, где видессианская армия умерла бы с голоду, если бы не везла продовольствие с собой.
   Все чаще и чаще казды появлялись перед армией. Когда они чувствовали, что перевес на их стороне, они посылали летучий отряд, который наносил внезапный удар и исчезал так же неожиданно, как и появлялся. Их нападения становились все чаще и наглее. На полпути к Соли около пятидесяти кочевников прорвались сквозь ряды каморов и бросились к шагающей колонне, на ходу посылая в солдат десятки стрел. Марк заметил клубы пыли, приближающиеся с запада, но не обратил на это внимания. Возможно, подумал он, конные разведчики обнаружили большой отряд каздов и послали гонцов за подкреплением. Но Гай Филипп с этим не согласился.
   - Их слишком много. - Внезапно он помрачнел. - Я думаю, что это не наши солдаты.
   - Что? Не говори ерунды! Этого не может быть...
   И тут трибун забыл все свои аргументы. Один из легионеров вскрикнул от боли: руку его пронзила длинная стрела. Расстояние было слишком велико, но всадники стремительно приближались, нахлестывая лошадей и с невероятной быстротой опустошая свои колчаны. За ними по пятам следовал отряд каморов.
   - Всем манипулам остановиться! - крикнул Гай Филипп. - Поднять щиты.
   Римляне подняли вверх свои скута, прикрывая лица. К несчастью, легионеры были почти бессильны против стрел - казды стреляли издалека. Адиатун и его пращники бросили несколько камней и свинцовых желудей, но и они не долетели до цели. Теперь римляне убедились в том, что давно было известно каморам, - по дальнобойности луки кочевников превосходили любое оружие. Скаурус решил запомнить это на будущее. Кочевники разбились на отдельные группы по четыре-пять человек и рассыпались в разные стороны. Они не причинили серьезного ущерба, но сумели привести в смятение тысячную армию. Кавалерия Видессоса бросилась в погоню. Марку стало трудно отличать врага от своего. В клубящейся пыли кочевники Казда не слишком отличались от наемников Империи. Возможно, и каморы столкнулись с той же проблемой, потому что только пять-шесть каздов свалились с коней, в то время как остальным удалось уйти от погони.
   Совет, на который Император созвал старших офицеров в этот вечер, получился мрачным. Бравада каздов поразила Маврикиоса, но еще больше он был разгневан тем, что их нападение осталось почти безнаказанным.
   - Солнце Фоса! - взорвался Император. - Полдня марша потеряно из-за нескольких вонючих варваров! Ты, болван! - рявкнул он на Ортайяса Сфранцеза.
   - Ваше Величество?
   - Что это за чушь ты недавно порол? Что-то насчет того, будто кочевников должны преследовать только кочевники?
   Сфранцез, который оказался умнее, чем ожидал Скаурус, промолчал. Но это его не спасло.
   - Это твоих людей побили казды, парень. Если они еще раз одурачат тебя, можешь забыть о своем драгоценном левом крыле. Я отправлю тебя в арьергард командовать слугами, подбирающими навоз.
   Когда Император гневался, он очень напоминал Туризина. Севастократор при этом разговоре говорил не больше, чем Ортайяс Сфранцез, но по его довольной улыбке было ясно, что тирада Маврикиоса доставила ему истинное наслаждение. Когда Император закончил свою речь, Ортайяс поднялся, нервно поклонился и шепча: "В следующий раз я сделаю лучше", неуклюже выбрался из императорской палатки. Его уход успокоил Маврикиоса лишь отчасти. Он подозвал формально подчиненного Сфранцезу Нефона Комноса.
   - Ты был все время рядом с ним, так? Я приказал командовать левым флангом вам обоим, так чтобы твой опыт вел его за собой, а не наоборот.
   - Но и я не застрахован от ошибок, - невозмутимо ответил Комнос, принимая вину на себя без единой жалобы - Они выскочили неизвестно откуда и застали нас врасплох. Если это повторится, клянусь Фосом, отправь м_е_н_я_ сгребать навоз в кучу.
   - На этом и закончим, - сказал Император, немного удовлетворенный.
   Слова Комноса не расходились с делом. Весь оставшийся путь до Соли его кавалерия отбивала атаку за атакой. Но тем не менее марш замедлился. Стычки с захватчиками были теперь постоянными. Время от времени армии приходилось вступать в очередную битву, прежде чем продолжать путь. Местность становилась все более разоренной. Следы разрушений встречались все чаще. Земли здесь были практически безлюдными, крестьяне и пастухи, населявшие их, бежали, либо были убиты. Люди предпочитали отсиживаться в укрепленных городах. После долгих лет мирной жизни крепостей в этом краю осталось немного, но и те, что еще сохранились, были задеты войной. Когда поля выжигались, а крестьяне бежали в другие края, города умирали, как растения без воды. Армия прошла уже немало таких мертвых городов, пустых, точно высохшая раковина. Теперь их населяли стаи ворон и грифов, а порою в пустых зданиях квартировали отряды каздов, которые злобно огрызались, как крысы, загнанные в угол.
   Но варварские разрушения городов тускнели рядом с той изощренной ненавистью, с которой казды оскверняли храмы. Не всем алтарям посчастливилось быть просто изрубленными на куски. Кровавые ритуалы и жертвоприношения, которые совершали на них, превращали прочие богохульства в детские игры. Даже такого закаленного ветерана, как Нефон Комнос, вывернуло наизнанку, когда он вошел в один из таких оскверненных храмов. И если раньше Император только поощрял посещение оскверненных святынь, то теперь он приказал забивать их двери, боясь, что солдаты впадут в отчаяние.
   - Это изуверство указывает на Авшара, - сказал Горгидас. - Мы, наверно, совсем близко к нему.
   - Вот и прекрасно, - сверкнул глазами Гай Филипп. Он командовал отрядом римлян, забивающих двери и окна храмов, и как-то раз использовал свое служебное положение для того, чтобы все-таки проникнуть туда, но тотчас выскочил наружу. Даже многолетний загар центуриона не скрыл смертельной бледности, проступившей на его лице. По лбу старого вояки катился пот.
   - Чем скорее эта грязь будет смыта с лица земли, тем лучше будет для всех, кто на ней живет, включая бедных ублюдков, которые следуют за Авшаром.
   Марк еще ни разу не слышал, чтобы его старший центурион так говорил о врагах. Война была специальностью Гай Филиппа, как для каменщика строительство домов, и он всегда уважал своих противников, если только их опыт заслуживал того. Удивленный трибун спросил:
   - Что ты там увидел, в этом храме?
   Лицо Гая Филиппа окаменело. Сквозь стиснутые зубы он ответил:
   - Если можешь, никогда больше не задавай мне таких вопросов. С помощью богов я, может быть, забуду об этом до того, как умру.
   Армия добралась до Соли, население которой было полностью деморализовано. То, что они увидели, не слишком подняло боевой дух солдат. Новый город без крепостных стен стоял на берегу грязной, но широкой и судоходной реки Рамнос. Старая Соли, раскинувшаяся на вершине холма и служившая когда-то передовым постом на границе с Макураном почти опустела, покуда здесь не появились казды. Новый город был разрушен. Его грабили и жгли долгие годы, пока не разграбили окончательно. И тогда старая Соли, уже почти погибшая, обрела второе рождение. Жители кое-как починили обрушившиеся со стороны реки старые стены и начали восстанавливать дома, которые были построены их далекими предками.
   Не думая о плохих предзнаменованиях, которые могли бы встревожить солдат, Маврикиос разбил лагерь на руинах мертвого города, у мутных желтых вод Рамноса. Армия с таким количеством солдат выпила бы все запасы воды, приготовленные горожанами, и поэтому единственным местом, где она могла разместиться, был берег реки.
   - Ага, и здесь целая куча злых духов, - сказал Виридовикс. - И все они вопят о мести тем, кто их убил! Ага, опять завыли! - воскликнул он. Слышишь их стенания?
   И вправду, из темноты, сгустившейся вокруг римского лагеря, доносились печальные стоны.
   - Да это же сова, ребенок ты великовозрастный! - сказал Гай Филипп.
   - Нет, это только похоже на крик совы, - уперся галл. Слова центуриона отнюдь не убедили его.
   Сидя у костра, Марк нервно поежился и сказал сам себе, что привидений не бывает. На самом деле он не был в этом так уж уверен. Во всяком случае, если привидения и существовали, то наверняка они жили именно в таких местах. Вымершая Соли стояла в развалинах, но тут и там на фоне ночного неба выделялись уцелевшие башни или куски крепко построенных зданий Из этих руин, черных даже по сравнению с ночным мраком, и доносились печальные совиные крики - если только это действительно были совы Никто не испытывал горячего желания проверить догадку центуриона, да и трибун не спешил посылать добровольцев на разведку. Когда сумерки сгустились, с Рамноса поднялся туман - как будто это место и без того не было достаточно жутким и пустынным. Теперь пришел черед ворчать Гаю Филиппу.
   - Мне это совсем не нравится, - произнес он, когда туман стал сгущаться и огоньки костров постепенно утонули в нем. - Может быть, это один из фокусов Авшара, который хочет напасть на нас неожиданно.
   Он вгляделся в перекатывающиеся волны тумана, пытаясь что-нибудь в них разглядеть, но это оказалось бесполезным и только усилило его сомнения. Но Марк вырос в Медиолане, на берегах Падуса, и кое-что припомнил.
   - Ночью с реки всегда поднимается туман, так что нет причины для беспокойства.
   - Верно, - согласился Горгидас. - Весь этот туман - всего лишь начало будущего облака. Когда пар поднимается вверх и соединяется с другими испарениями эфира, который удерживает звезды, то рождается настоящая туча.
   Однако его эпикурейское объяснение не могло успокоить центуриона. Виридовикс решил подшутить над ним.
   - Когда мы шли на Гарсавру, пар поднимался над каждым ручьем, но это не очень-то беспокоило тебя. Конечно, - хитро добавил он, - тогда мы были намного дальше от Казда.
   Но даже намек на трусость не вызвал большой вспышки гнева. Гай Филипп потряс головой, бормоча:
   - Просто это проклятое место действует мне на нервы - вот и все. Я подозреваю, что наш лагерь разбит на кладбище. Чем скорее мы отсюда уйдем, тем будет лучше для нас.
   Но несмотря на горячее желание центуриона убраться из этих мест, имперская армия не решилась сразу выступить в путь. Разведчики доносили, что земля к западу от Соли превратилась в мертвую выжженную пустыню. Среди тех, кто разведывал дорогу через Васпуракан, были Сенпат Свиодо и его жена.
   - Они заплатят за это, даже если для мести потребуется тысяча лет, сказал Сенпат.
   Холодная ненависть, проступившая в его лице и зазвучавшая в его голосе, состарила юношу на двадцать лет.
   - Наш бедный народ уцелел только в горных лесах и отдельных пустошах, - сказала Неврат. Она тоже постарела и осунулась. Глаза ее были полны печали, слишком горькой для слез.
   - Поля, фермы - ничего нет, только казды и другие звери.
   - Я надеялся привести с собой хотя бы маленький отряд принцев, чтобы под имперскими знаменами воевать против захватчиков, - продолжал Сенпат. Но там нет никого. Все перебиты.
   Руки Сенпата вздрагивали в бессильной ярости. Марк заметил суровые морщины, которые легли в уголках его рта. Веселый парень, которого он встретил несколько дней назад, не скоро вернет себе свою жизнерадостность. Увидев это мрачное, незнакомое лицо, Марк почувствовал, что ему стало не по себе. Неврат сжимала руку мужа, пытаясь успокоить его боль, но он продолжал сидеть, глядя прямо перед собой. Он видел только просторы своей уничтоженной родины.