Страница:
– Каким образом?
– Режиссер того театра, где играла Лена, просил Леднева, чтобы тот в своем фильме одну из ролей второго плана отдал режиссерской свояченице или племяннице, не помню. Иван Сергеевич пригласил эту особу и остался ею недоволен. Отказал, встал в позу. Чего ему стоило дать роль этой родственнице? Все так только и делают. Нет, ему надо принципиальность проявить. А роль-то слова доброго не стоила. Да и фильм в целом отнюдь не шедевр всех времен и народов, серая, проходная лента. Сейчас, думаю, Леднева одолел комплекс собственной вины… Да, вот что я вспомнила. Вы спрашивали, не заметила ли я чего странного в поведении Лены. Начинаю припоминать: откуда-то у Лены появились деньги.
– Прежде у неё денег не водилось? – Мельников немного оживился.
– И в благополучную пору жизни Лена не откладывала на черный день, не копила. Накопительство вообще не в её натуре. Поэтому ни о каких сбережениях прошлых лет и речи нет. И вдруг эти деньги…
– А как вы узнали про деньги?
– Просто видела у неё в свой последний визит пачку крупных купюр в банковской упаковке. Мне неудобно было спрашивать, откуда такая сумма, я и не спросила. А пачка лежала в верхнем ящике трюмо. Она полезла туда, кажется, что-то из косметики достать. И вдруг вижу: лежит эта пачка. Я ей и говорю: Лена, кто же так оставляет деньги, спрячь их куда-нибудь подальше. А она отвечает, мол, тут не от кого прятать, воров тут нет. И весь разговор.
«Теперь этот паразит далеко не убежит», – сказала теща корреспонденту газеты, сопровождавшему её в Институт травматологии и ортопедии, где бедной женщине пришили откушенный палец. Сложив газету вчетверо, Мельников сунул её во внутренний карман пиджака. Он хотел закурить, но раздумал, дождь застучал по листве настойчивее, быстро прибил к земле пыль. Поднявшись на ноги, Мельников отошел к стволу тополя за лавочку. Стоя под деревом, он наблюдал, как от Петровки к нему приближается Юрий Шатров в сером тесноватом костюме и светлой сорочке без галстука.
– Вот черт, дождь не вовремя собрался, – вместо приветствия сказал Шатров, пожимая руку Мельникова.
– Побежали к машине вон на ту сторону бульвара.
Мельников зажал в кулаке ключи и, первым выскочив под дождь, побежал через бульвар, чувствуя за собой топот ног Шатрова. Мельников пересек две гравиевые дорожки, два газона, перелез через чугунную ограду, миновав пустую в эту минуту проезжую часть, открыл дверцу «Жигулей» и юркнул на водительское место. Теперь он смотрел, как Шатров, обогнув машину спереди, распахнул дверцу и сел рядом на место для пассажиров. Дождь стучал по крыше автомобиля, заливал лобовое стекло.
– Вот разошелся, – выдохнул Шатров, запыхавшийся после пробежки.
– Тебе на работу возвращаться? – Мельников посмотрел на часы, рабочий день подходил к концу. – Может, тебя подбросить?
– Нет, по магазинам надо прошвырнуться.
– Зарплату получил?
Сейчас Мельников взглянул на тесноватый костюм Шатрова, памятный ещё по совместной работе, и острить расхотелось. Шатров один из тех немногих, кто остался в уголовном розыске после многочисленных реформаций и продолжает держаться за тяжелую и совсем не хлебную работу, хотя имел заманчивые предложения от частных охранных фирм, давно мог уйти с места, обрести спокойную жизнь и получать вдесятеро больше нынешнего. Мельников вспомнил, что на прошлый день милиции руководство МУРа наградило Шатрова именными часами.
– А теперь расскажи мне, что удалось накопать на этого Лучникова.
– Вообще-то работу ты мне задал не из легких, я все архивы перевернул, – Шатров потер лоб. – Так, Лучников… Тридцать восемь лет, продавец-консультант автосалона. Образование среднетехническое. Холост. Детей не имеет, собственности не имеет, политических убеждений не имеет. Пара историй у него была, но это все дела давно минувших дней. В двадцать один год Лучников снова уличен в квартирной краже. На суде удалось доказать только два эпизода из предъявленных двенадцати. Лучникова осудили к реальному сроку. Уже через год условно досрочно он освободился из колонии общего режима. После освобождения около двух лет не работал и жил без прописки у своих родителей в Москве. Зарабатывал мошенничеством при перепродаже бытовой техники, фотоаппаратов. Заявления на него поступали трижды, но уголовное дело так и не завели.
Пару лет назад он передал довольно крупную сумму на закупку товаров в Корее одной компании. По его утверждениям, на деньги его кинули, руководители той фирмы скрылись, а у Лучникова ничего не осталось, кроме долгов. Он ещё пытался трепыхаться, но все честолюбивые планы расстроились. А к тому времени он вел переговоры о покупке магазина в Москве. Эта затея лопнула, а коммерческие палатки большого дохода не давали. Кроме того, одну из палаток пришлось отдать за долги местным бандитам. Две другие он продал и, судя по всему, не очень удачно.
– Ты рассказываешь таким тоном, будто ему симпатизируешь.
– Мне в жизни попадались менее симпатичные личности. Насильники собственных детей, убийцы собственных родителей. Публика специфическая. А этот Лучников, он, может, и сволочь, но у меня к нему претензий нет. Если за ним и водятся грешки, то это мелочь по нынешним меркам. Нет, это не тот человек, которого ты ищешь. В то, что он готов стырить набор золотых ложечек, я готов поверить. Но человека убить, женщину… Для этого у него кишка тонка.
– Выводы делать рано. Твои любимые душители и насильники в быту, как правило, оказываются весьма приятными людьми, верными мужьями, любящими сыновьями.
– Лучников – неудачник. Он прогорал на всех своих начинаниях. В конце концов, он занялся тем, к чему имеет призвание. Можно сказать, нашел себя. Работает в автомобильном салоне старшим продавцом. Он завел знакомство со всякими известными личностями. У него была парочка романов с актрисами. Не исключено, Лучников затевает какое-то дело, он ждет свой счастливый билетик. А может подумывает о карьере альфонса, содержанта. Он присматривает себе женщин с деньгами, чтобы устроить свое будущее. Одна из бабочек, которая попалась в паутину, Леднева. На первых порах Леднева кажется ему состоятельной женщиной. Актриса, муж известный режиссер, в представлении Лучникова, деньги у неё должны водиться. Он рассчитывал сесть на хвост состоятельной женщине, а оказался втянутым в связь с бедной стареющей актрисой. К тому же алкоголичкой. И никаких перспектив на горизонте. И он поступает, как настоящий мужчина, мужчина с большой буквы: делает ноги.
– Твое логическое построение можно завершить совершенно по-другому, – Мельников зевнул. – Лучников тяготится этой связью. И он поступает, как настоящий мужчина, мужчина с большой буквы: укол в вену – и никакого кипеша. А заодно прихватывает с дачи крупную сумму денег. По утверждению близкой подруги Ледневой, некой Бовт, у Елены Викторовны незадолго до смерти появилась большая сумма денег. При осмотре дачи и квартиры Ледневой там и копейки не нашлось. Откуда появились и куда исчезли эти деньги – неизвестно. Может, на эти вопросы ответит Лучников.
– Пусть этими вопросами занимается прокуратура, а ты лучше не лезь, – сказал Шатров. – А Лучников пусть живет пока, влипнет, тогда посадим.
– Ладно, спасибо за информацию.
– Не за что. Возможно, концы придется искать в её прошлом. Кстати, ты когда-нибудь видел её на сцене или в кино?
– Фильмы неудачные, – сказал Мельников.
После похорон Елены Викторовны он взял у Леднева видеокассету с фильмом, так и не увидевшим широкого проката. Накануне вечером Мельников посмотрел оба фильма и решил, что только попусту потерял время. В первой картине главный герой только и делал, что курил длинные сигаретки и бродил со скучающим видом по улицам захудалого городка. Где-то ближе к концу ленты герой ворвался в местный пивной бар с пистолетом в руке, пристрелил без всякого повода хозяина заведения, потом уложил с полдюжины мирных обывателей и пустился в бега.
Он ненавидел всех людей в своем городке и в первую очередь ненавидел самого себя. Леднева играла мать этого парня, которую таскали в прокуратуру и заставляли отвечать на вопрос, почему её сын это сделал, почему совершил тяжкое и бессмысленное преступление. Она не знала почему. Только пожимала плечами и отвечала: «Я не знаю.» На экране Леднева выглядела очень уставшей и опустошенной. Но возможно, такова была режиссерская установка, в этом и состояла роль.
– Ну, пока, – Шатров протянул руку Мельникову.
– Эй, – окликнул Денисова Мельников. Тот поднял глаза. На секунду Мельникову показалось, что в этих глазах блеснула искорка испуга, выражение лица сделалось напряженным. – Мир, конечно, тесен. Но не настолько же он тесен, чтобы встретить соседа в двух шагах от Петровки, 38.
Мельников улыбнулся, внутренне удивляясь, откуда на лице Денисова взялось это странное напряженное выражение.
– Приветствую вас, – Денисов тоже улыбнулся, но тяжело, с усилием. Протянул Мельникову руку. – Не вовремя стекла протираете, сейчас опять дождь пойдет.
– Пожалуй, – согласился Мельников. Он стоял перед Денисовым, держа в левой руке тряпку и глядя в лицо соседа, какое-то растерянное, слишком бледное. – Вы тут как, по делам или просто гуляете, воздухом дышите? – поинтересовался он, догадываясь, откуда возвращается Денисов.
Вместо ответа тот лишь глубоко вздохнул, широко раздул ноздри.
– Меня сейчас вызывали туда, – многозначительно сказал Денисов и большим пальцем показал себе за спину. – На допрос вызывали.
– Надеюсь, ничего серьезного? И садитесь в машину. Подвезу.
На лице Денисова отразилось секундное колебание.
– Спасибо, а то я сегодня весь день на своих двоих бегаю.
Он залез в машину и, не спрашивая разрешения, закурил. Дождавшись, когда Мельников сядет за руль, Денисов заявил, что у него, кажется, отклеивается подметка у ботинка.
– Мать их, покупаешь дорогую обувь, а подметка отклеивается в первый же дождь, – Денисов сплюнул за окно, наклонился и поковырял пальцем дефектную подметку.
– Отнесите ботинки обратно в магазин, их должны поменять, – посоветовал Мельников, делая правый поворот на Тверскую. – А по какому поводу вас вызывали на Петровку?
– Да, Господи, каждый день что-то случается, просто сумасшедший дом, – Денисов чуть не заскрипел зубами. – Сам скоро с ума сойду. А тут ещё эти долбанные ботинки. Моего коллегу убили, начальника моего. Громкое дело. Даже в сегодняшних газетах, спустя пять дней после убийства, о нем писали.
– В газете ничего такого не нашел. Прочитал только о том, как зять теще палец откусил. Наверное, я читаю не те газеты.
– Начальник мой справлял день рождения, наверное, хорошо гульнул, – сказал Денисов. – На следующий день он не вышел на работу, хотя назначил несколько деловых встреч. Забеспокоились: звонят ему на квартиру, никто не отвечает. На следующий день тоже не вышел, телефон опять обрывали – ни ответа, ни привета. Еще через день связались с его бывшей женой, у той ключи были от его квартиры. Она одна, дура, к нему поехала. Открывает дверь, заходите комнату – и сразу в обморок. Такое там увидела. Убили человека, потом над ним надругались. А может, наоборот все происходило, черт его знает. Глаза выкололи, это дело, – Денисов ткнул указательным пальцем себе между ног, – отрезали, зачем-то вырезали бритвой нижнюю челюсть… И кому понадобилось его трогать? Теперь вот нас вызывают, сослуживцев, допрашивают. Обыск в нашем офисе проводили. А фамилия следователя Назаров, вам не знакома? Это он вызывал меня сегодня.
– Знаю такого, – кивнул Мельников. – Хороший следователь. Если вас интересует это.
– Странные он вопросы задает, – Денисов снова плюнул на дорогу. – Мы ведь с убитым работали вместе, не более того. Никаких там товарищеских отношений, никаких пьянок. Откуда мне могут быть известны подробности о личной жизни начальника? Знаю только, что он недавно с женой разошелся. Но ведь это не государственная тайна, это все знают. Громкий развод с битьем горшков и недорогой посуды. Были, конечно, кое-какие интриги с женщинами на работе. Это тоже всем известно. Но посчитал, что не вправе сообщать об этих интригах следствию.
– Все правильно, – одобрил Мельников. – Пусть предположения строит следователь. А квартиру убитого обворовали, не знаете?
– Не знаю, – Денисов помотал головой. – Я не могу задавать вопросы следователю. А у нас на работе говорят разное. Одни говорят, деньги, вроде, пропали. Другие говорят, все цело. Мне кажется, кавказцы действовали. Только они способны убивать с такой жестокостью.
– Женщины тоже способны на такую жестокость.
– За такие преступления, будь моя воля, я бы расстреливал на месте, без суда и следствия, – Денисов чмокнул губами. – Разрезать человека на куски в собственной квартире. Варварство.
– Точно, варварство, – согласился Мельников.
Рассуждения Денисова он слушал вполуха. Мельников прислушивался к своему сердцу и ругал себя за то, что в гостях у Бовт выпил слишком много кофе.
Глава девятая
– Режиссер того театра, где играла Лена, просил Леднева, чтобы тот в своем фильме одну из ролей второго плана отдал режиссерской свояченице или племяннице, не помню. Иван Сергеевич пригласил эту особу и остался ею недоволен. Отказал, встал в позу. Чего ему стоило дать роль этой родственнице? Все так только и делают. Нет, ему надо принципиальность проявить. А роль-то слова доброго не стоила. Да и фильм в целом отнюдь не шедевр всех времен и народов, серая, проходная лента. Сейчас, думаю, Леднева одолел комплекс собственной вины… Да, вот что я вспомнила. Вы спрашивали, не заметила ли я чего странного в поведении Лены. Начинаю припоминать: откуда-то у Лены появились деньги.
– Прежде у неё денег не водилось? – Мельников немного оживился.
– И в благополучную пору жизни Лена не откладывала на черный день, не копила. Накопительство вообще не в её натуре. Поэтому ни о каких сбережениях прошлых лет и речи нет. И вдруг эти деньги…
– А как вы узнали про деньги?
– Просто видела у неё в свой последний визит пачку крупных купюр в банковской упаковке. Мне неудобно было спрашивать, откуда такая сумма, я и не спросила. А пачка лежала в верхнем ящике трюмо. Она полезла туда, кажется, что-то из косметики достать. И вдруг вижу: лежит эта пачка. Я ей и говорю: Лена, кто же так оставляет деньги, спрячь их куда-нибудь подальше. А она отвечает, мол, тут не от кого прятать, воров тут нет. И весь разговор.
* * *
Мельников оказался на бульваре раньше назначенного времени, присел на лавку и вытащил из кармана свернутую трубочкой газету. В колонке происшествий он прочитал заметку о том, как зять по пьянке откусил теще указательный палец. Когда за зятем явился наряд милиции, он пытался бежать, спрыгнул с балкона третьего этажа и с переломами обеих ног был доставлен в больницу. «Задержанный сознался в том, что откушенный палец тещи спрятал в своем старом ботинке», – прочитал Мельников.«Теперь этот паразит далеко не убежит», – сказала теща корреспонденту газеты, сопровождавшему её в Институт травматологии и ортопедии, где бедной женщине пришили откушенный палец. Сложив газету вчетверо, Мельников сунул её во внутренний карман пиджака. Он хотел закурить, но раздумал, дождь застучал по листве настойчивее, быстро прибил к земле пыль. Поднявшись на ноги, Мельников отошел к стволу тополя за лавочку. Стоя под деревом, он наблюдал, как от Петровки к нему приближается Юрий Шатров в сером тесноватом костюме и светлой сорочке без галстука.
– Вот черт, дождь не вовремя собрался, – вместо приветствия сказал Шатров, пожимая руку Мельникова.
– Побежали к машине вон на ту сторону бульвара.
Мельников зажал в кулаке ключи и, первым выскочив под дождь, побежал через бульвар, чувствуя за собой топот ног Шатрова. Мельников пересек две гравиевые дорожки, два газона, перелез через чугунную ограду, миновав пустую в эту минуту проезжую часть, открыл дверцу «Жигулей» и юркнул на водительское место. Теперь он смотрел, как Шатров, обогнув машину спереди, распахнул дверцу и сел рядом на место для пассажиров. Дождь стучал по крыше автомобиля, заливал лобовое стекло.
– Вот разошелся, – выдохнул Шатров, запыхавшийся после пробежки.
– Тебе на работу возвращаться? – Мельников посмотрел на часы, рабочий день подходил к концу. – Может, тебя подбросить?
– Нет, по магазинам надо прошвырнуться.
– Зарплату получил?
Сейчас Мельников взглянул на тесноватый костюм Шатрова, памятный ещё по совместной работе, и острить расхотелось. Шатров один из тех немногих, кто остался в уголовном розыске после многочисленных реформаций и продолжает держаться за тяжелую и совсем не хлебную работу, хотя имел заманчивые предложения от частных охранных фирм, давно мог уйти с места, обрести спокойную жизнь и получать вдесятеро больше нынешнего. Мельников вспомнил, что на прошлый день милиции руководство МУРа наградило Шатрова именными часами.
– А теперь расскажи мне, что удалось накопать на этого Лучникова.
– Вообще-то работу ты мне задал не из легких, я все архивы перевернул, – Шатров потер лоб. – Так, Лучников… Тридцать восемь лет, продавец-консультант автосалона. Образование среднетехническое. Холост. Детей не имеет, собственности не имеет, политических убеждений не имеет. Пара историй у него была, но это все дела давно минувших дней. В двадцать один год Лучников снова уличен в квартирной краже. На суде удалось доказать только два эпизода из предъявленных двенадцати. Лучникова осудили к реальному сроку. Уже через год условно досрочно он освободился из колонии общего режима. После освобождения около двух лет не работал и жил без прописки у своих родителей в Москве. Зарабатывал мошенничеством при перепродаже бытовой техники, фотоаппаратов. Заявления на него поступали трижды, но уголовное дело так и не завели.
Пару лет назад он передал довольно крупную сумму на закупку товаров в Корее одной компании. По его утверждениям, на деньги его кинули, руководители той фирмы скрылись, а у Лучникова ничего не осталось, кроме долгов. Он ещё пытался трепыхаться, но все честолюбивые планы расстроились. А к тому времени он вел переговоры о покупке магазина в Москве. Эта затея лопнула, а коммерческие палатки большого дохода не давали. Кроме того, одну из палаток пришлось отдать за долги местным бандитам. Две другие он продал и, судя по всему, не очень удачно.
– Ты рассказываешь таким тоном, будто ему симпатизируешь.
– Мне в жизни попадались менее симпатичные личности. Насильники собственных детей, убийцы собственных родителей. Публика специфическая. А этот Лучников, он, может, и сволочь, но у меня к нему претензий нет. Если за ним и водятся грешки, то это мелочь по нынешним меркам. Нет, это не тот человек, которого ты ищешь. В то, что он готов стырить набор золотых ложечек, я готов поверить. Но человека убить, женщину… Для этого у него кишка тонка.
– Выводы делать рано. Твои любимые душители и насильники в быту, как правило, оказываются весьма приятными людьми, верными мужьями, любящими сыновьями.
– Лучников – неудачник. Он прогорал на всех своих начинаниях. В конце концов, он занялся тем, к чему имеет призвание. Можно сказать, нашел себя. Работает в автомобильном салоне старшим продавцом. Он завел знакомство со всякими известными личностями. У него была парочка романов с актрисами. Не исключено, Лучников затевает какое-то дело, он ждет свой счастливый билетик. А может подумывает о карьере альфонса, содержанта. Он присматривает себе женщин с деньгами, чтобы устроить свое будущее. Одна из бабочек, которая попалась в паутину, Леднева. На первых порах Леднева кажется ему состоятельной женщиной. Актриса, муж известный режиссер, в представлении Лучникова, деньги у неё должны водиться. Он рассчитывал сесть на хвост состоятельной женщине, а оказался втянутым в связь с бедной стареющей актрисой. К тому же алкоголичкой. И никаких перспектив на горизонте. И он поступает, как настоящий мужчина, мужчина с большой буквы: делает ноги.
– Твое логическое построение можно завершить совершенно по-другому, – Мельников зевнул. – Лучников тяготится этой связью. И он поступает, как настоящий мужчина, мужчина с большой буквы: укол в вену – и никакого кипеша. А заодно прихватывает с дачи крупную сумму денег. По утверждению близкой подруги Ледневой, некой Бовт, у Елены Викторовны незадолго до смерти появилась большая сумма денег. При осмотре дачи и квартиры Ледневой там и копейки не нашлось. Откуда появились и куда исчезли эти деньги – неизвестно. Может, на эти вопросы ответит Лучников.
– Пусть этими вопросами занимается прокуратура, а ты лучше не лезь, – сказал Шатров. – А Лучников пусть живет пока, влипнет, тогда посадим.
– Ладно, спасибо за информацию.
– Не за что. Возможно, концы придется искать в её прошлом. Кстати, ты когда-нибудь видел её на сцене или в кино?
– Фильмы неудачные, – сказал Мельников.
После похорон Елены Викторовны он взял у Леднева видеокассету с фильмом, так и не увидевшим широкого проката. Накануне вечером Мельников посмотрел оба фильма и решил, что только попусту потерял время. В первой картине главный герой только и делал, что курил длинные сигаретки и бродил со скучающим видом по улицам захудалого городка. Где-то ближе к концу ленты герой ворвался в местный пивной бар с пистолетом в руке, пристрелил без всякого повода хозяина заведения, потом уложил с полдюжины мирных обывателей и пустился в бега.
Он ненавидел всех людей в своем городке и в первую очередь ненавидел самого себя. Леднева играла мать этого парня, которую таскали в прокуратуру и заставляли отвечать на вопрос, почему её сын это сделал, почему совершил тяжкое и бессмысленное преступление. Она не знала почему. Только пожимала плечами и отвечала: «Я не знаю.» На экране Леднева выглядела очень уставшей и опустошенной. Но возможно, такова была режиссерская установка, в этом и состояла роль.
– Ну, пока, – Шатров протянул руку Мельникову.
* * *
Мельников вышел из машины, насухо протер лобовое стекло, насвистывая себе под нос импровизированную мелодию, поднял голову к небу, где неслись, перегоняя друг друга клочковатые серые облака. Показалось: небо готовилось обрушить на землю новые водяные потоки. Уже собравшись лезть обратно в машину, Мельников на секунду остановился на асфальтовой бровке тротуара. По пустому тротуару шел сосед по подъезду Сергей Денисов.– Эй, – окликнул Денисова Мельников. Тот поднял глаза. На секунду Мельникову показалось, что в этих глазах блеснула искорка испуга, выражение лица сделалось напряженным. – Мир, конечно, тесен. Но не настолько же он тесен, чтобы встретить соседа в двух шагах от Петровки, 38.
Мельников улыбнулся, внутренне удивляясь, откуда на лице Денисова взялось это странное напряженное выражение.
– Приветствую вас, – Денисов тоже улыбнулся, но тяжело, с усилием. Протянул Мельникову руку. – Не вовремя стекла протираете, сейчас опять дождь пойдет.
– Пожалуй, – согласился Мельников. Он стоял перед Денисовым, держа в левой руке тряпку и глядя в лицо соседа, какое-то растерянное, слишком бледное. – Вы тут как, по делам или просто гуляете, воздухом дышите? – поинтересовался он, догадываясь, откуда возвращается Денисов.
Вместо ответа тот лишь глубоко вздохнул, широко раздул ноздри.
– Меня сейчас вызывали туда, – многозначительно сказал Денисов и большим пальцем показал себе за спину. – На допрос вызывали.
– Надеюсь, ничего серьезного? И садитесь в машину. Подвезу.
На лице Денисова отразилось секундное колебание.
– Спасибо, а то я сегодня весь день на своих двоих бегаю.
Он залез в машину и, не спрашивая разрешения, закурил. Дождавшись, когда Мельников сядет за руль, Денисов заявил, что у него, кажется, отклеивается подметка у ботинка.
– Мать их, покупаешь дорогую обувь, а подметка отклеивается в первый же дождь, – Денисов сплюнул за окно, наклонился и поковырял пальцем дефектную подметку.
– Отнесите ботинки обратно в магазин, их должны поменять, – посоветовал Мельников, делая правый поворот на Тверскую. – А по какому поводу вас вызывали на Петровку?
– Да, Господи, каждый день что-то случается, просто сумасшедший дом, – Денисов чуть не заскрипел зубами. – Сам скоро с ума сойду. А тут ещё эти долбанные ботинки. Моего коллегу убили, начальника моего. Громкое дело. Даже в сегодняшних газетах, спустя пять дней после убийства, о нем писали.
– В газете ничего такого не нашел. Прочитал только о том, как зять теще палец откусил. Наверное, я читаю не те газеты.
– Начальник мой справлял день рождения, наверное, хорошо гульнул, – сказал Денисов. – На следующий день он не вышел на работу, хотя назначил несколько деловых встреч. Забеспокоились: звонят ему на квартиру, никто не отвечает. На следующий день тоже не вышел, телефон опять обрывали – ни ответа, ни привета. Еще через день связались с его бывшей женой, у той ключи были от его квартиры. Она одна, дура, к нему поехала. Открывает дверь, заходите комнату – и сразу в обморок. Такое там увидела. Убили человека, потом над ним надругались. А может, наоборот все происходило, черт его знает. Глаза выкололи, это дело, – Денисов ткнул указательным пальцем себе между ног, – отрезали, зачем-то вырезали бритвой нижнюю челюсть… И кому понадобилось его трогать? Теперь вот нас вызывают, сослуживцев, допрашивают. Обыск в нашем офисе проводили. А фамилия следователя Назаров, вам не знакома? Это он вызывал меня сегодня.
– Знаю такого, – кивнул Мельников. – Хороший следователь. Если вас интересует это.
– Странные он вопросы задает, – Денисов снова плюнул на дорогу. – Мы ведь с убитым работали вместе, не более того. Никаких там товарищеских отношений, никаких пьянок. Откуда мне могут быть известны подробности о личной жизни начальника? Знаю только, что он недавно с женой разошелся. Но ведь это не государственная тайна, это все знают. Громкий развод с битьем горшков и недорогой посуды. Были, конечно, кое-какие интриги с женщинами на работе. Это тоже всем известно. Но посчитал, что не вправе сообщать об этих интригах следствию.
– Все правильно, – одобрил Мельников. – Пусть предположения строит следователь. А квартиру убитого обворовали, не знаете?
– Не знаю, – Денисов помотал головой. – Я не могу задавать вопросы следователю. А у нас на работе говорят разное. Одни говорят, деньги, вроде, пропали. Другие говорят, все цело. Мне кажется, кавказцы действовали. Только они способны убивать с такой жестокостью.
– Женщины тоже способны на такую жестокость.
– За такие преступления, будь моя воля, я бы расстреливал на месте, без суда и следствия, – Денисов чмокнул губами. – Разрезать человека на куски в собственной квартире. Варварство.
– Точно, варварство, – согласился Мельников.
Рассуждения Денисова он слушал вполуха. Мельников прислушивался к своему сердцу и ругал себя за то, что в гостях у Бовт выпил слишком много кофе.
Глава девятая
Денисов второй час подряд делал вид, что занят служебными делами. Сидя перед включенным компьютером, он пустыми глазами смотрел в бледно-голубой монитор на прошлогоднюю таблицу сделок купли-продажи квартир, совершенных фирмой «Русь-Люкс». Денисов смотрел на экран, занятый своими мыслями, иногда передвигал с места на место курсор, нажимал кнопки клавиатуры и громко вздыхал, вслух выражая этими вздохами свое умственное напряжение.
Собственно, ломать этот спектакль было не перед кем. Иногда за спиной Денисова возникал Игорь Михайлов, сорокалетний дядька, числившийся агентом, но исполнявший в агентстве «Русь-Люкс» обязанности мальчика на побегушках, поди-принеси, нисколько не тяготившийся своим унизительным положением. Михайлов брал с соседнего стола очередную сигарету, бесцельно топтался на месте, пускал клубы зловонного дыма и пытался завязать разговор с Денисовым.
Но тот отвечал односложно, беседы не получалось, и Михайлов исчезал в коридоре или уходил в курилку на лестнице. Тему трагической гибели генерального директора «Русь-Люкс» Кудрявцева Михайлов был готов обсуждать бесконечно долго, выстраивая и тут же ломая собственные версии происшествия, обогащая собственные скудные сведения столь же скудными сообщениями сослуживцев. Михайлову очень хотелось знать, что думает по поводу происшедшего Денисов, не последний человек в агентстве, по слухам, земляк покойного. Но Денисов, к разочарованию Михайлова, был неприступен. Михайлов топтался за его спиной и вопрошал: «Боже, что же станет теперь с конторой, со всеми нами?» И этот вопрос остался без ответа. Тогда Михайлов, воняя дешевой сигаретой, предпринял новую попытку разговорить Денисова.
– Это просто безумие какое-то – убивать ни в чем не повинного человека, такого классного специалиста, – воскликнул он. – Вы не находите, Сергей Сергеевич, что это безумие?
Денисов, внутренне посмеиваясь над Михайловым и его безграмотными тупыми вопросами, неопределенно пожал плечами:
– Конечно, безумие, Игорь.
Получив столь исчерпывающий ответ, Михайлов уходил, тяжело, по-стариковски передвигая ноги в плохо чищеных ботинках. Но стоило ему исчезнуть за дверью, как разговор пыталась начать заместитель главного бухгалтера Ольга Васильевна Модестова. Вот уже два дня как оперативники МУРа опечатали помещение бухгалтерии, со дня на день сотрудники «Русь-Люкс» ожидали проверки специалистов с Петровки и группы независимых экспертов, согласившихся дать свое заключение о деятельности «Русь-Люкс» милиции.
Модестова, исполнительная и обязательная по натуре, продолжала ходить на работу, высиживая полные восемь часов на чужом месте, волновалась, но в отличие от Михайлова старалась держать эмоции при себе. Стоило Михайлову выйти за дверь, Ольга Васильевна, сидевшая за соседним к Денисову столом, трогала его ладонью за плечо.
– Сергей Сергеевич, ну что вы все работаете, работаете? – Модестова говорила громко, будто обращалась не к одному Денисову, а к большой аудитории слушателей. – Ну, какой смысл в вашей работе? Останется наше агентство или всех разгонят – неизвестно.
– Вы думаете? Неужели вы думаете, вся наша работа пойдет прахом из-за гибели Кудрявцева? – Денисов оторвался от монитора и на вращающемся кресле повернулся к Ольге Васильевне.
– Говорят, и это совершенно достоверные сведения, а не те сплетни, что распространяет по коридорам Михайлов, – Модестова на своем стуле придвинулась ближе к Денисову, заговорила ещё тише, – так вот, рассказывают, Кудрявцева убили с дикой, звериной жестокостью. Никому не говорю об этом, только вам. Его привязали к деревянному креслу ремнями или веревками. А потом надругались над ним. Это даже сказать, выговорить трудно. Ему перерезали горло ножом, выкололи глаза, наконец, его оскопили, кастрировали. Настоящая мясная лавка, а не квартира. Вы представляете?
Денисов брезгливо поморщился, чмокнул губами и покачал головой. «Складно рассказываешь, – подумал он. – Правда, горло Кудрявцеву перерезали не ножом, а бритвой. И все остальное тоже бритвой… Ну, да это не важно». За последние дни Денисов выслушал от сослуживцев добрый десяток версий происшедшего. Одни говорили: Кудрявцев кончил жизнь самоубийством, снес себе полчерепа, засунул в рот ствол помпового ружья, нажал пальцем ноги на спусковой крючок.
Другие болтали, будто бывшего шефа зарезали с целью ограбления в собственном парадном, когда тот, проводив гостей до автобусной остановки, возвращался домой. Третьи говорили, умер внезапно от сердечного приступа, двое суток пролежал в ванной под струей кипятка, льющегося на тело из открытого крана, сварился настолько, что мясо отошло от костей.
– Надо же, оказывается, его зарезали, – Денисов вытащил из пачки сигарету и, прикурив её, глубоко затянулся. – От Михайлова я слышал совсем другую версию. Он говорит, будто Кудрявцева застрелили.
– Ой, слушайте вы их больше, особенно этого Михайлова, – Модестова махнула рукой. – Квартира Кудрявцева находится на территории РЭУ, где работает моя хорошая приятельница. При ней увозили в морг труп, проводили обыск. Говорит, ужас, такого насмотрелась. Убийцы поставили под кресло, к которому привязали Кудрявцева, огромную кастрюлю. Эта кастрюля оказалась полной крови. Скорее всего, убийцы боялись, что у соседей снизу появится кровавое пятно на потолке, и они слишком быстро вызовут милицию. Видно, хотели, чтобы труп обнаружили не сразу, а спустя какое-то время после преступления. Моя подруга спать не может. Вся эта картина: этот таз с кровью, этот труп, весь изрезанный, оскопленный – перед глазами. И выпала же Кудрявцеву такая ужасная нечеловеческая смерть.
– Поразительная жестокость, – сказал Денисов. – Это дело рук кавказцев. Скорее всего, наемные убийцы.
Он посмотрел, как Модестова протерла лоб платочком. С минуты на минуту Денисову должен был позвонить председатель общества реабилитации инвалидов «Восход» Сычев, а серьезный разговор в присутствии Модестовой вести не хотелось.
Конечно, ничего интересного Ольга Васильевна не услышит, несколько ничего не значащих реплик, и только, но лишние уши есть лишние уши. Возможно, телефоны «Русь-Люкс» поставлены на прослушивание, проводят, как это называется в милиции, оперативно-розыскные мероприятия. Пусть проводят, ежедневно в контору звонят сотни клиентов, каждый со своим делом, всех не проверишь, все концы не зацепишь, так что, пусть слушают на здоровье. Да и Сычев не вчера на свет появился, ему известно об убийстве Кудрявцева, известно, что сотрудники «Русь-Люкс» стоят на ушах, их ежедневно таскают в милицию.
В ресторане Денисов показал Сычеву документы на особняк, тому осталось только облизываться, поглядывая на бумажки. «Как видишь, дом чистый, – сказал Денисов со скромным достоинством, щелкнув замками, спрятал документы в свой кейс. – Не в моих правилах что-то рекламировать, но могу сказать, что сделка фантастически выгодная». «Меня можешь не уговаривать, – Сычев улыбнулся. – Единственная проблема – наличность. Я только что рассчитался за товар, сроки подошли. И ещё дал денег одному типу, приятелю. Чтобы найти деньги, мне понадобится ещё хотя бы дня два-три. Если подождешь, считай, договорились».
Вообще– то лишний день роли не играет, но в любом деле важна точность. Когда официант принес свинину на ребрышках с тушеной капустой, Сычев забыл обо всех делах, а о гибели Кудрявцева вспомнил только за десертом. «Нормальный мужик твой бывший шеф, -сказал он и погрустнел лицом. – Даже не верится, что его того, на бифштекс порезали… Поищут убийц и закроют дело. Такие преступления или раскрывают по горячим следам или вообще не раскрывают. Как в вашем офисе обстановка?» «Как обычно, – Денисов равнодушно пожал плечами. – Примерно недели на две деятельность конторы приостановят. Проверят документы и все такое. Кудрявцева убили, но контора-то осталась». Сычев пребывал в прекрасном расположении духа. «Три дня, больше ждать не могу, – сказал Денисов, проводив Сычева до его машины. – Находишь наличность – дом твой».
«Слишком уж сегодня он вежливый, – размышлял Денисов, шагая по улице к офису „Русь-Люкс“. Расплатился за мою жрачку в ресторане, улыбался без конца. Такое впечатление, будто это он хочет продать мне товар, а не наоборот. С чего бы это? Может, хочет меня кинуть на деньги? Вряд ли, не рискнет. Если я потеряю деньги, он потеряет особняк. С моей подачи сделка тут же будет признана незаконной. В пиковом случае меня могут обвинить в мошенничестве. Но все это бездоказательно. Я действовал в интересах „Русь-Люкс“ с согласия покойного Кудрявцева. И поди, докажи обратное. Если Сычев вздумает меня кинуть, накажет самого себя. Все это он понимает, не окончательно же мозги жиром заплыли. Нет, не должен он меня кинуть».
Денисов пробовал ободрить себя, подбирал в свою пользу все новые аргументы. Но мелкий червячок сомнения грыз и грыз изнутри, делая в душе все новые дырочки. «К неожиданностям я готов, – сказал себе Денисов. – Тут дело такое, неожиданности могут возникнуть. Но к ним я готов. Если я потеряю деньги, я потеряю только деньги. Сычев потеряет все». Другой голос, трезвый и ясный, сказал Денисову, что потеря денег для него – это потеря всей будущности, другой такой сказочный шанс уже вряд ли представится. «Тебе надо выходить из игры сейчас, пока ещё есть сила в руках и в голове, – сказал этот трезвый и ясный голос. – Пока ты сам не превратился в жалкого инвалида. Пока не началась умственная деградация. Закончи все сейчас».
Собственно, ломать этот спектакль было не перед кем. Иногда за спиной Денисова возникал Игорь Михайлов, сорокалетний дядька, числившийся агентом, но исполнявший в агентстве «Русь-Люкс» обязанности мальчика на побегушках, поди-принеси, нисколько не тяготившийся своим унизительным положением. Михайлов брал с соседнего стола очередную сигарету, бесцельно топтался на месте, пускал клубы зловонного дыма и пытался завязать разговор с Денисовым.
Но тот отвечал односложно, беседы не получалось, и Михайлов исчезал в коридоре или уходил в курилку на лестнице. Тему трагической гибели генерального директора «Русь-Люкс» Кудрявцева Михайлов был готов обсуждать бесконечно долго, выстраивая и тут же ломая собственные версии происшествия, обогащая собственные скудные сведения столь же скудными сообщениями сослуживцев. Михайлову очень хотелось знать, что думает по поводу происшедшего Денисов, не последний человек в агентстве, по слухам, земляк покойного. Но Денисов, к разочарованию Михайлова, был неприступен. Михайлов топтался за его спиной и вопрошал: «Боже, что же станет теперь с конторой, со всеми нами?» И этот вопрос остался без ответа. Тогда Михайлов, воняя дешевой сигаретой, предпринял новую попытку разговорить Денисова.
– Это просто безумие какое-то – убивать ни в чем не повинного человека, такого классного специалиста, – воскликнул он. – Вы не находите, Сергей Сергеевич, что это безумие?
Денисов, внутренне посмеиваясь над Михайловым и его безграмотными тупыми вопросами, неопределенно пожал плечами:
– Конечно, безумие, Игорь.
Получив столь исчерпывающий ответ, Михайлов уходил, тяжело, по-стариковски передвигая ноги в плохо чищеных ботинках. Но стоило ему исчезнуть за дверью, как разговор пыталась начать заместитель главного бухгалтера Ольга Васильевна Модестова. Вот уже два дня как оперативники МУРа опечатали помещение бухгалтерии, со дня на день сотрудники «Русь-Люкс» ожидали проверки специалистов с Петровки и группы независимых экспертов, согласившихся дать свое заключение о деятельности «Русь-Люкс» милиции.
Модестова, исполнительная и обязательная по натуре, продолжала ходить на работу, высиживая полные восемь часов на чужом месте, волновалась, но в отличие от Михайлова старалась держать эмоции при себе. Стоило Михайлову выйти за дверь, Ольга Васильевна, сидевшая за соседним к Денисову столом, трогала его ладонью за плечо.
– Сергей Сергеевич, ну что вы все работаете, работаете? – Модестова говорила громко, будто обращалась не к одному Денисову, а к большой аудитории слушателей. – Ну, какой смысл в вашей работе? Останется наше агентство или всех разгонят – неизвестно.
– Вы думаете? Неужели вы думаете, вся наша работа пойдет прахом из-за гибели Кудрявцева? – Денисов оторвался от монитора и на вращающемся кресле повернулся к Ольге Васильевне.
– Говорят, и это совершенно достоверные сведения, а не те сплетни, что распространяет по коридорам Михайлов, – Модестова на своем стуле придвинулась ближе к Денисову, заговорила ещё тише, – так вот, рассказывают, Кудрявцева убили с дикой, звериной жестокостью. Никому не говорю об этом, только вам. Его привязали к деревянному креслу ремнями или веревками. А потом надругались над ним. Это даже сказать, выговорить трудно. Ему перерезали горло ножом, выкололи глаза, наконец, его оскопили, кастрировали. Настоящая мясная лавка, а не квартира. Вы представляете?
Денисов брезгливо поморщился, чмокнул губами и покачал головой. «Складно рассказываешь, – подумал он. – Правда, горло Кудрявцеву перерезали не ножом, а бритвой. И все остальное тоже бритвой… Ну, да это не важно». За последние дни Денисов выслушал от сослуживцев добрый десяток версий происшедшего. Одни говорили: Кудрявцев кончил жизнь самоубийством, снес себе полчерепа, засунул в рот ствол помпового ружья, нажал пальцем ноги на спусковой крючок.
Другие болтали, будто бывшего шефа зарезали с целью ограбления в собственном парадном, когда тот, проводив гостей до автобусной остановки, возвращался домой. Третьи говорили, умер внезапно от сердечного приступа, двое суток пролежал в ванной под струей кипятка, льющегося на тело из открытого крана, сварился настолько, что мясо отошло от костей.
– Надо же, оказывается, его зарезали, – Денисов вытащил из пачки сигарету и, прикурив её, глубоко затянулся. – От Михайлова я слышал совсем другую версию. Он говорит, будто Кудрявцева застрелили.
– Ой, слушайте вы их больше, особенно этого Михайлова, – Модестова махнула рукой. – Квартира Кудрявцева находится на территории РЭУ, где работает моя хорошая приятельница. При ней увозили в морг труп, проводили обыск. Говорит, ужас, такого насмотрелась. Убийцы поставили под кресло, к которому привязали Кудрявцева, огромную кастрюлю. Эта кастрюля оказалась полной крови. Скорее всего, убийцы боялись, что у соседей снизу появится кровавое пятно на потолке, и они слишком быстро вызовут милицию. Видно, хотели, чтобы труп обнаружили не сразу, а спустя какое-то время после преступления. Моя подруга спать не может. Вся эта картина: этот таз с кровью, этот труп, весь изрезанный, оскопленный – перед глазами. И выпала же Кудрявцеву такая ужасная нечеловеческая смерть.
– Поразительная жестокость, – сказал Денисов. – Это дело рук кавказцев. Скорее всего, наемные убийцы.
Он посмотрел, как Модестова протерла лоб платочком. С минуты на минуту Денисову должен был позвонить председатель общества реабилитации инвалидов «Восход» Сычев, а серьезный разговор в присутствии Модестовой вести не хотелось.
Конечно, ничего интересного Ольга Васильевна не услышит, несколько ничего не значащих реплик, и только, но лишние уши есть лишние уши. Возможно, телефоны «Русь-Люкс» поставлены на прослушивание, проводят, как это называется в милиции, оперативно-розыскные мероприятия. Пусть проводят, ежедневно в контору звонят сотни клиентов, каждый со своим делом, всех не проверишь, все концы не зацепишь, так что, пусть слушают на здоровье. Да и Сычев не вчера на свет появился, ему известно об убийстве Кудрявцева, известно, что сотрудники «Русь-Люкс» стоят на ушах, их ежедневно таскают в милицию.
* * *
Два дня назад встретившись с Сычевым, они вместе долго осматривали особняк, переходя из комнаты в комнату и возвращаясь обратно, а затем плотно пообедали в ресторане. Денисов чувствовал: Сычев явно волнуется, слишком говорлив, слишком старается казаться остроумным, его просто-таки распирает от желания поскорее прибрать особняк к рукам. «Поселит там свою инвалидную контору или удумал что-то другое?» – спрашивал себя Денисов. Скорее всего, Сычев оставит особняк за собой, повесит на парадном входе вывеску своего общества и даже отведет одну из комнат на первом этаже под приемную для посетителей, которые к нему сроду дороги не знали. Обставит эту приемную, чем попало, создаст интерьер богадельни, посадит за письменные столы парочку понурых инвалидов, готовых целыми днями считать за окном ворон. Придет время, Сычев вытряхнет инвалидов и перепродаст особняк втридорога.В ресторане Денисов показал Сычеву документы на особняк, тому осталось только облизываться, поглядывая на бумажки. «Как видишь, дом чистый, – сказал Денисов со скромным достоинством, щелкнув замками, спрятал документы в свой кейс. – Не в моих правилах что-то рекламировать, но могу сказать, что сделка фантастически выгодная». «Меня можешь не уговаривать, – Сычев улыбнулся. – Единственная проблема – наличность. Я только что рассчитался за товар, сроки подошли. И ещё дал денег одному типу, приятелю. Чтобы найти деньги, мне понадобится ещё хотя бы дня два-три. Если подождешь, считай, договорились».
Вообще– то лишний день роли не играет, но в любом деле важна точность. Когда официант принес свинину на ребрышках с тушеной капустой, Сычев забыл обо всех делах, а о гибели Кудрявцева вспомнил только за десертом. «Нормальный мужик твой бывший шеф, -сказал он и погрустнел лицом. – Даже не верится, что его того, на бифштекс порезали… Поищут убийц и закроют дело. Такие преступления или раскрывают по горячим следам или вообще не раскрывают. Как в вашем офисе обстановка?» «Как обычно, – Денисов равнодушно пожал плечами. – Примерно недели на две деятельность конторы приостановят. Проверят документы и все такое. Кудрявцева убили, но контора-то осталась». Сычев пребывал в прекрасном расположении духа. «Три дня, больше ждать не могу, – сказал Денисов, проводив Сычева до его машины. – Находишь наличность – дом твой».
«Слишком уж сегодня он вежливый, – размышлял Денисов, шагая по улице к офису „Русь-Люкс“. Расплатился за мою жрачку в ресторане, улыбался без конца. Такое впечатление, будто это он хочет продать мне товар, а не наоборот. С чего бы это? Может, хочет меня кинуть на деньги? Вряд ли, не рискнет. Если я потеряю деньги, он потеряет особняк. С моей подачи сделка тут же будет признана незаконной. В пиковом случае меня могут обвинить в мошенничестве. Но все это бездоказательно. Я действовал в интересах „Русь-Люкс“ с согласия покойного Кудрявцева. И поди, докажи обратное. Если Сычев вздумает меня кинуть, накажет самого себя. Все это он понимает, не окончательно же мозги жиром заплыли. Нет, не должен он меня кинуть».
Денисов пробовал ободрить себя, подбирал в свою пользу все новые аргументы. Но мелкий червячок сомнения грыз и грыз изнутри, делая в душе все новые дырочки. «К неожиданностям я готов, – сказал себе Денисов. – Тут дело такое, неожиданности могут возникнуть. Но к ним я готов. Если я потеряю деньги, я потеряю только деньги. Сычев потеряет все». Другой голос, трезвый и ясный, сказал Денисову, что потеря денег для него – это потеря всей будущности, другой такой сказочный шанс уже вряд ли представится. «Тебе надо выходить из игры сейчас, пока ещё есть сила в руках и в голове, – сказал этот трезвый и ясный голос. – Пока ты сам не превратился в жалкого инвалида. Пока не началась умственная деградация. Закончи все сейчас».