Тортлдав Гарри. Пропавший легион

   - Конечно, сборщики были не слишком счастливы утратой налогов, да и Манкафасы не радовались тому, что им приходится платить бешеные деньги за ту землю, которой они владели. Пять лет назад Фостис Манкафас (меня назвали его именем) поднял восстание. Его поддержали многие знатные семьи в округе. Это было за год до того, как Маврикиос Гаврас стал Императором. Но власти собрали большие силы и нас смяли, - сказал Апокавкос тихо.
   Трибун отметил про себя, что крестьянин встал на сторону своего хозяина без колебаний. А еще Марк понял, что правящий Император удержал свой трон благодаря восстанию. Фостис продолжал:
   - Сборщики налогов растащили по кускам земли Манкафасов и сказали, что все будет так, как в прежние времена, как во времена моего прадеда. Ха! Держи карман шире! Они уже не могли доверять ополчению, ведь мы воевали на стороне знати. И тогда к нам явились чиновники и потребовали все подати с того времени, как прапрадед Фостиса купил наш участок земли. Я держался сколько мог, но после того, как кровопийцы закончили свою работу, у меня не осталось под ногами и клочка земли. Я знал, что больше мне нечего здесь делать. Через год я покинул село. Не слишком преуспел я и здесь, как видишь. Воровать я не умею, лгать тоже. Все, что я могу, - это воевать и ходить за плугом. Так что мне ничего не оставалось, как только умирать от голода, что и случилось бы, если бы я не встретил тебя.
   Скаурус выслушал историю Апокавкоса, не перебивая. Но когда тот замолчал, римлянин подумал, что его рассказ породил больше вопросов, чем ответов.
   - Земли твоего хозяина были на границе с Каздом?
   - Очень близко от них.
   - И он восстал против Императора. Получил ли он поддержку от Казда?
   - От этих навозных червей? Нет, мы воевали и с ним, и с крысами-чиновниками одновременно. Это была одна из причин, по которой нас разбили.
   Марк моргнул: похоже, их стратегия была не из лучших. Но что-то еще беспокоило его.
   - Ты и твои товарищи - вы были частью местного ополчения?
   - Все было так, как я тебе сказал.
   - И когда вы восстали, ополчение было распущено?
   - Ты что, не слушал, о чем я тут говорил?
   - Но... но ведь вы в это время сражались и с Каздом, - сказал трибун. - Как же могли распустить солдат в такое опасное время? Кто занял их место?
   Апокавкос подозрительно взглянул на него.
   - Кому, как не тебе это знать.
   Догадка молнией блеснула в мозгу Скауруса, и многое стало ему ясно. Неудивительно, что Империи угрожала опасность! Ее правители, увидев, как жадная до власти знать использует воинов из местных жителей против чиновничьего засилия, решили, что свои солдаты слишком непокорны, чтобы доверять им. У Империи были внешние враги, а кроме того, возникли беспорядки внутри страны. И тогда приближенные Императора наняли солдат, чтобы те воевали за них. Лечение, которое трибун считал более опасным, чем саму болезнь. Наемники хорошо делают свое дело, пока им регулярно платят и пока их офицеры желают именно денег, а не власти. Если же один из этих столпов рухнет... Наемники заменили строптивых местных солдат, но кто удержит в узде самих наемников?
   Марк в недоумении покачал головой.
   - Ну и неразбериха!
   И римляне в самой ее середине, - подумал он с тревогой.
   - Ты самый странный из всех наемников, которых я когда-либо видел, заметил Апокавкос. - Любой из них сделает все ради своей выгоды, но, судя по твоим словам, ты хочешь знать, как принести пользу Империи. Должен признаться, что не понимаю этого.
   Марк подумал с минуту и решил, что Апокавкос прав.
   - Я солдат, это правда, но не по призванию. Я никогда не собирался делать военную карьеру. Мои люди и я - мы прибыли сюда издалека - дальше, чем мы (если уж на то пошло) можем себе представить. Видессос взял нас к себе на службу, и Империя теперь - наш дом. Если она рухнет, мы погибнем вместе с ней.
   Апокавкос кивнул.
   - Я понял почти все, что ты сказал, и мне это нравится. Но что ты имеешь в виду, когда говоришь, что прибыл "очень издалека"? Я не совсем представляю себе, где это может быть...
   И снова, вероятно, уже в двадцатый раз, трибун рассказал, как римляне (и вспыльчивый галл) очутились в Видессосе. Когда он закончил, Апокавкос уставился на него.
   - Ты, кажется, говоришь правду. Никто не сумел бы придумать такую историю только для того, чтобы ему поверили. Во имя Фоса, тысячи людей могли бы рассказать историю моей жизни или нечто похожее на нее, но я не слыхал никогда ничего похожего на твой рассказ. - Он машинально очертил знак Солнца напротив своего сердца.
   - Вполне верю, - Скаурус пожал плечами. - Но мне еще предстоит решить, что делать с тобой.
   Трибуну начинал нравиться этот человек. Даже если бы одной его смелости не хватило, Апокавкос сделал бы все, что от него зависело. И в этом, - одобрительно усмехнулся Марк, - он был похож на большинство его легионеров. Последняя мысль подсказала ему решение. Он удовлетворенно прищелкнул пальцами.
   Те несколько секунд, которые ушли на раздумья, были нелегкими для Апокавкоса. Он все еще не знал, надеяться ли ему на лучшее или приготовиться к худшему.
   - Прости, - сказал Скаурус, увидев лицо видессианина. - Я вовсе не собирался заставить тебя нервничать. Скажи мне, хотел бы ты стать легионером?
   - Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.
   - Это как раз то, чего хочу я, - чтобы ты стал одним из нас. Я приведу тебя в нашу казарму, ты получишь одежду, оружие, место рядом с солдатами. Ты воевал и прежде, и такая жизнь не будет слишком тяжела для тебя. Кроме того, ты не очень-то преуспел в столице, так что тебе нечего терять, верно?
   - Не буду врать: хуже, чем сейчас, мне еще не было, - признался Апокавкос. Но трудная жизнь в столице уже научила его цинизму и горечи, и следующий вопрос был продиктован подозрительностью: - А что ты получишь с этого?
   Скаурус усмехнулся.
   - Во-первых, хорошего солдата. Не забывай, ведь я наемник. Но это, конечно, не все. Тебе не повезло, и это не твоя вина. Мне кажется, что, если я поправлю дело, это будет только справедливо.
   Изо всех сил - а их было немало - бывший крестьянин сжал руку Марка.
   - Считай меня своим солдатом, - сказал он, и глаза его засияли от радости. - Все, что я хотел, - так это иметь равный со всеми шанс, но я и его никогда не имел. До этой минуты. И кто бы мог подумать, что даст мне его именно чужеземец?
   После того как римлянин оплатил счет (безумно дорогой, если задуматься над качеством поданной еды и питья), он попросил Апокавкоса вывести его из этого квартала-лабиринта. Они прошли несколько улиц, и вдруг Апокавкос сказал:
   - Теперь твоя очередь показывать дорогу. Эта крысиная нора была единственным районом города, который я хорошо изучил. У меня не было денег, чтобы увидеть все остальное.
   Расспрашивая прохожих, они дошли до Форума Паламас. Здесь Марка снова стали осаждать любопытствующие, раздражая его своей назойливостью. От изумления Апокавкос широко раскрыл рот, когда узнал, что его спутник сражался с Авшаром на мечах.
   - Я пару раз видел этого гадючьего сына в битве, когда он командовал армией кагана Вулгхаша, разгромившей нас. Он один стоит половины армии, он скользкий, как угорь, и страшно хитрый. Он разнес наш отряд в клочья.
   Барки, площади и здания, составлявшие дворцовый комплекс, поразили его еще больше.
   - Теперь я знаю, чего мне ожидать в будущем, - заметил он. - Оно выглядит совсем светлым, даже если это смерть. Клянусь лучами Фоса! И я буду жить прямо возле дворца? Ты можешь себе это представить? Невероятно!
   Марк был уверен, что Апокавкос больше разговаривает сам с собой, чем с ним.
   Добравшись до римской казармы, они увидели возле нее Зимискеса и Виридовикса, занятых игрой, напоминающей шашки. Многие легионеры (в том числе и галл) очень полюбили эту военную игру видессиан. В отличие от тех игр, которые они знали в Риме, эта требовала не удачи, а лишь ума и опыта.
   - Я рад, что ты пришел, - сказал Марку Виридовикс, смахивая фигуры с доски. - Теперь я могу сказать нашему другу: "я в конце концов побил бы тебя", - и никто не сможет назвать меня лжецом.
   Но трибун видел, как мало продвинулись фигуры Виридовикса и как много их осталось у Зимискеса. Видессианин, конечно же, держал партию в своих руках, и все трое хорошо знали это (нет, четверо - если приподнятые в удивлении брови Апокавкоса что-нибудь означали). Зимискес хотел что-то сказать, но Виридовикс перебил его:
   - Где ты нашел это пугало? - спросил он, указывая пальцем на Апокавкоса.
   - Длинная история. - Римлянин повернулся к Зимискесу. - Нэйлос, я рад, что вижу тебя. Я хочу, чтобы ты взял под свою команду этого парня. Он назвал его имя и познакомил с остальными. - Корми его сытно, дай ему одежду, оружие и место в казарме. Он будет нашим первым почетным римлянином. Он... Что случилось? Ты выглядишь так, словно сейчас загоришься.
   - Скаурус, я сделаю все, что ты говоришь, а детали ты объяснишь мне позднее. Утром от Императора каждый час приходили посыльные. Думаю, что это имеет отношение ко вчерашнему.
   - Так-так, - буркнул Марк. Это несколько меняло дело. Для города он был героем дня, но Императору могла не понравиться схватка с послом соседней державы.
   - Интересно, в какую историю я вляпался из-за вчерашнего? Фостис, отправляйся с Зимискесом. Мне нужно побриться (он все еще отказывался отпускать бороду), помыться и переодеться.
   Следующий гонец от Императора прибыл, когда Марк соскабливал последние клочки щетины под подбородком. С плохо скрываемым нетерпением он ждал, пока Марк примет ванну, наденет чистый плащ.
   - Давно пора, - проворчал гонец, когда Марк вышел из комнаты, хотя оба они знали, как быстро трибун привел себя в порядок.
   Посланец провел его мимо Палаты Девятнадцати Диванов, мимо Большого Тронного Зала с громадными дверями, украшенными чеканной бронзой, мимо двухэтажного здания казарм (возле него прогуливались намдалени, но Хемонда Марк среди них не увидел) и через сад, где росли вишневые деревья и розовые лепестки устилали землю. Наконец они вступили в спрятанное в глубине сада здание - личные покои императорской семьи, как понял Марк. Он немного успокоился. Если бы Маврикиос хотел наказать его серьезно, он сделал бы это открыто, и честь Казда была бы таким образом спасена.
   Двое ленивых часовых (оба, несомненно, видессиане) сидели на ступеньках лестницы, ведущей в личные покои повелителя. Они сняли свои шлемы и наслаждались теплыми лучами солнца: имперцы любили позагорать. Часовые, видимо, хорошо знали гонца, сопровождавшего Марка, потому что даже для видимости не спросили его, кто и зачем идет к Императору.
   Сразу же за порогом Марка встретил мажордом в кафтане малинового цвета с золотым орнаментом в виде летящих журавлей. Он вопросительно взглянул на римлянина.
   - Да, именно этот, - сказал посыльный. - Потребовалось немало времени, чтобы найти его, верно?
   И не дожидаясь ответа он ушел, чтобы сообщить Автократору о прибытии трибуна.
   - Прошу следовать за мной, - сказал мажордом. Его голос был скорее контральто, чем тенор, а щеки - гладкими, словно у женщины. Как и многие слуги при дворе Видессоса, это был евнух. Марк подумал, что в восточных царствах его собственного мира евнухов ценили по той же причине, что и здесь, - они не могли стать владыками царства, потому что у них не могло быть детей. И тем не менее им не очень доверяли из-за их постоянного близкого контакта с особами, приближенными к Императору. Разумеется, и у этого правила могли быть исключения.
   Длинный коридор освещался солнечным светом, льющимся через решетки в потолке, сделанные из алебастра. Когда облака набегали на солнце, мягкие лучи бледнели. Это напоминало игру солнечных бликов на воде.
   Во дворце было много интересного. Множество сокровищ, собранных в Империи и течение тысячелетий, были выставлены в залах, услаждая взор императоров - и только императоров. Коридор заполняли мраморные и бронзовые статуи, великолепные изделия из фарфора и керамики, безукоризненно раскрашенные тонкой кистью, бюстами и портретами прежних владык, предметами культа из золота, инкрустированного самоцветами. Был здесь, например, взвившийся на дыбы конь, сделанный из громадного изумруда. Многих диковинных вещей Марк не успел увидеть, потому что гордость не позволяла ему глазеть по сторонам, словно пастуху, попавшему в большой город на праздник. Даже пол был покрыт причудливой мозаикой на охотничьи и сельские темы.
   В центре этого великолепия ржавый измятый шлем на небольшом пьедестале показался Скаурусу явно не на месте.
   - Почему он здесь? - спросил трибун.
   - Это шлем короля Риштаспа из Макурана (сегодня мы называем эту страну Казд), снятый с его головы Императором Ласкарисом, когда был взят штурмом Машиз... семьсот... дай подумать... да, семьсот тридцать девять лет назад. Он был отчаянным воином, этот Ласкарис. Вот его портрет над шлемом.
   Портрет изображал мужчину средних лет с острой бородой и жестким лицом. На нем была металлическая кольчуга с позолотой, императорская диадема и пурпурные сапоги, которые мог носить только Автократор. Но походил он скорее на старшего центуриона, чем на повелителя видессиан. Левая его рука покоилась на рукояти меча, а правой он держал копье. На копье реял голубой флаг, а на щите был начертан солнечный знак Фоса.
   Мажордом продолжал:
   - Ласкарис силой обратил в истинную веру весь Макуран, но так как впоследствии Видессос не смог удержать его в составе Империи, они снова ударились в язычество.
   Марк внимательно выслушал это, и история ему совсем не понравилась. Религиозная война была чем-то, о чем он раньше никогда не думал. Если люди Макурана были так те преданы своей вере, как видессиане - Фосу, то кровавые схватки между ними могли продолжаться бесконечно.
   Евнух провел его в маленькую круглую комнату. Здесь были только диван, стол, несколько стульев и изображение Фоса на стене. Бумаги на столе были отодвинуты на край, чтобы освободить место для простого глиняного кувшина с вином и тарелки с печеньем.
   На диване сидели Император Маврикиос Гаврас, его дочь Алипия и толстый человек, которого Марк видел на обеде в Палате Девятнадцати Диванов, но не успел узнать, кто он такой.
   - Позволь твой меч, - начал мажордом, но Маврикиос перебил его:
   - О, ты можешь идти, Мизизиос. Он пришел сюда не для того, чтобы убить меня, по крайней мере, пока. Ведь он меня почти не знает. И не стой, как истукан, ожидая, что он упадет предо мной на пол. Это, кажется, против его религии или еще какая-то глупость в том же роде... Иди, ты свободен.
   Слегка шокированный, Мизизиос исчез. Как только он ушел, Император махнул рукой недоумевающему Скаурусу, приглашая его подойти.
   - Когда мы одни, а я в хорошем настроении - можешь забыть о церемониях. Сегодня же я в духе, - сказал Гаврас.
   Да, это был брат Туризина. Огонь был укрощен, но никогда не потухал окончательно.
   - Можешь сказать ему, кто я такой, - произнес пожилой незнакомец. У него было очень некрасивое лицо, белая с подпалинами борода спускалась до пояса. Он был похож одновременно и на ученого, и на целителя, но одежда сразу выдавала в нем жреца: на груди его сиял вышитый золотом и украшенный драгоценными камнями символ Солнца, обведенный голубым кругом.
   - Хорошо, - согласился Император, ничуть не задетый фамильярным тоном незнакомца. Было видно, что эти двое знали и любили друг друга уже многие годы. - Чужеземец, этот мешок жира зовется Бальзамоном. Когда я сел на трон, я узнал, что он - Патриарх Видессоса, и был достаточно глуп, чтобы оставить его на этом месте.
   - Отец!.. - перебила его Алипия, но в голосе ее не было гнева.
   Поклонившись, Марк изучающе посмотрел в лицо Патриарха, думая найти в нем черты той фанатичности, которую он видел в Апсимаре. Но ее не было. Он заметил только мудрость и присутствие чувства юмора. Несмотря на годы, карие глаза священника были все еще ясными и куда более твердыми, чем у большинства более молодых людей.
   - Благословляю тебя, мой неверующий друг, - сказал он чистым тенором, дружески, без намека на превосходство. - Садись, я не опасен, это я могу тебе обещать.
   Совершенно растерявшись, Марк сел в кресло.
   - Тогда к делу, - произнес Гаврас и укоризненно ткнул в римлянина пальцем. - За нападение на посла каганата Казд и нанесение ему большого оскорбления ты лишаешься недельного жалованья. Свидетелями этого приговора пусть станут моя дочь Алипия и Патриарх Бальзамон.
   Трибун кивнул. Лицо его было неподвижно: он ожидал чего-нибудь в этом роде. Палец Императора опустился, и на его лице появилась улыбка.
   - Ну, а теперь я хочу сказать тебе вот что: молодец! Вчера мой брат ворвался сюда, разбудил меня и показал мне каждый удар, каждую подробность боя. Вулгхаш намеренно отправил сюда Авшара - это было рассчитанное оскорбление, и я не очень опечален, что шутка вышла ему боком. - Он вдруг стал серьезен. - Казд - это болезнь, а не нация, и я хочу стереть ее с лица земли. Видессос и то, что когда-то было Макураном, всегда воевали между собой. Они - чтобы установить контроль над морями, а мы - чтобы заполучить их богатые речные долины, караванные пути, их знаменитые рудники, а также для того, чтобы быть ближе к нашим союзникам, отличным солдатам из Васпуракана. В течение столетий удача, я бы сказал, делилась поровну.
   Слушая Императора, Скаурус грыз печенье. Печенье было очень вкусное, с орешками и изюмом, и недурно шло под вино со специями. Трибун постарался забыть прокисшую дрянь, которую пил перед этим в трущобах города.
   - Однако сорок лет назад, - продолжал Император, - казды из степей Шаумкиила сожгли Машиз и завоевали весь Макуран от васпураканских границ до Империи. Они кровожадны, они любят убывать. Они забирают все, что могут унести их кони, а что им не по зубам - разрушают. Эти кочевники предают огню поля и деревни. Наши крестьяне гибнут или бегут, а от них Империя получает основную часть налогов. Наши западные города голодают, потому что некому их кормить.
   - Но хуже всего то, что казды поклоняются Скотосу, - вставил Бальзамон.
   Марк на это ничего не ответил, и Патриарх поднял брови, усмехаясь.
   - Ты, вероятно, подумал, что от меня и не дождешься иных слов? Что я буду обращать тебя в свою веру? Ты, должно быть, уже видел немало жрецов, не слишком-то мягких с неверующими?
   Марк пожал плечами, не желая высказываться откровенно. Он подозревал, что Патриарх играет с ним в какую-то игру, и было неприятно сознавать, что Бальзамон в этой игре намного искуснее. В ответ на ничего не значащий жест трибуна Патриарх рассмеялся. У него был хороший, заразительный, добрый смех.
   - Маврикиос, да он придворный, а не солдат! - Смеющиеся глаза жреца снова обратились к римлянину. - Боюсь, что я не совсем обычный священнослужитель. Было время, когда макуране воздавали почести своим Четырем Пророкам, чьи имена я уже позабыл. Думаю, что их вера была ложной и глупой, но не считаю, что они были прокляты и что мы не могли иметь с ними дела. Теперь же казды поклоняются своему злому божеству, расчленяя пленников и принося их в жертву демонам, пожирающим тела убитых. Вот это дьявольское отродье, которое должно быть уничтожено.
   Если что-то и убедило Марка в правоте слов Бальзамона, то это глубокое сожаление, звучавшее в его голосе... и воспоминание о леденящем смехе Авшара, о его жутком бормотании, когда князь-колдун произносил заклинание.
   - И я их уничтожу, - вмешался Маврикиос Гаврас. Он возбужденно постучал кулаком по колену. - В первые два года моего правления я только удерживал их в прежних границах. В прошлом году по ряду причин, - тут Император так помрачнел, что Марк не осмелился спросить о деталях, - я не мог выступить в поход. Мы много на этом потеряли. Но в этом году, с благословения Фоса, я сумею набрать достаточно солдат, чтобы раздавить Казд раз и навсегда. В твоем появлении здесь, мой гордый друг из другого мира, я вижу доброе предзнаменование.
   Он остановился, ожидая ответа римлянина. Скаурус вспомнил свою первую встречу с Императором и снова подумал, что лучше сказать ему правду.
   - Я думаю, - осторожно начал он, - что правильнее всего было бы восстановить ополчение, которое вы когда-то имели, чем тратить деньги на иностранных солдат.
   Император замер. Челюсть у него отвисла. Мельком глянув на Бальзамона, Марк с удовольствием отметил, что сумел ошеломить даже Патриарха. А Принцесса Алипия, спокойно слушавшая мужчин и за время их разговора не проронившая ни слова, взглянула на трибуна с одобрением.
   Наконец Патриарх пришел в себя.
   - Будь счастлив, Гаврас, что он на твоей стороне. Он видит вещи яснее, чем многие из твоего окружения.
   Маврикиос все еще качал головой в удивлении. И заговорил он не с Марком, а с Бальзамоном.
   - Кто он? Сколько дней он пробыл здесь? Два? Три? У меня есть придворные, которые провели во дворце больше лет, чем он прожил на свете, но они не видят так далеко... Скажи мне... Марк Аврелий Скаурус... Император знал его полное имя - трибуна это порадовало, но не удивило.
   - ...каким образом ты узнал о наших бедах так быстро?
   Марк рассказал, как встретил Фостиса Апокавкоса. Он не назвал его по имени и не сказал, что отправил его к римлянам. Когда он закончил, Император пришел в ярость:
   - Чтоб Фос изжарил всех чиновников! До того как я стал Императором, эти проклятые бюрократы правили Империей почти пятьдесят лет, и провинциальная знать, несмотря на все старания, не могла помешать им. У них были деньги для найма солдат, они удерживали в своих руках столицу, и этого оказалось достаточно для императоров-марионеток, которых чиновники сажали на трон. Чтобы уничтожить соперников в борьбе за власть, они превратили солдат местного ополчения в крепостных и обложили их непосильными налогами. С тех пор ополченцы воевать не могли. Чтоб чума их всех взяла - всех, от Вардакеса Сфранцеза до самой низкой чернильной душонки!
   - Это все не так просто, отец, и ты это очень хорошо знаешь, заметила Алипия. - Около ста лет назад крестьяне были по-настоящему свободны и не связаны знатью. Когда магнаты начали скупать крестьянскую землю и делать крестьян зависимыми от нас, это стоило Империи слишком многого. Разве Император, каким бы простаком он ни был, хочет, чтобы частные армии выступали против него? Разве он хочет, чтобы его налоги перекачивались в карманы людей, которые сами мечтают о троне?
   Маврикиос глянул на нее, и в его взгляде странно смешались любовь и раздражение.
   - Моя дочь хорошо знает историю, - сказал он Марку, как бы извиняясь.
   Римлянин не думал, что трезво оценить эту ситуацию мог только историк. Слова Алипии попадали в самую точку. Она была, безусловно, очень умна, хотя и говорила немного. Трибун был благодарен за любые сведения, которые он мог получить. Видессос, новый для него мир, был клубком, где различные партии боролись друг с другом, завязанные в узел интриг, в тысячу раз более запутанный, чем в Риме.
   Принцесса повернулась к отцу, и Скаурус увидел ее чудесный профиль. Лицо принцессы было мягче, чем у Маврикиоса, а гордый взгляд она унаследовала от своей матери. Это была необыкновенная девушка. На повелителей смотреть не возбраняется, но как насчет их дочерей? "Ну что ж, - сказал он сам себе, - за мысли еще никого не убивали, и это очень хорошо, потому что иначе в мире осталось бы совсем немного людей".
   - Ты можешь говорить, что хочешь, - сказал Император Алипии, - о всех этих делах вековой давности. Но десять лет тому назад, когда Стробилос Сфранцез сел своим толстым седалищем на трон..
   - Обычно ты произносишь "задница". Ты говоришь это всем, кроме меня, а напрасно. Я слыхала это слово и раньше.
   - И боюсь, что от меня, - вздохнул Гаврас. - Я стараюсь следить за своей речью, но после стольких лет солдатской жизни... Слишком много времени я провел в сражениях.
   Марк пропустил этот небольшой диалог мимо ушей. До того, как Маврикиос силой захватил трон, Империей правил _С_ф_р_а_н_ц_е_з_? Тогда почему же, во имя Юпитера (или даже во имя Фоса!), _В_а_р_д_а_н_е_с С_ф_р_а_н_ц_е_з_ занимает сейчас должность главного министра?..
   - О чем это я? - нахмурился Гаврас. - Ах да, об этом кретине Стробилосе. Это был еще больший дурак, чем его драгоценный племянничек. Стробилос одним мановением руки превратил пятьдесят тысяч крестьян на границе с Васпураканом в крепостных. Он содрал с них все мыслимые и немыслимые налоги. Так что же удивительного в том, что теперь они наши враги? Знаешь, Алипия, когда глядишь на землю с большой высоты, то слишком многое невозможно разглядеть.
   "Дьявольщина, - думал Скаурус, - как бы поделикатнее задать не очень деликатный вопрос?" Любопытство снедало его. Он ерзал на стуле, мучительно обдумывая свои слова, и даже не заметил, что Бальзамон внимательно наблюдает за ним. Патриарх пришел на помощь Марку.
   - Ваше Величество, вы не смогли бы пояснить, почему Сфранцез все еще служит вам? Я чувствую, наш бедняга гость скоро взорвется от любопытства.
   - А, Скаурус!.. Кое-чего ты все-таки не знаешь. Это хорошо. Бальзамон, расскажи ему сам - ты же влип в наши интриги по самые брови.
   Бальзамон принял вид оскорбленной невинности.
   - Я?! Да я всего лишь намекнул кому следовало, что Стробилос, возможно, не самый идеальный правитель в такое смутное время.
   - Это означает, римлянин, что наш друг-священник пробил такую брешь в рядах бюрократов, что даже такой толстяк, как наш Бальзамон, смог бы пролезть в нее. А это много значит. Половина чиновников поддержала меня, но и от нас потребовались кое-какие уступки. Пришлось сделать молодого Сфранцеза Севастосом. Наверное, дело стоило того, но теперь Варданес и сам хочет носить пурпурные сапоги.