Игрушка полдня бесполезно звонил ей домой, а петом решительно поехал на окраину искать ее мастерскую, где был всего раз в жизни. И нашел.
   – Привет! – сказала Алена, впуская его в мастерскую.
   Она была в рабочей одежде – старых джинсах, майке и босиком. Длинные русые волосы Алена заплела в косу. – Какими судьбами? Вот уж не думала, что ты обо мне вспомнишь!
   – Привет, – небрежно ответил Игрушка. – Просто прореха во времени. Не рассчитал, и вот два часа девать некуда. А если из твоего района ехать в центр, то за два часа не обернешься. Не напоишь ли кофейком? Вот я даже шоколадку и печенье принес.
   Недоверчиво взглянув на него, Алена пошла возиться с электроплиткой, а Игрушка перевел дух и порадовался, как удачно сошло вранье.
   Конечно, он не планировал молниеносной атаки. Он пришел сюда на разведку.
   Распихав залежи эскизов на столе и постелив чистый квадрат ватмана, Алена сервировала кофе.
   – А как там Костяй? – первым делом, начиная светскую беседу, спросила она. Игрушка остолбенел.
   Само собой, такого вопроса он ожидал. Удивило его другое. Только что он осознал, что Алена единственная спросила его о Костне. Прочие четыре обследованные им кандидатуры, похоже, намертво забыли о своем соблазнителе.
   – Понятия не имею, – ответил Игрушка. – Я в командировку садил, неделю жизни потерял. Сегодня попал в редакцию после обеда – ну, поверишь ли, уже ни души не было! На пляж, ироды, умотали!
   – Наверно, и Костяй с ними. А как он вообще?
   – Вообще нормально. Что ему сделается!: Женщины звонят без передыху. Выговор схлопотал – зевнул ляп на дежурстве.
   Насчет женщин Игрушка незначительно приврал. Звонили, конечно же, с передыхом – минут в двадцать, а то и полчаса.
   – Рада за него, – отхлебывая кофе, сказала Алена. – Человек должен вести активный образ, жизни.
   Игрушка задумался – что бы это значило? Ревнует Алена Костяя или презирает? Поди теперь разбери!
   – С таким образом он помрет холостяком, – решив подыграть, выдал наконец Игрушка, – Умная женщина его всерьез не примет, а на дуре он и сам не женится.
   – Ты пей, пей, а то остынет, – ласково сказала Алена. – К сожалению, он слишком большое значение придаст своей внешности. Думает, если в нем чуть не два погонных метра, то уже «пришел, увидел, победил»!
   Игрушка просиял.
   – Это не он сам, а его женщины приучили, – вступился он за друга, хотя не очень искренне. – Вам ведь именно два погонных метра подавай!
   – Не всем! – огрубила Алена. – Я, например, здоровенных мужиков не люблю. Что-то в них… крупноблочное. И нет нервности.
   – Чего??? – изумился Игрушка.
   – Нервности, Электричества. Такой мужик настолько уверен в своей неотразимости, что даже не вспыхивает… ну, ты понимаешь, что я имею в виду, У него даже восторга в глазах нет, когда он целует женщину. А надо, чтобы это в тот миг было главным событием жизни! Чтобы в нем огонь сквозь кожу пробивался! Я знаю мужчин такого типа. Как правило, они никудышные любовники.
   Тут Игрушка убедился в существовании левитации. Он на долю секунды поднялся в воздух над стулом и ощутил подлинную невесомость.
   – Интересная теория… – наконец пробормотал он.
   – Все мужчины, которых женщины убедили в том, что они красавцы, – плохие любовники, – продолжала Алена, – Такой товарищ рассуждает просто: пусть подруга радуется, что я вообще соизволил к ней прикоснуться! Понимаешь, им незачем воспитывать из себя хороших любовников, за ними бабы и так бегают, и так гордятся – вот, мол, я какого отхватила! Знаешь, как я называю этих мужиков? Выездные лакеи, С таким в гости ходить хорошо, чтобы дуры завидовали.
   – И кто же тогда тебе нравится?.. – затрепетал Игрушка.
   – Честно?
   – Честно!..
   – Тот, кто вовек не понравится дуре. Чтобы рост был средний, лицо не актерское, но с искрой божьей в глазах, сложение не богатырское, ненавижу горы мяса, но… Знаешь, иногда у невысоких худощавых людей бывает такая особенная грация… Грация маленького гибкого хищника на фоне стада слонов. И в каждом прикосновении – электричество!
   Игрушка был на седьмом небе.
   – Такие мужчины с юности не в центре внимания, – продолжала Алена, – и они, сознавая свою неконкурентоспособность, вынуждены пускаться на хитрости, чтобы завоевать и удержать женщину. Они читают литературу по сексу, и вообще… Только от них и дождешься настоящей нежности! Костяю же она ни к чему! – с неожиданной злостью завершила Алена свой монолог.
   Несколько секунд она ждала ответа от Игрушки. Но у него от блаженства отнялся язык.
   Он и был этим маленьким гибким хищником! Он и был этим вулканом изощренной нежности! Он, он, его поняли, его оценили!
   Алена встала и собрала пустую посуду.
   – Спасибо за кофе… – смятенно пробормотал Игрушка. – Все было очень вкусно… Я, наверно, пойду…
   В голове у него творилось такое, что он срочно должен был очухаться – пробежать пару километров, или раз тридцать подтянуться на турнике, или схватиться с разъяренным медведем. Он понимал, что городит сейчас чушь, и твердо знал, что в ближайшие полчаса не в состоянии будет говорить иначе.
   Когда человек тонет в океане и уже готов отказаться от борьбы, силуэт спасательной лодки может свести его с ума.
   – Куда ты пойдешь? По улицам слоняться? У тебя же еще столько времени, – напомнила ему Алена, – Посиди! Ты ведь так давно здесь не был.
   – Я… это… ну, время… – объяснил Игрушка.
   – Ага! Государственный человек! – обиженно сказала Алена. – Как по целым дням в шахматы дуться, у вас в редакции время есть!
   Эта обида была Игрушке дороже всякого комплимента.
   – Я же не знал! – воскликнул он.
   – Чего ты не знал?
   – Если бы я знал!..
   – А нетрудно было догадаться, – заметила она. – Ты же видел, что мне интереснее беседовать с тобой, чем с Костяем.
   Ничего такого Игрушка не видел – вероятно, ревность помешала.
   – Костяя даже не интересовало, чем я, собственно, занимаюсь. Придет сюда – и не спросит, что нового. А я, может, над этим эскизом три дня билась, наконец-то нашла нужные пропорции! Естественно, я хочу, чтобы дали мне похвастаться, чтобы похвалили. А он – ноль внимания.
   Алена разложила веером эскизы.
   – Вот, посмотри…
   Игрушка покорно стал перекладывать бумажки с места на место. Алена склонилась над ним, обводила пальцем контуры фигур, что-то объясняла – а он видел только загорелую шею, только серебряную цепочку со знаком зодиака, то выскакивающим из выреза майки, то опять ныряющим туда, в теплую ложбинку. И он чувствовал – Алена знает, как он следит за цепочкой, и она колдует нарочно, и если податься вперед, к щеке прикоснется теплое серебро, к щеке, и потом к тубам, а она знает это и хочет этого…
   Он все же откланялся – с огромным внутренним усилием сконцентрировавшись и условившись о встрече.
   Затем Игрушка съехал с перил, повис на низко растущей ветке клена у подъезда, раскачался, приземлился в стаю голубей и наконец понесся в непонятном направлении, время от времени подпрыгивая и срывая листья.
   Кроме того, ему хотелось орать во всю глотку.
   Вдруг Игрушка почувствовал, что хромает. Он схватился за бедро и тут же осознал – уже полторы минуты он слушает умопомрачительный мат. Тут же он ощутил свои колени. Это не было резкой болью – просто он вдруг почувствовал, что они у него есть. Игрушка посмотрел на колени и увидел продранные штаны.
   И он с трудом понял, что это просто на него налетел грузовик. Видимо, будучи отброшен на несколько метров. Игрушка приземлился на четвереньки, вскочил и понесся дальше без всякого соображения, а шофер медленно поехал следом, яростно объясняя Игрушке, что он, шофер, о таких кретинах думает.
   Игрушка вздохнул с облегчением, благодарно посмотрел на шофера и молча пошел к трамвайной остановке.

Глава двенадцатая СЮРПРИЗ

   Придя в редакцию. Игрушка первым дедом вычеркнул Алену из списка. Он замалевал ее фамилию фломастером, чтобы и следов не осталось.
   Зуев смотрел на него и недоумевал. Его озадачила скорость, с какой было проведено расследование.
   – Пора сворачивать нашу бурную деятельность, – сказал Игрушка. – Костяй вот-вот оклемается и расскажет, каких это гостей принимал. Все равно у нас результатов нет.
   И туг раздался звонок.
   – Алло! – первым цапнул трубку Игрушка.
   – Соломин, – представился Олег, – Ребята, ситуация осложняется. Во-первых, Костяю стало хуже.
   – Черт побери… – пробормотал Игрушка и сделал знак Зуеву, Тот приник ухом к трубке, а Игрушка, в свою очередь, взял се так, чтобы можно было слушать Соломина вдвоем.
   – Во-вторых, выкопал я в костяйских бумагах одного кооператора, связался с ним. Оказывается, рэкетиры перешли в наступление. Требуют в течение трех дней крупную сумму, и, как он считает, не у него одного. Деньги эти он им даст, от помощи милиции категорически отказался.
   – Я бы тоже отказался! – съязвил Игрушка.
   – Перестань. Он здорово перепуган. Рэкетиры вооружены! По крайней мере у одного есть пистолет. И угрожают не ему самому, а жене и детям.
   – Приятные известия! Ну и что же теперь делать?
   – Слушай внимательно. Скорее всего, рэкетиры убивать Костяя не собирались. Им просто нужно было срочно вывести его из игры.
   Мокруху на себя вешать – последнее дело. Они явно решили впопыхах выкачать из кооперативов все, что можно, и слинять из города. Ведь заявлять на них никто из кооператоров с перепугу не будет, а то, что стукнули по голове Костяя, может сойти за элементарное хулиганство – они же ничего у него в квартире не взяли, не попортили… И в каком-то смысле они правильно рассчитали – основную информацию для разгромной статьи Костяй все-таки держал в голове.
   – Ты клонишь к тому, что у нас очень мало времени?
   – Да. Я собираюсь сейчас звонить вашему редактору. Вкратце объясню ему, что вы трое помогаете вести следствие, и пусть освободит вас от всех дел!
   – Но не говори ему подробностей! Только не это! – завопил Игрушка.
   – Есть не говорить подробностей. И Игрушка услышал в трубке явственное фырканье.
   Тут в дверь всунулась секретарша Машенька.
   – Витя, к редактору!
   Коллеги вместе вышли в коридор, дошли до приемной, и тут Игрушку осенило:
   – Ты, Витька, лучше сразу не входи, а загляни. Вдруг он уже с Олегом вовсю беседует? Нужно дать ему время все осознать.
   Зуев, к счастью, не всовывал в кабинет голову, а метнул взор в крохотную щелочку. Этого вполне хватило, чтобы отшатнуться в панике.
   – Ты чего?!
   – Там эта!.. Людмила!.. Ковыльчик!.. Поскольку Зуев от такого чуда остолбенел, Игрушка схватил его за руку и силком выволок из приемной.
   – Ничего себе сюрприз! Как она тебя нашла?
   – Откуда я знаю!
   – Ты что, назвал ей свою фамилию?
   – Трудно найти в городе человека только по такой оригинальной фамилии! – с юмором висельника ответил Зуев.
   – Может, она запомнила тебя, когда приходила к Костяю?
   – Да нет же, я ее тогда и в глаза не видел! Эту кандидатуру предложила Наташка, она с ней здесь общалась!
   – Черт знает что! Как же она тебя выследила?
   – Понятия не имею! Ф-фу… я аж взмок…
   – Ты при ней ничего не говорил про газету?
   – Нет. Это уж точно.
   – И она тебя не спрашивала, где ты работаешь?
   – Нет. Вроде нет… Хотя, погоди, кто-то же меня спрашивал! Только вот кто?
   – Ну, давай, вспоминай! – уже предвидя ответ, безжалостно потребовал Игрушка.
   – Вспомнил! Когда я заполнял квитанцию! Кассирша меня записала на курсы и спросила адрес и место работы!
   Чуть ли не минуту Игрушка потрясение смотрел на Зуева.
   – Кр-р-ретин! И в твою дурацкую голову не пришло, что после шуточки с купальником она может тебя отыскать? Соврать ты никак не мог? Моральные принципы помешали?
   Зуев развел руками.
   – Да, если человек помер, то это надолго, а если человек дурак, так это навсегда, – резюмировал Игрушка. – Ну и что мы теперь будем делать? Говори, чучело!
   – Может, Соломину позвонить?
   – Соломин сам сейчас звонит шефу! И вообще – не может сотрудник нашей целомудренной милиции взять на себя ответственность за историю с купальником! Хотя…
   Олег Соломин в Игрушкином подсознании монтировался с юридической терминологией. И имя молодого следователя потащило за собой формулировку «вещественные доказательства»…
   – Погоди, погоди… – бормотал Игрушка. – Она же наверняка притащила с собой купальник! Ну, кажется, мы спасены… Пошли в приемную!
   Над редакторской дверью было небольшое окошко. Такие окошки встречались в старых домах, но зачем их раньше делали и даже стеклили – ни Игрушка, ни Зуев понятия не имели.
   Приказав секретарше Машеньке, чтоб молчала, Игрушка прислонил Зуева к стенке возле двери, вскарабкался по нему и заглянул в окно.
   Интерьер был знаком до омерзения, но Игрушку интересовала всего одна деталь. Он окинул взором редакторский стол, книжный шкаф с ним рядом, цветы на подоконнике, лейку в виде царевны-лягушки между горшков, пейзаж с морским берегом на стенке и гостевой уголок, где сидели в креслах и оживленно беседовали редактор и Людмила Ковыльчик. На журнальном столике между ними стоял лишь графин с водой.
   Вытянув шею. Игрушка обнаружил и злосчастный купальник. Он лежал-таки на редакторском столе. Редактор высвободил для него гигантское пространство на куске оргстскла, покрывавшего стол, и безумные орхидеи цвели посреди проблемных очерков и фельетонов.
   Тут зазвонил телефон. Редактор взял трубку, По-видимому, это действительно был Соломин – редактор извинился перед Людмилой и стал внимательно слушать.
   Лучший момент трудно было придумать. Схватив с Машенькиного стола первую попавшуюся стопку бумажек. Игрушка постучал и сразу вошел в кабинет.
   – Я на минутку, Николай Леонардович! Мне цитату проверить нужно, а наша библиотека закрыта.
   Редактор покосился – вроде бы уходили в прошлое времена непререкаемых цитат. Но Игрушка с такой жаждой во взоре устремился к книжному шкафу, так азартно стал копаться в оглавлениях, что редактор поверил.
   Дальше события развивались по плану.
   – Вызывали, Николай Леонардович? Зуев уверенно – хотя один бог знает, чего ему эта уверенность стоила, – вошел в кабинет.
   – Вызывал. Людмила Антоновна, вы этого человека искали?
   Людмила Ковыльчик даже вскочила с кресла.
   – Этого! – и она ткнула пальцем в Зуева.
   – Хорошо, товарищ Соломин, – сказал в трубку редактор, – я не возражаю. Всего доброго.
   Он положил трубку и странным взглядом посмотрел на Зуева. Были в этом взгляде и неудовольствие, и интерес, и свойственная шефу язвительность.
   – Виктор Сергеевич, – адресовался редактор к Зуеву, – вы с этой женщиной часом не знакомы?
   – Поверхностно, – отвечал Зуев.
   – А вон тот предмет вам ничего не говорит? Редактор широким жестом указал себе за спину, на свой стол.
   – Говорит, конечно.
   – И что же он вам говорит?
   – Склероз попутал, извините, – сказал Зуев, – во вторник оно у вас будет…
   – Что будет?! – хором спросили редактор и Людмила.
   – Стекло. Вы же просили достать еще кусок оргстекла!
   Редактор обернулся и посмотрел на стол. Там было пусто.
   Людмила Ковыльчик, все это время испепелявшая взором Зуева, громко ахнула.
   – Купальник! – воскликнула она.
   – Какой купальник? – осведомился Зуев, стараясь не смотреть ей в глаза.
   – Пропало что-нибудь? – невинно осведомился Игрушка, сидя на корточках и копаясь на нижней полке шкафа. Редактор с подозрением взглянул на него.
   – Игорь, вы ничего со стола не брали? Игрушка вскочил и демонстративно вывернул карманы брюк. Потом подошел к Людмиле Ковыльчик и распахнул на груди рубашку. За пазухой у него тоже ничего не было. Людмила отшатнулась.
   – Под стол он, что ли, свалился? – сам себя спросил шеф.
   Тут же Игрушка оказался на четвереньках возле стола.
   – Тут ничего нет! – бодро доложил он. – А что пропало?
   – Идите, Кошкин, идите, ради бога, мы без вас разберемся! – взмолился редактор. Он проконтролировал, действительно ли Игрушка выполз из-под стола, и самолично закрыл за ним дверь.
   Затем он, загородив широкой спиной стол, некоторое время смотрел то на Людмилу Ковыльчик, то на Виктора Зуева. Редактор был строг, но еще не слишком стар и знал, что отношения мужчины и женщины бывают иногда, мягко говоря, нестандартными.
   – Купальника, значит, нет, – констатировал он. – Сейчас мы начнем выяснять подробности этой кошмарной истории, и наверняка один из вас будет лгать, а слушать ложь мне всегда неприятно. Давайте сделаем так – вы сейчас вместе пойдете в какой-нибудь кабинет и разберетесь там между собой. А мне, насколько я понимаю, лучше в эту историю не вмешиваться. Идите, идите!.. Не милицию же мне вызывать для поисков этой штуковины!
   Оскорбленная Людмила Ковыльчик гордо вышла из кабинета.
   – Я буду жаловаться! – воскликнула она, стоя в дверях.
   – На что? – резонно спросил редактор. – Я лично к вашему купальнику пальцем не прикоснулся. Я сделал то, о чем вы меня просили, – вызвал человека, которого вы хотели видеть.
   – Но вы же своими глазами видели, что купальник…
   – Уважаемая Людмила Антоновна, я видел что-то пестрое, – развел руками редактор, – но откуда я знаю, что это такое было? Я же не видел, как этот купальник от воды становится прозрачным!..
   А тем временем Игрушка и Зуев молча плясали вокруг Игрушкиного стула, благословляя царевну-лягушку.
   Купальник, гарантирующий дальнейшее следствие по делу о родинке, мирно сох на спинке этого стула.

Глава тринадцатая ЕЩЕ ОДИН СЮРПРИЗ

   – Знаешь… – Зуев чувствовал себя крайне неловко, высказывая эту мысль, но не мог не поделиться с другом странным наблюдением, – мне кажется… ты, конечно, не поверить, и будешь прав… да, так вот, понимаешь…
   – Давай, давай, рожай! – подбодрил Игрушка.
   – Мне кажется, ее оскорбило не то, что я ее видел голой, а то… что я убежал… Игрушка призадумался.
   – Насколько я знаю женщин… – он окинул взглядом совершенно не аполлоновскую фигуру друга, критически оглядел его круглое лицо и, смилосердившись, закончил: – Вкусы у них бывают самые неожиданные.
   – Глупо это все получилось, – огорчился Зуев.
   – Да, похоже, тебе не следовало удирать, – решил проанализировать ситуацию Игрушка. – Женщина простит нахала, но не болвана. В конце концов, она весьма и весьма… привыкла считать себя стройной и сексапильной, и вдруг такая реакция!
   – Она не в моем вкусе, – решительно объявил Зуев, и тут Игрушка вспомнил последовательно Наташу Меншикову, попытку Зуева залезть на стенку и сеанс массажа. Увы, рядом с эталонным красавцем Соломиным Зуев безнадежно проигрывал, и Игрушка даже с некоторой болью осознавал это, ведь и ему случалось в таких поединках проигрывать, хотя и по другим причинам.
   И он попытался сделать то единственное, что могло подсластить Зуеву горькую пилюлю.
   – Ну, тут ты, старик, того… совесть потерял! Ты хоть посмотрел, какие у нее ноги? Сказка!
   – Посмотрел, – признался Зуев.
   – Я бы на твоем месте не стал зевать. Она же нашла тебя, не растерялась. И поверь, она искала тебя не для того, чтобы шваркнуть купальник тебе в физиономию. Купальник – это предлог.
   – Она не в моем вкусе, – упрямо повторил Зуев. – Вся. Целиком, И без купальника.
   – Даже ноги?
   Тут, к великому удивлению Игрушки, Зуев молча взял авторучку и старательно нарисовал на полях газеты кривую рамку.
   – Вот… примерно так, – сказал он, поправляя свое творение. – Женские ноги должны быть такие… ну, округлые вот здесь, что ли… А у нее наоборот.
   Игрушка понял, что коллега попытался изобразить действительно округлую ножку Наташи.
   И, с одной стороны, его порадовало, что закоренелый холостяк Зуев еще обращает внимание на такие вещи, а с другой…
   Он вспомнил две босые ножки на дощатом полу мастерской. Две изящные ножки и десять крошечных капелек малинового сока, к которым нужно было приникнуть губами, настолько они сейчас показались сладкими. И окрашенный тем же малиновым соком ноготок, бродящий по ярким пятнам на ватмане… и серебряная цепочка со знаком зодиака…
   Дверь распахнулась, и на пороге возникла Наташа.
   – Доброе утро! – сказала она.
   – Как ты себя чувствуешь? – радостно встрепенулся Зуев.
   – Как заржавевший робот. Сажусь в шесть приемов со скрипом, встаю точно так же – кряк, кряк, кряк…
   – Значит, будешь участвовать в военном совете стоя, – предложил Игрушка. – Сперва подведем итоги. Обследовано восемь женщин: одна тобой, Наталья, одна Олегом, одна Витькой, три – Витькой и мной, две – мной лично. Результата никакого.
   – А кто восьмая? – поинтересовалась Наташа.
   – Алена, – с тихой гордостью сообщил Игрушка.
   – Успел? – ахнула Наташа.
   – Ты была права, – не отвечая на прямой вопрос и предоставляя ей делать выводы, сказал Игрушка. – Между ней и Костяем действительно нечего не было. Ну, кто у нас там дальше по списку? Читай, Витек!
   Зуев взял список и открыл рот.
   Туг отдельская дверь опять распахнулась, и на пороге возникла роскошная женщина. Зуев увидел ее и онемел.
   Этой женщины никто не знал.
   – Здравствуйте, – сказала она, ставя на пол дорожную сумку. – Это отдел коммунистического воспитания? Я правильно попала?
   – Да, отдел коммунистического воспитания, – ответил Игрушка. – Присаживайтесь! Вы по какому поводу?
   – Мне нужен Телегин, Костя Телегин. Наташа и Зуев переглянулись.
   – Телегина сейчас нет, – сообщил Игрушка. – Он несколько того… приболел.
   – Что с ним? – быстро спросила женщина, обводя сотрудников отдела округлившимися глазами. – Я так и думала! Дома его нет, к телефону он не подходит… он в больнице?..
   – К сожалению, в больнице, – подтвердила Наташа. – Да вы не волнуйтесь, все уже позади!
   И она сделала коллегам знак рукой, означающий: «А ну брысь отсюда!»
   Игрушка и Зуев одновременно отступили к двери и выпихнулись в коридор.
   – Это что-то новое! – сказал Зуев.
   – Номер девятнадцатый, – сосчитал Игрушка. – Как же мы ее проворонили?
   – Может, он ее в какой-нибудь командировке завлек? – предположил Зуев. – Какая-то она не здешняя… не наша.
   – Логично мыслишь… Они помолчали.
   – Надо Соломину позвонить, – решил вдруг Игрушка. – Может, он за эту ниточку уже тянул?
   – И что ты ему скажешь? Ты хоть знаешь, откуда она явилась и как ее зовут? – резонно спросил Зуев. – Объяснишь, что у нее длинные ноги и накрашенные глаза?
   – Надо обождать, пока Наташа что-нибудь выведает, – решил Игрушка. – Давай засядем в рабочем отделе, оттуда слышно, как у нас дверь хлопает. Все равно там сейчас никого нет и открыто.
   – Не редакция, а проходной двор, – проворчал Зуев. – За пять лет не припомню случая, чтобы хоть один отдел был заперт на ключ. На задвижку изнутри – это бывает. Помню, где мы прячем отдельский ключ, но не помню, чтобы когда-нибудь им пользовался!
   Тут из отдела выскочила Наташа со стаканом.
   – Ну-ка, пропустите! – скомандовала она. – Она там совсем созрела!
   – Рыдает?! – воскликнул Игрушка.
   – Почти. Сухая истерика. Это еще хуже. А знаете, как ее зовут?
   – Ну? – хором спросили Игрушка и Зуев.
   – Только не упадите – Галина Телегина!

Глава четырнадцатая НАШЕСТВИЕ

   Мгновенно насладившись произведенным эффектом, Наташа понеслась за водой.
   – Ничего себе! – воскликнул, очухавшись, Игрушка. – Костяй-то, Костяй! А? Вот это да!
   – Вот теперь и надо звонить Соломину! – напомнил Зуев. – Мистика! Вот это так явление! И, главное, когда?! Как нарочно!
   Дойдя до поворота коридора, Зуев вдруг остановился и попятался.
   – Обратный ход! – шепотом скомандовал он.
   – Что такое?
   – Там эта, которая дизайнерша… Идет на нас!
   Отступать было некуда, кроме двери с буквой «М».
   Дизайнерша проходила в списке под номером пятнадцатым.
   Друзья подглядывали в щелочку, как дизайнерша, озираясь, постучала в дверь отдела пропаганды, явно перепутав се с дверью отдела коммунистического воспитания, как она нерешительно приоткрыла эту ненужную ей дверь и вошла в пустой отдел.
   – Что сейчас будет! – прошептал Игрушка. – Она сунется к нам и столкнется с Костянской женой!
   По коридору пробежала Наташа с полным стаканом.
   Зуев высунул руку и попытался втащить Наташу в дверь с надписью «М».
   Но Наташа таких пошлых шуточек не понимала. Она выплеснула неизвестному шутнику в засаде стакан воды прямо в глаза и побежала за другим стаканом.
   – Балда! – вдобавок обругал мокрого Зуева Игрушка. – Включи думатель!
   – Надо же было объяснить ей, чтобы она увела эту Телегину из редакции! – оправдывался Зуев.
   – Объяснил!..
   Они выскочили в коридор и побежали следом за Наташей. Женский туалет находился по другую сторону лестничной площадки, но влетев туда, Игрушка с Зуевым опять вынуждены были по-пятиться.
   По лестнице поднималась кандидатура номер восемнадцать.
   Ее звали Шурочкой, и она была врачом.
   Шурочкины каблуки сурово и гулко колотили по щербатым ступенькам.
   – Ой, мамочки! – только и сумел выдохнуть Зуев.
   Шурочка остановилась, глядя то направо, то налево, соображая, в каком коридоре находится дверь отдела коммунистического воспитания. И пошла не в ту сторону.