Поехали дальше!
Артем чувствовал себя путешественником на машине времени, въезжающим в глубь веков. Незнакомые лица, давно позабытые политические сенсации… опять – стоп!
Он узнал круглую физиономию Саши Прохановского.
На снимке было еще много всякого народа, но на первом плане Прохановский и какая-то девушка откровенно позировали с большой, литров на пять, высокохудожественной бутылью. Это было виски «Катти Сарк».
Артем, естественно, прочитал, как виски попало к Прохановскому. Оказалось – он и девушка победили в телеигре, а постоянный ведущий этой игры – «любимец всего города» Павел Шемет…
О том, как побеждают в такого рода играх, Артем знал доподлинно. Есть установка – приз получает или кто-то свой, или кто-то с приятной внешностью и среднестатистической биографией, чтобы получилась реклама.
Прохановский, при всем своем обаянии, на фотомодель не тянул. Выходит, он Шемету – «свой»?
Но каким образом Прохановский мог быть замешан в два убийства? Что общего у юного раздолбая, способного забыть клиента в подвале, с мерзопакостями предвыборной кампании?
Артем полез пятерней в затылок – чесать. И обнаружил, что хвост сильно мешает этому делу. А не почесать – так и не заработает на полную мощность та извилина, что заведует воспоминаниями.
Вспомнить же он хотел следующее – когда в подвале шла работа над фальшивой таблицей, не Прохановский ли отлучился на минуточку, чтобы заново запустить треклятый «Тетрис» и стереть таким образом время, когда Артем ночью вышел из игры?
Разумеется, если это Прохановский, то он не проболтается. Хуже того – оскорбится при одном намеке на то, что он, президент такой интересной фирмы, мог бы сесть играть в безнадежно устаревший «Тетрис». Артем уже понял, что эта публика классифицировала человека соответственно тому, в какие игры он играет. Все равно, что упрекнуть Забелина с Киреевым, будто годовой отчет их бухгалтеры считают на довоенном арифмометре…
Сдав здоровенные подшивки, Артем направился в гардероб, где оставил куртку. Вчерашнее давало себя знать – обычно он, сдавая верхнюю одежду, перекладывал кошелек в карман штанов. А на сей раз забыл. В тревоге Артем сунул руку туда, где полагалось бы лежать кошельку, и обнаружил конверт из плотной бумаги. Он вытащил этот незаклеенный конверт и изумился: на нем были написано крупными буквами «Артем».
А внутри оказалась тысяча долларов…
Назвав себя не только старым дураком, но и покруче, Артем восстановил события. Алешин-таки отдал ему предназначенные на ноутбук деньги! Как и когда – уму непостижимо. Перед тем, как положить их на сохранение в сейф, мудрый директор сунул доллары в хороший плотный конверт и надписал имя хозяина.
– Дурная голова ногам покою не дает… – проворчал Артем. И тут же понял, что сама судьба велит ему ехать в «Креатив». Раз уж вся эта каша заварилась из-за ноутбука, надо бы его наконец приобрести, а не шастать с кучей денег в кармане. А то ведь и дошастаться можно.
Ресторан был практически пуст – время не обеденное, рабочий день еще длится. Две женщины сидели в дальнем углу и по тому, как они друг к дружке склонялись, Артем понял – увлеченно перемывают кости кому-то отсутствующему, скорее всего – тоже даме. Заканчивал трапезу солидный мужчина, сидящий так, чтобы в окно видеть автостоянку. И, пожалуй, никого больше Артем в зале не обнаружил, не за кем было в порядке развлечения понаблюдать.
Ольга вошла красиво, шаг – от бедра, голова – на гордой шее, взгляд – свысока. Она ни на миг не замерла у входа – сразу увидела Артема и сразу направилась к нему, как женщина, привыкшая к деловым встречам в солидных ресторанах.
– Добрый день, – сказала Ольга. – Я, кажется, пунктуальна?
– Добрый день, – сказал, вставая, и Артем. – Рад вас видеть.
И отодвинул предназначенный для нее стул.
Это была женщина, способная оценить галантность. Она села, не глядя, что там за ее спиной, твердо уверенная, что спутник опять пододвинет стул, как полагается. Артем не любил, когда женщина в ресторане начинала жалобно причитать: ой, зачем вы это, я сама!..
Официант немедленно оказался рядом с меню и картой вин. Хоть что-то дореволюционное, подумал Артем, хоть скорость обслуживания, а качество – это уж когда-нибудь потом…
Ольга без лишних церемоний выбрала салат, десерт, кофе. Артем решил попробовать, что это за «печень по-гусарски». Лошадиная, что ли?
Ольга рассмеялась. Веселая кулинарная беседа ей нравилась.
– Вы, наверно, только в таких местах и питаетесь, – сказала она. – Ни за что не поверю, что готовите себе в гостинице обед из трех блюд на электроплитке.
– Понадобится – смогу. Во всяком случае, и плитка, и кофеварка у меня есть, и кофе в постель всегда могу сготовить, – отвечал Артем, вроде и с намеком, однако без нажима, как если бы кофе в постель, овсянка для Аргошки и кастрюля кипятка, когда вдруг отключают горячую воду, были явлениями одного порядка.
– Но ведь питаться в одиночестве просто неинтересно, – возразила она. – Я всегда стараюсь, чтобы за столом кто-то был. Валера это уже знает и старается под меня подстроиться.
Валера – это был Клепиков. Он, человек занятый, чей рабочий день, возможно, расписан по минутам, подстраивается под женщину, приехавшую ради встречи со старухой и двух-трех визитов к чиновникам. Интересно, подумал Артем, она это считает вполне нормальным… Здорово же ее такие Клепиковы избаловали… И еще подумал – видно, он, Артем, сейчас делает доброе дело, взяв на себя застольное развлечение Ольги и дав Клепикову возможность спокойно поработать. Крепко же она его, видать, зацепила, этого Клепикова…
– Я тоже компанию люблю, – признался Артем. – Причем не обязательно дамское общество. Знаете, у нас, цирковых, в каждом городе первым делом – знакомство с телевидением и прессой. Люблю, когда за столом собирается мужская компания моего возраста, но из разных сфер жизни. Таких историй наслушаешься! Не знаю, как вы, женщины, в своем кругу, а мы, мужчины, ценим хороших рассказчиков.
– Да? – она легким движением век, едва уловимым взмахом вверх-вниз длинных ресниц выразила благовоспитанное недоверие. – То-то вы вчера были исключительно в мужском обществе!
Артем не сразу сообразил – имелась в виду Наталья с подружками, как же их, дурочек-то, звали?..
– Меня пригласил Буравский, а компания – это уже его изобретение.
– Я понимаю, – вполне нейтрально заметила она.
Ну не оправдываться же, подумал Артем, не вопить же, краснея и бледнея, что девчонки за столом оказались случайно! Она полагает, что они с Буравским просто сняли девиц, – тем лучше! Значит, воспринимает их одинаково, этого ярко выраженного самца Буравского и старую рухлядь с крашеным хвостом. И на том спасибо.
– Знаете, у меня к вам просьба, – сказала она чуть позже, вилкой извлекая из салата целый куст курчавой петрушки. Насколько понял Артем, петрушка была украшением, и не более того, потому что засунуть такой куст в рот могла бы лишь горилла с пастью от уха до уха. И ошибся – Ольга стал отрывать мелкие веточки руками и жевала их с явным удовольствием, а главное – совершенно естественно, будто познакомилась с таким способом поедания пряной зелени на ужине у английской королевы. Артем, проходивший правила поведения за столом еще в институте, в общем курсе этикета, прямо восхитился.
– Чем могу быть полезен? – спросил он.
– Вы бы не могли отвезти меня к Буравскому? Видите ли, Валера при одном его виде, оказывается, дергается и заикаться начинает, – сказала она без тени улыбки. – А мне нужно с ним побеседовать о деле. Раз уж я оказалась тут, то почему бы не воспользоваться и не завести нужные знакомства? Я бы взяла у него прайс-листы. Моя подруга имеет швейное производство и каждый раз переплачивает за ткани. Это ей устраивает ее менеджер, но она…
Ольга замолчала и чуть заметно пожала плечами. Видимо, это был намек – менеджера терпят по каким-то неописуемым причинам, и Ольга будет рада, если его удатся изъять из дела каким-нибудь цивилизованным способом.
– Охотно отвезу вас к Буравскому, – пообещал Артем. – У него как раз новый завоз.
– Вот это я и имела в виду.
И тут же Ольга переключилась на искусство.
О цирке она знала мало, сразу же призналась в этом, но в кино ориентировалась. Артем и не понял, как исхитрился ей выболтать все приключения на последних съемках. Потом он расплатился и повез Ольгу к Буравскому.
Город все еще был для него чужим. Собственно говоря, ни один город не стал ему родным настолько, чтобы он мог вести машину на автомате, почти подсознательно выбирая скорость и давая сигнал поворота еще на середине квартала. Ему приходилось следить решительно за всеми дорожными знаками и в муках принимать решение перестроиться в иной ряд. Поэтому ра рулем он предпочитал не разговаривать и сразу честно объяснил Ольге, что невинный треп может обойтись им слишком дорого.
Но думать-то он мог!
Женщина, сидевшая рядом, вела двойную игру, это он понял сразу. Если она приехала разбираться с завещанием – то зачем живет на конспиративной квартире? Допустим, стечение обстоятельств. Но после убийства-то она бы могла перебраться в любую гостиницу, чтобы не подставлять чересчур гостеприимных Забелина с Киреевым? Удалось утаить от следствия ее присутствие – и слава Аллаху, дальше-то зачем рисковать?
А вот сейчас ей понадобился Буравский… нет, не Буравский!..
Артем вспомнил, как она в «Монплезире» уставилась на Мезенцева.
Стало быть, опять вранье. Но на сей раз хоть чисто женское вранье.
Интерес к одному мужчине маскируется интересом к другому мужчине. Для чего разыгрывать такие спектакли перед совершенно посторонним человеком, бродячим артистом, Артем понятия не имел. Очевидно, заметание следов у некоторых дам происходит уже на уровне безусловного рефлекса…
– Что же делать? – беспомощно спросил Артем, подъехав к нужным воротам.
Он понятия не имел, где здесь можно припарковаться без риска для жизни и противоречий с законом.
– Туда! – сразу показала Ольга. Это «туда» вылетело бессознательно, и движение руки, очень точное, выдавало если не автомобилистку со стажем, то женщину, привычную ездить «лоцманом». Артем знал две семьи, где мужья страдали топографическим кретинизмом, не были способны запомнить названия улиц и таких примет, как газетный киоск или единственное на десять километров дерево, но рулей женам не доверяли, и несколько раз наслаждался дивной картиной: как жена командует «направо-налево-жми-тормози!», а муж исправно выполняет приказы.
Артем припарковался, вышел из «фордика» и весьма неторопливо обошел его спереди. Он лишний раз хотел убедиться, что Ольга – птаха высокого полета. И она это снова доказала – сидела и ждала, пока он откроет дверь.
Они прошли два унылых двора, в третьем нашли подвальную дверь, и были остановлены восьмипудовым дядькой. Тут Артем втихомолку порадовался – блистательная внешность и заграничные манеры Ольги на этого шимпанзе не подействовали, он лишь четырежды повторил с одний и той же интонацией:
– Буравский отъехал.
А когда будет, и будет ли, очевидно, считалось тут государственной тайной, потому что эти вопросы он вообще оставил без внимания.
– Да что же это такое! – возмутилась наконец Ольга. – Я вас прошу, пожалуйста, связать меня с вашим шефом! Я вас прошу вызвать его секретаря!
И вдруг, вильнув всем телом, оказалась по ту сторону стола, за которым сидел дядька. Тот неожиданно шустро вскочил, но Ольга уже неслась по коридору. Ее высокие каблуки гремели по бетону, и вдруг дробь оборвалась, а Ольга застыла, словно окаменев.
– Не трогайте меня! – сказала она подоспевшему дядьке. – Я повредила ногу!
Но этот дурак все же попытался, ухватив ее под локоть, спихнуть с места.
Она ступила на пострадавшую ногу и громко вскрикнула. Тут уж Артем бросился на помощь.
Ольгино лицо выражало страдание – и Артем мог бы поклясться, что она под своим васильковым костюмчиком вся мгновенно взмокла.
– Со мной это бывает, – сказала она Артему. – У меня не связки, а старое мочало…
– Вы танцевали? – сразу понял Артем.
Имелось в виду – профессионально. Он знал, на что похожи ноги балерин после десяти лет работы. Знал он и то, как за долю секунды перспективнейшая девочка становится инвалидом второй группы. В годы его молодости штопать связки еще толком не научились.
– Да, – сказала Ольга. – Мне бы дойти до стула, пожалуйста…
– Врач нужен? – спросил взволнованный Артем. – Укол, блокаду?
– Бинт, – отвечала она. – Пока – бинт.
Охранник даже не шелохнулся, хотя именно ему полагалось бы принести стул.
Что же, подумал Артем, за то тебе и деньги платят, чтобы не пущать. Хоть труп – но лишь бы на нейтральной территории.
– Держитесь за меня покрепче, – велел он Ольге, взял ее на руки и понес назад, до стула, принадлежащего охраннику. Там он усадил Ольгу и взял телефонную трубку.
– Как позвонить секретарю?
– Двести двадцать шесть, – сказал охранник. – Нет никого. Буравский отъехал.
– Пять, – ответил Артем. – В пятый раз вы это говорите.
Двести двадцать шестой не отозвался. Артем вспомнил, как Буравский звонил на склад, просил перемерить шесть километров ткани. Покосившись на охранника, он настукал «227», потом – «228». В цирке тоже были внутренние телефоны, только начинались не на двойку, а на тройку. Артем сообразил – не сотня же помещений в бывшем бомбоубежище! Может, и всего-то десять, но внутренний телефон тем не менее есть. Он набрал «221» – и тут ему повезло.
– Ал-ле-э? – спросила незримая светская дама.
– Буравского, пожалуйста!
– Геннадий Сергеевич, вас!
Надо отдать охраннику должное – он ничуть не смутился, когда изумленный Буравский примчался к его боевому посту. Да и Буравский не попытался из вежливости прочитать ему нравоучение.
Началась суета – из глубины бункера прибежала девочка с бинтом, сразу выяснилось, что бинт нужен не простой, а эластичный, послали девочку в аптеку, чуть ли не на руках перенесли Ольгу в кабинет, усадили в кресло, и Буравский, никого не спрашивая, позвонил и потребовал кофе.
– Называется – хотела предложить деловое сотрудничество, – сказала Ольга.
– Артем не знал вашего телефона, мы решили приехать без предупреждения.
Артем мог бы дать голову на отсечение – она и не спрашивала этого номера!
Но уличать лгунью не стал – ему делалось все интереснее.
Если внимательно наблюдать, узнаешь больше, чем ежели станешь задавать дурацкие вопросы. Артем это знал и потому не раз сочувствовал следователям, которым как раз и приходится задавать вопросы. Следователи не могли наблюдать свою клиентуру в естественной обстановке – Артем же мог. И, судя по всему, вранье было для Ольги более чем естественно, возможно, оно даже заменяло ей кислород…
Она водила ногтем по строчкам прайс-листов, задавала вопросы, Буравский отвечал, но все эти торгово-таможенно-налоговые дела были Артему чужды, и в какой мере Ольга разбирается в тряпочном бизнесе, он определить не мог.
В сущности, и сам он, случайно подслушав несколько телефонных разговоров Буравского, мог бы вот так тыкать пальцем в бумажку…
Мезенцев принес поднос с тремя чашками и любимыми сырными рожками Буравского.
И тут Артем прямо-таки насладился эпизодом.
Ольга сделала вид, будто не слышит, как открывается дверь, как приближаются шаги. И лишь когда поднос оказался прямо перед ней, когда выплеснувшийся из чашки кофе попал на распечатку, она резко повернулась к Мезенцеву, явив ему красивое лицо и широко распахнутые глаза.
Да, подумал Артем, вот ради этого человека она и приехала сюда, ради него из шкуры вон лезет. Что за странные пляски дамы из высшего общества вокруг какого-то, прости Господи, уголовника?
А Ольга тем временем поблагодарила Мезенцева за кофе, и отведала, и удивилась – как он заваривает столь вкусно и ароматично? Призналась, что в ее родном городе не то что на каждом углу кафе, а даже по три штуки на углу, и тем не менее попробовать настоящий кофе – проблема, ей с подругой удалось найти погребок, где еще можно насладиться, но – всего один.
Артем отхлебнул из чашки и ничего выдающегося в напитке не обнаружил.
– Ну, Жора, а я и не знал, что ты такой мастер, – сказал несколько удивленный этим восторгом Буравский. – Теперь я с тобой вообще никогда не расстанусь.
– А вы тут давно работаете? – спросила Мезенцева Ольга.
– Давно, – буркнул тот.
Не клюет, подумал Артем, ой – не клюет! Что бы ты ни затеяла, красавица, но прямо сейчас, в моем присутствии, промахнулась. Может быть, Мезенцеву нравятся брюнетки. Или толстушки. Или восьмидесятилетние бабки. Или… кто его знает, к каким изыскам приучило уголовное прошлое…
Ольга не хуже него видела, что ее женские чары и восхищенные глаза не сработали. Поэтому сразу же, немедленнл, без секундного промедления, вернулась к деловому разговору с Буравским. Мол, как и положено воспитанной женщине, я похвалила кофе, сказала комплимент исполнителю, ставьте мне пятерку за ритуал и давайте займемся делом.
Дело же в итоге свелось к обмену визитными карточками, причем Ольга и на своей понаписала всяких телефонных номеров, и Буравского заставила сделать то же самое.
– Разное поясное время, во-первых, и из-за этого всякие недоразумения, а во-вторых, иногда минута дорога, – объяснила она. – Допустим, ей предлагают товар, она сразу консультируется – не можете ли вы поставить то же самое, но на других условиях, и быстро принимает решение…
Умещая на визитке цифры, она подвинула локтем кофейную чашку, и та грохнулась на пол. Хорошо хоть не разбилась.
Артем потянулся было поднять, но ощутил на предплечье Ольгину руку. Не надо, говорила рука, для этого прислуга есть. И точно – Буравской настукал три цифры и попросил Мезенцева забрать посуду.
– Согласитесь, для этого ей нужно отыскать вас и в вечернее, и, возможно, в ночное время… – продолжала, дав ему время отдать распоряжение, Ольга.
– Вы думаете, я сплю с прайс-листами под подушкой? – удивился Буравский.
Она рассмеялась.
– Извините! Я, кажется, все усложнила!
Вошел Мезенцев с подносом и стал составлять туда пустые чашки. Ольга же потянулась за сумочкой – спрятать визитку Буравского, и тут же сумочка свалилась на пол возле чашки. Аккуратненько так легла на бок.
Тут уж Ольга смутилась по-настоящему. Резко нагнувшись, она потянула на себя ремешок, неловко дернула – и почти все содержимое сумочки оказалось на полу. Включая стянутую резинкой пачку стодолларовых банкнот…
Мезенцев первым делом подобрал эту пачку и положил перед ней на столик. А потом уж сгреб неприспособленными для дамской мелочевки пальцами прочее содержимое.
– Зачем же так нервничать? – спросил Буравский.
– Знаете, когда я занимаюсь своими делами – я спокойна, как айсберг. Но когда я занимаюсь чужими делами, то есть делами подруги, Илоны, я волнуюсь, я боюсь все испортить, ей в последнее время не везет, поставщики всунули… вмазали ей брак, все рулоны подмочены, она это узнала слишком поздно, она подает на них в суд, но это безнадежно…
– Мы бы в суд подавать не стали, – Буравский повернулся к телохранителю.
– Мы бы отвезли обратно этот брак, а взамен взяли деньги. Все.
– Подумаешь, проблема, – буркнул Мезенцев, причем буркнул лишь потому, что хозяин ждал реплики. И уплелся с подносом.
Ольга спрятала все свое имущество в сумочку.
Потом возникла проблема – вывести Ольгу из бомбоубежища и доставить к «фордику». Артем опять мужественно предложил свои объятия, но Ольга отказалась – сейчас нога замотана бинтом, связка схвачена, романтические подвиги ни к чему. Она вполне способна неторопливо пройти через все дворы и даже пересечь улицу. Все это было высказано довольно-таки высокомерно, и Ольга имела гордый вид, пока не выяснилось, что модная туфелька поверх бинта не натягивается.
Кончилось тем, что Буравский скинул пиджак и сам донес Ольгу до машины.
– А в гостиницу уж я вас как-нибудь доставлю, – сказал Артем, занимая место за рулем.
– На самом деле все не так уж страшно, – отвечала Ольга. – Мне нужно было сразу попросить, чтобы вместе с бинтом в аптеке взяли какую-нибудь спортивную мазь, феналгон, что ли. Но он такой вонючий! Я не могла при Буравском вонять феналгоном!
– Ясно, – Артем кивнул. – А при мне?
– Вы – другое дело… – она подумала и добавила, прищурясь: – Мы – одной крови, ты и я…
Ишь ты, подумал Артем, цитирует! Стало быть, все же – артистка. Или лицо, приближенное к театру. Буравский – светско-деловое знакомство, а я – свой брат-артист, и для меня аромат феналгона – тайный знак принадлежности к одному великому союзу прыгающих, танцующих и растягивающих связки людей.
Потом они доехали до аптеки, Артем взял тюбик спортивной мази, загнал машину в переулок, Ольга, стянув прозрачный носочек с кружевной манжеткой, положила ему на колено пострадавшую ножку, и Артем крепко, от души, втер вонючее снадобье.
Ольга охала и кряхтела, но при этом улыбалась.
– Все будет хорошо, – сказала она в конце процедуры. – Было бы замечательно, если бы вы довезли меня до бабушки. Все равно я сегодня бегать по городу не смогу, так хоть посижу у старушки. Ей будет очень приятно.
– А где бабушка живет?
– На Матвеевской улице, дом… дом… – она задумалась, вспоминая. – Я покажу! Я там два раза уже была, я его узнаю!
Артем без приключений довез ее, помог выбраться из машины, буквально на руках внес в подъезд и поставил у двери, на резиновый коврик.
– Большое спасибо, – Ольга протянула правую руку к звонку, в левой она держала туфли и сумочку. – Теперь я сама. Я и так очень вас сегодня задержала. Как это называется – села на хвост?
– Села на хвост, – подтвердил Артем. – Но вы так хорошо вчера танцевали, что я был просто счастлив провести с вами эти полдня.
– До скорого!
Ему оставалось только повернуться и покинуть подъезд.
Далее – был тот редкий случай, когда незнание городской географии принесло Артему пользу; как выяснилось позднее – пользу сомнительную, но в тот момент он был убежден, что наконец-то судьба встала на его сторону.
Артем проскочил нужный ему правый поворот и протащился довольно далеко по Матвеевской, пока смог развернуться на сто восемьдесят, чтобы сделать круг и заново подъехать к повороту.
Издали он заметил сперва пятно, потом – и целый силуэт василькового цвета. Ольга стояла на поребрике, выкинув вперед руку, только что не большим пальцем вниз, почти как римская матрона, голосующая в Колизее за смерть гладиатора.
Уже скитаясь взад-вперед по Матвеевской, Артем старательно искал несостыковки в Ольгином поведении.
Что там говорила она Кирееву из-за двери таинственной гостевой квартиры?
Она говорила, что не хочет среди бела дня выезжать, она боялась, что ее кто-то увидит, кажется, так… Киреев возражал – она приехала не для того, чтобы сидеть взаперти, значит, у нее дела, которыми она должна заниматься. Пока что все логично, сказал себе Артем, у нее действительно дела, оформление завещания. И если братцы-бизнесмены скрыли от следователя Ловича, что приютили деловую женщину (эта конспирация казалась Артему идиотской, ну да ладно, она – факт, а против факта не попрешь…), то ей действительно не стоит мельтешить.
А она тем не менее мельтешит!
Уж надела бы чего попроще, подумал Артем, подъезжая к поребрику, серенькое или бежевое, чтобы не торчать в толпе! Нет же – ничего более яркого, чем ее васильковый костюм, в радиусе километра не наблюдается!
Он протянул руку и открыл ей дверцу. Ольга, торопясь, быстро уселась – и, не успела она закрыть ручку, Артем резко дал газ. Она с негодованием повернулась – и, как следовало ожидать, гневная фраза померла на ее губах, не родившись.
– Хорошая мазь феналгон, – сказал в пространство Артем. – Лечит прямо-таки моментально.
Она молчала. Теоретически ей полагалось перейти в наступление. С независимым видом выпалить, что никому не обязана давать отчет в своих поступках, пусть даже странных. И высказаться по адресу старых хрычей, которые шпионят за недоступными им женщинами. И потребовать, чтобы ее немедленно выпустили на самом неподходящем месте.
На что Артем готов был возразить – он ее охотно выпустит в управлении внутренних дел, у дверей следователя Ловича. Не раньше и не иначе!
Артем чувствовал себя путешественником на машине времени, въезжающим в глубь веков. Незнакомые лица, давно позабытые политические сенсации… опять – стоп!
Он узнал круглую физиономию Саши Прохановского.
На снимке было еще много всякого народа, но на первом плане Прохановский и какая-то девушка откровенно позировали с большой, литров на пять, высокохудожественной бутылью. Это было виски «Катти Сарк».
Артем, естественно, прочитал, как виски попало к Прохановскому. Оказалось – он и девушка победили в телеигре, а постоянный ведущий этой игры – «любимец всего города» Павел Шемет…
О том, как побеждают в такого рода играх, Артем знал доподлинно. Есть установка – приз получает или кто-то свой, или кто-то с приятной внешностью и среднестатистической биографией, чтобы получилась реклама.
Прохановский, при всем своем обаянии, на фотомодель не тянул. Выходит, он Шемету – «свой»?
Но каким образом Прохановский мог быть замешан в два убийства? Что общего у юного раздолбая, способного забыть клиента в подвале, с мерзопакостями предвыборной кампании?
Артем полез пятерней в затылок – чесать. И обнаружил, что хвост сильно мешает этому делу. А не почесать – так и не заработает на полную мощность та извилина, что заведует воспоминаниями.
Вспомнить же он хотел следующее – когда в подвале шла работа над фальшивой таблицей, не Прохановский ли отлучился на минуточку, чтобы заново запустить треклятый «Тетрис» и стереть таким образом время, когда Артем ночью вышел из игры?
Разумеется, если это Прохановский, то он не проболтается. Хуже того – оскорбится при одном намеке на то, что он, президент такой интересной фирмы, мог бы сесть играть в безнадежно устаревший «Тетрис». Артем уже понял, что эта публика классифицировала человека соответственно тому, в какие игры он играет. Все равно, что упрекнуть Забелина с Киреевым, будто годовой отчет их бухгалтеры считают на довоенном арифмометре…
Сдав здоровенные подшивки, Артем направился в гардероб, где оставил куртку. Вчерашнее давало себя знать – обычно он, сдавая верхнюю одежду, перекладывал кошелек в карман штанов. А на сей раз забыл. В тревоге Артем сунул руку туда, где полагалось бы лежать кошельку, и обнаружил конверт из плотной бумаги. Он вытащил этот незаклеенный конверт и изумился: на нем были написано крупными буквами «Артем».
А внутри оказалась тысяча долларов…
Назвав себя не только старым дураком, но и покруче, Артем восстановил события. Алешин-таки отдал ему предназначенные на ноутбук деньги! Как и когда – уму непостижимо. Перед тем, как положить их на сохранение в сейф, мудрый директор сунул доллары в хороший плотный конверт и надписал имя хозяина.
– Дурная голова ногам покою не дает… – проворчал Артем. И тут же понял, что сама судьба велит ему ехать в «Креатив». Раз уж вся эта каша заварилась из-за ноутбука, надо бы его наконец приобрести, а не шастать с кучей денег в кармане. А то ведь и дошастаться можно.
Или погодить с поездкой?
Тем более, что неотвратимо близится какой-то важный час… Что-то такое значительно… Да что же, в самом деле?
Ольга!
Она же с таким восторгом согласилась на свидание!
И кого она увидит, придя в ресторан? Помятого и небритого типа в старых джинсах? Или еще того прелестнее – свежевыбритого типа в жеваном парижском пиджаке, усыпанном светлыми короткими волосками?
Нужно было срочно приводить себя в товарный вид…
Тем более, что неотвратимо близится какой-то важный час… Что-то такое значительно… Да что же, в самом деле?
Ольга!
Она же с таким восторгом согласилась на свидание!
И кого она увидит, придя в ресторан? Помятого и небритого типа в старых джинсах? Или еще того прелестнее – свежевыбритого типа в жеваном парижском пиджаке, усыпанном светлыми короткими волосками?
Нужно было срочно приводить себя в товарный вид…
* * *
Артем прибыл в «Монплезир» заблаговременно – хотел выбрать хороший столик и сделать себе ожидающий вид. Вот, мол, солидный человек прибыл без спешки, может себе позволить жить не в суете, а сейчас наслаждается предвкушением явления красивой женщины.Ресторан был практически пуст – время не обеденное, рабочий день еще длится. Две женщины сидели в дальнем углу и по тому, как они друг к дружке склонялись, Артем понял – увлеченно перемывают кости кому-то отсутствующему, скорее всего – тоже даме. Заканчивал трапезу солидный мужчина, сидящий так, чтобы в окно видеть автостоянку. И, пожалуй, никого больше Артем в зале не обнаружил, не за кем было в порядке развлечения понаблюдать.
Ольга вошла красиво, шаг – от бедра, голова – на гордой шее, взгляд – свысока. Она ни на миг не замерла у входа – сразу увидела Артема и сразу направилась к нему, как женщина, привыкшая к деловым встречам в солидных ресторанах.
– Добрый день, – сказала Ольга. – Я, кажется, пунктуальна?
– Добрый день, – сказал, вставая, и Артем. – Рад вас видеть.
И отодвинул предназначенный для нее стул.
Это была женщина, способная оценить галантность. Она села, не глядя, что там за ее спиной, твердо уверенная, что спутник опять пододвинет стул, как полагается. Артем не любил, когда женщина в ресторане начинала жалобно причитать: ой, зачем вы это, я сама!..
Официант немедленно оказался рядом с меню и картой вин. Хоть что-то дореволюционное, подумал Артем, хоть скорость обслуживания, а качество – это уж когда-нибудь потом…
Ольга без лишних церемоний выбрала салат, десерт, кофе. Артем решил попробовать, что это за «печень по-гусарски». Лошадиная, что ли?
Ольга рассмеялась. Веселая кулинарная беседа ей нравилась.
– Вы, наверно, только в таких местах и питаетесь, – сказала она. – Ни за что не поверю, что готовите себе в гостинице обед из трех блюд на электроплитке.
– Понадобится – смогу. Во всяком случае, и плитка, и кофеварка у меня есть, и кофе в постель всегда могу сготовить, – отвечал Артем, вроде и с намеком, однако без нажима, как если бы кофе в постель, овсянка для Аргошки и кастрюля кипятка, когда вдруг отключают горячую воду, были явлениями одного порядка.
– Но ведь питаться в одиночестве просто неинтересно, – возразила она. – Я всегда стараюсь, чтобы за столом кто-то был. Валера это уже знает и старается под меня подстроиться.
Валера – это был Клепиков. Он, человек занятый, чей рабочий день, возможно, расписан по минутам, подстраивается под женщину, приехавшую ради встречи со старухой и двух-трех визитов к чиновникам. Интересно, подумал Артем, она это считает вполне нормальным… Здорово же ее такие Клепиковы избаловали… И еще подумал – видно, он, Артем, сейчас делает доброе дело, взяв на себя застольное развлечение Ольги и дав Клепикову возможность спокойно поработать. Крепко же она его, видать, зацепила, этого Клепикова…
– Я тоже компанию люблю, – признался Артем. – Причем не обязательно дамское общество. Знаете, у нас, цирковых, в каждом городе первым делом – знакомство с телевидением и прессой. Люблю, когда за столом собирается мужская компания моего возраста, но из разных сфер жизни. Таких историй наслушаешься! Не знаю, как вы, женщины, в своем кругу, а мы, мужчины, ценим хороших рассказчиков.
– Да? – она легким движением век, едва уловимым взмахом вверх-вниз длинных ресниц выразила благовоспитанное недоверие. – То-то вы вчера были исключительно в мужском обществе!
Артем не сразу сообразил – имелась в виду Наталья с подружками, как же их, дурочек-то, звали?..
– Меня пригласил Буравский, а компания – это уже его изобретение.
– Я понимаю, – вполне нейтрально заметила она.
Ну не оправдываться же, подумал Артем, не вопить же, краснея и бледнея, что девчонки за столом оказались случайно! Она полагает, что они с Буравским просто сняли девиц, – тем лучше! Значит, воспринимает их одинаково, этого ярко выраженного самца Буравского и старую рухлядь с крашеным хвостом. И на том спасибо.
– Знаете, у меня к вам просьба, – сказала она чуть позже, вилкой извлекая из салата целый куст курчавой петрушки. Насколько понял Артем, петрушка была украшением, и не более того, потому что засунуть такой куст в рот могла бы лишь горилла с пастью от уха до уха. И ошибся – Ольга стал отрывать мелкие веточки руками и жевала их с явным удовольствием, а главное – совершенно естественно, будто познакомилась с таким способом поедания пряной зелени на ужине у английской королевы. Артем, проходивший правила поведения за столом еще в институте, в общем курсе этикета, прямо восхитился.
– Чем могу быть полезен? – спросил он.
– Вы бы не могли отвезти меня к Буравскому? Видите ли, Валера при одном его виде, оказывается, дергается и заикаться начинает, – сказала она без тени улыбки. – А мне нужно с ним побеседовать о деле. Раз уж я оказалась тут, то почему бы не воспользоваться и не завести нужные знакомства? Я бы взяла у него прайс-листы. Моя подруга имеет швейное производство и каждый раз переплачивает за ткани. Это ей устраивает ее менеджер, но она…
Ольга замолчала и чуть заметно пожала плечами. Видимо, это был намек – менеджера терпят по каким-то неописуемым причинам, и Ольга будет рада, если его удатся изъять из дела каким-нибудь цивилизованным способом.
– Охотно отвезу вас к Буравскому, – пообещал Артем. – У него как раз новый завоз.
– Вот это я и имела в виду.
И тут же Ольга переключилась на искусство.
О цирке она знала мало, сразу же призналась в этом, но в кино ориентировалась. Артем и не понял, как исхитрился ей выболтать все приключения на последних съемках. Потом он расплатился и повез Ольгу к Буравскому.
Город все еще был для него чужим. Собственно говоря, ни один город не стал ему родным настолько, чтобы он мог вести машину на автомате, почти подсознательно выбирая скорость и давая сигнал поворота еще на середине квартала. Ему приходилось следить решительно за всеми дорожными знаками и в муках принимать решение перестроиться в иной ряд. Поэтому ра рулем он предпочитал не разговаривать и сразу честно объяснил Ольге, что невинный треп может обойтись им слишком дорого.
Но думать-то он мог!
Женщина, сидевшая рядом, вела двойную игру, это он понял сразу. Если она приехала разбираться с завещанием – то зачем живет на конспиративной квартире? Допустим, стечение обстоятельств. Но после убийства-то она бы могла перебраться в любую гостиницу, чтобы не подставлять чересчур гостеприимных Забелина с Киреевым? Удалось утаить от следствия ее присутствие – и слава Аллаху, дальше-то зачем рисковать?
А вот сейчас ей понадобился Буравский… нет, не Буравский!..
Артем вспомнил, как она в «Монплезире» уставилась на Мезенцева.
Стало быть, опять вранье. Но на сей раз хоть чисто женское вранье.
Интерес к одному мужчине маскируется интересом к другому мужчине. Для чего разыгрывать такие спектакли перед совершенно посторонним человеком, бродячим артистом, Артем понятия не имел. Очевидно, заметание следов у некоторых дам происходит уже на уровне безусловного рефлекса…
– Что же делать? – беспомощно спросил Артем, подъехав к нужным воротам.
Он понятия не имел, где здесь можно припарковаться без риска для жизни и противоречий с законом.
– Туда! – сразу показала Ольга. Это «туда» вылетело бессознательно, и движение руки, очень точное, выдавало если не автомобилистку со стажем, то женщину, привычную ездить «лоцманом». Артем знал две семьи, где мужья страдали топографическим кретинизмом, не были способны запомнить названия улиц и таких примет, как газетный киоск или единственное на десять километров дерево, но рулей женам не доверяли, и несколько раз наслаждался дивной картиной: как жена командует «направо-налево-жми-тормози!», а муж исправно выполняет приказы.
Артем припарковался, вышел из «фордика» и весьма неторопливо обошел его спереди. Он лишний раз хотел убедиться, что Ольга – птаха высокого полета. И она это снова доказала – сидела и ждала, пока он откроет дверь.
Они прошли два унылых двора, в третьем нашли подвальную дверь, и были остановлены восьмипудовым дядькой. Тут Артем втихомолку порадовался – блистательная внешность и заграничные манеры Ольги на этого шимпанзе не подействовали, он лишь четырежды повторил с одний и той же интонацией:
– Буравский отъехал.
А когда будет, и будет ли, очевидно, считалось тут государственной тайной, потому что эти вопросы он вообще оставил без внимания.
– Да что же это такое! – возмутилась наконец Ольга. – Я вас прошу, пожалуйста, связать меня с вашим шефом! Я вас прошу вызвать его секретаря!
И вдруг, вильнув всем телом, оказалась по ту сторону стола, за которым сидел дядька. Тот неожиданно шустро вскочил, но Ольга уже неслась по коридору. Ее высокие каблуки гремели по бетону, и вдруг дробь оборвалась, а Ольга застыла, словно окаменев.
– Не трогайте меня! – сказала она подоспевшему дядьке. – Я повредила ногу!
Но этот дурак все же попытался, ухватив ее под локоть, спихнуть с места.
Она ступила на пострадавшую ногу и громко вскрикнула. Тут уж Артем бросился на помощь.
Ольгино лицо выражало страдание – и Артем мог бы поклясться, что она под своим васильковым костюмчиком вся мгновенно взмокла.
– Со мной это бывает, – сказала она Артему. – У меня не связки, а старое мочало…
– Вы танцевали? – сразу понял Артем.
Имелось в виду – профессионально. Он знал, на что похожи ноги балерин после десяти лет работы. Знал он и то, как за долю секунды перспективнейшая девочка становится инвалидом второй группы. В годы его молодости штопать связки еще толком не научились.
– Да, – сказала Ольга. – Мне бы дойти до стула, пожалуйста…
– Врач нужен? – спросил взволнованный Артем. – Укол, блокаду?
– Бинт, – отвечала она. – Пока – бинт.
Охранник даже не шелохнулся, хотя именно ему полагалось бы принести стул.
Что же, подумал Артем, за то тебе и деньги платят, чтобы не пущать. Хоть труп – но лишь бы на нейтральной территории.
– Держитесь за меня покрепче, – велел он Ольге, взял ее на руки и понес назад, до стула, принадлежащего охраннику. Там он усадил Ольгу и взял телефонную трубку.
– Как позвонить секретарю?
– Двести двадцать шесть, – сказал охранник. – Нет никого. Буравский отъехал.
– Пять, – ответил Артем. – В пятый раз вы это говорите.
Двести двадцать шестой не отозвался. Артем вспомнил, как Буравский звонил на склад, просил перемерить шесть километров ткани. Покосившись на охранника, он настукал «227», потом – «228». В цирке тоже были внутренние телефоны, только начинались не на двойку, а на тройку. Артем сообразил – не сотня же помещений в бывшем бомбоубежище! Может, и всего-то десять, но внутренний телефон тем не менее есть. Он набрал «221» – и тут ему повезло.
– Ал-ле-э? – спросила незримая светская дама.
– Буравского, пожалуйста!
– Геннадий Сергеевич, вас!
Надо отдать охраннику должное – он ничуть не смутился, когда изумленный Буравский примчался к его боевому посту. Да и Буравский не попытался из вежливости прочитать ему нравоучение.
Началась суета – из глубины бункера прибежала девочка с бинтом, сразу выяснилось, что бинт нужен не простой, а эластичный, послали девочку в аптеку, чуть ли не на руках перенесли Ольгу в кабинет, усадили в кресло, и Буравский, никого не спрашивая, позвонил и потребовал кофе.
– Называется – хотела предложить деловое сотрудничество, – сказала Ольга.
– Артем не знал вашего телефона, мы решили приехать без предупреждения.
Артем мог бы дать голову на отсечение – она и не спрашивала этого номера!
Но уличать лгунью не стал – ему делалось все интереснее.
Если внимательно наблюдать, узнаешь больше, чем ежели станешь задавать дурацкие вопросы. Артем это знал и потому не раз сочувствовал следователям, которым как раз и приходится задавать вопросы. Следователи не могли наблюдать свою клиентуру в естественной обстановке – Артем же мог. И, судя по всему, вранье было для Ольги более чем естественно, возможно, оно даже заменяло ей кислород…
Она водила ногтем по строчкам прайс-листов, задавала вопросы, Буравский отвечал, но все эти торгово-таможенно-налоговые дела были Артему чужды, и в какой мере Ольга разбирается в тряпочном бизнесе, он определить не мог.
В сущности, и сам он, случайно подслушав несколько телефонных разговоров Буравского, мог бы вот так тыкать пальцем в бумажку…
Мезенцев принес поднос с тремя чашками и любимыми сырными рожками Буравского.
И тут Артем прямо-таки насладился эпизодом.
Ольга сделала вид, будто не слышит, как открывается дверь, как приближаются шаги. И лишь когда поднос оказался прямо перед ней, когда выплеснувшийся из чашки кофе попал на распечатку, она резко повернулась к Мезенцеву, явив ему красивое лицо и широко распахнутые глаза.
Да, подумал Артем, вот ради этого человека она и приехала сюда, ради него из шкуры вон лезет. Что за странные пляски дамы из высшего общества вокруг какого-то, прости Господи, уголовника?
А Ольга тем временем поблагодарила Мезенцева за кофе, и отведала, и удивилась – как он заваривает столь вкусно и ароматично? Призналась, что в ее родном городе не то что на каждом углу кафе, а даже по три штуки на углу, и тем не менее попробовать настоящий кофе – проблема, ей с подругой удалось найти погребок, где еще можно насладиться, но – всего один.
Артем отхлебнул из чашки и ничего выдающегося в напитке не обнаружил.
– Ну, Жора, а я и не знал, что ты такой мастер, – сказал несколько удивленный этим восторгом Буравский. – Теперь я с тобой вообще никогда не расстанусь.
– А вы тут давно работаете? – спросила Мезенцева Ольга.
– Давно, – буркнул тот.
Не клюет, подумал Артем, ой – не клюет! Что бы ты ни затеяла, красавица, но прямо сейчас, в моем присутствии, промахнулась. Может быть, Мезенцеву нравятся брюнетки. Или толстушки. Или восьмидесятилетние бабки. Или… кто его знает, к каким изыскам приучило уголовное прошлое…
Ольга не хуже него видела, что ее женские чары и восхищенные глаза не сработали. Поэтому сразу же, немедленнл, без секундного промедления, вернулась к деловому разговору с Буравским. Мол, как и положено воспитанной женщине, я похвалила кофе, сказала комплимент исполнителю, ставьте мне пятерку за ритуал и давайте займемся делом.
Дело же в итоге свелось к обмену визитными карточками, причем Ольга и на своей понаписала всяких телефонных номеров, и Буравского заставила сделать то же самое.
– Разное поясное время, во-первых, и из-за этого всякие недоразумения, а во-вторых, иногда минута дорога, – объяснила она. – Допустим, ей предлагают товар, она сразу консультируется – не можете ли вы поставить то же самое, но на других условиях, и быстро принимает решение…
Умещая на визитке цифры, она подвинула локтем кофейную чашку, и та грохнулась на пол. Хорошо хоть не разбилась.
Артем потянулся было поднять, но ощутил на предплечье Ольгину руку. Не надо, говорила рука, для этого прислуга есть. И точно – Буравской настукал три цифры и попросил Мезенцева забрать посуду.
– Согласитесь, для этого ей нужно отыскать вас и в вечернее, и, возможно, в ночное время… – продолжала, дав ему время отдать распоряжение, Ольга.
– Вы думаете, я сплю с прайс-листами под подушкой? – удивился Буравский.
Она рассмеялась.
– Извините! Я, кажется, все усложнила!
Вошел Мезенцев с подносом и стал составлять туда пустые чашки. Ольга же потянулась за сумочкой – спрятать визитку Буравского, и тут же сумочка свалилась на пол возле чашки. Аккуратненько так легла на бок.
Тут уж Ольга смутилась по-настоящему. Резко нагнувшись, она потянула на себя ремешок, неловко дернула – и почти все содержимое сумочки оказалось на полу. Включая стянутую резинкой пачку стодолларовых банкнот…
Мезенцев первым делом подобрал эту пачку и положил перед ней на столик. А потом уж сгреб неприспособленными для дамской мелочевки пальцами прочее содержимое.
– Зачем же так нервничать? – спросил Буравский.
– Знаете, когда я занимаюсь своими делами – я спокойна, как айсберг. Но когда я занимаюсь чужими делами, то есть делами подруги, Илоны, я волнуюсь, я боюсь все испортить, ей в последнее время не везет, поставщики всунули… вмазали ей брак, все рулоны подмочены, она это узнала слишком поздно, она подает на них в суд, но это безнадежно…
– Мы бы в суд подавать не стали, – Буравский повернулся к телохранителю.
– Мы бы отвезли обратно этот брак, а взамен взяли деньги. Все.
– Подумаешь, проблема, – буркнул Мезенцев, причем буркнул лишь потому, что хозяин ждал реплики. И уплелся с подносом.
Ольга спрятала все свое имущество в сумочку.
Потом возникла проблема – вывести Ольгу из бомбоубежища и доставить к «фордику». Артем опять мужественно предложил свои объятия, но Ольга отказалась – сейчас нога замотана бинтом, связка схвачена, романтические подвиги ни к чему. Она вполне способна неторопливо пройти через все дворы и даже пересечь улицу. Все это было высказано довольно-таки высокомерно, и Ольга имела гордый вид, пока не выяснилось, что модная туфелька поверх бинта не натягивается.
Кончилось тем, что Буравский скинул пиджак и сам донес Ольгу до машины.
– А в гостиницу уж я вас как-нибудь доставлю, – сказал Артем, занимая место за рулем.
– На самом деле все не так уж страшно, – отвечала Ольга. – Мне нужно было сразу попросить, чтобы вместе с бинтом в аптеке взяли какую-нибудь спортивную мазь, феналгон, что ли. Но он такой вонючий! Я не могла при Буравском вонять феналгоном!
– Ясно, – Артем кивнул. – А при мне?
– Вы – другое дело… – она подумала и добавила, прищурясь: – Мы – одной крови, ты и я…
Ишь ты, подумал Артем, цитирует! Стало быть, все же – артистка. Или лицо, приближенное к театру. Буравский – светско-деловое знакомство, а я – свой брат-артист, и для меня аромат феналгона – тайный знак принадлежности к одному великому союзу прыгающих, танцующих и растягивающих связки людей.
Потом они доехали до аптеки, Артем взял тюбик спортивной мази, загнал машину в переулок, Ольга, стянув прозрачный носочек с кружевной манжеткой, положила ему на колено пострадавшую ножку, и Артем крепко, от души, втер вонючее снадобье.
Ольга охала и кряхтела, но при этом улыбалась.
– Все будет хорошо, – сказала она в конце процедуры. – Было бы замечательно, если бы вы довезли меня до бабушки. Все равно я сегодня бегать по городу не смогу, так хоть посижу у старушки. Ей будет очень приятно.
– А где бабушка живет?
– На Матвеевской улице, дом… дом… – она задумалась, вспоминая. – Я покажу! Я там два раза уже была, я его узнаю!
Артем без приключений довез ее, помог выбраться из машины, буквально на руках внес в подъезд и поставил у двери, на резиновый коврик.
– Большое спасибо, – Ольга протянула правую руку к звонку, в левой она держала туфли и сумочку. – Теперь я сама. Я и так очень вас сегодня задержала. Как это называется – села на хвост?
– Села на хвост, – подтвердил Артем. – Но вы так хорошо вчера танцевали, что я был просто счастлив провести с вами эти полдня.
– До скорого!
Ему оставалось только повернуться и покинуть подъезд.
Далее – был тот редкий случай, когда незнание городской географии принесло Артему пользу; как выяснилось позднее – пользу сомнительную, но в тот момент он был убежден, что наконец-то судьба встала на его сторону.
Артем проскочил нужный ему правый поворот и протащился довольно далеко по Матвеевской, пока смог развернуться на сто восемьдесят, чтобы сделать круг и заново подъехать к повороту.
Издали он заметил сперва пятно, потом – и целый силуэт василькового цвета. Ольга стояла на поребрике, выкинув вперед руку, только что не большим пальцем вниз, почти как римская матрона, голосующая в Колизее за смерть гладиатора.
Уже скитаясь взад-вперед по Матвеевской, Артем старательно искал несостыковки в Ольгином поведении.
Что там говорила она Кирееву из-за двери таинственной гостевой квартиры?
Она говорила, что не хочет среди бела дня выезжать, она боялась, что ее кто-то увидит, кажется, так… Киреев возражал – она приехала не для того, чтобы сидеть взаперти, значит, у нее дела, которыми она должна заниматься. Пока что все логично, сказал себе Артем, у нее действительно дела, оформление завещания. И если братцы-бизнесмены скрыли от следователя Ловича, что приютили деловую женщину (эта конспирация казалась Артему идиотской, ну да ладно, она – факт, а против факта не попрешь…), то ей действительно не стоит мельтешить.
А она тем не менее мельтешит!
Уж надела бы чего попроще, подумал Артем, подъезжая к поребрику, серенькое или бежевое, чтобы не торчать в толпе! Нет же – ничего более яркого, чем ее васильковый костюм, в радиусе километра не наблюдается!
Он протянул руку и открыл ей дверцу. Ольга, торопясь, быстро уселась – и, не успела она закрыть ручку, Артем резко дал газ. Она с негодованием повернулась – и, как следовало ожидать, гневная фраза померла на ее губах, не родившись.
– Хорошая мазь феналгон, – сказал в пространство Артем. – Лечит прямо-таки моментально.
Она молчала. Теоретически ей полагалось перейти в наступление. С независимым видом выпалить, что никому не обязана давать отчет в своих поступках, пусть даже странных. И высказаться по адресу старых хрычей, которые шпионят за недоступными им женщинами. И потребовать, чтобы ее немедленно выпустили на самом неподходящем месте.
На что Артем готов был возразить – он ее охотно выпустит в управлении внутренних дел, у дверей следователя Ловича. Не раньше и не иначе!