Троицкий Андрей Борисович. Суд Линча

   – Срать я хотел на эту экологию, – сказал Петр Филиппович, грохнув тарелкой. – Обязательно тебе начать эту бодягу, разговоры эти пустые в самое неподходящее время. С тобой рядом сидеть все равно, что в помещении, где морят тараканов. Голова болит, и слезы в глазах.
   – А с тобой рядом находиться…
   Чикин, не дослушав ответ жены, быстро вышел из кухни и заспешил в спальню одеваться. Вот опять скандал на пустом месте. Опять настроение, испорченное уже с раннего утра. Чикин выбрал однобортный пиджак на двух пуговицах болотного цвета в темную клетку, повязал яркий галстук и посмотрел на свое отражение в зеркале. Баба бесится от безделья, решил он, вот и приходят ей в голову дурацкие мысли. И все эти мысли, в конечном счете, сводятся к одной, главной: как лучше распорядиться его, Чикина, деньгами.
   «Мерседес» Сычева уже стоял у подъезда. Чикин подумал, что наверняка вернется по ту сторону ночи, лучше не обострять отношения с супругой и сказать ей на прощание несколько добрых слов. Он прошел в комнату Татьяны Семеновны и застал жену сидящей перед зеркалом с блестящими то ли от слез, то ли от крема щеками. При появлении Чикина жена повернулась к нему спиной.

* * *

   Заняв место на заднем сиденье, он пожал руку Сычева, как всегда влажную, и, приветствуя, тронул за плечо водителя. Симпатичный парень, в прошлом какой-то спортсмен. Сычев, хвастаясь, говорил, что у его водителя Володи дома от спортивных кубков полки ломятся и половина стены увешана медалями. А потом у парня случилась какая-то неприятность, говорили, он уронил факел на открытии международной спартакиады. В общем, на большом спорте из-за мелкого недоразумения пришлось поставить крест. Теперь Володя возит Сычева и охраняет его телеса от внешних посягательств.
   Чикин осмотрел содержимое бара. Так, пиво побоку. Для водки или коньяка слишком ранний час. А вот это любопытно: белые калифорнийские вина «Пауль Массон», а вот ещё лучше – французское шабли, выдержанное, разлитое выше середины горлышка в бутылки зеленого стекла. Чикин перевел взгляд на бутылку бордоского вина, весьма дорогого и престижного.
   – Этим можно, пожалуй, освежиться.
   – А ты разбираешься в винах, – Сычев вытащил из второго ряда бутылку, снял с подставки штопор. – Да, губа не дура, «Премьер Кру», сто двадцать долларов за бутылку, – он быстро ввинтил штопор в пробку. – У меня в загашнике есть бордо восемьдесят восьмого года. Вкус, по-моему, так себе, на любителя. А цена – полтысячи. Кстати, что это режиссер Леднев тогда явился в твой кабинет?
   – Его бывшую жену убили. Темная история. Прокуратура разбирается, но шансов мало.
   – Сам, небось, жену и прихлопнул. Завел роман с какой-нибудь молодухой, а жена помеха. Сцена ревности, истерика. Она хоть и бывшая жена, но баба, говорят, ревнючая была. Но там есть и финансовая сторона дела. Слышал, при разводе Ледневой досталась большая дача в престижном месте и квартира в Москве. Видимо, муж за голову схватился, решил исправить.
   – Он не способен убить женщину.
   – Я тоже так думаю, но разговоры всякие ходят.
   – Прокуратура проверяла Леднева, – Чикин допил вино.
   – Хочешь, дам один блестящий совет? – спросил Сычев. – Бросай ты дружбу с этим Ледневым. Может, он известный режиссер, видная фигура в своих кругах. Но все это уже в прошлом. Так вот, не пачкайся ты об этого Леднева. Я тебе авторитетно говорю, он свое отснимал. Скоро у него начнутся такие неприятности, что все будут от него шарахаться, как от зачумленного. Я знаю, он, как говорится, полон творческих планов и прочего дерьма. Но только ничего у него не получится. Ему ещё очень повезет, если дело не кончится тюрьмой.
   – Чепуху ты болтаешь.
   Чикин ощутил легкий приступ раздражения. И почему только все, будто между собой сговорились, стремятся с утра пораньше нарушить его душевное равновесие? Советы он раздает… Спасибо, таких советов не требуется.
   – Я же говорю, прокуратура проверяла Леднева, – сказал Чикин. – В то время, когда случилась беда с Еленой Викторовной, он находился на кинофестивале, на юге. Член жюри. Его алиби сотни людей подтвердят, если не тысячи.
   – Алиби? – Сычев натянуто рассмеялся. – Какой же убийца не сделает себе алиби? А фестиваль для такого дела – лучший вариант, вроде бы ты у всех на виду и всегда есть возможность незаметно слинять. Вероятно, он все рассчитал.
   Чикин почувствовал внутреннее напряжение, такие разговоры на пустом месте не рождаются.
   – Вообще-то об этом уже многие говорят, – Сычев почесал затылок, словно решал, раскрывать или не раскрывать свои источники информации. – Ну, до вас, до верхов, пока все поднимется. Вы всегда самое интересное последними узнаете. Леднев завел себе бабенку, многие люди её видели. Он ведь не стесняется, посещает вместе с ней кабаки, злачные места. У Леднева были мотивы для убийств бывшей жены. Мотивы – вот корень преступления. А доказательства, они найдутся, стоит только копнуть поглубже. Просто пока никто не заинтересован в том, чтобы собрать эти доказательства. Говорю же тебе: Леднев в дерьме по уши. Ему уже не выбраться.
   – Интересно, – пробормотал сбитый с толку Чикин. – А что это за женщина, с которой Леднев любовь крутит?
   – Шлюха, из дорогих, обычная современная хищница. Вскружила ему голову, а теперь вертит им, как флюгером. А на красивых женщин нужны большие деньги. А Леднев не из богатых, даром что режиссер. Он и запутался. А смерть бывшей жены как раз выход из блиндажа. Можно продать дачу, квартиру, привязать к себе этими деньгами молодую потаскушку. По-человечески его можно понять. Какие только безумства мы не совершаем ради женщин. Знаешь, даже жалко этого Леднева. Влип в такую историю. Эта пиявка от него не отстанет, пока не оберет до нитки. И что в итоге? Ни репутации, ни честного имени, ни перспектив, ни денег. Клеймо убийцы на лбу – и только.

* * *

   Денисов, устроившись на водительском сиденье допотопных «Жигулей», следовал за «Марседесом». Эти «Жигули» после долгих торгов с их бывшим хозяином он купил несколько дней назад на автомобильном рынке. Меньше чем за неделю он успел узнать десятки дефектов машины, но также познакомился с одним несомненным её достоинством: на такую тачку не позарится ни один угонщик. Со спокойным сердцем Денисов оставлял на ночь автомобиль во дворе, а поутру просил Бога о том, чтобы «Жигули» завелись и послужили ему ещё немного.
   Проехав пустой переулок, Денисов повернул. Путь следования Сычева узнал наперед, за рабочую пятидневку изучив его маршруты основательно. Сычев вставал рано. «Мерседес» к подъезду его дома подавали в семь тридцать утра. Водитель оставался в машине, а охранник поднимался в квартиру Сычева, чтобы минут через пять спуститься вниз вместе с хозяином. Как правило, Сычев проводил в своей конторе, помещавшейся в ветхом, готовом к выселению жильцов здании, не больше трех часов, ещё до полудня посещал свои новые владения, будущее казино «Три семерки» и особняк на бульваре, где бригада маляров перекрашивала стены в какие-то будуарные розовые тона. В течение дня Сычев посещал различные коммерческие и государственные конторы, склады и вокзалы, метался по Москве, как затравленный заяц.
   Вечером в субботу Сычев заехал в особняк осмотреть работу маляров и, похоже, остался доволен, даже выдал рабочим нечто вроде премии за оперативность и качество. Значит, он ждет какого-то гостя, возможно, покупателя, хочет показать товар лицом, решил Денисов. Тот мужчина в пиджаке болотного цвета, что сел в «Мерседес», скорее всего, и есть новый покупатель. Всю неделю Денисов ждал встречи с Сычевым один на один, нос к носу. Денисов был готов к такой встрече, но ожидание затягивалось. Расстановка сил изменилась: на шахматной доске выросли новые фигуры.
   Например, появился этот сычевский телохранитель, сопровождавший хозяина от двери квартиры до автомобиля и обратно, таскавшийся с Сычевым по всем приемным, вокзалам и складам, не оставляя его ни на минуту. В прежние времена Сычев пользовался услугами телохранителей редко, когда имел при себе крупную сумму наличными или отправлялся на встречу с сомнительным человеком. Сейчас принял дополнительные меры безопасности. В чем здесь причина? Боится его, Денисова, мести? Маловероятно. До Сычева уже должно дойти известие о гибели Денисова, изуродованный труп которого с отстреленной головой обнаружили в сгоревших «Жигулях». Никаких причин не поверить в эту инсценировку у Сычева нет, наверняка, в душе он уже похоронил Денисова, вздохнул с облегчением. Его можно понять: на душе спокойнее, когда твой недоброжелатель мертв.
   Денисов вырулил на широкий прямой проспект, окончательно потеряв из виду «Мерседес». И дальше ломать голову над вопросом, почему Сычев старался защитить себя телохранителем, совершенно бессмысленно. Пусть это останется маленькой тайной. Телохранителя просто следует включить в расчеты. Грохнуть одного Сычева или положить с ним рядом и телохранителя, какая, собственно, разница?
   На стороне нападающего элемент неожиданности, как минимум, пара лишних секунд, а пара секунд в таком деле – время. И с технической стороны дело не сложное, стандартный сценарий: встреча в полутемном парадном, несколько выстрелов – и готово. Возможно, пришлось бы разобраться и с водителем, если тот что-то услышит и захочет вмешаться. Он ведь тоже телохранитель, только сидит за баранкой. Если он и услышит выстрелы на седьмом этаже, что маловероятно, то бросится наверх по лестнице или поднимется лифтом. И в том и другом случае у него нет никаких шансов.
   Денисов перестроился в левый ряд и прибавил газу. Смерть в парадном, легкая, почти безболезненная. Этот сукин сын, скорее всего, даже не поймет, от чьей пули умирает. Всю рабочую пятидневку, пока Денисов катался по городу за Сычевым, реализовать этот или подобный простенький план можно было, по крайней мере, раз пять. И если бы Денисов воспользовался самой первой возможностью, по непутевой душе Сычева отслужили бы панихиду, а его толстое тело закопали, с венками и оркестром.
   Поплакав, друзья и близкие занялись бы дележом имущества убиенного раба божьего Михаила. Денисов не воспользовался той первой возможностью, когда он стоял на лестнице этажом выше квартиры Сычева и сжимал под плащом рифленую рукоятку пистолета. Он был спокоен, ладонь даже не вспотела. Можно в несколько прыжков перелететь два лестничных марша и закончить все в одно мгновение. Но Денисов не двинулся с места. Он позволил Сычеву вместе с телохранителем выйти из квартиры, сесть в лифт, спокойно спуститься к машине и отправиться по делам. Сычев – добыча легкая, а вот легкой смерти он не заслужил.

Глава восемнадцатая

   Ожидая у светофора зеленого света, Денисов повертел ручку настройки обшарпанного приемника. Сквозь сухой треск помех прорвался голос известного эстрадного певца, исполнявшего старинный романс. Поток машин двинулся вперед, Денисов поддержал мелодию своим голосом. Сегодня воскресенье, за Сычевым телохранитель не заехал, никто не выходил из «Мерседеса», не поднимался на этаж, хозяин спустился вниз без провожатого. Почему именно сегодня Сычев отпустил телохранителя? Значит, Сычев решил, что он в безопасности. А телохранителю повезло, должно же и телохранителям когда-то везти. Этот парень вольно или невольно спас свою жизнь, правда, что у каждой собаки есть свой счастливый день. Случай умереть за какого-нибудь нового хозяина, доказать своей смертью преданность, любовь и другие лучшие чувства своему боссу, ему ещё представится. А может, парень и сам поймет, что нет ничего глупее, чем умирать за других?
   Что ж, Денисов ждал долго. Всю неделю, день за днем, час за часом. Он готов ждать ещё столько же, лишь бы посмотреть в глаза Сычева перед тем, как тот сдохнет. Денисов представлял себе эту сцену во всех подробностях. Глаза Сычева, полные ужаса, дикого, нечеловеческого ужаса. Сычев на коленях, он плачет, он молит о пощаде, он готов на все, лишь бы ему оставили жизнь. Он умоляет, размазывая по лицу сопли. И получает в эту мокрую морду пулю или заряд картечи. Денисов перестроился в правый ряд, сделав поворот, увидел в конце прямого переулка сычевский «Мерседес». Так, сейчас он повернет налево, ещё один короткий переулок и новый поворот налево. Возле особняка водитель припаркует машину, возможно, останется ждать хозяина в салоне, возможно, войдет в помещение вместе с Сычевым и его гостем. Копировать маршрут «Мерседеса» нет смысла.
   Денисов проехал два квартала по улице, параллельной той, на которой находится особняк, сделав пару поворотов, остановился возле булочной. На её замазанных белой краской витринах саженными буквами нацарапали: «Ремонт». Отличная позиция. Переулок просматривается из конца в конец. На противоположной стороне, метрах в ста двадцати от Денисова сверкает решеткой радиатора знакомый «Мерседес». Водитель остался в машине, тем лучше, вот он развернул газету и уткнулся в текст. Значит, в особняке только Сычев с этим покупателем. Они пробудут внутри ещё долго, чтобы осмотреть помещение потребуется никак не меньше получаса. Торопиться некуда. Денисов проводил взглядом одинокого прохожего в плаще с поднятым воротником, продолжая вполуха слушать радио. Передали блок рекламы и несколько информационных сообщений. По противоположной стороне прошла скособоченная тяжелой сумкой женщина, наверное, возвращавшаяся домой с рынка или из магазина.
   Еще минут десять, и нужно идти. К этому времени Сычев со своим гостем осмотрят первый этаж и поднимутся наверх. Можно будет, не торопясь, не пугаясь лишних звуков, открыть дверь заднего входа своим ключом и неслышно, ступая мягкими ботинками по гранитным ступенькам лестницы, подняться наверх вслед. И тогда… Нет, об этом лучше вообще не думать.
   Планы, какими бы они ясными и конкретными ни казались, всегда разрушает незначительная мелочь, непредусмотренная случайность. Требуется пересмотреть на ходу какие-то детали. Чтобы отвлечься от мыслей, Денисов стал слушать радио. Передавали викторину «Придумай рифму». Ее участникам, собравшимся в студии, ведущий предлагал назвать как можно большее число рифм к какому-то слову, которое он произносит. «Печка», – сказал ведущий веселым голосом. «Утечка, течка», – ответил слабый женский голос. «Маловато, – сказал ведущий. – У кого-то есть больше вариантов?»
   – Свечка, колечко, – заорал Денисов, нагнувшись к приемнику.
   – И это все?» – спросил ведущий, словно услышал реплику радиослушателя. – Тогда предлагаю уважаемой публике срифмовать слово «кадка».
   Гомон, чьи-то одиночные реплики. «Пожалуйста, вы», – сказал ведущий, видимо протягивая кому-то микрофон. «Палатка, заплатка, латка, матка, перчатка, сетчатка, сопатка», – произнес тяжелый с хрипотцой бас. «Отлично, – воскликнул ведущий, – представьтесь, пожалуйста». «Слезкин Виктор, наладчик лифтов», – ответил бас. «Виктору Слезкину вручается этот приз», – сообщил ведущий, но почему-то не пояснил, какой именно приз вручили Виктору Слезкину. «Скажите, пожалуйста, вы писали в юности стихи или уже тогда мечтали стать наладчиком лифтов?»

* * *

   Не дождавшись ответа, Денисов выключил радио и взглянул на циферблат наручных часов. Ладно, дам им ещё минуты три на разговоры, решил он, наклонился, вытащил из-под сиденья завернутый в тряпку пистолет и осмотрелся по сторонам. Переулок пуст, редкие прохожие, испуганные вновь зарядившим дождиком, исчезли. Он отправил тряпку обратно под сиденье, осмотрел ТТ со всех сторон. Редкостное дерьмо. Китайское производство, ни фабричного клейма, ни номера. Сам пистолет выполнен из незакаленного металла. Игрушка разового потребления, рассчитанная ровно на одно дело. Из такого, не рискуя повредить кисть руки или даже предплечье, можно произвести не более шести-семи выстрелов. Восьмой выстрел разорвет ствол. Пальнул пять-шесть раз, сотри платком пальцы и смело выкидывай. Попадаются аферисты, которые находят дураков и выдают им такие одноразовые штучки за полноценное боевое оружие.
   Покупатели – в основном пацаны, желающие почувствовать себя крутыми мужиками, или, как ни странно на первый взгляд, серьезные люди, хорошо знающие, что именно берут. Им пушка нужна для одного конкретного дела. Денисов произвел из пистолета один контрольный выстрел в лесопосадке за городом, проверив, не перекашивает ли патрон в патроннике. Так, один выстрел сделан. Значит, пять раз из этой пушки можно пальнуть смело. Он сунул пистолет под брючный ремень, достал с заднего сиденья сумку из темной синтетической ткани. Положив её на колени, расстегнул «молнию». Все на месте, как и должно быть. Обрез заряжен, коробка с патронами распечатана.
   Денисов снова взглянул на часы, чувствуя легкое волнение, глубоко вздохнул и на несколько секунд, как пловец во время погружения, задержал дыхание. Пора. Он выпустил воздух из груди, открыл дверцу, ступив на мокрый асфальт, запер машину. Перейдя на противоположную сторону улицы, скосил глаза на «Мерседес», внутри которого водитель отгородился от мира газетой. Чтобы не привлекать его внимания, Денисов, на ходу играя ключами в кармане плаща, прошел десяток метров в противоположную от особняка сторону, свернул в арку и, войдя во внутренний двор, развернулся на девяносто градусов. Мимо чьих-то занавешенных окон, мимо ржавеющих под дождем металлических гаражей он неторопливо дошагал до кое-как сбитого забора, пролез в видимую ещё издалека дыру и оказался в двадцати метрах от заднего крыльца особняка.
   Это расстояние он преодолел в несколько длинных прыжков, остановился и замер под гнутым жестяным козырьком. Сейчас от посторонних случайных взглядов его отгораживали желтеющие, но ещё густые кроны старых лип, разросшихся по двору. От взглядов из верхних окон особняка защищал этот козырек над головой. Денисов прислушался. Все звуки куда-то исчезли. Только дождь стучит по жести, что-то шуршит в желобах водосточных труб.
   Он вытащил из кармана связку ключей, выбрал нужный ключ и повернулся лицом к двери. Чудило этот Сычев, даже не догадался замки на дверях поменять, важное дело, а он его отложил, рассудив, видно, что из пустых комнат нечего вынести. Длинный фигурный ключ вошел в замок легко, будто маслом смазанный. Денисов повернул его один раз и уже собрался повернуть снова, как услышал за дверью ещё далекие, но быстро приближающиеся голоса. Денисов замер и так, зажав в ладони связку ключей, чтобы не звякнула, простоял минуту, прислушиваясь к этим голосам.
   Сперва слов было не разобрать, но, когда говорившие приблизились, незнакомый мужчина произнес какую-то фразу, а Сычев ответил: «Само собой» – и чему-то засмеялся. Голоса, наконец, и стихли. Не понятно, то ли Сычев со своим гостем поднялись по лестнице наверх, то ли остались на первом этаже. Сделав последний, второй поворот ключа, Денисов опустил связку в карман и поправил на плече ремень сумки. Он нажал на металлическую ручку, надавил на дверь плечом и услышал скрип петель, показавшийся неестественно громким. Денисов замер, выругался про себя, придержал сумку, чтобы не зацепилась ремнем о металлическую ручку, и проскользнул в дверной проем. Тишина, ни голосов, ни других звуков. Может, он опоздал, и Сычев уже ретировался. Денисов закрыл за собой дверь, до боли сжимая зубы от скрипа петель. Вот та самая мелочь, тот самый пустяк, который может сорвать любой план, самый четкий, отработанный.
   Он огляделся. Отсюда, из этого закутка, оставался видимым лишь участок противоположной свежеокрашенной стены, плоскость поднимающейся над головой лестницы. Темно, лучи света проникают сюда то ли из соседней комнаты, то ли из окна над лестницей. Захотелось курить, и Денисов инстинктивно похлопал себя по карманам плаща, нащупывая под тканью пачку сигарет. Подумав, что от этого удовольствия пока придется отказаться, он снова прислушался. И все-таки голоса были слышны, совсем слабые, они доносились откуда-то сверху. Значит, его расчет оказался правильным, посетители действительно сначала осмотрели первый этаж особняка и затем поднялись наверх. Прекрасно, сейчас эта мышеловка захлопнется.
   Денисов спустил с плеча ремень сумки, поставил её на пол, одним движением скинул плащ, выпростал из рукавов руки. Оставшись в темном поношенном пиджаке, он сложил плащ вдвое и опустил его на керамические плитки пола. Затем снова повесил на плечо ремень сумки, вышел из-под лестницы и, быстрыми шагами преодолев её первый пролет, остановился. Голоса наверху сделались ясными, различимыми. Денисов, схватившись рукой за перила, слушал раскаты смеха Сычева. Да, вопрос, кто смеется последним, пожалуй, уже решен. Он наклонился к сумке и взвел один за другим курки обреза.

* * *

   Сычев поставил на подоконник большой, плотной бумаги пакет с бутылкой шампанского, пластмассовыми стаканчиками и парой спелых наливных яблок, выглянул за окно и поцокал языком.
   – Что-то Бог сердится на нас сегодня, – он вытащил из пакета бутылку, сорвал фольгу и раскрутил проволочку. – Конечно, это не «Дом Периньон» и даже не «Шато-де-Блиньи», просто никакой другой бутылки шампанского не оказалось под рукой. Выпьем эту шипучку. Чисто символически, – он вытащил из горлышка плотно засевшую в нем пробку, поставил на подоконник пластмассовые стаканчики и наполнил их до середины. Пузырьки углекислоты образовали неустойчивую, мгновенно осевшую пенку. – Ну, теперь осмотр закончен. Что скажешь?
   – Недвижимость – великое дело, – Чикин взял с подоконника стаканчик. – Хорошо вложил деньги, – осматривая первый этаж особняка, Чикин уже израсходовал все заранее приготовленные комплименты, даже начал повторяться и теперь с трудом подыскивал новые слова.
   – Да, этот домишко для себя люди строили, – Сычев поставил бутылку на подоконник и поднял свой стаканчик. – Не то, что теперь лепят. Ширпотреб, безвкусица. А это, – Сычев пару раз стукнул ладонью по стене, – индивидуальное исполнение, как костюм от хорошего модельера. Для состоятельных людей со вкусом, для элиты, – самодовольство распирало Сычева.
   «Чиновников, людей с государственным положением ты к элите не относишь, – со злостью подумал Чикин. – Для тебя элита – это такие пузаны вроде тебя самого, те, у кого деньги из задницы сыплются. Тоже мне, элита… Дерьмо на лопате, а не элита. Все чиновники, создающие тебе условия для роскошной жизни, в твоем понимании ничтожества». Чикин, не желая показать внутреннего раздражения, сделал глоток из стаканчика. Шампанское отдавало живыми дрожжами и ещё какой-то неизвестной гадостью, кажется, сырой рыбой. Он поморщился, осушил стаканчик до дна и поставил его на подоконник.
   Возможно, это раздражение и не возникло бы в душе Чикина, если бы Сычев рассчитался с ним за все услуги ещё на пороге особняка, как только они остались один на один, а не отложил главное дело на потом, не таскал Чикина по всем углам и закоулкам своего особняка. Чикин, не в правилах которого напоминать людям о денежных счетах, полагавшего, что о долгах обязаны помнить сами должники, на этот раз решил своему правилу изменить. Но все как-то не подворачивалось момента вставить слово, и он только больше раздражался.
   Последние слова Сычева о богатых людях, якобы составляющих элиту общества, только подлили масла в душевный огонь. Чикину вдруг вспомнились отзывы Сычева, походя данные им об одном общем знакомом, большом человеке в правительстве. «Да кто он такой без своей должности? – сказал тогда Сычев. – Вынь сегодня из-под него это чиновничье кресло, завтра никто не вспомнит, что такой человек вообще есть на белом свете». А ведь тот мужик, получивший столь унизительную характеристику, многое сделал для Сычева, помогал ему едва ли не безвозмездно. Интересно, как Сычев за глаза отзывается о нем, Чикине? В лучшем случае называет прыщом на ровном месте или хреном с высокой горы. Неприятно, а что сделаешь… От этих мыслей на душе Чикина стало ещё тяжелее.
   – Ты меня не слушаешь совсем, – Сычев тронул Чикина за плечо. – Витаешь где-то в облаках. Я говорю, как, на твой взгляд, нужно фасад перекрасить?
   – А я вот о другом думаю, – Чикин сделал глоток из стаканчика и выдержал паузу. – Совсем о другом. Вот я оказался на мели, а жена мечтает кое-что купить, так, по мелочам. Вот я и думаю: напомнить некоторым собственникам, – он зло глянул на Сычева, – об их обязательствах или подождать с этим? Подождать, когда сами вспомнят.
   Сычев выпятил нижнюю губу и развел руки в стороны.
   – А, вот ты о чем, – он поставил свой стаканчик на подоконник, запустил руку во внутренний карман пиджака и вытащил пачку денег, перехваченную резинкой. Он протянул деньги Чикину. – За помещение под склад спасибо. Я там все вчера осмотрел, на днях перекину туда партию товара.
   Чикин взял пачку денег, взвесил её на ладони и опустил в карман. Все-таки Сычев по натуре неисправимый самоуверенный болван, но, надо отдать ему должное, не жмот. А то другие начинают прибедняться, хоть милостыню им подавай. Человеческая щедрость искупает многие недостатки, даже пороки. Морщинки на лбу Чикина разгладились. Он даже улыбнулся и со вкусом допил шампанское.
   – Ты знаешь, для меня долг денежный – святая вещь, – Сычев разлил по стаканчикам остатки шампанского. – Ну, скажи сам, когда-нибудь я забывал добро?
   – Вроде за тобой не замечалось, – Чикин почувствовал, как градус его настроения заметно поднялся. – Я ведь так напомнил, к слову. Без намеков, люди – существа забывчивые.
   Шампанское в стаканчике перестало горчить. Пачка денег приятно терлась о грудь, чуть оттягивала карман. Вот так-то бы сразу, с этого и нужно было начинать. Пожалуй, можно бы купить жене какую-нибудь побрякушку.