Признаюсь, мы сторожили целый день до самого заката, но так и не увидели ни души. Тут и Кит упала духом. Только Том был в прекрасном настроении. По его словам, после длинного путешествия побездельничать – одно удовольствие.
– Это как рыбная ловля, – говорил он: – надо иметь много терпения. – Он набил свою трубку и с наслаждением попыхивал ею. – Сейчас там пусто, но это не значит, что никто не придет. Может быть, они дожидаются темноты. Через несколько минут я пойду обратно на свой пост.
– Но ведь вы ничего не увидите, пока не взойдет луна, – запротестовала Кит.
– Конечно, но я могу услышать. А вы оба ложитесь спать.
На рассвете он разбудил нас. Едва я протер глаза, как сразу спросил, есть ли новости.
– Никаких, – ответил он весело. – Там никого нет.
– Что же мы будем делать?
– Спустимся вниз и посмотрим, давно ли там были люди.
Мы молча спустились по серому склону. Утро было серое, мы шли окутанные по пояс пеленой тумана, а дождь мелкими брызгами оседал на наших шерстяных накидках. Наконец из тумана выступила башня. Странно: с горы она казалась такой маленькой и напоминала коробочку, а теперь, когда мы стояли у подножия скользкой, грязной лестницы, она вздымалась вверх, как Вавилонская башня.
Ни лая собак, ни звука человеческого голоса. «Замок» встретил нас так, будто прошли целые века с тех пор, как здесь последний раз были люди. И все-таки рука крепче сжимала пистолет, который я прятал на груди.
Том поднялся по ступеням и начал барабанить в дверь. Я так растерялся от его поступка, что поспешил загородить собой Кит и мысленно приготовился ко всяким неожиданностям.
На стук никто не ответил. Том подергал дверь, долго рассматривал замок, словно был близоруким, и, улыбаясь, спустился с лестницы.
– Зачем вы стучали? – спросил я.
– Просто так, на всякий случай. Вдруг – один шанс на тысячу – там кто-то есть. В таком случае он нас видит, слышит наши разговоры и спрашивает себя, что нам здесь надо. Вот я и приготовил великолепную историю о том, как мы заблудились.
– У вас страшно довольный вид, – заметила Кит.
– Да. Дверь недавно открывали.
Я спросил его, откуда он это знает.
– Замок смазан маслом, ступеньки – в грязи, хотя проливной дождь должен был смыть всю грязь; день-два назад здесь стояли лошади. Их привязывали к железному кольцу. Видите следы подков? Посмотрите, на кольце стерлась ржавчина. А вот и овес, который еще не успели склевать птицы, – лошадям привязывали торбы с овсом. Мне думается, что все это было позавчера.
– А теперь никто целый месяц и близко не подойдет, – мрачно предсказал я.
Тем не менее даже это слабое подтверждение моей теории подбодрило меня. Мы еще походили кругом, но не нашли ничего интересного. Мне хотелось проникнуть внутрь. О том же, видно, думали Том и Кит.
– Эта дверь выдержит натиск целой армии, – заметила Кит.
– Да, если будет кому задвинуть засов изнутри, – добавил Том. – Если там никого нет, то дверь держится на одном замке. Может быть, мне удастся вскрыть его. Давайте-ка попробуем.
Мы поднялись по лестнице и остановились у двери. Мурлыкая что-то себе под нос, Том начал ковыряться в замке. Каких только странных инструментов не носил он с собой! В шутку он называл эту связку портативными орудиями пытки.
– Пожалуй, я с этим справлюсь, – сказал он с довольным видом.
И в это мгновение я услышал отдаленный топот копыт. Эхо перекатывалось по отвесным стенам гор.
– Кто-то скачет! – прошептал я.
Спускаться не было времени, и мы просто спрыгнули с верхней площадки лестницы. На наше счастье, неподалеку, на расстоянии пятидесяти ярдов, рос высокий, густой папоротник. Мы, как зайцы, проскочили открытое место. Обернувшись, я убедился, что нас не могли заметить. Всадники были еще за откосом горы.
– Молчите и не двигайтесь, опустите головы. Я один буду следить, – сказал Том.
Но там, где я лежал, сквозь узорчатые, похожие на Перья листья папоротника все было прекрасно видно и можно было наблюдать, ничем не выдавая себя. Я уже мог различить голоса и звяканье уздечек. Затем появились всадники: впереди ехал сэр Филипп на знакомом мне сером коне, за ним еще два человека, а позади всех, на прекрасной гнедой лошади, появился и наш старый знакомец, джентльмен в желтом.
Они спешились у подножия лестницы, и сэр Филипп показал, где привязать лошадей. Значит, эти трое впервые очутились здесь. Два дня назад, должно быть, приезжали другие заговорщики.
Когда они отперли дверь и вошли внутрь, Том подполз ближе ко мне.
– Тебе хорошо знакомы эти места? – спросил он шепотом. – Неужели нам все время придется лежать в мокрой траве? Нельзя ли незаметно удрать отсюда? Как бы они не вздумали смотреть в окна.
– Ползите за мной, – скомандовал я.
Сначала я заставил их пробираться сквозь заросли мокрого папоротника, а затем карабкаться вверх из глубокого оврага, по которому бежит вода из нашего озерка прямо в Глендермейкин. Каково же было их изумление, когда мы вдруг очутились на берегу маленького горного озера, расположенного прямо у подножия нашей «крепости»!
– Теперь – за еду! – решительно сказал Том.
И мы с Кит не посмели возразить ему.
Мы уселись на земле, наслаждаясь солнечными лучами, которые, пробиваясь сквозь тучи, сушили наше мокрое платье.
– Мортон и Викерс… – проговорил Том. – А других вы знаете?
Я отрицательно покачал головой.
– Одного из них я, кажется, видела, – ответила Кит после некоторого колебания. – Я встречала его в компании с сэром Филиппом. По-моему, он живет где-то в Барроу, только я не могу вспомнить, как его зовут.
– Ничего, это легко узнать. После еды мы запишем все их приметы: как они выглядят, во что одеты, какие у них лошади. А когда понадобится, спросим у людей – может быть, их знает отец Питера или мистер Белл. Главное – не упустить ни одной мелочи.
Мы и думать забыли о скуке или усталости. Охота началась. Поев и записав все, что нужно, мы поспешили к своему наблюдательному пункту на склоне горы и начали смотреть на башню в подзорную трубу.
Лошади стояли на том же месте, где их привязали, переступая с ноги на ногу и отмахиваясь от мух. Через некоторое время подъехало еще два человека; один из них держал на рукавице сокола: пусть встречные думают, что он выехал в горы на охоту. Они слезли с коней и вошли в башню. Этих мы видели в первый раз, но нам показалось, что они не похожи на людей, которым пришлось проделать долгий путь.
– Их тоже придется взять на заметку, – пробормотал Том.
Через полчаса совсем с другой стороны появились три пешехода. Они бегом спустились по крутому склону Южного Холма. У одного из них была черная борода лопатой.
– Это Энтони Дункан, – сказал я. – Он самый богатый землевладелец в Траутбеке, вон там. – Я перекатился на другой бок и, опершись на локоть, взглянул на Тома. – Что они затеяли?
– Вот это мы и должны узнать.
Потом прибыло еще несколько человек, кто на лошади, кто пешком; те, которые явились пешком, наверное, оставили своих лошадей в укромном месте, за несколько миль от башни, и шли напрямик через горы. Если бы они ехали по одной тропинке, это сразу бросилось бы в глаза.
Последнего из вновь прибывших мы встретили возгласом удивления. Это был известный в Камберленде дворянин. Я не буду называть его имени, так как он давно мертв и я не хочу напоминать его семье о человеке, опозорившем ее.
Когда он взбежал по ступенькам и исчез в дверях, Том процедил сквозь зубы:
– Чем дальше, тем больше растет опасность.
Сколько мы ни допрашивали его, больше ни слова вытянуть не могли.
– Если здесь то, чего я опасаюсь, то надо действовать быстро, быстрее, чем я думал. Речь идет о жизни многих тысяч людей. Дорого бы я дал, чтобы послушать, о чем они там говорят! – Вот и все, что он сказал.
Но здесь и думать было нечего о том, чтобы вскарабкаться вверх по стене, как я это сделал на берегу Темзы. По крыше «замка» ходил часовой, его пышная шляпа с пером мелькала между зубцами башни. Подкрасться незаметно было просто невозможно. Хорошо, что мы находились далеко от башни и могли уйти, когда нам заблагорассудится. Около полудня мы так и поступили. Том сказал, что нет смысла торчать на солнцепеке: все, что можно было разглядеть с такого расстояния, мы уже видели, а теперь следует действовать по-другому.
– Может быть, подождать, пока они уйдут, а затем пробраться в башню? – предложил я. – Они, наверное, прячут там какие-нибудь документы.
– На это я и рассчитываю, – ответил Том, попыхивая трубкой. – Прежде всего мне нужны их имена. Как только они уберутся восвояси, я пойду в башню и посмотрю, что там внутри. – Он взглянул на нас и ответил на немой вопрос: – Да, один. Жаль вас разочаровывать, но это слишком важное дело, чтобы думать о личных обидах. Когда я один, я лучше соображаю. Надо побывать в башне так, чтобы не оставить никаких следов. Опасность утроится, если в этом примут участие три человека. Кроме того, нужно, чтобы Питер стоял на страже у конной тропинки. Вдруг кому-нибудь из них придет в голову вернуться.
– Можно и мне пойти с Питером? – робко спросила Кит.
– Лучше не стоит. Двое часовых менее надежны, чем один: они отвлекают друг друга. Ты останешься в лагере.
Мы не спорили. Приказ есть приказ. Мы знали, что от успеха предприятия Тома зависит слишком многое; кроме того, мы понимали, что он прав. Когда на страже стоят двое, они обязательно начнут болтать между собой и перестанут внимательно следить за местностью. А если стоишь один, то уж ни о чем больше не думаешь, кроме своего задания.
Чтобы Кит не обиделась, Том велел ей остаться на вахте всю вторую половину дня, он сам хотел немного отдохнуть.
Около пяти часов вечера я пришел сменить ее. Она сказала, что почти все заговорщики давным-давно разошлись; около башни остались только две лошади. Я отослал ее в крепость, условившись, что прибегу сказать, как только уедет последний гость и путь будет свободен.
Была уже ночь, когда сэр Филипп и джентльмен в желтом вышли из башни и заперли за собой дверь. Из осторожности я не двигался с места до тех пор, пока они не скрылись в долине. Тогда я бегом помчался в «крепость». Том и Кит ужинали.
– А я собирался идти тебе на смену, – сказал Том.
– Наконец-то убрались. Долго же они там сидели!
– У них идут серьезные приготовления, – пробормотал Том. Он зевнул и потянулся. – Ешь скорее и пойдем вниз.
– Пошли сейчас, – предложил я, – а то совсем стемнеет.
– Не спеши. В башне все равно темно: там ведь окна – как щели. Я возьму с собой свечу.
Пока я ел, он изложил свой план. Я спущусь в долину и спрячусь около конной тропинки. Если кто-нибудь появится, я предупрежу Тощ криком совы, а затем буду выбираться из опасной зоны, время от времени повторяя условный сигнал, чтобы быть уверенным, что Том меня слышит. В свою очередь, он, если ему удастся беспрепятственно завершить все задуманное, известит меня свистом. Тогда я буду знать, что моя вахта окончена, и смогу возвратиться в лагерь. Пока нас нет, Кит никуда не отлучается из «крепости».
– Надеюсь, здесь нет настоящих сов, – сказал Том.
– Может быть, лучше свистнуть?
– Нет, свистом ты выдашь себя. Свисти только в том случае, если поймешь, что совиный крик не долетит до башни… Хотя вот что: если вдруг крикнет настоящая сова, тогда свистни, а то я могу ошибиться. Надеюсь, ты не спутаешь?
– О нет. Крик совы – в случае опасности, свист – если все в порядке.
– Я не сомкну глаз, – жалобно сказала Кит, – и буду прислушиваться к малейшему шороху в долине!
Я проглотил последний кусок, Том выколотил свою трубку, и мы двинулись в путь. Спускаясь с горы, мы не переговаривались даже шепотом. Вскоре мы очутились у подножия лестницы, и перед нами на фоне испещренного звездами неба появился прямоугольный силуэт огромной башни. Том нашел в темноте мою руку, сжал ее, ободряя меня, и поднялся по ступеням. Много бы я дал за то, чтобы остаться с ним, но каждый должен делать свое дело. Я повернулся и зашагал по конной тропинке.
Пройдя полмили, я решил, что пора остановиться. Если я подам сигнал тревоги за минуту до приближения опасности, Том успеет добраться до двери и благополучно скроется от Преследователей; если же я спущусь дальше по тропинке, то мы можем не услышать сигналов друг друга. Я заметил, что ветер дует мне в лицо. Это хорошо: он поможет мне услышать приближение людей и донесет мой сигнал до Тома,
Я сел и начал прислушиваться. Пенясь и бурля, с громким шумом катил свои воды по каменистому ложу Глендермейкин, но вскоре я перестал слышать шум воды. Он не мешал различать другие звуки. Мне казалось, что кругом тихо, так как я выключил из своего сознания непрерывное, однообразное журчание реки. Но я знал, что человеческий голос, топот копыт или звяканье уздечки прозвучат как выстрел для моего напряженного слуха.
Сколько времени пробудет Том в башне? Он велел мне приготовиться к долгому ожиданию. Если не удастся сразу найти то, за чем он пришел, ему придется наверняка перерыть всю башню сверху донизу. Кроме того, не исключено, что его постигнет полная неудача: он сказал, что шансов на это два против одного. Большую часть своего времени сыщики трудятся впустую, и мне предстояло привыкнуть к кропотливой и упорной работе.
Удобно устроившись на плоском камне и напряженно ловя малейший звук, я успел многое передумать. Я думал о мягкой постели в отцовском доме в Лонсдейле, о лондонских друзьях: о толстом Десмонде и его добродушной жене, которые, наверное, отправляются на летние гастроли, о вспыльчивом Бербедже и спокойном Шекспире. Репетиции новой пьесы идут, должно быть, полным ходом; ведь через неделю при дворе должно состояться первое представление. Это единственное, о чем мы с Кит жалели, покидая Лондон и отправляясь в эту экспедицию. Нам так хотелось участвовать в постановке «Генриха V»!.. Потом я стал думать о сэре Роберте Сесиле, терпеливо поджидающем гонцов с донесениями Тома; я представлял себе, как он играет своим гусиным пером, обдумывая, организуя и направляя работу всей сети тайных агентов… Потом мысль моя перенеслась к сэру Джозефу Уильямсу, и я подумал, что он был бы счастлив посидеть здесь со мной хотя бы один часок, ощущая сквозь мешковатые штаны холодок камберлендской скалы, и встретить зарю, медленно занимавшуюся за восточными холмами.
Но что это? Свист? Нет. Мне просто почудилось. Какие только шутки не проделывает воображение, когда долго остаешься один!
Высоко в небе плыла луна. Я прошел по дорожке еще несколько ярдов и устроился у поворота, что давало мне возможность видеть на целую милю вокруг. Теперь уж я не рисковал быть захваченным врасплох: если бы кто-нибудь появился на тропинке, мне было бы видно не хуже, чем при дневном свете.
Как долго возится Том! Прошло уже много часов. Он, наверное, списывает документы при свете свечи. Я знал, что, если удастся, он не станет трогать оригинал. Он не хотел будить подозрения заговорщиков до тех пор, пока Сесиль не приготовится схватить всех сразу.
Приближался рассвет. Ветер дул в лицо все сильней. Он с воем вырывался из» долины, клоня упругую траву и сгибая папоротник. Я понял, что, если Том и подаст сигнал, мне все равно его не услышать: ветер подхватит звук, сорвавшийся с его уст, и унесет его в противоположную сторону. Весьма вероятно, что это уже произошло, и, может быть, тот свист, который я принял за игру воображения, был настоящим сигналом. Том, наверное, уже преспокойно сидит в «крепости», рассказывает Кит о своих приключениях и удивляется, почему меня нет.
Я дождался, пока луна совсем побледнела и лишь тускло мерцала на фоне зари, незаметно подкравшейся из-за горы. Затем, убедившись в том, что можно, оглядываясь назад, продолжать наблюдение за тропинкой и одновременно двигаться по направлению к лагерю, я решил, что с чистой совестью могу покинуть свой пост.
Когда я приблизился к нашему убежищу, мне навстречу вышла Кит. Она была бледна и встревожена.
– Мне стало страшно! – сказала она.
– Я цел и невредим, – заверил я ее. – А где Том? Он вернулся?
– Нет. Я его не видела. А ты?
– Я тоже.
Больше мы его никогда не видели.
Глава шестнадцатая
– Это как рыбная ловля, – говорил он: – надо иметь много терпения. – Он набил свою трубку и с наслаждением попыхивал ею. – Сейчас там пусто, но это не значит, что никто не придет. Может быть, они дожидаются темноты. Через несколько минут я пойду обратно на свой пост.
– Но ведь вы ничего не увидите, пока не взойдет луна, – запротестовала Кит.
– Конечно, но я могу услышать. А вы оба ложитесь спать.
На рассвете он разбудил нас. Едва я протер глаза, как сразу спросил, есть ли новости.
– Никаких, – ответил он весело. – Там никого нет.
– Что же мы будем делать?
– Спустимся вниз и посмотрим, давно ли там были люди.
Мы молча спустились по серому склону. Утро было серое, мы шли окутанные по пояс пеленой тумана, а дождь мелкими брызгами оседал на наших шерстяных накидках. Наконец из тумана выступила башня. Странно: с горы она казалась такой маленькой и напоминала коробочку, а теперь, когда мы стояли у подножия скользкой, грязной лестницы, она вздымалась вверх, как Вавилонская башня.
Ни лая собак, ни звука человеческого голоса. «Замок» встретил нас так, будто прошли целые века с тех пор, как здесь последний раз были люди. И все-таки рука крепче сжимала пистолет, который я прятал на груди.
Том поднялся по ступеням и начал барабанить в дверь. Я так растерялся от его поступка, что поспешил загородить собой Кит и мысленно приготовился ко всяким неожиданностям.
На стук никто не ответил. Том подергал дверь, долго рассматривал замок, словно был близоруким, и, улыбаясь, спустился с лестницы.
– Зачем вы стучали? – спросил я.
– Просто так, на всякий случай. Вдруг – один шанс на тысячу – там кто-то есть. В таком случае он нас видит, слышит наши разговоры и спрашивает себя, что нам здесь надо. Вот я и приготовил великолепную историю о том, как мы заблудились.
– У вас страшно довольный вид, – заметила Кит.
– Да. Дверь недавно открывали.
Я спросил его, откуда он это знает.
– Замок смазан маслом, ступеньки – в грязи, хотя проливной дождь должен был смыть всю грязь; день-два назад здесь стояли лошади. Их привязывали к железному кольцу. Видите следы подков? Посмотрите, на кольце стерлась ржавчина. А вот и овес, который еще не успели склевать птицы, – лошадям привязывали торбы с овсом. Мне думается, что все это было позавчера.
– А теперь никто целый месяц и близко не подойдет, – мрачно предсказал я.
Тем не менее даже это слабое подтверждение моей теории подбодрило меня. Мы еще походили кругом, но не нашли ничего интересного. Мне хотелось проникнуть внутрь. О том же, видно, думали Том и Кит.
– Эта дверь выдержит натиск целой армии, – заметила Кит.
– Да, если будет кому задвинуть засов изнутри, – добавил Том. – Если там никого нет, то дверь держится на одном замке. Может быть, мне удастся вскрыть его. Давайте-ка попробуем.
Мы поднялись по лестнице и остановились у двери. Мурлыкая что-то себе под нос, Том начал ковыряться в замке. Каких только странных инструментов не носил он с собой! В шутку он называл эту связку портативными орудиями пытки.
– Пожалуй, я с этим справлюсь, – сказал он с довольным видом.
И в это мгновение я услышал отдаленный топот копыт. Эхо перекатывалось по отвесным стенам гор.
– Кто-то скачет! – прошептал я.
Спускаться не было времени, и мы просто спрыгнули с верхней площадки лестницы. На наше счастье, неподалеку, на расстоянии пятидесяти ярдов, рос высокий, густой папоротник. Мы, как зайцы, проскочили открытое место. Обернувшись, я убедился, что нас не могли заметить. Всадники были еще за откосом горы.
– Молчите и не двигайтесь, опустите головы. Я один буду следить, – сказал Том.
Но там, где я лежал, сквозь узорчатые, похожие на Перья листья папоротника все было прекрасно видно и можно было наблюдать, ничем не выдавая себя. Я уже мог различить голоса и звяканье уздечек. Затем появились всадники: впереди ехал сэр Филипп на знакомом мне сером коне, за ним еще два человека, а позади всех, на прекрасной гнедой лошади, появился и наш старый знакомец, джентльмен в желтом.
Они спешились у подножия лестницы, и сэр Филипп показал, где привязать лошадей. Значит, эти трое впервые очутились здесь. Два дня назад, должно быть, приезжали другие заговорщики.
Когда они отперли дверь и вошли внутрь, Том подполз ближе ко мне.
– Тебе хорошо знакомы эти места? – спросил он шепотом. – Неужели нам все время придется лежать в мокрой траве? Нельзя ли незаметно удрать отсюда? Как бы они не вздумали смотреть в окна.
– Ползите за мной, – скомандовал я.
Сначала я заставил их пробираться сквозь заросли мокрого папоротника, а затем карабкаться вверх из глубокого оврага, по которому бежит вода из нашего озерка прямо в Глендермейкин. Каково же было их изумление, когда мы вдруг очутились на берегу маленького горного озера, расположенного прямо у подножия нашей «крепости»!
– Теперь – за еду! – решительно сказал Том.
И мы с Кит не посмели возразить ему.
Мы уселись на земле, наслаждаясь солнечными лучами, которые, пробиваясь сквозь тучи, сушили наше мокрое платье.
– Мортон и Викерс… – проговорил Том. – А других вы знаете?
Я отрицательно покачал головой.
– Одного из них я, кажется, видела, – ответила Кит после некоторого колебания. – Я встречала его в компании с сэром Филиппом. По-моему, он живет где-то в Барроу, только я не могу вспомнить, как его зовут.
– Ничего, это легко узнать. После еды мы запишем все их приметы: как они выглядят, во что одеты, какие у них лошади. А когда понадобится, спросим у людей – может быть, их знает отец Питера или мистер Белл. Главное – не упустить ни одной мелочи.
Мы и думать забыли о скуке или усталости. Охота началась. Поев и записав все, что нужно, мы поспешили к своему наблюдательному пункту на склоне горы и начали смотреть на башню в подзорную трубу.
Лошади стояли на том же месте, где их привязали, переступая с ноги на ногу и отмахиваясь от мух. Через некоторое время подъехало еще два человека; один из них держал на рукавице сокола: пусть встречные думают, что он выехал в горы на охоту. Они слезли с коней и вошли в башню. Этих мы видели в первый раз, но нам показалось, что они не похожи на людей, которым пришлось проделать долгий путь.
– Их тоже придется взять на заметку, – пробормотал Том.
Через полчаса совсем с другой стороны появились три пешехода. Они бегом спустились по крутому склону Южного Холма. У одного из них была черная борода лопатой.
– Это Энтони Дункан, – сказал я. – Он самый богатый землевладелец в Траутбеке, вон там. – Я перекатился на другой бок и, опершись на локоть, взглянул на Тома. – Что они затеяли?
– Вот это мы и должны узнать.
Потом прибыло еще несколько человек, кто на лошади, кто пешком; те, которые явились пешком, наверное, оставили своих лошадей в укромном месте, за несколько миль от башни, и шли напрямик через горы. Если бы они ехали по одной тропинке, это сразу бросилось бы в глаза.
Последнего из вновь прибывших мы встретили возгласом удивления. Это был известный в Камберленде дворянин. Я не буду называть его имени, так как он давно мертв и я не хочу напоминать его семье о человеке, опозорившем ее.
Когда он взбежал по ступенькам и исчез в дверях, Том процедил сквозь зубы:
– Чем дальше, тем больше растет опасность.
Сколько мы ни допрашивали его, больше ни слова вытянуть не могли.
– Если здесь то, чего я опасаюсь, то надо действовать быстро, быстрее, чем я думал. Речь идет о жизни многих тысяч людей. Дорого бы я дал, чтобы послушать, о чем они там говорят! – Вот и все, что он сказал.
Но здесь и думать было нечего о том, чтобы вскарабкаться вверх по стене, как я это сделал на берегу Темзы. По крыше «замка» ходил часовой, его пышная шляпа с пером мелькала между зубцами башни. Подкрасться незаметно было просто невозможно. Хорошо, что мы находились далеко от башни и могли уйти, когда нам заблагорассудится. Около полудня мы так и поступили. Том сказал, что нет смысла торчать на солнцепеке: все, что можно было разглядеть с такого расстояния, мы уже видели, а теперь следует действовать по-другому.
– Может быть, подождать, пока они уйдут, а затем пробраться в башню? – предложил я. – Они, наверное, прячут там какие-нибудь документы.
– На это я и рассчитываю, – ответил Том, попыхивая трубкой. – Прежде всего мне нужны их имена. Как только они уберутся восвояси, я пойду в башню и посмотрю, что там внутри. – Он взглянул на нас и ответил на немой вопрос: – Да, один. Жаль вас разочаровывать, но это слишком важное дело, чтобы думать о личных обидах. Когда я один, я лучше соображаю. Надо побывать в башне так, чтобы не оставить никаких следов. Опасность утроится, если в этом примут участие три человека. Кроме того, нужно, чтобы Питер стоял на страже у конной тропинки. Вдруг кому-нибудь из них придет в голову вернуться.
– Можно и мне пойти с Питером? – робко спросила Кит.
– Лучше не стоит. Двое часовых менее надежны, чем один: они отвлекают друг друга. Ты останешься в лагере.
Мы не спорили. Приказ есть приказ. Мы знали, что от успеха предприятия Тома зависит слишком многое; кроме того, мы понимали, что он прав. Когда на страже стоят двое, они обязательно начнут болтать между собой и перестанут внимательно следить за местностью. А если стоишь один, то уж ни о чем больше не думаешь, кроме своего задания.
Чтобы Кит не обиделась, Том велел ей остаться на вахте всю вторую половину дня, он сам хотел немного отдохнуть.
Около пяти часов вечера я пришел сменить ее. Она сказала, что почти все заговорщики давным-давно разошлись; около башни остались только две лошади. Я отослал ее в крепость, условившись, что прибегу сказать, как только уедет последний гость и путь будет свободен.
Была уже ночь, когда сэр Филипп и джентльмен в желтом вышли из башни и заперли за собой дверь. Из осторожности я не двигался с места до тех пор, пока они не скрылись в долине. Тогда я бегом помчался в «крепость». Том и Кит ужинали.
– А я собирался идти тебе на смену, – сказал Том.
– Наконец-то убрались. Долго же они там сидели!
– У них идут серьезные приготовления, – пробормотал Том. Он зевнул и потянулся. – Ешь скорее и пойдем вниз.
– Пошли сейчас, – предложил я, – а то совсем стемнеет.
– Не спеши. В башне все равно темно: там ведь окна – как щели. Я возьму с собой свечу.
Пока я ел, он изложил свой план. Я спущусь в долину и спрячусь около конной тропинки. Если кто-нибудь появится, я предупрежу Тощ криком совы, а затем буду выбираться из опасной зоны, время от времени повторяя условный сигнал, чтобы быть уверенным, что Том меня слышит. В свою очередь, он, если ему удастся беспрепятственно завершить все задуманное, известит меня свистом. Тогда я буду знать, что моя вахта окончена, и смогу возвратиться в лагерь. Пока нас нет, Кит никуда не отлучается из «крепости».
– Надеюсь, здесь нет настоящих сов, – сказал Том.
– Может быть, лучше свистнуть?
– Нет, свистом ты выдашь себя. Свисти только в том случае, если поймешь, что совиный крик не долетит до башни… Хотя вот что: если вдруг крикнет настоящая сова, тогда свистни, а то я могу ошибиться. Надеюсь, ты не спутаешь?
– О нет. Крик совы – в случае опасности, свист – если все в порядке.
– Я не сомкну глаз, – жалобно сказала Кит, – и буду прислушиваться к малейшему шороху в долине!
Я проглотил последний кусок, Том выколотил свою трубку, и мы двинулись в путь. Спускаясь с горы, мы не переговаривались даже шепотом. Вскоре мы очутились у подножия лестницы, и перед нами на фоне испещренного звездами неба появился прямоугольный силуэт огромной башни. Том нашел в темноте мою руку, сжал ее, ободряя меня, и поднялся по ступеням. Много бы я дал за то, чтобы остаться с ним, но каждый должен делать свое дело. Я повернулся и зашагал по конной тропинке.
Пройдя полмили, я решил, что пора остановиться. Если я подам сигнал тревоги за минуту до приближения опасности, Том успеет добраться до двери и благополучно скроется от Преследователей; если же я спущусь дальше по тропинке, то мы можем не услышать сигналов друг друга. Я заметил, что ветер дует мне в лицо. Это хорошо: он поможет мне услышать приближение людей и донесет мой сигнал до Тома,
Я сел и начал прислушиваться. Пенясь и бурля, с громким шумом катил свои воды по каменистому ложу Глендермейкин, но вскоре я перестал слышать шум воды. Он не мешал различать другие звуки. Мне казалось, что кругом тихо, так как я выключил из своего сознания непрерывное, однообразное журчание реки. Но я знал, что человеческий голос, топот копыт или звяканье уздечки прозвучат как выстрел для моего напряженного слуха.
Сколько времени пробудет Том в башне? Он велел мне приготовиться к долгому ожиданию. Если не удастся сразу найти то, за чем он пришел, ему придется наверняка перерыть всю башню сверху донизу. Кроме того, не исключено, что его постигнет полная неудача: он сказал, что шансов на это два против одного. Большую часть своего времени сыщики трудятся впустую, и мне предстояло привыкнуть к кропотливой и упорной работе.
Удобно устроившись на плоском камне и напряженно ловя малейший звук, я успел многое передумать. Я думал о мягкой постели в отцовском доме в Лонсдейле, о лондонских друзьях: о толстом Десмонде и его добродушной жене, которые, наверное, отправляются на летние гастроли, о вспыльчивом Бербедже и спокойном Шекспире. Репетиции новой пьесы идут, должно быть, полным ходом; ведь через неделю при дворе должно состояться первое представление. Это единственное, о чем мы с Кит жалели, покидая Лондон и отправляясь в эту экспедицию. Нам так хотелось участвовать в постановке «Генриха V»!.. Потом я стал думать о сэре Роберте Сесиле, терпеливо поджидающем гонцов с донесениями Тома; я представлял себе, как он играет своим гусиным пером, обдумывая, организуя и направляя работу всей сети тайных агентов… Потом мысль моя перенеслась к сэру Джозефу Уильямсу, и я подумал, что он был бы счастлив посидеть здесь со мной хотя бы один часок, ощущая сквозь мешковатые штаны холодок камберлендской скалы, и встретить зарю, медленно занимавшуюся за восточными холмами.
Но что это? Свист? Нет. Мне просто почудилось. Какие только шутки не проделывает воображение, когда долго остаешься один!
Высоко в небе плыла луна. Я прошел по дорожке еще несколько ярдов и устроился у поворота, что давало мне возможность видеть на целую милю вокруг. Теперь уж я не рисковал быть захваченным врасплох: если бы кто-нибудь появился на тропинке, мне было бы видно не хуже, чем при дневном свете.
Как долго возится Том! Прошло уже много часов. Он, наверное, списывает документы при свете свечи. Я знал, что, если удастся, он не станет трогать оригинал. Он не хотел будить подозрения заговорщиков до тех пор, пока Сесиль не приготовится схватить всех сразу.
Приближался рассвет. Ветер дул в лицо все сильней. Он с воем вырывался из» долины, клоня упругую траву и сгибая папоротник. Я понял, что, если Том и подаст сигнал, мне все равно его не услышать: ветер подхватит звук, сорвавшийся с его уст, и унесет его в противоположную сторону. Весьма вероятно, что это уже произошло, и, может быть, тот свист, который я принял за игру воображения, был настоящим сигналом. Том, наверное, уже преспокойно сидит в «крепости», рассказывает Кит о своих приключениях и удивляется, почему меня нет.
Я дождался, пока луна совсем побледнела и лишь тускло мерцала на фоне зари, незаметно подкравшейся из-за горы. Затем, убедившись в том, что можно, оглядываясь назад, продолжать наблюдение за тропинкой и одновременно двигаться по направлению к лагерю, я решил, что с чистой совестью могу покинуть свой пост.
Когда я приблизился к нашему убежищу, мне навстречу вышла Кит. Она была бледна и встревожена.
– Мне стало страшно! – сказала она.
– Я цел и невредим, – заверил я ее. – А где Том? Он вернулся?
– Нет. Я его не видела. А ты?
– Я тоже.
Больше мы его никогда не видели.
Глава шестнадцатая
В сердце тайны
Мы спустились с горы. Башня, как всегда, казалась совершенно безлюдной. Мы жадно вглядывались в дорогу, надеясь увидеть Тома, которому пора было уже вернуться в «крепость». Но его не было.
Что случилось? Не мог же он до сих пор по собственной воле оставаться в башне. Возможно, он попал в ловушку? Или захлопнул дверь и оказался пленником какого-нибудь каменного мешка, откуда нельзя подать сигнал? А может быть, там есть шкаф с потайной пружиной, которая выбрасывает отравленный шип и ранит безрассудную руку, попытавшуюся открыть дверцу? Мы слышали много историй о подобных итальянских злодействах. Сэр Филипп способен на все.
– Надо узнать, в чем дело… Если бы только удалось проникнуть внутрь! – сказала Кит.
– Я пойду туда, – заявил я. Теперь командование перешло ко мне. Хорошо, если бы и Кит пошла вместе со мной, но я понимал, что не имею права брать ее. – А ты стой здесь на страже и… Ты умеешь свистеть?
– Конечно, умею! – ответила она возмущенно.
Том как-то сказал нам, что, если с ним что-нибудь случится, мы должны пойти к шерифу или судье и заставить их послать правительственного гонца к Роберту Сесилю.
Но дело оборачивалось таким образом, что нужно было действовать срочно. Ведь, пока весть долетит до Лондона, пройдет не менее двух-трех дней и столько же, если не больше, пока в Камберленд прибудет новый человек от Сесиля, а вместе с ним и новые инструкции. Да разве можно было ждать столько времени и сидеть сложа руки?
– Стой здесь на страже, – повторил я, – и, если я не вернусь через двадцать минут…
– …я приду за тобой в башню!
– Ну уж нет, моя милая! Ты со всех ног побежишь через горы к моему отцу. Расскажи ему обо всем, что произошло. Если нужно, он соберет людей, и они ворвутся в башню.
– Тогда пойдем к нему сейчас.
– Нет, пока не надо. Может быть, у Тома все в порядке. А может, он просто упал с лестницы и разбился. Не бойся, я буду очень осторожен. Я ни до чего не стану дотрагиваться. И буду ощупывать каждую доску, прежде чем ступить. Пистолет у меня в кармане.
– Какой толк от пистолета, если в башне никого нет?
Я засмеялся и потрогал медную ручку, торчавшую из-за пазухи.
– Все-таки с ним спокойнее, – ответил я.
Затем на случай, если кто-нибудь следит за нами, я осторожно пополз вниз по склону горы. Но у меня было такое ощущение, что никто не подозревает о нашем пребывании в «крепости».
Молча, на цыпочках я взбежал вверх по лестнице. Дверь была приоткрыта. Это избавило меня от работы, которую я вряд ли мог выполнить без отмычек Тома. Значит, он еще внутри. Он никогда бы не ушел, оставив дверь открытой.
Я осторожно толкнул ее и проскользнул внутрь, не спуская левой руки с ручки двери, а в правой сжимая пистолет. Дверь отворилась совершенно бесшумно. Тот, кто смазал замок, верно, не забыл и о петлях, ибо от моего толчка массивные доски качнулись без единого, звука. Наверное, целую минуту я стоял неподвижно, напряженно вслушиваясь и ожидая, когда глаза привыкнут к полумраку.
Крошечные окна были расположены высоко. Сквозь них падали косые полосы света, едва освещая комнату, которая была совершенно пуста, если не считать паутины и сломанного стула. Пол был вымощен серыми каменными плитами. Тем не менее рисковать я не хотел. Вместо того чтобы направиться прямо к входу во внутреннее помещение, я стал осторожно передвигаться от стены к стене. Вторая комната напоминала первую, только в одном углу ее в толще наружной стены была вырублена винтовая лестница. Она вела вниз, в черную яму подвала, который в таких башнях служил погребом и кладовой. Лестница поднималась и на второй этаж, где в те времена, когда башня служила жильем, были расположены спальни.
В этом углу было довольно темно, однако у подножия лестницы я разглядел какое-то пятно. Это была лужа… Вода, сказал я себе. А вдруг… Я наклонился, с опаской дотронулся до лужи кончиком пальца и, выпрямившись, поднес руку к свету. Если это вода, то я увижу лишь влажный блеск на поверхности кожи.
Но это была не вода. Я понял это сразу, так как почувствовал, что жидкость липкая. Потом я увидел на кончике пальца ровный красный кружок, такой темный, что он казался почти черным.
Можно привыкнуть к виду крови. Я часто видел, как режут овец. Я ходил на охоту, присутствовал при травле медведей, смотрел петушиные бои и другие излюбленные англичанами зрелища. Но сейчас один вид чего-то липкого и темного на пальце вызвал у меня приступ тошноты.
Однако я взял себя в руки. Может быть, это только несчастный случай и Том – как я и предположил в разговоре с Кит – просто поскользнулся на ненадежных ступеньках винтовой лестницы. Может быть, ошеломленный и растерянный, он скатился вниз в погреб и потерял сознание. Что ж, это легко выяснить. Если он без сознания, придется вызвать на помощь Кит.
Ощупью, переступая со ступеньки на ступеньку, я стал спускаться вниз, в темноту погреба. Одна ступенька, вторая, третья, четвертая… Сделав шаг, я останавливался и вслушивался. Как жаль, что у меня нет свечи!
Когда моя нога бесшумно ступила на пятую ступеньку, до моего слуха донесся какой-то звук.
Над своей головой я услышал шаги человека, спускающегося с верхнего этажа. Я еле удержался, чтобы не крикнуть: «Том!» К счастью, я этого не сделал. Ибо сверху, разговаривая, спускались двое.
Я стоял неподвижно, готовый спустить курок. Неужели они идут в погреб? Очевидно, нет. Они остановились во второй комнате, которая когда-то служила гостиной, До той пятой ступеньки, где я стоял, сжавшись в комок» долетало каждое их слово.
– Надеюсь, он был один, – говорил грубый голос.
– Что, испугался, Энтони?
Второй голос был высокий и насмешливый. Я догадался, что грубый голос принадлежит Энтони Дункану из Траутбека, обладателю черной бороды. Как же он сумел проникнуть сюда без нашего ведома? Но потом я понял, что произошло. Мы ведь не вели точный счет тем, кто покинул башню. Мы заметили, что некоторые уходили пешком, и видели, как ускакали последние всадники; но нам и в голову не пришло, что несколько человек могло остаться.
– Я не боюсь, – прорычал Дункан, – но я потрясен. Это место казалось таким надежным! Наше счастье, что его заметил грум сэра Филиппа.
– Счастье, что он пользовался этим стеклом, – смеясь, ответил его товарищ. – Полезная штука, но слишком блестит на солнце. Интересно, как он попал сюда? Надеюсь, он не успел никому сообщить. Не нравится мне все это, Джеймс. Мы считали, что здесь мы в полной безопасности…
– Не волнуйся, дорогой. Послушаем, что скажет Филипп. Нам ничего не стоит переменить штаб-квартиру.
– Назначенный час приближается. Нельзя ли действовать быстрее? Ожидание хуже всего.
– Нет, это должно случиться двадцать девятого. В этот день мы наверняка расправимся с Бесс.
Я слышал, как Дункан откашлялся. Затем он спросил несколько неуверенно:
– А тебе известно… точно… как это произойдет?
– Ну конечно! Разве ты не знаешь? Идея принадлежит Викерсу…
Сжавшись в комок, я стоял на темной лестнице и напряженно вслушивался во все подробности страшного заговора. Том был прав! Чем дальше, тем хуже. Опасность росла.
Как мы и подозревали, они замышляли убить королеву. Она должна была умереть во время торжественного представления шекспировской пьесы.
Заговорщики придумали хитрую штуку. Они долго искали удобного случая – не внезапного стечения обстоятельств, а определенных условий, которые можно было предвидеть заранее. Постановка «Генриха V» идеально отвечала этим требованиям: день спектакля был назначен за несколько недель; стул королевы стоял прямо перед сценой; один мастерский выстрел из-за кулис на расстоянии двадцати шагов, и…
– Имя этого человека – Джон Сомерс, – продолжал неторопливый голос над моей головой.
Я вздрогнул. Джон Сомерс! Я знал его. Это был один из актеров труппы Бербеджа, разочарованный, озлобленный третьеразрядный актер. Я часто слышал, как он хвалился своей меткостью в стрельбе. Он был подходящим человеком для такой грязной работы. И, само собой разумеется, мог стоять за кулисами, не вызывая подозрений.
– Какая удача, что в труппе нашелся такой человек! – проговорил Дункан.
– Большинство актеров готово сделать за деньги все, что угодно. Конечно, и он дорожит за свою шкуру, но нам удалось уговорить его. Он выстрелит в тот самый момент, когда со сцены раздастся громовой удар театральной пушки. Если зрители и услышат выстрел, то подумают, что так нужно по пьесе.
Вся кровь бросилась мне в лицо. Конечно! Вот они, строки, отчеркнутые в украденном экземпляре пьесы:
Что случилось? Не мог же он до сих пор по собственной воле оставаться в башне. Возможно, он попал в ловушку? Или захлопнул дверь и оказался пленником какого-нибудь каменного мешка, откуда нельзя подать сигнал? А может быть, там есть шкаф с потайной пружиной, которая выбрасывает отравленный шип и ранит безрассудную руку, попытавшуюся открыть дверцу? Мы слышали много историй о подобных итальянских злодействах. Сэр Филипп способен на все.
– Надо узнать, в чем дело… Если бы только удалось проникнуть внутрь! – сказала Кит.
– Я пойду туда, – заявил я. Теперь командование перешло ко мне. Хорошо, если бы и Кит пошла вместе со мной, но я понимал, что не имею права брать ее. – А ты стой здесь на страже и… Ты умеешь свистеть?
– Конечно, умею! – ответила она возмущенно.
Том как-то сказал нам, что, если с ним что-нибудь случится, мы должны пойти к шерифу или судье и заставить их послать правительственного гонца к Роберту Сесилю.
Но дело оборачивалось таким образом, что нужно было действовать срочно. Ведь, пока весть долетит до Лондона, пройдет не менее двух-трех дней и столько же, если не больше, пока в Камберленд прибудет новый человек от Сесиля, а вместе с ним и новые инструкции. Да разве можно было ждать столько времени и сидеть сложа руки?
– Стой здесь на страже, – повторил я, – и, если я не вернусь через двадцать минут…
– …я приду за тобой в башню!
– Ну уж нет, моя милая! Ты со всех ног побежишь через горы к моему отцу. Расскажи ему обо всем, что произошло. Если нужно, он соберет людей, и они ворвутся в башню.
– Тогда пойдем к нему сейчас.
– Нет, пока не надо. Может быть, у Тома все в порядке. А может, он просто упал с лестницы и разбился. Не бойся, я буду очень осторожен. Я ни до чего не стану дотрагиваться. И буду ощупывать каждую доску, прежде чем ступить. Пистолет у меня в кармане.
– Какой толк от пистолета, если в башне никого нет?
Я засмеялся и потрогал медную ручку, торчавшую из-за пазухи.
– Все-таки с ним спокойнее, – ответил я.
Затем на случай, если кто-нибудь следит за нами, я осторожно пополз вниз по склону горы. Но у меня было такое ощущение, что никто не подозревает о нашем пребывании в «крепости».
Молча, на цыпочках я взбежал вверх по лестнице. Дверь была приоткрыта. Это избавило меня от работы, которую я вряд ли мог выполнить без отмычек Тома. Значит, он еще внутри. Он никогда бы не ушел, оставив дверь открытой.
Я осторожно толкнул ее и проскользнул внутрь, не спуская левой руки с ручки двери, а в правой сжимая пистолет. Дверь отворилась совершенно бесшумно. Тот, кто смазал замок, верно, не забыл и о петлях, ибо от моего толчка массивные доски качнулись без единого, звука. Наверное, целую минуту я стоял неподвижно, напряженно вслушиваясь и ожидая, когда глаза привыкнут к полумраку.
Крошечные окна были расположены высоко. Сквозь них падали косые полосы света, едва освещая комнату, которая была совершенно пуста, если не считать паутины и сломанного стула. Пол был вымощен серыми каменными плитами. Тем не менее рисковать я не хотел. Вместо того чтобы направиться прямо к входу во внутреннее помещение, я стал осторожно передвигаться от стены к стене. Вторая комната напоминала первую, только в одном углу ее в толще наружной стены была вырублена винтовая лестница. Она вела вниз, в черную яму подвала, который в таких башнях служил погребом и кладовой. Лестница поднималась и на второй этаж, где в те времена, когда башня служила жильем, были расположены спальни.
В этом углу было довольно темно, однако у подножия лестницы я разглядел какое-то пятно. Это была лужа… Вода, сказал я себе. А вдруг… Я наклонился, с опаской дотронулся до лужи кончиком пальца и, выпрямившись, поднес руку к свету. Если это вода, то я увижу лишь влажный блеск на поверхности кожи.
Но это была не вода. Я понял это сразу, так как почувствовал, что жидкость липкая. Потом я увидел на кончике пальца ровный красный кружок, такой темный, что он казался почти черным.
Можно привыкнуть к виду крови. Я часто видел, как режут овец. Я ходил на охоту, присутствовал при травле медведей, смотрел петушиные бои и другие излюбленные англичанами зрелища. Но сейчас один вид чего-то липкого и темного на пальце вызвал у меня приступ тошноты.
Однако я взял себя в руки. Может быть, это только несчастный случай и Том – как я и предположил в разговоре с Кит – просто поскользнулся на ненадежных ступеньках винтовой лестницы. Может быть, ошеломленный и растерянный, он скатился вниз в погреб и потерял сознание. Что ж, это легко выяснить. Если он без сознания, придется вызвать на помощь Кит.
Ощупью, переступая со ступеньки на ступеньку, я стал спускаться вниз, в темноту погреба. Одна ступенька, вторая, третья, четвертая… Сделав шаг, я останавливался и вслушивался. Как жаль, что у меня нет свечи!
Когда моя нога бесшумно ступила на пятую ступеньку, до моего слуха донесся какой-то звук.
Над своей головой я услышал шаги человека, спускающегося с верхнего этажа. Я еле удержался, чтобы не крикнуть: «Том!» К счастью, я этого не сделал. Ибо сверху, разговаривая, спускались двое.
Я стоял неподвижно, готовый спустить курок. Неужели они идут в погреб? Очевидно, нет. Они остановились во второй комнате, которая когда-то служила гостиной, До той пятой ступеньки, где я стоял, сжавшись в комок» долетало каждое их слово.
– Надеюсь, он был один, – говорил грубый голос.
– Что, испугался, Энтони?
Второй голос был высокий и насмешливый. Я догадался, что грубый голос принадлежит Энтони Дункану из Траутбека, обладателю черной бороды. Как же он сумел проникнуть сюда без нашего ведома? Но потом я понял, что произошло. Мы ведь не вели точный счет тем, кто покинул башню. Мы заметили, что некоторые уходили пешком, и видели, как ускакали последние всадники; но нам и в голову не пришло, что несколько человек могло остаться.
– Я не боюсь, – прорычал Дункан, – но я потрясен. Это место казалось таким надежным! Наше счастье, что его заметил грум сэра Филиппа.
– Счастье, что он пользовался этим стеклом, – смеясь, ответил его товарищ. – Полезная штука, но слишком блестит на солнце. Интересно, как он попал сюда? Надеюсь, он не успел никому сообщить. Не нравится мне все это, Джеймс. Мы считали, что здесь мы в полной безопасности…
– Не волнуйся, дорогой. Послушаем, что скажет Филипп. Нам ничего не стоит переменить штаб-квартиру.
– Назначенный час приближается. Нельзя ли действовать быстрее? Ожидание хуже всего.
– Нет, это должно случиться двадцать девятого. В этот день мы наверняка расправимся с Бесс.
Я слышал, как Дункан откашлялся. Затем он спросил несколько неуверенно:
– А тебе известно… точно… как это произойдет?
– Ну конечно! Разве ты не знаешь? Идея принадлежит Викерсу…
Сжавшись в комок, я стоял на темной лестнице и напряженно вслушивался во все подробности страшного заговора. Том был прав! Чем дальше, тем хуже. Опасность росла.
Как мы и подозревали, они замышляли убить королеву. Она должна была умереть во время торжественного представления шекспировской пьесы.
Заговорщики придумали хитрую штуку. Они долго искали удобного случая – не внезапного стечения обстоятельств, а определенных условий, которые можно было предвидеть заранее. Постановка «Генриха V» идеально отвечала этим требованиям: день спектакля был назначен за несколько недель; стул королевы стоял прямо перед сценой; один мастерский выстрел из-за кулис на расстоянии двадцати шагов, и…
– Имя этого человека – Джон Сомерс, – продолжал неторопливый голос над моей головой.
Я вздрогнул. Джон Сомерс! Я знал его. Это был один из актеров труппы Бербеджа, разочарованный, озлобленный третьеразрядный актер. Я часто слышал, как он хвалился своей меткостью в стрельбе. Он был подходящим человеком для такой грязной работы. И, само собой разумеется, мог стоять за кулисами, не вызывая подозрений.
– Какая удача, что в труппе нашелся такой человек! – проговорил Дункан.
– Большинство актеров готово сделать за деньги все, что угодно. Конечно, и он дорожит за свою шкуру, но нам удалось уговорить его. Он выстрелит в тот самый момент, когда со сцены раздастся громовой удар театральной пушки. Если зрители и услышат выстрел, то подумают, что так нужно по пьесе.
Вся кровь бросилась мне в лицо. Конечно! Вот они, строки, отчеркнутые в украденном экземпляре пьесы:
Я ясно представлял себе всю сцену. Увешанная драгоценностями королева в своей огромной юбке, широкой, как раскрытый павлиний хвост; на сцене предводитель хора, декламирующий свои стихи; гром пушки, которой так гордится наш шумовик; слабый звук пистолетного выстрела; королева, скорчившаяся в своем кресле, медленно начинает клониться вперед, как будто ее одолевает сон, а на корсаже платья, вокруг проделанного пулей отверстия, постепенно расплывается темное пятно, которое становится все больше и больше…
Канонир.
Подносит к пушке дьявольский фитиль. Все сметено.