Страница:
Фотэрингей. Пожалуйста, никаких чудес ни здесь, ни в магазине. У нас
магазин, а не Дом Чудес.
Мисс Хупер. Но руку-то он мне вылечил! А на Эффи поглядите!
Все в восторге от Эффи, которая любезно поворачивается к каждому по
очереди лицом.
Хозяйка. Все равно это опасно. Майор Григсби ужасно сердится, когда
что-нибудь разобьют. Право, не знаю, что бы он сказал, если б мы тут
начали кидаться лампами.
Фотэрингей. Будь я уверен, что этот дар у меня навсегда, ну и загулял
бы я. Всю жизнь мечтал об этом.
Билл Стоукер. Вот чего я не стал бы делать.
Эйде. А что бы вы сделали, мистер Стоукер?
Билл Стоукер. Уж придумал бы что-нибудь получше.
Фотэрингей. А что?
Билл Стоукер. Вот вы то кроликов сотворите, то фиалки, то хороший цвет
лица и тому подобное. Вы словно дух природы, Фотэрингей. Но ведь все это -
детские игрушки. Почему бы вам не пожелать: "Пусть у меня в кармане
окажется тысяча фунтов. Или, если уж на то пошло, пусть будет двадцать
тысяч на счете в банке. И автомобиль... и большой особняк".
Хозяйка. Разве это честно?
Фотэрингей. Вероятно, всему есть предел. Хотя, слов нет, иметь такие
деньги было бы очень кстати. Я еще об этом подумаю.
Мисс Хупер. Но не забывайте о своем даре исцеления.
Билл Стоукер. Да он мог бы создать чудо-больницу. Кто ему мешает? Мог
бы по всей стране устроить такие больницы. Приходил бы раз в неделю и всех
вылечивал. Ничему другому это не помешало бы. Ну, а как насчет чудо-игры
на скачках, без проигрыша? Господи, мне бы такую силу, ну и размахнулся бы
я. И уж, конечно, отказался бы от великой чести служить у "Григсби и
Блотта".
Хозяйка. Только все честь по чести, мистер Стоукер. Вы должны
предупредить об уходе за месяц.
Эйде (мечтательно и с блуждающим взглядом - теперь Фотэрингей предстал
перед ней в новом свете). Все в вашей власти. Вы могли бы стать богатым.
Делать, что только вздумается. Могли бы направо и налево раздавать
подарки. Да что там, могли бы бывать в высшем свете! Ах, мистер
Фотэрингей, встречаться со всеми знаменитостями. Вас принимали бы при
дворе, вы увидели бы самого короля!
Билл Стоукер. Ходили бы в мюзик-холлы!
Фотэрингей. Я как-то не собирался вот так все сразу... Честно говоря, я
слегка побаиваюсь. И пока не думал совершать что-нибудь... особенное.
Мисс Хупер (как бы в пику Эйде). Вы меня лучше слушайте, мистер
Фотэрингей. К чему такая опрометчивость? Разве можно творить чудеса как
попало. Нельзя расточать такой дар на эгоистические дела!
Билл Стоукер. Оо! Значит, только на возвышенные!
Мисс Хупер. Да, именно на возвышенные, мистер Стоукер. Способность
творить чудеса и дар исцеления - это не пустяки. Вам нужен хороший
советчик, мистер Фотэрингей.
Хозяйка. Очень разумно. Вам необходим советчик, мистер Фотэрингей.
Фотэрингей (почесывая щеку). Пожалуй, да. Я как-то не думал об этом.
Мисс Хупер. Обратитесь к мистеру Мэйдигу, новому баптистскому
проповеднику.
Хозяйка. Ах нет, мистеру Фотэрингею надо поговорить с нашим пастором.
Билл Стоукер. Уж будьте покойны, они вам присоветуют, что тот, что
другой. Из обоих уж песок сыплется. Праведные старцы, умом обиженные, во
всяком случае, наш пастор. А Мэйдиг просто болтун. Послушайте моего
совета, Фотэрингей, думайте лучше о себе, чем о других. Не растрачивайте
попусту свой Дар!
Эйде. На всем свете не найдется женщины, которая отвергла бы того, кто
творит ради нее чудеса!
Фотэрингей бросает на нее взгляд.
Мисс Хупер. Поищите советчика, мистер Фотэрингей.
Хозяйка. Джейн, соберите, пожалуйста, тарелки. А теперь, кто хочет
омлет с вареньем, а кто пудинг? С чудесами или без чудес жизнь все равно
продолжается. Не можем мы здесь засиживаться, работа не ждет.
На экране отдел тканей магазина "Григсби и Блотт"; конец рабочего дня.
За уборку здесь еще не принимались. В конце прилавка сгрудился целый ворох
товаров, повсюду в беспорядке лежат развернутые рулоны тканей. Фотэрингей,
ковыряя в зубах, прислонился в глубокой задумчивости к полкам.
Входит майор Григсби, хозяин магазина. Фотэрингей вытягивается.
Григсби. Живее, живее, мистер Фотэрингей! Что с вами сегодня? До
закрытия осталось всего пять минут, а посмотрите, что тут творится, только
посмотрите. Все вверх ногами. Да здесь на полчаса уборки.
Фотэрингей. Извините, сэр. У меня был сегодня довольно беспокойный
день. Но я быстро справлюсь.
И он принимается скатывать кусок материи в рулон; тут его осеняет идея.
Он жестикулирует и бормочет чуть слышно:
- Все по местам!
И в тот же миг рулоны сами скатываются, разбросанные товары
выравниваются в правильные стопки - словом, все занимает свои места.
Григсби поражен. Он стоит, разинув рот. Смотрит на Фотэрингея, который
упирается обеими руками в прилавок.
Фотэрингей (нарушает молчание). Я же говорил, сэр, что справлюсь
быстро.
- Да, да, конечно, быстро. Я и не заметил, как... Гм, странно... но...
Весьма, весьма странно. А вы уверены, что товар не пострадал при таком
способе?..
Фотэрингей. О, это ему только на пользу.
Григсби, все еще не оправившись от изумления, медленно пересекает кадр.
Оборачивается и смотрит на Фотэрингея, который нарочно глядит в сторону.
Григсби отводит взгляд, потом снова оборачивается. Оба испытующе глядят
друг на друга.
Григсби, оглядываясь на Фотэрингея, уходит. Фотэрингей почесывает щеку.
Затемнение.
Вечер. Улица. В отдалении кабачок "Длинный дракон". Прохожие.
Фотэрингей после рабочего дня вышел подышать. В руке у него трость.
Поигрывая тростью, он направляет свои шаги к "Длинному дракону".
Останавливается в нерешительности. Продолжает вертеть в руках трость, что
выдает его неуверенность. Постояв, круто поворачивается и уходит в другую
сторону. Здесь крупный план отсутствует. Вся сцена снята с расстояния
примерно в тридцать ярдов.
Поздний вечер. Яркий свет луны. С краю тротуара ступеньки. На
ступеньках сидит Фотэрингей. Лицо его горит возбуждением; глаза широко
открыты. Им владеет что-то среднее между вдохновением и безумием.
Фотэрингей. Я могу все. Решительно все. Захочу и сделаю с этой
несчастной луной что мне вздумается. Все святые, любая наука - все ничто
передо мной! И трусить тут нечего, говорю вам. Нечего трусить!
Он бьет тростью по ступенькам и ломает ее.
- А, черт, сломал трость! Семь шиллингов шесть пенсов заплатил за нее
на рождество. Любимая моя трость.
Фотэрингей (сочувственно обращается к трости). Доломал тебя? Ну ничего,
старушка, погоди. У твоего хозяина, надеюсь, еще не пропал дар исцеления.
Все устроится как нельзя лучше. А ну-ка будь не тростью, а кустом, большим
розовым кустом, прямо тут, на самой дороге, а на ветках пусть растут
чудесные розы... Мм, какой аромат!
Фотэрингей. Стоп, кто это там шагает по дороге? Никак старина Бобби
Уинч? Вот уж некстати! Назад, приказываю тебе. Фу, пропасть!
Розовый куст тут же отступает назад и наносит удар Уинчу -
представителю местной полиции; тот в ярости оглядывается по сторонам. Он
только теперь показался в кадре. Словно Лаокоон, он вступает в короткую
схватку с вьющимся розовым кустом, который весь усеян пунцовыми цветами и
колючками.
Фотэрингей (розовому кусту). Черт возьми! Оставь же его! А вы отойдите.
Дайте кусту исчезнуть.
Розовый куст исчезает.
Уинч наступает на Фотэрингея, тот встает ему навстречу. Каска Уинча
съехала набок. Все лицо его в царапинах и мрачно, как туча.
Уинч. Послушайте, милейший. Это что еще за шутки? Кто вам позволил
кидаться ежевикой, а?
Фотэрингей. Я и не думал кидаться ежевикой. Просто... ну... если я что
и сделал, так только чудо.
Уинч. Ха-ха-ха! Так это вы, мистер Чудотворец? Значит, это вы? Так-то
вы проводите ночи, а? Разучиваете новый фокус? Ну-ну, только на этот раз
вы перестарались. Пеняйте на себя.
Фотэрингей. Я совсем не хотел, чтобы этот куст задел вас, мистер Уинч.
Поверьте, не хотел.
Уинч. Нет, хотели. Вы оскорбили полисмена при исполнении служебных
обязанностей. Я уже слышал, что вы нарушаете общественный порядок. Теперь
это подтвердилось.
Фотэрингей. Да, но... Все можно легко объяснить.
Уинч. Тем лучше, вот вы и дадите объяснения старшему инспектору.
Фотэрингей. Что вы, мистер Уинч, неужели вы принимаете все это всерьез?
Уинч. Не я - закон!
Фотэрингей (почти со слезами). Как, вы хотите меня арестовать? Меня,
всеми уважаемого гражданина? Нет, вы этого не сделаете, мистер Уинч.
Уинч. Сделаю. Идите за мной.
Фотэрингей. Не пойду.
Уинч. Пойдете.
Фотэрингей. Ах, идите вы сами... в пекло! Я ведь...
Фотэрингей умолкает, пораженный. Полисмен исчез.
- Ну вот! О господи! Исчез. (Лицо у Фотэрингея бледнеет. Он шепчет.)
Исчез, отправился в... в... в пекло!
Фотэрингей. Но если я его верну, он же всем разболтает...
Действие переносится в глухое место среди скал, озаренное мрачным
светом. Из земли поднимаются тонкие струи пара. За скалы робко зацепилось
какое-то странное полурастение, полуживотное. Через экран проплывают два
печальных призрака, занятые глубокомысленным разговором. Они бесплотны и
почти прозрачны. Вдруг, широко расставив ноги, появляется изумленный
констебль Уинч.
- Где я?
Он сдвигает каску и почесывает затылок.
Уинч. В ловушку, что ли, он меня заманил? Вечные фокусы. А здесь,
кажется, жарковато. Эй!
По переднему плану пробегает какой-то зверек, похожий на ящерицу. Над
головой Уинча кто-то хлопает крыльями, но кто - не видно, лишь тень падает
на скалы.
Уинчу явно делается не по себе, однако он держится молодцом. Вынимает
записную книжку.
- Возьмем-ка лучше все это на заметку. (Достает огрызок карандаша.)
Молодой полисмен должен все тщательно подмечать. Так, засечем время.
(Смотрит на ручные часы.) Что за черт, бумага почернела. И подошвы горят.
Ну и ну!
Зрители снова видят Фотэрингея, одиноко стоящего посреди улицы,
освещенной луной.
Фотэрингей. Пекло... Вероятно, местечко не из приятных. Нехорошо с моей
стороны ни с того, ни с сего отправить человека в ад! А где же любимая моя
тросточка? Ах да, пусть моя трость вернется, но... но только несломанная.
Так, а теперь как же мне быть с Уинчем?
Фотэрингей (взывает к ночи). Как мне быть с Уинчем?
Фотэрингей. Вернуть его нельзя. Но оставить его там я тоже не могу...
Есть! Сан-Франциско! Это же почти на другом конце света. Пусть мистер
Уинч, где бы он ни был, немедленно отправляется в Сан-Франциско. И...
В кадре одна из оживленных улиц Сан-Франциско.
Вся эта сцена должна быть снята при ярком освещении, очень четко и с
большого расстояния. Должно создаться впечатление, что мы видим все это
издалека в полевой бинокль. Голосов не слышно. Звуковое оформление -
гудки, свистки, выкрики, но тихие, приглушенные, словно звуки волшебной
свирели. (Примечание: поскольку в Эссексе 12 ч. 30 мин. ночи, значит, в
Сан-Франциско 4 ч. 30 мин. пополудни.)
Вдруг в самой сутолоке уличного движения появляется мистер Уинч в
каске, сбитой набок, с записной книжкой и карандашом в руках. Светофор
открыт. Неожиданное препятствие нарушает уличное движение. Мистер Уинч
спасается просто чудом. Ведет он себя крайне неосторожно, летит сломя
голову, но отделывается счастливо. Преследуемый двумя сан-францисскими
полисменами и возмущенной толпой, он добирается до тротуара и делает
отчаянную попытку улизнуть. Сбивает с ног китайца с бельем, опрокидывает
корзину с яблоками, успевает подняться на несколько ступенек по пожарной
лестнице, но тут его настигает полисмен, и он исчезает из виду,
затерявшись в огромной, все растущей толпе зевак.
Опять перед нами Фотэрингей, медленно идущий к дому.
- Мне необходим советчик. Ясно, как день, мне необходим советчик. Не
знаю, что же в конце концов делать с этим Уинчем? Все это слишком
невероятно. Придется все время о нем помнить и каждые два-три дня
отправлять его назад в Сан-Франциско. Но ведь дело не только в одном
Уинче. Нет... Ведь у меня задумано еще кое-что, планов хоть отбавляй.
Некоторые, как подумаю о них, даже... даже пугают меня...
- И все-таки надо за них приниматься. Хотя бы попытку сделать.
- Во-первых, Эйде...
Улыбка на его лице выражает радужные ожидания.
- Недурно бы заткнуть за пояс этого Билли Стоукера...
Все та же лунная ночь. Переулок между высокими, густыми изгородями, под
которыми всегда темно, вливается в широкую, открытую улицу. Видны две
пригнувшиеся фигуры, которые осторожно крадутся по переулку. В движениях
обоих что-то виноватое. Когда они выходят на лунный свет, оказывается, что
это Эйде и Билли Стоукер.
Эйде. Теперь, Билл, ты не станешь говорить, что я тебя больше не люблю?
Билл. Эйде, любимая моя. Ты лучшая на свете. Любимая. Моя любовь.
Эйде. Правда, твоя?
Билл. Конечно. (Он обнимает ее и целует.)
Эйде (глубоко вздыхая). Как хорошо! Божественно! Что может с этим
сравниться! И подумать только, Билл, ты ревновал меня к этому бедняге
Фотэрингею!
Билл. К нему и к его чудесам!
Эйде. Наверное, сейчас ужасно поздно, Билл?
Билл. Господи, половину уже пробило! Пора домой. Дверь запрут. Придется
звонить.
Эйде. Нам нельзя возвращаться вместе, Билл. Пойдут разговоры.
Билл, Да, да. (Обдумывает положение.) Ты иди к парадной двери. А я
обогну дом и влезу по водосточной трубе в мужскую спальню. Мне это не
впервой. Окно никогда не запирают. Ну, я пошел переулком, нашим переулком.
Эйде. Смотри не упади.
Билл. Кто, я?
Эйде. Поцелуй меня на прощание, Билл.
Они целуются. Затемнение.
Эйде робко идет по улице прямо на зрителя, направляясь к магазину
"Григсби и Блотт". На углу слева выныривает мистер Фотэрингей, весь еще во
власти своих любовных мечтаний.
- Неужели это Эйде? Та самая девушка, о которой я только что думал!
Эйде. Неужели это Джордж! Вы знаете который час, Джордж? Вам хорошо,
снимаете себе отдельную комнату и не должны каждый вечер являться не позже
половины одиннадцатого.
Фотэрингей (останавливаясь перед ней). В такую лунную ночь, Эйде, я
готов совсем не возвращаться домой. А вы?
Эйде. Ночь прелестна. Да, в самом деле прелестна. Сотворили
какие-нибудь новые чудеса, Джордж?
Фотэрингей. Ничего особенного. Не так уж весело творить чудеса в
одиночестве. Нужно, чтобы кто-то тебя вдохновлял. Ну, скажем, вот...
Видите часы на церкви?
Оба оглядываются. Часы на церкви показывают без четверти одиннадцать.
Голос Фотэрингея. Вы и все остальные часы и будильники в Дьюинтоне,
отстаньте на двадцать, нет, на двадцать пять минут, ну, живо!
Стрелки часов двигаются назад.
Снова улица.
Фотэрингей (показывает Эйде при свете зажженной спички свои наручные
часы). Видите? На моих часах то же самое! Все в порядке, Эйде. Если теперь
вы позвоните и вас впустят, то часы в прихожей вас тоже не подведут.
Эйде. Да, вот это настоящее чудо, Джордж. И очень милое.
Фотэрингей. Ну, для вас, Эйде, я мог бы и не такое чудо сделать.
Знаете, зачем я переменил двадцать минут на двадцать пять? Только для
того, Эйде, чтобы поговорить с вами немного. Понимаете?
Она (кокетничая). О, пять минут, Джордж, вы заслужили.
Фотэрингей. Я заслуживаю много большего. Я бы... для вас, Эйде, я бы
мог творить неслыханные чудеса. Вы разжигаете мое воображение.
Эйде. Вы и так много сделали для меня.
Фотэрингей. Ах, Эйде! Что бы я ни сделал, только бы заставить вас...
ну... полюбить меня, хоть чуть-чуть. Все что угодно. Если б только я мог
заставить вас... ну, чтоб вам захотелось меня поцеловать.
Эйде. О, Джордж! Чудеса не чудеса, но так вы не должны со мной
говорить.
Фотэрингей. Почему не должен? Разве я вам не нравлюсь? Ни капельки?
Эйде. Нравитесь, но только не гак... Не так, мистер Фотэрингей. (Она
умышленно не называет его Джорджем.)
Фотэрингей. Почему же не так?
Эйде. Не знаю. Право, не знаю.
Фотэрингей. У вас есть кто-нибудь другой? А? Я все вижу.
Эйде. Вас это не касается, мистер Фотэрингей. Во всяком случае, так вы
мне не нравитесь. А не так... Вы славный, но не в моем вкусе. Тут уж
ничего не поделаешь. Есть кто-нибудь другой или нет, от этого для вас
ничего не меняется. Я не могла бы вас полюбить.
Фотэрингей. Не могли бы?
Эйде. Нет. И покончим с этим.
Фотэрингей. Минуточку, Эйде! Постойте! Вы уверены, что никогда не
полюбите меня? А про чудо вы забыли? Что, если вас заставить?
Эйде. Как вы так можете, мистер Фотэрингей! (В испуге она отступает.)
Нет, этого вы не сделаете, мистер Фотэрингей.
Фотэрингей. Ха! Посмотрим, моя милочка. Посмотрим, что получится. Не
сделаю? А ну-ка, влюбитесь в меня. Влюбитесь безнадежно. Забудьте навсегда
Билла Стоукера и любите только меня. Ну!
Она глядит на него как завороженная. Сначала не произносит ни слова.
Потом шепчет:
- Нет. (И громче.) Нет. (Совсем громко и ликующе.) Нет! Нет, я влюблена
в вас сейчас ничуть не больше, чем раньше! Чуда не вышло. Не вышло, мистер
Фотэрингей. Нет никаких перемен в моих чувствах к вам. К вам со всеми
вашими фокусами. Я вам не какие-нибудь несчастные часы, или там кролик,
или еще что-нибудь такое. Как вы напугали меня, мистер Фотэрингей! Ох! Как
напугали. (Она глядит на него, все еще не оправившись от испуга.) Мне
пора, мистер Фотэрингей. (Она поворачивается и убегает.) Доброй ночи!
Магазин "Григсби и Блотт". В кабинете администратора майор Григсби. Это
самоуверенный, коренастый человек, типичный владелец магазина, из бывших
военных. Кабинет его отделен стеклянной перегородкой от бухгалтерии, за
которой виден сам магазин. Большой письменный стол майора украшают деловые
бумаги, образцы товаров и дамская шляпка на подставке. Майор обдумывает
предстоящий разговор с Фотэрингеем. Повторяет про себя заготовленные
фразы. Наконец нажимает на кнопку звонка. Появляется мальчик-ученик.
- Вызовите ко мне Фотэрингея. Или нет... Попросите мистера Фотэрингея
зайти ко мне.
Опять повторяет про себя заготовленные фразы. Встает и принимается
ходить по тесному кабинету, ведя спор с самим собой.
Появляется Фотэрингей, вернее, над матовым стеклом двери кабинета
появляются его лоб и нос. Привычка заставляет его держаться с Григсби
почтительно, но в манерах уже заметна уверенность. Он смотрит на майора,
майор - на него. Потом он не спеша открывает дверь и спрашивает вежливо,
но не заискивающе:
- Вы хотели меня видеть, сэр?
Григсби жестом администратора предлагает ему стул. Затем, вспомнив о
своем положении, снова садится за стол.
Григсби (уже на своем месте). Прошу, мистер Фотэрингей, мне хотелось с
вами поговорить.
Фотэрингей опускается на стул.
За своим столом Григсби снова чувствует себя великим дельцом, человеком
сильным и проницательным. Фотэрингей же, как всегда, полон
нерешительности, новое сознание силы борется в нем со старым чувством
зависимости. Так всегда бывает с человеком, которого вдруг щедро одарила
судьба.
Григсби. Так вот. Мне нужно поговорить с вами. Признаться, мистер
Фотэрингей, я был крайне поражен тем, каким способом вы вчера вечером
привели в порядок свой отдел. До крайности поражен. Это было сделано
молниеносно. Не могли бы вы... хм... не могли бы вы... (он склоняет голову
набок)... все же объяснить мне, как вам это удалось? Мне говорили, что вы
уже проделывали нечто подобное.
Фотэрингей (невольно настораживается, не зная, впрочем, против чего).
Объяснить я могу... и в то же время не могу. Попросту говоря, это можно
назвать чудом.
Григсби. А не кажется вам, что слово "чудо" несколько старомодно?
Фотэрингей. Ну, можно еще сказать, что это сделано... это сделано с
помощью силы воли, вопреки естественному ходу вещей.
Григсби. А, сила воли. Теперь я начинаю кое-что понимать. Разве мог бы
человек, не имеющий Силы Воли, создать за какие-нибудь семь лет столь
солидное и преуспевающее предприятие, как наше, у которого уже три филиала
и сорок девять служащих, начав дело с какой-то лавчонки и всего-навсего
пяти помощников. Сила Воли важнее помощников, важнее компаньонов, важнее
покупателей... Признаюсь вам откровенно, мистер Фотэрингей, вы никогда не
производили на меня впечатление человека, который способен на нечто
подобное.
Фотэрингей. Да я таким и не был. На меня это вдруг нашло.
Григсби. Вы никогда не замечали за собой этой Власти, не пробовали
подчинять чужую волю своей?
Фотэрингей. Разве что изредка, с покупателями.
Григсби. И не очень успешно.
Фотэрингей. Мне кажется, и сейчас это не очень-то получилось бы. Я могу
делать другое - просто чудеса, старомодные чудеса, вроде магии; ну там
исцелять или могу заставить появляться и исчезать всякие предметы и
животных, переносить людей и вещи куда угодно. И превращать одно в другое.
Это все я могу. Никогда и не знал за собой такого, но вот, оказывается,
могу.
Григсби (не спуская с него глаз). Однако влиять на чувства и поступки
людей не можете?
Фотэрингей. Видимо, не могу.
Григсби. А пробовали?
Фотэрингей (уклончиво). Ничего не вышло.
Григсби. Ну-ка, ну-ка, расскажите.
Фотэрингей. Просто я хотел, чтобы один человек изменил свои чувства ко
мне. Ерунда. Не стоит об этом и говорить.
Григсби. В этом замешана женщина? Тогда молчок. Эта область меня не
интересует. Поговорим лучше о вещах серьезных, мистер Фотэрингей. Я хочу
сделать вам деловое предложение. Так вот. Так вот... Даже если, как я
понимаю, не в вашей власти доставлять людей приходить к нам и покупать, у
вас есть другие преимущества. Работоспособность. Высокое качество
обслуживания. Например, вы могли бы наводить порядок в наших магазинах,
открывать их по утрам, доставлять на места покупки... И все это с помощью
чуда. Но как? Вам это не приходило в голову? Все очень просто. Я думал о
том, как вы вчера привели в порядок свой отдел. Такая уж у меня привычка -
обдумываю все ночью перед рассветом. Никто и не подозревает о
напряженности моей умственной жизни. Огромная сосредоточенность. Только
представьте себе! "Григсби, Блотт и Фотэрингей - Чудеса мануфактуры". Само
собой разумеется, вы должны подписать обязательство, что будете
использовать ваш дар исключительно для нашего предприятия. Никаких чудес
на стороне. Вы меня понимаете, мистер Фотэрингей?
Фотэрингей. Да, но...
Григсби. Я все продумал. Все рассчитал. В первый год мы могли бы
гарантировать вам доход в три тысячи - три тысячи фунтов стерлингов! Нет
такого конкурента, которого бы мы не обскакали, хотя бы по обороту и
доходности. Мы будем торговать по всему западному побережью, по всей
Англии. При таких преимуществах для нас нет невозможного. Хотите, назовите
меня мечтателем, мистер Фотэрингей. Но поверьте, настоящий делец всегда
немного мечтатель. Поэзия торговли! Я уже вижу, как капитал Григсби,
Блотта и Фотэрингея превращается в миллионы, как мы проникаем во все
уголки земного шара.
Фотэрингей. Во все?
Григсби. Во все!
Фотэрингей (на секунду задумываясь). И Сан-Франциско как раз в одном из
таких уголков, а?
Григсби. Надо полагать. А что?
Фотэрингей. Да так, пришло в голову. Вы случайно не знаете, сэр,
сколько отсюда до Сан-Франциско?
Григсби. Недели три или месяц, наверно. А почему вы об этом
спрашиваете?
Фотэрингей. Три недели, не меньше?
Григсби. По крайней мере. А что?
Фотэрингей. Просто хотел узнать. У меня там родственник один.
Наплыв, а следом красочный эпизод в сан-францисской больнице. Мы видим
форму мистера Уинча, его каску и пояс, которые висят то ли на вешалке, то
ли в шкафу, их внимательно рассматривает нахальный репортер (Y). К самому
Уинчу является еще один, уже более интеллигентный репортер (дальше он
зовется X). (Репортеры, участвующие в разговоре, обозначены X, Y, Z). В
кадре появляется мистер Уинч, с забинтованной головой, в кресле на
колесиках, окруженный вездесущими газетчиками (с весьма характерной
внешностью).
X. Это все, что вы можете нам сказать, мистер Уинч?
Уинч. Да, это все, что я могу вам сказать.
Y. Но это же бред сумасшедшего.
Z. Никакого просветления.
Уинч уходит за кадр. Крупным планом - беседующие репортеры. Среди них
один, X, - человек более тонкого понимания, чем остальные; он потрясен
случившимся.
Y. Все равно, ребята, этот материал не пойдет. Малый просто свихнулся.
Z. Что он все-таки плел насчет каких-то роз и ежевики?
X. А между тем одет он был в самую настоящую английскую полицейскую
форму. Слово даю, в этом что-то кроется. Из области Четвертого Измерения
или тому подобного.
Y. Откуда он свалился? Вот единственное, что интересует меня.
X. А что вы думаете насчет его формы?
Z. К черту форму! Эд про это не тиснет ни строки. Мы в Соединенных
Штатах привыкли, чтобы люди исчезали. Вот это чистый материал. Но ведь он
не исчез, а появился. Нет, этим никого не удивишь.
X. Говорю вам, в одежде все дело, да и записная книжка у него вся
обуглилась.
Z. И записи невозможно разобрать!
X. Но одно все-таки ясно: он самый настоящий английский полисмен и
попал сюда прямо из Эссекса. В мгновение ока. Как? Одному богу известно.
Но так быстро, что его башмаки и записная книжка обуглились.
Y. Можете преподнести это как материализацию духа!
Z. И убеждать в этом простаков, которые читают вашу газету. А мне место
терять неохота.
Y. Вот-вот, морочить людям голову.
X. Это же блестящая сенсация! Нам всегда нужно искать что-нибудь
свеженькое. И вот, пожалуйста, вам свеженькое - ничего подобного раньше не
случалось. Но так как мы не можем подогнать эту историю под знакомый
шаблон, придется от нее отказаться. Ничего не попишешь, ребята. Точно так
же, как отказались бы писать о полете в воздухе, о подводных лодках или
радио полсотни лет назад. Это сверхновость. А сверхновости не для газет.
Ей же ей, нет на свете ничего более низкого и жалкого, чем человеческое
воображение! Мы свидетели самого удивительного и невероятного
магазин, а не Дом Чудес.
Мисс Хупер. Но руку-то он мне вылечил! А на Эффи поглядите!
Все в восторге от Эффи, которая любезно поворачивается к каждому по
очереди лицом.
Хозяйка. Все равно это опасно. Майор Григсби ужасно сердится, когда
что-нибудь разобьют. Право, не знаю, что бы он сказал, если б мы тут
начали кидаться лампами.
Фотэрингей. Будь я уверен, что этот дар у меня навсегда, ну и загулял
бы я. Всю жизнь мечтал об этом.
Билл Стоукер. Вот чего я не стал бы делать.
Эйде. А что бы вы сделали, мистер Стоукер?
Билл Стоукер. Уж придумал бы что-нибудь получше.
Фотэрингей. А что?
Билл Стоукер. Вот вы то кроликов сотворите, то фиалки, то хороший цвет
лица и тому подобное. Вы словно дух природы, Фотэрингей. Но ведь все это -
детские игрушки. Почему бы вам не пожелать: "Пусть у меня в кармане
окажется тысяча фунтов. Или, если уж на то пошло, пусть будет двадцать
тысяч на счете в банке. И автомобиль... и большой особняк".
Хозяйка. Разве это честно?
Фотэрингей. Вероятно, всему есть предел. Хотя, слов нет, иметь такие
деньги было бы очень кстати. Я еще об этом подумаю.
Мисс Хупер. Но не забывайте о своем даре исцеления.
Билл Стоукер. Да он мог бы создать чудо-больницу. Кто ему мешает? Мог
бы по всей стране устроить такие больницы. Приходил бы раз в неделю и всех
вылечивал. Ничему другому это не помешало бы. Ну, а как насчет чудо-игры
на скачках, без проигрыша? Господи, мне бы такую силу, ну и размахнулся бы
я. И уж, конечно, отказался бы от великой чести служить у "Григсби и
Блотта".
Хозяйка. Только все честь по чести, мистер Стоукер. Вы должны
предупредить об уходе за месяц.
Эйде (мечтательно и с блуждающим взглядом - теперь Фотэрингей предстал
перед ней в новом свете). Все в вашей власти. Вы могли бы стать богатым.
Делать, что только вздумается. Могли бы направо и налево раздавать
подарки. Да что там, могли бы бывать в высшем свете! Ах, мистер
Фотэрингей, встречаться со всеми знаменитостями. Вас принимали бы при
дворе, вы увидели бы самого короля!
Билл Стоукер. Ходили бы в мюзик-холлы!
Фотэрингей. Я как-то не собирался вот так все сразу... Честно говоря, я
слегка побаиваюсь. И пока не думал совершать что-нибудь... особенное.
Мисс Хупер (как бы в пику Эйде). Вы меня лучше слушайте, мистер
Фотэрингей. К чему такая опрометчивость? Разве можно творить чудеса как
попало. Нельзя расточать такой дар на эгоистические дела!
Билл Стоукер. Оо! Значит, только на возвышенные!
Мисс Хупер. Да, именно на возвышенные, мистер Стоукер. Способность
творить чудеса и дар исцеления - это не пустяки. Вам нужен хороший
советчик, мистер Фотэрингей.
Хозяйка. Очень разумно. Вам необходим советчик, мистер Фотэрингей.
Фотэрингей (почесывая щеку). Пожалуй, да. Я как-то не думал об этом.
Мисс Хупер. Обратитесь к мистеру Мэйдигу, новому баптистскому
проповеднику.
Хозяйка. Ах нет, мистеру Фотэрингею надо поговорить с нашим пастором.
Билл Стоукер. Уж будьте покойны, они вам присоветуют, что тот, что
другой. Из обоих уж песок сыплется. Праведные старцы, умом обиженные, во
всяком случае, наш пастор. А Мэйдиг просто болтун. Послушайте моего
совета, Фотэрингей, думайте лучше о себе, чем о других. Не растрачивайте
попусту свой Дар!
Эйде. На всем свете не найдется женщины, которая отвергла бы того, кто
творит ради нее чудеса!
Фотэрингей бросает на нее взгляд.
Мисс Хупер. Поищите советчика, мистер Фотэрингей.
Хозяйка. Джейн, соберите, пожалуйста, тарелки. А теперь, кто хочет
омлет с вареньем, а кто пудинг? С чудесами или без чудес жизнь все равно
продолжается. Не можем мы здесь засиживаться, работа не ждет.
На экране отдел тканей магазина "Григсби и Блотт"; конец рабочего дня.
За уборку здесь еще не принимались. В конце прилавка сгрудился целый ворох
товаров, повсюду в беспорядке лежат развернутые рулоны тканей. Фотэрингей,
ковыряя в зубах, прислонился в глубокой задумчивости к полкам.
Входит майор Григсби, хозяин магазина. Фотэрингей вытягивается.
Григсби. Живее, живее, мистер Фотэрингей! Что с вами сегодня? До
закрытия осталось всего пять минут, а посмотрите, что тут творится, только
посмотрите. Все вверх ногами. Да здесь на полчаса уборки.
Фотэрингей. Извините, сэр. У меня был сегодня довольно беспокойный
день. Но я быстро справлюсь.
И он принимается скатывать кусок материи в рулон; тут его осеняет идея.
Он жестикулирует и бормочет чуть слышно:
- Все по местам!
И в тот же миг рулоны сами скатываются, разбросанные товары
выравниваются в правильные стопки - словом, все занимает свои места.
Григсби поражен. Он стоит, разинув рот. Смотрит на Фотэрингея, который
упирается обеими руками в прилавок.
Фотэрингей (нарушает молчание). Я же говорил, сэр, что справлюсь
быстро.
- Да, да, конечно, быстро. Я и не заметил, как... Гм, странно... но...
Весьма, весьма странно. А вы уверены, что товар не пострадал при таком
способе?..
Фотэрингей. О, это ему только на пользу.
Григсби, все еще не оправившись от изумления, медленно пересекает кадр.
Оборачивается и смотрит на Фотэрингея, который нарочно глядит в сторону.
Григсби отводит взгляд, потом снова оборачивается. Оба испытующе глядят
друг на друга.
Григсби, оглядываясь на Фотэрингея, уходит. Фотэрингей почесывает щеку.
Затемнение.
Вечер. Улица. В отдалении кабачок "Длинный дракон". Прохожие.
Фотэрингей после рабочего дня вышел подышать. В руке у него трость.
Поигрывая тростью, он направляет свои шаги к "Длинному дракону".
Останавливается в нерешительности. Продолжает вертеть в руках трость, что
выдает его неуверенность. Постояв, круто поворачивается и уходит в другую
сторону. Здесь крупный план отсутствует. Вся сцена снята с расстояния
примерно в тридцать ярдов.
Поздний вечер. Яркий свет луны. С краю тротуара ступеньки. На
ступеньках сидит Фотэрингей. Лицо его горит возбуждением; глаза широко
открыты. Им владеет что-то среднее между вдохновением и безумием.
Фотэрингей. Я могу все. Решительно все. Захочу и сделаю с этой
несчастной луной что мне вздумается. Все святые, любая наука - все ничто
передо мной! И трусить тут нечего, говорю вам. Нечего трусить!
Он бьет тростью по ступенькам и ломает ее.
- А, черт, сломал трость! Семь шиллингов шесть пенсов заплатил за нее
на рождество. Любимая моя трость.
Фотэрингей (сочувственно обращается к трости). Доломал тебя? Ну ничего,
старушка, погоди. У твоего хозяина, надеюсь, еще не пропал дар исцеления.
Все устроится как нельзя лучше. А ну-ка будь не тростью, а кустом, большим
розовым кустом, прямо тут, на самой дороге, а на ветках пусть растут
чудесные розы... Мм, какой аромат!
Фотэрингей. Стоп, кто это там шагает по дороге? Никак старина Бобби
Уинч? Вот уж некстати! Назад, приказываю тебе. Фу, пропасть!
Розовый куст тут же отступает назад и наносит удар Уинчу -
представителю местной полиции; тот в ярости оглядывается по сторонам. Он
только теперь показался в кадре. Словно Лаокоон, он вступает в короткую
схватку с вьющимся розовым кустом, который весь усеян пунцовыми цветами и
колючками.
Фотэрингей (розовому кусту). Черт возьми! Оставь же его! А вы отойдите.
Дайте кусту исчезнуть.
Розовый куст исчезает.
Уинч наступает на Фотэрингея, тот встает ему навстречу. Каска Уинча
съехала набок. Все лицо его в царапинах и мрачно, как туча.
Уинч. Послушайте, милейший. Это что еще за шутки? Кто вам позволил
кидаться ежевикой, а?
Фотэрингей. Я и не думал кидаться ежевикой. Просто... ну... если я что
и сделал, так только чудо.
Уинч. Ха-ха-ха! Так это вы, мистер Чудотворец? Значит, это вы? Так-то
вы проводите ночи, а? Разучиваете новый фокус? Ну-ну, только на этот раз
вы перестарались. Пеняйте на себя.
Фотэрингей. Я совсем не хотел, чтобы этот куст задел вас, мистер Уинч.
Поверьте, не хотел.
Уинч. Нет, хотели. Вы оскорбили полисмена при исполнении служебных
обязанностей. Я уже слышал, что вы нарушаете общественный порядок. Теперь
это подтвердилось.
Фотэрингей. Да, но... Все можно легко объяснить.
Уинч. Тем лучше, вот вы и дадите объяснения старшему инспектору.
Фотэрингей. Что вы, мистер Уинч, неужели вы принимаете все это всерьез?
Уинч. Не я - закон!
Фотэрингей (почти со слезами). Как, вы хотите меня арестовать? Меня,
всеми уважаемого гражданина? Нет, вы этого не сделаете, мистер Уинч.
Уинч. Сделаю. Идите за мной.
Фотэрингей. Не пойду.
Уинч. Пойдете.
Фотэрингей. Ах, идите вы сами... в пекло! Я ведь...
Фотэрингей умолкает, пораженный. Полисмен исчез.
- Ну вот! О господи! Исчез. (Лицо у Фотэрингея бледнеет. Он шепчет.)
Исчез, отправился в... в... в пекло!
Фотэрингей. Но если я его верну, он же всем разболтает...
Действие переносится в глухое место среди скал, озаренное мрачным
светом. Из земли поднимаются тонкие струи пара. За скалы робко зацепилось
какое-то странное полурастение, полуживотное. Через экран проплывают два
печальных призрака, занятые глубокомысленным разговором. Они бесплотны и
почти прозрачны. Вдруг, широко расставив ноги, появляется изумленный
констебль Уинч.
- Где я?
Он сдвигает каску и почесывает затылок.
Уинч. В ловушку, что ли, он меня заманил? Вечные фокусы. А здесь,
кажется, жарковато. Эй!
По переднему плану пробегает какой-то зверек, похожий на ящерицу. Над
головой Уинча кто-то хлопает крыльями, но кто - не видно, лишь тень падает
на скалы.
Уинчу явно делается не по себе, однако он держится молодцом. Вынимает
записную книжку.
- Возьмем-ка лучше все это на заметку. (Достает огрызок карандаша.)
Молодой полисмен должен все тщательно подмечать. Так, засечем время.
(Смотрит на ручные часы.) Что за черт, бумага почернела. И подошвы горят.
Ну и ну!
Зрители снова видят Фотэрингея, одиноко стоящего посреди улицы,
освещенной луной.
Фотэрингей. Пекло... Вероятно, местечко не из приятных. Нехорошо с моей
стороны ни с того, ни с сего отправить человека в ад! А где же любимая моя
тросточка? Ах да, пусть моя трость вернется, но... но только несломанная.
Так, а теперь как же мне быть с Уинчем?
Фотэрингей (взывает к ночи). Как мне быть с Уинчем?
Фотэрингей. Вернуть его нельзя. Но оставить его там я тоже не могу...
Есть! Сан-Франциско! Это же почти на другом конце света. Пусть мистер
Уинч, где бы он ни был, немедленно отправляется в Сан-Франциско. И...
В кадре одна из оживленных улиц Сан-Франциско.
Вся эта сцена должна быть снята при ярком освещении, очень четко и с
большого расстояния. Должно создаться впечатление, что мы видим все это
издалека в полевой бинокль. Голосов не слышно. Звуковое оформление -
гудки, свистки, выкрики, но тихие, приглушенные, словно звуки волшебной
свирели. (Примечание: поскольку в Эссексе 12 ч. 30 мин. ночи, значит, в
Сан-Франциско 4 ч. 30 мин. пополудни.)
Вдруг в самой сутолоке уличного движения появляется мистер Уинч в
каске, сбитой набок, с записной книжкой и карандашом в руках. Светофор
открыт. Неожиданное препятствие нарушает уличное движение. Мистер Уинч
спасается просто чудом. Ведет он себя крайне неосторожно, летит сломя
голову, но отделывается счастливо. Преследуемый двумя сан-францисскими
полисменами и возмущенной толпой, он добирается до тротуара и делает
отчаянную попытку улизнуть. Сбивает с ног китайца с бельем, опрокидывает
корзину с яблоками, успевает подняться на несколько ступенек по пожарной
лестнице, но тут его настигает полисмен, и он исчезает из виду,
затерявшись в огромной, все растущей толпе зевак.
Опять перед нами Фотэрингей, медленно идущий к дому.
- Мне необходим советчик. Ясно, как день, мне необходим советчик. Не
знаю, что же в конце концов делать с этим Уинчем? Все это слишком
невероятно. Придется все время о нем помнить и каждые два-три дня
отправлять его назад в Сан-Франциско. Но ведь дело не только в одном
Уинче. Нет... Ведь у меня задумано еще кое-что, планов хоть отбавляй.
Некоторые, как подумаю о них, даже... даже пугают меня...
- И все-таки надо за них приниматься. Хотя бы попытку сделать.
- Во-первых, Эйде...
Улыбка на его лице выражает радужные ожидания.
- Недурно бы заткнуть за пояс этого Билли Стоукера...
Все та же лунная ночь. Переулок между высокими, густыми изгородями, под
которыми всегда темно, вливается в широкую, открытую улицу. Видны две
пригнувшиеся фигуры, которые осторожно крадутся по переулку. В движениях
обоих что-то виноватое. Когда они выходят на лунный свет, оказывается, что
это Эйде и Билли Стоукер.
Эйде. Теперь, Билл, ты не станешь говорить, что я тебя больше не люблю?
Билл. Эйде, любимая моя. Ты лучшая на свете. Любимая. Моя любовь.
Эйде. Правда, твоя?
Билл. Конечно. (Он обнимает ее и целует.)
Эйде (глубоко вздыхая). Как хорошо! Божественно! Что может с этим
сравниться! И подумать только, Билл, ты ревновал меня к этому бедняге
Фотэрингею!
Билл. К нему и к его чудесам!
Эйде. Наверное, сейчас ужасно поздно, Билл?
Билл. Господи, половину уже пробило! Пора домой. Дверь запрут. Придется
звонить.
Эйде. Нам нельзя возвращаться вместе, Билл. Пойдут разговоры.
Билл, Да, да. (Обдумывает положение.) Ты иди к парадной двери. А я
обогну дом и влезу по водосточной трубе в мужскую спальню. Мне это не
впервой. Окно никогда не запирают. Ну, я пошел переулком, нашим переулком.
Эйде. Смотри не упади.
Билл. Кто, я?
Эйде. Поцелуй меня на прощание, Билл.
Они целуются. Затемнение.
Эйде робко идет по улице прямо на зрителя, направляясь к магазину
"Григсби и Блотт". На углу слева выныривает мистер Фотэрингей, весь еще во
власти своих любовных мечтаний.
- Неужели это Эйде? Та самая девушка, о которой я только что думал!
Эйде. Неужели это Джордж! Вы знаете который час, Джордж? Вам хорошо,
снимаете себе отдельную комнату и не должны каждый вечер являться не позже
половины одиннадцатого.
Фотэрингей (останавливаясь перед ней). В такую лунную ночь, Эйде, я
готов совсем не возвращаться домой. А вы?
Эйде. Ночь прелестна. Да, в самом деле прелестна. Сотворили
какие-нибудь новые чудеса, Джордж?
Фотэрингей. Ничего особенного. Не так уж весело творить чудеса в
одиночестве. Нужно, чтобы кто-то тебя вдохновлял. Ну, скажем, вот...
Видите часы на церкви?
Оба оглядываются. Часы на церкви показывают без четверти одиннадцать.
Голос Фотэрингея. Вы и все остальные часы и будильники в Дьюинтоне,
отстаньте на двадцать, нет, на двадцать пять минут, ну, живо!
Стрелки часов двигаются назад.
Снова улица.
Фотэрингей (показывает Эйде при свете зажженной спички свои наручные
часы). Видите? На моих часах то же самое! Все в порядке, Эйде. Если теперь
вы позвоните и вас впустят, то часы в прихожей вас тоже не подведут.
Эйде. Да, вот это настоящее чудо, Джордж. И очень милое.
Фотэрингей. Ну, для вас, Эйде, я мог бы и не такое чудо сделать.
Знаете, зачем я переменил двадцать минут на двадцать пять? Только для
того, Эйде, чтобы поговорить с вами немного. Понимаете?
Она (кокетничая). О, пять минут, Джордж, вы заслужили.
Фотэрингей. Я заслуживаю много большего. Я бы... для вас, Эйде, я бы
мог творить неслыханные чудеса. Вы разжигаете мое воображение.
Эйде. Вы и так много сделали для меня.
Фотэрингей. Ах, Эйде! Что бы я ни сделал, только бы заставить вас...
ну... полюбить меня, хоть чуть-чуть. Все что угодно. Если б только я мог
заставить вас... ну, чтоб вам захотелось меня поцеловать.
Эйде. О, Джордж! Чудеса не чудеса, но так вы не должны со мной
говорить.
Фотэрингей. Почему не должен? Разве я вам не нравлюсь? Ни капельки?
Эйде. Нравитесь, но только не гак... Не так, мистер Фотэрингей. (Она
умышленно не называет его Джорджем.)
Фотэрингей. Почему же не так?
Эйде. Не знаю. Право, не знаю.
Фотэрингей. У вас есть кто-нибудь другой? А? Я все вижу.
Эйде. Вас это не касается, мистер Фотэрингей. Во всяком случае, так вы
мне не нравитесь. А не так... Вы славный, но не в моем вкусе. Тут уж
ничего не поделаешь. Есть кто-нибудь другой или нет, от этого для вас
ничего не меняется. Я не могла бы вас полюбить.
Фотэрингей. Не могли бы?
Эйде. Нет. И покончим с этим.
Фотэрингей. Минуточку, Эйде! Постойте! Вы уверены, что никогда не
полюбите меня? А про чудо вы забыли? Что, если вас заставить?
Эйде. Как вы так можете, мистер Фотэрингей! (В испуге она отступает.)
Нет, этого вы не сделаете, мистер Фотэрингей.
Фотэрингей. Ха! Посмотрим, моя милочка. Посмотрим, что получится. Не
сделаю? А ну-ка, влюбитесь в меня. Влюбитесь безнадежно. Забудьте навсегда
Билла Стоукера и любите только меня. Ну!
Она глядит на него как завороженная. Сначала не произносит ни слова.
Потом шепчет:
- Нет. (И громче.) Нет. (Совсем громко и ликующе.) Нет! Нет, я влюблена
в вас сейчас ничуть не больше, чем раньше! Чуда не вышло. Не вышло, мистер
Фотэрингей. Нет никаких перемен в моих чувствах к вам. К вам со всеми
вашими фокусами. Я вам не какие-нибудь несчастные часы, или там кролик,
или еще что-нибудь такое. Как вы напугали меня, мистер Фотэрингей! Ох! Как
напугали. (Она глядит на него, все еще не оправившись от испуга.) Мне
пора, мистер Фотэрингей. (Она поворачивается и убегает.) Доброй ночи!
Магазин "Григсби и Блотт". В кабинете администратора майор Григсби. Это
самоуверенный, коренастый человек, типичный владелец магазина, из бывших
военных. Кабинет его отделен стеклянной перегородкой от бухгалтерии, за
которой виден сам магазин. Большой письменный стол майора украшают деловые
бумаги, образцы товаров и дамская шляпка на подставке. Майор обдумывает
предстоящий разговор с Фотэрингеем. Повторяет про себя заготовленные
фразы. Наконец нажимает на кнопку звонка. Появляется мальчик-ученик.
- Вызовите ко мне Фотэрингея. Или нет... Попросите мистера Фотэрингея
зайти ко мне.
Опять повторяет про себя заготовленные фразы. Встает и принимается
ходить по тесному кабинету, ведя спор с самим собой.
Появляется Фотэрингей, вернее, над матовым стеклом двери кабинета
появляются его лоб и нос. Привычка заставляет его держаться с Григсби
почтительно, но в манерах уже заметна уверенность. Он смотрит на майора,
майор - на него. Потом он не спеша открывает дверь и спрашивает вежливо,
но не заискивающе:
- Вы хотели меня видеть, сэр?
Григсби жестом администратора предлагает ему стул. Затем, вспомнив о
своем положении, снова садится за стол.
Григсби (уже на своем месте). Прошу, мистер Фотэрингей, мне хотелось с
вами поговорить.
Фотэрингей опускается на стул.
За своим столом Григсби снова чувствует себя великим дельцом, человеком
сильным и проницательным. Фотэрингей же, как всегда, полон
нерешительности, новое сознание силы борется в нем со старым чувством
зависимости. Так всегда бывает с человеком, которого вдруг щедро одарила
судьба.
Григсби. Так вот. Мне нужно поговорить с вами. Признаться, мистер
Фотэрингей, я был крайне поражен тем, каким способом вы вчера вечером
привели в порядок свой отдел. До крайности поражен. Это было сделано
молниеносно. Не могли бы вы... хм... не могли бы вы... (он склоняет голову
набок)... все же объяснить мне, как вам это удалось? Мне говорили, что вы
уже проделывали нечто подобное.
Фотэрингей (невольно настораживается, не зная, впрочем, против чего).
Объяснить я могу... и в то же время не могу. Попросту говоря, это можно
назвать чудом.
Григсби. А не кажется вам, что слово "чудо" несколько старомодно?
Фотэрингей. Ну, можно еще сказать, что это сделано... это сделано с
помощью силы воли, вопреки естественному ходу вещей.
Григсби. А, сила воли. Теперь я начинаю кое-что понимать. Разве мог бы
человек, не имеющий Силы Воли, создать за какие-нибудь семь лет столь
солидное и преуспевающее предприятие, как наше, у которого уже три филиала
и сорок девять служащих, начав дело с какой-то лавчонки и всего-навсего
пяти помощников. Сила Воли важнее помощников, важнее компаньонов, важнее
покупателей... Признаюсь вам откровенно, мистер Фотэрингей, вы никогда не
производили на меня впечатление человека, который способен на нечто
подобное.
Фотэрингей. Да я таким и не был. На меня это вдруг нашло.
Григсби. Вы никогда не замечали за собой этой Власти, не пробовали
подчинять чужую волю своей?
Фотэрингей. Разве что изредка, с покупателями.
Григсби. И не очень успешно.
Фотэрингей. Мне кажется, и сейчас это не очень-то получилось бы. Я могу
делать другое - просто чудеса, старомодные чудеса, вроде магии; ну там
исцелять или могу заставить появляться и исчезать всякие предметы и
животных, переносить людей и вещи куда угодно. И превращать одно в другое.
Это все я могу. Никогда и не знал за собой такого, но вот, оказывается,
могу.
Григсби (не спуская с него глаз). Однако влиять на чувства и поступки
людей не можете?
Фотэрингей. Видимо, не могу.
Григсби. А пробовали?
Фотэрингей (уклончиво). Ничего не вышло.
Григсби. Ну-ка, ну-ка, расскажите.
Фотэрингей. Просто я хотел, чтобы один человек изменил свои чувства ко
мне. Ерунда. Не стоит об этом и говорить.
Григсби. В этом замешана женщина? Тогда молчок. Эта область меня не
интересует. Поговорим лучше о вещах серьезных, мистер Фотэрингей. Я хочу
сделать вам деловое предложение. Так вот. Так вот... Даже если, как я
понимаю, не в вашей власти доставлять людей приходить к нам и покупать, у
вас есть другие преимущества. Работоспособность. Высокое качество
обслуживания. Например, вы могли бы наводить порядок в наших магазинах,
открывать их по утрам, доставлять на места покупки... И все это с помощью
чуда. Но как? Вам это не приходило в голову? Все очень просто. Я думал о
том, как вы вчера привели в порядок свой отдел. Такая уж у меня привычка -
обдумываю все ночью перед рассветом. Никто и не подозревает о
напряженности моей умственной жизни. Огромная сосредоточенность. Только
представьте себе! "Григсби, Блотт и Фотэрингей - Чудеса мануфактуры". Само
собой разумеется, вы должны подписать обязательство, что будете
использовать ваш дар исключительно для нашего предприятия. Никаких чудес
на стороне. Вы меня понимаете, мистер Фотэрингей?
Фотэрингей. Да, но...
Григсби. Я все продумал. Все рассчитал. В первый год мы могли бы
гарантировать вам доход в три тысячи - три тысячи фунтов стерлингов! Нет
такого конкурента, которого бы мы не обскакали, хотя бы по обороту и
доходности. Мы будем торговать по всему западному побережью, по всей
Англии. При таких преимуществах для нас нет невозможного. Хотите, назовите
меня мечтателем, мистер Фотэрингей. Но поверьте, настоящий делец всегда
немного мечтатель. Поэзия торговли! Я уже вижу, как капитал Григсби,
Блотта и Фотэрингея превращается в миллионы, как мы проникаем во все
уголки земного шара.
Фотэрингей. Во все?
Григсби. Во все!
Фотэрингей (на секунду задумываясь). И Сан-Франциско как раз в одном из
таких уголков, а?
Григсби. Надо полагать. А что?
Фотэрингей. Да так, пришло в голову. Вы случайно не знаете, сэр,
сколько отсюда до Сан-Франциско?
Григсби. Недели три или месяц, наверно. А почему вы об этом
спрашиваете?
Фотэрингей. Три недели, не меньше?
Григсби. По крайней мере. А что?
Фотэрингей. Просто хотел узнать. У меня там родственник один.
Наплыв, а следом красочный эпизод в сан-францисской больнице. Мы видим
форму мистера Уинча, его каску и пояс, которые висят то ли на вешалке, то
ли в шкафу, их внимательно рассматривает нахальный репортер (Y). К самому
Уинчу является еще один, уже более интеллигентный репортер (дальше он
зовется X). (Репортеры, участвующие в разговоре, обозначены X, Y, Z). В
кадре появляется мистер Уинч, с забинтованной головой, в кресле на
колесиках, окруженный вездесущими газетчиками (с весьма характерной
внешностью).
X. Это все, что вы можете нам сказать, мистер Уинч?
Уинч. Да, это все, что я могу вам сказать.
Y. Но это же бред сумасшедшего.
Z. Никакого просветления.
Уинч уходит за кадр. Крупным планом - беседующие репортеры. Среди них
один, X, - человек более тонкого понимания, чем остальные; он потрясен
случившимся.
Y. Все равно, ребята, этот материал не пойдет. Малый просто свихнулся.
Z. Что он все-таки плел насчет каких-то роз и ежевики?
X. А между тем одет он был в самую настоящую английскую полицейскую
форму. Слово даю, в этом что-то кроется. Из области Четвертого Измерения
или тому подобного.
Y. Откуда он свалился? Вот единственное, что интересует меня.
X. А что вы думаете насчет его формы?
Z. К черту форму! Эд про это не тиснет ни строки. Мы в Соединенных
Штатах привыкли, чтобы люди исчезали. Вот это чистый материал. Но ведь он
не исчез, а появился. Нет, этим никого не удивишь.
X. Говорю вам, в одежде все дело, да и записная книжка у него вся
обуглилась.
Z. И записи невозможно разобрать!
X. Но одно все-таки ясно: он самый настоящий английский полисмен и
попал сюда прямо из Эссекса. В мгновение ока. Как? Одному богу известно.
Но так быстро, что его башмаки и записная книжка обуглились.
Y. Можете преподнести это как материализацию духа!
Z. И убеждать в этом простаков, которые читают вашу газету. А мне место
терять неохота.
Y. Вот-вот, морочить людям голову.
X. Это же блестящая сенсация! Нам всегда нужно искать что-нибудь
свеженькое. И вот, пожалуйста, вам свеженькое - ничего подобного раньше не
случалось. Но так как мы не можем подогнать эту историю под знакомый
шаблон, придется от нее отказаться. Ничего не попишешь, ребята. Точно так
же, как отказались бы писать о полете в воздухе, о подводных лодках или
радио полсотни лет назад. Это сверхновость. А сверхновости не для газет.
Ей же ей, нет на свете ничего более низкого и жалкого, чем человеческое
воображение! Мы свидетели самого удивительного и невероятного