14. После этого Меровея, который все еще содержался отцом под стражей[60], постригли, облачили в одежду, которую обычно носят клирики, рукоположили в пресвитеры и направили в монастырь, называемый [124] Анинсола[61], в Ле-Мане, чтобы там он получил наставления о свяшеннических обязанностях. Узнав об этом, Гунтрамн Бозон, который тогда находился, как мы сказали, в базилике святого Мартина[62], послал иподиакона Рикульфа, который тайно подал бы ему [Меровею] совет: искать убежища в базилике святого Мартина. Когда Меровей был в пути[63], ему повстречался его слуга Гайлен. И так как охрана, сопровождавшая Меровея, была малочисленной, то Гайлен освободил его. Покрыв голову и надев мирскую одежду, Меровей устремился в храм блаженного Мартина. Мы же в это время служили мессу. Найдя двери открытыми, Меровей вошел в святую базилику. После обедни он попросил, чтобы мы преподали ему святые дары[64]. А тогда среди нас находился Рагнемод, епископ парижский, наследовавший святому Герману. Так как мы отказали в этом Меровею[65], он начал кричать и говорить, что мы не имеем права без согласия братии лишать его причастия. Пока он так говорил, мы обсудили его дело, основываясь на церковных правилах, и он с согласия духовного брата, присутствовавшего там, получил от нас святые дары. Ведь я боялся, как бы мне отказом от причастия одного не вызвать убийства многих, ибо он грозил убить некоторых из нашего народа, если он не удостоится причастия. Однако из-за этого Турская область претерпела много бедствий. В эти дни муж моей племянницы Ницетий отправился по своим делам к королю Хильперику вместе с нашим диаконом, который должен был рассказать о побеге Меровея. Когда королева Фредегонда увидела их, она сказала: «Это соглядатаи, и они прибыли разведать, что делает король, и донести Меровею». И немедленно, лишив их одежды[66], она приказала отправить их в изгнание, откуда они были освобождены на седьмой месяц.
   И вот Хильперик направил к нам гонцов со словами: «Выгоните этого отступника из базилики. Если же вы не сделаете этого, то я предам всю эту область огню». И так как мы ответили, что невозможно, чтобы теперь, во времена христиан, происходило то, чего не было даже во времена еретиков, то он собрал войско и отправил его туда.
   А на второй год правления короля Хильдеберта[67], когда Меровей увидел, что отец непреклонен в своем решении, он задумал отправиться, взяв с собой герцога Гунтрамна, к Брунгильде, говоря: «Да не будет того, чтобы только из-за меня была подвергнута насилию базилика владыки Мартина или чтобы была захвачена эта область». И, войдя в базилику во время ночного богослужения, он положил на могилу блаженного Мартина все веши, которые у него были, моля святого прийти ему на помощь и оказать свою милость, чтобы он мог получить королевство.
   Левдаст же, который был тогда графом, в угоду Фредегонде строил ему многочисленные козни. Наконец, применив хитрость, он перебил мечом его слуг, которые вышли наружу, и жаждал убить самого Меровея, если бы ему представился подходящий случай. Но Меровей, по совету Гунтрамна и желая отомстить за себя, приказал схватить придворного врача Марилейфа, когда он возвращался от короля[68]. После того как врача очень сильно избили, Меровей, отняв у него золото, серебро и все вещи, которые были при нем, оставил его нагим; и он убил бы его [125] если бы Марилейф не ускользнул из рук убийц и не скрылся бы в церкви. После того как мы дали ему одежду и обеспечили безопасность, мы отправили его в Пуатье. Меровей же во многом обвинял отца и мачеху[69], что отчасти было правдоподобно. Однако то, что это исходило от сына, как я полагаю, не было угодно богу, как мне это стало ясно впоследствии. Однажды я был приглашен к Меровею на обед. Когда мы сидели вместе, он смиренно попросил меня почитать ему что-нибудь для наставления души. Открыв книгу Соломона, я остановился на первом стихе, который мне попался; он содержал следующее: «Глаз, насмехающийся над отцом, пусть выклюют вороны дольние»[70]. Он же не понял этого, а я усмотрел в этом стихе предначертание господа[71].
   Тогда же Гунтрамн отправил к одной женщине, которую он знал еще со времени короля Хариберта и которая обладала даром пророчицы, слугу, чтобы она сказала, «что будет с ним»[72]. Он утверждал также, что в свое время она ему предсказала не только год, но день и час, в который умрет король Хариберт. Она ответила ему через слуг следующее: «А будет так, что в этом году умрет король Хильперик, и король Меровей будет править всем королевством, избавясь от братьев. Ты же будешь герцогом всего его королевства в течение пяти лет. Но на шестой год с помощью народа ты получишь епископство в одном городе, расположенном на реке Луаре, на правом ее берегу, и, исполненный дней, старцем покинешь этот мир». Когда возвратившиеся слуги возвестили об этом своему господину, он тотчас, гордынею обуянный, словно уже сидел на епископской кафедре турской церкви, передал мне эти слова. Я же, смеясь над его глупостью, молвил: «Об этом следует вопрошать бога; ибо не нужно верить тому, что предсказывает диавол. Он же [диавол] был лжецом изначально и никогда не устоял в истине»[73]. Когда же Гунтрамн, смутившись, ушел, я сильно смеялся над этим человеком, считавшим, что можно верить в подобное. Затем однажды ночью, после того как я отслужил вечерню в базилике святого епископа, прилег на ложе и заснул, я увидел во сне ангела, летящего в воздухе. И когда он прилетал над святой базиликой, он громко сказал: «Увы, увы! Бог поразил Хильперика и всех его сыновей, и никого не осталось в живых из тех, кто вышел из чресл его и кто вечно правил бы его королевством». А были у него в то время от разных жен, за исключением дочерей, четыре сына[74]. Но когда впоследствии это сбылось, тогда мне стало ясно, что то, что предсказали ворожеи, – ложь.
   И вот когда они находились в базилике святого Мартина[75], королева Фредегонда послала [слугу] к Гунтрамну Бозону, которому она уже втайне покровительствовала в связи со смертью Теодоберта[76], говоря: «Если ты сможешь выманить Меровея из базилики, чтобы его убили, ты получишь от меня великолепный подарок». А он, думая, что убийцы уже на месте, сказал Меровею: «Почему мы сидим здесь, как безвольные и боязливые, скрываясь, подобно слабым, в базилике? Пусть приведут нам наших лошадей, и мы, взяв с собой соколов и собак, поедем на охоту и насладимся видом широких далей». Именно так он хитро говорил, чтобы выманить Меровея из святой базилики. Но и в других случаях Гунтрамн [126] был человеком расчетливым; например, он всегда был готов дать ложную клятву: никому из друзей он не давал клятвы так, чтобы ее тотчас же не нарушить[77].
   Итак, выйдя, как мы сказали, из базилики, они дошли до ближайшего к городу поместья, называемого Юкундиак[78]. Но с Меровеем ничего плохого не случилось. И так как в то время Гунтрамна, как мы рассказали обвиняли в гибели Теодоберта[79], король Хильперик послал письмо к гробу святого Мартина, в котором была просьба, чтобы блаженный Мартин ему ответил, можно ли выгнать из его [св. Мартина] базилики Гунтрамна или нет. Диакон Бавдегизил, доставивший это письмо, положил на святую могилу вместе с тем письмом, которое он принес с собой, чистый лист. После трехдневного ожидания, не получив никакого ответа, он вернулся к Хильперику. Но Хильперик послал других, чтобы они взяли с Гунтрамна клятву в том, что он без его ведома не покинет базилику.Гунтрамн охотно поклялся перед алтарным покровом, прикоснувшись к нему[80], что он без приказания короля никогда отсюда не выйдет.
   А Меровей, не веря пророчице, положил на могилу святого три книги то есть Псалтирь, книгу Царств и Евангелие, и, проведя всю ночь в молитвах, просил блаженного исповедника сказать ему, что будет с ним, чтобы по божьему знаку он узнал, сможет ли получить королевство или нет. После этого он провел три дня в посте, бдении и молитвах и, придя вторично к святой могиле, открыл книгу, которая оказалась в книге Царств. Первая же строка на странице, которую он открыл, была следующего содержания: «За то, что вы оставили Господа, Бога вашего последовали за чужими богами, и поступили неправильно пред очами Его, за это предал вас Господь, Бог ваш, в руки врагов ваших».[81] В Псалтири же открылся такой стих: «Однако за вероломство их Ты положил им несчастья; Ты низверг их, пока они поднимались. Как пришли ли они в разорение? Внезапно они исчезли и погибли от беззакония своего»[82]. В Евангелии же он нашел следующее: «Вы знаете, что через два дня будет Пасха, и Сын Человеческий предан будет на распятие»[83] Придя в смущение от этих ответов, Меровей очень долго плакал на могиле блаженного епископа, затем, взяв с собой герцога Гунтрамна, удалился с пятьюстами или более человек. Когда он вышел из святой базилики и совершал свой путь по области Оксера, он был схвачен герцогом короля Гунтрамна – Эрпоном. Но, находясь у него под стражей, он неизвестно каким образом убежал и укрылся в базилике святого Германа[84]. Узнав об этом, король Гунтрамн пришел в ярость, наказал Эрпона штрафом в семьсот золотых и отстранил его от должности, говоря: «Ты задержал, как сказал мой брат [Хильперик], его врага. Если бы ты думал о том, что делаешь, ты должен был прежде всего привести его ко мне, в противном случае ты не должен был бы прикасаться к тому, кого ты лишь для вида удерживал».
   А войско короля Хильперика дошло до Тура[85], разграбило, предало огню и опустошило эту область, не пощадив владения святого Мартина. Войско, невзирая на бога и не боясь его, забирало все, что попадало под руки. Пробыв почти два месяца в названной базилике, Меровей убежал [127] и пришел к королеве Брунгильде; но австразийцы его не приняли[86]. А отец его выслал войско против Шампани, думая, что Меровей скрывается там[87]. Но он не причинил ему никакого вреда и даже не смог его захватить.
   15. В то самое время, когда Альбоин вторгся в Италию[88], Хлотарь и Сигиберт разрешили швабам и другим народам жить в том месте, где жили перед этим саксы[89], а они, эти саксы, то есть те, которые были вместе с Альбоином и которые вновь вернулись во времена Сигиберта, поднялись против них [швабов] и хотели изгнать их из той области и уничтожить. Тогда те предложили им третью часть земли, говоря: «Мы можем жить вместе без столкновения». Но саксы, разгневавшись на них, так как это место они раньше сами занимали, не хотели никакого примирения. Затем швабы во второй раз предложили им половину той земли, потом – две части, оставляя за собой лишь третью часть. Но так как саксы не соглашались, то швабы предложили им вместе с землей весь скот, лишь бы те отказались от войны. Но саксы не пошли и на это и потребовали сражения. А до битвы они обсуждали между собой вопрос, как они поделят жен и какую кто возьмет после гибели их мужей, договариваясь так, словно те были уже уничтожены. Но милосердный господь, творящий справедливость, сделал все вопреки их желанию. А именно: когда они сошлись в сражении, из 26 тысяч саксов пало 20 тысяч, а из 6 тысяч швабов полегло только четыреста восемьдесят человек, остальные же вышли победителями. Те же из саксов, которые остались в живых, поклялись, что они только тогда остригут себе бороду и волосы, когда они отомстят противнику. Но во втором сражении они потерпели еще большее поражение. Тогда они отказались от войны.
   16. У бретонов же произошло следующее: Маклиав[90] и Бодик, бретонские графы, взаимно поклялись в том, чтобы тот, кто из них переживет другого, защищал бы сына другого, как своего собственного. Бодик умер и оставил сына по имени Теодерик. Забыв клятву, Маклиав изгнал его из родной страны и захватил королевство его отца. Теодерик долгое время находился в изгнании и странствии. Наконец господь сжалился над ним. Теодерик, собрав бретонов, напал на Маклиава и сразил его и сына его Иакова мечом, и снова завладел частью королевства, которой некогда владел его отец; другую же часть удержал Варох, сын Маклиава.
   17. А король Гунтрамн зарубил мечом двух сыновей покойного Магнахара[91] за то, что они говорили об Австригильде[92] и ее детях много гнусного и мерзкого, и король отобрал в свою казну все их имущество. Но и сам король потерял двух сыновей[93], сраженных внезапной болезнью; их смертью он был очень опечален, так как он остался бездетным. В этом году было сомнение по поводу дня празднования пасхи. В Галлии мы праздновали вместе со многими городами святую пасху 18 апреля, другие же вместе с испанцами – 21 марта[94]. Однако, как говорят, те источники в Испании[95], которые по воле божией только еще заполнялись, на нашу пасху уже полны.
   В Шиноне же, турской деревне, когда служили обедню в славный день воскресения господня, произошло сотрясение церкви. Испуганный народ [128] в один голос закричал, что церковь рушится, и, выломав двери, все оттуда разбежались. После этого народ постиг великий мор.
   Затем король Гунтрамн отправил к своему племяннику Хильдеберту послов с просьбой о мире, умоляя о свидании с ним. Тогда тот прибыл к нему вместе со своими вельможами. Они встретились возле моста, который называют Каменным, поприветствовали друг друга и облобызались. Король Гунтрамн молвил: «Случилось, по моим грехам, что я остался без детей, и посему я прошу племянника моего быть мне сыном». И, посадив его на свой трон, он передал ему все королевство со словами: «Один щит нас защищает, и одно копье нас охраняет. Если же у меня будут сыновья, то я буду считать тебя ничем не хуже их, так что та любовь, которую я тебе обещаю ныне, пребудет, бог свидетель, и с ними, и с тобою». Вельможи Хильдеберта дали подобное же обещание от его имени. И они вместе вкусили и выпили, и, обменявшись взаимно подарками, разъехались с миром, послав к Хильперику посольство с требованием от него возвратить то, что он отнял из владений их королевства; если же он откажет, пусть готовится к сражению[96]. Но Хильперик, не обращая на это внимания, приказал строить цирки в Суассоне и Париже и предоставить их народу для зрелищ.
   18. После этих событий Хильперик, услышав, что Претекстат, епископ руанский, раздает народу подарки, в чем не было пользы для Хильперика, потребовал его к себе. Расспросив его, он узнал, что у Претекстата, были вещи, переданные ему королевой Брунгильдой. Отняв их, Хильперик повелел держать его под стражей до суда епископов. Когда собрался собор, привели Претекстата; а собрались епископы в Париже, в базилике святого апостола Петра. Король сказал Претекстату: «Как тебе, епископ пришло на ум соединить врага моего Меровея, которому следовало бы поступить по отношению ко мне как сыну, с его теткой, то есть с женой его дяди[97]? Или ты не знал, какие церковные законы установлены по этому поводу?[98] Оказывается, ты здесь не только превысил власть, но даже действовал как соучастник и, чтобы убить меня, раздавал подарки. Ты же сделал сына врагом отцу, совращал деньгами народ, чтобы никто не соблюдал положенную мне верность, и хотел передать мое королевство в руки другого». Когда он так говорил, толпа франков зашумела и хотела взломать двери базилики, как будто бы для того, чтобы вытащить оттуда епископа и побить его камнями, но король запретил это делать. И когда епископ Претекстат отрицал все сказанное королем, пришли лжесвидетели, которые, показывая какие-то драгоценности, говорили: «Вот, это и это ты дал нам для того, чтобы мы были верны Меровею». На это епископ сказал: «Действительно, вы говорите правду, что я вас часто одаривал, но не с тем, чтобы изгнать короля из королевства. Коль скоро вы мне дарили отличных лошадей и другие вещи, то разве мог я поступить иначе, как не одарить вас подобным же образом».
   Когда же король ушел в свои покои, мы собрались все вместе и сидели в ризнице базилики блаженного Петра. Во время нашего разговора неожиданно пришел Аэций, архидиакон парижской церкви, и, поприветствовав нас, сказал: «Внемлите мне, святители господни, собравшиеся; [129] здесь вместе, ведь или вы сейчас прославите имена свои, и воссияют они доброй славой, или же отныне справедливо никто не будет считать вас за святителей божиих, если вы уроните свое достоинство и допустите гибель собрата». Когда он это говорил, никто из епископов ему ничего не ответил: ведь они боялись гнева королевы, по настоянию которой все это происходило. Так как они находились в состоянии напряжения и не раскрывали рта, я сказал: «О пресвятые святители божий, прошу вас, будьте внимательны к моим словам, особенно прошу тех из вас, которые, по моему мнению, более близки к королю, дайте ему совет святой и достойный епископов, дабы король, воспылав гневом против слуги божиего, не погиб сам от гнева всевышнего и не лишился королевства и славы». Эти мои слова были встречены всеобщим молчанием. Я же им, безмолвствующим, добавил: «Вспомните, мои владыки-епископы, слова пророка, которые гласят: „Если страж увидит беззаконие человека и не скажет об этом, будет повинен в погибели души“[99]. Итак, не молчите, но предупредите короля и раскройте ему грехи его, чтобы с ним не случилось чего-нибудь плохого и чтобы вы не были виновными в погибели его души. Разве вы не знаете, что случилось нового за последнее время? Каким образом Хлодомер[100] захватил Сигимунда и заключил его в темницу? И сказал Хлодомеру Авит, святитель божий: „Не налагай рук своих на него, и когда ты дойдешь до Бургундии, ты одержишь победу“. Хлодомер же, отказавшись выполнить то, что советовал ему епископ, отправился в поход, погубил самого Сигимунда вместе с женой и сыновьями, дошел до Бургундии и там, задержанный войском, был убит[101]. А что случилось с императором Максимом?[102] Ведь когда он вынудил блаженного Мартина иметь дело с каким-то епископом-убийцей и тот согласился с безбожным королем, чтобы легче было освободить приговоренных к смерти, Максим, преследуемый правосудием вечного царя, был изгнан из империи и осужден на позорнейшую смерть». Так я говорил, но никто ничего не ответил мне, все находились в оцепенении.