Тортлдав Гарри. Пропавший легион

   - Похоже, ты привел хороших солдат, - сказал он трибуну, сжав его руку, по обычаю халога, двумя ладонями. - Меня зовут Хемонд из Метепонта, я родом из Княжества.
   Таким образом, догадка Марка подтвердилась. Хемонд продолжал:
   - Когда вы обживетесь на новом месте, найдите меня, хорошо? Посидим за кувшином вина, потолкуем о доме. Я слышал, что твоя родина - странное место, расположенное очень далеко отсюда.
   - С удовольствием, - сказал Марк. Намдалени показался ему славным парнем, а его любопытство - достаточно естественным и потому дружелюбным. Этой зимой в Видессосе о римлянах ходили всякие слухи.
   - Пошли, пошли, пора в путь, - сказал Комнос. - Хемонд, твои люди будут в авангарде, каморы пусть займут арьергард, а мы поедем на флангах.
   - Слушаюсь, - ответил Хемонд, лениво отсалютовав видессианину.
   Неожиданная поспешность Комноса озадачила Марка: только минуту назад он никуда не спешил. Может быть, он не хотел, чтобы римляне сближались с намдалени? Опять политические тонкости, подумал трибун, решив быть осторожным до тех пор, пока не уяснит все правила игры.
   Видессианин, обладавший громовым голосом, повел процессию от стен города к казарме. Каждую минуту он возглашал:
   - Дорогу храбрым римлянам, героическим защитникам Империи!
   Улица, по которой они шли, опустела в мгновение ока, но с той же быстротой прохожие снова заполняли ее, с любопытством глазея на необычных солдат. Толпы зевак пришли полюбоваться парадом, нарушившим монотонность будничного дня. Широко раскрытые глаза, приветственные взмахи рук, - все это было необычно для легионеров. Они прошли через две большие площади, через рынок, где торговцы и покупатели почти не обратили на них внимания, они шли мимо памятников, колонн и статуй, воздвигнутых в честь императоров и давних побед Видессоса.
   Единственная неприятность произошла в самом конце шествия. Возбужденный монах в грязной засаленной рясе выскочил на дорогу перед римлянами. Легион сразу остановился, и монах завизжал, сверкая безумными глазами:
   - Бойтесь гнева Фоса, чужеземные нечестивцы! Горе нам, дающим приют еретикам в самом сердце Города Фоса!
   В толпе прошел глухой ропот, сначала недоуменный, потом гневный. Краем глаза Марк увидел человека, хватающегося за камень. Ропот стал громче, теперь он был явно угрожающими Намереваясь остановить мятеж до того, как он начался, трибун пробился локтями сквозь строй намдалени, чтобы увидеть монаха. Словно узрев демона, щуплый человечек в ужасе отшатнулся и начертил символ солнца на груди. Из толпы кто-то выкрикнул:
   - Еретик!
   Показав, что у него нет оружия, Скаурус низко поклонился монаху, который тут же подозрительно уставился на него. Затем он начертил напротив сердца знак Фоса и ответил:
   - Да будет с тобой благословение Фоса!
   Изумление, появившееся на лице монаха, было почти смешным. Он бросился к римлянину и обнял его. Вот этого Марк с удовольствием бы избежал. Тяжелый запах изо рта, ряса, провонявшая тухлой рыбой, - Марк усилием воли заставил себя стерпеть, в тоске думая, что монах хочет его поцеловать, но тот, пробормотав несколько молитв, исчез в толпе, которая теперь горячо приветствовала римлян. Не сдержав облегченного вздоха, Марк вернулся к солдатам.
   - Быстрое решение, чужеземец, - сказал Хемонд, подъехав к нему. - Мы могли попасть в большую заваруху.
   - Это уж точно, - с чувством ответил трибун.
   - Дорогу храбрым римлянам! - крикнул глашатай, и шествие двинулось дальше.
   - Я и не знал, что ты решил поклоняться Фосу, - сказал Зимискес.
   - О _с_е_б_е_ я ничего не говорил, - возразил Марк.
   Зимискес был неприятно удивлен.
   Они прошли через последнюю площадь, большую, чем две предыдущие, через громадный амфитеатр овальной формы и оказались в квартале, застроенном красивыми зданиями, вокруг которых были разбиты аккуратные зеленые газоны с подстриженной травой и ухоженными кустами.
   - Еще несколько минут, и я покажу тебе казарму, - сказал Комнос.
   - Здесь? - переспросил пораженный Марк. - Но это слишком роскошно для нас.
   Теперь была очередь видессианина удивляться.
   - А где же должен жить отряд императорской гвардии, как не во дворце Императора?
   На самом деле дворец Императора Видессоса был большим, широко разбросанным комплексом строений. Римляне поселились недалеко от императорской резиденции в четырех кирпичных бараках, построенных возле аллеи цитрусовых деревьев и кустов, покрытых пахучими цветами.
   - Я видел и похуже, - усмехнувшись, сказал Гай Филипп, снимая перевязь с мечом и укладывая ее на свой чистый, набитый свежей соломой тюфяк.
   Трибуну тоже было в новинку такое великолепие. Казарма была высокой, просторной, с хорошей циркуляцией воздуха. Рядом находились бани, а кухни здесь были лучше, чем многие харчевни. Правда, тут негде было уединиться, и это делало казарму менее уютной, чем, например, гостиница. Но если не считать этого, она была более чем роскошной.
   - Здесь солдатам легко будет сорваться с привязи, - заметил Марк.
   - За этим я послежу, - сурово заявил Гай Филипп.
   Скаурус покачал головой и с любопытством подумал о том, хороша ли дисциплина у других императорских гвардейцев. Ответ на этот вопрос он частично получил через несколько минут, услышав торжественный рев трубы. Римляне все еще раскладывали свои пожитки. В дверях появился толстый церемониймейстер и громко произнес:
   - Его Светлость Севастос Варданес Сфранцез! Его Высочество Севастократор Туризин Гаврас! Ниц пред Его Императорским Величеством, повелителем видессиан Мавкрикиосом Гаврасом!
   Снова затрубили трубы. Перекрывая их, Гай Филипп рявкнул:
   - Бросайте свои дела, вы!
   Римляне, привыкшие к внезапным проверкам, вытянулись в струну. Сопровождаемые дюжиной халога, владыки Империи вошли в казарму, чтобы увидеть своих новых солдат. Марк бросил быстрый взгляд на стражу и остался весьма доволен увиденным. Хотя у императорских стражников сверкали начищенные кирасы, а топоры были украшены золотом и резьбой, это были настоящие воины. Глаза халога, холодные, как лед их северной родины, обводили казарму в поисках ненужных вещей или беспорядка. Осмотр принес им удовлетворение, и командир отдал приказ следовать дальше.
   Как только почетные гости вошли в помещение, Зимискес опустился на колено, а затем и распростерся на полу, приветствуя своего повелителя. Марк, а за ним и его люди замерли, не двигаясь с места. Им и в голову не пришло бы сделать что-либо подобное. Если видессиане предпочитают простираться ниц перед своим Императором, то это их право. Римляне республиканцы вот уже четыре с половиной столетия.
   Капитан халога яростно уставился на Марка Но у трибуна не было времени вступать с ним в поединок взглядов, так как его внимание было сосредоточено на троице почетных гостей. Первым (похоже, так это было заведено) вошел Варданес Сфранцез. Его титул "Севастос" соответствовал "премьер-министру". Это был очень крупный и тучный человек, одетый в элегантное, осыпанное самоцветами платье. Его круглое, красное лицо было опушено коротко подстриженной бородкой. Когда он увидел, что римляне стоят на ногах, он очень удивился, а удивившись, не стал, подобно большинству людей, широко раскрывать глаза, но наоборот - прищурился. Он повернулся, чтобы сказать что-то Императору, но его оттеснил в сторону младший брат Маврикиоса, Севастократор Туризин Гаврас.
   Туризину было около тридцати пяти лет, шелка и бархат сковывали его движения. Куда свободнее он, очевидно, чувствовал бы себя в кольчуге. Волосы и борода его были аккуратно подстрижены, а меч, в ножнах из простой кожи, был настоящим боевым оружием, а не церемониальным украшением. Невозмутимо стоящие римляне вызвали у него не изумление, а гнев. Он заорал:
   - Во имя Фоса, что эти вонючие ублюдки себе позволяют?!
   Одновременно с ним заговорил и более сдержанный Сфранцез:
   - Ваше Величество, эти чужеземцы нарушают протокол церемонии...
   Оба они резко замолчали в замешательстве. Скаурусу показалось, что эти двое спорили друг с другом годами и никогда не приходили к согласию.
   И тут он впервые услышал голос Императора.
   - Если вы оба уберетесь с дороги, я смогу увидеть этих чудовищ своими глазами.
   С этим любезным замечанием на устах Автократор видессиан подошел посмотреть на новых солдат. С первого взгляда было видно, что это брат Туризина: у обоих Гаврасов были одинаково тяжелые, с крупными чертами лица и одного цвета волосы. Но Маврикиос Гаврас был, как показалось Марку, лет на пятнадцать старше своего брата. Морщины избороздили его широкий лоб и легли вокруг большого рта, усталые глаза говорили о хронической бессоннице. Присмотревшись внимательней, Марк понял, что большая разница в возрасте между братьями была лишь иллюзией. Тяжелая императорская диадема венчала лоб Маврикиоса, но еще тяжелее было бремя власти, бремя верховного правителя огромной империи, и под грузом этой ответственности Император состарился раньше времени. Должно быть, когда-то и он был горячим и упрямым, как Туризин, но ему пришлось постоянно держать себя в узде: неожиданные порывы могут дорого обойтись.
   При приближении императора Зимискес поднялся и встал позади Скауруса, чтобы переводить его ответы. Но вопрос Маврикиоса был обращен прямо к Марку, и тот понял.
   - Почему ты не склонился предо мной?
   Если бы этот вопрос задал Сфранцез, Марк мог бы уйти от прямого ответа. Но инстинктивно он почувствовал, что перед ним стоял человек, которому нужно говорить правду. И он ответил:
   - Не в наших обычаях простираться пред человеком, кто бы он ни был.
   Острые глаза Автократора прошлись по лицам римлян, словно желая проверить искренность Скауруса. Но его пристальный взор словно разбился о защитный вал он увидел замкнутые крестьянские лица молодых легионеров, физиономию Виридовикса, стоявшего в полной боевой амуниции и возвышающегося над остальными, как башня. Наконец он повернулся к Севастосу и Севастократору, которые ждали его решения, и спокойно произнес:
   - Вот это настоящие воины.
   Туризину Гаврасу, похоже, другого объяснении не требовалось. Он сразу же позволил себе расслабиться, и так же поступили его охранники-халога. Повелитель не осуждает варварские обычаи чужеземцев - что ж, такова его воля. Сфранцез же не мог допустить существования того, что считал неправильным, как и не мог забыть тех случаев, когда он сам был неправ Если Варданес допускал ошибки, он предпочитал хоронить всякую память о них... равно как и свидетелей этих досадных промахов.
   Однако Севастос сделал вид, будто ничего не случилось. Он дружелюбно кивнул Марку и сказал:
   - Завтра, перед закатом в Палате Девятнадцати Диванов будет дан обед в честь вашего прибытия. Удобно ли тебе и твоим офицерам присоединиться к нам в это время?
   - Конечно, - кивнул Марк.
   Севастос улыбнулся так сладко, что трибуну показалось, будто легионеров приглашают на обед в качестве десерта.
   Роскошное здание, построенное из зеленого с прожилками мрамора неподалеку от апартаментов императорской семьи, - вот чем оказалась в действительности Палата Девятнадцати Диванов. Там не было ни одного дивана, однако название по традиции сохранялось вот уже много веков. Чаще всего здесь происходили различные церемонии и торжественные обеды.
   Когда Скаурус и небольшая группа его офицеров - Гай Филипп, Квинт Глабрио, Горгидас и Адиатун, капитан пращников, в сопровождении Зимискеса вошли в двойные двери Палаты, сделанные из полированной бронзы, слуга поклонился им и громогласно объявил:
   - Дамы и господа! _Р_и_н_л_я_н_е_!
   Гости в Палате вежливо зааплодировали. Скаурус подавил острое желание дать по шее этому дурню-слуге и решил, что никому не позволит впредь называть себя и своих солдат "ринлянами".
   По видессианскому обычаю, прежде чем приступать к настоящему обеду, полагалось слегка закусить, выпить немного вина и поболтать. Из чаши со снегом Марк взял бокал охлажденного вина, а с серебряного подноса, поданного ему почтительно-унылым слугой, - маленькую соленую рыбку и начал обходить толпу гостей. Вскоре трибун заметил, что присутствующие разбились на четыре группы, причем некоторые из них (иногда нарочито) тщательно избегали друг друга.
   В углу повара и слуги, великолепные в своих светлых халатах и цветных туниках, лакомились закусками и обсуждали кулинарные проблемы. Они бросали недовольные взгляды на офицеров, которые стояли в центре зала с таким видом, будто только что с боем заняли эту цитадель. Все они были из разных стран, но пристрастие к военному искусству объединяло их. Голоса офицеров звучали громко и оживленно, заглушая тихие переговоры чиновников, которые, в свою очередь, с презрением поглядывали на вояк. Впрочем, офицеры отвечали им тем же.
   - Чума бы их взяла, эти чернильные души, - услышал Марк голос молодого видессианина, беседовавшего с халога. Его собеседник держал в руках кружку пива размером едва ли не с голову и, изрядно захмелевший, согласно кивал.
   Большая часть римлян тут же присоединилась к группе военных. Гай Филипп и Нефон Комнос обсуждали учения. Глабрио, оживленно жестикулируя, объяснял нескольким видессианам, намдалени и халога римскую пехотную тактику. Адиатун пытался втолковать одетому в меха и кожу камору, что праща лучше, чем лук. Кочевник, который, как говорится, родился с луком в руках, решил в конце концов, что его собеседник спятил.
   Чиновники, похожие на надутых индюков, составляли одну группу гостей, орлы-военные - другую, а третьей были послы и дипломаты. Среди них вытянувшийся, словно по стойке "смирно", камор с густой бородой, одетый в куртку из волчьей шерсти и кожаные штаны, - обычный наряд у степняков. Марк увидел новых, еще не встречавшихся ему людей: худощавых, темнокожих, с плоскими лицами, длинными усами и тонкими жесткими бородами - их, как объяснили трибуну, называли "аршарум". Марк познакомился с кочевниками из юго-западных степей и из еще более удаленных земель, расположенных за морем Моряков. Были несколько необычно одетых посланников с гор Эрзерум, что пролегали к северо-западу от границ Видессоса. Он увидел несколько знатных халога и одного человека, которого трибун принял бы за видессианина, если бы не его одежда уроженца севера и то особенно мрачное выражение лица, которое Скаурус так часто замечал у халога.
   Гигант, облаченный в свободное одеяние степняков, был так плотно закутан в покрывало, что черты его лица было трудно разглядеть. Он потягивал вино через соломинку и передвигался от группы к группе в полном молчании. Ему с опаской уступали дорогу и провожали взглядом. Марк понял, что этот человек был эмиссаром Машиза, столицы западного каганата Казд смертельного врага Видессоса.
   Горгидаса с его неистощимым любопытством неудержимо влекло к послам и дипломатам. Он ввязался в долгую беседу с маленьким щуплым человечком, который был похож на видессианина, но в действительности прибыл из Катриша.
   Похоже, все наши нашли себе занятие, подумал Марк. Услышав слева взрыв хохота и обернувшись, он увидел Виридовикса, который моментально оказался в центре внимания четвертой группы гостей - женщин. В своей шапке из рыжих лисьих хвостов, спускающихся на его могучие плечи, он выглядел очень эффектно. Высокий галл только что закончил один из своих не очень-то правдивых военных рассказов, причем именно неправдоподобие еще больше притягивало к нему восхищенных слушателей. Справа и слева к нему прильнули красивые девицы, еще три или четыре вились вокруг. Виридовикс поймал взгляд Скауруса и ответил ему довольной ухмылкой, живо напомнив трибуну разомлевшего дикого кота. Марк улыбнулся, но желания последовать примеру кельта у него в этот раз не было.
   Другие группы гостей также не привлекали его. Чиновники смотрели на солдат с неприязнью. Скаурус не был профессиональным военным до такой степени, чтобы с искренним интересом обсуждать достоинства мечей и луков. Он также не мог (как, например, Горгидас) беседовать о далеких странах: он был достаточно равнодушен и к самому Видессосу. Бросив тут и там по вежливой реплике, он оказался один, и торжественный банкет осточертел ему еще до того, как успел по-настоящему начаться. Чувствуя себя пятым колесом в телеге, Марк решил выпить еще один бокальчик вина И только он потянулся за кувшином, как чей-то мягкий голос спросил его:
   - Музыканты сегодня неплохо играют, не правда ли?
   - Хмм? - Он повернулся так резко, что вино плеснуло на пол. - Да, госпожа моя, действительно. Очень приятная музыка.
   На самом деле у Марка не было никакого музыкального слуха, а тихая мелодия, звучащая в зале, почти не достигала его ушей, но надо же было как-то поддержать разговор.
   Женщина была такой же высокой, как и большинство мужчин в этом зале. Ее прямые черные волосы слегка вились, ниспадая на плечи, и уложены они были гораздо проще, чем у большинства здешних дам, предпочитающих замысловатые завитки. Ей это шло. Глаза у женщины были небесно-голубого цвета, и платье под цвет глаз, с белыми кружевами и короткими рукавами, подбитыми мехом, мягко облегало ее фигуру. Прекрасная женщина, подумал Марк.
   - Вы, римляне, - несмотря на досадную ошибку слуги у входа, она произнесла это слово правильно, - вы, римляне, кажется, прибыли издалека. Скажи мне, похожа ли музыка твоей родины на ту, которую играют здесь?
   "Лучше бы она выбрала другую тему для разговора!" - мелькнуло у него в голове. Подумав немного, трибун ответил:
   - Не очень, госпожа моя...
   - О, прошу прощения, - сказала она, улыбаясь. - Меня зовут Хелвис. Твое имя Марк, не так ли?
   - Да. Ты из Намдалена, верно?
   Догадка оказалась правильной. Черты ее лица не были по-видессиански точеными, да и имен таких здесь не встречалось.
   Она кивнула и снова улыбнулась. "Какой чувственный рот!.." - отметил Марк.
   - Вы уже успели познакомиться с нашими ммлями, - сказала она, а затем, как и опасался трибун, вернулась к прежней теме. - Чем же отличается ваша музыка от нашей?
   Скаурус невольно скорчил гримасу. О римской музыке он знал совсем немного, а о местной - еще меньше. Хуже всего было то, что его запас видессианских слов, вполне приемлемый для бесед о казарме, имел большие бреши по части таких вещей, как музыка Наконец он сказал:
   - Ну, мы играем так.
   И изобразил флейту.
   Хелвис назвала этот инструмент по-своему.
   - У нас тоже есть нечто подобное. А еще?
   - Мы дергаем за струны вместо того, чтобы водить по ним вон той штукой.
   - Это смычок, - подсказала Хелвис.
   - И еще я никогда не видел ничего похожего на ту высокую коробку, по которой стучат пальцами музыканты.
   Она удивленно подняла брови.
   - У вас нет клавикордов? Как странно!
   - Он всего два дня в городе, дорогая, а ты уже мучаешь его разговорами о клавикордах?
   Офицер дворцовой охраны обнял Хелвис с фамильярностью, говорившей о том, что они знали друг друга не один год.
   - Меня никто не мучил, - начал было Скаурус, но Хемонд (это был он) только фыркнул:
   - Не надо, дружище, я же все понимаю! Ей только дай поговорить о музыке, и это будет длиться вечно. Пойдем, любимая, - сказал он Хелвис, ты должна попробовать жареных креветок. Невероятно вкусно. И он заранее облизнулся.
   Марк допил вино одним большим глотком. Разговор его не порадовал. Впрочем, если Хелвис и Хемонд женаты, то ему нечего и думать об этом... И все же... Она показалась такой дружелюбной и ненавязчивой, такой открытой... И она была так прекрасна.
   Многие намдалени выбривают волосы на затылке от уха до уха, чтобы шлем легче сидел на голове. На редкость безобразный обычай, - решил трибун и почему-то почувствовал себя немного лучше.
   Через несколько минут пришли Сфранцез и Туризин. Вероятно, их прибытие было сигналом. Слуги тут же подбежали к столам, убрали вино и закуски, а вместо них расставили длинные обеденные столы и высокие прямые позолоченные стулья для гостей. Они работали с ловкостью, говорившей о большой практике, отшлифовавшей все их движения, и только закончили устанавливать первый длинный стол, как лакей провозгласил:
   - Его Высочество Севастократор Туризин Гаврас и высокорожденная госпожа Комитта Рангаве! Ее Высочество Принцесса Алипия Гавра! - Затем, как и полагалось по этикету - Его Императорское Величество Автократор Маврикиос Гаврас!
   Марк ожидал, что сейчас весь зал повалится на пол, и уже приготовился вызвать у окружающих шок своим поведением. Но так как этот банкет был церемонией скорее светской, чем официальной, мужчины только поклонились, а дамы сделали реверанс.
   Дама Туризина Гавраса была красавица с кожей оливкового цвета и блестящими черными глазами - вполне под стать горячему Севастократору. Она безусловно затмевала Принцессу Алипию, единственную дочь Маврикиоса от его давно умершей жены. Ее высокое происхождение было, вероятно, причиной тому, что Алипия все еще не была замужем: или она считалась слишком ценной политической картой для того, чтобы разыграть ее только один раз. Принцесса была красива, но ничем не походила на ослепительных дам Видессоса. Ее внимание, казалось, было направлено куда-то в глубину, в себя, и она шла по залу, не замечая людей, кишевших вокруг нее.
   Она, но не ее отец.
   - Вы все тут торчали и набивали себе животы, в то время как я был занят делами, - загудел он. - А ведь я тоже голоден!
   Скаурус думал, что римлян посадят вместе с прочими наемниками, но слуга-евнух повел его за другой стол.
   - Это торжество устроено в вашу честь, и было бы только правильно посадить вас рядом с Императором.
   Так как познания Марка по части видессианского этикета были весьма скудными, он предпочел бы уклониться от этой чести, но непоколебимый слуга добился своего и мягко, но настойчиво провел его к столу. Так что вместо того, чтобы оказаться среди солдат, Марк увидел вокруг себя компанию благородных дворян и послов, аккредитованных при дворе Видессоса. Стулья с прямыми спинками оказались неудобными, как он и догадывался. Марк огляделся по сторонам. Он сидел между маленьким тщедушным человечком, с которым разговаривал Горгидас, и высоким худым мужчиной, который казался видессианином в одежде халога. Он представился как Катаколон Кекамнеос. Решив, что это видессианское имя, трибун спросил:
   - Вы из Видессоса, не правда ли?
   - Нет, это не так, - ответил Кекамнеос, произнося слова со старинным акцентом. - Я посол Его Величества Короля Сиреолиса из Агдера. Кстати говоря, по рождению он выше, чем большинство дворян в этом жалком городе.
   Человек из Агдера надменно посмотрел вокруг, как бы проверяя, осмелится ли кто-нибудь возражать ему. Посол говорил с редкой для этого города прямотой, но как большинство северян, он был немногословен и после каждой фразы погружался в мрачное молчание.
   Второй сосед Марка толкнул его в бок.
   - Вы, наверное, подумали, что старик Катаколон проглотил трость? прошептал он, улыбаясь. - А, вы не знаете, кто я такой? Мое имя - Тасо Ванес, я посланник кагана Вологеса из Катриша и обладаю дипломатической неприкосновенностью. Кроме того, Кекамнеос уже много лет называет меня сумасшедшим, не так ли, старый плут?
   - Ты этого заслуживаешь, - проворчал Кекамнеос, но на его жестком лице мелькнула усмешка. Видимо, он привык прощать Ванесу многое.
   Болтун-посланник снова повернулся к Скаурусу.
   - Я видел, как вы восхищались моей бородой несколько минут назад.
   Вообще-то это не было правдой, и Марк думал совсем о другом, глядя на неровную бородку посла.
   - Да, я... - начал он.
   - Ужасно, не правда ли? Мой повелитель Вологес думает, что из-за нее я буду выглядеть как настоящий камор, а не как видессианин из простонародья. Можно подумать, что мне это угрожает. - Он ткнул пальцем в эмиссару каганата Татагуш. - Эй, Гавтруз, мясная бочка, ты еще не напился?
   - Нет еще, - ответил Гавтруз, который был похож на бородатый валун. Но пьян я буду, можешь не сомневаться.
   - Экая свинья, - сказал Тасо. - Но приятная свинья и хороший товарищ. Он может говорить на чистейшем видессианском, если захочет, но это случается не так часто.
   Слегка растерявшийся от болтовни катриша Марк обрадовался, когда внесли подносы с едой. Чаще других подавали блюда из рыбы, что не удивило его: море было у самого города и в изобилии снабжало горожан своими дарами. Марк увидел знакомого с детства жареного тунца, акульи плавники, омаров под лимонным соусом, а также большое блюдо с крабами, креветками и раками. И, конечно же, устрицы.
   Виридовкис, сидящий недалеко от Марка, взял одну из устриц с блюда с колотым льдом и, подозрительно взглянув на нее, проглотил. Похоже, результат не принес ему удовлетворения. Он покосился на девушку, сидевшую рядом с ним, и сказал Марку:
   - Если уж приходится есть вот такое, то лучше употреблять _э_т_о_ в теплом виде.
   Марк поперхнулся. Он подумал, что кельт мог бы изменить своей обычной бестактности, хотя бы ради Принцессы Алипии, которая сидела напротив. Между тем она спросила:
   - Что ваш друг думает об этих устрицах?
   Марк вдруг понял, что Виридовикс говорил по-латыни. "Ну что, дурень, - сказал он сам себе, - а ты-то думал, что музыка - плохая тема для разговора. Как ты собираешься объяснить Принцессе _э_т_о_?"
   Ему пришлось увильнуть от прямого ответа.
   - Он сказал, что предпочитает устриц теплыми, Ваше Высочество.
   - Странно. Почему такое невинное замечание так ошеломило тебя? произнесла она и, к его облегчению, оставила трибуна в покое.
   Седовласый слуга осторожно тронул Марка за плечо. Поставив перед ним небольшое фарфоровое блюдо, он прошептал: