— Ну ты циркач. Ждем тебя не дождемся, Ник, — как-то больно ласково прозвучало.
Мой летун не только решал проблему с рулями, но и быстро уловил свое новое задание. Стараться, чтобы трос не оборвался и при том не фокусничать — иначе я взорву истребитель. Второй конец троса я закрепил на кресле летуна, уж оно-то нехилое должно быть. Когда переберусь на транспортник, пусть Муртазаев чешет, куда хочет. По правде же, предстоит ему катапультироваться, когда закончится топливо.
Подергал я трос — вроде держится, пристегнулся к нему самохватом и двинулся из кабины истребителя. И ничего, кстати, двигался — как на учениях. Мышцы когда надо сжимал, когда надо разжимал, никаких конвульсий и судорог. А если бы я задрыгался, то ветер, ставший гущей мускулов, мигом бы меня счистил с ниточки, почему-то называющейся тросом. Впрочем, страх тоже был, рев ветра не просто бурил мне уши, но стальной занозой входил в мозги. Внизу располагалась облачная «полянка», образованная верхней кромкой облаков, и это почему-то успокаивало. Однако же, когда до люка на фюзеляже транспортника оставался пяток метров, трос вдруг вылетел оттуда словно укушенный.
— Как шутка это явно не годится, — пролепетал я, еще не вникнув в ужас ситуевины, в каковую попал.
— Пропадай, козел. Желаю счастья на небесах! — заревел Курт в шлемофоны, баран этакий, и обсмеял мою скорую кончину.
— Ах ты поганка. Все равно я хихикну последним…
Я висел на тонком тросе в неприятном пространстве и забраться обратно пока что не было никаких сил. И тут мы вдобавок влетели в облачную муру, в белесую мглу, похожую на кефир. Было это где-то над морем Уэдделла. Самое время обделаться от страха. Но я опять почувствовал Высшего в себе. Он словно вставил сектор своего зрения в мой глаз и я узрел сразу и море, и облачность, и льды, и дно морское, и кору земную, и ядро. И все это вместе напоминало очень вкусный, очень съедобный пирог. Оставалось воспрять и сказать своему невольному напарнику Муртазаеву:
— Снижайся, Алик, мы их посадим в лужу. Им только на тебя и ориентироваться.
Шлем мой покрылся каплями и я видел один кукиш в сметане, оставалась надеяться лишь на исполнительность пилота.
Неожиданно облака разошлись, туман тоже разлетелся на клочья и оказалось, что водная поверхность совсем рядом.
Транспортник был неподалеку. Похоже, его пилоты, козлы вонючие, действительно ориентировались на истребитель.
Так они вместе с Муртазаевым и потеряли даже минимальную высоту.
Я усек вдруг, что транспортнику уже не суждено подняться — тяжелую машину вмиг не вздыбишь — и через несколько секунд он воткнется прямо в воду. Предчувствие опередило события лишь на пять секунд. Несмотря на их краткосрочность я вполне уловил, что произошло. Транспортник столкнулся с водной поверхностью и моментально раскололся. Корпус лопнул, ядерные блямбы ушли на дно, а вот отлетевшие крылья с моторами взорвались.
Муртазаев же примерно в это время сделал разворот на предельно малой высоте. Ударная волна шмякнула истребитель, имевший и так приличный крен, и перевернула. Вот-вот самолет должен был поцеловаться с океаном. В самый последний момент я отвязался от троса.
И стал очень маленьким, очень легким по сравнению с действующими силами, большими и мощными; они, наверное, и не заметили меня вовсе.
Ударная волна, как довольно мягкая стена, успела погасить мою скорость, а до поверхности воды оставалась дистанция метров двадцать, не больше.
Вскоре после того, как я оказался в пространстве, заполненном ледяной жидкостью, сработал спасательный жилет, он надулся и выбросил меня на поверхность океана. А вскоре — невзирая на Деда Мороза, хватающего за каждую клеточку — я заметил оранжевое пятно, что болталось на волнах метрах в тридцати, то есть надувную лодку наемного пилота. Успел, значит, Муртазаев выполнить «бочку» и катапультироваться.
Через несколько минут я по-прежнему находился в открытом море, но уже на борту утлого суденышка. Наемный пилот имел достаточно разумности, чтобы не враждовать со мной посреди ледяного океана. Наверное, считал, что у меня еще где-нибудь мина припрятана. Но от нашей дружбы мало бы оказалось толку, если бы спустя два часа кое-что не отозвалось на сигнал СОС. Рядышком жутко приятной черной тушей всплыла ядерная подлодка и подобрала нас обоих. Я к тому времени оцепенел в ледяном коконе и почти не дышал, остатки тепла имелись разве что в районе мозга.
11. КРАТКИЕ ИТОГИ
Мой летун не только решал проблему с рулями, но и быстро уловил свое новое задание. Стараться, чтобы трос не оборвался и при том не фокусничать — иначе я взорву истребитель. Второй конец троса я закрепил на кресле летуна, уж оно-то нехилое должно быть. Когда переберусь на транспортник, пусть Муртазаев чешет, куда хочет. По правде же, предстоит ему катапультироваться, когда закончится топливо.
Подергал я трос — вроде держится, пристегнулся к нему самохватом и двинулся из кабины истребителя. И ничего, кстати, двигался — как на учениях. Мышцы когда надо сжимал, когда надо разжимал, никаких конвульсий и судорог. А если бы я задрыгался, то ветер, ставший гущей мускулов, мигом бы меня счистил с ниточки, почему-то называющейся тросом. Впрочем, страх тоже был, рев ветра не просто бурил мне уши, но стальной занозой входил в мозги. Внизу располагалась облачная «полянка», образованная верхней кромкой облаков, и это почему-то успокаивало. Однако же, когда до люка на фюзеляже транспортника оставался пяток метров, трос вдруг вылетел оттуда словно укушенный.
— Как шутка это явно не годится, — пролепетал я, еще не вникнув в ужас ситуевины, в каковую попал.
— Пропадай, козел. Желаю счастья на небесах! — заревел Курт в шлемофоны, баран этакий, и обсмеял мою скорую кончину.
— Ах ты поганка. Все равно я хихикну последним…
Я висел на тонком тросе в неприятном пространстве и забраться обратно пока что не было никаких сил. И тут мы вдобавок влетели в облачную муру, в белесую мглу, похожую на кефир. Было это где-то над морем Уэдделла. Самое время обделаться от страха. Но я опять почувствовал Высшего в себе. Он словно вставил сектор своего зрения в мой глаз и я узрел сразу и море, и облачность, и льды, и дно морское, и кору земную, и ядро. И все это вместе напоминало очень вкусный, очень съедобный пирог. Оставалось воспрять и сказать своему невольному напарнику Муртазаеву:
— Снижайся, Алик, мы их посадим в лужу. Им только на тебя и ориентироваться.
Шлем мой покрылся каплями и я видел один кукиш в сметане, оставалась надеяться лишь на исполнительность пилота.
Неожиданно облака разошлись, туман тоже разлетелся на клочья и оказалось, что водная поверхность совсем рядом.
Транспортник был неподалеку. Похоже, его пилоты, козлы вонючие, действительно ориентировались на истребитель.
Так они вместе с Муртазаевым и потеряли даже минимальную высоту.
Я усек вдруг, что транспортнику уже не суждено подняться — тяжелую машину вмиг не вздыбишь — и через несколько секунд он воткнется прямо в воду. Предчувствие опередило события лишь на пять секунд. Несмотря на их краткосрочность я вполне уловил, что произошло. Транспортник столкнулся с водной поверхностью и моментально раскололся. Корпус лопнул, ядерные блямбы ушли на дно, а вот отлетевшие крылья с моторами взорвались.
Муртазаев же примерно в это время сделал разворот на предельно малой высоте. Ударная волна шмякнула истребитель, имевший и так приличный крен, и перевернула. Вот-вот самолет должен был поцеловаться с океаном. В самый последний момент я отвязался от троса.
И стал очень маленьким, очень легким по сравнению с действующими силами, большими и мощными; они, наверное, и не заметили меня вовсе.
Ударная волна, как довольно мягкая стена, успела погасить мою скорость, а до поверхности воды оставалась дистанция метров двадцать, не больше.
Вскоре после того, как я оказался в пространстве, заполненном ледяной жидкостью, сработал спасательный жилет, он надулся и выбросил меня на поверхность океана. А вскоре — невзирая на Деда Мороза, хватающего за каждую клеточку — я заметил оранжевое пятно, что болталось на волнах метрах в тридцати, то есть надувную лодку наемного пилота. Успел, значит, Муртазаев выполнить «бочку» и катапультироваться.
Через несколько минут я по-прежнему находился в открытом море, но уже на борту утлого суденышка. Наемный пилот имел достаточно разумности, чтобы не враждовать со мной посреди ледяного океана. Наверное, считал, что у меня еще где-нибудь мина припрятана. Но от нашей дружбы мало бы оказалось толку, если бы спустя два часа кое-что не отозвалось на сигнал СОС. Рядышком жутко приятной черной тушей всплыла ядерная подлодка и подобрала нас обоих. Я к тому времени оцепенел в ледяном коконе и почти не дышал, остатки тепла имелись разве что в районе мозга.
11. КРАТКИЕ ИТОГИ
Пожалуй, Курт не был настоящим «белым ополченцем» — по-крайней мере, он работал на ФБР. Неважно, как он попался на крючок к правоохранительной инстанции — может, из-за того, что свистнул деньги из «общака» своей группировки, может, заложил кого-то из своих на допросе. Во всяком случае, хотя он был форменным нацистом, в отличие даже от собственных товарищей, однако в точности исполнял указания Ребекки Коэн.
А она посчитала, что лучше всего отправить меня в полет, не испрашивая согласия — для этого Курт и двинул по моей башке.
А потом ему пришлось послушаться мисс Коэн и самому залезть в тюк. Вдвоем мы должны были отыграть на совесть и страх, и нам, в натуре, это удалось. А вариант, чтоб отправить в последний рейс одну лишь мину с часовым механизмом, показался, наверное, Ребекке не слишком надежным. Взорвись самолет в небе над любимым Индостаном и не оберешься хлопот.
В Питтстаун я уже не вернулся. Провалялся в корабельном лазарете, а затем в госпитале на военно-морской базе в Ньюпорте целый месяц с пневмонией, ангиной, ринитом, нефритом, невралгией, простатитом и так далее. До конца дней будет слишком часто моргать глаз, чихать нос и писать пипирка. Потом еще на берегу, в Вашингтоне, надо было наплести много чего органам дознания, поизучали они и мой чип, которого я наконец лишился. Ну и в счастливом итоге дознаватели меня отпустили. А почему нет? Канадская-то полиция не дала на меня никаких запросов-вопросов. Вот я и махнул прямиком в Иерусалим к сынишке. По счастью, его временно взяли повоспитывать военные поселенцы-хабадники и никакие сектанты до него и не смогли бы добраться.
Дэйв, как выяснилось, геройски погиб в бою около склада, а вот заложники на Кингсроуд были освобождены американо-канадской антитеррористической группой «Кобра-2». Вместе с такой бабой как Бекки Коэн у команды спецназа все получилось. Кажется, для проникновения в здание бойцы использовали старый мусоропровод. Впрочем, особой сенсации из кингсроудского дела не получилось. Попросту говоря, его замяли — такое и в Америке случается при необходимости пожалеть общественное здоровье. Финучреждения потихоньку списали убытки, используя резервные фонды, ужесточили защиту операций по «ролл-он» и вообще своих компьютеров. Оставшихся в живых сектантов признали невменяемыми, лишили чипов и рассовали догнивать по психлечебницам. Эминов стрельнул сам себя в конце штурма. Доктор Деларю сбежал в джунгли Гватемалы. Мисс Федорчук сама или с чьей-то помощью пропала без вести. Оставшиеся клерки или программисты из MCS не могли отвечать перед законом за свой небольшой и в общем-то невинный участок работы.
Между прочим, правый экстремист Чарли доставил Риту в Иерусалим. С родителями ей все-таки лучше, да и с оплатой психушечного лечения на святой земле тоже проще. А вот жить вместе с Маргаритой вряд ли мы будем, слишком многое нас развело. Она, кстати, утверждает, что Чарли совсем неплохой товарищ и вовсе не антисемит. И в самом деле он вступил в активный дружеский контакт с правоэкстремистскими группировками Израиля.
А вот от Бекки Коэн я даже письмо получил с нарочным. Там она извинялась за свои действия. Может, я когда-нибудь и повидаюсь с ней. Но вряд ли у нас получится что-нибудь большее. Она — высокооплачиваемый сотрудник уважаемой «фирмы». Я собираю апельсины в кибуце. Я в общем-то обычный человекомикроб, хаваю, выделяю, пытаюсь размножаться, иногда бывают проблески доброделия и творчества. Она же в какой-то степени высшее существо. Ради большого хорошего дела запросто может сунуть вас в пасть к Змею Горынычу, авось тот подавится. Так что, какая мы пара? Впрочем, если меня подвергнуть полировке и шлифовке, то мы, возможно, и встретимся на одной палубе шикарного белого парохода. А вот игры зарекся придумывать — мало кто сечет, из какого густого, темного и страшного леса я вышел.
А она посчитала, что лучше всего отправить меня в полет, не испрашивая согласия — для этого Курт и двинул по моей башке.
А потом ему пришлось послушаться мисс Коэн и самому залезть в тюк. Вдвоем мы должны были отыграть на совесть и страх, и нам, в натуре, это удалось. А вариант, чтоб отправить в последний рейс одну лишь мину с часовым механизмом, показался, наверное, Ребекке не слишком надежным. Взорвись самолет в небе над любимым Индостаном и не оберешься хлопот.
В Питтстаун я уже не вернулся. Провалялся в корабельном лазарете, а затем в госпитале на военно-морской базе в Ньюпорте целый месяц с пневмонией, ангиной, ринитом, нефритом, невралгией, простатитом и так далее. До конца дней будет слишком часто моргать глаз, чихать нос и писать пипирка. Потом еще на берегу, в Вашингтоне, надо было наплести много чего органам дознания, поизучали они и мой чип, которого я наконец лишился. Ну и в счастливом итоге дознаватели меня отпустили. А почему нет? Канадская-то полиция не дала на меня никаких запросов-вопросов. Вот я и махнул прямиком в Иерусалим к сынишке. По счастью, его временно взяли повоспитывать военные поселенцы-хабадники и никакие сектанты до него и не смогли бы добраться.
Дэйв, как выяснилось, геройски погиб в бою около склада, а вот заложники на Кингсроуд были освобождены американо-канадской антитеррористической группой «Кобра-2». Вместе с такой бабой как Бекки Коэн у команды спецназа все получилось. Кажется, для проникновения в здание бойцы использовали старый мусоропровод. Впрочем, особой сенсации из кингсроудского дела не получилось. Попросту говоря, его замяли — такое и в Америке случается при необходимости пожалеть общественное здоровье. Финучреждения потихоньку списали убытки, используя резервные фонды, ужесточили защиту операций по «ролл-он» и вообще своих компьютеров. Оставшихся в живых сектантов признали невменяемыми, лишили чипов и рассовали догнивать по психлечебницам. Эминов стрельнул сам себя в конце штурма. Доктор Деларю сбежал в джунгли Гватемалы. Мисс Федорчук сама или с чьей-то помощью пропала без вести. Оставшиеся клерки или программисты из MCS не могли отвечать перед законом за свой небольшой и в общем-то невинный участок работы.
Между прочим, правый экстремист Чарли доставил Риту в Иерусалим. С родителями ей все-таки лучше, да и с оплатой психушечного лечения на святой земле тоже проще. А вот жить вместе с Маргаритой вряд ли мы будем, слишком многое нас развело. Она, кстати, утверждает, что Чарли совсем неплохой товарищ и вовсе не антисемит. И в самом деле он вступил в активный дружеский контакт с правоэкстремистскими группировками Израиля.
А вот от Бекки Коэн я даже письмо получил с нарочным. Там она извинялась за свои действия. Может, я когда-нибудь и повидаюсь с ней. Но вряд ли у нас получится что-нибудь большее. Она — высокооплачиваемый сотрудник уважаемой «фирмы». Я собираю апельсины в кибуце. Я в общем-то обычный человекомикроб, хаваю, выделяю, пытаюсь размножаться, иногда бывают проблески доброделия и творчества. Она же в какой-то степени высшее существо. Ради большого хорошего дела запросто может сунуть вас в пасть к Змею Горынычу, авось тот подавится. Так что, какая мы пара? Впрочем, если меня подвергнуть полировке и шлифовке, то мы, возможно, и встретимся на одной палубе шикарного белого парохода. А вот игры зарекся придумывать — мало кто сечет, из какого густого, темного и страшного леса я вышел.