Узнав, что снова не удалось изловить чудовище, Сюаньцзан едва не заплакал от горя.
– Вы не волнуйтесь, учитель, – сказал Сунь Укун. – Я мигом слетаю на Южное море и попрошу богиню Гуаньинь помочь нам.
Сунь Укун подпрыгнул, сел на облако и в следующий миг очутился у Южного моря.
Богиня как раз в это время вместе с дочерью дракона стояла, облокотившись на изгородь, у Лотосового озера и любовалась цветами, когда вдруг ей доложили, что прибыл Сунь Укун.
– Зачем пожаловал? – спросила богиня, когда Сунь Укун предстал перед ней.
– Мы не можем переправиться через реку Текучих песков, – отвечал Сунь Укун. – Уж очень она широка, к тому же там обитает чудище. Дважды мы вступали с ним в бой, хотели изловить его и заставить перевезти нашего учителя через реку. Но одолеть его нам так и не удалось.
– Я велела этому оборотню встать на Путь Истины и помогать всем паломникам, он будет служить вам. – Затем богиня позвала своего ученика Хуэйаня, вытащила из рукава красную тыкву и промолвила: – Возьми эту тыкву и отправляйся с Сунь Укуном к реке Текучих песков. Как придешь, крикни: «Уцзин!» Чудище тотчас же выйдет из воды. Прежде всего заставь его приветствовать Танского монаха. Затем сними девять черепов, которые висят у него на шее, свяжи вместе и расположи в том порядке, в каком расположены палаты государева дворца, а тыкву помести посредине. Получится лодка, и вы сможете переправить Танского монаха через реку.
Хуэйань почтительно выслушал приказание и, взяв тыкву, вместе с Сунь Укуном отправился в путь.
Вскоре они достигли реки Текучих песков и спустились на облаке вниз. Первым делом они пошли к Сюаньцзану и обо всем ему рассказали, после чего Хуэйань с тыквой в руках поднялся в воздух и громко крикнул:
– Уцзин! Уцзин! Тебя давно дожидается паломник за священными книгами! Отчего же ты не поклонишься ему?
Услыхав свое монашеское имя, оборотень высунул голову из воды и, увидев Хуэйаня, расплылся в улыбке, почтительно приветствуя посланца богини.
– Богиня велела тебе стать учеником Танского монаха и сопровождать его в Индию. А сейчас из черепов, что висят у тебя на шее, и из этой тыквы мы соорудим лодку и переправим Танского монаха через реку.
Тут Уцзин взял свой посох, оправил на себе одежду и склонился перед Танским монахом:
– Умоляю вас, учитель, простить меня за то, что я, словно слепой, не признал вас и был к вам непочтителен.
– Мы сами виноваты, – произнес Сунь Укун, – надо было ему сказать, что мы паломники.
После того как Сюаньцзан дал Уцзину монашеское имя Шасэн, а Сунь Укун священным ножом остриг ему волосы, Хуэйань сказал:
– Давайте, не теряя времени, сооружать волшебную ладью.
Тут Шасэн снял с шеи черепа, из веревки сделал девять магических узлов, а посредине положил тыкву.
Сюаньцзан, а за ним Чжу Бацзе и Шасэн взошли на лодку.
Сунь Укун на облаке, ведя на поводу коня-дракона, сопровождал их. А над облаками летел Хуэйань, верный страж. Очень скоро с попутным ветром лодка достигла противоположного берега. Река Текучих песков оказалась позади.
Хуэйань взял тыкву и на священном облаке пустился в обратный путь. В тот же момент девять черепов превратились в девять воздушных потоков и бесследно исчезли.
Если хотите узнать, что еще случилось с паломниками, прочтите следующую главу.
Глава двадцать третья,
– Не остановиться ли нам на ночлег? – сказал он своим ученикам.
Селение было окутано радужным сиянием. Сунь Укун сразу понял, что оно создано самим Буддой, но ни словом не обмолвился об этом. Когда они приблизились к воротам с великолепной аркой и красивой резьбой в виде цветов лотоса и хобота слона, Чжу Бацзе сказал:
– Видно, богатые люди живут здесь.
Путники долго стояли у ворот, но никто не вышел им навстречу. Тогда Сунь Укун не утерпел и вошел во двор. Во дворе он увидел дом из трех комнат с высоко поднятыми дверными занавесками. На стоявшей у входа ширме висели картины. На одной изображена была гора – символ долголетия, на другой – море, символ счастья. На столбах, покрытых лаком и инкрустированных золотом, висели свитки с новогодними пожеланиями счастья и благополучия. Посреди двора стоял черный полированный столик для возжигания благовоний, на столике – медная курильница с изображением сына дракона, вокруг стола – шесть стульев. На восточной и западной стенах двора висели свитки с изображением четырех времен года.
Пока Сунь Укун все это украдкой рассматривал, послышались шаги, и появилась женщина средних лет.
– Кто посмел здесь шуметь? – нежным, мелодичным голосом спросила она.
Сунь Укун поспешил приветствовать женщину и ответил:
– Мы монахи, по высочайшему повелению держим путь из Китая в Индию за священными книгами. Время сейчас уже позднее, позвольте же нам остановиться на ночлег в вашем доме.
– Зовите ваших спутников и входите, – улыбаясь, сказала женщина.
Она была хороша собой и нарядно одета.
Чжу Бацзе, как увидел красавицу, глаз не мог от нее отвести. Женщина между тем велела подать чай, и тотчас же из-за перегородки вышла девушка-служанка с длинной косой, которая несла золотой поднос с чашками из белоснежного нефрита. От чая, как и от редких плодов, лежавших на подносе, исходило благоухание. Женщина, ничуть не стыдясь, закатала рукава, обнажив нежные, как весенние побеги бамбука, руки, и поднесла каждому из гостей чашку чая. Затем велела приготовить трапезу.
– Простите, почтеннейшая, – промолвил Сюаньцзан, почтительно сложив руки, – можно ли узнать вашу драгоценную фамилию и откуда вы родом?
– Моя девичья фамилия – Цзя, а по мужу я Мо. С малолетства меня преследовал злой рок. Я рано потеряла родителей, а в позапрошлом году – мужа и осталась с тремя дочерьми. В нынешнем году закончился срок моего траура. И вот, на наше счастье, к нам прибыли вы, наставник, со своими учениками. Нас четверо и вас четверо. Не пережениться ли нам? Получатся прекрасные четыре пары.
Сюаньцзан ничего не ответил, будто не слышал слов хозяйки, и сидел, закрыв глаза, не шелохнувшись.
– Мы богаты, – продолжала женщина. – У нас много земли и фруктовых садов, много волов, мулов и лошадей; свиней же и овец – не перечесть. А сколько шелка и разной одежды! За десять лет не износить. Золота и серебра хватит на всю жизнь. Оставайтесь у нас, будете жить в полном довольстве. Это лучше, чем идти в Индию, терпеть в пути лишения, голод и холод. Мне сорок пять лет, старшей дочери Чжэньчжэнь – двадцать. Второй – Айай – восемнадцать и младшей – Ляньлянь – шестнадцать. Сама я уже не могу похвалиться красотой, зато дочки у меня – красавицы. И руки у них золотые. И шить умеют, и вышивать, любое дело у них спорится. Сыновей у нас с мужем не было, и мы воспитывали их, как мальчиков. Они знают конфуцианские книги, умеют читать, сочинять стихи. Оставайтесь же с нами! В шелковых халатах будете ходить, а не в черной рясе, соломенных туфлях и бамбуковой шляпе, не понадобится вам больше глиняная чаша для подаяний.
Сюаньцзан, восседавший на почетном месте, был похож на лягушку, попавшую под дождь. А Чжу Бацзе весь извертелся. Наконец он не выдержал, подошел к учителю, дернул его за рукав и сказал:
– Хозяйка дело говорит, а вы не слушаете.
– Мерзкая тварь! – вскричал тут Сюаньцзан. – Пристало ли монаху слушать речи о богатстве и женской красоте?
Как ни уговаривала хозяйка монахов остаться, каких радостей и благ ни сулила им, все было напрасно.
Тогда она рассердилась и ушла, с шумом захлопнув дверь, а монахи остались одни. Никто больше не предлагал им ни чая, ни еды. Чжу Бацзе места себе не находил от досады.
– Надо было притвориться, что мы согласны, – сказал он Сюаньцзану, – тогда нас хоть накормили бы. А теперь проведем ночь у холодного очага.
– Может, ты хочешь здесь остаться, – сказал Сунь Укун, – тогда попроси учителя быть твоим сватом.
– Пожалуй, ты прав, брат, – ответил Чжу Бацзе, – только что же это получится? То я ухожу из мира, то снова возвращаюсь, то женюсь, то развожусь. А вообще-то, зря вы на меня нападаете. Ведь каждый из вас не прочь здесь остаться, я уверен. Недаром говорится: «Монах – что похотливый дьявол». Ладно, хватит болтать, лучше пойду попасу коня, не то завтра он только и будет годен на то, чтобы содрать с него шкуру.
Сказав так, Чжу Бацзе вышел. Следом за ним вышел и Сунь Укун, встряхнулся и, превратившись в красную стрекозу, вылетел за ворота. Вскоре он увидел Чжу Бацзе. Тот и не собирался искать пастбище, а, подгоняя коня, устремился прямо к задним воротам, где хозяйка с дочерьми любовалась орхидеями. Завидев Чжу Бацзе, девушки тотчас скрылись в доме, а хозяйка спросила:
– Куда вы направляетесь, почтенный монах?
– Да вот вышел попасти коня, – отвечал Чжу Бацзе.
– Странный человек ваш учитель, – сказала женщина. – Вместо того чтобы остаться здесь и жить в свое удовольствие, предпочитает быть странствующим монахом.
– Видите ли, они боятся нарушить волю Танского императора. А я бы, пожалуй, остался, только не знаю, могу ли понравиться вам со своим свиным рылом и длинными ушами.
– Ну что вы! Вы очень симпатичный, – отвечала женщина. – К тому же в доме нужен хозяин. Не знаю, правда, приглянетесь ли вы дочерям.
– Да вы поговорите с ними, скажите, что не в красоте дело. А работник я отменный.
– Что же, пойдите к своему учителю и скажите, что я согласна взять вас в зятья, – промолвила женщина.
– А чего мне к нему ходить, я не маленький, сам знаю, что делать.
– Тогда я поговорю сейчас с дочерьми, – сказала женщина и ушла в дом.
Сунь Укун, который все видел и слышал, тотчас же полетел к Сюаньцзану и все ему рассказал. Немного погодя Чжу Бацзе вернулся.
– Ну что, попас коня? – спросил учитель.
– Да здесь хорошей травы не найдешь, – отвечал тот.
– Не нашел, где коня попасти, нашел, куда его отвести[8], – сказал Сунь Укун.
Тут Чжу Бацзе понял, что тайна его раскрыта, и опустил голову. Вскоре скрипнула дверь, появились красные фонари, курильница и, наконец, сама хозяйка. Она распространяла вокруг благоухание и вся сверкала драгоценными украшениями. Вместе с ней вошли три ее дочери: Чжэньчжэнь, Айай и Ляньлянь. Они в самом деле были красавицами. Девушки встали чинно в ряд и почтительно поклонились Сюаньцзану.
А он опустил глаза и стал горячо молиться. Сунь Укун не обращал на красавиц ни малейшего внимания, Шасэн и вовсе от них отвернулся, но что творилось с Чжу Бацзе! Обуреваемый греховными помыслами и неуемной страстью, он чуть слышно проговорил:
– Благодарение Небу, что бессмертные небожительницы сошли на землю. Мамаша, уведите, пожалуйста, ваших дочерей.
Девушки тотчас же скрылись за ширмами.
– Почтеннейшие, – сказала тут хозяйка, – кто из вас пожелал бы взять в жены моих дочерей?
– Мы потолковали между собой и решили оставить здесь Чжу Бацзе.
Чжу Бацзе запротестовал было, но Сунь Укун подвел его к хозяйке и сказал:
– Прошу вас, уважаемая, примите его в свой дом.
Тогда хозяйка распорядилась приготовить все к свадебному пиру, который она собиралась устроить на следующий день, а в этот вечер паломники поели и улеглись спать.
Тут мы их и оставим и вернемся к Чжу Бацзе. Хозяйка повела его за собой. Они долго шли, пока наконец не пришли к жилым помещениям. И тут хозяйка сказала:
– Все сложилось так неожиданно, что мы не успели даже позвать гадальщика, не совершили ни поклонов перед домашним алтарем, ни свадебного обряда. Так что сейчас ты должен восемь раз поклониться.
– Будем считать один поклон за два. Я поклонюсь алтарю и вам за то, что согласились со мной породниться.
– Вот ведь какой экономный зять мне попался. Я сяду, а ты совершай поклоны.
Зала вся сияла серебряным светом от множества зажженных свечей.
Кончив отбивать поклоны, Чжу Бацзе спросил:
– Какую же из дочерей вы собираетесь отдать мне в жены?
– Не знаю, что и делать, – отвечала хозяйка. – Отдать старшую – средняя обидится, отдать среднюю – младшая обидится. Отдать младшую – опять же рассердится старшая.
– А я могу всех троих в жены взять. Не бойтесь, всем троим и угожу.
– Нет, это не дело. Мы вот как поступим. Я позову дочерей, а ты завяжешь глаза вот этим платком и будешь ловить их. Которая попадется тебе в руки, та и станет твоей женой.
Чжу Бацзе завязал глаза, хозяйка позвала дочерей, и как только они появились, вокруг разлилось благоухание и раздался мелодичный звон украшений. Чжу Бацзе стал метаться из стороны в сторону, но ни одну из девушек так и не смог поймать, они ускользали из его рук, и он натыкался то на столб, то на стену. Рыло у него распухло, голова вся была в шишках. Он едва держался на ногах от усталости и в конце концов в изнеможении опустился на пол.
– Видно, не хотят ваши дочери замуж выходить за меня, ни одна не дается в руки. Выходите вы за меня, мамаша!
– Где же это видано, чтобы на теще женились! – воскликнула женщина. – Давай вот как сделаем. Каждая из моих дочерей вышила жемчугом рубашку. Ты их примеришь и женишься на той из дочерей, чья рубашка тебе подойдет.
Хозяйка принесла рубашку, Чжу Бацзе напялил ее и тут же свалился на пол. Оказалось, что он крепко-накрепко связан веревками, а женщины куда-то исчезли.
Как раз в этот момент Сюаньцзан, Сунь Укун и Шасэн проснулись будто бы от толчка. На востоке занималась заря. Вокруг не было ни домов, ни строений, ни ворот с резьбой. Они спали в лесу среди сосен и кедров.
– Вставай, дорогой брат! – воскликнул Шасэн. – Мы вчера повстречались с нечистой силой. Тут была нечистая сила!
– Да нет, – отвечал Сунь Укун. – Это с Неба на Землю к нам сошли бодисатвы, которые ровно в полдень исчезли. Не знаю только, какое они назначили наказание Чжу Бацзе за его греховные помыслы и где он сейчас.
Как раз в это время до них донесся крик Чжу Бацзе:
– Спасите! Меня связали! Помогите!
– Пусть кричит, – сказал Сунь Укун. – Не обращайте внимания. Надо трогаться в путь.
Но тут Сюаньцзан промолвил:
– Что говорить! Чжу Бацзе упрям и своенравен. Но он нам нужен в пути. Силища у него огромная, к тому же он парень правдивый. Так что пусть идет с нами. Надеюсь, он не станет совершать впредь опрометчивых поступков.
Шасэн свернул постель и собрал пожитки. Сунь Укун подвел Сюаньцзану коня, тот сел на него, и они отправились вглубь леса.
Если вы хотите узнать, что случилось дальше с Чжу Бацзе, прочтите следующую главу.
Глава двадцать четвертая,
– Ну что, зятек! Отчего не встаешь? Где жена? Теща где?
Чжу Бацзе не знал, куда от стыда деваться. К тому же веревки, врезаясь в тело, причиняли ему нестерпимую боль. Шасэн пожалел его и освободил от веревок. Чжу Бацзе молчал и не переставал кланяться. А узнав, что вчера перед ним были бодисатвы, почувствовал еще больший стыд и сказал:
– Пусть кости мои трещат, пусть плечи покроются мозолями от тяжелой ноши, все равно я буду следовать за учителем.
После этого паломники продолжили свой путь.
И вот однажды они увидели впереди гору. Вот какой она была:
– Рано еще, – сказал, смеясь, Сунь Укун. – Нам предстоит пройти ни мало ни много сто восемь тысяч ли.
– Дорогой брат, – промолвил Шасэн, – хоть до храма Раскатов грома еще далеко, но и здесь, в этих красивых местах, наверняка живут добрые люди.
– Ты прав, – отвечал Сунь Укун. – Нечистой силы здесь нет. Тут можно встретить только монахов и небожителей.
Но оставим пока наших путников и расскажем о горе Долголетия. На этой горе стоял монастырь под названием Учжуангуань. И жил в этом монастыре даос, праведник по имени Чжэнь Юань. Еще со времен первобытного хаоса, когда Земля и Небо являли собой единое целое, росло здесь священное растение – «древо жизни», как его называли. Цвело древо раз в три тысячи лет. В последующие три тысячи лет на нем завязывались плоды, и еще через три тысячи лет плоды созревали. Словом, вкушать плоды древа жизни можно было раз в десять тысяч лет, и вызревало их всего тридцать штук. Каждый походил на новорожденного младенца со всеми четырьмя конечностями и пятью органами чувств. Счастливец, которому удавалось вдохнуть аромат такого плода, жил триста шестьдесят лет, тот же, кому выпадало счастье вкусить плод древа жизни, жил сорок семь тысяч лет.
И вот в день, о котором пойдет речь, праведник Чжэнь Юань вместе со своими сорока шестью учениками отправился слушать проповедь в небесный дворец Мило, а младших учеников оставил дома. Одного из них звали Цинфын – Чистый Ветер, другого Минъюэ – Ясная Луна. Цинфыну было тысяча триста двадцать лет, а Минъюэ только что исполнилось тысяча двести.
Перед тем как покинуть монастырь, праведник сказал им:
– Скоро по этой дороге пройдет мой старый друг Танский монах Сюаньцзан, так вы уж устройте ему достойную встречу. Сорвите два плода и угостите его. Только сделайте это втайне от его спутников, а то как бы не случилось беды.
Послушники обещали все в точности выполнить, и праведник вознесся на Небо, во дворец Мило.
Тем временем к монастырю, скрытому соснами и зарослями бамбука, приблизился Сюаньцзан со своими учениками.
Сюаньцзан слез с коня, подошел к воротам и увидел табличку с надписью: «Волшебная страна горы Долголетия, обиталище небожителей – монастырь Учжуангуань».
Они вошли в первые ворота, затем во вторые и тут увидели двух отроков, которые, низко кланяясь, спешили им навстречу. Отроки провели гостей в одну из зал главного храма, где висели на стене два огромных иероглифа «Небо и Земля» и стоял небольшой жертвенный столик с инкрустациями, а на столике – две золотые курильницы и ароматные свечи.
Сюаньцзан зажег свечи, трижды обошел залу по кругу и обратился к отрокам:
– Ваш монастырь расположен на священной границе с Западом. Почему же вы не приносите жертвы трем Чистейшим, четырем государям и всем служителям Неба?
– Не станем обманывать вас, учитель, – с улыбкой отвечали отроки, – три Чистейших и четыре государя – старые друзья нашего учителя. Есть здесь девять светил – его младшие потомки, и Юаньчэнь – просто гость.
Тут Сунь Укун так расхохотался, что даже упал.
– Все говорят, что я один вру, – сказал он. – Но эти парни врут еще нахальней.
– Где же ваш учитель? – спросил Сюаньцзан, пропустив мимо ушей слова Сунь Укуна.
– Учитель отправился во дворец Мило слушать проповедь, – отвечали отроки.
Тут Сунь Укун вскипел от ярости и крикнул:
– Бесстыжие! Врите, да знайте меру! Известно ли вам, кто живет во дворце Мило? Станут приглашать туда вашего учителя!
– Не шуми, Сунь Укун, – вмешался тут Сюаньцзан, опасаясь скандала. – Сейчас мы отдохнем немного и двинемся в путь. Ты, Сунь Укун, попаси коня, Шасэн постережет пожитки, а Чжу Бацзе пусть попросит разрешения приготовить на очаге еду.
Когда ученики Сюаньцзана занялись каждый своим делом, отроки стали толковать между собой.
– Прежде чем угощать этого монаха плодами древа жизни, надо все хорошенько выспросить у него. Может, это вовсе не Танский монах, о котором говорил наш учитель, а мы возьмем да и скормим ему плоды древа жизни, – говорили они.
И отроки, приблизившись к Сюаньцзану, спросили:
– Почтеннейший, не вы ли Танский монах, который идет в Индию за священными книгами?
– Да, я Танский монах, – отвечал Сюаньцзан.
– Учитель велел оказать вам подобающий прием, – промолвили отроки, – так что присядьте, пожалуйста, мы сейчас принесем вам чаю.
Пока Сюаньцзан пил чай, отроки сходили за золотой колотушкой и блюдом, блюдо покрыли шелковыми полотенцами и отправились в сад. Один из них, Цинфын, влез на дерево и колотушкой принялся сбивать плоды, а второй, Минъюэ, стоял внизу, держа наготове блюдо. Сбив два плода, отроки вернулись в залу и преподнесли их Сюаньцзану, говоря:
– Почтенный учитель, живем мы в глухом месте, и у нас нет достойного вас угощения. Поэтому просим вас отведать эти плоды и утолить жажду.
Сюаньцзан глянул на плоды, задрожал и, отскочив в сторону, воскликнул:
– О Небо! Небо! Возможно ли, чтобы в такой урожайный год ели людей, да еще в монастыре?! Ведь это младенцы!
– Учитель, – сказал тогда Минъюэ, – это не младенцы, а плоды, которые растут на древе жизни.
Но Сюаньцзан и слушать ничего не хотел, и отрокам пришлось унести плоды. А поскольку их надо было есть сразу, чтобы они не затвердели, то отроки, вернувшись к себе в комнату, принялись лакомиться этими божественными плодами.
А надо вам сказать, что Чжу Бацзе, занятый приготовлением еды, был в это время на кухне, которую от кельи отроков отделяла тонкая перегородка, и слышал их разговор о том, как Танский монах отказался есть плоды древа жизни. «А почему бы мне самому не отведать такой плод», – подумал Чжу Бацзе и, дождавшись Сунь Укуна, спросил, видел ли тот когда-нибудь плоды древа жизни.
– Чего не видел, того не видел, – отвечал Сунь Укун, – хотя побывал на краю света. Слышал только, что плоды эти приносят долголетие. Но где их раздобыть?
– Они здесь рядом, – отвечал Чжу Бацзе и слово в слово передал Сунь Укуну подслушанный им разговор отроков.
– Учитель наш есть плоды отказался, приняв их за младенцев. И отроки сами съели эти плоды, вместо того чтобы предложить нам, – сказал Чжу Бацзе. – Может, сходить в сад, утащить несколько штук? Только я слышал, как отроки говорили, что сбивать их надо какой-то золотой колотушкой.
– Знаю, знаю! – ответил Сунь Укун и, став невидимым, вошел в келью отроков.
Там никого не было. Отроки, съев плоды, ушли в залу и там беседовали с Сюаньцзаном. Сунь Укун осмотрелся, увидел золотую палку длиной два чи и толщиной с палец и понял, что это и есть волшебная колотушка. Взяв ее, Сунь Укун вышел из кельи и направился прямо в сад. Такого прекрасного сада Сунь Укун никогда не видел, это была истинная обитель небожителей.
Повсюду росли плоды и овощи всех четырех времен года. Шпинат, сельдерей, капуста. Молодые ростки бамбука, батат, тыквы-горлянки, лук и чеснок, гвоздика.
«Да эти монахи, оказывается, сами выращивают овощи», – подумал Сунь Укун.
Пройдя огород, Сунь Укун увидел еще одни ворота, и когда открыл их, взору его предстало огромное дерево. От его листьев, напоминавших листья банана, исходил чудесный аромат.
Сунь Укун поднял голову и на ветвях, обращенных к югу, увидел плоды жизни, точь-в-точь похожие на младенцев. Казалось даже, что они болтают руками и ногами и слегка покачивают головой. Сунь Укун влез на дерево, ударил по плоду золотой колотушкой, и плод тотчас свалился с дерева. Сунь Укун спрыгнул вниз, но сколько ни искал, так и не мог найти плод. «Все это козни здешних духов», – подумал Сунь Укун и произнес заклинание. В тот же миг перед ним предстал дух и, почтительно кланяясь, промолвил:
– Что вам угодно, Великий Мудрец?
– Ты разве не знаешь, что я известный разбойник во всей Поднебесной? – вскричал Сунь Укун. – Я выкрал персики из Небесного сада, стащил государево вино, похитил снадобье бессмертия, и никто не осмелился у меня их отнять. А ты позарился на какой-то несчастный плод, который я только что сбил с дерева.
– Я не брал его, – отвечал дух. – Плод сам ушел в землю. Его надо было принять на блюдо, покрытое шелковым полотенцем. И теперь земля, в которую он вошел, целых сорок семь тысяч лет будет тверже чугуна, ее ничем не пробуравишь.
Сунь Укун размахнулся и изо всей силы стукнул по земле своим посохом. Раздался оглушительный грохот, однако на земле даже царапины не осталось.
– Ну и чудеса! – воскликнул Сунь Укун. – Ведь этим посохом я скалы дробил в порошок.
– Вы не волнуйтесь, учитель, – сказал Сунь Укун. – Я мигом слетаю на Южное море и попрошу богиню Гуаньинь помочь нам.
Сунь Укун подпрыгнул, сел на облако и в следующий миг очутился у Южного моря.
Богиня как раз в это время вместе с дочерью дракона стояла, облокотившись на изгородь, у Лотосового озера и любовалась цветами, когда вдруг ей доложили, что прибыл Сунь Укун.
– Зачем пожаловал? – спросила богиня, когда Сунь Укун предстал перед ней.
– Мы не можем переправиться через реку Текучих песков, – отвечал Сунь Укун. – Уж очень она широка, к тому же там обитает чудище. Дважды мы вступали с ним в бой, хотели изловить его и заставить перевезти нашего учителя через реку. Но одолеть его нам так и не удалось.
– Я велела этому оборотню встать на Путь Истины и помогать всем паломникам, он будет служить вам. – Затем богиня позвала своего ученика Хуэйаня, вытащила из рукава красную тыкву и промолвила: – Возьми эту тыкву и отправляйся с Сунь Укуном к реке Текучих песков. Как придешь, крикни: «Уцзин!» Чудище тотчас же выйдет из воды. Прежде всего заставь его приветствовать Танского монаха. Затем сними девять черепов, которые висят у него на шее, свяжи вместе и расположи в том порядке, в каком расположены палаты государева дворца, а тыкву помести посредине. Получится лодка, и вы сможете переправить Танского монаха через реку.
Хуэйань почтительно выслушал приказание и, взяв тыкву, вместе с Сунь Укуном отправился в путь.
Вскоре они достигли реки Текучих песков и спустились на облаке вниз. Первым делом они пошли к Сюаньцзану и обо всем ему рассказали, после чего Хуэйань с тыквой в руках поднялся в воздух и громко крикнул:
– Уцзин! Уцзин! Тебя давно дожидается паломник за священными книгами! Отчего же ты не поклонишься ему?
Услыхав свое монашеское имя, оборотень высунул голову из воды и, увидев Хуэйаня, расплылся в улыбке, почтительно приветствуя посланца богини.
– Богиня велела тебе стать учеником Танского монаха и сопровождать его в Индию. А сейчас из черепов, что висят у тебя на шее, и из этой тыквы мы соорудим лодку и переправим Танского монаха через реку.
Тут Уцзин взял свой посох, оправил на себе одежду и склонился перед Танским монахом:
– Умоляю вас, учитель, простить меня за то, что я, словно слепой, не признал вас и был к вам непочтителен.
– Мы сами виноваты, – произнес Сунь Укун, – надо было ему сказать, что мы паломники.
После того как Сюаньцзан дал Уцзину монашеское имя Шасэн, а Сунь Укун священным ножом остриг ему волосы, Хуэйань сказал:
– Давайте, не теряя времени, сооружать волшебную ладью.
Тут Шасэн снял с шеи черепа, из веревки сделал девять магических узлов, а посредине положил тыкву.
Сюаньцзан, а за ним Чжу Бацзе и Шасэн взошли на лодку.
Сунь Укун на облаке, ведя на поводу коня-дракона, сопровождал их. А над облаками летел Хуэйань, верный страж. Очень скоро с попутным ветром лодка достигла противоположного берега. Река Текучих песков оказалась позади.
Хуэйань взял тыкву и на священном облаке пустился в обратный путь. В тот же момент девять черепов превратились в девять воздушных потоков и бесследно исчезли.
Если хотите узнать, что еще случилось с паломниками, прочтите следующую главу.
Глава двадцать третья,
повествующая о том, как Сюаньцзан остался преданным святому учению и как испытывали четырех подвижников в твердости веры
Итак, паломники продолжали свой путь. Они преодолевали реки и горы, любовались широкими просторами полей и лугов, поросших цветами. Но время летело быстро, и незаметно подошла осень.И вот как-то вечером Сюаньцзан увидел впереди селение.
Кленовой листвою
алеют-пылают горы;
Никнут цветы
под резким вечерним ветром.
Ленивее, глуше
кричит ночами цикада;
Стрекочет сверчок —
горше горькие думы.
Лотос увядший —
как белый шелковый ветер;
Благоухают
золотые шары апельсинов.
Тянутся к югу
диких гусей караваны —
Печально скользят
по низкому серому небу.
– Не остановиться ли нам на ночлег? – сказал он своим ученикам.
Селение было окутано радужным сиянием. Сунь Укун сразу понял, что оно создано самим Буддой, но ни словом не обмолвился об этом. Когда они приблизились к воротам с великолепной аркой и красивой резьбой в виде цветов лотоса и хобота слона, Чжу Бацзе сказал:
– Видно, богатые люди живут здесь.
Путники долго стояли у ворот, но никто не вышел им навстречу. Тогда Сунь Укун не утерпел и вошел во двор. Во дворе он увидел дом из трех комнат с высоко поднятыми дверными занавесками. На стоявшей у входа ширме висели картины. На одной изображена была гора – символ долголетия, на другой – море, символ счастья. На столбах, покрытых лаком и инкрустированных золотом, висели свитки с новогодними пожеланиями счастья и благополучия. Посреди двора стоял черный полированный столик для возжигания благовоний, на столике – медная курильница с изображением сына дракона, вокруг стола – шесть стульев. На восточной и западной стенах двора висели свитки с изображением четырех времен года.
Пока Сунь Укун все это украдкой рассматривал, послышались шаги, и появилась женщина средних лет.
– Кто посмел здесь шуметь? – нежным, мелодичным голосом спросила она.
Сунь Укун поспешил приветствовать женщину и ответил:
– Мы монахи, по высочайшему повелению держим путь из Китая в Индию за священными книгами. Время сейчас уже позднее, позвольте же нам остановиться на ночлег в вашем доме.
– Зовите ваших спутников и входите, – улыбаясь, сказала женщина.
Она была хороша собой и нарядно одета.
Чжу Бацзе, как увидел красавицу, глаз не мог от нее отвести. Женщина между тем велела подать чай, и тотчас же из-за перегородки вышла девушка-служанка с длинной косой, которая несла золотой поднос с чашками из белоснежного нефрита. От чая, как и от редких плодов, лежавших на подносе, исходило благоухание. Женщина, ничуть не стыдясь, закатала рукава, обнажив нежные, как весенние побеги бамбука, руки, и поднесла каждому из гостей чашку чая. Затем велела приготовить трапезу.
– Простите, почтеннейшая, – промолвил Сюаньцзан, почтительно сложив руки, – можно ли узнать вашу драгоценную фамилию и откуда вы родом?
– Моя девичья фамилия – Цзя, а по мужу я Мо. С малолетства меня преследовал злой рок. Я рано потеряла родителей, а в позапрошлом году – мужа и осталась с тремя дочерьми. В нынешнем году закончился срок моего траура. И вот, на наше счастье, к нам прибыли вы, наставник, со своими учениками. Нас четверо и вас четверо. Не пережениться ли нам? Получатся прекрасные четыре пары.
Сюаньцзан ничего не ответил, будто не слышал слов хозяйки, и сидел, закрыв глаза, не шелохнувшись.
– Мы богаты, – продолжала женщина. – У нас много земли и фруктовых садов, много волов, мулов и лошадей; свиней же и овец – не перечесть. А сколько шелка и разной одежды! За десять лет не износить. Золота и серебра хватит на всю жизнь. Оставайтесь у нас, будете жить в полном довольстве. Это лучше, чем идти в Индию, терпеть в пути лишения, голод и холод. Мне сорок пять лет, старшей дочери Чжэньчжэнь – двадцать. Второй – Айай – восемнадцать и младшей – Ляньлянь – шестнадцать. Сама я уже не могу похвалиться красотой, зато дочки у меня – красавицы. И руки у них золотые. И шить умеют, и вышивать, любое дело у них спорится. Сыновей у нас с мужем не было, и мы воспитывали их, как мальчиков. Они знают конфуцианские книги, умеют читать, сочинять стихи. Оставайтесь же с нами! В шелковых халатах будете ходить, а не в черной рясе, соломенных туфлях и бамбуковой шляпе, не понадобится вам больше глиняная чаша для подаяний.
Сюаньцзан, восседавший на почетном месте, был похож на лягушку, попавшую под дождь. А Чжу Бацзе весь извертелся. Наконец он не выдержал, подошел к учителю, дернул его за рукав и сказал:
– Хозяйка дело говорит, а вы не слушаете.
– Мерзкая тварь! – вскричал тут Сюаньцзан. – Пристало ли монаху слушать речи о богатстве и женской красоте?
Как ни уговаривала хозяйка монахов остаться, каких радостей и благ ни сулила им, все было напрасно.
Тогда она рассердилась и ушла, с шумом захлопнув дверь, а монахи остались одни. Никто больше не предлагал им ни чая, ни еды. Чжу Бацзе места себе не находил от досады.
– Надо было притвориться, что мы согласны, – сказал он Сюаньцзану, – тогда нас хоть накормили бы. А теперь проведем ночь у холодного очага.
– Может, ты хочешь здесь остаться, – сказал Сунь Укун, – тогда попроси учителя быть твоим сватом.
– Пожалуй, ты прав, брат, – ответил Чжу Бацзе, – только что же это получится? То я ухожу из мира, то снова возвращаюсь, то женюсь, то развожусь. А вообще-то, зря вы на меня нападаете. Ведь каждый из вас не прочь здесь остаться, я уверен. Недаром говорится: «Монах – что похотливый дьявол». Ладно, хватит болтать, лучше пойду попасу коня, не то завтра он только и будет годен на то, чтобы содрать с него шкуру.
Сказав так, Чжу Бацзе вышел. Следом за ним вышел и Сунь Укун, встряхнулся и, превратившись в красную стрекозу, вылетел за ворота. Вскоре он увидел Чжу Бацзе. Тот и не собирался искать пастбище, а, подгоняя коня, устремился прямо к задним воротам, где хозяйка с дочерьми любовалась орхидеями. Завидев Чжу Бацзе, девушки тотчас скрылись в доме, а хозяйка спросила:
– Куда вы направляетесь, почтенный монах?
– Да вот вышел попасти коня, – отвечал Чжу Бацзе.
– Странный человек ваш учитель, – сказала женщина. – Вместо того чтобы остаться здесь и жить в свое удовольствие, предпочитает быть странствующим монахом.
– Видите ли, они боятся нарушить волю Танского императора. А я бы, пожалуй, остался, только не знаю, могу ли понравиться вам со своим свиным рылом и длинными ушами.
– Ну что вы! Вы очень симпатичный, – отвечала женщина. – К тому же в доме нужен хозяин. Не знаю, правда, приглянетесь ли вы дочерям.
– Да вы поговорите с ними, скажите, что не в красоте дело. А работник я отменный.
– Что же, пойдите к своему учителю и скажите, что я согласна взять вас в зятья, – промолвила женщина.
– А чего мне к нему ходить, я не маленький, сам знаю, что делать.
– Тогда я поговорю сейчас с дочерьми, – сказала женщина и ушла в дом.
Сунь Укун, который все видел и слышал, тотчас же полетел к Сюаньцзану и все ему рассказал. Немного погодя Чжу Бацзе вернулся.
– Ну что, попас коня? – спросил учитель.
– Да здесь хорошей травы не найдешь, – отвечал тот.
– Не нашел, где коня попасти, нашел, куда его отвести[8], – сказал Сунь Укун.
Тут Чжу Бацзе понял, что тайна его раскрыта, и опустил голову. Вскоре скрипнула дверь, появились красные фонари, курильница и, наконец, сама хозяйка. Она распространяла вокруг благоухание и вся сверкала драгоценными украшениями. Вместе с ней вошли три ее дочери: Чжэньчжэнь, Айай и Ляньлянь. Они в самом деле были красавицами. Девушки встали чинно в ряд и почтительно поклонились Сюаньцзану.
А он опустил глаза и стал горячо молиться. Сунь Укун не обращал на красавиц ни малейшего внимания, Шасэн и вовсе от них отвернулся, но что творилось с Чжу Бацзе! Обуреваемый греховными помыслами и неуемной страстью, он чуть слышно проговорил:
– Благодарение Небу, что бессмертные небожительницы сошли на землю. Мамаша, уведите, пожалуйста, ваших дочерей.
Девушки тотчас же скрылись за ширмами.
– Почтеннейшие, – сказала тут хозяйка, – кто из вас пожелал бы взять в жены моих дочерей?
– Мы потолковали между собой и решили оставить здесь Чжу Бацзе.
Чжу Бацзе запротестовал было, но Сунь Укун подвел его к хозяйке и сказал:
– Прошу вас, уважаемая, примите его в свой дом.
Тогда хозяйка распорядилась приготовить все к свадебному пиру, который она собиралась устроить на следующий день, а в этот вечер паломники поели и улеглись спать.
Тут мы их и оставим и вернемся к Чжу Бацзе. Хозяйка повела его за собой. Они долго шли, пока наконец не пришли к жилым помещениям. И тут хозяйка сказала:
– Все сложилось так неожиданно, что мы не успели даже позвать гадальщика, не совершили ни поклонов перед домашним алтарем, ни свадебного обряда. Так что сейчас ты должен восемь раз поклониться.
– Будем считать один поклон за два. Я поклонюсь алтарю и вам за то, что согласились со мной породниться.
– Вот ведь какой экономный зять мне попался. Я сяду, а ты совершай поклоны.
Зала вся сияла серебряным светом от множества зажженных свечей.
Кончив отбивать поклоны, Чжу Бацзе спросил:
– Какую же из дочерей вы собираетесь отдать мне в жены?
– Не знаю, что и делать, – отвечала хозяйка. – Отдать старшую – средняя обидится, отдать среднюю – младшая обидится. Отдать младшую – опять же рассердится старшая.
– А я могу всех троих в жены взять. Не бойтесь, всем троим и угожу.
– Нет, это не дело. Мы вот как поступим. Я позову дочерей, а ты завяжешь глаза вот этим платком и будешь ловить их. Которая попадется тебе в руки, та и станет твоей женой.
Чжу Бацзе завязал глаза, хозяйка позвала дочерей, и как только они появились, вокруг разлилось благоухание и раздался мелодичный звон украшений. Чжу Бацзе стал метаться из стороны в сторону, но ни одну из девушек так и не смог поймать, они ускользали из его рук, и он натыкался то на столб, то на стену. Рыло у него распухло, голова вся была в шишках. Он едва держался на ногах от усталости и в конце концов в изнеможении опустился на пол.
– Видно, не хотят ваши дочери замуж выходить за меня, ни одна не дается в руки. Выходите вы за меня, мамаша!
– Где же это видано, чтобы на теще женились! – воскликнула женщина. – Давай вот как сделаем. Каждая из моих дочерей вышила жемчугом рубашку. Ты их примеришь и женишься на той из дочерей, чья рубашка тебе подойдет.
Хозяйка принесла рубашку, Чжу Бацзе напялил ее и тут же свалился на пол. Оказалось, что он крепко-накрепко связан веревками, а женщины куда-то исчезли.
Как раз в этот момент Сюаньцзан, Сунь Укун и Шасэн проснулись будто бы от толчка. На востоке занималась заря. Вокруг не было ни домов, ни строений, ни ворот с резьбой. Они спали в лесу среди сосен и кедров.
– Вставай, дорогой брат! – воскликнул Шасэн. – Мы вчера повстречались с нечистой силой. Тут была нечистая сила!
– Да нет, – отвечал Сунь Укун. – Это с Неба на Землю к нам сошли бодисатвы, которые ровно в полдень исчезли. Не знаю только, какое они назначили наказание Чжу Бацзе за его греховные помыслы и где он сейчас.
Как раз в это время до них донесся крик Чжу Бацзе:
– Спасите! Меня связали! Помогите!
– Пусть кричит, – сказал Сунь Укун. – Не обращайте внимания. Надо трогаться в путь.
Но тут Сюаньцзан промолвил:
– Что говорить! Чжу Бацзе упрям и своенравен. Но он нам нужен в пути. Силища у него огромная, к тому же он парень правдивый. Так что пусть идет с нами. Надеюсь, он не станет совершать впредь опрометчивых поступков.
Шасэн свернул постель и собрал пожитки. Сунь Укун подвел Сюаньцзану коня, тот сел на него, и они отправились вглубь леса.
Если вы хотите узнать, что случилось дальше с Чжу Бацзе, прочтите следующую главу.
Глава двадцать четвертая,
повествующая о том, как великий праведник с горы Долголетия задержал своего старого друга и как Сунь Укун утащил плоды древа жизни в монастыре Учжуангуань
Итак, паломники вошли в лес и увидели привязанного к дереву Чжу Бацзе, который громко стонал. Сунь Укун подошел к нему и сказал:– Ну что, зятек! Отчего не встаешь? Где жена? Теща где?
Чжу Бацзе не знал, куда от стыда деваться. К тому же веревки, врезаясь в тело, причиняли ему нестерпимую боль. Шасэн пожалел его и освободил от веревок. Чжу Бацзе молчал и не переставал кланяться. А узнав, что вчера перед ним были бодисатвы, почувствовал еще больший стыд и сказал:
– Пусть кости мои трещат, пусть плечи покроются мозолями от тяжелой ноши, все равно я буду следовать за учителем.
После этого паломники продолжили свой путь.
И вот однажды они увидели впереди гору. Вот какой она была:
– Ученики мои! – воскликнул Сюаньцзан. – Сколько гор прошли мы на своем пути, а такой красивой ни разу не видели! Может, до храма Раскатов грома уже не так далеко, тогда нам надо как следует подготовиться к встрече с Буддой!
Пики гор высоки —
Круто вздымаясь до самых небес,
достигают Небесной реки.
Свежезеленой листвою
сверкает на солнце лес.
Розоватая дымка окутала горы
на тысячи ли окрест.
В мрачных ущельях рождаются ветры,
Несутся они во все стороны света,
увлекая с собой облака.
Обезьяньи крики доносятся издалека,
Слышен тигриный рык,
В чаще – драконий рев.
Ослепительна зелень ив,
Персик на склонах цветет,
Радуют глаз белизною
соцветия диких слив.
– Рано еще, – сказал, смеясь, Сунь Укун. – Нам предстоит пройти ни мало ни много сто восемь тысяч ли.
– Дорогой брат, – промолвил Шасэн, – хоть до храма Раскатов грома еще далеко, но и здесь, в этих красивых местах, наверняка живут добрые люди.
– Ты прав, – отвечал Сунь Укун. – Нечистой силы здесь нет. Тут можно встретить только монахов и небожителей.
Но оставим пока наших путников и расскажем о горе Долголетия. На этой горе стоял монастырь под названием Учжуангуань. И жил в этом монастыре даос, праведник по имени Чжэнь Юань. Еще со времен первобытного хаоса, когда Земля и Небо являли собой единое целое, росло здесь священное растение – «древо жизни», как его называли. Цвело древо раз в три тысячи лет. В последующие три тысячи лет на нем завязывались плоды, и еще через три тысячи лет плоды созревали. Словом, вкушать плоды древа жизни можно было раз в десять тысяч лет, и вызревало их всего тридцать штук. Каждый походил на новорожденного младенца со всеми четырьмя конечностями и пятью органами чувств. Счастливец, которому удавалось вдохнуть аромат такого плода, жил триста шестьдесят лет, тот же, кому выпадало счастье вкусить плод древа жизни, жил сорок семь тысяч лет.
И вот в день, о котором пойдет речь, праведник Чжэнь Юань вместе со своими сорока шестью учениками отправился слушать проповедь в небесный дворец Мило, а младших учеников оставил дома. Одного из них звали Цинфын – Чистый Ветер, другого Минъюэ – Ясная Луна. Цинфыну было тысяча триста двадцать лет, а Минъюэ только что исполнилось тысяча двести.
Перед тем как покинуть монастырь, праведник сказал им:
– Скоро по этой дороге пройдет мой старый друг Танский монах Сюаньцзан, так вы уж устройте ему достойную встречу. Сорвите два плода и угостите его. Только сделайте это втайне от его спутников, а то как бы не случилось беды.
Послушники обещали все в точности выполнить, и праведник вознесся на Небо, во дворец Мило.
Тем временем к монастырю, скрытому соснами и зарослями бамбука, приблизился Сюаньцзан со своими учениками.
Сюаньцзан слез с коня, подошел к воротам и увидел табличку с надписью: «Волшебная страна горы Долголетия, обиталище небожителей – монастырь Учжуангуань».
Они вошли в первые ворота, затем во вторые и тут увидели двух отроков, которые, низко кланяясь, спешили им навстречу. Отроки провели гостей в одну из зал главного храма, где висели на стене два огромных иероглифа «Небо и Земля» и стоял небольшой жертвенный столик с инкрустациями, а на столике – две золотые курильницы и ароматные свечи.
Сюаньцзан зажег свечи, трижды обошел залу по кругу и обратился к отрокам:
– Ваш монастырь расположен на священной границе с Западом. Почему же вы не приносите жертвы трем Чистейшим, четырем государям и всем служителям Неба?
– Не станем обманывать вас, учитель, – с улыбкой отвечали отроки, – три Чистейших и четыре государя – старые друзья нашего учителя. Есть здесь девять светил – его младшие потомки, и Юаньчэнь – просто гость.
Тут Сунь Укун так расхохотался, что даже упал.
– Все говорят, что я один вру, – сказал он. – Но эти парни врут еще нахальней.
– Где же ваш учитель? – спросил Сюаньцзан, пропустив мимо ушей слова Сунь Укуна.
– Учитель отправился во дворец Мило слушать проповедь, – отвечали отроки.
Тут Сунь Укун вскипел от ярости и крикнул:
– Бесстыжие! Врите, да знайте меру! Известно ли вам, кто живет во дворце Мило? Станут приглашать туда вашего учителя!
– Не шуми, Сунь Укун, – вмешался тут Сюаньцзан, опасаясь скандала. – Сейчас мы отдохнем немного и двинемся в путь. Ты, Сунь Укун, попаси коня, Шасэн постережет пожитки, а Чжу Бацзе пусть попросит разрешения приготовить на очаге еду.
Когда ученики Сюаньцзана занялись каждый своим делом, отроки стали толковать между собой.
– Прежде чем угощать этого монаха плодами древа жизни, надо все хорошенько выспросить у него. Может, это вовсе не Танский монах, о котором говорил наш учитель, а мы возьмем да и скормим ему плоды древа жизни, – говорили они.
И отроки, приблизившись к Сюаньцзану, спросили:
– Почтеннейший, не вы ли Танский монах, который идет в Индию за священными книгами?
– Да, я Танский монах, – отвечал Сюаньцзан.
– Учитель велел оказать вам подобающий прием, – промолвили отроки, – так что присядьте, пожалуйста, мы сейчас принесем вам чаю.
Пока Сюаньцзан пил чай, отроки сходили за золотой колотушкой и блюдом, блюдо покрыли шелковыми полотенцами и отправились в сад. Один из них, Цинфын, влез на дерево и колотушкой принялся сбивать плоды, а второй, Минъюэ, стоял внизу, держа наготове блюдо. Сбив два плода, отроки вернулись в залу и преподнесли их Сюаньцзану, говоря:
– Почтенный учитель, живем мы в глухом месте, и у нас нет достойного вас угощения. Поэтому просим вас отведать эти плоды и утолить жажду.
Сюаньцзан глянул на плоды, задрожал и, отскочив в сторону, воскликнул:
– О Небо! Небо! Возможно ли, чтобы в такой урожайный год ели людей, да еще в монастыре?! Ведь это младенцы!
– Учитель, – сказал тогда Минъюэ, – это не младенцы, а плоды, которые растут на древе жизни.
Но Сюаньцзан и слушать ничего не хотел, и отрокам пришлось унести плоды. А поскольку их надо было есть сразу, чтобы они не затвердели, то отроки, вернувшись к себе в комнату, принялись лакомиться этими божественными плодами.
А надо вам сказать, что Чжу Бацзе, занятый приготовлением еды, был в это время на кухне, которую от кельи отроков отделяла тонкая перегородка, и слышал их разговор о том, как Танский монах отказался есть плоды древа жизни. «А почему бы мне самому не отведать такой плод», – подумал Чжу Бацзе и, дождавшись Сунь Укуна, спросил, видел ли тот когда-нибудь плоды древа жизни.
– Чего не видел, того не видел, – отвечал Сунь Укун, – хотя побывал на краю света. Слышал только, что плоды эти приносят долголетие. Но где их раздобыть?
– Они здесь рядом, – отвечал Чжу Бацзе и слово в слово передал Сунь Укуну подслушанный им разговор отроков.
– Учитель наш есть плоды отказался, приняв их за младенцев. И отроки сами съели эти плоды, вместо того чтобы предложить нам, – сказал Чжу Бацзе. – Может, сходить в сад, утащить несколько штук? Только я слышал, как отроки говорили, что сбивать их надо какой-то золотой колотушкой.
– Знаю, знаю! – ответил Сунь Укун и, став невидимым, вошел в келью отроков.
Там никого не было. Отроки, съев плоды, ушли в залу и там беседовали с Сюаньцзаном. Сунь Укун осмотрелся, увидел золотую палку длиной два чи и толщиной с палец и понял, что это и есть волшебная колотушка. Взяв ее, Сунь Укун вышел из кельи и направился прямо в сад. Такого прекрасного сада Сунь Укун никогда не видел, это была истинная обитель небожителей.
Повсюду росли плоды и овощи всех четырех времен года. Шпинат, сельдерей, капуста. Молодые ростки бамбука, батат, тыквы-горлянки, лук и чеснок, гвоздика.
«Да эти монахи, оказывается, сами выращивают овощи», – подумал Сунь Укун.
Пройдя огород, Сунь Укун увидел еще одни ворота, и когда открыл их, взору его предстало огромное дерево. От его листьев, напоминавших листья банана, исходил чудесный аромат.
Сунь Укун поднял голову и на ветвях, обращенных к югу, увидел плоды жизни, точь-в-точь похожие на младенцев. Казалось даже, что они болтают руками и ногами и слегка покачивают головой. Сунь Укун влез на дерево, ударил по плоду золотой колотушкой, и плод тотчас свалился с дерева. Сунь Укун спрыгнул вниз, но сколько ни искал, так и не мог найти плод. «Все это козни здешних духов», – подумал Сунь Укун и произнес заклинание. В тот же миг перед ним предстал дух и, почтительно кланяясь, промолвил:
– Что вам угодно, Великий Мудрец?
– Ты разве не знаешь, что я известный разбойник во всей Поднебесной? – вскричал Сунь Укун. – Я выкрал персики из Небесного сада, стащил государево вино, похитил снадобье бессмертия, и никто не осмелился у меня их отнять. А ты позарился на какой-то несчастный плод, который я только что сбил с дерева.
– Я не брал его, – отвечал дух. – Плод сам ушел в землю. Его надо было принять на блюдо, покрытое шелковым полотенцем. И теперь земля, в которую он вошел, целых сорок семь тысяч лет будет тверже чугуна, ее ничем не пробуравишь.
Сунь Укун размахнулся и изо всей силы стукнул по земле своим посохом. Раздался оглушительный грохот, однако на земле даже царапины не осталось.
– Ну и чудеса! – воскликнул Сунь Укун. – Ведь этим посохом я скалы дробил в порошок.