Страница:
— Шиш вы получите, а не товар! — крикнул Махсум, погрозив кулаком в сторону торгового зала. — Я вам еще покажу!
Заперев сейф, ящики стола, он упрятал связку ключей в карман и выскользнул в заднюю дверь магазина. «Что-то задумал, негодяй!» — решил я, направляясь за ним.
Так мы очутились на толкучке. Махсум остановился перед старухой, торговавшей вязаными шерстяными носками.
— Бабка, где я могу найти базаркома Арифа?
Старуха весело затрясла дородным животом.
— Так ведь он за твоей спиной стоит, почтенный!
Длинный Ариф и толстенький Махсум обнялись, облобызались, как люди, не видавшиеся целую вечность.
— Эх, ты, столб телеграфный, поправишься ты когда-нибудь или нет? — визгливо засмеялся Махсум.
— С чего же поправляться-то? — возмутился Ариф. — Мясо сами жрете, а мне швыряете кости!
— Бог даст, и тебе перепадет кое-что.
— Значит, вы явились с добрыми вестями?
— Отойдем-ка в сторонку…
Они отошли в укромный уголок. Дядюшка Махсум, глядя на своего приятеля ясными, чистыми глазами, начал заливать: «Вчера получил на базе дефицитного товара на двадцать тысяч рублей. Работнички мои откуда-то пронюхали про это, с утра осаждают, говорят, давайте скорее товар, распродадим, а вам за доставку выложим тысчонки две-три. Еле ноги унес. Ведь я всегда помню о тебе, думаю, лучше уж сделаю приятное другу, чем давать заработать чужим… Между нами ведь не заржавеет, а?..»
— Убей меня бог, за мной не заржавеет! — поклялся, алчно блеснув глазами, Ариф-спекулянт. — Сколько я вам буду должен?
И между «приятелями» начался торг. Махсум требовал по рублю с каждой вырученной десятки, Ариф, само собой, заартачился, предлагая по пятьдесят копеек. Дядюшка обиженно надулся, собрался уходить.
— Мне унизительно, братец, так вот торговаться!
Долговязый Ариф ухватил его за полу.
— Ладно, договорились, плачу по шестьдесят копеек с десятки!
— Пусти, я спешу. Джерсовые пальто, ондатровые шапки! Нет, не пойдет. Будь здоров, несговорчивый ты человек!
— По семьдесят?
— Ну и репей, пристанет — не отвяжешься! Ладно, пусть будет по-твоему. По рукам!
Таким образом решилась судьба товаров, лежавших на складе магазина: государственное добро пойдет с рук, на толкучке.
— В пять часов я подъеду на крытой машине, — пообешал Ариф-столб.
— Давай, только не опаздывай. Я сам открою задние ворота.
— Заметано. Все обделаем железно.
…Ровно в семнадцать ноль-ноль крытый брезентом грузовик въехал через задние ворота прямо к складу. За рулем сидел… Ну да, не кто иной, как тот самый Муталь-татуированный, которого я про себя назвал Лошадью. Нахлобучил кепку на самые глаза, поглядывает вокруг равнодушно, насвистывает какую-то разухабистую мелодию…
Нет, трогать их сейчас, конечно, не имеет смысла. Надо точно следовать указаниям Усманова: фотографировать субчиков «на память», записывать их разговоры, запоминая круг их знакомств, проникать в их замыслы. Надо выяснить, куда они отвезут товар, где находится тайный склад шайки. Ну, экземпляры мне попались, скажу я вам, не робкого десятка: такое дело проворачивают, глазом не моргнув. Натаскали тюков со склада — и ходу!
Когда Муталь и Ариф сели в кабину, я залез в кузов, пробрался вперед. К счастью, заднее окошко кабины оказалось разбитым и я мог без помех слушать все, что они говорят.
Проехали всего около километра, когда Муталь вдруг сказал:
— За нами увязался какой-то мотоцикл.
Ариф открыл дверцу и, высунувшись из кабины, поглядел назад.
— Милиция, — оскалился он. — Точно, что-то пронюхал.
— Но он ведь в гражданском?
— Этот почти всегда ходит в гражданском. Я его знаю.
Мне, разумеется, стало интересно, кто же этот милиционер, что по одному виду машины заподозрил неладное. Прополз по тюкам к задку грузовика, выглянул наружу, отогнув угол брезента. Везет же мне сегодня: куда ни пойду, знакомцев встречаю! Низко пригнувшись к рулю мотоцикла, за нами несся Сурат-ака. Недавно он получил повышение и был назначен участковым инспектором этого района. «Ну и молодчага, — радостно подумал я. — Отыскал-таки след спекуляшек! Хорошо, теперь я не один, будем действовать сообща».
Хорошо-то хорошо. Но ведь наша цель не задержать их сейчас, а наоборот, дать пока волю, чтобы в логово свое привели. Что же делать?
— Давай направо! — завопил Ариф-столб.
— Нельзя, это тупик!
— Тогда поворачивай налево!
— Не видишь что ли, улочка тесная, враз застрянем !
— Жми тогда, жми!
— Успокойся, герой! — прикрикнул Муталь. — Побереги штаны.
Машина вылетела на широкую гладкую дорогу. Стрелка спидометра тотчас подскочила до отметины «100». Ариф-столб обеими руками уцепился за ручку перед собой, трусливо озирался, вжал голову в плечи. А Муталь бешено вертел баранку.
— Сейчас я расколочу ему башку, как тухлое яичко! — свирепо объявил он вдруг.
— Что ты надумал?
— Дам ему приблизиться и резко тормозну, только и всего.
— Мозговитый ты парень, Муталь!
— Впервые, что ли!
Меня словно током пронзило. Что предпринять? Как спасти, предупредить Сурата-ака? Снять шапку, показаться ему и крикнуть, чтобы был осторожен?!
Дико взвигнули тормоза, меня швырнуло на стенку кабины. Оказывается, и невидимкам достается. Бедный Сурат-ака, прости, не успел я спасти тебя! Трясущимися руками отбросил я брезент: за грузовиком на дороге никого не было! Что за чертовщина?..
Ага, вот: мотоцикл участкового маячит в двухстах метрах впереди. Дурачок я, дурачок, зря переполошился: Сурат-ака-то не лыком шит, знает, что от таких субчиков всего можно ожидать. Вот и гнался за ними не сзади, а сбоку, и когда тормознули — проскочил мимо. Молодец, Сурат-ака!
— Гони назад!
— Не ори, без тебя знаю!
Грузовик бешено развернулся. Я еле успел ухватиться за борт, как машина рванула вперед. Метров через сто она свернула направо и покатила по проселочной дороге. За нами поднялись такие клубы пыли, что Сурату-ака, наверное, волею-неволею пришлось остановиться.
Грузовик с полчаса прыгал по рытвинам и ухабам, потом, наконец, выбрались на асфальтовую дорогу. Пыль за нами медленно оседала. И вдруг — опять чудо! — из серой пелены вынырнул Сурат-ака, без мотоцикла, пешком, точнее, бегом. Он мчался так, словно давал не менее ста километров в час! Вот он вылетел на асфальт, проголосовал грузовику, груженному досками. Тот не остановился, но участковый не растерялся, ухватился на бегу за конец толстой доски, сильно пригнул ее. Выпрямляясь, доска, как трамплин, подкинула его в кузов. Ох и акробат, оказывается, этот парень! Добрался до кабины, спрыгнул на подножку, рванул дверцу кабины. Грузовик на миг сбавил скорость — видно, здорово растерялся водитель! — затем, взревев, понесся за нами.
— Поднажми, дорогой, поднажми! — взмолился Ариф.
— Больше не могу, — скрипнул зубами Муталь. — Это все, на что годен мотор.
— Тогда нам хана! Попались! — заскулил Ариф.
— Замолчи, баба! — рявкнул Муталь да так двинул ему локтем под ребра, что Ариф икнул и выпучил глаза, задохнувшись.
В этот миг грузовик, груженный досками, с грохотом обогнал нас и, развернувшись, встал поперек дороги. Стоп-сигналы его тревожно замигали, приказывая остановиться!
— Я тараню его! — крикнул Муталь, побледнев и покрываясь потом.
— О аллах, всемогущий всевышний, помоги нам, рабам своим беспомощным… — запричитал Ариф-столб.
— Ё, Джамшид! [12]— взвизгнул Муталь, припав к баранке.
Взвизгнули тормоза, машину занесло вбок, что-то грохнуло, затрещало, потом все умолкло. Я медленно открыл глаза: ничего не случилось. Машина шла, мотор работал. И впереди — пустынная дорога.
— О-о святой Бахаватдин! Клянусь твоим именем — семь монет пожертвую первому же нищему! — воскликнул Ариф.
Только теперь я догадался, что грузовик наш каким-то чудом развернулся на все сто восемьдесят градусов.
— А мне сколько пожертвуешь? — поинтересовался Муталь, вытирая рукавом пот со лба.
— Еще пятьдесят подкину. Жми теперь на всю железку! — Помолчав, Ариф добавил: — Одно плохо: засек он твой номер.
— А вот и нет! — ухмыльнулся Муталь-татуированный.
— Как — нет?
— Еще полсотни подкинешь, скажу, лады? Так вот, номер у меня не свой.
— Ты серьезно говоришь, мой дорогой?
— Не шучу. Номер не наш, другой области. Спер как-то у одного простачка-деревенщины. Пусть теперь его и ищут.
— Готов тебя расцеловать, братец мой! Сто рублей еще добавлю, вот увидишь!
Еще около часа неслись мы по дороге. Наконец грузовик тяжело остановился, устало урча мотором. Муталь выпрыгнул из кабины, поспешно заменил номера спереди и сзади, затем сдернул брезентовый тент, накрыл им товары и меня, опять тронул машину. В город.
Товары сгрузили у ларька, торгующего детскими люльками. Он находился в двух шагах от толкучки.
Совещание у Усманова
Шарифа приговорена…
Заперев сейф, ящики стола, он упрятал связку ключей в карман и выскользнул в заднюю дверь магазина. «Что-то задумал, негодяй!» — решил я, направляясь за ним.
Так мы очутились на толкучке. Махсум остановился перед старухой, торговавшей вязаными шерстяными носками.
— Бабка, где я могу найти базаркома Арифа?
Старуха весело затрясла дородным животом.
— Так ведь он за твоей спиной стоит, почтенный!
Длинный Ариф и толстенький Махсум обнялись, облобызались, как люди, не видавшиеся целую вечность.
— Эх, ты, столб телеграфный, поправишься ты когда-нибудь или нет? — визгливо засмеялся Махсум.
— С чего же поправляться-то? — возмутился Ариф. — Мясо сами жрете, а мне швыряете кости!
— Бог даст, и тебе перепадет кое-что.
— Значит, вы явились с добрыми вестями?
— Отойдем-ка в сторонку…
Они отошли в укромный уголок. Дядюшка Махсум, глядя на своего приятеля ясными, чистыми глазами, начал заливать: «Вчера получил на базе дефицитного товара на двадцать тысяч рублей. Работнички мои откуда-то пронюхали про это, с утра осаждают, говорят, давайте скорее товар, распродадим, а вам за доставку выложим тысчонки две-три. Еле ноги унес. Ведь я всегда помню о тебе, думаю, лучше уж сделаю приятное другу, чем давать заработать чужим… Между нами ведь не заржавеет, а?..»
— Убей меня бог, за мной не заржавеет! — поклялся, алчно блеснув глазами, Ариф-спекулянт. — Сколько я вам буду должен?
И между «приятелями» начался торг. Махсум требовал по рублю с каждой вырученной десятки, Ариф, само собой, заартачился, предлагая по пятьдесят копеек. Дядюшка обиженно надулся, собрался уходить.
— Мне унизительно, братец, так вот торговаться!
Долговязый Ариф ухватил его за полу.
— Ладно, договорились, плачу по шестьдесят копеек с десятки!
— Пусти, я спешу. Джерсовые пальто, ондатровые шапки! Нет, не пойдет. Будь здоров, несговорчивый ты человек!
— По семьдесят?
— Ну и репей, пристанет — не отвяжешься! Ладно, пусть будет по-твоему. По рукам!
Таким образом решилась судьба товаров, лежавших на складе магазина: государственное добро пойдет с рук, на толкучке.
— В пять часов я подъеду на крытой машине, — пообешал Ариф-столб.
— Давай, только не опаздывай. Я сам открою задние ворота.
— Заметано. Все обделаем железно.
…Ровно в семнадцать ноль-ноль крытый брезентом грузовик въехал через задние ворота прямо к складу. За рулем сидел… Ну да, не кто иной, как тот самый Муталь-татуированный, которого я про себя назвал Лошадью. Нахлобучил кепку на самые глаза, поглядывает вокруг равнодушно, насвистывает какую-то разухабистую мелодию…
Нет, трогать их сейчас, конечно, не имеет смысла. Надо точно следовать указаниям Усманова: фотографировать субчиков «на память», записывать их разговоры, запоминая круг их знакомств, проникать в их замыслы. Надо выяснить, куда они отвезут товар, где находится тайный склад шайки. Ну, экземпляры мне попались, скажу я вам, не робкого десятка: такое дело проворачивают, глазом не моргнув. Натаскали тюков со склада — и ходу!
Когда Муталь и Ариф сели в кабину, я залез в кузов, пробрался вперед. К счастью, заднее окошко кабины оказалось разбитым и я мог без помех слушать все, что они говорят.
Проехали всего около километра, когда Муталь вдруг сказал:
— За нами увязался какой-то мотоцикл.
Ариф открыл дверцу и, высунувшись из кабины, поглядел назад.
— Милиция, — оскалился он. — Точно, что-то пронюхал.
— Но он ведь в гражданском?
— Этот почти всегда ходит в гражданском. Я его знаю.
Мне, разумеется, стало интересно, кто же этот милиционер, что по одному виду машины заподозрил неладное. Прополз по тюкам к задку грузовика, выглянул наружу, отогнув угол брезента. Везет же мне сегодня: куда ни пойду, знакомцев встречаю! Низко пригнувшись к рулю мотоцикла, за нами несся Сурат-ака. Недавно он получил повышение и был назначен участковым инспектором этого района. «Ну и молодчага, — радостно подумал я. — Отыскал-таки след спекуляшек! Хорошо, теперь я не один, будем действовать сообща».
Хорошо-то хорошо. Но ведь наша цель не задержать их сейчас, а наоборот, дать пока волю, чтобы в логово свое привели. Что же делать?
— Давай направо! — завопил Ариф-столб.
— Нельзя, это тупик!
— Тогда поворачивай налево!
— Не видишь что ли, улочка тесная, враз застрянем !
— Жми тогда, жми!
— Успокойся, герой! — прикрикнул Муталь. — Побереги штаны.
Машина вылетела на широкую гладкую дорогу. Стрелка спидометра тотчас подскочила до отметины «100». Ариф-столб обеими руками уцепился за ручку перед собой, трусливо озирался, вжал голову в плечи. А Муталь бешено вертел баранку.
— Сейчас я расколочу ему башку, как тухлое яичко! — свирепо объявил он вдруг.
— Что ты надумал?
— Дам ему приблизиться и резко тормозну, только и всего.
— Мозговитый ты парень, Муталь!
— Впервые, что ли!
Меня словно током пронзило. Что предпринять? Как спасти, предупредить Сурата-ака? Снять шапку, показаться ему и крикнуть, чтобы был осторожен?!
Дико взвигнули тормоза, меня швырнуло на стенку кабины. Оказывается, и невидимкам достается. Бедный Сурат-ака, прости, не успел я спасти тебя! Трясущимися руками отбросил я брезент: за грузовиком на дороге никого не было! Что за чертовщина?..
Ага, вот: мотоцикл участкового маячит в двухстах метрах впереди. Дурачок я, дурачок, зря переполошился: Сурат-ака-то не лыком шит, знает, что от таких субчиков всего можно ожидать. Вот и гнался за ними не сзади, а сбоку, и когда тормознули — проскочил мимо. Молодец, Сурат-ака!
— Гони назад!
— Не ори, без тебя знаю!
Грузовик бешено развернулся. Я еле успел ухватиться за борт, как машина рванула вперед. Метров через сто она свернула направо и покатила по проселочной дороге. За нами поднялись такие клубы пыли, что Сурату-ака, наверное, волею-неволею пришлось остановиться.
Грузовик с полчаса прыгал по рытвинам и ухабам, потом, наконец, выбрались на асфальтовую дорогу. Пыль за нами медленно оседала. И вдруг — опять чудо! — из серой пелены вынырнул Сурат-ака, без мотоцикла, пешком, точнее, бегом. Он мчался так, словно давал не менее ста километров в час! Вот он вылетел на асфальт, проголосовал грузовику, груженному досками. Тот не остановился, но участковый не растерялся, ухватился на бегу за конец толстой доски, сильно пригнул ее. Выпрямляясь, доска, как трамплин, подкинула его в кузов. Ох и акробат, оказывается, этот парень! Добрался до кабины, спрыгнул на подножку, рванул дверцу кабины. Грузовик на миг сбавил скорость — видно, здорово растерялся водитель! — затем, взревев, понесся за нами.
— Поднажми, дорогой, поднажми! — взмолился Ариф.
— Больше не могу, — скрипнул зубами Муталь. — Это все, на что годен мотор.
— Тогда нам хана! Попались! — заскулил Ариф.
— Замолчи, баба! — рявкнул Муталь да так двинул ему локтем под ребра, что Ариф икнул и выпучил глаза, задохнувшись.
В этот миг грузовик, груженный досками, с грохотом обогнал нас и, развернувшись, встал поперек дороги. Стоп-сигналы его тревожно замигали, приказывая остановиться!
— Я тараню его! — крикнул Муталь, побледнев и покрываясь потом.
— О аллах, всемогущий всевышний, помоги нам, рабам своим беспомощным… — запричитал Ариф-столб.
— Ё, Джамшид! [12]— взвизгнул Муталь, припав к баранке.
Взвизгнули тормоза, машину занесло вбок, что-то грохнуло, затрещало, потом все умолкло. Я медленно открыл глаза: ничего не случилось. Машина шла, мотор работал. И впереди — пустынная дорога.
— О-о святой Бахаватдин! Клянусь твоим именем — семь монет пожертвую первому же нищему! — воскликнул Ариф.
Только теперь я догадался, что грузовик наш каким-то чудом развернулся на все сто восемьдесят градусов.
— А мне сколько пожертвуешь? — поинтересовался Муталь, вытирая рукавом пот со лба.
— Еще пятьдесят подкину. Жми теперь на всю железку! — Помолчав, Ариф добавил: — Одно плохо: засек он твой номер.
— А вот и нет! — ухмыльнулся Муталь-татуированный.
— Как — нет?
— Еще полсотни подкинешь, скажу, лады? Так вот, номер у меня не свой.
— Ты серьезно говоришь, мой дорогой?
— Не шучу. Номер не наш, другой области. Спер как-то у одного простачка-деревенщины. Пусть теперь его и ищут.
— Готов тебя расцеловать, братец мой! Сто рублей еще добавлю, вот увидишь!
Еще около часа неслись мы по дороге. Наконец грузовик тяжело остановился, устало урча мотором. Муталь выпрыгнул из кабины, поспешно заменил номера спереди и сзади, затем сдернул брезентовый тент, накрыл им товары и меня, опять тронул машину. В город.
Товары сгрузили у ларька, торгующего детскими люльками. Он находился в двух шагах от толкучки.
Совещание у Усманова
— Товарищ Кузыев, можете показать фотографии?
— Конечно, вот они.
— Теперь, может быть, прослушаем запись?
— Пожалуйста.
Два полковника и майор Халиков некоторое время молча слушали запись эпизода погружения дядюшки Махсума в бочку, потом дружно засмеялись.
— Вот девчонки, а? — восторгался Али Усманов. — Молодцы, ну и наказали наглеца!
— Девчата что надо! — добавил Салимджан-ака удовлетворенно. — Но давайте-ка прослушаем основные моменты.
— Вот запись, сделанная при разгрузке товаров у ларька, торгующего детскими люльками, — объявил я.
— Как? — удивился Усманов. — Ведь участковый, наш Сурат, докладывал, что товары везут в соседнюю область, и просил разрешения проследить за грузовиком!
— Он не ошибся, — подтвердил я. — Но не учел одно обстоятельство. Преступники воспользовались фиктивными номерами. А товары, как есть, вернулись в город. И сгружены в этой лавчонке.
— Молодец, товарищ Кузыев! — Салимджан-ака подмигнул мне и тут же посерьезнел. — А теперь надо обдумать план операции.
Обсудили все варианты: то ли взять Арифа, Муталя и продавца лавчонки со всем этим товаром, то ли подождать, проследить за дальнейшим ходом событий.
Было высказано справедливое опасение, что в первом случае мы добьемся кое-каких успехов, но тем не менее оборвем драгоценную нить, которая могла бы привести к разоблачению всей группы. Но в то же время, если оставить преступников на свободе, товары на тысячи и тысячи рублей уплывут в руки спекулянтов, которые продадут их втридорога, обманут честных тружеников.
— Это недопустимо! — решительно заявил Салимджан-ака.
— Верно, нам не пристало создавать спекулянтам условия для наживы и глядеть на это, сложа руки, — неторопливо, словно раздумывая и приглашая к раздумью, проговорил Али Усманов. — Но мы не имеем права расстраивать всю большую игру ради одной машины товаров. Задача — раскрыть все осиное гнездо.
— Однако мы обязаны, помимо прочего, неизменно учитывать интересы трудящихся, товарищ полковник! Так же, как и их мнение.
— У вас есть какие-либо факты недовольства, полковник?
— Есть. В городе поговаривают, что милиция слепа, а преступники творят, что хотят…
Усманов улыбнулся.
— Салимджан-ака, вы всегда призывали меня быть хладнокровным, ведь верно? А сегодня вы сами горячитесь. Если мы с поличным поймаем всю группу расхитителей — разве это будет не в интересах трудящихся?
— Наверное ты прав, полковник. Возможно, я мыслю по-старинке, упускаю масштаб в работе, вижу только ближайшие цели…
— Нет, это, конечно, не так, — твердо выразил Али Усманов. — И все-таки, Салимджан-ака, как бы там ни было, нам нужно набраться терпения. Кроме того — вы уж на меня не обижайтесь! — обернулся начальник отделения к майору, — наблюдатели, поставленные вами, работают плохо. Адыла Аббасова вот уже третий день нет в городе, а куда он делся, кто-нибудь знает?
— Если судить по командировочному удостоверению, — ответил майор, — он поехал в областной центр за мясом.
— А в городе мяса — полным-полно, — вставил Усманов.
— Конечно, мясо — это для отвода глаз, — согласился Салимджан-ака. — Адыл-баттал уехал в другой город или для того, чтобы раздобыть товар, или договориться о сбыте.
— Точно, — подтвердил Али Усманов. — У него, по всему, есть связи со многими городами. И нам их тоже необходимо выявить…
Договорились установить наблюдение за ларьком, где спрятан похищенный из магазина дефицитный товар, да так, чтобы каждого, кто вошел и вышел, можно было засечь. Однако место это малолюдное и других торговых точек, куда можно было бы «внедрить» наблюдателя, рядом нет. Как быть?
— Думаю, вернее всего будет установить напротив лавочки пост автоинспекции, — предложил я.
— Видите, товарищ начальник, какая у нас молодежь? — вскричал обрадованно Салимджан-ака. — А ты сомневался!
Обсудили мы еще один вопрос. По сообщению капитана Хашимовой, ведь неожиданно исчезла Шарифа. Вполне могло быть, что ее убрали, боясь разоблачения. Но если рассудить, вот уже три дня, как Адыл Аббасов тоже исчез. Вполне возможно, что они уехали вдвоем провернуть какое-нибудь дельце. Какая жалость, что поставленный наблюдатель упустил «несчастного» директора!
— Полковник, надо хорошенько прочистить этого работничка! — уже официально обратился Али Усманов к Салимджану-ака. — Займитесь сами. Ему нельзя больше доверять такое ответственное задание. — Затем он повернулся ко мне. — Товарищ Кузыев!
— Слушаю вас, товарищ полковник!
— Думаю, Аббасовым должны заняться лично вы сами. Верю, что вы справитесь отлично.
— Благодарю за доверие, товарищ полковник! Постараюсь. Я этого желтого дива разыщу хоть под землей. Разрешите идти?
— Подождите в коридоре. Вы еще нам понадобитесь.
Я вышел в коридор, стал нетерпеливо расхаживать взад и вперед. Признаться, мне не очень-то понравилось, что выставили меня за дверь. Неужели у них есть секреты от меня?! Кому будет приятно такое, тем более что самые трудные задания взваливают на твои плечи?
Знаю, нехорошо я поступил, но ничего не мог поделать с собой: подкрался к двери и приложил ухо к замочной скважине. Говорил Али Усманов:
— Признаюсь вам откровенно, друзья, успехи этого парня просто ошеломляют меня. Посмотрите, какие факты и данные он раздобывает, какие магнито-записи, фотодокументы приносит! Потрясающе! Я не припомню, чтобы когда-нибудь так же работал другой какой-нибудь сотрудник милиции! А ,ведь объект здесь — не какие-то там карманники, доморощенные воришки, а высококвалифицированные хапуги. Мне порой начинает казаться, что этот паренек волшебник. Или, во всяком случае, человек невиданных талантов.
— Ты прав, Али, — согласился Салимджан-ака, а глаза его хитро улыбались. — У Хашимджана гигантский талант криминалиста. Помнишь, я тебе рассказывал о девочке, которую нам показывали в Ленинграде?
— Это та, которая видит сквозь стены?
— Да, я уверен, что Хашимджан тоже обладает какими-то еще не известными науке «особенностями».
И тут мне пришла в голову мысль. Дай-ка развеселю старших товарищей, решил я, а то целыми днями одним только они и заняты — преступниками. И во сне они видят не какие-нибудь приятные сны, а тех же правонарушителей, хулиганов, спекулянтов, мошенников! Чего уж тут радостного?!
Я надел шапочку, тихо скользнул в комнату, залез под стол, за которым они сидели.
— Хашимджан! — крикнул Салимджан-ака, приоткрыв дверь. — Куда же он делся, в коридоре его нет…
— Я здесь! — откликнулся я, сдернув с головы волшебную шапку и выбираясь из-под стола. — Хотел записать на память ваши голоса.
Вначале все они трое застыли, как истуканы, потом ошарашенно поглядели друг на друга и лишь несколько минут спустя опомнились, разразившись немножко нервным, но в целом здоровым смехом. Особенно развеселился майор Халиков: он хохотал, хлопая себя по коленям, подпрыгивая на месте и топоча ногами; а из глаз его лились слезы.
— Конечно, вот они.
— Теперь, может быть, прослушаем запись?
— Пожалуйста.
Два полковника и майор Халиков некоторое время молча слушали запись эпизода погружения дядюшки Махсума в бочку, потом дружно засмеялись.
— Вот девчонки, а? — восторгался Али Усманов. — Молодцы, ну и наказали наглеца!
— Девчата что надо! — добавил Салимджан-ака удовлетворенно. — Но давайте-ка прослушаем основные моменты.
— Вот запись, сделанная при разгрузке товаров у ларька, торгующего детскими люльками, — объявил я.
— Как? — удивился Усманов. — Ведь участковый, наш Сурат, докладывал, что товары везут в соседнюю область, и просил разрешения проследить за грузовиком!
— Он не ошибся, — подтвердил я. — Но не учел одно обстоятельство. Преступники воспользовались фиктивными номерами. А товары, как есть, вернулись в город. И сгружены в этой лавчонке.
— Молодец, товарищ Кузыев! — Салимджан-ака подмигнул мне и тут же посерьезнел. — А теперь надо обдумать план операции.
Обсудили все варианты: то ли взять Арифа, Муталя и продавца лавчонки со всем этим товаром, то ли подождать, проследить за дальнейшим ходом событий.
Было высказано справедливое опасение, что в первом случае мы добьемся кое-каких успехов, но тем не менее оборвем драгоценную нить, которая могла бы привести к разоблачению всей группы. Но в то же время, если оставить преступников на свободе, товары на тысячи и тысячи рублей уплывут в руки спекулянтов, которые продадут их втридорога, обманут честных тружеников.
— Это недопустимо! — решительно заявил Салимджан-ака.
— Верно, нам не пристало создавать спекулянтам условия для наживы и глядеть на это, сложа руки, — неторопливо, словно раздумывая и приглашая к раздумью, проговорил Али Усманов. — Но мы не имеем права расстраивать всю большую игру ради одной машины товаров. Задача — раскрыть все осиное гнездо.
— Однако мы обязаны, помимо прочего, неизменно учитывать интересы трудящихся, товарищ полковник! Так же, как и их мнение.
— У вас есть какие-либо факты недовольства, полковник?
— Есть. В городе поговаривают, что милиция слепа, а преступники творят, что хотят…
Усманов улыбнулся.
— Салимджан-ака, вы всегда призывали меня быть хладнокровным, ведь верно? А сегодня вы сами горячитесь. Если мы с поличным поймаем всю группу расхитителей — разве это будет не в интересах трудящихся?
— Наверное ты прав, полковник. Возможно, я мыслю по-старинке, упускаю масштаб в работе, вижу только ближайшие цели…
— Нет, это, конечно, не так, — твердо выразил Али Усманов. — И все-таки, Салимджан-ака, как бы там ни было, нам нужно набраться терпения. Кроме того — вы уж на меня не обижайтесь! — обернулся начальник отделения к майору, — наблюдатели, поставленные вами, работают плохо. Адыла Аббасова вот уже третий день нет в городе, а куда он делся, кто-нибудь знает?
— Если судить по командировочному удостоверению, — ответил майор, — он поехал в областной центр за мясом.
— А в городе мяса — полным-полно, — вставил Усманов.
— Конечно, мясо — это для отвода глаз, — согласился Салимджан-ака. — Адыл-баттал уехал в другой город или для того, чтобы раздобыть товар, или договориться о сбыте.
— Точно, — подтвердил Али Усманов. — У него, по всему, есть связи со многими городами. И нам их тоже необходимо выявить…
Договорились установить наблюдение за ларьком, где спрятан похищенный из магазина дефицитный товар, да так, чтобы каждого, кто вошел и вышел, можно было засечь. Однако место это малолюдное и других торговых точек, куда можно было бы «внедрить» наблюдателя, рядом нет. Как быть?
— Думаю, вернее всего будет установить напротив лавочки пост автоинспекции, — предложил я.
— Видите, товарищ начальник, какая у нас молодежь? — вскричал обрадованно Салимджан-ака. — А ты сомневался!
Обсудили мы еще один вопрос. По сообщению капитана Хашимовой, ведь неожиданно исчезла Шарифа. Вполне могло быть, что ее убрали, боясь разоблачения. Но если рассудить, вот уже три дня, как Адыл Аббасов тоже исчез. Вполне возможно, что они уехали вдвоем провернуть какое-нибудь дельце. Какая жалость, что поставленный наблюдатель упустил «несчастного» директора!
— Полковник, надо хорошенько прочистить этого работничка! — уже официально обратился Али Усманов к Салимджану-ака. — Займитесь сами. Ему нельзя больше доверять такое ответственное задание. — Затем он повернулся ко мне. — Товарищ Кузыев!
— Слушаю вас, товарищ полковник!
— Думаю, Аббасовым должны заняться лично вы сами. Верю, что вы справитесь отлично.
— Благодарю за доверие, товарищ полковник! Постараюсь. Я этого желтого дива разыщу хоть под землей. Разрешите идти?
— Подождите в коридоре. Вы еще нам понадобитесь.
Я вышел в коридор, стал нетерпеливо расхаживать взад и вперед. Признаться, мне не очень-то понравилось, что выставили меня за дверь. Неужели у них есть секреты от меня?! Кому будет приятно такое, тем более что самые трудные задания взваливают на твои плечи?
Знаю, нехорошо я поступил, но ничего не мог поделать с собой: подкрался к двери и приложил ухо к замочной скважине. Говорил Али Усманов:
— Признаюсь вам откровенно, друзья, успехи этого парня просто ошеломляют меня. Посмотрите, какие факты и данные он раздобывает, какие магнито-записи, фотодокументы приносит! Потрясающе! Я не припомню, чтобы когда-нибудь так же работал другой какой-нибудь сотрудник милиции! А ,ведь объект здесь — не какие-то там карманники, доморощенные воришки, а высококвалифицированные хапуги. Мне порой начинает казаться, что этот паренек волшебник. Или, во всяком случае, человек невиданных талантов.
— Ты прав, Али, — согласился Салимджан-ака, а глаза его хитро улыбались. — У Хашимджана гигантский талант криминалиста. Помнишь, я тебе рассказывал о девочке, которую нам показывали в Ленинграде?
— Это та, которая видит сквозь стены?
— Да, я уверен, что Хашимджан тоже обладает какими-то еще не известными науке «особенностями».
И тут мне пришла в голову мысль. Дай-ка развеселю старших товарищей, решил я, а то целыми днями одним только они и заняты — преступниками. И во сне они видят не какие-нибудь приятные сны, а тех же правонарушителей, хулиганов, спекулянтов, мошенников! Чего уж тут радостного?!
Я надел шапочку, тихо скользнул в комнату, залез под стол, за которым они сидели.
— Хашимджан! — крикнул Салимджан-ака, приоткрыв дверь. — Куда же он делся, в коридоре его нет…
— Я здесь! — откликнулся я, сдернув с головы волшебную шапку и выбираясь из-под стола. — Хотел записать на память ваши голоса.
Вначале все они трое застыли, как истуканы, потом ошарашенно поглядели друг на друга и лишь несколько минут спустя опомнились, разразившись немножко нервным, но в целом здоровым смехом. Особенно развеселился майор Халиков: он хохотал, хлопая себя по коленям, подпрыгивая на месте и топоча ногами; а из глаз его лились слезы.
Шарифа приговорена…
Сегодня я проснулся намного раньше обычного. Но не хотелось выбираться из теплой постели. Блаженно потянулся, расслабился и предался приятным мыслям. Не знаю, как другим, но мне в таком положении лучше думается. Вот и сейчас осенила меня отличная мысль. Да! Так и сделаю!
Я залпом выпил банку кипяченого молока, заботливо оставленного тетушкой Лутфи, и, на ходу утирая рот, кинулся к телефону. Отыскал в справочнике номер Толстяка, того самого завскладом районного кооперативного общества.
— Я слушаю! — донесся его гнусавый голос.
— Ассалому алейкум, — сказал я тягуче.
— Здорово. Кто это?
— Вот тебе на! Вы теперь и голос мой не узнаете!
— Откуда мне знать твой голос? На дню тысячи таких, как ты, звонят.
— Я буфетчик, работающий под благословенной сенью вывески «Одно удовольствие».
— А, это ты, Закир? — Что-то очень тонким стал твой голос.
— Ха-ха-ха! — засмеялся я. — Люблю я ваши шутки, ака! Обязательно отмочите что-нибудь.
— Ну, чего ты хотел?
— Адыл-ака, уезжая, велел мне, если появится нужда, обращаться за советом к вам…
— Да ведь он сам сегодня прилетает. Если собираешься встретить, вот тебе данные… — сказал толстяк. Потом крикнул в сторону (видно, кто-то заглянул в его «кабинет»): «Выйди отсюда, болван! Попозже придешь». И продолжал уже в трубку: — Я вчера разговаривал с ним по телефону. Когда пригласишь на плов?
— Это на какой еще плов?
— А ты жадюга! Должен же выставить угощение за то, что избавился от ОБХСС!
— Да что там плов! — засмеялся я. — Царское угощение будет, вот только дайте срок. — И положил трубку.
Что ж, начало удачное. И маршрут узнал, и номер рейса…
После обеда я отправился в аэропорт, чтобы с должным почетом встретить «несчастненького» директора. Но мне попался автобус, который останавливался перед каждым телеграфным столбом, так что я чуть не опоздал. Адыл-пройдоха уже садился в такси. Я вмиг занял место рядом с ним. Подъехали к кафе. Аббасов еле заметным кивком поздоровался с подчиненными и, сказав, что отдохнет малость, забрался в кабинет, заперся изнутри. Я опустился на стул у окна. Адыл же тотчас подошел к телефону и набрал номер. Ему не ответили. Он грязно выругался, бросил трубку. Некоторое время стоял посреди кабинета, озабоченно уставясь в одну точку и кусая нижнюю губу. Зазвонил телефон.
— Вам кого? — процедил Адыл сквозь зубы.
— Вы уже вернулись? Все благополучно? — донесся гнусавый голос.
— А-а, Толстяк, это ты, — хмыкнул Аббасов. — Как твои дела? Товары сумел пристроить? Что слышно в городе? Все тихо-мирно?
— Тихо, но не очень-то мирно…
— Понятно.
— Как съездили сами?
— Ты же знаешь, я ничего не делаю зря. Так что готовь магарыч, Толстячок, через пятнадцать дней твой склад будет переполнен товарами.
Спустя минуту после разговора с завскладом Аббасову позвонил, судя по голосу, Муталь-лошадь, сказал, что есть срочное дело, о котором нельзя говорить по телефону, и спросил, где можно будет встретиться. Адыл-коварный с минуту подумал, потом прогудел в трубку:
— Встретимся у задних ворот парка. Прихвати с собой Саллабадрака.
После этого он звонил куда-то еще и вел довольно-таки непонятный разговор: «В стоге прибавилось сена», «везде дует ветер», «глаза слипаются», «сухая ложка рот дерет»…
Я с нетерпением ждал предстоящей встречи в парке. Видно, важный предстоит разговор. «Бедненький» директор попусту времени терять не станет, не из таких. Он с места не стронется, если не почует выгоду для себя.
Вечерело. Мелкий надоедливый дождь перешел в снег, резко похолодало. Вскоре голые деревья, крыши домов покрылись белой шубой. Мы с батталом подошли к стоянке такси. Поднявшийся ветер тряс деревья, сбрасывал с них снег прямо нам за шиворот, кидал в лицо. К тому же, видно, где-то оборвался провод: погасли лампочки и все кругом погрузилось в жуткую темноту. Боясь потерять дорогого своего спутника, я на всякий случай схватился за хлястик его плаща…
Мы, то есть Аббасов остановил такси, не доезжая до парка. Когда красные огоньки машины исчезли вдали, он вынул из бокового кармана пистолет, отвел затвор, досылая патрон, опустил в карман плаща. Потом крадучись направился к воротам парка, прячась за стволами деревьев. Впереди показались две неясные тени. Одного я сразу узнал — это был Муталь-татуированный. Видно, продрог до костей, голова его совсем исчезла в воротнике. Его спутник, тот самый Саллабадрак, оказался выше Муталя на две головы, как коромысло, широк в плечах, длиннорук и длинноног, — ну точно горилла. Сойдясь, заговорщики сухо поздоровались.
— Саллабадрак! — прохрипел Аббасов, подражая тону командира, выкликающего солдата из строя.
— Слушаюсь, хозяин.
— Сегодня стог пополнится соломой, — Адыл-баттал оглянулся по сторонам. — Половину завтра отвезешь Большой Корове.
— Слушаюсь, хозяин.
— Другую половину передай Телке.
— А Волу?
— Волу — полмашины. С него и этого предостаточно.
Разговорчик, скажу я вам! Точно этот жулик — заботливый заведующий фермой и в другой город ездил заготовлять корм для своей скотинки! Да и этот, гориллоподобный, вряд ли походит на доярку.
— А когда я получу… простите, вознаграждение за труды? — скромно поинтересовался Горилла.
— Как положено, как все трудящиеся — в день получки, — ухмыльнувшись ответил директор. — Или забыл? Двадцать седьмого соберемся. А теперь отойди подальше, мне нужно поговорить с Муталем. Свистнешь, если что заметишь.
Адыл-баттал взял Муталя под руку, увлек в глубину парка, где они уселись на скамейку. Ветер усилился, метал в глаза острый колючий снег, свистел в проводах пронзительно и жутко. Ветки деревьев издавали устрашающие звуки. Меня пронизывало такое чувство, точно здесь сейчас произойдет убийство. Все же я переборол страх, включил магнитофон и поднес им микрофон чуть ли не под нос. «Эх, был бы мой микрофон подсоединен к главному пульту радио и эти гнусные голоса сейчас транслировались по всей области!…» — с тоской подумал я, ежась под свирепым ветром.
— Ну, что ты хотел сообщить? — поинтересовался Адыл-коварный, поднимая воротник плаща.
— Шарифу пришлось припрятать, — глухо пробормотал Муталь.
— Совсем? — поспешно спросил Аббасов.
— Нет, увы. Жива-здорова. Сейчас находится в шестой квартире дома двадцать два по улице Ташбулак.
— Зачем эти меры?
— Портиться начала.
— Хочет расколоться?
— Похоже на то.
— Не узнал, почему?
— Капитан Хашимова ее нашла и, кажется, подобрала к ней ключик. Как я слышал, эта милиционерша мастерица заглядывать в чужие сердца. Как Шарифа встретилась с ней раза два или три, изменилась до неузнаваемости. Та обещала ей простить все грехи, помочь устроиться на работу, законно получить хату и пристроить сына в детсад, хе-хе, даже продолжить учебу в вечерней школе.
— Откуда тебе все это известно?
— Залез к ней в берлогу н обнаружил вот эту писульку.
— Много она там нацарапала?
— Достаточно.
— Выходит, заложила нас?
— За что я и упрятал ее на Ташбулаке.
— Вот что, ее надо… убрать.
Муталь вскочил.
— Я тоже так считаю, хозяин.
Они некоторое время стояли молча, переглядываясь исподлобья, тяжело дыша, как два кровожадных волка. Ох, если бы подвернулась бы им сейчас эта несчастная Шарифа, они бы разорвали ее на части!
— Сегодня же пореши ее, — продолжал Адыл-палач. — Постарайся работать аккуратненько, подушкой там или чем… труп сбрось в Анхор. Но смерть ее… да, погоди-ка, смерть ее должна сыграть на нас. Она должна написать полковнику письмо.
— А захочет ли? — усомнился Муталь.
— Письмо напишешь сам, почерк ведь знаешь. В двух экземплярах. Один вложишь ей в карман, другой сегодня же ночью отправишь по почте в Министерство внутренних дел.
— Чего писать-то?
— Что писать?.. Да что угодно, но так, чтобы правдиво звучало. Все вали на полковника. Вот, дескать, негодяй, ты добился своего — довел-таки меня до могилы. От дитя своего родного отказался, от меня самой отвернулся, опозорил на весь свет. Жизнь мне теперь не мила и я решила уйти из нее. Прощайте, люди добрые! Одна надежда на вас, отомстите за несчастную и обманутую женщину и ее малого безвинного ребенка… Не верьте, люди, Салиму Атаджанову, он способен на любую подлость, прощай, жестокий мир!.. Ну и все такое прочее.
— Да я на полпути забуду всю эту чепуху!
— Забудешь, сочини что-нибудь похожее — и баста!
— Ладно, постараюсь.
В этот момент что-то случилось с моим магнитофоном и он издал тонкий тревожный свист. Злоумышленники приняли его за сигнал Саллабадрака и в мгновение ока оказались под скамьей. И уже там, упершись друг в друга лбами, как два упрямых барана, продолжали разговор.
— Письмо опусти в почтовый ящик сразу, как кончишь дело.
— Будет исполнено.
— Где подготовишь письма?
— Дома.
— Значит, у Шарифы ты будешь около одиннадцати, так?
— Выходит, так.
— Поведи ее к Анхору.
— Ладно.
— Будь осторожен, чтобы не поняла, что ты замышляешь. Скажи, что пойдете на гулянку.
— Ладно.
— Смотри, чтобы все было шито-крыто.
— Сам знаю.
— В обиде не будешь. За мной не пропадет. Пока они говорили, я осторожно опустился на корточки и запустил руку-невидимку в карман Муталя. Там лежала большая связка ключей. Действовал я как-то инстинктивно, не отдавая еще себе отчета, была только уверенность в том, что поступаю единственно правильно. Извлек ключи, опустил себе в карман и помчался к воротам парка. Один из этих ключей должен же подойти к замку на двери той квартиры, где эти бандиты прячут несчастную женщину!
Я залпом выпил банку кипяченого молока, заботливо оставленного тетушкой Лутфи, и, на ходу утирая рот, кинулся к телефону. Отыскал в справочнике номер Толстяка, того самого завскладом районного кооперативного общества.
— Я слушаю! — донесся его гнусавый голос.
— Ассалому алейкум, — сказал я тягуче.
— Здорово. Кто это?
— Вот тебе на! Вы теперь и голос мой не узнаете!
— Откуда мне знать твой голос? На дню тысячи таких, как ты, звонят.
— Я буфетчик, работающий под благословенной сенью вывески «Одно удовольствие».
— А, это ты, Закир? — Что-то очень тонким стал твой голос.
— Ха-ха-ха! — засмеялся я. — Люблю я ваши шутки, ака! Обязательно отмочите что-нибудь.
— Ну, чего ты хотел?
— Адыл-ака, уезжая, велел мне, если появится нужда, обращаться за советом к вам…
— Да ведь он сам сегодня прилетает. Если собираешься встретить, вот тебе данные… — сказал толстяк. Потом крикнул в сторону (видно, кто-то заглянул в его «кабинет»): «Выйди отсюда, болван! Попозже придешь». И продолжал уже в трубку: — Я вчера разговаривал с ним по телефону. Когда пригласишь на плов?
— Это на какой еще плов?
— А ты жадюга! Должен же выставить угощение за то, что избавился от ОБХСС!
— Да что там плов! — засмеялся я. — Царское угощение будет, вот только дайте срок. — И положил трубку.
Что ж, начало удачное. И маршрут узнал, и номер рейса…
После обеда я отправился в аэропорт, чтобы с должным почетом встретить «несчастненького» директора. Но мне попался автобус, который останавливался перед каждым телеграфным столбом, так что я чуть не опоздал. Адыл-пройдоха уже садился в такси. Я вмиг занял место рядом с ним. Подъехали к кафе. Аббасов еле заметным кивком поздоровался с подчиненными и, сказав, что отдохнет малость, забрался в кабинет, заперся изнутри. Я опустился на стул у окна. Адыл же тотчас подошел к телефону и набрал номер. Ему не ответили. Он грязно выругался, бросил трубку. Некоторое время стоял посреди кабинета, озабоченно уставясь в одну точку и кусая нижнюю губу. Зазвонил телефон.
— Вам кого? — процедил Адыл сквозь зубы.
— Вы уже вернулись? Все благополучно? — донесся гнусавый голос.
— А-а, Толстяк, это ты, — хмыкнул Аббасов. — Как твои дела? Товары сумел пристроить? Что слышно в городе? Все тихо-мирно?
— Тихо, но не очень-то мирно…
— Понятно.
— Как съездили сами?
— Ты же знаешь, я ничего не делаю зря. Так что готовь магарыч, Толстячок, через пятнадцать дней твой склад будет переполнен товарами.
Спустя минуту после разговора с завскладом Аббасову позвонил, судя по голосу, Муталь-лошадь, сказал, что есть срочное дело, о котором нельзя говорить по телефону, и спросил, где можно будет встретиться. Адыл-коварный с минуту подумал, потом прогудел в трубку:
— Встретимся у задних ворот парка. Прихвати с собой Саллабадрака.
После этого он звонил куда-то еще и вел довольно-таки непонятный разговор: «В стоге прибавилось сена», «везде дует ветер», «глаза слипаются», «сухая ложка рот дерет»…
Я с нетерпением ждал предстоящей встречи в парке. Видно, важный предстоит разговор. «Бедненький» директор попусту времени терять не станет, не из таких. Он с места не стронется, если не почует выгоду для себя.
Вечерело. Мелкий надоедливый дождь перешел в снег, резко похолодало. Вскоре голые деревья, крыши домов покрылись белой шубой. Мы с батталом подошли к стоянке такси. Поднявшийся ветер тряс деревья, сбрасывал с них снег прямо нам за шиворот, кидал в лицо. К тому же, видно, где-то оборвался провод: погасли лампочки и все кругом погрузилось в жуткую темноту. Боясь потерять дорогого своего спутника, я на всякий случай схватился за хлястик его плаща…
Мы, то есть Аббасов остановил такси, не доезжая до парка. Когда красные огоньки машины исчезли вдали, он вынул из бокового кармана пистолет, отвел затвор, досылая патрон, опустил в карман плаща. Потом крадучись направился к воротам парка, прячась за стволами деревьев. Впереди показались две неясные тени. Одного я сразу узнал — это был Муталь-татуированный. Видно, продрог до костей, голова его совсем исчезла в воротнике. Его спутник, тот самый Саллабадрак, оказался выше Муталя на две головы, как коромысло, широк в плечах, длиннорук и длинноног, — ну точно горилла. Сойдясь, заговорщики сухо поздоровались.
— Саллабадрак! — прохрипел Аббасов, подражая тону командира, выкликающего солдата из строя.
— Слушаюсь, хозяин.
— Сегодня стог пополнится соломой, — Адыл-баттал оглянулся по сторонам. — Половину завтра отвезешь Большой Корове.
— Слушаюсь, хозяин.
— Другую половину передай Телке.
— А Волу?
— Волу — полмашины. С него и этого предостаточно.
Разговорчик, скажу я вам! Точно этот жулик — заботливый заведующий фермой и в другой город ездил заготовлять корм для своей скотинки! Да и этот, гориллоподобный, вряд ли походит на доярку.
— А когда я получу… простите, вознаграждение за труды? — скромно поинтересовался Горилла.
— Как положено, как все трудящиеся — в день получки, — ухмыльнувшись ответил директор. — Или забыл? Двадцать седьмого соберемся. А теперь отойди подальше, мне нужно поговорить с Муталем. Свистнешь, если что заметишь.
Адыл-баттал взял Муталя под руку, увлек в глубину парка, где они уселись на скамейку. Ветер усилился, метал в глаза острый колючий снег, свистел в проводах пронзительно и жутко. Ветки деревьев издавали устрашающие звуки. Меня пронизывало такое чувство, точно здесь сейчас произойдет убийство. Все же я переборол страх, включил магнитофон и поднес им микрофон чуть ли не под нос. «Эх, был бы мой микрофон подсоединен к главному пульту радио и эти гнусные голоса сейчас транслировались по всей области!…» — с тоской подумал я, ежась под свирепым ветром.
— Ну, что ты хотел сообщить? — поинтересовался Адыл-коварный, поднимая воротник плаща.
— Шарифу пришлось припрятать, — глухо пробормотал Муталь.
— Совсем? — поспешно спросил Аббасов.
— Нет, увы. Жива-здорова. Сейчас находится в шестой квартире дома двадцать два по улице Ташбулак.
— Зачем эти меры?
— Портиться начала.
— Хочет расколоться?
— Похоже на то.
— Не узнал, почему?
— Капитан Хашимова ее нашла и, кажется, подобрала к ней ключик. Как я слышал, эта милиционерша мастерица заглядывать в чужие сердца. Как Шарифа встретилась с ней раза два или три, изменилась до неузнаваемости. Та обещала ей простить все грехи, помочь устроиться на работу, законно получить хату и пристроить сына в детсад, хе-хе, даже продолжить учебу в вечерней школе.
— Откуда тебе все это известно?
— Залез к ней в берлогу н обнаружил вот эту писульку.
— Много она там нацарапала?
— Достаточно.
— Выходит, заложила нас?
— За что я и упрятал ее на Ташбулаке.
— Вот что, ее надо… убрать.
Муталь вскочил.
— Я тоже так считаю, хозяин.
Они некоторое время стояли молча, переглядываясь исподлобья, тяжело дыша, как два кровожадных волка. Ох, если бы подвернулась бы им сейчас эта несчастная Шарифа, они бы разорвали ее на части!
— Сегодня же пореши ее, — продолжал Адыл-палач. — Постарайся работать аккуратненько, подушкой там или чем… труп сбрось в Анхор. Но смерть ее… да, погоди-ка, смерть ее должна сыграть на нас. Она должна написать полковнику письмо.
— А захочет ли? — усомнился Муталь.
— Письмо напишешь сам, почерк ведь знаешь. В двух экземплярах. Один вложишь ей в карман, другой сегодня же ночью отправишь по почте в Министерство внутренних дел.
— Чего писать-то?
— Что писать?.. Да что угодно, но так, чтобы правдиво звучало. Все вали на полковника. Вот, дескать, негодяй, ты добился своего — довел-таки меня до могилы. От дитя своего родного отказался, от меня самой отвернулся, опозорил на весь свет. Жизнь мне теперь не мила и я решила уйти из нее. Прощайте, люди добрые! Одна надежда на вас, отомстите за несчастную и обманутую женщину и ее малого безвинного ребенка… Не верьте, люди, Салиму Атаджанову, он способен на любую подлость, прощай, жестокий мир!.. Ну и все такое прочее.
— Да я на полпути забуду всю эту чепуху!
— Забудешь, сочини что-нибудь похожее — и баста!
— Ладно, постараюсь.
В этот момент что-то случилось с моим магнитофоном и он издал тонкий тревожный свист. Злоумышленники приняли его за сигнал Саллабадрака и в мгновение ока оказались под скамьей. И уже там, упершись друг в друга лбами, как два упрямых барана, продолжали разговор.
— Письмо опусти в почтовый ящик сразу, как кончишь дело.
— Будет исполнено.
— Где подготовишь письма?
— Дома.
— Значит, у Шарифы ты будешь около одиннадцати, так?
— Выходит, так.
— Поведи ее к Анхору.
— Ладно.
— Будь осторожен, чтобы не поняла, что ты замышляешь. Скажи, что пойдете на гулянку.
— Ладно.
— Смотри, чтобы все было шито-крыто.
— Сам знаю.
— В обиде не будешь. За мной не пропадет. Пока они говорили, я осторожно опустился на корточки и запустил руку-невидимку в карман Муталя. Там лежала большая связка ключей. Действовал я как-то инстинктивно, не отдавая еще себе отчета, была только уверенность в том, что поступаю единственно правильно. Извлек ключи, опустил себе в карман и помчался к воротам парка. Один из этих ключей должен же подойти к замку на двери той квартиры, где эти бандиты прячут несчастную женщину!