Туболев Владимир. Одиночный полёт

   - Командир, режим!
   У него хороший штурман. Он знает свое дело. Хороший штурман, еще не оторвавшись от земли, думает о ветре. Он всегда с недоверием относится к груде метеосводок, которыми его снабжают перед полетом. Едва поднявшись в воздух, он хочет сам узнать скорость ветра, его направление, снос машины. И, как правило, его данные резко отличаются от тех, которые он получил на земле. Земля всегда отстает от событий, происходящих в воздухе.
   А сейчас, перед бомбометанием, ветер штурману особенно нужен...
   Две минуты, пока штурман, припав к окуляру визира, ловит одному ему видимые ориентиры, кажется, что машина замерла в воздухе. Ни одна стрелка не сдвигается даже на десятую долю миллиметра.
   - Промер окончен, - сообщает штурман. - Хороший ветерок получился, командир! Повторять не надо.
   Приятно дать штурману хороший ветер. Штурманы редко бывают довольны ветром. Иногда приходится повторять режим по три, четыре, пять раз, и тогда работа летит к чертям. Тогда каждый думает о том, чтобы хоть как-то разделаться с этим проклятым полетом, от которого добра ждать не приходится. Они хорошо работают. Они хороший экипаж.
   - Командир, осталось семнадцать минут.
   - Понял. Стрелок, вы слышали? До Кенигсберга - семнадцать минут.
   - Слышу. Семнадцать.
   - Как кислород?
   - В порядке, командир. Идет.
   - Штурман, у вас как с кислородом?
   - Все хорошо. Спасибо. Командир, начинайте набор. Держите шесть метров в секунду.
   - Понял. Шесть.
   Нос самолета чуть приподнимается. Они уходят от земли все дальше. От враждебной земли, на которой рассыпано довольно много огней. Но эти огни капитана на радуют. Они вызывают в нем раздражение и глухую злобу.
   5
   ...Когда Царев ушел, капитан поднялся и развел в печурке огонь. Подбросив дров, он посидел, задумчиво глядя на пляшущие язычки пламени.
   Майор Козлов и старший лейтенант Царев... Один терпеть не может его, Добруша, второй расположен настолько дружески, что готов на самопожертвование. А в итоге - горечь от встречи и с тем, и с другим. Ну что стоило Цареву сказать, что машина у него, Добруша, не так уж и плоха, а полет на Кенигсберг - это задание, с которым справится и ребенок? Зачем искать какие-то другие причины полета на Кенигсберг, кроме тех, которые есть на самом деле?
   Капитан вздохнул. Им овладела странная апатия, в мозгу проносились обрывки мыслей, никак не связанных с предстоящим полетом. Лицо погибшего стрелка, истребитель "И-16", на котором он летал в начале войны, маленькая женщина, штурман Назаров, трубка "Дарю сердечно..."
   До вылета оставалось тринадцать часов. "Ладно, - подумал он. - Я должен бомбардировать Кенигсберг, и покончим с этим".
   Он снова подумал о штурмане Назарове. Вот кто ему нужен. Назаров хороший штурман. Правда, он из экипажа Козлова, и это даст майору лишний повод для различных домыслов. Но с этим считаться не приходится. Капитан поднялся и снял с гвоздя куртку. Но в этот день все складывалось неудачно. Не успел он одеться, как снаружи послышался шум шагов и в землянку спустился старшина Рогожин.
   - Можно, командир?
   - Входите, - буркнул Добруш, окидывая взглядом землянку в поисках фуражки.
   Старшина остановился у порога и переступил с ноги на ногу. Он был тучен, форма сидела на нем мешком.
   - Василь Николаич...- прошепелявил старшина, прижимая руку к левой щеке.
   - Что это с вами? - спросил капитан. - Простыли? Рогожин помотал головой.
   - Зуб проклятый... Хоть матом кричи.
   - Коренник?
   - Коренник, Василь Николаич.
   - Плохо дело. Лечить надо.
   Добруш похлопал рукой по одеялу на варах, приподнял подушку. Фуражки нигде не было.
   - Вылечишь зверюгу... как же. Доктора три раза драли.
   - Не помогло?
   - Укоренился.
   - Плохо дело, - повторил капитан. Рогожин тяжело вздохнул.
   - Василь Николаич?, а Василь Николаич...- сказал он после молчания. - Вам надо поглядеть левый мотор.
   - Что там еще? - недовольно спросил Добруш.
   - Сбрасывает обороты.
   - Знаю. Я проверял вечером.
   - Сейчас он сбрасывает почти сто пятьдесят, - тихо сказал старшина.
   Капитан повернулся к Рогожину, вынул изо рта трубку и внимательно поглядел на него.
   - Зажигание проверили?
   - Все проверили, Василь Николаич. Дело не в том. Капитан сдвинул брови.
   - А в чем?
   - Мотор после второй перечистки.
   - Правый тоже после второй перечистки. Старшина тихонько вздохнул.
   - Это правда, Василь Николаич. Только в нем не взрывалось полтонны железа. Добруш поморщился.
   - Ну, это преувеличение.
   - Не, Василь Николаич, - покачал тот головой. - Не преувеличение. Вы посмотрели бы, какая там была каша после...
   - Да, да, - нетерпеливо сказал капитан. - Это большое упущение с моей стороны. Впредь буду внимательнее.
   О том, в каком состоянии был мотор, когда он посадил машину, капитан знал не хуже Рогожина. Они вместе проверяли его, и Рогожину не стоило говорить об этом. Старшина смутился.
   - Простите, Василь Николаич...
   - Прощаю, - буркнул тот. - Что вы предлагаете? Старшина сдвинул стоптанные каблуки, втянул, насколько это было возможно, перевалившийся через ремень живот и приложил руку к пилотке.
   - Товарищ командир, предлагаю выбросить мотор в металлолом.
   - Так...
   Наконец Добруш вспомнил, что оставил фуражку в штабе. "Этого еще не хватало, - подумал он с раздражением. - Сегодня я делаю глупость за глупостью. Если мотор сбрасывает сто пятьдесят оборотов, то никакой штурман не поможет. И можно обойтись без фуражки". Он потер рукой лоб.
   - Ладно. Сейчас посмотрим.
   6
   Самолеты стояли на опушке березовой рощицы, Еще несколько дней назад здесь было тридцать семь машин, внушавших уважение своим грозным видом. Сейчас их осталось всего шестнадцать - усталых птиц с покалеченными крыльями, пробитыми фюзеляжами, обнаженными моторами. И аэродром оказался непомерно велик. Од превратился в огромную пустыню.
   ...Это случилось в тот день, когда они бомбардировали станцию. Самолет только успел приземлиться, как в воздухе раздался гул моторов. Добруш, помогавший санитарам выносить из машины штурмана со стрелком, сначала не обратил на это внимания: может, возвращается задержавшееся звено. Потом что-то словно кольнуло его, и он обернулся. С востока, из-за кучевого облака, звена за звеном выплывали черные косокрылые "хейнкели".
   Добруш бросился в кабину бомбардировщика. Обламывая в спешке ногти, пристегнулся к сиденью и запустил моторы. Он еще успел заметить, как справа, слева от него тоже забегали летчики, бросились к машинам, - и дал двигателям полные обороты. Не разворачиваясь, прямо со стоянки он начал разбег поперек поля. За ним потянулось еще несколько самолетов. А "хейнкели" уже совсем рядом. Он был в воздухе, когда первая волна от взрыва тряхнула самолет, едва не опрокинув его.
   ...Добруш со старшиной прошли по стоянке мимо темных масляных пятен, расплывшихся там, где раньше находились машины, мимо красных противопожарных щитов с ненужными теперь ведрами и лопатами, мимо ящиков с песком, в которых валялись еще не успевшие почернеть окурки. Когда-то все это имело смысл. Но хозяев не стало, и ящики, щиты, пятна, забытые ведра казались теперь непужными и странными - вещи, утратившие связь с человеком.
   - Металлолом... а мне говорят - ремонтируй, - проговорил старшина, задыхаясь и старательно обходя баллоны с кислородом. - Нельзя ремонтировать то, что никакому ремонту не подлежит, Василь Николаич. Вот чем это кончается, когда думают не головой, а задницей.
   Капитан вытащил из кармана трубку и, не зажигая ее, сунул в зубы. Потом внимательно поглядел на Ро- гожина.
   - Что это с вами, старшина?
   - Василь Николаич, нельзя вам лететь на такой машине!
   - Кто вам сказал, что я лечу?
   - Незачем мне говорить, - угрюмо возразил тот. - Я не слепой.
   - Гм...- сказал Добруш. Он поспешно похлопал по карманам и, достав спички, прикурил. - Кажется, зуб у вас перестал болеть?
   Старшина на мгновение приостановился и посмотрел на капитана с укором.
   - Ну зачем вы так, Василь Николаич? - спросил он. - Мы ж не дети. Добруш положил руку ему на плечо.
   - Мир устроен немножко хуже, чем нам хотелось бы, правда? - Он вздохнул. Не сердитесь, старшина. Я не хотел вас обидеть.
   Несколько минут они шагали молча. Потом капитан спросил:
   - Пулеметы в порядке?
   - В порядке.
   - Баки?
   - Тоже. Все остальное в порядке. Все, кроме моторов. Так что можете считать, что все не в порядке.
   - Ладно, ладно, - проворчал капитан. - Это я уже слышал. Не нужно вам так много повторять одно и то же.
   Вчера вечером, когда он проверял самолет, дело не казалось таким безнадежным. Правда, тогда и приказа лететь на Кенигсберг не было. "Обреченное задание"...
   - Глупости, - пробормотал Добруш.
   - Что вы сказали? - встрепенулся старшина.
   - Так, ничего.
   Машина находилась в самом конце стоянки. Четыре дня назад, когда Добруш посадил ее, это была груда металлолома. Когда самолет коснулся земли, левая консоль отлетела. В крыльях же и фюзеляже было столько дыр, что капитан и считать их де стал.
   Сейчас самолет уже походил на боевую машину. Крылья были отремонтированы, дыры в фюзеляже залатаны, установлен пулемет стрелка. Возле машины сновали механики.
   - Проверните винты, - сказал капитан старшине.
   - Прокопович, с мотора! - крикнул тот механику, сидевшему верхом на левом капоте. - Провернуть винты!
   Солдат скользнул вниз. Добруш поднялся в кабину и положил руку на секторы газа.
   Уже по тому, как вяло взял левый мотор первые обороты, капитан понял, что он сдал окончательно. На всякий случай Добруш прогнал его и на других режимах, но мотор начал чихать и захлебываться.
   Капитан выключил зажигание. Он еще посидел в кабина, потом спустился на землю.
   "На такой машине, пожалуй, можно взлететь, - подумал он. - Но садиться уже не придется. Больше часа она не продержится". С минуту он глядел на мотор.
   - Старшина!
   - Я здесь, командир, - шагнул тот из-за шасси.
   - Снимите мотор.
   - Есть! - обрадованно воскликнул тот.
   - Постарайтесь уложиться в четыре часа.
   - Будет сделано, командир! Ну и рад же я, командир! - Старшина потрогал щеку. - И фашист вроде присмирел. Эй! - крикнул он механикам. - Снимать мотор! Быстро! Солдаты бросились к самолету.
   7
   Из-за бомбосклада, тяжело рыча, выполз трехтонный грузовик.
   В кабине рядом с шофером сидел капитан Добруш. В кузове разместились четверо механиков. Там же стояла лебедка.
   - Быстрее, - попросил Добруш. Шофер покосился на летчика и крепче ухватился за руль.
   - Мы можем врезаться в дерево, - сказал он. - Дорога слишком петляет.
   - Постарайтесь не врезаться. Шофер передернул плечами.
   - Мы едем достаточно быстро. Если поедем еще быстрее, то уедем не дальше ближайшей сосны.
   - Давайте не будем спорить о соснах. Грузовик объехал поваленное дерево н запрыгал по неровной лесной дороге. Добруш внимательно посмотрел на шофера. На вид ему было около пятидесяти. Вряд ли он профессионал, скорее, до войны управлял какой-нибудь небольшой конторой. Капитан определил это по прозвучавшим в голосе шофера покровительственным ноткам. В армию попал недавно и еще не успел привыкнуть к тому, что здесь он просто рядовой Иванов или Петров.
   - Как вас величают? - спросил Добруш.
   - Иваном Ивановичем Санюшкиным, - сказал тот. И пояснил: - Я, знаете, в общем-то не шофер. До войны был на руководящей работе в Рославле. Слышали о Рославле? Добруш кивнул.
   - Хороший городок, - сказал Иван Иванович. - Маловат, правда, настоящему работнику негде развернуться. Но - чистота, уют. Говорят, сожгли немцы, вздохнул он. - Не знаете?
   - Нет, к сожалению, не знаю.
   - Да... Война-это стихийное бедствие, - п родолжал Иван Иванович. - Все сломалось. Меня, знаете, собирались в область выдвинуть, а тут - на тебе. - Он покачал головой. - Меня не хотели брать, стар, говорят. Но я был тверд как кремень.
   Тут Иван Иванович явно преувеличивал. Для кремня он был слишком кругл. "Наверно, конторой своей он руководил по-семейному, и его даже любили, подумал капитан. - И начальство его не ругало".
   - А все нехорошо получилось, - сказал Иван Иванович. - Я рассчитывал хоть батальон дадут, как - никак, у меня пятнадцатилетний опыт руководящей деятельности... Смешно. Из руководящего работника - шофером.
   Он не жаловался. Он пытался понять, что же вдруг произошло. Было все так прекрасно, так устроенно, был такой привычный мир, он там сжился с ним, и вот - его не стало.
   - Да, это неприятно, - посочувствовал Добруш.
   - И вы так думаете? - встрепенулся Иван Иванович. - Вот видите... Главное - не по-хозяйски. Нельзя так разбрасываться кадрами. Батальон мне вполне могли бы дать. Полк, пожалуй, не дали бы, да и я не претендую, но батальон...
   - Не огорчайтесь, - сказал капитан. - Что поделаешь. Хорошие шоферы тоже нужны.
   - Э, сказали, - возразил Иван Иванович. - Баранку крутить - дело нехитрое.
   "А мы едем слишком медленно, - подумал Добруго. - И мне надо бы кое-что прикинуть..." Но ему не хотелось обижать шофера.
   - Дорога как будто стала ровнее, - сказал он. - Поезжайте, пожалуйста, быстрее.
   - Ну что вы - яма на яме, - возразил Иван Иванович. - Да и куда нам гнать?
   - Нам нужно привезти на аэродром мотор. Если мы не привезем его вовремя, самолет не сможет уйти на задание, - пояснил капитан.
   - И вы туда же, - неодобрительно сказал Ивап Ивановича. - Давай, давай, быстрее, быстрее... Что значит один какой-то самолет? Не улетит один - улетит другой...- Иван Иванович вздохнул. - Эх, не война бы... Ведь я сейчас уже руководил бы комбинатом. Представляете?
   "Лучше бы ты как следует вел машину", - подумал Добруш.
   - Иван Иванович, притормозите, пожалуйста, - попросил он. Шофер остановил машину.
   - А теперь садитесь на мое место. Иван Иванович уставился на него с изумлением.
   - Что?!
   - Да и дорогу я знаю лучше, - пояснил Добрую.
   - Вы что же - не доверяете мне?! - вскричал Иван Иванович.
   - Я вовсе не хотел вас обидеть, - возразил капитан. - Но у нас слишком мало времени.
   - Вы не имеете права отстранять меня от управлениям - загорячился Иван Иванович. - Я буду жаловаться, так и знайте!
   - Ладно, ладно. - Капитан поморщился. - Перебирайтесь же. Иван Иванович наконец выбрался из кабины.
   - Вы... вы... нехороший человек, вот что! - крикнул он, обходя машину. - И я не беру на себя ответственность за последствия !
   "Что за напасть, - подумал капитан. - Этого мне еще не хватало..."
   Он подождал, пока Иван Иванович поднялся в кабину, затем дал газ.
   Сосны со свистом понеслись навстречу. Казалось, они отскакивали в стороны перед самым радиатором и сразу смыкались за машиной. Капитан не мигая смотрел вперед. "Надо мне не забыть поспать на обратном пути, - подумал он. Немногого я буду стоить в полете, если не посплю хотя бы час".
   - Запоминайте дорогу, Иван Иванович, - сказал он. - Обратно вести машину придется вам самому.
   - Отстаньте от меня, - огрызнулся тот.
   - Ладно, ладно, - сказал капитан, выворачивая руль, так как дорога неожиданно вильнула в сторону. - Нечего вам злиться.
   "Нечего им всем злиться, - подумал он, - потому что им не лететь сегодня на Кенигсберг. А мне еще нужно достать мотор, который может оказаться черт знает в каком состоянии".
   Вспомнив о моторе, капитан помрачнел. Запасных моторов на складе не было. Но с неделю назад километрах в двадцати от аэродрома немцы подбили самолет из соседнего полка. Летчику удалось посадить машину. Потом приезжали механики и пытались спять с нее моторы, но это им не удалось: на обратном кути они останавливались в полку, и Добруш слышал их разговор. По их словам, один из моторов вполне годный, и они собирались приехать за ним еще раз. Но почему-то так и не приехали.
   Капитан видел эту машину во время последнего полета. Она стояла недалеко от какой-то деревушки посреди поля. Оба мотора были на месте.
   Вернувшись с аэродрома, капитан сразу же направился к инженеру эскадрильи Лаптеву.
   -Семен Константинович, дай мне человек трех-четырех механиков, - попросил он.
   - Зачем они тебе? - удивился тот.
   - Хочу снять мотор с подбитой машины.
   - С той, что возле Знаменки?
   - Да.
   - Зачем он тебе?
   - У меня левый никуда не годится.
   - А что?! - воскликнул тот. - Это мысль! Чем добру пропадать... Но на кой черт этим заниматься тебе? Вот что мы сделаем. Сейчас я организую людей и съезжу сам. Он было поднялся, но Добруш остановил его.
   - Да куда тебе, ты же на ногах не держишься. У тебя и в эскадрилье дел по горло. А мне все равно надо посмотреть, что это за мотор. Инженер смущенно потер слипающиеся веки.
   - Замотался в последние дни... Ладно, действуй.
   Машина выпрыгнула из леса п покатила по лугу. Сильно запахло недавно скошенной травой. Вдоль каж- дого прокоса тянулись по две протоптанные борозды. Добруш машинально отметил, что убирали луг вручную женщины и ребятишки: такой узенький след не мог оставить мужчина.
   Они нырнули в низину, потом перевалили маленький взгорок и промчались по пустынной словно вымершей деревне. Только из-под колес выскочил ошалевший петух, перелетел через плетень и заорал так, что его еще долго было слышно сквозь рев мотора.
   Прогрохотал под колесами мост, п они увидели самолет. Добруш развернул машину, затормозил и вышел из кабины.
   Видимо, на самолете летал очень хороший летчик. Это был единственный пятачок, где можно было посадить такую машину. Часть хвостового оперения была срезана пулеметной очередью. Снаряд разорвался в правом моторе и заклинил створки шасси. Летчику пришлось садиться на одну ногу. Он долго удерживал машину на пробеге, потом правое крыло упало и самолет развернуло. Может, пилоту повезло. Но, возможно, он сумел рассчитать посадку. Машина замерла прямо над оврагом.
   Теперь Добруш понял, почему механики не смогли снять мотор. Капитан закурил трубку.
   Он не заметил, как сзади подошел шофер и остановился рядом.
   - Поворачивать, товарищ капитан?
   - Что? - не понял Добруш.
   - Обратно, говорю? - повторил тот.
   - Обратно? - Он очнулся. - Нет, надо снять мотор.
   - Но вы же видите, что это невозможно.
   С самого утра его, как наваждение, преследует это слово. "Невозможно, невозможно, невозможно..." Да что они, сговорились, что ли?
   - Это возможно, - жестко сказал он. - Невозможно не снять мотор. Понимаете?
   - Понимаю...- Иван Иванович с растерянным видом огляделся и развел руками. - Понимаю, товарищ капитан. Господи боже мой... Но - как? Ахиллесова пята...
   Он всплеснул руками и забегал, с отчаянием глядя то па самолет, то на овраг.
   Капитан перевел взгляд с Ивана Ивановича на стоявших рядом механиков.
   - Начинайте снимать винт и капоты, - тихо сказал он. - И, пожалуйста, поторопитесь. Солдаты бросились к самолету. Добруш подошел к краю оврага. Если бы не овраг, можно бы подогнать кузов грузовика под мотор и опустить его вниз. Перетащить мотор через овраг? И думать нечего. Может, попробовать оттащить самолет?
   Он поглядел на изуродованную машину и покачал головой.
   Чтобы сдвинуть самолет с места, потребовался бы пяток тягачей. Капитан еще раз поглядел на овраг.
   - Иван Иванович! - окликнул он шофера. Тот замер.
   - Вы говорили, что были на руководящей работе...
   - Да, да! - вскричал тот. - Пятнадцать лет как один день...
   - Смогли бы вы организовать колхозников вон того села, - капитан указал на деревню, которую они только что проехали, - и засыпать овраг?
   - Я?!
   - Да, вы.
   - Вы доверяете мне это?
   - Очень бы вас просил.
   - Можете на меня положиться! - Иван Иванович взглянул на овраг, потом на капитана. - Гениально! - вскричал он. - Единственно правильное решение... Но оно невыполнимо. Чтобы засыпать эту пропасть, нужно дня два.
   - Даю вам два часа.
   - Что?! Да за такое время...
   - Вьшолняйте приказание.
   - Да ведь это немыслимо, товарищ капитан! Добруш пристально посмотрел ему в лицо.
   - Мне крайне неприятно, - желчно сказал он, - мне крайне неприятно... но если через два часа овраг не будет засыпан, я вынужден буду вас расстрелять. Иван Иванович вытянулся.
   - Я готов, товарищ капитан, - проговорил он с достоинством. Добруш прищурился.
   - К чему вы готовы?
   - Стреляйте, товарищ капитан.
   - После того, как вы засыплете овраг. Если не уложитесь в срок хоть на секунду.
   - Крайне неприятно, - сказал Иван Иванович, - но такой срок, к сожалению, ни в какие физические рамки не влезает.
   - Постарайтесь, чтобы влез.
   Добруш круто повернулся и направился к самолету. Иван Иванович проводил его окаменелым взглядом.
   Несколько секунд он стоял неподвижно, потом всплеснул руками и бросился к машине. Взревел мотор, и грузовик рванулся по полю...
   8
   Когда мотор был снят, капитан сел в кабину и откинулся на спинку сиденья.
   - Разбудите меня на аэродроме, Иван Иванович, - сказал он шоферу. - Теперь можете ехать не слишком быстро.
   Тело ломило от усталости, глаза слипались. Что-то кричали на прощанье женщины, но Добруш не смог даже поднять руку, чтобы помахать им в ответ. Он провалился в темноту.
   Он не знал, долго ли спал. Но когда проснулся, машина все еще покачивалась на дороге. У капитана было такое ощущение, будто с ним только что случилось что-то хорошее. "Что же такое было? - попытался он вспомнить. Нe открывая глаз. - Ах, да. Девочка. Вера". Он улыбнулся.
   Пока он разъединял соединения, вертел гайки, выбивал шпонки, рядом на крыле стояла пятилетняя девчушка, Верочка. Она была такая хорошенькая и такая серьезная.
   - Дядя летчик, а мама мне велела стеречь самолет от безобразников мальчишек, - это было первое, что она сказала. - Я уж стерегла-стерегла...
   - Спасибо тебе, - сказал Добруш. - И маме твоей спасибо.
   - Пожалуйста, - сказала она очень серьезно. Потом повернулась к работавшим внизу женщинам и крикнула: - Мама, мама, дядя летчик пересылает тебе спасибо!
   Она внимательно следила большими синими глазами за работой пилота и механиков.
   "Если она улыбнется, я вернусь, - неожиданно подумал капитан. - Ну, улыбнись. Пожалуйста",- мысленно попросил он. Девочка улыбнулась. Она была очень похожа на его Зосю... Машина подпрыгнула последний раз и остановилась.
   - Приехали? - спросил Добруш шофера.
   - Приехали, товарищ капитан. Добруш открыл глаза и взглянул на циферблат. Было двенадцать дня. До вылета оставалось восемь часов,
   - Вам придется подождать, пока механики снимут с машины мотор, - сказал капитан шоферу, ставя ногу на подножку. - Затем вы съездите...
   Он оборвал фразу на полуслове. Взгляд капитана остановился на самолете, на котором ему предстояло лететь и с которого он утром приказал снять мотор. Мотор не был снят.
   Некоторое время капитан молча смотрел на машину. Потом так же ровно закончил:
   -... съездите на склад за бомбами и можете быть свободны.
   Он вышел из кабины, похлопал по карманам и, достав трубку, сунул ее в зубы.
   К нему, держась за распухшую щеку, подбежал старшина Рогожин.
   - Вы... привезли новый мотор?! Капитан перевел на него тяжелый взгляд.
   - Что это значит? - резко спросил он.
   Старшина сник.
   - Василь Николаич... когда вы уехали, пришел командир эскадрильи Зотов. Мы уже начали снимать винт. Он... отменил ваше приказание. Сказал, что новых моторов нет. - Рогожин с отчаянием взглянул на капитана. - Если бы я мог знать?..
   - Та-ак...
   - Это моя вина, командир, - сказал старшина. - Я не смог объяснить капитану Зотову... Добрую пожевал губами.
   - Я вас не виню.
   Он прошел к курилке и тяжело опустился на скамейку. А, черт, как же он забыл предупредить комэска? Конечно, тот знает, что на складе моторов нет и взять их неоткуда.
   Капитан вдруг почувствовал себя дряхлым, смертельно уставшим стариком. Заныли старые раны от пуль и осколков.
   Он взглянул на сгорбившегося рядом старшину, левая щека которого походила на подушку.
   - Ну что, старшина? - тихо спросил он. - Что? Совсем зуб замучил? Я вот тоже что-то расклеился...
   - Стариками становимся, Василь Николаич...
   - Да, пожалуй... Вам сколько, старшина?
   - Сорок девятый стукнул, Василь Николаич, - вздохнул тот. - И все возле самолетов... Из-за них и жениться не успел.
   - М-да... Я вот тоже... Я, правда, женился, да... Ну, ладно.
   Ветер утих. Ярко светило солнце, и было тепло. В воздухе над аэродромом плыла на юг паутина.
   - Что делать-то будем, Василь Николаич? - спросил старшина. - С мотором-то?
   - Не стоит об этом, старшина. Посидите. Отдохните. Вам за эту неделю и без того досталось...
   - Василь Николаич... я подумал... если вам часа на три-четыре, то мотор еще выдержит. Мы там кое-что перебрали, заменили... Капитан покачал головой.
   - Мне ведь на Кенигсберг, старшина. Тут в четыре не уложишься. Рогожин выпрямился.
   - На Кенигсберг?! Добруш кивнул.
   - Что же вы мне раньше не сказали, Василь Николаич - вскричал старшина. Да ведь я... я никакому бы приказу... О Господи... да если бы я знал... Капитан махнул рукой.
   - Что уж сейчас об этом... Сидите. У меня еще будет время все это обдумать.
   - Когда вам вылетать?
   - В восемь.
   - В восемь... Всего восемь часов...- Рогожин о чем-то задумался. Потом вскочил на ноги. - Василь Николаич, есть! Мотор у вас будет! Мы успеем. Капитан отмахнулся.
   - Да ну, что вы такое говорите. Сидите. Ничего вы не успеете.
   - Успеем, Василь Николаич! - возразил старшина. - Можете не сомневаться. Занимайтесь спокойно своими делами. В лепешку разобьемся, а мотор у вас будет!