Страница:
— Ну… — Феликс игриво повел вокруг глазами. — Надо же чем-то заняться в полете.
— А-а, вот ты о чем…
Они замолчали, разглядывая женщин. Переселенцев было видно сразу, их выдавали какие-то разрозненные неуловимые признаки. То ли волнение и легкий испуг, то ли решимость в глазах, то ли, наоборот, подавленность и ощущение последнего шанса.
Было очень много молодых пар, но и одиночек обоих полов тоже хватало. Почему-то они не объединялись в группы, не веселились, не смеялись. Каждый в тихом одиночестве встречал начало своего пути. Для кого-то, наверно, — самого важного пути в жизни.
— Куда летят, зачем летят?.. — подал голос Сенин. Он живо вспомнил неприветливую атмосферу заселяемых миров — лязгающая техника, горы щебенки, сквозняки, влажное постельное белье, еда с привкусом металла.
— Они знают, куда и зачем, — сказал Феликс. — Не нам их судить.
— Мы-то с тобой птицы перелетные, а этот молодняк просто не знает, что ждет его там. Ведь миграционная карта дается бесплатно, а вот на обратный билет заработаешь очень не скоро.
— Они мыслят другими категориями. И им не нужен обратный билет.
— Сейчас не нужен, а потом?
— Это будет потом. А я смотрю на них и думаю, что только распространение человечества во Вселенной не позволило ему заплыть жиром и сожрать самого себя. У людей наконец-то появился выход из тесной душной комнаты, в которую превратилась старушка Земля. Появилось дело, понимаешь? Дело с большой буквы. Наконец-то мужчина может почувствовать себя мужчиной.
— А женщина?
— А женщина — матерью и хранительницей очага. Но не инкубатором для производства новых безликих существ с заранее уготованной судьбой. Ты же видел — там мужчины носят на поясе большие ножи. Ты представляешь себе место на Земле, где можно показаться с ножом на поясе? На Земле не нужен нож, там и так всё порезано на дольки.
— Романтика, — усмехнулся Сенин. — А сам говорил, что лечишь людей от наивности.
— Романтика и наивность — разные вещи. Наивность — это неготовность к трудностям. И от этого, конечно, никуда не денешься, таковы люди.
Сенин почти залюбовался своим приятелем. Распалившись, тот, кажется, впервые примерил свое истинное лицо. Он уже не изображал из себя прожженного гуляку по Вселенной, из него больше не сочились цинизм и ехидство. Казалось, еще минута — и из его уст посыплются такие понятия, как долг, верность, служение, справедливость.
— Дружище, а сам-то ты давно не бывал на Земле? — спросил Феликс.
— Бываю время от времени.
— И наверно, ни черта не видишь.
— Что я должен был увидеть?
— Да то, что там тоска! Там у людей нет шансов. Они идут след в след маленькими шажками и разучились даже надеяться на что-то. Там судьба предопределена. Там можно прожить жизнь и не вспомнить ни одного мало-мальски интересного события. Люди развлекают себя какими-то несусветными шоу, какими-то препаратами, странными играми… Ничего настоящего! Вот тебе цивилизация, вот тебе культура и порядок. И неудивительно, что твои земные коллеги то и дело заняты поисками очередного маньяка-психопата. Потому что оно прет из людей.
— Что «оно»?
— Оно… — Феликс непроизвольно пожал плечами. — Что-то такое… Наверно, жажда силы, скорости.
— Готов всё это понять, — кивнул Сенин, — но я четко знаю одну вещь. Когда походишь с большим ножом на поясе, вдоволь накатаешься на вездеходе и нажрешься полусырого мяса — нестерпимо хочется в тепло, в мягкое кресло, к хорошо усвояемой пище. Я проходил это тысячу раз. Что бы ты ни говорил, человеку всё равно нужен комфорт, и он стремится создать себе этот комфорт.
— Да я и сам люблю комфорт, — чуть утих Феликс. — Но я не думаю, что смогу до смерти просидеть в этом комфорте, как овощ. Я ведь к тому и веду, что человеку нужно быть в движении, но не в вечном, а от одной цели к другой. Обрати внимание, уже пошла вторая волна миграций. Ты ведь наверняка уже везде побывал, а значит, видел и Небесный Орлеан, и Архипелаг Цветов. Там стоят большие города, на улицах ездят такси, работают рестораны, ходят вежливые полицейские — вот он, комфорт! Но и оттуда уже бегут люди. Им там тесно, хотя вокруг неосвоенные континенты! Летят дальше, хотят двигаться. Конечно, не обходится без разочарований, но…
— Верю, верю! — Сенин поднял руки, останавливая его. Он протяжно вздохнул. — О чем мы, собственно, спорим? Просто я уже наелся всего этого по горло, а они… — Он обвел взглядом вокруг себя и кисло усмехнулся.
— Ну, ладно, — произнес Феликс спустя минуту. — Расскажи хоть, куда везешь своих переселенцев. Если не секрет.
— Пожалуй, не секрет. Торонто-9. Бывал там?
— Нет, не приходилось. Это новое поселение?
— Мне говорили, пять лет от роду.
— Мне там пока делать нечего, — пренебрежительно махнул рукой Феликс. — Это общество еще не созрело для социальных катаклизмов.
— А какое созрело? Куда ты отправляешься?
— Розовый Бомбей. Красивое место, знаешь, наверно?
— Да, знаю. И что там, созрел катаклизм?
— Не знаю. Пока просто профилактическое исследование.
— Странно как-то это. Фирма называется «Русский космос», а поселения — то Бомбей, то Торонто.
— Да чего ж тут странного? Нет никакого русского космоса и нет американского космоса. Равно как нет страны Россия и страны Америка. А есть страна «Ай-би-эм» и есть страна «Мицубиси». Есть страна «Дженерал Моторс» и есть «Норвэй Спейс Агрегате». И есть страна «Русский космос», гражданином которой ты недавно стал. Сегодня люди живут не в географических границах, а в финансовых потоках. Кстати, Федерация в этом ряду небольшое такое княжество. Так же вкладывает деньги и получает прибыли.
— Я бы не сказал, что небольшое.
— А, ну да! Возможностей у нее побольше — законодательные органы, полицейская сеть, огромный флот, армия.
— Вообще-то у Федерации нет армии, — поправил Сенин.
— Ну, не армия, — отмахнулся Феликс. — Эти ваши полицейские отряды — чем не армия?
— Разница всё-таки есть. Ты опять путаешь понятия.
— Между прочим, странно мне всё это. Любое карликовое поселение спешит образовать отряд самообороны или хотя бы оборонный комитет. А у Федерации нет армии. И человечество пошло покорять космос на полицейском броневичке.
— Да, потому что у любого поселения теоретически могут появиться внешние враги. А у человечества в целом их нет. Мы одни во Вселенной.
— Насчет всей Вселенной я бы не торопился так утверждать. Разве мы везде побывали? Между прочим, я знаком с человеком, который коллекционирует загадочные артефакты. Все эти кварцевые спиральки, полосатые шарики, пластинки со знаками… Впрочем, бог с ним, никакие зеленые человечки нам пока не угрожают…
Сенин с любопытством посмотрел на собеседника.
— Ты так говоришь, будто знаешь другого врага.
— Я… скажем так, догадываюсь, кто может им стать.
— Ну-ну, очень интересно.
— Да вот они. — Феликс обвел руками смотровую площадку, где переселенцы прилипли к окнам в ожидании старта. — Они, вернее их дети и внуки, станут врагами Федерации.
— Вот они? Эти счастливые первопроходцы с горящими глазами?
— Да-да! Вскоре они там освоятся, понастроят теплых гнездышек, накопят жирок, и мозги их освободятся для мыслишек. И через какое-то время решат, сидя за пивом, что Федерация берет слишком большие налоги и сочиняет слишком строгие законы, что корпорации всё гребут под себя и не дают самостоятельно развиваться. И вот тебе, пожалуйста! Где-то вылупится маленький диктатор, где-то начнут устанавливать орудия на почтовые рейсеры.
«Интересно, — подумал Сенин, — почему врачи всегда пугают эпидемиями, синоптики — ураганами, а историки — революциями. Наверно, потому, что все хотят стоять перед лицом какой-нибудь ужасной угрозы. Вернее, хотят так выглядеть. А сдерживать реальную угрозу всё равно приходится другим. Мне вот, например».
— Откуда такие мрачные предзнаменования? — произнес он. — Есть информация?
— Нет, всего лишь уроки истории. Испокон веков люди не объединялись, они только делили и делили общее. Сепаратизм — он в крови каждого человека, и он только ждет своего часа.
— Ну, наверно, тебе лучше знать, ты у нас специалист по лечению катаклизмов. Только я в своей крови никакого сепаратизма не чувствую.
— Это потому, что у тебя ничего нет. А вот поселишься в собственной усадьбе, тогда посмотрим, захочешь ли ты иметь назойливых соседей, которые указывают, в какой цвет тебе красить забор.
— Что-то, приятель, ты бросаешься из крайности в крайность. Так красиво воспевал переселенцев и тут же объявил их врагами. А совсем недавно — помнишь? — называл их наивными и утверждал, что им всем будет плохо.
— А в чем именно я был не прав? Разубеди меня! Да — кругом крайности, противоречия. Таков человек, таким я его вижу после стольких лет изучения. Стоп… — Феликс непроизвольно схватился за поручни кресла.
Сенин и сам почувствовал, что корпус лайнера дрогнул. Они медленно отделялись от шлюзов. В обзорные окна стало видно, как база словно отваливается от них — исполинская железная башня опрокидывалась назад.
Стали видны нулевые уровни. Они напоминали обросшее ракушками днище — такое впечатление создавали мелкие суденышки, прилепившиеся к шлюзам.
Пока лайнер тащили на магнитах четыре маленьких буксира. В пятистах километрах от базы будет запущен двигатель. К этому времени все должны быть в каютах, потому что последует некая физико-астрономическая круговерть, из-за которой маленькие расстояния станут большими, а большие — маленькими; Сенин никогда не пытался вникать в эти подробности. Он знал только, что к ближайшей соседке Солнца Проксиме Центавра не подлетал ни один пилотируемый аппарат — почему-то она оказывалась слишком далеко от Земли. Зато в центр Галактики ходили регулярные рейсы, причем в полете можно танцевать, знакомиться, пить вино и отправлять сообщения близким.
Танцевать он не собирался, а вот передать Лизке последние новости про себя — это можно.
— Пора расходиться по каютам, — сказал Феликс. — Сейчас объявят.
— Пора, — согласился Сенин.
После непродолжительной паузы Феликс вдруг тонко усмехнулся.
— Всё-таки темнишь ты, приятель, — сказал он. — Не мог Мелоян тебя просто так позвать. Что-то у вас там происходит.
«Скиф» являлся прообразом самых первых спускаемых аппаратов, на которых в глубокой древности астронавты спрыгивали с орбиты на твердь земную. Толстая металлическая скорлупа, парашюты, элементы управления и примитивная, на уровне наручных часов, электроника.
Правда, со временем людям понадобилось спускать с орбиты не только себя, но и полезные грузы, поэтому скорлупа значительно выросла в размерах. Например, модуль «Скиф-5» мог нести в себе даже тяжелый вездеход или катер. Справедливости ради стоит сказать, что за последние сто лет ни один «Скиф» не потерпел аварию.
На этом его преимущества исчерпываются. Все, кому приходилось падать с неба в раскаленном трясущемся коробе, при одном упоминании слова «Скиф» страдальчески морщились.
После удара о землю команда выползла из люка, пошатываясь и отдуваясь. Даже многоопытный Сенин, знавший жизнь не по тренажерам, не скрывал своего состояния. Он сел, усиленно массируя виски ладонями. По нормативам, десантникам давалось десять минут после такой посадки, чтобы привести себя в порядок и приступить к активным действиям.
У Сенина вестибулярный аппарат восстановился немного быстрее, чем у других. У Карелова, кажется, тоже. Впрочем, это могло быть субъективным впечатлением.
Сенин упруго поднялся на ноги и отошел на десяток шагов от остальных, осматриваясь. Стояло раннее утро, предрассветные сумерки. На небе проступали облака — длинные, остроконечные, как сосульки.
Вокруг простирались невысокие бугры, словно застывшее море. Здесь было холодно. В углублениях почвы сквозь чахлую травку просвечивала снежная крошка. До базы — километров пятнадцать, оптимальное расстояние, чтобы в случае преследования запутать следы и вернуться пешком.
Сенин хотел почувствовать и запомнить здешний запах. Каждый мир имеет свой запах, и это самый верный признак, позволяющий отличить одну планету от другой. Потому что все новые базы похожи друг на друга. Природа — она отличается, но только при детальном рассмотрении. А вот запах — он везде совершенно разный. И, если однажды его запомнишь, то потом, даже спустя годы, можно сделать один вдох — и сразу всё вспомнить. Ни картинка, ни звук почему-то не могли так живо и быстро поднимать на поверхность старые наслоения памяти.
Неподалеку что-то зашевелилось. Зверек, похожий на небольшую собаку, выполз на вершину бугра, отряхиваясь от снега и мусора. Он хромал на все четыре лапы и выглядел жалко и безобидно. Заметив Сенина, настороженно застыл. Тот тоже не шевелился.
Здесь, в царстве холода и ветра, растения не получали достаточной жизненной энергии от земли и солнца. Поэтому очень многие из них питались живой плотью. Причем не только насекомыми. Зверек, очевидно, запутался в колючках, которые изранили ему лапы и напились его крови. Однако выжил и смог уйти, а ведь мог бы так и остаться там. На первом же инструктаже Сенина предупредили, чтоб остерегался здесь бегать босиком по травке. Эта травка может искалечить взрослого человека и досуха выпить его тело дней за десять. Впрочем, на таком холоде босиком и не побегаешь.
Зверек повернулся и торопливо поковылял прочь.
— Разбиваем лагерь, — сообщил Сенин, вернувшись к дымящемуся корпусу «Скифа». — Гордосевич — надуваешь палатку и разбираешь кухню, Муциев и Карелов — налаживаете периметр. Как закончите, перекалибруйте приборы на местное время, коэффициент — один и семнадцать. Вельцер — поднимаешь антенну и докладываешь на «Форум» о нашей посадке. Потом прощупаешь эфир. Я займусь джипом.
Почему-то положенной в таких случаях суеты и беготни не наступило. Сенин обнаружил, что все стоят и смотрят на него с крайним удивлением.
— В чем дело?
— Для чего это всё — палатка, кухня? — недоуменно спросил Вельцер.
— Ты не знаешь, для чего у нас палатка и кухня?
— Нет, я знаю, но… Разве мы не остановимся на базе?
Сенин одарил блондина долгим, весьма выразительным взглядом.
— Напоминаю для забывчивых, — сказал он. — По прибытии в зону бедствия группа должна в первую очередь обеспечить собственную базу, поставить защищенный лагерь. Место, где при необходимости можно отдыхать, питаться и получать медицинскую помощь. И если нас перебьют по дороге, тебе, Вельцер, будет куда вернуться, чтобы заклеить раны и связаться с основными силами. Это понятно?
— Понятно, но…
— Прекрасно. А теперь мне придется для каждого повторить, что мы не на прогулке. Мы находимся на потенциально опасной территории, выполняем все предписанные правила и подчиняемся всем моим требованиям. Еще есть вопросы?
Сенин заметил, что парни украдкой переглядываются. Наверно, думают, что старый полицейский пес решил поиграть в войну и погонять молодых через барьеры. Ладно, пусть думают что хотят. Не хватало только переживать из-за их настроения.
— В таком случае мы должны сделать еще кое-что, — не унимался Вельцер.
— Ну-ка.
— Включить систему «Протокол».
— Это еще зачем?
— Положено по правилам, — развел руками Вельцер.
— Хорошо, включаем «Протокол» и занимаемся делами.
«Им же платят за работу в кадре», — вспомнил Сенин. Он украдкой посмотрел на Карелова — нет ли у того в глазах немого укора. Вроде нет, работает парень, как все, таскает ящики, по сторонам не смотрит.
Чтобы вызволить на свет божий машину, пришлось поработать кувалдой. Есть такой замечательный инструмент в снаряжении любого «Скифа» — предназначен для выколачивания пригоревших замков на люках. Помахав кувалдой, Сенин согрелся и сразу почувствовал себя бодрее.
Чего нельзя было сказать о его команде. Пережив не самую мягкую посадку и оказавшись в безжизненном холодном пространстве, люди шевелились довольно вяло. «Надо будет перед выездом прогреть палатку и организовать горячий завтрак, — подумал Сенин. — Это их взбодрит».
Джип уже стоял на мерзлой почве. Песочного цвета, легкий и резвый, чуть приподнятый сзади, с широко расставленными подпружиненными колесами, он напоминал хищника перед прыжком. Сенин с удовольствием сел бы за руль, однако, по правилам, командир десантной группы не должен отвлекаться на вождение. Его дело — анализировать обстановку и принимать решения. В другой раз правилом можно было бы и пренебречь, но раз уж сам потребовал от других…
— Командир, — позвал его здоровяк Гордосевич. — Не поможешь?
Пористая ткань палатки, с которой возился Гордосевич, на холоде стала жесткой и неподатливой. Сенин мог бы показать, как в одиночку натянуть ее и вставить распорки, но сейчас решил просто помочь. Пусть смотрят и учатся помогать друг другу в любой мелочи.
— Интересно, здесь всегда такая погода? — проговорил Гордосевич, зябко поводя плечами.
— Наверно, не всегда. Сейчас ведь ранняя осень.
— Значит, на курортный сезон мы опоздали, — резюмировал Гордосевич, и его вздернутые «домиком» брови огорченно шевельнулись.
— А ты сюда загорать прилетел? — усмехнулся Сенин.
— Нет-нет, — испуганно проговорил парень и на некоторое время примолк. Но ненадолго. — Командир, а ты в такой палатке жил?
— Очень часто. А ты нет?
— Я? Я вообще первый раз вот так, в чистом поле. Мы всегда на базах останавливаемся.
— Заметно.
— Ты про Вельцера, что ли? Не обращай внимания. Он нормальный парень, просто любит права качать.
— Шел бы он тогда в профсоюз, там бы и качал… — проворчал Сенин.
За завтраком Сенин услышал в высшей степени странную новость.
— Эфир пустой, — растерянно объявил Вельцер. Все с недоумением переглянулись.
— В каком смысле? — не понял Сенин.
— В прямом. Слышу только несущие частоты, маяки и прочий аппаратный шум.
— То есть аппаратура где-то работает, — уточнил Сенин.
— Работает. Но люди молчат.
— Ты пробовал вызывать?
— Конечно. Та же история. Автоматика откликается, но ни одного живого голоса.
— Может, магнитные бури? — подал голос Муциев. Вельцер в ответ одарил его лишь мрачновато-ироничной улыбкой.
— У этого должно быть объяснение, — спокойно проговорил Сенин. — Люди тут есть, они выходили на связь с промежуточной базой… правда, давно. Несколько дней назад.
— Я хочу сказать, что «Форум» с орбиты сбросил сюда информацию о нашем прибытии. Но и он ответа не получил. Там не придали значения, наверно, тоже подумали про какие-то магнитные бури.
— А кстати… — вспомнил Сенин.
— Да, — кивнул Вельцер. — У меня связь с «Форумом» нормальная. Во всяком случае, была, потому что он, наверно, уже ушел за горизонт. Не хотят зря жариться на солнце.
— Когда снова будет связь?
— Можно выйти на него через навигационные спутники, но их тут всего девять. Ретрансляторов нет, потому что база только одна. Мне нужно перенастроить систему, потом просчитать маршрутизацию сигнала… Хотя, если сумеем использовать мощности базы…
— Ты можешь ответить, когда будет связь с «Форумом»? — потерял терпение Сенин.
— Или через полчаса, если успею на него настроиться, или часов через восемь, когда его увидят спутники.
— Полчаса или восемь часов… — Сенин напряженно забарабанил пальцами по шлему. — Хорошо бы передать на «Форум» то, что мы узнали. С другой стороны, передавать пока нечего. Информации-то у нас ноль… — Он остановился, сообразив, что его искания могут выглядеть как неуверенность.
— За восемь часов мы сможем всё выяснить, — объявил он. — Выдвигаемся через… — Он взглянул на часы и понял, что забыл перенастроить их на местное время.
— Сейчас шесть двадцать по местному, — подсказал Карелов.
— Отправляемся через двадцать минут. И заканчивайте скорее с едой, нам еще нужно пройтись по карте.
«А ведь Вельцер мне в рот смотрит. Прямо-таки жрет глазами, — с удовольствием отметил Сенин. — Так-то, мальчик. Стоило появиться первым непоняткам, сразу становимся тихими и начинаем слушать старших».
В дороге не разговаривали, только глядели по сторонам. Усевшийся за руль Гордосевич сосредоточенно выбирал дорогу среди бесконечных бугров, чтоб пассажиров поменьше трясло и кидало по кабине. Кое-где однообразную волнистую равнину пересекали полосы черного колючего кустарника. Там что-то белело, но не снег. Скорее всего, кости зверьков, которые, на свою беду, вздумали искать здесь пищу, но сами стали ею, запутавшись в колючих кровососущих ветках.
Сенин вцепился в планшет, чтобы еще раз просмотреть карту. В тряске это было непросто — пальцы просто не попадали по сенсорам. И всё-таки приходилось стараться. Хуже всего оказаться в новом месте и плутать там, как в лабиринте, не зная, что вокруг.
«Итак, что мы имеем? — он пытался сосредоточиться. — Сама крепость — раз. Коттеджный поселок — два, теплицы — три. Плюс электростанция. Плюс пять производственных блоков в нескольких километрах от базы. И еще реактор. И две строящиеся климатические станции у черта на куличках. И это не считая летного поля, центра отдыха, производственно-бытового комплекса, завода стройматериалов. И еще всякой мелочовки. Многовато объектов, чтобы впятером проверить их за один раз. Значит, в первую очередь будем смотреть крепость. Скорей всего, она уже необитаема и отдана под машинный двор, мастерские и прочие хозяйственные дела. Тем более там постоянно должны находиться люди. Затем — летное поле и диспетчерская…»
— Командир, — позвал вдруг Муциев.
— Да. — Сенин оторвался от планшета и обернулся. Азиат смотрел на него как-то вполоборота, словно боялся показать лицо. Или выражение лица.
— Что тебе, Муциев?
— А как мы будем на базу входить?
— Обыкновенно. Четверо пешком, а сзади Гордосевич на машине.
— Хм… — Муциев почесал макушку. — Значит, будем красться на цыпочках с автоматами, а люди на нас будут смотреть?
— Какие люди?
— Ну, там… люди.
— Какие люди, Муциев? Там могут быть очень разные люди. Ты не забыл, почему мы здесь? Там может вообще не оказаться людей.
— А где ж они?
— Будем выяснять. Ты почему спрашиваешь, что тебя смущает?
— Я еще ни разу ни на одну базу не входил таким образом. — Он втянул голову в плечи и поставил руки так, словно в них оружие. Потом смущенно рассмеялся.
— А как ты входил?
— Ну, обычно прилетаем, нас встречают. Везут на обед, показывают, где жить, где спать… Все вежливые, все здороваются.
Сенин протяжно вздохнул.
— Я с тобой каждое утро буду здороваться, Муциев. Обещаю.
— Ага! — азиат снова рассмеялся и замолчал. Сенин взглянул на дисплей бортового навигатора. Скоро дороге конец.
База располагалась в обширной естественной впадине, спрятавшись от пронизывающих ледяных ветров. Издалека ее можно было распознать только по радиомачтам. Зато при подъезде на нее открывался чудесный вид сверху, и каждый уголок можно было разглядеть в бинокль. Сенин знал это по снимкам, которыми обеспечили его на базе. И бинокль лежал у него в самом ближнем отделении ранца.
Кстати, хорошая оказалась штука — модульный ранец. В полиции таких не выдавали. Весь секрет в том, что личные вещи боец несет в центральном отделении. Всё остальное — боеприпасы, оборудование — в отделяемых модулях. Если один человек выходит из строя, эти модули очень быстро перевешиваются на рюкзаки других. И группа продолжает двигаться дальше, не лишившись ни единого патрона, ни одной нужной вещи.
Из-за спины ударили первые лучи восходящего солнца, и тут же впереди вспыхнуло несколько бликов. Это были отражатели на радиомачтах.
— Кажется, приехали, — сказал Гордосевич. — Добро пожаловать в небесное Торонто.
Дорога пошла под уклон, а вскоре показалась и база Торонто-9 — вся как на ладони.
— Остановка, — скомандовал Сенин и выпрыгнул из кабины, расчехляя бинокль.
Бинокли были у всех, и на некоторое время воцарилось молчание.
— Я никого не вижу, — сообщил через минуту Вельцер.
— Да и я не вижу, — отозвался Сенин. — Сейчас еще раз проверим частоты и тогда уже пойдем.
Вельцер кивнул и вернулся в машину. Впрочем, никаких новостей он не принес. Эфир был пуст, как заброшенное кладбище.
Сенин продолжал разглядывать базу, мысленно сверяясь с картой. Вот крепость — мрачный ржавый квадрат, двухэтажный каземат с просторным двором внутри. Поселок — поднимающиеся по склону ряды светлых и легких, в противовес крепости, домиков. Интересно, откуда они возят древесину? Насосная станция, водонапорная башня. Летного поля не видно, оно на другой стороне впадины, где блестят на солнце окна каких-то построек…
— Что это за длинные сараи на той стороне? — пробормотал Сенин. — Их не было на карте.
— А-а, вот ты о чем…
Они замолчали, разглядывая женщин. Переселенцев было видно сразу, их выдавали какие-то разрозненные неуловимые признаки. То ли волнение и легкий испуг, то ли решимость в глазах, то ли, наоборот, подавленность и ощущение последнего шанса.
Было очень много молодых пар, но и одиночек обоих полов тоже хватало. Почему-то они не объединялись в группы, не веселились, не смеялись. Каждый в тихом одиночестве встречал начало своего пути. Для кого-то, наверно, — самого важного пути в жизни.
— Куда летят, зачем летят?.. — подал голос Сенин. Он живо вспомнил неприветливую атмосферу заселяемых миров — лязгающая техника, горы щебенки, сквозняки, влажное постельное белье, еда с привкусом металла.
— Они знают, куда и зачем, — сказал Феликс. — Не нам их судить.
— Мы-то с тобой птицы перелетные, а этот молодняк просто не знает, что ждет его там. Ведь миграционная карта дается бесплатно, а вот на обратный билет заработаешь очень не скоро.
— Они мыслят другими категориями. И им не нужен обратный билет.
— Сейчас не нужен, а потом?
— Это будет потом. А я смотрю на них и думаю, что только распространение человечества во Вселенной не позволило ему заплыть жиром и сожрать самого себя. У людей наконец-то появился выход из тесной душной комнаты, в которую превратилась старушка Земля. Появилось дело, понимаешь? Дело с большой буквы. Наконец-то мужчина может почувствовать себя мужчиной.
— А женщина?
— А женщина — матерью и хранительницей очага. Но не инкубатором для производства новых безликих существ с заранее уготованной судьбой. Ты же видел — там мужчины носят на поясе большие ножи. Ты представляешь себе место на Земле, где можно показаться с ножом на поясе? На Земле не нужен нож, там и так всё порезано на дольки.
— Романтика, — усмехнулся Сенин. — А сам говорил, что лечишь людей от наивности.
— Романтика и наивность — разные вещи. Наивность — это неготовность к трудностям. И от этого, конечно, никуда не денешься, таковы люди.
Сенин почти залюбовался своим приятелем. Распалившись, тот, кажется, впервые примерил свое истинное лицо. Он уже не изображал из себя прожженного гуляку по Вселенной, из него больше не сочились цинизм и ехидство. Казалось, еще минута — и из его уст посыплются такие понятия, как долг, верность, служение, справедливость.
— Дружище, а сам-то ты давно не бывал на Земле? — спросил Феликс.
— Бываю время от времени.
— И наверно, ни черта не видишь.
— Что я должен был увидеть?
— Да то, что там тоска! Там у людей нет шансов. Они идут след в след маленькими шажками и разучились даже надеяться на что-то. Там судьба предопределена. Там можно прожить жизнь и не вспомнить ни одного мало-мальски интересного события. Люди развлекают себя какими-то несусветными шоу, какими-то препаратами, странными играми… Ничего настоящего! Вот тебе цивилизация, вот тебе культура и порядок. И неудивительно, что твои земные коллеги то и дело заняты поисками очередного маньяка-психопата. Потому что оно прет из людей.
— Что «оно»?
— Оно… — Феликс непроизвольно пожал плечами. — Что-то такое… Наверно, жажда силы, скорости.
— Готов всё это понять, — кивнул Сенин, — но я четко знаю одну вещь. Когда походишь с большим ножом на поясе, вдоволь накатаешься на вездеходе и нажрешься полусырого мяса — нестерпимо хочется в тепло, в мягкое кресло, к хорошо усвояемой пище. Я проходил это тысячу раз. Что бы ты ни говорил, человеку всё равно нужен комфорт, и он стремится создать себе этот комфорт.
— Да я и сам люблю комфорт, — чуть утих Феликс. — Но я не думаю, что смогу до смерти просидеть в этом комфорте, как овощ. Я ведь к тому и веду, что человеку нужно быть в движении, но не в вечном, а от одной цели к другой. Обрати внимание, уже пошла вторая волна миграций. Ты ведь наверняка уже везде побывал, а значит, видел и Небесный Орлеан, и Архипелаг Цветов. Там стоят большие города, на улицах ездят такси, работают рестораны, ходят вежливые полицейские — вот он, комфорт! Но и оттуда уже бегут люди. Им там тесно, хотя вокруг неосвоенные континенты! Летят дальше, хотят двигаться. Конечно, не обходится без разочарований, но…
— Верю, верю! — Сенин поднял руки, останавливая его. Он протяжно вздохнул. — О чем мы, собственно, спорим? Просто я уже наелся всего этого по горло, а они… — Он обвел взглядом вокруг себя и кисло усмехнулся.
— Ну, ладно, — произнес Феликс спустя минуту. — Расскажи хоть, куда везешь своих переселенцев. Если не секрет.
— Пожалуй, не секрет. Торонто-9. Бывал там?
— Нет, не приходилось. Это новое поселение?
— Мне говорили, пять лет от роду.
— Мне там пока делать нечего, — пренебрежительно махнул рукой Феликс. — Это общество еще не созрело для социальных катаклизмов.
— А какое созрело? Куда ты отправляешься?
— Розовый Бомбей. Красивое место, знаешь, наверно?
— Да, знаю. И что там, созрел катаклизм?
— Не знаю. Пока просто профилактическое исследование.
— Странно как-то это. Фирма называется «Русский космос», а поселения — то Бомбей, то Торонто.
— Да чего ж тут странного? Нет никакого русского космоса и нет американского космоса. Равно как нет страны Россия и страны Америка. А есть страна «Ай-би-эм» и есть страна «Мицубиси». Есть страна «Дженерал Моторс» и есть «Норвэй Спейс Агрегате». И есть страна «Русский космос», гражданином которой ты недавно стал. Сегодня люди живут не в географических границах, а в финансовых потоках. Кстати, Федерация в этом ряду небольшое такое княжество. Так же вкладывает деньги и получает прибыли.
— Я бы не сказал, что небольшое.
— А, ну да! Возможностей у нее побольше — законодательные органы, полицейская сеть, огромный флот, армия.
— Вообще-то у Федерации нет армии, — поправил Сенин.
— Ну, не армия, — отмахнулся Феликс. — Эти ваши полицейские отряды — чем не армия?
— Разница всё-таки есть. Ты опять путаешь понятия.
— Между прочим, странно мне всё это. Любое карликовое поселение спешит образовать отряд самообороны или хотя бы оборонный комитет. А у Федерации нет армии. И человечество пошло покорять космос на полицейском броневичке.
— Да, потому что у любого поселения теоретически могут появиться внешние враги. А у человечества в целом их нет. Мы одни во Вселенной.
— Насчет всей Вселенной я бы не торопился так утверждать. Разве мы везде побывали? Между прочим, я знаком с человеком, который коллекционирует загадочные артефакты. Все эти кварцевые спиральки, полосатые шарики, пластинки со знаками… Впрочем, бог с ним, никакие зеленые человечки нам пока не угрожают…
Сенин с любопытством посмотрел на собеседника.
— Ты так говоришь, будто знаешь другого врага.
— Я… скажем так, догадываюсь, кто может им стать.
— Ну-ну, очень интересно.
— Да вот они. — Феликс обвел руками смотровую площадку, где переселенцы прилипли к окнам в ожидании старта. — Они, вернее их дети и внуки, станут врагами Федерации.
— Вот они? Эти счастливые первопроходцы с горящими глазами?
— Да-да! Вскоре они там освоятся, понастроят теплых гнездышек, накопят жирок, и мозги их освободятся для мыслишек. И через какое-то время решат, сидя за пивом, что Федерация берет слишком большие налоги и сочиняет слишком строгие законы, что корпорации всё гребут под себя и не дают самостоятельно развиваться. И вот тебе, пожалуйста! Где-то вылупится маленький диктатор, где-то начнут устанавливать орудия на почтовые рейсеры.
«Интересно, — подумал Сенин, — почему врачи всегда пугают эпидемиями, синоптики — ураганами, а историки — революциями. Наверно, потому, что все хотят стоять перед лицом какой-нибудь ужасной угрозы. Вернее, хотят так выглядеть. А сдерживать реальную угрозу всё равно приходится другим. Мне вот, например».
— Откуда такие мрачные предзнаменования? — произнес он. — Есть информация?
— Нет, всего лишь уроки истории. Испокон веков люди не объединялись, они только делили и делили общее. Сепаратизм — он в крови каждого человека, и он только ждет своего часа.
— Ну, наверно, тебе лучше знать, ты у нас специалист по лечению катаклизмов. Только я в своей крови никакого сепаратизма не чувствую.
— Это потому, что у тебя ничего нет. А вот поселишься в собственной усадьбе, тогда посмотрим, захочешь ли ты иметь назойливых соседей, которые указывают, в какой цвет тебе красить забор.
— Что-то, приятель, ты бросаешься из крайности в крайность. Так красиво воспевал переселенцев и тут же объявил их врагами. А совсем недавно — помнишь? — называл их наивными и утверждал, что им всем будет плохо.
— А в чем именно я был не прав? Разубеди меня! Да — кругом крайности, противоречия. Таков человек, таким я его вижу после стольких лет изучения. Стоп… — Феликс непроизвольно схватился за поручни кресла.
Сенин и сам почувствовал, что корпус лайнера дрогнул. Они медленно отделялись от шлюзов. В обзорные окна стало видно, как база словно отваливается от них — исполинская железная башня опрокидывалась назад.
Стали видны нулевые уровни. Они напоминали обросшее ракушками днище — такое впечатление создавали мелкие суденышки, прилепившиеся к шлюзам.
Пока лайнер тащили на магнитах четыре маленьких буксира. В пятистах километрах от базы будет запущен двигатель. К этому времени все должны быть в каютах, потому что последует некая физико-астрономическая круговерть, из-за которой маленькие расстояния станут большими, а большие — маленькими; Сенин никогда не пытался вникать в эти подробности. Он знал только, что к ближайшей соседке Солнца Проксиме Центавра не подлетал ни один пилотируемый аппарат — почему-то она оказывалась слишком далеко от Земли. Зато в центр Галактики ходили регулярные рейсы, причем в полете можно танцевать, знакомиться, пить вино и отправлять сообщения близким.
Танцевать он не собирался, а вот передать Лизке последние новости про себя — это можно.
— Пора расходиться по каютам, — сказал Феликс. — Сейчас объявят.
— Пора, — согласился Сенин.
После непродолжительной паузы Феликс вдруг тонко усмехнулся.
— Всё-таки темнишь ты, приятель, — сказал он. — Не мог Мелоян тебя просто так позвать. Что-то у вас там происходит.
* * *
Невозвращаемый посадочный модуль «Скиф» хорош своей дешевизной и надежностью. Но больше ничем.«Скиф» являлся прообразом самых первых спускаемых аппаратов, на которых в глубокой древности астронавты спрыгивали с орбиты на твердь земную. Толстая металлическая скорлупа, парашюты, элементы управления и примитивная, на уровне наручных часов, электроника.
Правда, со временем людям понадобилось спускать с орбиты не только себя, но и полезные грузы, поэтому скорлупа значительно выросла в размерах. Например, модуль «Скиф-5» мог нести в себе даже тяжелый вездеход или катер. Справедливости ради стоит сказать, что за последние сто лет ни один «Скиф» не потерпел аварию.
На этом его преимущества исчерпываются. Все, кому приходилось падать с неба в раскаленном трясущемся коробе, при одном упоминании слова «Скиф» страдальчески морщились.
После удара о землю команда выползла из люка, пошатываясь и отдуваясь. Даже многоопытный Сенин, знавший жизнь не по тренажерам, не скрывал своего состояния. Он сел, усиленно массируя виски ладонями. По нормативам, десантникам давалось десять минут после такой посадки, чтобы привести себя в порядок и приступить к активным действиям.
У Сенина вестибулярный аппарат восстановился немного быстрее, чем у других. У Карелова, кажется, тоже. Впрочем, это могло быть субъективным впечатлением.
Сенин упруго поднялся на ноги и отошел на десяток шагов от остальных, осматриваясь. Стояло раннее утро, предрассветные сумерки. На небе проступали облака — длинные, остроконечные, как сосульки.
Вокруг простирались невысокие бугры, словно застывшее море. Здесь было холодно. В углублениях почвы сквозь чахлую травку просвечивала снежная крошка. До базы — километров пятнадцать, оптимальное расстояние, чтобы в случае преследования запутать следы и вернуться пешком.
Сенин хотел почувствовать и запомнить здешний запах. Каждый мир имеет свой запах, и это самый верный признак, позволяющий отличить одну планету от другой. Потому что все новые базы похожи друг на друга. Природа — она отличается, но только при детальном рассмотрении. А вот запах — он везде совершенно разный. И, если однажды его запомнишь, то потом, даже спустя годы, можно сделать один вдох — и сразу всё вспомнить. Ни картинка, ни звук почему-то не могли так живо и быстро поднимать на поверхность старые наслоения памяти.
Неподалеку что-то зашевелилось. Зверек, похожий на небольшую собаку, выполз на вершину бугра, отряхиваясь от снега и мусора. Он хромал на все четыре лапы и выглядел жалко и безобидно. Заметив Сенина, настороженно застыл. Тот тоже не шевелился.
Здесь, в царстве холода и ветра, растения не получали достаточной жизненной энергии от земли и солнца. Поэтому очень многие из них питались живой плотью. Причем не только насекомыми. Зверек, очевидно, запутался в колючках, которые изранили ему лапы и напились его крови. Однако выжил и смог уйти, а ведь мог бы так и остаться там. На первом же инструктаже Сенина предупредили, чтоб остерегался здесь бегать босиком по травке. Эта травка может искалечить взрослого человека и досуха выпить его тело дней за десять. Впрочем, на таком холоде босиком и не побегаешь.
Зверек повернулся и торопливо поковылял прочь.
— Разбиваем лагерь, — сообщил Сенин, вернувшись к дымящемуся корпусу «Скифа». — Гордосевич — надуваешь палатку и разбираешь кухню, Муциев и Карелов — налаживаете периметр. Как закончите, перекалибруйте приборы на местное время, коэффициент — один и семнадцать. Вельцер — поднимаешь антенну и докладываешь на «Форум» о нашей посадке. Потом прощупаешь эфир. Я займусь джипом.
Почему-то положенной в таких случаях суеты и беготни не наступило. Сенин обнаружил, что все стоят и смотрят на него с крайним удивлением.
— В чем дело?
— Для чего это всё — палатка, кухня? — недоуменно спросил Вельцер.
— Ты не знаешь, для чего у нас палатка и кухня?
— Нет, я знаю, но… Разве мы не остановимся на базе?
Сенин одарил блондина долгим, весьма выразительным взглядом.
— Напоминаю для забывчивых, — сказал он. — По прибытии в зону бедствия группа должна в первую очередь обеспечить собственную базу, поставить защищенный лагерь. Место, где при необходимости можно отдыхать, питаться и получать медицинскую помощь. И если нас перебьют по дороге, тебе, Вельцер, будет куда вернуться, чтобы заклеить раны и связаться с основными силами. Это понятно?
— Понятно, но…
— Прекрасно. А теперь мне придется для каждого повторить, что мы не на прогулке. Мы находимся на потенциально опасной территории, выполняем все предписанные правила и подчиняемся всем моим требованиям. Еще есть вопросы?
Сенин заметил, что парни украдкой переглядываются. Наверно, думают, что старый полицейский пес решил поиграть в войну и погонять молодых через барьеры. Ладно, пусть думают что хотят. Не хватало только переживать из-за их настроения.
— В таком случае мы должны сделать еще кое-что, — не унимался Вельцер.
— Ну-ка.
— Включить систему «Протокол».
— Это еще зачем?
— Положено по правилам, — развел руками Вельцер.
— Хорошо, включаем «Протокол» и занимаемся делами.
«Им же платят за работу в кадре», — вспомнил Сенин. Он украдкой посмотрел на Карелова — нет ли у того в глазах немого укора. Вроде нет, работает парень, как все, таскает ящики, по сторонам не смотрит.
Чтобы вызволить на свет божий машину, пришлось поработать кувалдой. Есть такой замечательный инструмент в снаряжении любого «Скифа» — предназначен для выколачивания пригоревших замков на люках. Помахав кувалдой, Сенин согрелся и сразу почувствовал себя бодрее.
Чего нельзя было сказать о его команде. Пережив не самую мягкую посадку и оказавшись в безжизненном холодном пространстве, люди шевелились довольно вяло. «Надо будет перед выездом прогреть палатку и организовать горячий завтрак, — подумал Сенин. — Это их взбодрит».
Джип уже стоял на мерзлой почве. Песочного цвета, легкий и резвый, чуть приподнятый сзади, с широко расставленными подпружиненными колесами, он напоминал хищника перед прыжком. Сенин с удовольствием сел бы за руль, однако, по правилам, командир десантной группы не должен отвлекаться на вождение. Его дело — анализировать обстановку и принимать решения. В другой раз правилом можно было бы и пренебречь, но раз уж сам потребовал от других…
— Командир, — позвал его здоровяк Гордосевич. — Не поможешь?
Пористая ткань палатки, с которой возился Гордосевич, на холоде стала жесткой и неподатливой. Сенин мог бы показать, как в одиночку натянуть ее и вставить распорки, но сейчас решил просто помочь. Пусть смотрят и учатся помогать друг другу в любой мелочи.
— Интересно, здесь всегда такая погода? — проговорил Гордосевич, зябко поводя плечами.
— Наверно, не всегда. Сейчас ведь ранняя осень.
— Значит, на курортный сезон мы опоздали, — резюмировал Гордосевич, и его вздернутые «домиком» брови огорченно шевельнулись.
— А ты сюда загорать прилетел? — усмехнулся Сенин.
— Нет-нет, — испуганно проговорил парень и на некоторое время примолк. Но ненадолго. — Командир, а ты в такой палатке жил?
— Очень часто. А ты нет?
— Я? Я вообще первый раз вот так, в чистом поле. Мы всегда на базах останавливаемся.
— Заметно.
— Ты про Вельцера, что ли? Не обращай внимания. Он нормальный парень, просто любит права качать.
— Шел бы он тогда в профсоюз, там бы и качал… — проворчал Сенин.
За завтраком Сенин услышал в высшей степени странную новость.
— Эфир пустой, — растерянно объявил Вельцер. Все с недоумением переглянулись.
— В каком смысле? — не понял Сенин.
— В прямом. Слышу только несущие частоты, маяки и прочий аппаратный шум.
— То есть аппаратура где-то работает, — уточнил Сенин.
— Работает. Но люди молчат.
— Ты пробовал вызывать?
— Конечно. Та же история. Автоматика откликается, но ни одного живого голоса.
— Может, магнитные бури? — подал голос Муциев. Вельцер в ответ одарил его лишь мрачновато-ироничной улыбкой.
— У этого должно быть объяснение, — спокойно проговорил Сенин. — Люди тут есть, они выходили на связь с промежуточной базой… правда, давно. Несколько дней назад.
— Я хочу сказать, что «Форум» с орбиты сбросил сюда информацию о нашем прибытии. Но и он ответа не получил. Там не придали значения, наверно, тоже подумали про какие-то магнитные бури.
— А кстати… — вспомнил Сенин.
— Да, — кивнул Вельцер. — У меня связь с «Форумом» нормальная. Во всяком случае, была, потому что он, наверно, уже ушел за горизонт. Не хотят зря жариться на солнце.
— Когда снова будет связь?
— Можно выйти на него через навигационные спутники, но их тут всего девять. Ретрансляторов нет, потому что база только одна. Мне нужно перенастроить систему, потом просчитать маршрутизацию сигнала… Хотя, если сумеем использовать мощности базы…
— Ты можешь ответить, когда будет связь с «Форумом»? — потерял терпение Сенин.
— Или через полчаса, если успею на него настроиться, или часов через восемь, когда его увидят спутники.
— Полчаса или восемь часов… — Сенин напряженно забарабанил пальцами по шлему. — Хорошо бы передать на «Форум» то, что мы узнали. С другой стороны, передавать пока нечего. Информации-то у нас ноль… — Он остановился, сообразив, что его искания могут выглядеть как неуверенность.
— За восемь часов мы сможем всё выяснить, — объявил он. — Выдвигаемся через… — Он взглянул на часы и понял, что забыл перенастроить их на местное время.
— Сейчас шесть двадцать по местному, — подсказал Карелов.
— Отправляемся через двадцать минут. И заканчивайте скорее с едой, нам еще нужно пройтись по карте.
«А ведь Вельцер мне в рот смотрит. Прямо-таки жрет глазами, — с удовольствием отметил Сенин. — Так-то, мальчик. Стоило появиться первым непоняткам, сразу становимся тихими и начинаем слушать старших».
* * *
Джип пришлось обтянуть брезентом. Мчаться по морозу с открытым верхом было бы просто безумием. Сзади остался осиротевший и, на первый взгляд, беззащитный лагерь. На самом деле его охраняла автоматика. Она умела отгонять и грызунов, и рептилий, и крупных животных, а вот человека гостеприимно встречала — любого человека. Потому что человеческая стоянка должна быть островком надежды для всех людей, а не только для тех, кто ее устроил. Мало ли как сложатся обстоятельства?В дороге не разговаривали, только глядели по сторонам. Усевшийся за руль Гордосевич сосредоточенно выбирал дорогу среди бесконечных бугров, чтоб пассажиров поменьше трясло и кидало по кабине. Кое-где однообразную волнистую равнину пересекали полосы черного колючего кустарника. Там что-то белело, но не снег. Скорее всего, кости зверьков, которые, на свою беду, вздумали искать здесь пищу, но сами стали ею, запутавшись в колючих кровососущих ветках.
Сенин вцепился в планшет, чтобы еще раз просмотреть карту. В тряске это было непросто — пальцы просто не попадали по сенсорам. И всё-таки приходилось стараться. Хуже всего оказаться в новом месте и плутать там, как в лабиринте, не зная, что вокруг.
«Итак, что мы имеем? — он пытался сосредоточиться. — Сама крепость — раз. Коттеджный поселок — два, теплицы — три. Плюс электростанция. Плюс пять производственных блоков в нескольких километрах от базы. И еще реактор. И две строящиеся климатические станции у черта на куличках. И это не считая летного поля, центра отдыха, производственно-бытового комплекса, завода стройматериалов. И еще всякой мелочовки. Многовато объектов, чтобы впятером проверить их за один раз. Значит, в первую очередь будем смотреть крепость. Скорей всего, она уже необитаема и отдана под машинный двор, мастерские и прочие хозяйственные дела. Тем более там постоянно должны находиться люди. Затем — летное поле и диспетчерская…»
— Командир, — позвал вдруг Муциев.
— Да. — Сенин оторвался от планшета и обернулся. Азиат смотрел на него как-то вполоборота, словно боялся показать лицо. Или выражение лица.
— Что тебе, Муциев?
— А как мы будем на базу входить?
— Обыкновенно. Четверо пешком, а сзади Гордосевич на машине.
— Хм… — Муциев почесал макушку. — Значит, будем красться на цыпочках с автоматами, а люди на нас будут смотреть?
— Какие люди?
— Ну, там… люди.
— Какие люди, Муциев? Там могут быть очень разные люди. Ты не забыл, почему мы здесь? Там может вообще не оказаться людей.
— А где ж они?
— Будем выяснять. Ты почему спрашиваешь, что тебя смущает?
— Я еще ни разу ни на одну базу не входил таким образом. — Он втянул голову в плечи и поставил руки так, словно в них оружие. Потом смущенно рассмеялся.
— А как ты входил?
— Ну, обычно прилетаем, нас встречают. Везут на обед, показывают, где жить, где спать… Все вежливые, все здороваются.
Сенин протяжно вздохнул.
— Я с тобой каждое утро буду здороваться, Муциев. Обещаю.
— Ага! — азиат снова рассмеялся и замолчал. Сенин взглянул на дисплей бортового навигатора. Скоро дороге конец.
База располагалась в обширной естественной впадине, спрятавшись от пронизывающих ледяных ветров. Издалека ее можно было распознать только по радиомачтам. Зато при подъезде на нее открывался чудесный вид сверху, и каждый уголок можно было разглядеть в бинокль. Сенин знал это по снимкам, которыми обеспечили его на базе. И бинокль лежал у него в самом ближнем отделении ранца.
Кстати, хорошая оказалась штука — модульный ранец. В полиции таких не выдавали. Весь секрет в том, что личные вещи боец несет в центральном отделении. Всё остальное — боеприпасы, оборудование — в отделяемых модулях. Если один человек выходит из строя, эти модули очень быстро перевешиваются на рюкзаки других. И группа продолжает двигаться дальше, не лишившись ни единого патрона, ни одной нужной вещи.
Из-за спины ударили первые лучи восходящего солнца, и тут же впереди вспыхнуло несколько бликов. Это были отражатели на радиомачтах.
— Кажется, приехали, — сказал Гордосевич. — Добро пожаловать в небесное Торонто.
Дорога пошла под уклон, а вскоре показалась и база Торонто-9 — вся как на ладони.
— Остановка, — скомандовал Сенин и выпрыгнул из кабины, расчехляя бинокль.
Бинокли были у всех, и на некоторое время воцарилось молчание.
— Я никого не вижу, — сообщил через минуту Вельцер.
— Да и я не вижу, — отозвался Сенин. — Сейчас еще раз проверим частоты и тогда уже пойдем.
Вельцер кивнул и вернулся в машину. Впрочем, никаких новостей он не принес. Эфир был пуст, как заброшенное кладбище.
Сенин продолжал разглядывать базу, мысленно сверяясь с картой. Вот крепость — мрачный ржавый квадрат, двухэтажный каземат с просторным двором внутри. Поселок — поднимающиеся по склону ряды светлых и легких, в противовес крепости, домиков. Интересно, откуда они возят древесину? Насосная станция, водонапорная башня. Летного поля не видно, оно на другой стороне впадины, где блестят на солнце окна каких-то построек…
— Что это за длинные сараи на той стороне? — пробормотал Сенин. — Их не было на карте.