— Бедный Джани, — сказала она однажды, еле волоча ноги. — Он все еще выглядит очень слабым, не правда ли? Мне хочется сделать что-то большее и существенное для его выздоровления. Ведь он был так добр ко мне, и я хочу отплатить ему тем же, но получается, что мне остается только смотреть на него и ждать. Скажи мне, что ты думаешь о нем?
   Хотя было явно, что Фонтейна ждет от него чего-нибудь похвального о ее друге, Марк все же долго не мог сообразить, что именно ответить на такой вопрос.
   — Ну… в общем… я уверен, что он очень славный, раз ты с ним дружишь, — единственное, что мог выдавить из себя юноша.
   Он весь съежился внутри от страха и неловкости за эти свои, как ему казалось, явно глупые слова и одновременно мучаясь в поисках других более подходящих и правильных, и, наконец, добавил к сказанному:
   — Впрочем… мне кажется… Фонтейна, ну согласись, ведь мне трудно сказать что-либо определенное, тем более, что Джани большей частью был без сознания и невозможно судить о человеке и его характере, когда он в таком состоянии.
   Принцесса согласилась с резонными доводами юноши и ответила ему:
   — Ты прав, Марк, и все же я считаю, что Джани — чудесный человек, и ты в этом скоро убедишься. Знаешь, он столько хорошего сделал для меня за все время, и я ему благодарна именно за это, а не только из-за того, что он устроил наш побег из банды Дурга. Доброе, деликатное и заботливое отношение ко мне со стороны Джани помогло мне не упасть духом, покорно ожидая, пока родители не выкупят меня из плена, а наоборот, вселило в меня уверенность в том, что с его помощью мы сможем сами спасти себя. И вот теперь я чувствую, что никого и ничего уже не боюсь. Я сейчас как никогда уверена в самой себе. Ты даже представить не можешь, насколько независимой я ощущаю себя теперь, что вполне могла бы одна выжить в лесу без чьей-либо помощи.
   От этой мысли принцесса пришла в самое хорошее расположение духа и, рассмеявшись, продолжала:
   — Более того, я сейчас скажу нечто такое, что тебя, наверное, очень удивит. Знаешь, мне теперь даже будет трудно заставить себя вернуться к придворной жизни, надевать нарядные платья и пудриться.
   Фонтейна невольно закрыла лицо руками и слегка покраснела. Марк сделал вид, что не заметил этого и, в свою очередь, ответил принцессе:
   — Я понимаю тебя. Со мной творится что-то подобное. За последнее время произошло так много событий, что я даже не могу вспомнить сейчас, что больше всего меня привлекало в нашей жизни в королевском замке Стархилл.
   — Ансару очень не нравится, что я сейчас так неряшливо одета, — продолжила разговор девушка. — Он всегда был такой высокомерный свиненок. По его мнению, все женщины должны быть нарядные, как куклы, и всегда знать свое место.
   Марк взглянул на брата Фонтейны, проходившего в это время мимо коня, на котором ехал Джани, и потом снова повернулся лицом к принцессе. Вспомнив ее первое появление в Стархилле, юноша поразился тому, как изменилась Фонтейна с тех пор.
   «Это совершенно другой человек теперь! — подумал Марк. — К тому же, она стала намного красивее».
   — Ты сейчас в полном порядке, — поколебавшись, произнес принц вслух.
   «В полном порядке?! Что за фамильярность!», — подумала было Фонтейна, возмущенно, но тут же постаралась справиться с остатками надменности в ее характере, ничего не сказав вслух. «У нас еще долгая дорога впереди, — опять подумала принцесса, — и уж лучше разговаривать с этим наивным принцем, чем ехать молча».
   Не зная, какое впечатление вызвал в душе Фонтейны его комплимент, Марк смутился и, попытавшись скрыть свое замешательство, произнес:
   — Я знаю, что именно нравилось моим старшим братьям, когда мы жили в замке Стархилл.
   — А я скажу, самое худшее — это родиться девочкой, потому что никто серьезно к тебе не относится, и большинство путает нормальный человеческий разговор с придворной лестью. Это так отвратительно!
   — Ты видишь, что у нас все совсем по-другому.
   — Это верно! Теперь в моей жизни все так переменилось! И я столько беспокойства вам всем причиняю! — воскликнула огорченно и виновато Фонтейна.
   — Это неправда!
   — Да, да, это так! Я знаю! Вам пришлось проделать такой большой, трудный и опасный путь из-за меня, а также рисковать жизнью в бою, страдать от ран. А ведь все могло быть совсем по-другому, если бы я не согласилась на эту глупую авантюру. И тогда бы Эрик… — не договорив, принцесса вдруг надолго замолчала. Марк взглянул на нее, но девушка быстро отвернула лицо. Глаза Фонтейны наполнились слезами жалости к самой себе. Марк осторожно обнял ее за плечи, но почти тут же отдернул руку, смутившись.
   — Но все плохое теперь позади, — поспешил он успокоить девушку, встретив ее взгляд, — и что сделано, то сделано. Эрик сам привел себя к гибели, так что ты не должна винить себя в этом.
   Марк все еще остро переживал смерть своего брата. Эрик всегда представлялся Марку неукротимым, сумасбродным и не совсем умным. Может, Фонтейна была права, говоря о том, что она могла повлиять на Эрика и воспрепятствовать осуществлению его авантюры, но, с другой стороны, Марк на своем личном опыте убедился в том, что Эрика невозможно было отговорить от задуманного.
   Юноша, чтобы не смущать принцессу, отвернулся, сделав вид, будто его заинтересовало что-то постороннее, когда девушка стала вытирать слезы на глазах. Повернувшись к ней снова, Марк увидел принцессу уже улыбающейся, отчего у него на душе стало тепло и спокойно.
   — Надо признать, — с озорной улыбкой на лице промолвила Фонтейна, — что быть женщиной иногда выгодно. Ей многое разрешается и прощается из того, что запрещается и ставится в вину мужчине. Может, именно поэтому Ансар временами так возмущается мною.
   Марк счет благоразумным ничего не ответить на подобные высказывания принцессы и молча ждал продолжения разговора. Вслед за этим они обменялись воспоминаниями о своих детских проделках, обсудили все достоинства и недостатки нравов и обычаев жизни в их собственном родном доме. Марк помрачнел, когда их разговор перешел на воспоминания об его родителях.
   Отец Марка всегда был несколько отдален от него, предпочитая заниматься больше со старшими сыновьями. Зато о своей матери Марк сохранил много самых добрых воспоминаний. И вот теперь юноша остро переживал их смерть и всякий раз, когда он отдавал себе отчет, что его родителей нет и никогда не будет уже рядом с ним, чувствовал в сердце болезненный холодок. Фонтейна прониклась сочувствием к горю Марка и, в свою очередь, постаралась утешить его и развеселить. Девушка уговорила Марка рассказать ей что-нибудь о Феррагамо, так как он казался теперь принцессе не столько придворным чародеем, сколько настоящим и заботливым отцом юноши. Эта тема увлекла Марка и он принялся с жаром рассказывать, с многочисленными подробностями, об уроках по всем предметам и наукам, как обычным, так и оккультным, и о тех ляпсусах, которые он допускал во время обучения и о которых он постарался бы не упоминать, если бы разговаривал не с Фонтейной, а с кем-нибудь другим. Наделенный большими способностями острый ум принцессы быстро усвоил основные принципы магии, и вскоре девушка удивила Марка своим неожиданным для него вопросом:
   — Ты никогда не слыхал о волшебницах, колдуньях и чародейках?! Поразительно!
   — Я никогда не задумывался об этом. Я должен сказать об этом Феррагамо.
   — Он уже очень старый, не так ли?
   — Он стар только годами, возрастом. Во всем остальном он энергичен, силен и даже молод. Феррагамо мне однажды объяснил и доказал это, но я тогда не понял всего, что он мне говорил. Чародеи мыслят и действуют совсем не так, как обычные люди.
   — Кория, мне кажется, мыслит и действует не хуже любого чародея, хотя она и обычный человек, — заметила Фонтейна вовсе не из злого умысла, а просто из озорного желания немножко не согласиться с Марком и тем самым растормошить его ум и его самого.
   — Они любят друг друга.
   — Я никогда не думала, что чародеи так похожи на обычных людей.
   — Большинство людей представляют себе чародеев чем-то вроде хмурых нелюдимых колдунов, которые ни на шаг не отпускают от себя своих учеников, обучая их магии, — недовольно промолвил принц, сердясь на то, что их разговор развивается в нежелательном направлении.
   Фонтейна, подавив в себе желание и дальше поддразнивать Марка, попыталась переменить тему и сказала:
   — Ты, наверное, любишь Корию, правда?
   — Я их обоих люблю, — серьезно и с особым чувством ответил юноша.
   — Сейчас я тоже люблю Корию, но так было не всегда, — произнесла Фонтейна доверительным тоном. — Раньше я относилась к ней как к прислуге. Когда мы вернемся, я постараюсь загладить свою вину перед ней.
   В неспешных разговорах и неторопливой ходьбе прошел целый день. Фонтейна и Марк так увлеклись своей беседой, что не заметили, как наступили сумерки. Феррагамо остановил путешественников, и все начали готовиться к ужину и располагаться на ночлег.
   — Завтра, очевидно, мы доберемся до города Стейн, — сообщил чародей.
   — А оттуда до деревушки Хоум всего два дня пути, — добавил Орм.
   Это известие пришлось по нраву всем и в особенности Феррагамо, который явно устал от многодневной постоянной и напряженной ответственности за безопасность, жизнь и здоровье каждого участника экспедиции. Чародей настроил себя на то, чтобы приложить все свои силы и способности и успешно довести начатое до конца и только тогда отдохнуть от треволнений в заботливых руках Кории.
 
 
   Поздно вечером, когда ужин закончился и все укладывались спать, Пушок уже сидел рядышком с Марком, ожидая с нетерпением, когда можно будет ему пристроиться к хозяину, погреться его теплом и задушевно побеседовать с ним перед сном.
   «Ну, что новенького у нас?» — мысленно спросил Марк у своего пушистого друга, когда тот свернулся клубочком в изгибе ног.
   В ответ послышалось нечто непереводимое на человеческий язык, но по интонации Марк понял, что кот чем-то обижен.
   «В чем дело? Что случилось?» — озабоченно и тихо спросил юноша кота.
   «Вы целый день меня совсем не замечали!»
   «Так ведь ты же спал весь день!»
   Ничего подобного! Я всего лишь отдыхал. А вот вы, о чем только не говорили с принцессой все это время!»
   «И ты уже ревнуешь?!» — ответил Марк вопросом, вложив в него как можно больше притворного удивления.
   «Не изображайте из себя глупого и наивного!» — услышал юноша резкий и насмешливый ответ.
   «Ты же хорошо знаешь, что Фонтейна замечательная девушка, Пушок!» — попытался Марк примирить своего друга.
   «Она отвратительная девчонка и совсем не знает, как надо уважительно обращаться с котами!»
   «Она обидела тебя тем, что не приласкала и вообще не обратила никакого внимания, Пушок?» — спросил принц, неслышно рассмеявшись.
   Кот промолчал обиженно.
   «Ну, не сердись, Пушок! Я думаю, она вскоре всему этому научится. Теперь все будет совсем по-другому. Поверь мне!»
   «Я вовсе не сержусь и надеюсь, что все будет так, как вы говорите. Вы так нежно к ней относитесь!»
   «Ах, какой ты еще глупый, Пушок!»
   «Еще чего скажете! И после этого вы мне советуете успокоиться и заснуть!»
   Марк отвернулся и погрузился в долгие размышления обо всем на свете.
   Вскоре после того, как путешественники покинули лагерь, где провели последнюю ночь, и утром рано продолжили свой путь, они добрались до южной оконечности леса. Это событие явно подняло всем настроение, так как оно означало, что до города Стейн оставалось не более шести миль, и там они встретятся, наконец, с остальными участниками экспедиции.
   — К нам навстречу скачут два всадника! — раздался предупреждающий оклик шедшего впереди Эссана.
   — Это, наверное, Шилл! — воскликнул радостно Марк.
   — Точно! И вместе с ним Бонет! — поддакнул Орм.
   Все остановились и стали ждать всадников. Наконец, те подъехали, спешились, и начались приветствия, крепкие объятия, улыбки, взаимные расспросы, восклицания. Фонтейна рассказала прибывшим о своих злоключениях в лагере разбойников, и пока она говорила, остальные слушавшие не раз с восхищением и благодарностью оглядывались на Джани, который с заботливой помощью путешественников спустился с коня на землю и стоял рядом, пытливо вглядываясь в лица окружавших его новых друзей, явно довольный, смущенный, но, тем не менее, опасливо съежившись.
   В свою очередь, Шилл тоже рассказал о том, как они провели все это время.
   — Ну что ж, наш рассказ будет намного короче вашего и в нем много повторов, — начал он. — За все это нелегкое время показал себя с самой лучшей стороны мой юный помощник Бонет.
   — Ну нет! Вы захвалите так меня, командир. Я вовсе не такой хороший, — запротестовал Бонет, и его улыбка показалась Марку немного смущенной и тревожной.
   — Ну, сейчас, может быть, не так, а вот в Ашвикене все было по-другому!
   Бонет совсем смутился и уже не знал, куда себя девать.
   — Ашвикен? — воскликнул удивленно Феррагамо. — Вы, оказывается, побывали так далеко! Расскажите нам, пожалуйста, что же случилось за это время!
   Шилл снова повернулся к чародею и продолжал:
   — Из Ашвикена в Стейн мы возвратились всего лишь два дня тому назад. Брандел и Бенфэлл вместе с судном ждали нас здесь, никуда не отлучаясь.
   — Боже! — не удержался Феррагамо от нового восклицания. — Так много дней вы провели в седле!
   — после того, как мы расстались с вами в лесу, вернулись на лодках по реке до оставленного в ее устье судна и на нем добрались до Стейна, я подумал, что было бы неплохо, для экономии времени, поехать вам навстречу, — продолжил свой рассказ Шилл. — Решив поступить таким образом, я нанял вот этих лошадей и вместе с Бонетом мы отправились в путь по лесной дороге в направлении на север. Когда мы доехали до развилки в лесу, то поняли, что, очевидно, разминулись с вами и, чтобы не блуждать попусту в лесу, я решил добраться до Ашвикена и там разузнать что-нибудь нового о жизни и делах в столице Стархилл.
   Шилл сделал паузу и, собравшись с мыслями, продолжил:
   — И вот с этого момента началось что-то странное. Уже на второй день Бонет почувствовал себя плохо, а именно: стал все время жаловаться на головокружение и сонливость. Я подумал, что это просто такая его необычная реакция на резкую перемену от монотонного движения по морю на паруснике к скачке верхом на лошади по густо заросшему лесу среди бесконечно мелькавших мимо нас деревьев и кустов. Мне казалось вначале, что это скоро пройдет, однако когда мы преодолели лес и вышли к окраинам города Ашвикен, Бонет так плохо почувствовал себя, что чуть не падал с лошади. Мы были вынуждены остановиться, чтобы передохнуть, а я, тем временем, попытался определить, отчего это с ним такое происходит, и теперь прихожу к выводу, что здесь не обошлось без колдовства. Вы уж извините меня, Феррагамо, я никак не хочу вас обидеть.
   Шилл взглянул на своего молодого воина и спросил его:
   — Бонет, может, ты сумеешь рассказать нам, что именно чувствовал тогда?
   Бонет, во все время, пока его командир вел рассказ, стоял, потупив голову, делая вид, что внимательно рассматривает свои ботфорты, но, когда услыхал его прямой вопрос, обращенный к нему, все же поднял взор, прокашлялся и ответил:
   — На меня напала какая-то лень. Мне ничего не хотелось делать, а то единственное, что я все-таки делал, стоило мне огромных усилий.
   — Да… это не похоже на тебя, — произнес сочувственно Орм.
   — А были какие-нибудь боли внутри, например, рези в животе? — спросил Феррагамо.
   — Нет, никаких.
   — Бонет ел совершенно то же самое, что и я, — добавил Шилл и затем продолжил свой рассказ: — Мы остановились на ночь в первой попавшейся нам на пути таверне. Они все там такие прескверные. Еда была отвратительная, и Бонету она сразу же не понравилась. Он проспал полдня и, когда проснулся, все равно оставался по-прежнему вялым и безразличным ко всему. Конечно, это привлекало внимание окружавших, и вскоре я начал опасаться за нас обоих, так как настроения людей в городе мне были не известны, вот почему мы постарались поскорее покинуть Ашвикен, надеясь встретить вас все-таки по дороге в Стейн. Я был вынужден привязать Бонета к седлу, так как он сам уже не мог держаться и все время норовил упасть на землю, однако вскоре после того, как мы отъехали от города, он ожил, воспрянул духом и даже захотел есть. С этого момента юноша стал быстро поправляться и теперь у него все прошло, так что я не знаю, что с ним было и как это все объяснить.
   — Гм! Позвольте-ка мне осмотреть вас, молодой человек! — попросил Феррагамо Бонета.
   — Да я совершенно здоров… теперь! — возразил было молодой воин, но все же подчинился и дал себя осмотреть, пощупать пульс, прослушать сердцебиение, исследовать радужную оболочку глаз и так далее, при сочувственном внимании всех остальных путешественников.
   Закончив осмотр Бонета, чародей повернулся ко всем и, обращаясь к Шиллу, произнес:
   — А вы сами как себя чувствовали все это время?
   — Я? Прекрасно! — ответил тот.
   — А Бонет в данный момент так уж ли прекрасно себя чувствует? — вдруг спросил Марк, и было видно по его лицу, что спрашивает он это вовсе не из праздного любопытства.
   — Насколько я могу судить, его самочувствие сейчас хорошее.
   — Я уже говорил, — добавил Бонет, оправившись в сторонке и подходя к основной группе, — мне уже сейчас кажется, что мы все это придумали в нашем воображении, а на самом деле ничего подобного и не было.
   — Я так не думаю, — возразил твердо Шилл, — ведь пришлось же мне грузить тебя на коня, когда мы отъезжали из Ашвикена!
   — Мне кажется, это место нехорошее, — произнес решительно Ансар.
   Марк заметил, как Феррагамо пристально взглянул на брата Фонтейны как бы в поисках подтекста, который объяснил бы подобное заявление, однако было видно, что Ансар сказал это без всякой задней мысли.
   — Ну, что ж, — предложил Орм, — поехали в Стейн и тут же отправимся все домой!
   Объединенный отряд, располагая теперь уже четырьмя лошадьми для самых слабых и немощных и видя совсем близкое успешное завершение их многодневного изматывающего перехода пешком по дикому лесу, воспрянул духом и с новыми силами почти налегке так бодро зашагал в направлении к городу Стейну, что до полудня добрался до желанной цели Все решительно настроились как можно быстрее отправиться в плавание в свою деревушку Хоум, поэтому, не задерживаясь в самом городе Стейн и зайдя в него только для того, чтобы забрать из постоялого двора Брандела и Бенфэлла, где они остановились, путешественники пообедали там на скорую руку и вскоре поднялись на борт «Морского Ястреба», который уже был готов к плаванию, к большой радости капитана Бирна и его команды. Тут же были подняты паруса. Погода стояла прекрасная, а ночь — безоблачная, так что судно продолжало свое плавание, ориентируясь по звездам, и на рассвете следующего дня вставшие рано утром путешественники различили вдали знакомые очертания берега, на котором расположилась ставшая родной рыбацкая деревушка Хоум.
   Кория уже была на причале, очевидно, вовремя предупрежденная вездесущими и всезнающими шустрыми деревенскими ребятишками, и командовала стайкой этих сорванцов, которые умело помогали «Морскому Ястребу» ошвартоваться, и по их взаимоотношениям было видно, что добрую женщину успела узнать и полюбить вся деревня, а ребятня успела по достоинству оценить ее кулинарное искусство, хлебосольство и душевную щедрость. Кория, не скупясь, одарила вкусными гостинцами добровольных помощников и среди всей этой радостной суматохи с волнением ожидала появления на берегу спасенной принцессы Фонтейны.
   Ансар тем временем был занят переговорами с капитаном Бирном, упрашивая его на следующий день отплыть на остров Хильд. Бирн остался довольным только что завершившимся путешествием и был рад новому заработку. Ансар передал Бирну свое послание для короля Пабалана. В этом послании принц сообщал своему отцу, что Фонтейна спасена и находится вместе со своим братом здоровой и невредимой. Ансар также извещал короля, что разбойниками, у которых принцесса находилась в плену, был послан к нему, с требованием выкупа, бандит по имени Дэг, так что если таковой явится к ним и предъявит кольцо принцессы Фонтейны, то пусть король Пабалан поступит с грабителем и воздаст ему по заслугам, как сочтет нужным. Бирн получил от Ансара необходимую сумму, достаточную для возмещения всех расходов на плавание туда и обратно, вознаграждения труда его, капитана, и всей команды судна, а также для пребывания их в королевстве Хильд.
   Марк был чрезвычайно доволен возвращением в дом Кории, с наслаждением ожидая долгожданного отдыха и покоя. Минувшие дни были столь насыщенны опасными и тревожными событиями и приключениями, что сейчас, по окончании плавания, юноша чувствовал себя совершенно измотанным. Принц уселся на краю уже знакомого ему причала, свесив над водой ноги, и задумчиво рассматривал накатывавшие под ним на берег ленивые морские волны. Вода была настолько чистая и прозрачная, что ему были легко различимы морские звезды на дне.
   «Что же нам дальше делать?» — мысленно спросил себя Марк и тут же услыхал мурлыканье своего пушистого четвероногого друга:
   «Не волнуйся, Феррагамо что-нибудь да придумает. А пока, может, пойдем да половим мне рыбки?!»

16

   Главный министр короля Пабалана был не в духе. За последний месяц слишком уж часто стал нарушаться заведенный и ревностно поддерживаемый им распорядок придворной жизни. Взять хотя бы вчерашний день. Стоило советнику Рехану вернуться с острова Арк, как тут же по его прибытии в королевский дворец в план мероприятий на этот день и соответствующее расписание, с таким трудом и старанием составленные главным министром, были срочно внесены неизбежные поправки, которые вели на нет всю его кропотливую работу, и вот теперь он, главный министр самого короля Пабалана, придя рано утром во дворец, вынужден отложить в сторону намеченное на сегодня важное совещание с поставщиками по поводу заключения с ними нового контракта о снабжении продовольствием и другими товарами, необходимыми для нормального функционирования дворца, замка, военного гарнизона и вообще всего сложного хозяйства, без которого немыслима придворная жизнь да и сама государственная деятельность монарха, потому что, видите ли, к Пабалану нагрянули еще два каких-то неизвестно откуда взявшихся непрошенных посетителя. Главный министр до смерти не любил неожиданные визиты к королю.
   Когда слуга объявил, что король просит главного министра зайти к нему, тот, не мешкая, вошел в кабинет с подобострастным видом и почтительно остановился у входа, закрыв за собой дверь. Пабалан сидел в кресле рядом с королевой, которая читала ему вслух какую-то книгу. Монарх внимал ей, устремив вдаль застывшие в задумчивости и сосредоточенности глаза, и машинально барабанил пальцами по подлокотникам своего кресла.
   — Доброе утро, Флюг! Ну, докладывайте, какие мероприятия у нас намечены на сегодня? — с явным равнодушием в голосе спросил король.
   Главный министр вздрогнул и весь сжался внутри, настолько он не привык к подобному неформальному обращению, выходившему за рамки протокола, но, не показав и виду, сделал шаг вперед и с поклоном ответил своему монарху:
   — Доброе утро, милорд! Доброе утро, миледи!
   Адесина, не прекращая чтения вслух, кивнула головой в ответ на его приветствие. Флюг попытался прочитать заглавие книги, которую королева держала в руках, но не смог и отказался от этой затеи, надеясь удовлетворить свое любопытство в дальнейшем разговоре. Главный министр отметил про себя с неудовольствием, что, несмотря на ранний час, на столе под рукой у короля уже стояли початая бутылка вина и бокал.
   — Ваше Величество назначило мне эту неофициальную встречу за завтраком.
   — Ну и что?! Это нам не помешает!
   — Я надеялся обсудить с вами сегодня полученные мною отчеты об экономической и хозяйственной деятельности южных районов королевства. Нам нужно договориться о заключении новых контрактов на поставку в столицу продовольственных и других товаров, уточнить перечень их и график завоза.
   — Мне кажется, Вы один прекрасно с этим справитесь, Флюг. Я поручаю этот вопрос вам.
   — Необходимо чтобы вы подписали соответствующие документы, милорд. Было бы целесообразно также чтобы вы, ваше Величество, предварительно ознакомились с их содержанием.
   Прежде чем король смог уклониться и от этого занятия, Флюг сделал еще один шаг в направлении к своему монарху и продолжил:
   — Однако вполне возможно, что нам придется отложить на какое-то время и это столь важное мероприятие.
   — Почему? — с нарочитой озабоченностью спросил Пабалан, хотя и не смог скрыть довольную улыбку на лице.
   — Потому что неожиданно возникли два непредвиденных обстоятельства, которые наверняка привлекут ваше внимание. Во-первых, в приемной дожидается встречи с вами некий молодой человек с острова Арк, заявивший, что у него для вас есть послание от принца Ансара. Он отказывается передать его вам через кого бы то ни было и хочет вручить послание только в ваши собственные руки. Я не мог удостовериться в подлинности этого послания, но моряк утверждает, что оно именно от вашего сына.
   Король и королева одновременно уставились в тревожном ожидании на главного министра, который в замешательстве добавил к сказанному: