— Прошу прощения, что вмешиваюсь не в свое дело, но не могли бы вы ехать помедленней?
Куяма ничуть не удивился, когда таксист резко затормозил и, включив первую скорость, повел машину черепашьим шагом. Будь он на месте водителя — здоровый, сильный, наглый, этакий таксомоторный камикадзе — и вздумай его какой-то старый козел учить правилам езды по улицам, он реагировал бы точно так же. Но он был всего лишь пассажиром, поэтому испытал облегчение, когда непосредственная опасность миновала. Но когда позади такси выстроилась длиннейшая вереница машин, тоже ползущих еле-еле, Дэмура, словно ему жизнь была немила, снова сунулся к водителю.
— Остановите машину, я выйду!
Такси протащилось еще несколько метров, пока шофер решал, как поступить, затем остановилось у тротуара. Водитель, обернувшись назад, уставился на Дэмуру долгим насмешливым взглядом, потом с силой плюнул ему в лицо. Затем, ухмыляясь, нажал кнопку автомата, и дверца распахнулась.
— Извольте!
Рука Дэмуры взметнулась вверх, шофер тоже молниеносно замахнулся, но старик всего лишь вытер лицо, после чего довольно спокойным тоном произнес:
— Ну а теперь давай выйдем, и я порву твою поганую пасть.
— Ух, напугал! — весело отозвался таксист и проворно выскочил из машины.
Дэмура вылез с другой стороны, и Куяма оценил его предусмотрительность. Куяма принадлежал к числу тех японцев, которые не занимаются ни одним из видов национальной борьбы. В университетские годы он играл в бейсбол, и, когда проходил стажировку в Штатах, американцы отказывались верить, что бейсбол самый популярный вид спорта в Японии, оставивший позади дзюдо, каратэ и фехтование. Но, несмотря на это, Куяма способен был трезво оценить, с кем не стоит вступать в рукопашную. Таксист был именно из таких людей! Мощные мускулы налиты силой, кулачищи, как гири, да и весь словно начинен взрывчаткой. А развинченная походка и спокойные холодные глаза яснее ясного должны были остеречь этого старого дурня. Куяма перевел взгляд на Дэмуру. Тот производил впечатление маленького и хрупкого, однако уверенно противостоял своему грозному противнику. Куяма на всякий случай отступил подальше и приготовил полицейское удостоверение. Дэмура пусть подставляется, если хочет, но его увольте. Шофер тоже счел шансы неравными.
— Ну что, дед, не передумал драться? — Он презрительно смотрел на старика.
Дэмура не произнес в ответ ни слова, лишь медленно пятился по мере того, как наступал противник.
— Язык проглотил, что ли? Я тебя в последний раз спрашиваю!
— Ладно, замнем дело…
Куяма не знал, какому чувству отдать предпочтение: разочарованности или облегчению. В глубине души он все же надеялся, что старик постоит за честь мундира. С горечью наблюдал он, как рослый наглец с пренебрежительной ухмылкой взирает на Дэмуру. Старик повернулся, чтобы уйти, и вдруг как волчок крутанулся на месте. Шофер вычислил этот трюк: мягко скользнув назад, он вскинул обе руки, заняв оборонительную позицию. Дэмура, скорчив печальную гримасу, безнадежно махнул рукой и взглянул на Куяму. Куяма пожал плечами, мол, ничего не поделаешь, но Дэмура с молниеносной быстротой пнул шофера по ноге — в самое чувствительное место, по косточке, и тотчас же метнулся вперед, чтобы подбить таксисту другую ногу. Он не дал даже упасть своему врагу. Левой рукой нанес ему удар в висок, правой ткнул в лицо, заставив таксиста запрокинуть голову, а затем — Куяма лишь задним числом смог восстановить цепочку действий — Дэмура большим пальцем левой руки коснулся какой-то точки на голове противника, и верзила завопил от боли. В то же мгновение согнутые пальцы Дэмуры ухватили этот орущий рот и рванули в стороны.
Зрелище было поистине ужасающее. Из разорванного рта хлестала кровь, таксист понапрасну пытался остановить ее, зажимая рану руками. Постепенно вокруг них стала собираться толпа; люди не решались вмешиваться, но смотрели на них враждебно. Дэмура не спеша, спокойной походкой направился к перекрестку. Куяма последовал за ним, и толпа расступилась, открывая им путь.
Харрис оказался мужчиной некрасивым, с неправильными чертами лица. Существует немало типов американцев, и большинство были Дэмуре антипатичны. Сценарист же принадлежал к той разновидности людской породы, при виде которой становилось понятным, почему американцы выиграли войну. Харрис источал силу и самоуверенность. Этот человек знает, как ему жить, и готов обрушиться на любого, кто ему помешает. Среднего роста, худощавый, жилистый, очень подвижный, одет в видавший виды шерстяной свитер, растянутый от носки, — так выглядел хозяин дома. По всей комнате были разбросаны книги и газеты, кое-где стояли неубранные тарелки и чашки. Старомодные кожаные кресла, письменный стол, допотопная пишущая машинка — вся обстановка создавала тот уютный беспорядок, в котором Дэмура, как ни странно, чувствовал себя очень хорошо. Сам он, педант по натуре, питал невероятное пристрастие к чистоте и аккуратности, но эта симпатичная безалаберность казалась ему в такой же степени привлекательной, в какой раздражала тяга Куямы к богемности.
Харрис угостил их индийским чаем, заваренным по-английски, и Дэмура неторопливо прихлебывал напиток, словно явился сюда в гости. У японцев церемонией является приготовление чая, у англичан — питье. За чаем можно и поговорить, а можно и посидеть молча, обдумать то, что произошло. Боже правый, он и не подозревал, что в нем еще сохранилась эта жестокость. Дэмуру волновала именно эта сторона дела, а не последствия. В Японии использование приемов борьбы равнозначно применению оружия, поэтому каратисту или дзюдоисту следует основательно подумать, прежде чем применить прием, но ведь полицейский, подвергшийся нападению, имеет право прибегнуть к оружию. Куямы он не опасался: парень порядочный и не подведет, если придется писать докладную. Дэмуру ужасала мысль, что прошлое довлеет над ним с такой силой. Сколько лет он занимается борьбой лишь в тренировочном зале. Иногда при исполнении повседневных полицейских обязанностей случается осадить разбушевавшегося хулигана, вот он и решил, что натура его изменилась. Но иногда внутри словно что-то взрывается, и он вступает в рукопашную с холодной расчетливостью, точностью и жестокостью автомата, запрограммированного на убийство.
Харрис, не дожидаясь просьб, снова налил чаю посетителям. Он молчал, как человек западного мира, наслышанный о чайной церемонии и восточном терпении.
А может, попросту обдумывал очередное свое сочинение…
Лицо Куямы было бледно. Он тоже сидел молча и чувствовал, что охотно уступит инициативу старшему коллеге. Дэмура поставил на стол чашку и вытащил из кармана блокнот. У него не было ни малейшего желания приступать к расспросам, но, пожалуй, так будет лучше — работой отогнать неприятные мысли.
— Когда вы познакомились с Адзато?
— Во время съемок «Последней схватки». Я написал сценарий к этому фильму — факт не слишком известный, — а Джонни дрался в нем, и этот фильм вошел в историю кино.
— Как разворачивались события после успеха фильма?
— На Джонни со всех сторон посыпались предложения. В результате мы тем же составом, но на американские деньги сделали еще один фильм — «Счастливая акула». На его долю выпал успех еще более шумный, и каждый из нас заработал кучу денег. Мы располагали огромными средствами, великолепной техникой, хорошо организованной рекламой, но этому фильму было далеко до первого. Все мы повторяли самих себя: я — в сценарии, Ямамото — в операторской работе, Итотю — в режиссуре… Все это было бы полбеды. Но и Джонни, вместо того чтобы создать новый типаж, попросту перенес на экран все тот же первый свой удачный образ.
— Ну а чем это плохо?
— Оказалось, что он не актер. Может, больше чем актер, но не актер. Джонни Адзато — это явление, понятие. Симпатичный парень с открытым, честным лицом, который, применяя каратэ, становится поборником справедливости, защитником попранной чести. Этот штамп переходил из фильма в фильм, и зрители все охотнее отождествляли Джонни с его героями. В сознании людей сливались представления об Адзато-актере, человеке с миллионным состоянием, с тем бедняком, дерущимся на экране.
— Ну и что тут предосудительного? Адзато достиг такой славы, как ни один другой актер в стране! — Куяме казалось, что писатель порет чушь. Или попросту завидует.
— В «Последней схватке» мы создали живой, правдивый характер, а затем, вместо того чтобы и дальше работать с такой же отдачей, выжимая из себя все возможное, мы успокоились на достигнутом. Шлепали копию за копией со своего первого и единственного удачного творения, но ведь и копии-то раз от разу становились бледней. — Он махнул рукой. — Если бы Джонни остался в живых, он все равно бы через год-другой вышел в тираж.
Куяме припомнилась мысль, которую финансовый дока Таякама развил в беседе с Эноедой.
— А так, если удастся замять, что его убили голыми руками, он останется вечной легендой?
— Да, — писатель не без удивления посмотрел на молодого полицейского.
— По-моему, мозговой трест КМК уже озабочен этим.
— Что это за КМК?
— Karate Movie Company. Она была основана через два года после премьеры «Последней схватки» и рекламировала себя, как предприятие Джонни Адзато. Но в действительности Джонни был лишь одним из основных пайщиков.
— А кто остальные?
Харрис пожал плечами.
— Воротилы кинобизнеса, продюсеры, финансовые дельцы — обычный состав. И каратэ и киноискусство интересуют их как прошлогодний снег. Все помыслы их об одном — побольше заработать, ну а КМК дает такую возможность.
— Почему Адзато решил свой последний фильм делать, по сути, в одиночку?
— А черт его знает, почему. Я уже давно отошел от их дел и несколько лет практически не встречался с Джонни. Спросите кого-нибудь из заправил КМК, а там — ваше дело, верить их ответу или нет.
— Почему распался брак Адзато? — Дэмура, пожалуй, чересчур поспешно переменил тему.
— Отчего бы вам не спросить об этом мою сестру?
— Действительно, отчего бы не спросить? — Дэмура смотрел на Куяму, словно бы искренне изумляясь, как это он сам не додумался. — У вашей сестры были романы?
Харрис громко и от души рассмеялся.
— Понятно. Такие вопросы женщинам задавать не принято. Мне казалось, японские нравы допускают здесь большую свободу. — Откинувшись на спинку кресла, он задумчиво смотрел на полицейских. — Не знаю, от кого вы слышали о том, что у моей сестры были романы. Но разводятся они не из-за этого и не из-за увлечений Джонни.
— А из-за чего же?
— Моя сестра актриса, причем неплохая. Возможно, ей так и не удастся сделать карьеру, но она считает, что стоит попробовать. А ведь возле знаменитого Джонни Адзато у нее и вовсе не было ни малейших шансов.
— И одной звезды на семью хватит?
— Вот именно.
— Адзато не был ревнив по натуре?
— Напротив. Просто через некоторое время он понял, что Линду надо принимать такой, какая она есть, измениться она не может. Ну и что говорить, у самого Джонни тоже рыльце в пушку… Зато несчастный Фукида — тот буквально заболевал от ревности.
Оба инспектора сделали стойку, как туристы перед витриной скандинавской порнолавчонки.
— К кому же он ревновал? Неужели к мужу?
— К каждому, кто попадал в окружение Линды. И кстати сказать, в большинстве случаев у него были основания. Но к Джонни Фукида не ревновал, на столько у него ума хватало. Он радовался, что Джонни позволяет ему обожать свою жену.
— Вы хотите сказать, что Адзато знал о чувствах Фукиды?
— Конечно, знал. Мы, люди западного склада, напичканы романтическими историями, где мужчина, влюбившись в жену своего лучшего друга, втайне сохнет с тоски или уходит с глаз долой. Фукида куда практичнее. Он дал понять Джонни, что влюблен в Линду, но семья друга для него святыня.
— И что на это ответил Адзато?
— Не знаю. Если верить досужим сплетням, то он якобы рассудил так: если жена все равно изменяет ему, то пусть по крайней мере изменяет с близким другом, а не с первым встречным.
— Гм… это как посмотреть. А жена и друг воспользовались этой возможностью?
— Откуда мне знать? Но факт, что отношения между ними были очень хорошие, а Фукида ревновал даже в тех случаях, когда ревновать полагалось бы Джонни.
— А новый жених вашей сестры, как он сносит это обожание Фукиды?
— Маццони? С трудом, — на лице Харриса промелькнуло злорадство. — Они даже подрались. Я, к сожалению, при этом не присутствовал, видел лишь следы потасовки на физиономии Джека. Смотреть на это было приятно!
Куяма решил, что самое время применить свои познания в психологии.
— Вы, кажется, не любите своего будущего зятя.
— Не я должен его любить, а моя сестра.
Харрис явно не хотел посвящать полицейских в тонкости своих родственных отношений. Куяма решил на всякий случай выяснить обстоятельства упомянутой драки. Дэмура что-то задумчиво чертил на странице блокнота. Харрис засмотрелся в окно; он откинул голову на спинку кресла так, чтобы ему были видны облака в небе. Дэмуре показалось, будто и по лицу его промелькнула как бы тень от облачка. Он сделал знак Куяме, что пора уходить.
День клонился к вечеру, и у Эноеды не оставалось сомнения, что его обманули. Утром, когда Дэмура уходил из участка на студию, Эноеда испытывал некоторое злорадство. Но проходил час за часом, а от Куямы не было ни ответа ни привета. Надежда, что вот-вот возвратится Дэмура, огорченный и подавленный своим проигрышем, постепенно исчезла. Молодой инспектор центрального отдела расследований должен был подыграть Эноеде в их споре с Дэмурой. Выходит, он предал Эноеду?… Детектив достал копию своего вчерашнего донесения и еще раз внимательно просмотрел его. Он и сейчас не нашел в нем никаких пробелов. Вот как надо расследовать преступления: не жалеть ни времени, ни труда, докапываться до истины, по крупицам собирая свидетельства, скрупулезно восстанавливать картину событий. И тем не менее все говорит за то, что Куяма решил пожертвовать им.
Эноеде даже в голову не приходило обратиться к самому инспектору и спросить, отчего он так поступил. Характер, воспитание, строго регламентированный традициями образ жизни подсказывали Эноеде два возможных решения. Во-первых, можно отступиться и похоронить дело Адзато среди прочих погибших надежд. Другой вариант — волнующий, неожиданный и, пожалуй, все же выполнимый — привлекал его гораздо больше. Продолжить расследование, собрать все факты, привести их в порядок, выстроить логическую цепочку и в таком виде представить готовые результаты Куяме. Так вдохновенно трудится поваренок под началом кулинара, вынуждая старшего к похвале.
С утра Эноеда по телефону навел справки у приятеля, и тот подтвердил его предположения: Куяма — сын высокого министерского начальника и внук генерала Куямы, того самого, который после военного поражения покончил с собой. Эноеда отложил свое донесение, обдумывая дальнейшие шаги. Какое задание дал бы ему Куяма, если бы они встретились? В каком направлении могут работать мозги инспектора, которому поручено расследовать дело об убийстве? Погруженный в раздумья, Эноеда застыл на неудобном стуле. Оти — молодой шофер, — как обычно в спокойные минуты, зубрил руководство полицейских курсов. Эноеда встал, прошелся по комнате и через плечо парня заглянул в учебник. «Правила доставки арестованного…»
Оти испуганно вскинул глаза. Детективы время от времени принимались экзаменовать его, и бедняге Оти приходилось попотеть. Старые зубры подкидывали вопросы, что называется, «из жизни», выбирая самые что ни на есть заурядные дела: об ограблении старушки с соседней улицы, об изнасиловании юной девушки, о безработном, который сначала убил жену и детей, а затем покончил с собой… А в руководстве для полицейских рассказывалось о методах фиксации следов на месте преступления, о технике допроса и порядке ведения протокола… Что, если и на конкурсном экзамене станут задавать вопросы не по учебнику, а из практики? Однако Эноеда был далек от намерения экзаменовать парня; буркнув что-то себе под нос, он вернулся к письменному столу.
«Действовать по науке? — размышлял он про себя. — Но как знать, чего нахватался Куяма в своем элитарном университете и каким премудростям его обучали в Соединенных Штатах?… Да черт с ним, с этим Куямой и специальными курсами! Надо продолжить расследование так, как будто дело это ведет он сам».
Эноеда не отличался какими-то выдающимися сыскными способностями, но проработал довольно долго для того, чтобы усвоить обычный порядок следствия. После двадцати лет практики уже назубок знаешь, что нужно делать. Итак, придется реконструировать последние десять дней жизни Адзато — вдруг да причина убийства кроется в недавнем прошлом и, возможно, актер в эти дни вступал в контакт со своим убийцей. До конца дежурства оставалось полчаса. Эноеда по телефону предупредил жену, что вернется домой поздно. Он проглотил бутерброд и выпил кофе. Времени было в обрез, по всей вероятности, полночи придется провести на ногах, если он намерен назавтра раскопать для Куямы что-то действительно стоящее. Все тревоги Эноеды рассеялись. Выяснять конкретные факты, выспрашивать подробности тихо, вежливо, неутомимо — тут он непревзойденный мастер. И если центральный отдел расследования действительно заинтересуется, как провел Адзато последнюю неделю жизни, об этом они узнают от него, Эноеды. Это заставит их призадуматься.
У станции метро «Индабаси» они расстались, попрощавшись за руку. Высокая элегантная фигура Куямы затерялась в толпе. Наступил час пик. Машины терпеливо простаивали на улицах, а стоило человеку внизу, в системе подземных переходов, остановиться хоть на миг, возникало ощущение, будто на тебя обрушился Ниагарский водопад. Словно бы все десятимиллионное население Токио кишело вокруг: служащие, перебросив пиджаки через руку, юные девушки в полотняных шортах, гимназисты в форме, детишки в цветных шапочках или соломенных шляпах, исполненные достоинства пожилые дамы в кимоно, с прямой осанкой. Десятки людей проходят мимо, ты стоишь посреди шумного, бурлящего людского потока и чувствуешь, как начинает болеть голова и рябит в глазах, больше тебе не выдержать. Надо стронуться с места, включиться в общий темп и следить лишь за тем, чтобы толпа своим течением увлекла тебя в нужный подземный коридор; затем ты становишься в очередь к двери вагона, и все проходит — и головная боль, и страх, и ощущение собственной отъединенности.
Дэмура повернул назад. Отыскал телефонную будку и попытался объяснить жене, почему он сегодня снова вернется домой поздно. Объяснить было нелегко, поскольку он и сам не очень-то понимал, что с ним происходит. На карьере он поставил крест, деньги и слава ему не нужны, все необходимое у них с женой есть. Дух соревнования никогда не был присущ ему. Но Дэмура чувствовал: он просто не в состоянии сейчас идти домой, принимать ванну, пить чай, вести разговоры с женой, смотреть телевизор и ложиться спать, зная, что увиденный им на экране убийца разгуливает на свободе. Дэмуре необходимо встретиться с ним один на один и покарать его за то, что тот обратил во зло искусство каратэ. Чем лучше мастер, тем большее преступление совершает он, злоупотребляя своим умением. А этот человек, к сожалению, большой мастер. В Дэмуре странным образом усиливалось и другое чувство: убийцу должен найти именно он, прежде чем это сделает Куяма или кто-то другой. Это чувство было настолько чуждо самому Дэмуре, что он был искренне поражен. Однако самого себя не обманешь. Да, он хочет доказать свое превосходство! А сегодня вечером он впервые понял, что Куяма не такой простак, за какого он, Дэмура, его принимал. «Познай себя, познай противника — и выиграешь сотни схваток. Познай себя — и тогда, даже если ты не познал противника, у тебя остается шанс на победу. Если же не познал ни себя, ни противника — наверняка потерпишь поражение». Эта истина, которую ему с детских лет внушали на тренировках, сейчас обрела особый смысл. «Познай самого себя». Знает ли он себя? После инцидента с таксистом он вовсе не был в этом уверен. Вот и Куяму он недооценил так же, как начинающий борец недооценивает любого противника, умеющего скрывать свои сильные стороны. Конечно, он допустил просчет. Куяма способен на дельные мысли, не исключено, что, вместо того чтобы идти домой, он продолжит расследование: начнет собирать факты, накапливать данные, чтобы получить фору хотя бы в один ход. Ибо Дэмура был уверен, что Куяма прекрасно сознает: между ними идет соперничество.
Дэмура положил трубку и несколько секунд простоял в нерешительности. Затем купил в ближайшем киоске несколько газет для любителей каратэ, зашел в дешевый ресторанчик и, наскоро перекусывая, просмотрел газеты. Однако нашел мало интересного: новости кун-фу из Китайской Народной Республики, интервью с киноактерами, репортажи о соревнованиях, рассказы о звездах профессионального кик-боксинга. Лишь одну из них он сохранил, а прочие оставил за ненадобностью на ресторанном столике. Вновь отыскал телефонную будку. Фамилия редактора и несколько телефонных номеров значились в самом начале газеты наряду с прочими малоинтересными сведениями. Сираи… Дэмура перелистал телефонную книгу. Номера, указанные в газете, наверняка установлены в редакции, однако не исключено, что один из них соединяет с квартирой редактора. Его предположение подтвердилось. В длинном перечне всех токийских Сираи телефон одного из них совпал с номером, обозначенным в газете. Дэмура обрадовался, как в давно прошедшие времена, в бытность свою начинающим полицейским радовался после той или иной удачной акции. Хороший признак! Он набрал номер, и после нескольких звонков в трубке отозвался приятный женский голос.
— Добрый вечер! Вас беспокоит инспектор Дэмура. Я хотел бы поговорить с редактором газеты «Сэнсэй».
— Муж сейчас на тренировке. Он будет дома поздно вечером. У вас что-нибудь срочное?
— Я расследую обстоятельства смерти Джонни Адзато, и ваш супруг, как специалист, возможно, дал бы мне кое-какие советы.
— Понятно, — голос женщины зазвучал дружелюбнее. — Муж проводит тренировку в университетском клубе. Попробуйте застать его там, он охотно поможет вам, если это в его силах. Вы знаете, как туда проехать?
Дэмура нисколько не сомневался, что разыщет тренировочный зал. Подобно большинству каратистов, он обладал безошибочным чутьем, позволявшим ему в любом уголке города обнаружить тренировочный зал, куда стоит заглянуть. С полчаса он путешествовал на метро, затем минут десять шел до университета, а там решил положиться на инстинкт. Университет казался вымершим, Дэмура блуждал по безлюдным коридорам. Откуда-то из другого корпуса доносилась негромкая музыка. Дэмура несколько раз сворачивал, почти не колеблясь, какое выбрать направление, и наконец понял, что попал в нужное место. Из-за закрытой двери слышались такие знакомые звуки: слова команды, топот ног, боевые выклики, глухой звук ударов… Еще до того, как отворить дверь, Дэмура понял, что здесь идет настоящая, серьезная тренировка. Этот мастер может ему помочь. Какого бы мнения ни были о нем Шеф, Фукида или этот напыщенный юнец Куяма, сам-то Дэмура знал: он вовсе не тот специалист по искусству боя, от которого может быть толк в этом деле. Ведь он всего лишь тренируется каждый божий день, отшлифовывает приемы, предается медитации, дабы слиться со всеобщим «бытием». Но он всегда сторонился того пестрого и невероятно запутанного мира, который тоже носит название каратэ. Кто, как не редактор специальной газеты, лучше прочих осведомлен об этом мире соревнований, федераций, рекламных средств, приключенческих фильмов? К тому же эту газету Дэмура счел более солидной, чем остальные, и не столь деляческой.
Он снял ботинки и склонился в глубоком поклоне, прежде чем переступить порог зала. Это не был настоящий додзе, где против двери стоит алтарь, куда не допускаются праздные зеваки, где вдоль стен выстроились макивары, а ученики до начала и после окончания тренировки часами оттачивают удары об эти врытые в землю и покрытые циновками доски. Нет, это был обычный гимнастический зал, где днем занимались баскетболисты, а до тренировки по каратэ женщины, стремившиеся похудеть, проходили курс лечебной гимнастики. Но Сираи даже здесь проводил тренировку по всем правилам.
Невысокий, плотный мастер тренировал одновременно человек сорок. Дэмуре доставляло удовольствие наблюдать за ним. По отрывистым словам команды одновременно и в четком ритме взлетали безукоризненно чистые рукава курток — ученики отбивали серию ударов и в свою очередь сами наносили их. Каждое очередное упражнение Сираи вначале проводил медленно, затем голос его вдруг взметался резко, это означало, что разминке конец, и глаза учеников сужались в щелочку, лица искажались, из гортани вырывался боевой клич. Дэмура уже второй раз в ходе этого расследования ловил себя на мысли, что, пожалуй, он не совсем прав… Конечно, правда, что все эти соревнования, газеты, фильмы опошляют исконное древнее искусство, но ведь наряду со всем прочим существует Сираи, который со своей группой культивирует прекрасное, чистое, подлинное каратэ.
Куяма ничуть не удивился, когда таксист резко затормозил и, включив первую скорость, повел машину черепашьим шагом. Будь он на месте водителя — здоровый, сильный, наглый, этакий таксомоторный камикадзе — и вздумай его какой-то старый козел учить правилам езды по улицам, он реагировал бы точно так же. Но он был всего лишь пассажиром, поэтому испытал облегчение, когда непосредственная опасность миновала. Но когда позади такси выстроилась длиннейшая вереница машин, тоже ползущих еле-еле, Дэмура, словно ему жизнь была немила, снова сунулся к водителю.
— Остановите машину, я выйду!
Такси протащилось еще несколько метров, пока шофер решал, как поступить, затем остановилось у тротуара. Водитель, обернувшись назад, уставился на Дэмуру долгим насмешливым взглядом, потом с силой плюнул ему в лицо. Затем, ухмыляясь, нажал кнопку автомата, и дверца распахнулась.
— Извольте!
Рука Дэмуры взметнулась вверх, шофер тоже молниеносно замахнулся, но старик всего лишь вытер лицо, после чего довольно спокойным тоном произнес:
— Ну а теперь давай выйдем, и я порву твою поганую пасть.
— Ух, напугал! — весело отозвался таксист и проворно выскочил из машины.
Дэмура вылез с другой стороны, и Куяма оценил его предусмотрительность. Куяма принадлежал к числу тех японцев, которые не занимаются ни одним из видов национальной борьбы. В университетские годы он играл в бейсбол, и, когда проходил стажировку в Штатах, американцы отказывались верить, что бейсбол самый популярный вид спорта в Японии, оставивший позади дзюдо, каратэ и фехтование. Но, несмотря на это, Куяма способен был трезво оценить, с кем не стоит вступать в рукопашную. Таксист был именно из таких людей! Мощные мускулы налиты силой, кулачищи, как гири, да и весь словно начинен взрывчаткой. А развинченная походка и спокойные холодные глаза яснее ясного должны были остеречь этого старого дурня. Куяма перевел взгляд на Дэмуру. Тот производил впечатление маленького и хрупкого, однако уверенно противостоял своему грозному противнику. Куяма на всякий случай отступил подальше и приготовил полицейское удостоверение. Дэмура пусть подставляется, если хочет, но его увольте. Шофер тоже счел шансы неравными.
— Ну что, дед, не передумал драться? — Он презрительно смотрел на старика.
Дэмура не произнес в ответ ни слова, лишь медленно пятился по мере того, как наступал противник.
— Язык проглотил, что ли? Я тебя в последний раз спрашиваю!
— Ладно, замнем дело…
Куяма не знал, какому чувству отдать предпочтение: разочарованности или облегчению. В глубине души он все же надеялся, что старик постоит за честь мундира. С горечью наблюдал он, как рослый наглец с пренебрежительной ухмылкой взирает на Дэмуру. Старик повернулся, чтобы уйти, и вдруг как волчок крутанулся на месте. Шофер вычислил этот трюк: мягко скользнув назад, он вскинул обе руки, заняв оборонительную позицию. Дэмура, скорчив печальную гримасу, безнадежно махнул рукой и взглянул на Куяму. Куяма пожал плечами, мол, ничего не поделаешь, но Дэмура с молниеносной быстротой пнул шофера по ноге — в самое чувствительное место, по косточке, и тотчас же метнулся вперед, чтобы подбить таксисту другую ногу. Он не дал даже упасть своему врагу. Левой рукой нанес ему удар в висок, правой ткнул в лицо, заставив таксиста запрокинуть голову, а затем — Куяма лишь задним числом смог восстановить цепочку действий — Дэмура большим пальцем левой руки коснулся какой-то точки на голове противника, и верзила завопил от боли. В то же мгновение согнутые пальцы Дэмуры ухватили этот орущий рот и рванули в стороны.
Зрелище было поистине ужасающее. Из разорванного рта хлестала кровь, таксист понапрасну пытался остановить ее, зажимая рану руками. Постепенно вокруг них стала собираться толпа; люди не решались вмешиваться, но смотрели на них враждебно. Дэмура не спеша, спокойной походкой направился к перекрестку. Куяма последовал за ним, и толпа расступилась, открывая им путь.
Харрис оказался мужчиной некрасивым, с неправильными чертами лица. Существует немало типов американцев, и большинство были Дэмуре антипатичны. Сценарист же принадлежал к той разновидности людской породы, при виде которой становилось понятным, почему американцы выиграли войну. Харрис источал силу и самоуверенность. Этот человек знает, как ему жить, и готов обрушиться на любого, кто ему помешает. Среднего роста, худощавый, жилистый, очень подвижный, одет в видавший виды шерстяной свитер, растянутый от носки, — так выглядел хозяин дома. По всей комнате были разбросаны книги и газеты, кое-где стояли неубранные тарелки и чашки. Старомодные кожаные кресла, письменный стол, допотопная пишущая машинка — вся обстановка создавала тот уютный беспорядок, в котором Дэмура, как ни странно, чувствовал себя очень хорошо. Сам он, педант по натуре, питал невероятное пристрастие к чистоте и аккуратности, но эта симпатичная безалаберность казалась ему в такой же степени привлекательной, в какой раздражала тяга Куямы к богемности.
Харрис угостил их индийским чаем, заваренным по-английски, и Дэмура неторопливо прихлебывал напиток, словно явился сюда в гости. У японцев церемонией является приготовление чая, у англичан — питье. За чаем можно и поговорить, а можно и посидеть молча, обдумать то, что произошло. Боже правый, он и не подозревал, что в нем еще сохранилась эта жестокость. Дэмуру волновала именно эта сторона дела, а не последствия. В Японии использование приемов борьбы равнозначно применению оружия, поэтому каратисту или дзюдоисту следует основательно подумать, прежде чем применить прием, но ведь полицейский, подвергшийся нападению, имеет право прибегнуть к оружию. Куямы он не опасался: парень порядочный и не подведет, если придется писать докладную. Дэмуру ужасала мысль, что прошлое довлеет над ним с такой силой. Сколько лет он занимается борьбой лишь в тренировочном зале. Иногда при исполнении повседневных полицейских обязанностей случается осадить разбушевавшегося хулигана, вот он и решил, что натура его изменилась. Но иногда внутри словно что-то взрывается, и он вступает в рукопашную с холодной расчетливостью, точностью и жестокостью автомата, запрограммированного на убийство.
Харрис, не дожидаясь просьб, снова налил чаю посетителям. Он молчал, как человек западного мира, наслышанный о чайной церемонии и восточном терпении.
А может, попросту обдумывал очередное свое сочинение…
Лицо Куямы было бледно. Он тоже сидел молча и чувствовал, что охотно уступит инициативу старшему коллеге. Дэмура поставил на стол чашку и вытащил из кармана блокнот. У него не было ни малейшего желания приступать к расспросам, но, пожалуй, так будет лучше — работой отогнать неприятные мысли.
— Когда вы познакомились с Адзато?
— Во время съемок «Последней схватки». Я написал сценарий к этому фильму — факт не слишком известный, — а Джонни дрался в нем, и этот фильм вошел в историю кино.
— Как разворачивались события после успеха фильма?
— На Джонни со всех сторон посыпались предложения. В результате мы тем же составом, но на американские деньги сделали еще один фильм — «Счастливая акула». На его долю выпал успех еще более шумный, и каждый из нас заработал кучу денег. Мы располагали огромными средствами, великолепной техникой, хорошо организованной рекламой, но этому фильму было далеко до первого. Все мы повторяли самих себя: я — в сценарии, Ямамото — в операторской работе, Итотю — в режиссуре… Все это было бы полбеды. Но и Джонни, вместо того чтобы создать новый типаж, попросту перенес на экран все тот же первый свой удачный образ.
— Ну а чем это плохо?
— Оказалось, что он не актер. Может, больше чем актер, но не актер. Джонни Адзато — это явление, понятие. Симпатичный парень с открытым, честным лицом, который, применяя каратэ, становится поборником справедливости, защитником попранной чести. Этот штамп переходил из фильма в фильм, и зрители все охотнее отождествляли Джонни с его героями. В сознании людей сливались представления об Адзато-актере, человеке с миллионным состоянием, с тем бедняком, дерущимся на экране.
— Ну и что тут предосудительного? Адзато достиг такой славы, как ни один другой актер в стране! — Куяме казалось, что писатель порет чушь. Или попросту завидует.
— В «Последней схватке» мы создали живой, правдивый характер, а затем, вместо того чтобы и дальше работать с такой же отдачей, выжимая из себя все возможное, мы успокоились на достигнутом. Шлепали копию за копией со своего первого и единственного удачного творения, но ведь и копии-то раз от разу становились бледней. — Он махнул рукой. — Если бы Джонни остался в живых, он все равно бы через год-другой вышел в тираж.
Куяме припомнилась мысль, которую финансовый дока Таякама развил в беседе с Эноедой.
— А так, если удастся замять, что его убили голыми руками, он останется вечной легендой?
— Да, — писатель не без удивления посмотрел на молодого полицейского.
— По-моему, мозговой трест КМК уже озабочен этим.
— Что это за КМК?
— Karate Movie Company. Она была основана через два года после премьеры «Последней схватки» и рекламировала себя, как предприятие Джонни Адзато. Но в действительности Джонни был лишь одним из основных пайщиков.
— А кто остальные?
Харрис пожал плечами.
— Воротилы кинобизнеса, продюсеры, финансовые дельцы — обычный состав. И каратэ и киноискусство интересуют их как прошлогодний снег. Все помыслы их об одном — побольше заработать, ну а КМК дает такую возможность.
— Почему Адзато решил свой последний фильм делать, по сути, в одиночку?
— А черт его знает, почему. Я уже давно отошел от их дел и несколько лет практически не встречался с Джонни. Спросите кого-нибудь из заправил КМК, а там — ваше дело, верить их ответу или нет.
— Почему распался брак Адзато? — Дэмура, пожалуй, чересчур поспешно переменил тему.
— Отчего бы вам не спросить об этом мою сестру?
— Действительно, отчего бы не спросить? — Дэмура смотрел на Куяму, словно бы искренне изумляясь, как это он сам не додумался. — У вашей сестры были романы?
Харрис громко и от души рассмеялся.
— Понятно. Такие вопросы женщинам задавать не принято. Мне казалось, японские нравы допускают здесь большую свободу. — Откинувшись на спинку кресла, он задумчиво смотрел на полицейских. — Не знаю, от кого вы слышали о том, что у моей сестры были романы. Но разводятся они не из-за этого и не из-за увлечений Джонни.
— А из-за чего же?
— Моя сестра актриса, причем неплохая. Возможно, ей так и не удастся сделать карьеру, но она считает, что стоит попробовать. А ведь возле знаменитого Джонни Адзато у нее и вовсе не было ни малейших шансов.
— И одной звезды на семью хватит?
— Вот именно.
— Адзато не был ревнив по натуре?
— Напротив. Просто через некоторое время он понял, что Линду надо принимать такой, какая она есть, измениться она не может. Ну и что говорить, у самого Джонни тоже рыльце в пушку… Зато несчастный Фукида — тот буквально заболевал от ревности.
Оба инспектора сделали стойку, как туристы перед витриной скандинавской порнолавчонки.
— К кому же он ревновал? Неужели к мужу?
— К каждому, кто попадал в окружение Линды. И кстати сказать, в большинстве случаев у него были основания. Но к Джонни Фукида не ревновал, на столько у него ума хватало. Он радовался, что Джонни позволяет ему обожать свою жену.
— Вы хотите сказать, что Адзато знал о чувствах Фукиды?
— Конечно, знал. Мы, люди западного склада, напичканы романтическими историями, где мужчина, влюбившись в жену своего лучшего друга, втайне сохнет с тоски или уходит с глаз долой. Фукида куда практичнее. Он дал понять Джонни, что влюблен в Линду, но семья друга для него святыня.
— И что на это ответил Адзато?
— Не знаю. Если верить досужим сплетням, то он якобы рассудил так: если жена все равно изменяет ему, то пусть по крайней мере изменяет с близким другом, а не с первым встречным.
— Гм… это как посмотреть. А жена и друг воспользовались этой возможностью?
— Откуда мне знать? Но факт, что отношения между ними были очень хорошие, а Фукида ревновал даже в тех случаях, когда ревновать полагалось бы Джонни.
— А новый жених вашей сестры, как он сносит это обожание Фукиды?
— Маццони? С трудом, — на лице Харриса промелькнуло злорадство. — Они даже подрались. Я, к сожалению, при этом не присутствовал, видел лишь следы потасовки на физиономии Джека. Смотреть на это было приятно!
Куяма решил, что самое время применить свои познания в психологии.
— Вы, кажется, не любите своего будущего зятя.
— Не я должен его любить, а моя сестра.
Харрис явно не хотел посвящать полицейских в тонкости своих родственных отношений. Куяма решил на всякий случай выяснить обстоятельства упомянутой драки. Дэмура что-то задумчиво чертил на странице блокнота. Харрис засмотрелся в окно; он откинул голову на спинку кресла так, чтобы ему были видны облака в небе. Дэмуре показалось, будто и по лицу его промелькнула как бы тень от облачка. Он сделал знак Куяме, что пора уходить.
День клонился к вечеру, и у Эноеды не оставалось сомнения, что его обманули. Утром, когда Дэмура уходил из участка на студию, Эноеда испытывал некоторое злорадство. Но проходил час за часом, а от Куямы не было ни ответа ни привета. Надежда, что вот-вот возвратится Дэмура, огорченный и подавленный своим проигрышем, постепенно исчезла. Молодой инспектор центрального отдела расследований должен был подыграть Эноеде в их споре с Дэмурой. Выходит, он предал Эноеду?… Детектив достал копию своего вчерашнего донесения и еще раз внимательно просмотрел его. Он и сейчас не нашел в нем никаких пробелов. Вот как надо расследовать преступления: не жалеть ни времени, ни труда, докапываться до истины, по крупицам собирая свидетельства, скрупулезно восстанавливать картину событий. И тем не менее все говорит за то, что Куяма решил пожертвовать им.
Эноеде даже в голову не приходило обратиться к самому инспектору и спросить, отчего он так поступил. Характер, воспитание, строго регламентированный традициями образ жизни подсказывали Эноеде два возможных решения. Во-первых, можно отступиться и похоронить дело Адзато среди прочих погибших надежд. Другой вариант — волнующий, неожиданный и, пожалуй, все же выполнимый — привлекал его гораздо больше. Продолжить расследование, собрать все факты, привести их в порядок, выстроить логическую цепочку и в таком виде представить готовые результаты Куяме. Так вдохновенно трудится поваренок под началом кулинара, вынуждая старшего к похвале.
С утра Эноеда по телефону навел справки у приятеля, и тот подтвердил его предположения: Куяма — сын высокого министерского начальника и внук генерала Куямы, того самого, который после военного поражения покончил с собой. Эноеда отложил свое донесение, обдумывая дальнейшие шаги. Какое задание дал бы ему Куяма, если бы они встретились? В каком направлении могут работать мозги инспектора, которому поручено расследовать дело об убийстве? Погруженный в раздумья, Эноеда застыл на неудобном стуле. Оти — молодой шофер, — как обычно в спокойные минуты, зубрил руководство полицейских курсов. Эноеда встал, прошелся по комнате и через плечо парня заглянул в учебник. «Правила доставки арестованного…»
Оти испуганно вскинул глаза. Детективы время от времени принимались экзаменовать его, и бедняге Оти приходилось попотеть. Старые зубры подкидывали вопросы, что называется, «из жизни», выбирая самые что ни на есть заурядные дела: об ограблении старушки с соседней улицы, об изнасиловании юной девушки, о безработном, который сначала убил жену и детей, а затем покончил с собой… А в руководстве для полицейских рассказывалось о методах фиксации следов на месте преступления, о технике допроса и порядке ведения протокола… Что, если и на конкурсном экзамене станут задавать вопросы не по учебнику, а из практики? Однако Эноеда был далек от намерения экзаменовать парня; буркнув что-то себе под нос, он вернулся к письменному столу.
«Действовать по науке? — размышлял он про себя. — Но как знать, чего нахватался Куяма в своем элитарном университете и каким премудростям его обучали в Соединенных Штатах?… Да черт с ним, с этим Куямой и специальными курсами! Надо продолжить расследование так, как будто дело это ведет он сам».
Эноеда не отличался какими-то выдающимися сыскными способностями, но проработал довольно долго для того, чтобы усвоить обычный порядок следствия. После двадцати лет практики уже назубок знаешь, что нужно делать. Итак, придется реконструировать последние десять дней жизни Адзато — вдруг да причина убийства кроется в недавнем прошлом и, возможно, актер в эти дни вступал в контакт со своим убийцей. До конца дежурства оставалось полчаса. Эноеда по телефону предупредил жену, что вернется домой поздно. Он проглотил бутерброд и выпил кофе. Времени было в обрез, по всей вероятности, полночи придется провести на ногах, если он намерен назавтра раскопать для Куямы что-то действительно стоящее. Все тревоги Эноеды рассеялись. Выяснять конкретные факты, выспрашивать подробности тихо, вежливо, неутомимо — тут он непревзойденный мастер. И если центральный отдел расследования действительно заинтересуется, как провел Адзато последнюю неделю жизни, об этом они узнают от него, Эноеды. Это заставит их призадуматься.
У станции метро «Индабаси» они расстались, попрощавшись за руку. Высокая элегантная фигура Куямы затерялась в толпе. Наступил час пик. Машины терпеливо простаивали на улицах, а стоило человеку внизу, в системе подземных переходов, остановиться хоть на миг, возникало ощущение, будто на тебя обрушился Ниагарский водопад. Словно бы все десятимиллионное население Токио кишело вокруг: служащие, перебросив пиджаки через руку, юные девушки в полотняных шортах, гимназисты в форме, детишки в цветных шапочках или соломенных шляпах, исполненные достоинства пожилые дамы в кимоно, с прямой осанкой. Десятки людей проходят мимо, ты стоишь посреди шумного, бурлящего людского потока и чувствуешь, как начинает болеть голова и рябит в глазах, больше тебе не выдержать. Надо стронуться с места, включиться в общий темп и следить лишь за тем, чтобы толпа своим течением увлекла тебя в нужный подземный коридор; затем ты становишься в очередь к двери вагона, и все проходит — и головная боль, и страх, и ощущение собственной отъединенности.
Дэмура повернул назад. Отыскал телефонную будку и попытался объяснить жене, почему он сегодня снова вернется домой поздно. Объяснить было нелегко, поскольку он и сам не очень-то понимал, что с ним происходит. На карьере он поставил крест, деньги и слава ему не нужны, все необходимое у них с женой есть. Дух соревнования никогда не был присущ ему. Но Дэмура чувствовал: он просто не в состоянии сейчас идти домой, принимать ванну, пить чай, вести разговоры с женой, смотреть телевизор и ложиться спать, зная, что увиденный им на экране убийца разгуливает на свободе. Дэмуре необходимо встретиться с ним один на один и покарать его за то, что тот обратил во зло искусство каратэ. Чем лучше мастер, тем большее преступление совершает он, злоупотребляя своим умением. А этот человек, к сожалению, большой мастер. В Дэмуре странным образом усиливалось и другое чувство: убийцу должен найти именно он, прежде чем это сделает Куяма или кто-то другой. Это чувство было настолько чуждо самому Дэмуре, что он был искренне поражен. Однако самого себя не обманешь. Да, он хочет доказать свое превосходство! А сегодня вечером он впервые понял, что Куяма не такой простак, за какого он, Дэмура, его принимал. «Познай себя, познай противника — и выиграешь сотни схваток. Познай себя — и тогда, даже если ты не познал противника, у тебя остается шанс на победу. Если же не познал ни себя, ни противника — наверняка потерпишь поражение». Эта истина, которую ему с детских лет внушали на тренировках, сейчас обрела особый смысл. «Познай самого себя». Знает ли он себя? После инцидента с таксистом он вовсе не был в этом уверен. Вот и Куяму он недооценил так же, как начинающий борец недооценивает любого противника, умеющего скрывать свои сильные стороны. Конечно, он допустил просчет. Куяма способен на дельные мысли, не исключено, что, вместо того чтобы идти домой, он продолжит расследование: начнет собирать факты, накапливать данные, чтобы получить фору хотя бы в один ход. Ибо Дэмура был уверен, что Куяма прекрасно сознает: между ними идет соперничество.
Дэмура положил трубку и несколько секунд простоял в нерешительности. Затем купил в ближайшем киоске несколько газет для любителей каратэ, зашел в дешевый ресторанчик и, наскоро перекусывая, просмотрел газеты. Однако нашел мало интересного: новости кун-фу из Китайской Народной Республики, интервью с киноактерами, репортажи о соревнованиях, рассказы о звездах профессионального кик-боксинга. Лишь одну из них он сохранил, а прочие оставил за ненадобностью на ресторанном столике. Вновь отыскал телефонную будку. Фамилия редактора и несколько телефонных номеров значились в самом начале газеты наряду с прочими малоинтересными сведениями. Сираи… Дэмура перелистал телефонную книгу. Номера, указанные в газете, наверняка установлены в редакции, однако не исключено, что один из них соединяет с квартирой редактора. Его предположение подтвердилось. В длинном перечне всех токийских Сираи телефон одного из них совпал с номером, обозначенным в газете. Дэмура обрадовался, как в давно прошедшие времена, в бытность свою начинающим полицейским радовался после той или иной удачной акции. Хороший признак! Он набрал номер, и после нескольких звонков в трубке отозвался приятный женский голос.
— Добрый вечер! Вас беспокоит инспектор Дэмура. Я хотел бы поговорить с редактором газеты «Сэнсэй».
— Муж сейчас на тренировке. Он будет дома поздно вечером. У вас что-нибудь срочное?
— Я расследую обстоятельства смерти Джонни Адзато, и ваш супруг, как специалист, возможно, дал бы мне кое-какие советы.
— Понятно, — голос женщины зазвучал дружелюбнее. — Муж проводит тренировку в университетском клубе. Попробуйте застать его там, он охотно поможет вам, если это в его силах. Вы знаете, как туда проехать?
Дэмура нисколько не сомневался, что разыщет тренировочный зал. Подобно большинству каратистов, он обладал безошибочным чутьем, позволявшим ему в любом уголке города обнаружить тренировочный зал, куда стоит заглянуть. С полчаса он путешествовал на метро, затем минут десять шел до университета, а там решил положиться на инстинкт. Университет казался вымершим, Дэмура блуждал по безлюдным коридорам. Откуда-то из другого корпуса доносилась негромкая музыка. Дэмура несколько раз сворачивал, почти не колеблясь, какое выбрать направление, и наконец понял, что попал в нужное место. Из-за закрытой двери слышались такие знакомые звуки: слова команды, топот ног, боевые выклики, глухой звук ударов… Еще до того, как отворить дверь, Дэмура понял, что здесь идет настоящая, серьезная тренировка. Этот мастер может ему помочь. Какого бы мнения ни были о нем Шеф, Фукида или этот напыщенный юнец Куяма, сам-то Дэмура знал: он вовсе не тот специалист по искусству боя, от которого может быть толк в этом деле. Ведь он всего лишь тренируется каждый божий день, отшлифовывает приемы, предается медитации, дабы слиться со всеобщим «бытием». Но он всегда сторонился того пестрого и невероятно запутанного мира, который тоже носит название каратэ. Кто, как не редактор специальной газеты, лучше прочих осведомлен об этом мире соревнований, федераций, рекламных средств, приключенческих фильмов? К тому же эту газету Дэмура счел более солидной, чем остальные, и не столь деляческой.
Он снял ботинки и склонился в глубоком поклоне, прежде чем переступить порог зала. Это не был настоящий додзе, где против двери стоит алтарь, куда не допускаются праздные зеваки, где вдоль стен выстроились макивары, а ученики до начала и после окончания тренировки часами оттачивают удары об эти врытые в землю и покрытые циновками доски. Нет, это был обычный гимнастический зал, где днем занимались баскетболисты, а до тренировки по каратэ женщины, стремившиеся похудеть, проходили курс лечебной гимнастики. Но Сираи даже здесь проводил тренировку по всем правилам.
Невысокий, плотный мастер тренировал одновременно человек сорок. Дэмуре доставляло удовольствие наблюдать за ним. По отрывистым словам команды одновременно и в четком ритме взлетали безукоризненно чистые рукава курток — ученики отбивали серию ударов и в свою очередь сами наносили их. Каждое очередное упражнение Сираи вначале проводил медленно, затем голос его вдруг взметался резко, это означало, что разминке конец, и глаза учеников сужались в щелочку, лица искажались, из гортани вырывался боевой клич. Дэмура уже второй раз в ходе этого расследования ловил себя на мысли, что, пожалуй, он не совсем прав… Конечно, правда, что все эти соревнования, газеты, фильмы опошляют исконное древнее искусство, но ведь наряду со всем прочим существует Сираи, который со своей группой культивирует прекрасное, чистое, подлинное каратэ.