Страница:
Иными словами, соотношение между свободами и несвободами различных типов всегда разные и отражают особенности того или иного государства. Так, в Канаде, Швеции, Уругвае, Саудовской Аравии, Омане люди вполне счастливы, но если в первых трех имеется выборность властей, то в последних двух она полностью отсутствует – это страны с абсолютной монархией. При этом бизнесом свободно и без боязни можно заниматься во всех этих странах.
Следует еще раз подчеркнуть, что степень жесткости власти и, как следствие, уровень политических свобод определяется не простым желанием философов, а необходимостью обеспечить стабильность в обществе и аккумулировать имеющуюся активность у каждого из граждан в единый мощный поток. Здесь важное значение имеет величина пассионарного напряжения этнической системы. Если эта величина большая и количество пассионарных людей велико, то их необходимо сдерживать, дабы они не начали употреблять свою иррациональную активность во вред окружающим и самим себе и не превратили бы все в хаос. И именно потому, что их много, здесь требуется жесткая система дисциплины. В противном случае, они выйдут из-под контроля, и тогда начнется разгул пассионарности, как это было, например, в эпоху феодальных войн в Европе, когда короли не смогли удержать феодалов в подчинении и те стали отстаивать свои права с таким рвением, что отовсюду раздавался стон народа.
Если же пассионарность мала, то жесткая система правления, призванная подавлять инициативу на местах, своим весом придавит все то, что осталось и уничтожит все жизненные формы общества. В этом случае как раз требуется не жесткая, а мягкая форма управления, которая легко позволяет проявиться даже мало активному человеку. Действительно, если реальной пассионарности нет, то для выживания требуется использовать ее остатки и сделать возможным любые формы ее проявления (разумеется, кроме человеконенавистнических).
Наконец, промежуточная величина пассионарности предполагает промежуточную степень жесткости системы управления, власти. А поскольку именно такая ситуация имеет место быть в современной России, то именно средняя по жесткости власть наиболее приемлема и полезна для нее. Мягкая власть, как это есть, например, на Западе, у нас приведет к хаосу, а тоталитарный режим уничтожит всю жизненную силу, которая в России еще осталась. В обоих случаях ситуация оказывается неустойчивой, а соответствующие принципы управления являются вредными.
Таким образом, идея ограниченной демократии в России, предлагаемая в этой работе, есть не нонсенс, а само естество, продиктованное требованием максимальной полезности. Ведь для общества объективно, и следовательно, полезно то, что диктуемо объективным раскладом обстоятельств, включающих в себя всю гамму реально действующих факторов, и в первую очередь основных, системообразующих. При этом ограниченная демократия – это реализация синтеза прозападничества и русофильства, дающая надежду на подлинную, идейную цельность всего общества, и как следствие – его успешное существование и развитие в будущем.
5.4. Топология власти
Следует еще раз подчеркнуть, что степень жесткости власти и, как следствие, уровень политических свобод определяется не простым желанием философов, а необходимостью обеспечить стабильность в обществе и аккумулировать имеющуюся активность у каждого из граждан в единый мощный поток. Здесь важное значение имеет величина пассионарного напряжения этнической системы. Если эта величина большая и количество пассионарных людей велико, то их необходимо сдерживать, дабы они не начали употреблять свою иррациональную активность во вред окружающим и самим себе и не превратили бы все в хаос. И именно потому, что их много, здесь требуется жесткая система дисциплины. В противном случае, они выйдут из-под контроля, и тогда начнется разгул пассионарности, как это было, например, в эпоху феодальных войн в Европе, когда короли не смогли удержать феодалов в подчинении и те стали отстаивать свои права с таким рвением, что отовсюду раздавался стон народа.
Если же пассионарность мала, то жесткая система правления, призванная подавлять инициативу на местах, своим весом придавит все то, что осталось и уничтожит все жизненные формы общества. В этом случае как раз требуется не жесткая, а мягкая форма управления, которая легко позволяет проявиться даже мало активному человеку. Действительно, если реальной пассионарности нет, то для выживания требуется использовать ее остатки и сделать возможным любые формы ее проявления (разумеется, кроме человеконенавистнических).
Наконец, промежуточная величина пассионарности предполагает промежуточную степень жесткости системы управления, власти. А поскольку именно такая ситуация имеет место быть в современной России, то именно средняя по жесткости власть наиболее приемлема и полезна для нее. Мягкая власть, как это есть, например, на Западе, у нас приведет к хаосу, а тоталитарный режим уничтожит всю жизненную силу, которая в России еще осталась. В обоих случаях ситуация оказывается неустойчивой, а соответствующие принципы управления являются вредными.
Таким образом, идея ограниченной демократии в России, предлагаемая в этой работе, есть не нонсенс, а само естество, продиктованное требованием максимальной полезности. Ведь для общества объективно, и следовательно, полезно то, что диктуемо объективным раскладом обстоятельств, включающих в себя всю гамму реально действующих факторов, и в первую очередь основных, системообразующих. При этом ограниченная демократия – это реализация синтеза прозападничества и русофильства, дающая надежду на подлинную, идейную цельность всего общества, и как следствие – его успешное существование и развитие в будущем.
5.4. Топология власти
Все существующие проблемы и угрозы являются своего рода граничными условиями, в которых вынуждена существовать и действовать государственная власть в России.
Настоящая власть всегда хочет выжить и поэтому обречена быть ответственной перед собой. В противном случае это не власть, а что-то другое – ее подобие или ее мумия. Ответственность подразумевает анализ и учет самых разных моментов и факторов, а поскольку все они так или иначе сводимы к трем основным (пассионарный, демографический, климатический), которые в случае медленных, постепенных изменений могут считаться независимыми, то можно говорить о нахождении власти любого государства в области трехфакторности, или, нагляднее, в области некоторого трехмерного пространства, в котором в качестве независимых координатных осей служат пассионарная, демографическая и климатическая оси. Трехмерность в этой конструкции не является догмой и если какой-то исследователь покажет, что независимых (системных) факторов, влияющих на жизнь человечества, не три, а больше или меньше, и укажет их поименно, то можно будет считать, что и власть государства находится в соответствующем N-мерном пространстве факторов. Однако пока этого не сделано, я буду исходить из трехмерной модели.
С течением времени роль и сила факторов меняется, и власть это должна учитывать, что можно выразить в движении точки, олицетворяющей эту власть, в четырехмерном пространстве, которое получается достраиванием к трехфакторному пространству временной координаты. Все это справедливо, если условия, в которых живет государство, изменяются незначительно, поскольку в этом квазистатическом случае координатные оси можно представить как независимые. Таким образом, существование власти в данном пространстве графически выражается линией, причем линия будет прямой. Это означает, что действия власти оказываются предсказуемыми, как и сама жизнь в устойчивое время. При этом разные силы в обществе достаточно одинаково интерпретируют то, что было и определяют то, что будет. В такой конструкции оппозиционные партии представляются как центры альтернативных сил, отражающие заинтересованность в определенных представлениях о месте государства в факторном пространстве, т.е. они предстают как некие точки, отличающиеся от властной точки. Эти партии желают занять место власти и проецируют себя в эту точку. Они как-бы вступают на место власти, хотя и высказывают свое мнение со своей точки зрения, т.е. с той точки зрения, где они находятся реально, вне проекции.
Повторим, в квазистатическом случае движение власти определяется прямой линией, которая со всех ракурсов рассмотрения есть прямая. Поэтому у разных партий, независимо от их ракурса проецирования на власть, не возникает каких-либо принципиальных отличий в рецептах решения насущных проблем. Можно сказать так: все партии, несмотря на то, что являются выразителями разных сил, видят необходимую жизнь власти единообразно, в одной конфигурации (прямой линии), не расходясь принципиально с оценками самой власти относительно прошлого, настоящего и будущего. Расхождения могут быть лишь в малых деталях и выражаться в терминах быстрее-медленнее, лучше-хуже и т.п. Тогда весь политический спектр может быть помещен на некую сферу, у которой центром служит властная точка. Если в течение длительного времени изменения происходили лишь по одному фактору Х, а по другим изменений практически не было, то все движения властной точки происходят лишь в плоскости фактор Х – время Т и политические партии оказываются размещенными вдоль одной линии. Именно такая ситуация наблюдается в странах Запада в последний век, где вариация, да и то незначительная, происходит лишь по фактору пассионарности, который определяет развитие в социально-экономической области. В итоге, там сформировалась политическая система типа центр – левое-правое или еще проще (как в США) центр – не-центр, когда все партии размещаются вдоль прямой. Иными словами, в спокойной ситуации политическая устроенность оказывается одномерной.
Если же или в самой стране или вокруг нее ситуация меняется быстро, скачком, то политические партии уже не могут быть размещены в пространстве независимых факторов, поскольку они оказываются взаимосвязанными, при этом все они входят в зависимость не только друг от друга, но и любых, в том числе случайных, действий самой власти. Например, после нового пассионарного толчка, когда этногенез новообразующегося этноса входит в фазу подъема, наблюдается резкое повышение рождаемости и количество населения начинает увеличиваться быстрыми темпами, при этом усиливается антропогенная нагрузка на окружающий ландшафт, что приводит к его деформациям. Другой пример: если в районе комфортной увлажненности вдруг наступает многолетняя сушь, то народ слабеет, население его уменьшается и из воинственного превращается в обороняющегося [52]. Во всех этих и многих других случаях жизнь народа сильнейшим образом зависит от способностей лидера, от его таланта как руководителя и его умения, с одной стороны – подавлять паникеров, а с другой – убеждать в необходимости жестких мер для выживания. Таким образом, при резких изменениях хотя бы одного системного фактора все фактор-пространство сворачивается в центральную, властную точку, в нее же сворачиваются и так называемые альтернативные партии. Теперь они и в самом деле так называемыеальтернативные, поскольку их существование целиком и полностью определяется и порождается самой властью. Партии, направленные на оппозицию, становятся псевдооппозиционными, в дальнейшем будем их называть фантомами. Власть замыкается на себя и оказывается самогенерирующей ценностью. По мере успокаивания ситуации этот коллапс постепенно рассасывается и партии-фантомы, порожденные центром, уходят в никуда, но на политическом Олимпе скачком появляются новые общественные группы, которые самостоятельны в своих действиях и взглядах на жизнь. Не запрещено, чтобы в такие группы переродились некоторые фантомные образования, изменив при этом свое содержание.
Иными словами, в переходные периоды в условиях резко изменившихся обстоятельств устойчива лишь однопартийная конструкция, причем существующая партия есть партия власти. Если же в это время возникает другая, действительно самостоятельная организация, то ситуация оказывается сильно неустойчивой, топологически запрещенной, выливающейся в серьезную борьбу за выживание между властью и этой оппозицией или заканчивающейся расколом государства, где в каждом новообразовании управляет одна самостоятельная партия. Например, в 1917 г. после революции партийная борьба в России между силами, устремленными на самостоятельность, окончилась явной победой большевиков и физическим уничтожением остальных противников. Другой пример: империя Карла Великого развалилась в 843 г. вследствие входа этногенеза Европы, начавшегося от пассионарного толчка конца VIII в. [2], в явную стадию своего подъема. У франков, которые были ведущим племенем империи, зародились две конкурирующие партии, возглавляемые внуками Карла – Людовиком Немецким и Карлом Лысым. Это обстоятельство и привело к выделению из империи территорий, которые впоследствии стали называться Германией и Францией.
Приведенные примеры можно множить, но главное понятно – предлагаемый топологический метод позволяет качественно верно отразить и осмыслить ситуацию, хотя, конечно, не способен выявить детали. С его помощью попробуем понять события в России после развала СССР в 1991 г., который, между прочим, произошел при возникновении раскола в правящей коммунистической партии и оформлении двух противоборствующих группировок, одна из которых держалась за прежние идеи (СССР – теза, Запад – антитеза), а другая – за идею противоположного типа (СССР – антитеза, Запад – теза).
Так вот, после переоформления России в новом качестве после раскола СССР, у нее была лишь одна реальная партия – партия власти. Названия здесь роли не играют. В начале это был «Демократический Выбор России», затем «Наш Дом Россия», а теперь – «Единая Россия». Все остальные общественные структуры и объединения никогда не были самостоятельными в течение сколь-либо заметного срока, а порождались самой властью вследствие необходимости обеспечения себе политического маневра.
«Коммунистическая партия России», «Либерально-Демократическая партия России», РОДИНА, ЯБЛОКО, «Союз Правых Сил» и т.п. – это или всего лишь миражи, существующие не как проповедники альтернативных идей и действий, а как создатели видимости всего этого, или закамуфлированные стороны самой власти. Зачем это власти надо?
Они ей нужны как для создания иллюзии существования в России демократии западного толка (чтобы Запад успокоился), так и для снятия эмоционального напряжения в обществе, которое возникает вследствие быстрого изменения экономической и социальной ситуации, и для иных тактических целей. Иногда ситуация грозила потерять контроль и политическое противостояние казалось совершенно честным и серьезным. Однако это лишь на первый взгляд. Конечно, в ряде случаев власть, так сказать, халтурила и пропускала опасные поползновения в свой адрес со стороны фантомных партий. Ведь везде есть те, которые не понимают ситуации. Это касается и власти и фантомов. И как власть периодически пропускает брак в своей работе, так и в «альтернативных» партиях иногда возникает стремление перестать быть «альтернативными» и стать ими по существу. Важно лишь, что все подобные эксцессы всегда заканчивались ничем.
Лишь один раз противостояние было действительно серьезным, когда в самой властной структуре появилась альтернатива, в период 1992 – 1993 гг. В это время первый помощник президента Б.Н. Ельцина Р.И. Хасбулатов стал председателем парламента. Согласно действовавшей конституции значительная часть реальной власти принадлежала депутатам, а часть (в том числе военная) была у президента. Сформировавшаяся ситуация двоевластия была неустойчивой, и в определенный момент Хасбулатов решил покончить с ней и перетянуть все полномочия на себя, оставив за президентом, т.е. за Ельциным, лишь незначительные функции. Власть раскололась, и это грозило вылиться в крупное, кровавое противостояние в обществе. В итоге Ельцин как верховный главнокомандующий приказал осенью 1993 г. войскам расстрелять из танков здание парламента. Реально это была гражданская мини-война, которая не переросла в большую резню по двум причинам.
Первая причина имеет локальный характер и заключается в том, что подавление антипрезидентских настроений было осуществлено быстро и в этом смысле эффективно, так что электронные средства массовой информации, с одной стороны, контролируемые Ельциным, а с другой – разделяющие его взгляды, смогли представить дело как подавление президентом антинародного мятежа. Если бы военная стычка приняла затяжной характер, то представить дело как подавление антинародногомятежа было бы намного труднее. Тогда события могли получить автокаталитический характер, наподобие схода снежной лавины. Но все произошло быстро и лавина не успела разрастись не только по России, но и по самой Москве.
Вторая причина гораздо глубже первой. Дело в том, что победа Хасбулатова в противостоянии внутри власти означала бы превращение России в парламентскую республику, способную устойчиво существовать в условиях долгой спокойной жизни государства, но невозможную во времена резких перемен. Ведь парламентская форма правления имеет смысл только когда есть несколько независимых партий, формирующих парламент и его руководство. При этом все партии должны отражать существование разных сил, структурно оформленных интересов, которые борются, но не взаимоуничтожают друг друга. Однако в соответствии с топологической моделью в кризисные моменты это невозможно, возможен лишь один властный центр. В этом случае естественнее и проще этот центр легитимизировать в виде сильной президентской формы управления, не допускающей (или сильно затрудняющей) внутреннего раскола и обеспечивающей устойчивость политической системы. Президент Ельцин стремился именно к этому, к устойчивости своей власти и, следовательно, к стабилизации политической ситуации. Поэтому он и победил. Люди, по большому счету, просто не захотели поддержать Хасбулатова, за которым просматривался дальнейший раздор, и поддержали президента, который своей центральной властью цементировал политическую ситуацию. Тот факт, что граждане России спокойно отнеслись к расстрелу здания парламента, говорит о том, что они голосовали не за личности, а за структуру политического устройства.
После этого была создана конституция, де-юре закрепляющая сильную президентскую форму правления в России. С тех пор и до сего времени властный центр не допускает серьезные организации до политической арены. Например, в 1999 г. на выборы в государственную Думу выдвинулось политическое объединение во главе с мэром Москвы Ю.М. Лужковым и экс-премьер министром Е.М Примаковым. Эти влиятельные люди, на практике показавшие свое умение работать на благо людей, стали консолидировать вокруг себя значительные интересы и силы и грозили получить в парламенте большинство. Это большинство состояло бы из людей, ориентированных на работу в России, на стабилизацию экономики и тем самым входило в противоречие интересам группировки «семьи» президента Ельцина, у которой были совсем иные задачи. Ельцин через своего нелегитимного помощника Березовского направил всю мощь средств массовой информации на Лужкова и Примакова, забыв о коммунистах. В итоге группа Лужкова и Примакова получила в парламенте в несколько раз меньше голосов, чем могла бы получить и не состоялась как реальная оппозиция. Ельцин же, получив сильно раздробленный парламент и плохую, предкризисную экономику, уверовал в законченность своей миссии, что, видимо, и позволило ему отойти в сторону, а на свое место поставить В.В. Путина, чтобы тем самым снять с себя ответственность за содеянное. При этом он со своей кулуарной властью стремился не упускать способов получения политических дивидендов. Однако он не учел того обстоятельства, что новый президент по силе вещей, закрепленных в конституции, которую Ельцин сам и создавал, автоматически становится властным центром, а любая реальная сила, претендующая на власть или даже на деле осуществляющая кулуарное, теневое управление, становится оппозицией. И чем серьезнее эта оппозиция, тем закономернее и неотвратимее конфликт между ею и президентом. Такой конфликт и в самом деле произошел и имел форму предъявления серьезных обвинений со стороны Ген. прокуратуры НК ЮКОСу, которая представляла собой финансовый хребет проамериканской группировки Ельцина. Путин сломал основу теневой власти и понизил до приемлемого уровня ее влияние. Как и в случае с Лужковым и Примаковым, так и здесь президентская власть доказала свою способность быть таковой, т.е. способность устранять реальных конкурентов. Причем, если в первом случае власть стратегически была направлена на дестабилизацию экономики и убирала силы, которые были способны ей этому помешать, то во втором случае наблюдалась противоположная картина: Путин убирал с политической сцены проамерикански настроенную силу. Но в каждом случае власть эффективно боролась с реальными конкурентами, а партии-фантомы оставляла без своего видимого внимания.
Здесь возможны возражения и сомнения относительно того, что КПРФ, ЛДПР, СПС, ЯБЛОКО, а на сегодняшний день еще и блок РОДИНА, являются не теми структурами, за которые себя выдают. Рассмотрим эту тему подробнее.
После развала СССР власть в России перешла к тем коммунистам, которые находились в оппозиции к прежнему руководству. Среди тех, кто стал крупным чиновником, было множество представителей из прежней высшей номенклатуры. Например, таковым был сам Ельцин. Просто когда прежняя власть раскололась, то поддержавшие новые «демократические» веяния были допущены к властному пирогу, а желавшие реставрации были от него отлучены. Эти вторые не захотели менять свое клише и стали называться КПРФ. В первое время вся их деятельность сводилась к критике, к воспоминаниям о прошлых «розовых» днях, забыв при этом и гражданскую резню после 1917 г., и войну с Германией 1941 – 1945 гг, которая была бы невозможна без уничтожения Сталиным пассионарной элиты страны (Гитлер не осмелился бы тогда напасть), и голодные очереди к пустым магазинам в 80-е годы. Они забыли все свои грехи, поместив между собой и людьми розовое стекло: вот, мол, какие мы белые и пушистые. Под этим покровом они реально стремились к утерянной власти через возврат к прошлым порядкам и потому поддержали Хасбулатова в 1993 г. в его борьбе против Ельцина. В случае победы антипрезидентства внутри этой коалиции неминуемо разразилась бы новая борьба, однако этому не пришлось случиться. Хасбулатов и КПРФ проиграли. Ельцин нагнал на них изрядного страха и выбил из них желание осуществлять реальные действия по захвату власти, и это понятно: почти вся пассионарность, всегда стремящаяся к новизне, не желающая жить так, как раньше, т.е. настроенная на создание новых, ей угодных порядков, была на стороне Ельцина, который поначалу не осознавал своего вассального положения относительно Запада и осуществлял необходимые преобразования. У Хасбулатова среди сторонников были весьма энергичные люди, однако их было явно меньше, чем у президента. А вот у КПРФ активных сторонников практически не было, поскольку это были сплошь люди из старого прогнившего аппарата КПСС, где пахло не пассионарностью и свежестью, а одной лишь тиной и паутиной. Иными словами, пассионарность стеклась преимущественно в топологическую властную лунку президента Ельцина. Это и решило исход противостояния в прежней властной элите: новая элита под флагом «демократов» оторвалась от старого коммунистического прошлого и стала называться президентской, а проигравшая сторона как пассионарно неоформленная, испугалась и отошла в тень. С тех пор они там и находятся. Ведь чтобы выйти из тени и не испугаться заявить о своих притязаниях, и не только заявить, но и еще реально двигаться к власти, необходима страсть, пассионарность, причем не одного человека (один в поле не воин), а большого количества сторонников.
Пассионарности, кроме всего прочего, нужна идея, ради которой она готова выражать себя и которой она готова служить. Какую же идею предлагают коммунисты? После событий 1993 г. они перестали говорить об отмене права собственности на средства производства, и это принципиально. Они по факту отказались от своего «Манифеста…», на который молились долгое время и признали, что люди имеют право владеть, распоряжаться и т.д. не только домашней утварью, но и тем, что является инструментом в умелых руках, инструментом создания новой продукции, в том числе и эрзац-продукта – денег. Подумать только! Они позвололи-таки людям самим, без их согласия, работать и наслаждаться этой жизнью. И это после того, как их идолы (Ленин, Сталин) уничтожали младенцев только из-за подозрения их принадлежности к той семье, которая имела счастье быть активной, трудолюбивой, ответственной (кулаки)…Короче говоря, коммунисты отступились от старой идеологии. Ведь их идеология требовала способности к надрыву, сверхнапряжению. В 1917 г. таковая еще была, в 1993 г. обнаружилось, что ее уже нет. Российское общество перестало быть способным к сверхнапряжению. Остатки активных людей ловят соответствующие настроения и ориентируются в сторону просто комфортной жизни. И если для этого нужно проявить волю и целеустремленность, то они их проявят, но вот умирать за непонятное «завтра» они уже не хотят. Коммунисты остались без пассионарности, которая утекла в актуальном для нее направлении (устроение экономики) и превратились в заурядных социал-демократов: спокойно, выгодно, но скучно. В то же время менять свое название они не захотели и остались «коммунистами», так что под старой личиной сейчас кроется новое содержание. Зачем им это надо?
Ясно зачем – таким образом они борются за свой специфический электорат. Ностальгирующие по своей молодости пожилые люди ассоциируют свои счастливые дни в прошлом с коммунистическим строем, несмотря на то, что многие из них жили очень тяжело. По старой памяти они голосуют на выборах за название «коммунистическая», не вдаваясь в существо дела. Им неинтересно, что эти «коммунисты» ездят на супер дорогих машинах, живут в супер дорогих квартирах или домах, владеют сами или через своих ближайших родственников большими площадями (десятки и сотни гектар) земельных угодий, их дети – процветающие бизнесмены. Пожилым свойственна ностальгия по своей молодости, что умело эксплуатируется КПРФ.
На сегодняшний день верхушка КПРФ – это капиталисты и латифундисты, замаскировавшиеся под радетелей нищих и угнетенных. А раз так, то им выгодно поддерживать стабильность в обществе. Рабочие восстания им уже не нужны, а нужен благоприятный инвестиционный климат, малая инфляция и т.п., поскольку тогда их хозяйственные активы резко подорожают. Такую ситуацию можно лишь приветствовать, однако важно, что всяческая их критика власти – это не стремление самим иметь власть с тем, чтобы претворять идеи коммунизма и нести реальную ответственность, а или обычная социал-демократическая работа, или политическая торговля с тайным устремлением дистанцироваться от любой ответственности, в конечном счете – дистанцироваться от власти.
Иными словами, КПРФ в ее нынешнем виде – это не альтернатива существующим порядкам. В то же время само название этой партии отсылает в прошлые антикапиталистические времена и требует противостояния. А раз противостояния нет (КПРФ – это не альтернатива), то мы имеем игру: власть делает вид, что «коммунисты» в кавычках – это коммунисты без кавычек, а те, в свою очередь, делают вид, что позиционируют власти. В этой игре заинтересованы и одни и другие: КПРФ имеет материальные и одни лишь материальные блага (вот такие вот материалисты), а президент не знает забот с политическим противостоянием в обществе и в парламенте. В итоге все довольны, а страна спокойно развивается. Ну, скажите после этого, разве КПРФ – не фантом? Это именно фантом, и никак иначе. После распада СССР она еще имела амбиции стать властью. Сейчас от этих амбиций уже практически ничего не осталось.
Настоящая власть всегда хочет выжить и поэтому обречена быть ответственной перед собой. В противном случае это не власть, а что-то другое – ее подобие или ее мумия. Ответственность подразумевает анализ и учет самых разных моментов и факторов, а поскольку все они так или иначе сводимы к трем основным (пассионарный, демографический, климатический), которые в случае медленных, постепенных изменений могут считаться независимыми, то можно говорить о нахождении власти любого государства в области трехфакторности, или, нагляднее, в области некоторого трехмерного пространства, в котором в качестве независимых координатных осей служат пассионарная, демографическая и климатическая оси. Трехмерность в этой конструкции не является догмой и если какой-то исследователь покажет, что независимых (системных) факторов, влияющих на жизнь человечества, не три, а больше или меньше, и укажет их поименно, то можно будет считать, что и власть государства находится в соответствующем N-мерном пространстве факторов. Однако пока этого не сделано, я буду исходить из трехмерной модели.
С течением времени роль и сила факторов меняется, и власть это должна учитывать, что можно выразить в движении точки, олицетворяющей эту власть, в четырехмерном пространстве, которое получается достраиванием к трехфакторному пространству временной координаты. Все это справедливо, если условия, в которых живет государство, изменяются незначительно, поскольку в этом квазистатическом случае координатные оси можно представить как независимые. Таким образом, существование власти в данном пространстве графически выражается линией, причем линия будет прямой. Это означает, что действия власти оказываются предсказуемыми, как и сама жизнь в устойчивое время. При этом разные силы в обществе достаточно одинаково интерпретируют то, что было и определяют то, что будет. В такой конструкции оппозиционные партии представляются как центры альтернативных сил, отражающие заинтересованность в определенных представлениях о месте государства в факторном пространстве, т.е. они предстают как некие точки, отличающиеся от властной точки. Эти партии желают занять место власти и проецируют себя в эту точку. Они как-бы вступают на место власти, хотя и высказывают свое мнение со своей точки зрения, т.е. с той точки зрения, где они находятся реально, вне проекции.
Повторим, в квазистатическом случае движение власти определяется прямой линией, которая со всех ракурсов рассмотрения есть прямая. Поэтому у разных партий, независимо от их ракурса проецирования на власть, не возникает каких-либо принципиальных отличий в рецептах решения насущных проблем. Можно сказать так: все партии, несмотря на то, что являются выразителями разных сил, видят необходимую жизнь власти единообразно, в одной конфигурации (прямой линии), не расходясь принципиально с оценками самой власти относительно прошлого, настоящего и будущего. Расхождения могут быть лишь в малых деталях и выражаться в терминах быстрее-медленнее, лучше-хуже и т.п. Тогда весь политический спектр может быть помещен на некую сферу, у которой центром служит властная точка. Если в течение длительного времени изменения происходили лишь по одному фактору Х, а по другим изменений практически не было, то все движения властной точки происходят лишь в плоскости фактор Х – время Т и политические партии оказываются размещенными вдоль одной линии. Именно такая ситуация наблюдается в странах Запада в последний век, где вариация, да и то незначительная, происходит лишь по фактору пассионарности, который определяет развитие в социально-экономической области. В итоге, там сформировалась политическая система типа центр – левое-правое или еще проще (как в США) центр – не-центр, когда все партии размещаются вдоль прямой. Иными словами, в спокойной ситуации политическая устроенность оказывается одномерной.
Если же или в самой стране или вокруг нее ситуация меняется быстро, скачком, то политические партии уже не могут быть размещены в пространстве независимых факторов, поскольку они оказываются взаимосвязанными, при этом все они входят в зависимость не только друг от друга, но и любых, в том числе случайных, действий самой власти. Например, после нового пассионарного толчка, когда этногенез новообразующегося этноса входит в фазу подъема, наблюдается резкое повышение рождаемости и количество населения начинает увеличиваться быстрыми темпами, при этом усиливается антропогенная нагрузка на окружающий ландшафт, что приводит к его деформациям. Другой пример: если в районе комфортной увлажненности вдруг наступает многолетняя сушь, то народ слабеет, население его уменьшается и из воинственного превращается в обороняющегося [52]. Во всех этих и многих других случаях жизнь народа сильнейшим образом зависит от способностей лидера, от его таланта как руководителя и его умения, с одной стороны – подавлять паникеров, а с другой – убеждать в необходимости жестких мер для выживания. Таким образом, при резких изменениях хотя бы одного системного фактора все фактор-пространство сворачивается в центральную, властную точку, в нее же сворачиваются и так называемые альтернативные партии. Теперь они и в самом деле так называемыеальтернативные, поскольку их существование целиком и полностью определяется и порождается самой властью. Партии, направленные на оппозицию, становятся псевдооппозиционными, в дальнейшем будем их называть фантомами. Власть замыкается на себя и оказывается самогенерирующей ценностью. По мере успокаивания ситуации этот коллапс постепенно рассасывается и партии-фантомы, порожденные центром, уходят в никуда, но на политическом Олимпе скачком появляются новые общественные группы, которые самостоятельны в своих действиях и взглядах на жизнь. Не запрещено, чтобы в такие группы переродились некоторые фантомные образования, изменив при этом свое содержание.
Иными словами, в переходные периоды в условиях резко изменившихся обстоятельств устойчива лишь однопартийная конструкция, причем существующая партия есть партия власти. Если же в это время возникает другая, действительно самостоятельная организация, то ситуация оказывается сильно неустойчивой, топологически запрещенной, выливающейся в серьезную борьбу за выживание между властью и этой оппозицией или заканчивающейся расколом государства, где в каждом новообразовании управляет одна самостоятельная партия. Например, в 1917 г. после революции партийная борьба в России между силами, устремленными на самостоятельность, окончилась явной победой большевиков и физическим уничтожением остальных противников. Другой пример: империя Карла Великого развалилась в 843 г. вследствие входа этногенеза Европы, начавшегося от пассионарного толчка конца VIII в. [2], в явную стадию своего подъема. У франков, которые были ведущим племенем империи, зародились две конкурирующие партии, возглавляемые внуками Карла – Людовиком Немецким и Карлом Лысым. Это обстоятельство и привело к выделению из империи территорий, которые впоследствии стали называться Германией и Францией.
Приведенные примеры можно множить, но главное понятно – предлагаемый топологический метод позволяет качественно верно отразить и осмыслить ситуацию, хотя, конечно, не способен выявить детали. С его помощью попробуем понять события в России после развала СССР в 1991 г., который, между прочим, произошел при возникновении раскола в правящей коммунистической партии и оформлении двух противоборствующих группировок, одна из которых держалась за прежние идеи (СССР – теза, Запад – антитеза), а другая – за идею противоположного типа (СССР – антитеза, Запад – теза).
Так вот, после переоформления России в новом качестве после раскола СССР, у нее была лишь одна реальная партия – партия власти. Названия здесь роли не играют. В начале это был «Демократический Выбор России», затем «Наш Дом Россия», а теперь – «Единая Россия». Все остальные общественные структуры и объединения никогда не были самостоятельными в течение сколь-либо заметного срока, а порождались самой властью вследствие необходимости обеспечения себе политического маневра.
«Коммунистическая партия России», «Либерально-Демократическая партия России», РОДИНА, ЯБЛОКО, «Союз Правых Сил» и т.п. – это или всего лишь миражи, существующие не как проповедники альтернативных идей и действий, а как создатели видимости всего этого, или закамуфлированные стороны самой власти. Зачем это власти надо?
Они ей нужны как для создания иллюзии существования в России демократии западного толка (чтобы Запад успокоился), так и для снятия эмоционального напряжения в обществе, которое возникает вследствие быстрого изменения экономической и социальной ситуации, и для иных тактических целей. Иногда ситуация грозила потерять контроль и политическое противостояние казалось совершенно честным и серьезным. Однако это лишь на первый взгляд. Конечно, в ряде случаев власть, так сказать, халтурила и пропускала опасные поползновения в свой адрес со стороны фантомных партий. Ведь везде есть те, которые не понимают ситуации. Это касается и власти и фантомов. И как власть периодически пропускает брак в своей работе, так и в «альтернативных» партиях иногда возникает стремление перестать быть «альтернативными» и стать ими по существу. Важно лишь, что все подобные эксцессы всегда заканчивались ничем.
Лишь один раз противостояние было действительно серьезным, когда в самой властной структуре появилась альтернатива, в период 1992 – 1993 гг. В это время первый помощник президента Б.Н. Ельцина Р.И. Хасбулатов стал председателем парламента. Согласно действовавшей конституции значительная часть реальной власти принадлежала депутатам, а часть (в том числе военная) была у президента. Сформировавшаяся ситуация двоевластия была неустойчивой, и в определенный момент Хасбулатов решил покончить с ней и перетянуть все полномочия на себя, оставив за президентом, т.е. за Ельциным, лишь незначительные функции. Власть раскололась, и это грозило вылиться в крупное, кровавое противостояние в обществе. В итоге Ельцин как верховный главнокомандующий приказал осенью 1993 г. войскам расстрелять из танков здание парламента. Реально это была гражданская мини-война, которая не переросла в большую резню по двум причинам.
Первая причина имеет локальный характер и заключается в том, что подавление антипрезидентских настроений было осуществлено быстро и в этом смысле эффективно, так что электронные средства массовой информации, с одной стороны, контролируемые Ельциным, а с другой – разделяющие его взгляды, смогли представить дело как подавление президентом антинародного мятежа. Если бы военная стычка приняла затяжной характер, то представить дело как подавление антинародногомятежа было бы намного труднее. Тогда события могли получить автокаталитический характер, наподобие схода снежной лавины. Но все произошло быстро и лавина не успела разрастись не только по России, но и по самой Москве.
Вторая причина гораздо глубже первой. Дело в том, что победа Хасбулатова в противостоянии внутри власти означала бы превращение России в парламентскую республику, способную устойчиво существовать в условиях долгой спокойной жизни государства, но невозможную во времена резких перемен. Ведь парламентская форма правления имеет смысл только когда есть несколько независимых партий, формирующих парламент и его руководство. При этом все партии должны отражать существование разных сил, структурно оформленных интересов, которые борются, но не взаимоуничтожают друг друга. Однако в соответствии с топологической моделью в кризисные моменты это невозможно, возможен лишь один властный центр. В этом случае естественнее и проще этот центр легитимизировать в виде сильной президентской формы управления, не допускающей (или сильно затрудняющей) внутреннего раскола и обеспечивающей устойчивость политической системы. Президент Ельцин стремился именно к этому, к устойчивости своей власти и, следовательно, к стабилизации политической ситуации. Поэтому он и победил. Люди, по большому счету, просто не захотели поддержать Хасбулатова, за которым просматривался дальнейший раздор, и поддержали президента, который своей центральной властью цементировал политическую ситуацию. Тот факт, что граждане России спокойно отнеслись к расстрелу здания парламента, говорит о том, что они голосовали не за личности, а за структуру политического устройства.
После этого была создана конституция, де-юре закрепляющая сильную президентскую форму правления в России. С тех пор и до сего времени властный центр не допускает серьезные организации до политической арены. Например, в 1999 г. на выборы в государственную Думу выдвинулось политическое объединение во главе с мэром Москвы Ю.М. Лужковым и экс-премьер министром Е.М Примаковым. Эти влиятельные люди, на практике показавшие свое умение работать на благо людей, стали консолидировать вокруг себя значительные интересы и силы и грозили получить в парламенте большинство. Это большинство состояло бы из людей, ориентированных на работу в России, на стабилизацию экономики и тем самым входило в противоречие интересам группировки «семьи» президента Ельцина, у которой были совсем иные задачи. Ельцин через своего нелегитимного помощника Березовского направил всю мощь средств массовой информации на Лужкова и Примакова, забыв о коммунистах. В итоге группа Лужкова и Примакова получила в парламенте в несколько раз меньше голосов, чем могла бы получить и не состоялась как реальная оппозиция. Ельцин же, получив сильно раздробленный парламент и плохую, предкризисную экономику, уверовал в законченность своей миссии, что, видимо, и позволило ему отойти в сторону, а на свое место поставить В.В. Путина, чтобы тем самым снять с себя ответственность за содеянное. При этом он со своей кулуарной властью стремился не упускать способов получения политических дивидендов. Однако он не учел того обстоятельства, что новый президент по силе вещей, закрепленных в конституции, которую Ельцин сам и создавал, автоматически становится властным центром, а любая реальная сила, претендующая на власть или даже на деле осуществляющая кулуарное, теневое управление, становится оппозицией. И чем серьезнее эта оппозиция, тем закономернее и неотвратимее конфликт между ею и президентом. Такой конфликт и в самом деле произошел и имел форму предъявления серьезных обвинений со стороны Ген. прокуратуры НК ЮКОСу, которая представляла собой финансовый хребет проамериканской группировки Ельцина. Путин сломал основу теневой власти и понизил до приемлемого уровня ее влияние. Как и в случае с Лужковым и Примаковым, так и здесь президентская власть доказала свою способность быть таковой, т.е. способность устранять реальных конкурентов. Причем, если в первом случае власть стратегически была направлена на дестабилизацию экономики и убирала силы, которые были способны ей этому помешать, то во втором случае наблюдалась противоположная картина: Путин убирал с политической сцены проамерикански настроенную силу. Но в каждом случае власть эффективно боролась с реальными конкурентами, а партии-фантомы оставляла без своего видимого внимания.
Здесь возможны возражения и сомнения относительно того, что КПРФ, ЛДПР, СПС, ЯБЛОКО, а на сегодняшний день еще и блок РОДИНА, являются не теми структурами, за которые себя выдают. Рассмотрим эту тему подробнее.
После развала СССР власть в России перешла к тем коммунистам, которые находились в оппозиции к прежнему руководству. Среди тех, кто стал крупным чиновником, было множество представителей из прежней высшей номенклатуры. Например, таковым был сам Ельцин. Просто когда прежняя власть раскололась, то поддержавшие новые «демократические» веяния были допущены к властному пирогу, а желавшие реставрации были от него отлучены. Эти вторые не захотели менять свое клише и стали называться КПРФ. В первое время вся их деятельность сводилась к критике, к воспоминаниям о прошлых «розовых» днях, забыв при этом и гражданскую резню после 1917 г., и войну с Германией 1941 – 1945 гг, которая была бы невозможна без уничтожения Сталиным пассионарной элиты страны (Гитлер не осмелился бы тогда напасть), и голодные очереди к пустым магазинам в 80-е годы. Они забыли все свои грехи, поместив между собой и людьми розовое стекло: вот, мол, какие мы белые и пушистые. Под этим покровом они реально стремились к утерянной власти через возврат к прошлым порядкам и потому поддержали Хасбулатова в 1993 г. в его борьбе против Ельцина. В случае победы антипрезидентства внутри этой коалиции неминуемо разразилась бы новая борьба, однако этому не пришлось случиться. Хасбулатов и КПРФ проиграли. Ельцин нагнал на них изрядного страха и выбил из них желание осуществлять реальные действия по захвату власти, и это понятно: почти вся пассионарность, всегда стремящаяся к новизне, не желающая жить так, как раньше, т.е. настроенная на создание новых, ей угодных порядков, была на стороне Ельцина, который поначалу не осознавал своего вассального положения относительно Запада и осуществлял необходимые преобразования. У Хасбулатова среди сторонников были весьма энергичные люди, однако их было явно меньше, чем у президента. А вот у КПРФ активных сторонников практически не было, поскольку это были сплошь люди из старого прогнившего аппарата КПСС, где пахло не пассионарностью и свежестью, а одной лишь тиной и паутиной. Иными словами, пассионарность стеклась преимущественно в топологическую властную лунку президента Ельцина. Это и решило исход противостояния в прежней властной элите: новая элита под флагом «демократов» оторвалась от старого коммунистического прошлого и стала называться президентской, а проигравшая сторона как пассионарно неоформленная, испугалась и отошла в тень. С тех пор они там и находятся. Ведь чтобы выйти из тени и не испугаться заявить о своих притязаниях, и не только заявить, но и еще реально двигаться к власти, необходима страсть, пассионарность, причем не одного человека (один в поле не воин), а большого количества сторонников.
Пассионарности, кроме всего прочего, нужна идея, ради которой она готова выражать себя и которой она готова служить. Какую же идею предлагают коммунисты? После событий 1993 г. они перестали говорить об отмене права собственности на средства производства, и это принципиально. Они по факту отказались от своего «Манифеста…», на который молились долгое время и признали, что люди имеют право владеть, распоряжаться и т.д. не только домашней утварью, но и тем, что является инструментом в умелых руках, инструментом создания новой продукции, в том числе и эрзац-продукта – денег. Подумать только! Они позвололи-таки людям самим, без их согласия, работать и наслаждаться этой жизнью. И это после того, как их идолы (Ленин, Сталин) уничтожали младенцев только из-за подозрения их принадлежности к той семье, которая имела счастье быть активной, трудолюбивой, ответственной (кулаки)…Короче говоря, коммунисты отступились от старой идеологии. Ведь их идеология требовала способности к надрыву, сверхнапряжению. В 1917 г. таковая еще была, в 1993 г. обнаружилось, что ее уже нет. Российское общество перестало быть способным к сверхнапряжению. Остатки активных людей ловят соответствующие настроения и ориентируются в сторону просто комфортной жизни. И если для этого нужно проявить волю и целеустремленность, то они их проявят, но вот умирать за непонятное «завтра» они уже не хотят. Коммунисты остались без пассионарности, которая утекла в актуальном для нее направлении (устроение экономики) и превратились в заурядных социал-демократов: спокойно, выгодно, но скучно. В то же время менять свое название они не захотели и остались «коммунистами», так что под старой личиной сейчас кроется новое содержание. Зачем им это надо?
Ясно зачем – таким образом они борются за свой специфический электорат. Ностальгирующие по своей молодости пожилые люди ассоциируют свои счастливые дни в прошлом с коммунистическим строем, несмотря на то, что многие из них жили очень тяжело. По старой памяти они голосуют на выборах за название «коммунистическая», не вдаваясь в существо дела. Им неинтересно, что эти «коммунисты» ездят на супер дорогих машинах, живут в супер дорогих квартирах или домах, владеют сами или через своих ближайших родственников большими площадями (десятки и сотни гектар) земельных угодий, их дети – процветающие бизнесмены. Пожилым свойственна ностальгия по своей молодости, что умело эксплуатируется КПРФ.
На сегодняшний день верхушка КПРФ – это капиталисты и латифундисты, замаскировавшиеся под радетелей нищих и угнетенных. А раз так, то им выгодно поддерживать стабильность в обществе. Рабочие восстания им уже не нужны, а нужен благоприятный инвестиционный климат, малая инфляция и т.п., поскольку тогда их хозяйственные активы резко подорожают. Такую ситуацию можно лишь приветствовать, однако важно, что всяческая их критика власти – это не стремление самим иметь власть с тем, чтобы претворять идеи коммунизма и нести реальную ответственность, а или обычная социал-демократическая работа, или политическая торговля с тайным устремлением дистанцироваться от любой ответственности, в конечном счете – дистанцироваться от власти.
Иными словами, КПРФ в ее нынешнем виде – это не альтернатива существующим порядкам. В то же время само название этой партии отсылает в прошлые антикапиталистические времена и требует противостояния. А раз противостояния нет (КПРФ – это не альтернатива), то мы имеем игру: власть делает вид, что «коммунисты» в кавычках – это коммунисты без кавычек, а те, в свою очередь, делают вид, что позиционируют власти. В этой игре заинтересованы и одни и другие: КПРФ имеет материальные и одни лишь материальные блага (вот такие вот материалисты), а президент не знает забот с политическим противостоянием в обществе и в парламенте. В итоге все довольны, а страна спокойно развивается. Ну, скажите после этого, разве КПРФ – не фантом? Это именно фантом, и никак иначе. После распада СССР она еще имела амбиции стать властью. Сейчас от этих амбиций уже практически ничего не осталось.