Конечно же, мои уста в это время не молчали, они сладко вещали:
   – О, несравненная Лейла. Твой стан подобен… подобен плодоносящей финиковой пальме, а глаза - маслинам в собственном соку. Не падаешь ли ты в обморок при виде такого красавца, как я?
   – Меня зовут Зухра, - скупо откликнулась девушка.
   – Тем более. О, несравненная Зухра, стань моей, ведь в твоих глазах написано «хочу». Моя жена стара и скоро ее уделом будут лишь базар и кухня, ты же займешь ее место. Скажи мне «да» и я подарю тебе как невесте двадцать долларов, а впоследствии осыплю лепестками роз.
   «Невеста» ответно взяла меня за запястье, которое неожиданно сжала словно тисками. Я губу прокусил, чтобы не зарычать. А потом Зухра легко для себя и внушительно для меня отбросила мою руку в сторону. Я сразу глянул на свою конечность - от «тисков» остались синеватые следы, да и пальчики теперь еле-еле шевелились. Но я же имел дело с девушкой, а не медведем! Я только что держал ее за грудь, та была объемистой и теплой… А вдруг это мужик, на которого повешены бурдуюки с подогретой водой, заменяющие бюст?
   Моя здоровая рука потянулась для проверки к чадре. И тут же была взята на захват, вывернута, и вся моя фигура, выписав сальто, грохнулась об пол. По счастью, у меня не затмилось в глазах, а у красотки от резких движений сбилась паранджа, и я увидел на женском лобике знакомое клеймо хозяина.
   Вот что, оказывается - припечатанные люди становятся зомби. Ведь только девушка, переквалифицировавшаяся в зомби, может отвалтузить здоровяка-мужчину. Я слышал, что подлинная сила мышц в десять раз превосходит ту, что мы развиваем в обычной жизни. Но большего нам не позволяет центральная нервная система. (Иначе бы мы все перекрушили, лишь слегка разозлившись.) Тогда, значит, печать хозяина въедается в мозги, прожигает душу, и меняет их содержимое. Ага, попался хозяин! Я усек, что ты внаглую пользуешься чужими матрицами!
   Зомби-девушка тем временем скользнула по коридору, а через час спокойно зажигала масляные лампадки на нижней веранде, где мы вкушали ужин. И где на сей раз упор делался на восточные сласти - щербет, халву, казинаки и некоторые другие, прозвищ которых я не знаю. А вместо кофе подавался густой чай с травами.
   Про происшествие со служанкой я уже рассказал Лизе, делая упор на ниндзя-способности этой странной девушки и зомбификацию с помощью печати. Однако моя милая, не вникнув в суть дела, обрушилась на меня с упреками и даже бранью. Как будто своим бесовским блядством не довела недавно до смерти бедолагу Хасана.
   – Я же, Лиза, выведать хотел…
   – Где у девушки находится причинное место? Козел ты советский!
   В общем, ужинали мы, надувшись друг на друга, налегая на различные блюда. Я, в основном, на орехи с медом, Лизонька же - на дыню с халвой. А чай мне вообще не по нраву пришелся, каким-то дурманом от него шмонило. Кто знает эти травы-то, после знакомства с зомби я вообще весь настороже стал, как говорится, мошонку подобрал.
   И был таким, пока нас не навестил радушный хозяин. На этот раз оделся он на европейский манер и стал напоминать секретаря райкома где-нибудь в Душанбе. Так и хотелось к нему обратиться: «Дорогой товарищ Саид-джан, в ознаменовании ваших успехов…» Однако я не удержался и спросил:
   – Достопочтенный Саид, я происхожу из семьи, которая много поколений торгует керосином и средством против тараканов, где не приветствуются отвлеченные идеи и правоверный пафос. Не могли бы вы сказать точнее, чем я должен буду заниматься в «том мире», чтобы быть достойным вашего гостеприимного приема?
   – Как я уже говорил, - откинувшись на бок, заобъяснял радушный хозяин, - я в некотором роде узник этого селения. Я существую здесь очень давно, с тех времен, когда ваше появление на свет даже не планировалось ни Небом, ни Землей, ни Водами. Это сейчас я Саид, а раньше меня звали Бел. Когда-то я занимался мелиоративными работами, строительством, воспитанием кадров… Я вынужден умолчать о причинах своего затворничества. Мной были приняты его условия, к тому же мое влияние на события «там» в какой-то степени сохранялось. Но это было влияние, рассеиваемое помехами. Оно уподоблялось солнечному свету, проходящему сквозь тучи и меняющему свою чистоту. Такой свет ни в коем случае не мог взрастить в «том мире» что-нибудь новое, разумное.
   «Если бы кто-нибудь из Второго Главного Управления присутствовал здесь, то наверняка назвал бы господина Саида жидомасоном,»- так подумалось мне. Однако, в отличие от жидомасона, он слишком много брал на себя лично и слишком мало оставлял Благости Всевышнего.
   – Я хочу, Реза, чтобы вы пробили эти мрачные тучи, чтобы стали моим лучом.
   Знатный шизик, провокатор или какой-то заговорщик? Или все это вместе взятое? Так сказать, букет душистых роз.
   – Спасибо, достопочтенный Саид, что хотите сделать меня лучом света в темном царстве. Ну, а реальные инструменты воздействия на международное положение у меня есть?
   – Часть из них у вас уже имеется, другие появятся позже… Прикажите что-нибудь в своих мыслях служанке, которая сейчас войдет сюда, чтобы сменить лампаду.
   И действительно возникла крутобедрая спелая арабочка в чадре, над которой побескивали глаза-маслины. Та самая «зомби», что меня с успехом избила. Ну что ж, надо добросовестно попробовать. Тем более, я действительно на нее, подлюку, обижен, унизила все-таки мужчину.
   «Сними чадру. Солнышко, открой дяде личико.» Нет, кажется, я халтурю. Надо иначе.
   Я представил девицу, оголенной до пояса и привязаной к столбу. А себя стоящим рядом с плеткой в руках, которая оставляет багровые следы на коже, что отлично выделана природой. «Я твой Хозяин. Твоя жизнь и смерть, твоя судьба -вся ниточка - в моих руках. Я не вступаю в сделку, а даю и беру по своей прихоти.» И с таким вот рычанием я вообразил себя кнутом, врезающимся в спину и передающим мощь хозяйской руки обмякшему телу. Я был сгустком пульсаций, которые питались страхом и болью наказуемой плоти. Я даже себя привязал на ее место, наполняя корчащуюся душу смирением и надеждой на милость господина.
   Я так увлекся, что не сразу и заметил, как девушка открыла личико. Кругловатое, губки полноваты, но, в общем, красивое на свой ляд. После того как она нагрешила, глаза-маслины заметались, выдавая смятение после такого конфуза… Я был вполне удовлетворен, хотя догадывался, что спасибо за победу надо сказать каким-то отверженным матрицам.
   – По законам шариата эта женщина бесстыдна и подлежит наказанию, - неторопливо, со вкусом «засудил» Саид. - Однако, если вы признаетесь, что отдали приказ, она будет пощажена.
   Вот как. Пусть порют, хрен с ней, не заплачу, потому что большевик… Нет, все-таки жалко. Я же побывал на ее месте.
   – Да, я отдал приказ. Хотя и не надеялся на его исполнение.
   – Иди, - отослал девушку Саид, - на тебе нет вины… Вы, уважаемый Реза, сейчас взломали сильную защиту. Что уж говорить о людях, которые жаждут обмануться. Все ниточки их судеб будут в вашей руке.
   – Это значит…
   – Да-да, вы можете сделаться, например, генсеком, или на худой конец, президентом… Кстати, ваши друзья и недруги по разным причинам уже согласились сотрудничать со мной.
   Саид хлопнул в ладоши, и во двор прошла гуськом группа существ. Затем построилась в ряд. Остапенко с медузоидом-мозгом Колесникова на шее. Заросший зеленой плесенью Маков с вечно открытым ртом и глазами навыкате. Коновер в виде Кощея Бессмертного - он состоял из костей, мышц и дубленой, пропитанной железом кожи. Оживший Хасан, в отличие от предыдущего мертвеца, более студневидный. Джулиани же почему-то сразу уселся на корточки и стал похож на дрессированную обезьяну. Чудная получилась команда. Пожалуй, девушки, даже самые неприхотливые, в таких не сразу влюбятся.
   Подполковник Остапенко сделал три шага вперед и отдал рапорт вместе с честью.
   – Товарищ Саид-Бел, сводная специальная группа прибыла в ваше распоряжение. Командир группы подполковник Остапенко.
   – Отдыхайте до завтрашнего утра, товарищ подполковник,-с ленцой распорядился хозяин, и сводная специальная группа, состоящая из леших, вурдалаков, кощеев и зверолюдей во главе с Ильей Петровичем отбыла на отдых. Чем они там будут заниматься? Слушать политинформацию подполковника или искать друг на дружке блох? Тем временем, радушный продолжал напирать:
   – Им, как видите, Реза, пришлось согласится на гораздо менее выгодных условиях.
   – Но я вряд ли гожусь в вожди. Всю жизнь, как-никак, был служакой, исполнителем. Я только и делал, что трудился на систему, идеологию, большое дело с редкими перерывами на завтрак, обед и ужин.
   – И сейчас, Реза, никаких идеологических препятствий нет. Лично у меня отсутствуют возражения против коммунизма. Просто прежнее большое дело станет для вас частью еще большего, а самое главное, более разумного.
   Тут я осознал, что хозяин общался с Остапенко уже на нормальном русском языке. Очевидно, когда «Небо, Земля и Воды еще не планировали моего появления на свет» штудировал товарищ Саид «Краткий курс истории ВКП(б)» или учился чекистскому уму-разуму в школе НКВД где-нибудь под Москвой. Отсюда и симпатии к научному коммунизму. А «Бел», значит, давняя агентурная кличка. Но при этом Саид ведет себя, как ведьмак -стыдоба. Или занятия колдовством вовсе не постыдны даже для самого подлинного коммуниста? Кто знает, как становятся настоящими большевиками?
   Наконец Саид значительно удалился, а слуга проводил нас с Лизой в комнату. Как ни странно, русский баритон хозяина не произвел на мою даму никакого впечатления, и вообще с каждой минутой она становилась все более сонной. Неужели в чай, которого я не пил, или в дыню, которой не хавал, было подмешано сонное зелье? Поэтому-то и угомонилась Лизавета?
   Все происходит так, как нужно гостеприимному хозяину. Допустим, я поверил в его трепотню. Он - мощный экстрасенс и умеет орудовать матрицами. Я могу превратиться, например, в папу римского - так же просто, как и в токаря седьмого разряда. Но начальствуя и руководя, буду нести в голове печать хозяина. Я для него буду властвовать, рвать чьи-то судьбы, как чертополох и кромсать по-живому. Удовольствие от этого станет получать он, а ненавидеть и проклинать будут меня. За что Саида отстранили от дел и сунули в Эль-Халиль, строжайше запретив выезжать наружу? Не за то ли, что во время своих занятий «мелиорацией» он изрядно уже набедокурил, подгадил одним и превратил в моральных уродов других?
   Нет, не тянет меня в зомби-генсеки или зомби-президенты, хотя такие, наверное, уже встречались в истории. Желаю удрать и самостоятельно пробраться в Кувейт.
   – Лиза, открой глазки, - стал тормошить я подругу, - не то оставлю тебя этому жирному басмачу на память о себе, а сам дам деру.
   – Беги, беги, - пробормотала она, - пусть басмач и жирный, а мне нравится. По крайней мере, он работает на себя, а не на Лубянку, и домик у него собственный, а не предоставленный за отличную службу в органах. Дери куда хочешь, а меня завтра отвезут на кадиллаке в Эн-Насирию или в Басру. Или останусь здесь, чтоб с меня сдували пылинки и кормили птичьим молоком.
   – Ты завтра сама станешь пылинкой. На тебя бессрочно напялят «стильный» прикид в виде паранджи, для профилактики накормив твой задок плетьми… Давай, я разбужу тебя своей любовью - время еще есть. Я буду неистов в кровати как отрицательный ион натрия, вступающий в связь с положительным ионом хлора с помощью своего удалого электрона. Как спирохет, нападающий на клетку. Как…
   – Стихни, - пробормотала она, - ты оттягиваешь наступление сладостного сна.
   – Ты должна понимать, Лиза, в какой веселой обстановке проснешься.
   – Ничего я не хочу понимать. Из-за тебя накрылись две экспедиции. Ты хочешь погубить и третью?…
   На другие мои доводы ответом было лишь легкое сопение. Увы, мне предстояло действовать в полную одиночку.
   Я подошел осмотреться к окну. Оно выходило во внутренний дворик. Там теплились кое-где лампадки - в частности, около беседки с прудом. Арка под галереей вела в сад, за которым была наружняя стена. Обычная двухметровая стена. И мне ли, будущему атлету, не перемахнуть через нее? Я могу перебраться через стену даже вместе с нагрузкой в виде Лизы. Все-таки она дама достаточно изящная, и попа у нее хоть не с кулачок, но и не жуткий срандель. Не хочется оставлять ее здесь, куда никакой амерканский консул не проберется. Даже у нас в Союзе, где за всем есть пригляд, в горных, лесных и пустынных районах черт знает что творится. Вон в Чечено-Ингушетии рабы имеются, и время от времени резня случается, которая сходит всем с рук.
   Собак в доме я не видел, мужиков было пять-шесть голов, вернее десять-двенадцать яиц. Но ни один из них не представлялся достаточно серьезным. Конечно, пуля есть пуля… Однако есть вещи и похуже пули. Впрочем, свинцовые таблетки я тоже могу кое-кому прописать.
   Приведя в рабочее состояние ФМГ, я снова попробовал растолкать свою красотку. Она что-то пробормотала - дескать, отвяжись, зараза - и, откинув мою руку, вновь предалась храпу. Ладно, не выкобенивайся. Взвалил я тушку своей напарницы на плечо. Ничего вроде, вес терпимый, да и она практически не реагирует. За забором передохну.
   Аккуратно распахнул дверь и двинулся прямо к беседке -налево или направо вдоль анфилады окон было куда опаснее. Я сделал всего несколько шагов, когда заметил что-то неладное. Беседка явно наклонилась в мою сторону! Поначалу я решил не обращать никакого внимания на этот подлый мираж. Однако несколько метров спустя наклон беседки под сорок пять градусов стал очевидным. Пруд был теперь представлен обозрению и напоминал большое приподнятое зеркало.
   Я тогда решил свернуть чуть вправо - но и хитрая беседка наклонилась вправо. Еще немного, и она просто нависла надо мной, собираясь рухнуть, а вода угрожала выплеснуться из водоема, как из ведра. Я понимал, что этого всего не может быть, поэтому рванул вперед. Вода вдруг покрылась рябью, рябь полетела и застила мне глаза, отмечалось щекотание кожи, на которое я мужественно не реагировал. Когда помех в глазах не стало, то они заметили, что я вместе со своей ношей направляюсь к той самой анфиладе, из которой вышел - вернее, к двери столь недавно покинутой комнаты.
   Я сразу вспотел. Морока, наваждение, надираловка! В общем, то, с чем я воевать не умею. С чем угодно нас учили бороться, с огнем противника, с радиопомехами, с дымом, только не с этим. Но русские майоры так просто не сдаются. И я двинулся вместе со своим американским грузом вдоль анфилады комнат. Авось ни одна сволочь не проснется.
   Вот первый отрезок пути, затем поворот, второй участок, добрался уже до галереи, третий отрезок. Сейчас будет арка. Что за хрен! Я угодил в беседку с прудом. Непонятным образом галерея туда закоротилась. В чем тут морока? Я ступал собственными ногами, а не стоял или лежал на одном месте с бредом в голове. Но все равно оказался не там, где хотел. Я быстро оглянулся - дом с анфиладой находился на своем законном месте, мое же тело бездарно околачивалось в центре двора у прудика с золотыми рыбками.
   Что остается, сложить ручки и ждать падения занавеса? Или как-то стремиться к счастью? Где сдвиг - в пространстве или в голове?… Надо все-таки определить требуемое количество шагов и сделать их, невзирая ни на какие оптические обманы. Передо мной арка, до нее метров десять, то есть двадцать передвижений каждой ноги. Я двинулся в путь, зажмурившись, но ведя точный учет шагам. И ровно на двадцатом впилился лбом в вертикальный брус, поддерживающий крышу беседки.
   Все, капец, пространство в доме Саида не такое, как везде, оно способно искривляться и закорачиваться - не где-нибудь в черной дыре, а здесь, в иракском селении. Значит, он либо несравненный колдун, либо… воплощенный демон, божество, Энлиль-Бел. Не брехал, гад. И нельзя плюнуть на этот факт с высокого потолка, потому что «высокий потолок» сам плюнет на меня, и я утопну. Я снял неудобную ношу с плеча и прислонил спиной к столбу. Дамочке было по-прежнему хоть бы хны.
   Я попытался расслабиться и обдумать безобразие, словно сидючи на стуле, в кабинетной тиши, с конфеткой на языке. Я как-никак любитель «научпопа» и всяких там хайнлайнов с артур-кларками. Хоть и чекист, но любовно собирал их, даже в виде самиздатских переводов, вперемешку с Кочетовым, Марковым, Пикулем и Анатолием Ивановым, доставшимися от тестя.
   Итак, я нынче нахожусь в дополнительной, мнимой или полуфиктивной реальности. По крайней мере, она взаимодействует с моими ногами и морочит мне голову.
   Я почувствовал экран из-за его напряженности - вначале как волну мелких колких вибраций. Потом он дал о себе знать беспокойно блестящими точками - казалось, за ними бушевал бешеный свет. Завеса оживилась, и сейчас пропускала в наш бренный мир больше энергии, чем обычно.
   Похоже, мой зловредный друг Саид дернул какой-то рубильник и смог увеличить проницаемость экранного поля. Это вам не вампир Нергал. Причем импульсы, поступившие оттуда, не остались сырой материей без квантовых свойств, а превратились в структуру, которая способна морочить меня.
   Постойте, но ведь, по словам покойного Дробилина, всегда и повсеместно действуют законы симметрии, через них не переступит даже самый мощный нечистый дух. Значит, вместе с материей должна появляеться и антиматерия, которую демону надлежит немедленно удалять вон.
   Я пошнырял глазами по сторонам и вверх-вниз - так и есть, на уровне метров трех от земли там и сям конденсировались небольшие шаровые молнии, которые вдруг срывались с места и пропадали в чернильном южном небе.
   Я пытался пройти сквозь завесу, но лишь ударился сознанием и оно распалось, словно у тысячи шизофреников. Я видел, как через экран под страшным напором просачиваются струйки энергии, они сплетались прямо у меня на ладонях друг с дружкой. Сетчатка глаз фиксировала искры, то есть материальные частички, получающиеся в результате такого соития. Бороться с ними не смогла бы даже тысяча отчаянных шизофреников. К тому же, половина искорок уносилась восходящими потоками. Вот это и есть моя антиматерия. А если перекрыть хоть один гейзер?
   Я махнул руками, пытаясь сгрести искорки. Ничего интересного. Я бы впал в отчаяние - если бы не было ЕГО.
   Не люблю громких слов, но мой двойник сейчас смахивал на крутого витязя. Или даже ангела. Мне было не стыдно за него. Я, кажется, различал доспехи, плащ, шелом, щит и копье. Он тоже пялился на меня. Сама телесность заэкранного двойника при более детальном рассмотрении казалась тонковолокнистой, искрящейся. Что это все-таки за бредятина? Может, высшая душа, которая у египтян звалась «Ка», а у древних иудеев - «Руах»? А как бы назвал такое явление товарищ ученый Бореев? Метантропной матрицей Ф-поля?
   Для начала я попробовал нагнать своего «Ка», но он всегда держался на ровном расстоянии, потихоньку, без особых усилий отгребая от меня. Словно и в самом деле находился в потустороннем мире. На подмигивания и дружественные жесты не отвечал. «Задержись, любезный. Ты - это я, я - это ты!» Однако светящийся двойник не откликался даже на лозунги и призывы.
   Наконец, натужный бег на месте прекратился, и я нырнул в многоцветный сияющий водопад. Из-за чего чуть не превратился в брызги шампанского. Кстати, очень неприятное ощущение, когда без боли распадаешься на куски, когда элементы ума и разума перестают подчиняться тебе и улетают вдаль, оставляя взамен лишь мглу и тоску. Этот ангел-сохранитель ни капельки не помог мне. Уцелел я лишь потому, что в единственной точке, сохранившей остатки сознания, без устали твердил: «Я - есть, я - живой». Этот полюс стал психическим электроном, который смог нагнать исчезающего двойника и соединить нас единой орбитой. Наконец я ухватил его за плащ, светозарный витязь с досадой оставил мне эту часть туалета и все-таки скрылся. С куском потусторонней ткани я кинулся на выбрасывающий антиматерию гейзер, как нефтяник на аварийную скважину.
   Как только я заткнул один из фонтанов, сразу раздался хлопок в сопровождении световой вспышки. Хотя очи мои мутные застило болью и дымом, вдобавок и ожог сетчатки добавился, я заметил, что стою уже под самой аркой. Можно бежать до внешней садовой стены бесприпятственно и без обмана.
   Вот говно, чуть не забыл свою американскую красавицу. Вернулся к беседке, чтобы подхватить напарницу. Едва взвалил Лизу на плечо, - ну не девочка, а просто мешок с картошкой,-как опять неладное. Сильный порыв ветра, свистнувший со стороны сада, оказался настоящим смерчем. Он мощно, как богатырь с бодуна, всосал воду из пруда и превратился в самоходный бурун, который, к сожалению, двинулся за мной. Я, конечно, удирать. Когда пробегал под аркой, балка сверху рухнула - но ничего, всколзь по плечу. Мне показалось - поневоле начнешь верить во всякую дребедень! - что я прикрыл свою жалкую голову тем самым ангельским плащом.
   Дальше - круче. Смерч, разнеся середину галереи, втянул несколько факелов, которые висели с садовой стороны арки. Круговорот воздуха, воды и мусора насытился огнем и стал напоминать свастику. Эта фашистская гадина прилежно следовала за мной. Охота на мою персону продолжалась.
   В саду смерч всосал массу земли, стал темным и басистым. И по-прежнему интересовался только мной. Конечно же, это вредное явление природы было злым чудом. Оно возникло из-за невероятного стечения обстоятельств (линию судьбы прочертила рука мастера) и требовало мощной энергетической подпитки из-за экрана.
   Господи, до чего тяжела хрупкая Лиза, просто фугасная бомба. Сердце выскакивает через макушку, кислород выходит через задницу, углекислый газ через пупок, мышцы рвутся и плавятся словно перегревшиеся провода, ветки лупят по лицу, будто они сжаты в руках неумолимого строя солдат. Однако я вижу стену сада, за ней свобода, причем не та карловско-марксовская осознанная необходимость, - ее я оставляю у Саида, - а настоящая воля.
   Перед стеной я затормозил - пора преодлевать эти два метра. Сам бы смог запросто, но Лизку теперь не брошу. Я опустил компаньонку на влажную почву и обернулся к врагам -смерч накатывал на меня. А следом, вторым эшелоном, следовала спецгруппа симбионтов и анабионтов во главе с подполковником Остапенко. Я, кажется, сразу открыл огонь из пистолет-пулемета и заодно пытался призвать на помощь своего сияющего двойника. Вернее, захотел снова дотянуться до него.
   Барьерный водопад действовал, как град ножей, как мясорубка. Казалось, с меня сошла ремнями вся кожа. Я орал неблагим матом, но отдохнуть не мог, смерч уже рвал с меня чубчик. Наконец, двойник смилостивился и отдал мне свой меч.
   Когда я оказался за завесой, то и смерч предстал в своем истинном виде. Огромный темный слон с бивнями не только в верхней, но и в нижней челюсти, как у дедушки мастодонта. На его спине располагались обезьянистого вида демоны, которые метали в меня стрелы и дротики. А в беседке восседал Главный в позолоченных доспехах. Несмотря на блеск его панциря, я сразу опознал в нем Саида-Бела.
   «Подрубай!» - это, кажется, шепнул сам меч. Страшноваты слоновьи ноги-колонны со сросшимися когтями, накроет тебя такая - и бесшумно превратит в лужу несбывшихся надежд. Но я скользнул вперед, проскочил под нижнечелюстным бивнем и подсек голубым водянистым лезвием каменного вида столб. Раненная скотина заревела, как грозное природное явление, и присела.
   «Держи тверже руку и коли с проворотом!» Огненное лезвие погрузилось в дымчатый живот страшилища. Сверху, с его накренившейся спины, посыпались обезьянистые демоны.
   И тут меня скрутил хобот, похожий на бурный водный поток, и, сдавливая, потащил вверх. Кровь, кишки и глаза под давлением в хрен тысяч атмосфер отправились из организма наружу. Сейчас будет биг-бенц.
   «Отсекай!» Заметив, что клинок налился чернотой, я, может быть, последним своим осмысленным движением (конвульсии не в счет) влупил по давящей силе. Затем измученная рука разжалась, и оружие выскользнуло. Но пресс-пауза уже прекратилась, мастодонт отстал от меня вместе со своим хоботом, я сверзился вниз и, трахнувшись о земную твердь, обмяк.
   Грохот падающей стены подействовал приятным освежающим образом. За ней начиналось кукурузное поле. Я ничего не чувствовал после падения и совсем даже не переживал. К тому же и смерч, оставив кучи разбросанного мусора, исчез, повторив судьбу других значительных явлений. Милая дама, снова взваленная на плечо, напоминала по тяжести железнодорожную шпалу. В таких неблагоприятных условиях я, изредка оборачиваясь и отстреливаясь, припустил от остапенковских монстров через поле. Команда бывших людей секла воздух и кукурузные стебли своими автоматными и пулеметными очередями.
   И вдруг я заметил: впереди, прямо по курсу, что-то слабо мерцает в лунном сиянии. Тут же мощный фонарь выплеском света ослепил меня, а крепкие руки уложили мой изнемогший организм на землю и отняли пистолет-пулемет.