Страница:
Никакого огня. Никакой крепости. Что вы с ним такое сделали?
Дворецкий. Уверяю вас, сэр...
Полковник. Не станете же вы уверять меня, что я пью виски, если это не
виски!
Что-то падает со страшным звоном, и разговор прерывается.
Полковник. А это еще что за чертовщина? Что случилось? Сначала мне
подают воду вместо виски, потом дом рушится. Что-то неладное с моей
коллекцией. Ступайте посмотрите. Ступайте же! Ну что вы уставились и ни с
места?
Дворецкий выходит.
Полковник (снова принимается за виски). Это ОТРАВА. Меня отравили. Эй!
Моди! Что случилось? Почему вы там застряли?
Из гостиной слышны быстрые шаги дворецкого.
Вот он опять появляется, оставив дверь в гостиную открытой. На лице его
написаны ужас и изумление, в руках он держит серп.
Дворецкий (говорит с трудом). Ничего не понимаю, сэр. Три минуты назад,
когда я проходил через холл, все было в полном порядке. А сейчас... это
что-то ужасное.
Полковник. Что ужасное? Говорите же, что?
Дворецкий. Ваша коллекция, сэр... Вся ваша коллекция...
Полковник. Ну, говорите же, ну!
Дворецкий. Вся коллекция, решительно вся, так сказать, исчезла, сэр.
Полковник. Исчезла!
Дворецкий. Да, сэр, исчезли шпаги и все остальное, а вместо них полно
разных других штук, которые, по-моему, смахивают на земледельческие
орудия... все это разбросано по полу. Вот посмотрите.
Дворецкий с отвращением протягивает серп полковнику, и тот осматривает
его.
Полковник (не скрывая удивления). Что это? Что означает этот символ
большевиков? В чем дело? Как все это понимать? Неужели весь дом сошел с
ума? Исчезли мои шпаги! Как исчезли? Что вы говорите? Ничего не понимаю.
Пойдемте поглядим.
Холл в доме полковника. Полковник и дворецкий созерцают картину
разгрома. Коллекция полковника превращена в лемехи и серпы, почти все они
валяются на полу.
После краткого молчания полковник восклицает:
- Попадись мне тот ИДИОТ, который натворил все это! Разве в Дьюинтоне
нет полиции? Этот прохвост побывал здесь только что, пока я сидел в
кабинете. Он украл мои шпаги! Это ясно как день. Но на кой черт он оставил
здесь всю эту дрянь?
Звонок у входной двери.
Полковник. Кто еще там звонит в такой поздний час?
Дворецкий. Не представляю себе, сэр.
Полковник. А вы не представляйте. Вы идите и поглядите! Ну, если кто-то
решил меня разыграть, я ему покажу...
Дворецкий отворяет входную дверь. Появляются старший инспектор полиции
Смитлз и полисмен Тамбл. Оба смущены. У помощника инспектора в руках
телеграмма.
Полковник (вне себя). Ах, это вы! Полюбуйтесь, полюбуйтесь, что здесь
творится. Мои шпаги... моя коллекция! Вам что-нибудь известно? Входите же,
черт вас подери! Ну, что вы застряли на пороге и глазами хлопаете? Это
случилось только что! Входите и полюбуйтесь, что сталось с моим оружием!
Старший инспектор и полисмен, тяжело ступая, медленно входят и с
недоумением оглядывают холл, в котором, царит полный беспорядок. Затем
обмениваются многозначительными взглядами.
Полковник (рявкает). Ну?
Старший инспектор. Та-ак, вот, значит, еще.
Полковник. Что еще?
Старший инспектор. Еще чудеса.
Полковник Уинстенли готов разразиться проклятиями, но, к счастью для
блюстителей порядка, лишился дара речи.
Старший инспектор. В этом районе, сэр, уже совершено несколько чудес.
Что-то из ряда вон выходящее.
Полковник. Чудес?!
Старший инспектор. Да, чудес, сэр.
Полковник. Но чудес не бывает!
Старший инспектор. Не совсем так, сэр. К великому прискорбию, сэр. Мы
бы не посмели беспокоить вас ночью по пустякам. Но, видите ли, сэр,
поскольку вы являетесь членом парламента, мы думали, вы могли бы помочь
нам...
Полковник. Что еще такое? В чем дело?
Старший инспектор. Речь идет о нашем констебле Уинче, который исчез
прошлой ночью. Мы обыскали все. Даже дно у мельничной плотины. Навели
справки по всей линии железной дороги.
Полковник. Уж не хотите ли вы, чтобы я сейчас, за десять минут до
полуночи, пустился на розыски?
Старший инспектор. Что вы, сэр! Но мы получили телеграмму.
Полковник. Ну и что это за телеграмма?
Старший инспектор. Телеграмма, сэр, из... из Сан-Франциско.
Полковник. Ого! Что такое? (Хватает телеграмму. Читает.) "Телеграмма с
оплаченным ответом, 36 слов. Дьюинтонское полицейское управление, Эссекс,
Англия. Сообщите, исчез ли полисмен Уинч точка. Таинственно появился здесь
точка. Легко пострадал уличной катастрофе собственной вине точка.
Ссылается на чудо точка. Обвиняет некоего Фотэрингея точка. Все сведения и
распоряжения для полисмена телеграфируйте лично мне Сан-Франциско,
канцелярия Уилла Прэкмена точка. Расходы несу я".
Полковник. Попахивает мистификацией.
Старший инспектор. При всем уважении к вам, сэр, должен заявить: это не
мистификация, а нечто более серьезное. И все этот малый, Фотэрингей.
Полковник. Фотэрингей! Дайте мне виски. Если я не глотну виски, то
совсем с ума сойду.
Дворецкий. Слушаюсь, сэр... но...
Полковник. О господи! Неужели и тут чудо?
Дворецкий. Я принесу новую бутылку, сэр, возьму еще нераскупоренную.
Снова кабинет полковника. Дворецкий распечатывает и откупоривает
четырехгаллоновую бутыль виски. Все его окружают, затаив дыхание, но все
же храня слабую надежду. Наливаются четыре бокала - без содовой. Сейчас не
до пустяков. Четверо мужчин делают по глотку одновременно и ставят бокалы
на место. Лица их мрачны.
Полковник (прерывая молчание). Мыльная вода.
Старший инспектор. Даже еще хуже, сэр. Я бы назвал это напитком
трезвенников.
Полковник. Ну, Моди, что скажете?
Дворецкий. Ничего не понимаю, сэр. Но клянусь, скорей я отравлю дитя,
чем оскверню виски.
Старший инспектор. Поверьте мне, это опять Фотэрингей.
Полковник. Фотэрингей! Снова Фотэрингей. Спокойно. Будем соблюдать
спокойствие. Так. Полнейшее спокойствие. Я повидаю этого малого завтра
утром. Не волнуйтесь. Я только побеседую с ним. Тихо-мирно. Горячиться
бесполезно. Я все у него выясню. Смитлз, вы приведете его ко мне как бы
случайно. Будто просто, чтобы посоветоваться. Приведете ко мне в сад. Не
вспугните его. Но не сводите с него глаз, когда поведете. Дубинку держите
наготове. Пусть только пальцем шевельнет. Пусть только попробует выкинуть
какой-нибудь номер, бейте его по голове. Я вам помогу.
Полковник (сам с собой). Нет, сегодня вечером я не буду с ним
встречаться. Только на открытом воздухе. Среди бела дня. Когда видишь
каждое его движение. Лицом к лицу.
Розарий возле дома полковника. Милый старомодный сад, всевозможные
породы деревьев, даже чилийская араукария. Виден дом. Ярко светит солнце.
Полковник весь в белом, на голове у него соломенная шляпа, в руках
инструмент, которым можно выпалывать одуванчики и подорожники, не
наклоняясь. Однако занят он не прополкой. Он шагает взад и вперед, волоча
за собой свой инструмент. Бессонная ночь не принесла покоя. Он уговаривает
себя:
- Надо спокойно и уверенно взять все в свои руки. Без шума. Без лишнего
волнения. Изучить противника. При необходимости быть беспощадным. Только
огласки лучше избежать. Вот и они!
Видны приближающиеся старшин инспектор полиции и Фотэрингей.
Полковник Уинстенли. Так вот он, чудотворец. Прямо скажем, не похож.
Негодяй. Испоганил мне виски, испортил коллекцию. Только не волноваться!
Взять себя в руки! Так что же, господин старший инспектор, это и есть тот
самый молодой человек, с которым вы хотели меня познакомить?
Старший инспектор. Да, я привел мистера Фотэрингея, сэр, как вы
приказали.
Фотэрингей (с привычной почтительностью и с вновь обретенной
уверенностью). К вашим услугам, сэр.
Полковник Уинстенли. Мне нужно с вами поговорить. Серьезно с вами
поговорить. Как член парламента и первый помощник судебного исполнителя
графства, как бывший владелец ценной коллекции оружия, как хозяин некогда
великолепного погребка, как организатор местного Общества защиты закона и
порядка и, наконец, как согражданин нашего бедняги констебля Уинча, я
должен с вами поговорить. Мне хотелось бы, если позволите, получить
объяснение...
Фотэрингей. "Как" - но это я сам бы хотел узнать. "Почему" - объяснить
почти так же трудно. Я, кажется, умею творить чудеса - вот все, что я
знаю.
Полковник Уинстенли. Миленькие чудеса, что и говорить!
Фотэрингей. Видите ли, трудно угадать, что можно делать, не обижая
других.
Полковник Уинстенли. Не обижая других! А как еще, черт возьми,
рассматривать мне этот фокус с моим виски и коллекцией?
Фотэрингей. Но мистер Мэйдиг...
Полковник Уинстенли. Мэйдиг - этот новый проповедник, да? Он-то тут при
чем?
Фотэрингей. Он мне дал совет.
Полковник Уинстенли. Дал совет!
Фотэрингей. Он считает, что если хоть раз вы ляжете спать трезвым...
Полковник Уинстенли. Будьте добры повторить, что вы сказали.
Фотэрингей. Ну, если бы у вас не нашлось чего выпить...
Полковник Уинстенли. Продолжайте, сэр, продолжайте. Я выдержу. Выслушаю
вас до конца.
Фотэрингей. А что касается этого символического превращения ваших шпаг,
мы хотели этим в какой-то мере, так сказать, подготовить ваше сознание к
Мирной эпохе.
Полковник Уинстенли. И когда же эта эпоха наступит?
Фотэрингей. В самом скором времени. Мир, Изобилие. Мистер Мэйдиг мне в
точности объяснил, с чего начинать.
Полковник Уинстенли. Когда же все-таки вы решили начать?
Фотэрингей. Я должен встретиться с ним около двенадцати, так что,
думаю, Золотой век мы начнем что-нибудь сразу после полудня.
Полковник (делается устрашающе спокойным. Он говорит, обращаясь к
саду). Они думают начать Золотой век сегодня после полудня. (Потом
обращается к небу и к вселенной, произнося слова с расстановкой.) Они...
думают... начать... Золотой... век... сегодня... после... полудня. (Он
оборачивается к Фотэрингею.) При таких обстоятельствах вряд ли стоит
вспоминать мою коллекцию или виски...
Фотэрингей. И не вспоминайте. Право же, мы не хотели никого задевать. Я
сейчас верну все на место. (Жестикулирует и что-то говорит про себя.)
Полковник Уинстенли. И это все, что от вас требуется? Только и всего?
Фотэрингей. Только и всего.
Полковник Уинстенли. И чудо готово? Виски - снова виски? И коллекция на
месте?
Фотэрингей. Пойдемте посмотрим. Самое невероятное - что я действительно
могу творить чудеса. Например, я мог бы превратить этот сад в пальмовую
рощу с тиграми. Кажется, и вправду для меня нет ничего невозможного.
Полковник (вглядываясь в него). Говорите, для вас нет ничего
невозможного! Для вас?
Фотэрингей. Для меня. Подумаешь, пустяки какие!
Полковник. И вы можете решительно все?
Фотэрингей. Ну, хотите, я что-нибудь сделаю?
Полковник (слегка опешив). Кто, вы?
Фотэрингей (выдавая скрытое раздражение). А почему бы не я? Хотите
увидеть чудо? Что-нибудь грандиозное?
Полковник. Да, наверное, это полезно знать наперед, с чем придется
столкнуться.
Фотэрингей. Хотите опять побывать в Индии? Хотите взглянуть на... ну,
назовите какой-нибудь индийский город. Например, Бомбей. Пусть мы оба
очутимся в Бомбее.
На экране - оживленный Бомбей.
Фотэрингей. Ну как, полковник?
Полковник (протирает глаза). Вы даже такое можете?
Фотэрингей. А кто же это сделал? Вы довольны, что очутились в Бомбее?
Полковник. Город сильно изменился. Но я узнаю его. Да, точно, мы в
Бомбее. А как мы, черт возьми, вернемся назад, одному богу известно. У
меня после завтрака деловые свидания.
Фотэрингей. Прекрасно. Ваши свидания состоятся. Мы не станем здесь
задерживаться. Назад, в Дьюинтон, в сад полковника! А ну!
И вот они опять в саду.
Фотэрингей. Так как же, сэр? Могу я творить чудеса или нет?
Полковник. Безусловно. Расстояний для вас не существует.
Они молча направляются к дому. Затемнение.
На экране холл в доме полковника. Все на своих местах. Полковник и
Фотэрингей продолжают разговор, начатый, очевидно, раньше. Полковник сидит
на столе. Фотэрингей то стоит, то ходит взад-вперед.
Фотэрингей. К примеру, мистер Мэйдиг - у него полно Идей. И
Воображения. А разве стоит, имея этот дар, который вдруг свалился на меня,
заниматься всякими там деловыми и банковскими операциями? Мистер Мэйдиг
назвал их Системой Нужды, а мы собираемся устроить жизнь по Системе
Изобилия. Теперь люди не будут знать нужды. Они перестанут болеть и
голодать. Им не придется грабить и мошенничать. Не нужна будет и война.
Полковник. Как я вижу, ничего будет не нужно.
Фотэрингей. Нет, просто все будет по-другому. Мистер Мэйдиг говорит,
что если творить чудеса, то на месте стоять нельзя.
Полковник. А если вы положите конец войне - насколько я понял, вы
собираетесь заняться этим сегодня же, еще до вечера, и я начинаю верить,
что у вас это получится, - если вы положите конец конкуренции, освободите
людей от необходимости работать, дадите им денег больше, чем они могут
истратить, то что же людям останется ДЕЛАТЬ, спрашиваю я вас, сэр? Что им
останется делать?
Фотэрингей (простодушно и откровенно). Знаете, и меня это ставит в
тупик. Но мистер Мэйдиг говорит, отчего бы нам всем просто не любить друг
Друга?
Полковнику это кажется уже слишком. Он соскакивает со стола и орет:
- Просто всем любить друг друга! Любить друг друга! Вы что, спятили,
сэр? Или вы не человек? И у вас нет стыда? Любить! Это же самое
сокровенное, самое святое из человеческих чувств.
Фотэрингей. О, мистер Мэйдиг, по-моему, имел в виду совсем другое.
Конечно, ведь есть еще и искусство, и наука, и всякие ремесла.
Полковник. От безделья рукоделье и... (он задыхается) ...и шутовство.
Фотэрингей. Ну, можно попробовать. И мистер Мэйдиг говорит: нельзя
знать точно, что люди захотят делать.
Полковник (дает волю гневу). Мистер Мэйдиг говорит то! Мистер Мэйдиг
говорит это! А сами вы собираетесь начать этот свой бредовый Золотой век
ровно через шесть часов. Вы хоть подумали, что будет с нами со всеми? Что
всех нас ждет?
Фотэрингей. Сам я точно, конечно, не знаю. Что-то изменится. Мистер
Мэйдиг говорит...
Полковник (с жестом отчаяния). О!
Он отступает от Фотэрингея на несколько шагов, бросает взгляд на
малайский кинжал, самый зловещий из тех, что висят на стене, с минуту
колеблется, потом огромным усилием воли заставляет себя вернуться к беседе
с Фотэрингеем.
- Послушайте, мистер Фотэрингей, не подумать ли вам несколько часов
или... или даже несколько дней над всей этой штукой, прежде чем... прежде
чем дернуть за веревочку? Будьте так добры. Ведь как-никак, а у нас
цивилизованный мир. И люди сжились с ним.
Фотэрингей. Не так уж блестяще им живется.
Полковник. Но, во всяком случае, они живут. Существует империя. Порядок
все-таки.
Фотэрингей. Все это очень хорошо для таких, как вы. Но большинство
людей на земле - вроде меня. Для вас вполне естественно желание -
сохранить существующий порядок вещей. А я вот не прочь этот порядок
нарушить. Понятно? Против перемен я не возражаю. Я думаю, это может быть
даже занятно.
Полковник. Разве за последние сто лет мало было перемен и открытий: и
железные дороги, и электричество, и фотография, и пароходы, и радио?..
Фотэрингей. Это нас только чуть встряхнуло, но не проняло. Я за Большие
перемены к Лучшему.
На экране кабинет полковника. Время после полудня. Полковник сменил
свой "рабочий" костюм и теперь наслаждается сигарой. Кроме него, в
кабинете Григсби, Бэмпфилд, старший инспектор, викарий и молодой человек
весьма спортивного вида. Им уже поданы кофе, сигары, ликеры и
прохладительные напитки.
Главный в этой сцене - полковник, он невероятно возбужден. Остальные
ему во всем поддакивают.
Полковник. Мне думается, вы даже не отдаете себе отчета, насколько это
дело серьезно. Пока мы тут сидим и проводим время, эти двое сумасшедших,
опасных для общества, собираются перевернуть мир - перевернуть все вверх
дном. Уцелеет хоть что-нибудь? Я вас спрашиваю. Вы же знаете их планы,
Григсби.
Григсби. Он погубит любое дело.
Бэмпфилд. Он погубит финансовую систему. Человеческое общество держится
только на денежных отношениях, и если они будут нарушены, то полетит все.
Полковник. Он оставит страну безоружной перед любым врагом, какому
вздумается совершить налет с воздуха. Этот жалкий продавец - самый опасный
сумасшедший, какие когда-либо гуляли на свободе. Говорю вам, мистер
Смитлз, законно это или нет, но вы должны его арестовать.
Старший инспектор. Разве что сделать попытку?.. Для местной полиции
даже преступники на колесах - и то дело тяжелое, а тут предстоит
столкнуться с преступником, который умеет творить чудеса. Это выше наших
возможностей, предупреждаю вас, полковник.
Полковник (крупным планом, вид у него необычайно важный). Это выше
ваших возможностей. Что ж, я тоже не против закона и порядка - в
нормальных условиях. Но разве нормальными условиями это назовешь? Иногда
приходится прибегать к решительным действиям, никуда не денешься. Иногда
необходимо даже идти на риск и нарушать закон. Я не прошу вас,
джентльмены, разделить со мною ответственность. Разве что позднее... (На
лице полковника написана твердая решимость.) Эти люди - все равно что
бешеные собаки. И с ними следует поступать, как с бешеными собаками. Чтобы
спасти наш мир от их проклятых фокусов, все средства хороши. Когда
человека доведут до крайности... доведут до крайности... Это считается
смягчающим вину обстоятельством.
Он поворачивается и уходит, кинокамера следует за ним. Широкими шагами
он пересекает холл и удаляется. Все словно замирают.
Первым подает признаки жизни Бэмпфилд. Он кивает Григсби медленно и
понимающе. Затем оба глядят на старшего инспектора, который сохраняет
загадочную сосредоточенность. Викарий делает вид, будто погружен в
раздумье. Молодой спортсмен вытягивает шею, следя глазами за полковником.
Мы видим спину полковника, который смотрит на охотничье ружье, висящее
на стене. Он осторожно снимает его и осматривает. Но ружье не годится.
Нет. Нужна пуля, а не дробь. Он снимает военную винтовку. Подходит к шкафу
и достает из ящика патроны. Когда он заряжает винтовку, резко щелкает
затвор. Все это он проделывает, стоя спиной к зрителю. Затемнение.
Прелестная лужайка, освещенная солнцем, близ Дьюинтона. Река. Ивы над
бегущей водой, вдали дьюинтонская церковь, окруженная вязами.
Неторопливой походкой входят Мэйдиг и Фотэрингей. Мэйдиг впереди, он
ведет разговор. Фотэрингей вынужден следовать за ним.
Мэйдиг. Какой восхитительный день! И подумать только, что это канун
Новой эпохи для нашей земли! Мы на пороге величайших перемен, какие только
знал мир. Нужда исчезнет, и повсюду воцарится Изобилие. Прощай Старое, да
здравствует Новое... Знаете, мне почему-то хочется оттянуть немножко и
Начало и Конец.
Они присаживаются на упавшее дерево.
Мэйдиг. Глупый старый мир, какой урок ты получишь!
Фотэрингей. Но мне все-таки желательно точнее представить себе, что мы
собираемся делать. Ночь я провел в размышлениях. И мне еще не все ясно.
Мэйдиг. Мне тоже. Я вижу лишь огромное сверкающее зарево надежды.
Фотэрингей. Это хорошо. Но я должен творить чудеса по порядку - одно за
другим.
Мэйдиг. Понимаю.
Фотэрингей. Ну вот хотя бы дать каждому доброе здоровье. Надеюсь, это
не вызывает сомнений?
Мэйдиг. Конечно, нет! Отличное здоровье, избыток здоровья.
Фотэрингей. Так. Значит, все станут здоровыми. Но я надеюсь, что когда
люди получат отличное здоровье, они не бросят работать?
Мэйдиг. Само собой, нет. Зачем? Но только трудиться они будут не по
принуждению, а по доброй воле.
Фотэрингей. А что считается отличным здоровьем?
Мэйдиг. Это мы решим.
Фотэрингей. Врачи будут недовольны. Ведь это их дело - лечить нас. Им
не понравится наше вмешательство.
Мэйдиг. Что вы говорите, мистер Фотэрингей, что вы говорите! Не
убеждайте меня, будто врачей это не порадует - человечество, пышущее
здоровьем.
Фотэрингей. И я еще должен вам объяснять? Да у врачей тогда не
останется ничего, кроме разыгравшегося аппетита!
Мэйдиг прикидывается возмущенным.
Фотэрингей. Но ведь все так оно и есть. Люди привыкли жить по
заведенному порядку. Об этом и говорили мистер Григсби и мистер Бэмпфилд.
Если мы раздадим им кучу денег и всего прочего, ведь для них получится все
равно что выиграть, не участвуя в игре, Что же тогда им останется ДЕЛАТЬ?
Мэйдиг. О, у них будет уйма дел, уйма!
Фотэрингей. Каких?
Мэйдиг. Ну! Мы можем так организовать все - и собственность, и
производство, и торговлю, и денежные отношения, - что будет уйма дел.
Фотэрингей. Да, но мы еще не условились, как этого добиться.
Мэйдиг. Ну, это мелочи. Что же касается проблемы праздности - она уже
ставилась перед учеными, изобретателями, рационализаторами и прочими.
Проблема не новая. Вы с вашими чудесами лишь немного ускоряете события,
вот и все. Научный прогресс давно предостерегает нас. Что людям делать,
говорите? Стремиться к счастью, наслаждаться искусством, творить!
Фотэрингей. Вот когда вспомнишь полковника. И вы уверены, мистер
Мэйдиг, что люди - обыкновенные люди - так уж захотят заниматься
творчеством и прочим?
Мэйдиг. Мы должны заставить их хотеть.
Фотэрингей. Но вот тут-то моя власть и кончается. Я не могу влиять на
волю людей; я уже пробовал. Я могу перевернуть их вверх ногами, могу в
мгновение ока перебросить их в Сан-Франциско, излечивать их от болезней,
наделять богатством, но люди остаются людьми.
Мэйдиг. Человеческая личность остается верна себе.
Фотэрингей. Ну, будь по-вашему.
Мэйдиг. Но ведь вы можете воздействовать на них и косвенно. Более
здоровые люди и чувствуют себя более счастливыми. Чем людям легче живется,
тем они добрей. Они делаются только лучше, если их не раздражать и не
притеснять.
Фотэрингей. Да. В какой-то мере. В какой-то мере это так. Но разве
тогда не возникнут новые желания? У меня вот появились неудержимые
желания, мистер Мэйдиг. И от сознания обретенной власти они только растут.
Мэйдиг. О, мой юный друг! Как часто приходилось мне слышать подобные
признания от молодых людей в расцвете их сил! Знаю. Понимаю. У всех нас
бывают сильные желания. Даже у меня...
По лицу Мэйдига видно, что на него нахлынули воспоминания.
Фотэрингей. При чем тут вы! Я говорю о себе.
Мэйдиг. Уверяю вас, вы ничем не отличаетесь от других.
Фотэрингей. Вот именно. В этом-то вся и беда. Если все похожи на
меня...
Мэйдиг. Нашими желаниями должна руководить чистая любовь.
Фотэрингей. Я испытал чистую любовь.
Мэйдиг. И что же?
Фотэрингей. Этого мало. Она, эта девушка, Мэгги Хупер, и посоветовала
мне обратиться к вам.
Мэйдиг. Я знаю ее. Хорошая, скромная и благоразумная девушка.
Фотэрингей. Да. И я нежно люблю ее. Все так. Но та девушка... тот тип
девушек, какой вызывает во мне желание, совсем другой.
Он встает.
Мэйдиг. Ну-ну! Кипение страсти. Вы должны обуздать свои желания.
Фотэрингей. Почему же должен? Я желаю девушку по имени Эйде Прайс.
Мэгги пришивает мне пуговицы и штопает носки. Она очень мила, когда
пришивает пуговицы или штопает носки. Но в Эйде Прайс есть, что
называется, "пойди сюда..."
Мэйдиг (тоже встает и принимает позу проповедника). Старо, как мир.
Боритесь с искушением. Вашим девизом должно быть Служение Людям.
Фотэрингей. Почему должно быть? Почему Служение Людям? Почему я должен
делать людей здоровыми и красивыми, а сам ничего не получать взамен?
Почему я должен уступить Биллу Стоукеру, будь он неладен?
Мэйдиг. Дорогой друг!
Фотэрингей. Большинство людей скажут вам то же самое! И моя Сила - она
даст мне свободу. А все эти чудеса со Скоростью, Изобилием и Исцелением -
они дадут свободу и другим людям. Соблазн - вот что нас влечет.
Те же лица.
Раздается выстрел. Резкий свист пули. С головы Фотэрингея слетает
шляпа, он подносит к раненой голове руку. С изумлением глядит на
испачканные кровью пальцы. Вторая пуля сбивает ветку над самой его
головой.
- В нас стреляют! - кричит Мэйдиг. - Ложитесь! - И распластывается на
земле.
Однако Фотэрингей продолжает стоять.
Фотэрингей. Перестаньте! Перестаньте стрелять!
По его щеке течет кровь.
Фотэрингей. Пусть пули меня не берут. Пусть я останусь невредим. Пусть
рана на голове перестанет кровоточить и заживет.
Но лицо его и руки так и остаются в крови до конца этой части, невольно
придавая его лицу некую пугающую таинственность.
Фотэрингей. Пусть я буду неуязвим. Слышите? А ну!
Он думает, принимает решения и меняется прямо на глазах. С этой минуты
и до конца фильма в нем чувствуется подлинная сила. От его прежней
почтительности и неуверенности не остается и следа.
Фотэрингей. А теперь поглядим, кто послал эту пулю. Хочу перемолвиться
с ним словечком. Эй, вы, там! Пусть ствол вашей винтовки будет заклепан
раз и навсегда!
Он останавливается. Смотрит на Мэйдига, который, оглядываясь на
Фотэрингея, медленно поднимается на четвереньки. Взгляды их встречаются, и
в дальнейшем они уже не играют в учителя и ученика.
Фотэрингей. Встаньте, Мэйдиг... Вот все, чем сумел отплатить этот
глупый мир человеку, способному творить чудеса! Человеку, который хотел
создать для него все блага! Излечить людей! Дать им изобилие! Свободу!..
Они пытались меня убить! Остановить меня! Еще... - продолжает он
рассуждать, подняв палец, - еще какой-нибудь дюйм - и меня не стало бы...
А теперь посмотрим, кто стрелял. Кажется, я догадываюсь.
Мэйдиг. Я тоже.
Они идут вместе. У Мэйдига ноги длиннее, однако на сей раз он держится
позади Фотэрингея.
Дворецкий. Уверяю вас, сэр...
Полковник. Не станете же вы уверять меня, что я пью виски, если это не
виски!
Что-то падает со страшным звоном, и разговор прерывается.
Полковник. А это еще что за чертовщина? Что случилось? Сначала мне
подают воду вместо виски, потом дом рушится. Что-то неладное с моей
коллекцией. Ступайте посмотрите. Ступайте же! Ну что вы уставились и ни с
места?
Дворецкий выходит.
Полковник (снова принимается за виски). Это ОТРАВА. Меня отравили. Эй!
Моди! Что случилось? Почему вы там застряли?
Из гостиной слышны быстрые шаги дворецкого.
Вот он опять появляется, оставив дверь в гостиную открытой. На лице его
написаны ужас и изумление, в руках он держит серп.
Дворецкий (говорит с трудом). Ничего не понимаю, сэр. Три минуты назад,
когда я проходил через холл, все было в полном порядке. А сейчас... это
что-то ужасное.
Полковник. Что ужасное? Говорите же, что?
Дворецкий. Ваша коллекция, сэр... Вся ваша коллекция...
Полковник. Ну, говорите же, ну!
Дворецкий. Вся коллекция, решительно вся, так сказать, исчезла, сэр.
Полковник. Исчезла!
Дворецкий. Да, сэр, исчезли шпаги и все остальное, а вместо них полно
разных других штук, которые, по-моему, смахивают на земледельческие
орудия... все это разбросано по полу. Вот посмотрите.
Дворецкий с отвращением протягивает серп полковнику, и тот осматривает
его.
Полковник (не скрывая удивления). Что это? Что означает этот символ
большевиков? В чем дело? Как все это понимать? Неужели весь дом сошел с
ума? Исчезли мои шпаги! Как исчезли? Что вы говорите? Ничего не понимаю.
Пойдемте поглядим.
Холл в доме полковника. Полковник и дворецкий созерцают картину
разгрома. Коллекция полковника превращена в лемехи и серпы, почти все они
валяются на полу.
После краткого молчания полковник восклицает:
- Попадись мне тот ИДИОТ, который натворил все это! Разве в Дьюинтоне
нет полиции? Этот прохвост побывал здесь только что, пока я сидел в
кабинете. Он украл мои шпаги! Это ясно как день. Но на кой черт он оставил
здесь всю эту дрянь?
Звонок у входной двери.
Полковник. Кто еще там звонит в такой поздний час?
Дворецкий. Не представляю себе, сэр.
Полковник. А вы не представляйте. Вы идите и поглядите! Ну, если кто-то
решил меня разыграть, я ему покажу...
Дворецкий отворяет входную дверь. Появляются старший инспектор полиции
Смитлз и полисмен Тамбл. Оба смущены. У помощника инспектора в руках
телеграмма.
Полковник (вне себя). Ах, это вы! Полюбуйтесь, полюбуйтесь, что здесь
творится. Мои шпаги... моя коллекция! Вам что-нибудь известно? Входите же,
черт вас подери! Ну, что вы застряли на пороге и глазами хлопаете? Это
случилось только что! Входите и полюбуйтесь, что сталось с моим оружием!
Старший инспектор и полисмен, тяжело ступая, медленно входят и с
недоумением оглядывают холл, в котором, царит полный беспорядок. Затем
обмениваются многозначительными взглядами.
Полковник (рявкает). Ну?
Старший инспектор. Та-ак, вот, значит, еще.
Полковник. Что еще?
Старший инспектор. Еще чудеса.
Полковник Уинстенли готов разразиться проклятиями, но, к счастью для
блюстителей порядка, лишился дара речи.
Старший инспектор. В этом районе, сэр, уже совершено несколько чудес.
Что-то из ряда вон выходящее.
Полковник. Чудес?!
Старший инспектор. Да, чудес, сэр.
Полковник. Но чудес не бывает!
Старший инспектор. Не совсем так, сэр. К великому прискорбию, сэр. Мы
бы не посмели беспокоить вас ночью по пустякам. Но, видите ли, сэр,
поскольку вы являетесь членом парламента, мы думали, вы могли бы помочь
нам...
Полковник. Что еще такое? В чем дело?
Старший инспектор. Речь идет о нашем констебле Уинче, который исчез
прошлой ночью. Мы обыскали все. Даже дно у мельничной плотины. Навели
справки по всей линии железной дороги.
Полковник. Уж не хотите ли вы, чтобы я сейчас, за десять минут до
полуночи, пустился на розыски?
Старший инспектор. Что вы, сэр! Но мы получили телеграмму.
Полковник. Ну и что это за телеграмма?
Старший инспектор. Телеграмма, сэр, из... из Сан-Франциско.
Полковник. Ого! Что такое? (Хватает телеграмму. Читает.) "Телеграмма с
оплаченным ответом, 36 слов. Дьюинтонское полицейское управление, Эссекс,
Англия. Сообщите, исчез ли полисмен Уинч точка. Таинственно появился здесь
точка. Легко пострадал уличной катастрофе собственной вине точка.
Ссылается на чудо точка. Обвиняет некоего Фотэрингея точка. Все сведения и
распоряжения для полисмена телеграфируйте лично мне Сан-Франциско,
канцелярия Уилла Прэкмена точка. Расходы несу я".
Полковник. Попахивает мистификацией.
Старший инспектор. При всем уважении к вам, сэр, должен заявить: это не
мистификация, а нечто более серьезное. И все этот малый, Фотэрингей.
Полковник. Фотэрингей! Дайте мне виски. Если я не глотну виски, то
совсем с ума сойду.
Дворецкий. Слушаюсь, сэр... но...
Полковник. О господи! Неужели и тут чудо?
Дворецкий. Я принесу новую бутылку, сэр, возьму еще нераскупоренную.
Снова кабинет полковника. Дворецкий распечатывает и откупоривает
четырехгаллоновую бутыль виски. Все его окружают, затаив дыхание, но все
же храня слабую надежду. Наливаются четыре бокала - без содовой. Сейчас не
до пустяков. Четверо мужчин делают по глотку одновременно и ставят бокалы
на место. Лица их мрачны.
Полковник (прерывая молчание). Мыльная вода.
Старший инспектор. Даже еще хуже, сэр. Я бы назвал это напитком
трезвенников.
Полковник. Ну, Моди, что скажете?
Дворецкий. Ничего не понимаю, сэр. Но клянусь, скорей я отравлю дитя,
чем оскверню виски.
Старший инспектор. Поверьте мне, это опять Фотэрингей.
Полковник. Фотэрингей! Снова Фотэрингей. Спокойно. Будем соблюдать
спокойствие. Так. Полнейшее спокойствие. Я повидаю этого малого завтра
утром. Не волнуйтесь. Я только побеседую с ним. Тихо-мирно. Горячиться
бесполезно. Я все у него выясню. Смитлз, вы приведете его ко мне как бы
случайно. Будто просто, чтобы посоветоваться. Приведете ко мне в сад. Не
вспугните его. Но не сводите с него глаз, когда поведете. Дубинку держите
наготове. Пусть только пальцем шевельнет. Пусть только попробует выкинуть
какой-нибудь номер, бейте его по голове. Я вам помогу.
Полковник (сам с собой). Нет, сегодня вечером я не буду с ним
встречаться. Только на открытом воздухе. Среди бела дня. Когда видишь
каждое его движение. Лицом к лицу.
Розарий возле дома полковника. Милый старомодный сад, всевозможные
породы деревьев, даже чилийская араукария. Виден дом. Ярко светит солнце.
Полковник весь в белом, на голове у него соломенная шляпа, в руках
инструмент, которым можно выпалывать одуванчики и подорожники, не
наклоняясь. Однако занят он не прополкой. Он шагает взад и вперед, волоча
за собой свой инструмент. Бессонная ночь не принесла покоя. Он уговаривает
себя:
- Надо спокойно и уверенно взять все в свои руки. Без шума. Без лишнего
волнения. Изучить противника. При необходимости быть беспощадным. Только
огласки лучше избежать. Вот и они!
Видны приближающиеся старшин инспектор полиции и Фотэрингей.
Полковник Уинстенли. Так вот он, чудотворец. Прямо скажем, не похож.
Негодяй. Испоганил мне виски, испортил коллекцию. Только не волноваться!
Взять себя в руки! Так что же, господин старший инспектор, это и есть тот
самый молодой человек, с которым вы хотели меня познакомить?
Старший инспектор. Да, я привел мистера Фотэрингея, сэр, как вы
приказали.
Фотэрингей (с привычной почтительностью и с вновь обретенной
уверенностью). К вашим услугам, сэр.
Полковник Уинстенли. Мне нужно с вами поговорить. Серьезно с вами
поговорить. Как член парламента и первый помощник судебного исполнителя
графства, как бывший владелец ценной коллекции оружия, как хозяин некогда
великолепного погребка, как организатор местного Общества защиты закона и
порядка и, наконец, как согражданин нашего бедняги констебля Уинча, я
должен с вами поговорить. Мне хотелось бы, если позволите, получить
объяснение...
Фотэрингей. "Как" - но это я сам бы хотел узнать. "Почему" - объяснить
почти так же трудно. Я, кажется, умею творить чудеса - вот все, что я
знаю.
Полковник Уинстенли. Миленькие чудеса, что и говорить!
Фотэрингей. Видите ли, трудно угадать, что можно делать, не обижая
других.
Полковник Уинстенли. Не обижая других! А как еще, черт возьми,
рассматривать мне этот фокус с моим виски и коллекцией?
Фотэрингей. Но мистер Мэйдиг...
Полковник Уинстенли. Мэйдиг - этот новый проповедник, да? Он-то тут при
чем?
Фотэрингей. Он мне дал совет.
Полковник Уинстенли. Дал совет!
Фотэрингей. Он считает, что если хоть раз вы ляжете спать трезвым...
Полковник Уинстенли. Будьте добры повторить, что вы сказали.
Фотэрингей. Ну, если бы у вас не нашлось чего выпить...
Полковник Уинстенли. Продолжайте, сэр, продолжайте. Я выдержу. Выслушаю
вас до конца.
Фотэрингей. А что касается этого символического превращения ваших шпаг,
мы хотели этим в какой-то мере, так сказать, подготовить ваше сознание к
Мирной эпохе.
Полковник Уинстенли. И когда же эта эпоха наступит?
Фотэрингей. В самом скором времени. Мир, Изобилие. Мистер Мэйдиг мне в
точности объяснил, с чего начинать.
Полковник Уинстенли. Когда же все-таки вы решили начать?
Фотэрингей. Я должен встретиться с ним около двенадцати, так что,
думаю, Золотой век мы начнем что-нибудь сразу после полудня.
Полковник (делается устрашающе спокойным. Он говорит, обращаясь к
саду). Они думают начать Золотой век сегодня после полудня. (Потом
обращается к небу и к вселенной, произнося слова с расстановкой.) Они...
думают... начать... Золотой... век... сегодня... после... полудня. (Он
оборачивается к Фотэрингею.) При таких обстоятельствах вряд ли стоит
вспоминать мою коллекцию или виски...
Фотэрингей. И не вспоминайте. Право же, мы не хотели никого задевать. Я
сейчас верну все на место. (Жестикулирует и что-то говорит про себя.)
Полковник Уинстенли. И это все, что от вас требуется? Только и всего?
Фотэрингей. Только и всего.
Полковник Уинстенли. И чудо готово? Виски - снова виски? И коллекция на
месте?
Фотэрингей. Пойдемте посмотрим. Самое невероятное - что я действительно
могу творить чудеса. Например, я мог бы превратить этот сад в пальмовую
рощу с тиграми. Кажется, и вправду для меня нет ничего невозможного.
Полковник (вглядываясь в него). Говорите, для вас нет ничего
невозможного! Для вас?
Фотэрингей. Для меня. Подумаешь, пустяки какие!
Полковник. И вы можете решительно все?
Фотэрингей. Ну, хотите, я что-нибудь сделаю?
Полковник (слегка опешив). Кто, вы?
Фотэрингей (выдавая скрытое раздражение). А почему бы не я? Хотите
увидеть чудо? Что-нибудь грандиозное?
Полковник. Да, наверное, это полезно знать наперед, с чем придется
столкнуться.
Фотэрингей. Хотите опять побывать в Индии? Хотите взглянуть на... ну,
назовите какой-нибудь индийский город. Например, Бомбей. Пусть мы оба
очутимся в Бомбее.
На экране - оживленный Бомбей.
Фотэрингей. Ну как, полковник?
Полковник (протирает глаза). Вы даже такое можете?
Фотэрингей. А кто же это сделал? Вы довольны, что очутились в Бомбее?
Полковник. Город сильно изменился. Но я узнаю его. Да, точно, мы в
Бомбее. А как мы, черт возьми, вернемся назад, одному богу известно. У
меня после завтрака деловые свидания.
Фотэрингей. Прекрасно. Ваши свидания состоятся. Мы не станем здесь
задерживаться. Назад, в Дьюинтон, в сад полковника! А ну!
И вот они опять в саду.
Фотэрингей. Так как же, сэр? Могу я творить чудеса или нет?
Полковник. Безусловно. Расстояний для вас не существует.
Они молча направляются к дому. Затемнение.
На экране холл в доме полковника. Все на своих местах. Полковник и
Фотэрингей продолжают разговор, начатый, очевидно, раньше. Полковник сидит
на столе. Фотэрингей то стоит, то ходит взад-вперед.
Фотэрингей. К примеру, мистер Мэйдиг - у него полно Идей. И
Воображения. А разве стоит, имея этот дар, который вдруг свалился на меня,
заниматься всякими там деловыми и банковскими операциями? Мистер Мэйдиг
назвал их Системой Нужды, а мы собираемся устроить жизнь по Системе
Изобилия. Теперь люди не будут знать нужды. Они перестанут болеть и
голодать. Им не придется грабить и мошенничать. Не нужна будет и война.
Полковник. Как я вижу, ничего будет не нужно.
Фотэрингей. Нет, просто все будет по-другому. Мистер Мэйдиг говорит,
что если творить чудеса, то на месте стоять нельзя.
Полковник. А если вы положите конец войне - насколько я понял, вы
собираетесь заняться этим сегодня же, еще до вечера, и я начинаю верить,
что у вас это получится, - если вы положите конец конкуренции, освободите
людей от необходимости работать, дадите им денег больше, чем они могут
истратить, то что же людям останется ДЕЛАТЬ, спрашиваю я вас, сэр? Что им
останется делать?
Фотэрингей (простодушно и откровенно). Знаете, и меня это ставит в
тупик. Но мистер Мэйдиг говорит, отчего бы нам всем просто не любить друг
Друга?
Полковнику это кажется уже слишком. Он соскакивает со стола и орет:
- Просто всем любить друг друга! Любить друг друга! Вы что, спятили,
сэр? Или вы не человек? И у вас нет стыда? Любить! Это же самое
сокровенное, самое святое из человеческих чувств.
Фотэрингей. О, мистер Мэйдиг, по-моему, имел в виду совсем другое.
Конечно, ведь есть еще и искусство, и наука, и всякие ремесла.
Полковник. От безделья рукоделье и... (он задыхается) ...и шутовство.
Фотэрингей. Ну, можно попробовать. И мистер Мэйдиг говорит: нельзя
знать точно, что люди захотят делать.
Полковник (дает волю гневу). Мистер Мэйдиг говорит то! Мистер Мэйдиг
говорит это! А сами вы собираетесь начать этот свой бредовый Золотой век
ровно через шесть часов. Вы хоть подумали, что будет с нами со всеми? Что
всех нас ждет?
Фотэрингей. Сам я точно, конечно, не знаю. Что-то изменится. Мистер
Мэйдиг говорит...
Полковник (с жестом отчаяния). О!
Он отступает от Фотэрингея на несколько шагов, бросает взгляд на
малайский кинжал, самый зловещий из тех, что висят на стене, с минуту
колеблется, потом огромным усилием воли заставляет себя вернуться к беседе
с Фотэрингеем.
- Послушайте, мистер Фотэрингей, не подумать ли вам несколько часов
или... или даже несколько дней над всей этой штукой, прежде чем... прежде
чем дернуть за веревочку? Будьте так добры. Ведь как-никак, а у нас
цивилизованный мир. И люди сжились с ним.
Фотэрингей. Не так уж блестяще им живется.
Полковник. Но, во всяком случае, они живут. Существует империя. Порядок
все-таки.
Фотэрингей. Все это очень хорошо для таких, как вы. Но большинство
людей на земле - вроде меня. Для вас вполне естественно желание -
сохранить существующий порядок вещей. А я вот не прочь этот порядок
нарушить. Понятно? Против перемен я не возражаю. Я думаю, это может быть
даже занятно.
Полковник. Разве за последние сто лет мало было перемен и открытий: и
железные дороги, и электричество, и фотография, и пароходы, и радио?..
Фотэрингей. Это нас только чуть встряхнуло, но не проняло. Я за Большие
перемены к Лучшему.
На экране кабинет полковника. Время после полудня. Полковник сменил
свой "рабочий" костюм и теперь наслаждается сигарой. Кроме него, в
кабинете Григсби, Бэмпфилд, старший инспектор, викарий и молодой человек
весьма спортивного вида. Им уже поданы кофе, сигары, ликеры и
прохладительные напитки.
Главный в этой сцене - полковник, он невероятно возбужден. Остальные
ему во всем поддакивают.
Полковник. Мне думается, вы даже не отдаете себе отчета, насколько это
дело серьезно. Пока мы тут сидим и проводим время, эти двое сумасшедших,
опасных для общества, собираются перевернуть мир - перевернуть все вверх
дном. Уцелеет хоть что-нибудь? Я вас спрашиваю. Вы же знаете их планы,
Григсби.
Григсби. Он погубит любое дело.
Бэмпфилд. Он погубит финансовую систему. Человеческое общество держится
только на денежных отношениях, и если они будут нарушены, то полетит все.
Полковник. Он оставит страну безоружной перед любым врагом, какому
вздумается совершить налет с воздуха. Этот жалкий продавец - самый опасный
сумасшедший, какие когда-либо гуляли на свободе. Говорю вам, мистер
Смитлз, законно это или нет, но вы должны его арестовать.
Старший инспектор. Разве что сделать попытку?.. Для местной полиции
даже преступники на колесах - и то дело тяжелое, а тут предстоит
столкнуться с преступником, который умеет творить чудеса. Это выше наших
возможностей, предупреждаю вас, полковник.
Полковник (крупным планом, вид у него необычайно важный). Это выше
ваших возможностей. Что ж, я тоже не против закона и порядка - в
нормальных условиях. Но разве нормальными условиями это назовешь? Иногда
приходится прибегать к решительным действиям, никуда не денешься. Иногда
необходимо даже идти на риск и нарушать закон. Я не прошу вас,
джентльмены, разделить со мною ответственность. Разве что позднее... (На
лице полковника написана твердая решимость.) Эти люди - все равно что
бешеные собаки. И с ними следует поступать, как с бешеными собаками. Чтобы
спасти наш мир от их проклятых фокусов, все средства хороши. Когда
человека доведут до крайности... доведут до крайности... Это считается
смягчающим вину обстоятельством.
Он поворачивается и уходит, кинокамера следует за ним. Широкими шагами
он пересекает холл и удаляется. Все словно замирают.
Первым подает признаки жизни Бэмпфилд. Он кивает Григсби медленно и
понимающе. Затем оба глядят на старшего инспектора, который сохраняет
загадочную сосредоточенность. Викарий делает вид, будто погружен в
раздумье. Молодой спортсмен вытягивает шею, следя глазами за полковником.
Мы видим спину полковника, который смотрит на охотничье ружье, висящее
на стене. Он осторожно снимает его и осматривает. Но ружье не годится.
Нет. Нужна пуля, а не дробь. Он снимает военную винтовку. Подходит к шкафу
и достает из ящика патроны. Когда он заряжает винтовку, резко щелкает
затвор. Все это он проделывает, стоя спиной к зрителю. Затемнение.
Прелестная лужайка, освещенная солнцем, близ Дьюинтона. Река. Ивы над
бегущей водой, вдали дьюинтонская церковь, окруженная вязами.
Неторопливой походкой входят Мэйдиг и Фотэрингей. Мэйдиг впереди, он
ведет разговор. Фотэрингей вынужден следовать за ним.
Мэйдиг. Какой восхитительный день! И подумать только, что это канун
Новой эпохи для нашей земли! Мы на пороге величайших перемен, какие только
знал мир. Нужда исчезнет, и повсюду воцарится Изобилие. Прощай Старое, да
здравствует Новое... Знаете, мне почему-то хочется оттянуть немножко и
Начало и Конец.
Они присаживаются на упавшее дерево.
Мэйдиг. Глупый старый мир, какой урок ты получишь!
Фотэрингей. Но мне все-таки желательно точнее представить себе, что мы
собираемся делать. Ночь я провел в размышлениях. И мне еще не все ясно.
Мэйдиг. Мне тоже. Я вижу лишь огромное сверкающее зарево надежды.
Фотэрингей. Это хорошо. Но я должен творить чудеса по порядку - одно за
другим.
Мэйдиг. Понимаю.
Фотэрингей. Ну вот хотя бы дать каждому доброе здоровье. Надеюсь, это
не вызывает сомнений?
Мэйдиг. Конечно, нет! Отличное здоровье, избыток здоровья.
Фотэрингей. Так. Значит, все станут здоровыми. Но я надеюсь, что когда
люди получат отличное здоровье, они не бросят работать?
Мэйдиг. Само собой, нет. Зачем? Но только трудиться они будут не по
принуждению, а по доброй воле.
Фотэрингей. А что считается отличным здоровьем?
Мэйдиг. Это мы решим.
Фотэрингей. Врачи будут недовольны. Ведь это их дело - лечить нас. Им
не понравится наше вмешательство.
Мэйдиг. Что вы говорите, мистер Фотэрингей, что вы говорите! Не
убеждайте меня, будто врачей это не порадует - человечество, пышущее
здоровьем.
Фотэрингей. И я еще должен вам объяснять? Да у врачей тогда не
останется ничего, кроме разыгравшегося аппетита!
Мэйдиг прикидывается возмущенным.
Фотэрингей. Но ведь все так оно и есть. Люди привыкли жить по
заведенному порядку. Об этом и говорили мистер Григсби и мистер Бэмпфилд.
Если мы раздадим им кучу денег и всего прочего, ведь для них получится все
равно что выиграть, не участвуя в игре, Что же тогда им останется ДЕЛАТЬ?
Мэйдиг. О, у них будет уйма дел, уйма!
Фотэрингей. Каких?
Мэйдиг. Ну! Мы можем так организовать все - и собственность, и
производство, и торговлю, и денежные отношения, - что будет уйма дел.
Фотэрингей. Да, но мы еще не условились, как этого добиться.
Мэйдиг. Ну, это мелочи. Что же касается проблемы праздности - она уже
ставилась перед учеными, изобретателями, рационализаторами и прочими.
Проблема не новая. Вы с вашими чудесами лишь немного ускоряете события,
вот и все. Научный прогресс давно предостерегает нас. Что людям делать,
говорите? Стремиться к счастью, наслаждаться искусством, творить!
Фотэрингей. Вот когда вспомнишь полковника. И вы уверены, мистер
Мэйдиг, что люди - обыкновенные люди - так уж захотят заниматься
творчеством и прочим?
Мэйдиг. Мы должны заставить их хотеть.
Фотэрингей. Но вот тут-то моя власть и кончается. Я не могу влиять на
волю людей; я уже пробовал. Я могу перевернуть их вверх ногами, могу в
мгновение ока перебросить их в Сан-Франциско, излечивать их от болезней,
наделять богатством, но люди остаются людьми.
Мэйдиг. Человеческая личность остается верна себе.
Фотэрингей. Ну, будь по-вашему.
Мэйдиг. Но ведь вы можете воздействовать на них и косвенно. Более
здоровые люди и чувствуют себя более счастливыми. Чем людям легче живется,
тем они добрей. Они делаются только лучше, если их не раздражать и не
притеснять.
Фотэрингей. Да. В какой-то мере. В какой-то мере это так. Но разве
тогда не возникнут новые желания? У меня вот появились неудержимые
желания, мистер Мэйдиг. И от сознания обретенной власти они только растут.
Мэйдиг. О, мой юный друг! Как часто приходилось мне слышать подобные
признания от молодых людей в расцвете их сил! Знаю. Понимаю. У всех нас
бывают сильные желания. Даже у меня...
По лицу Мэйдига видно, что на него нахлынули воспоминания.
Фотэрингей. При чем тут вы! Я говорю о себе.
Мэйдиг. Уверяю вас, вы ничем не отличаетесь от других.
Фотэрингей. Вот именно. В этом-то вся и беда. Если все похожи на
меня...
Мэйдиг. Нашими желаниями должна руководить чистая любовь.
Фотэрингей. Я испытал чистую любовь.
Мэйдиг. И что же?
Фотэрингей. Этого мало. Она, эта девушка, Мэгги Хупер, и посоветовала
мне обратиться к вам.
Мэйдиг. Я знаю ее. Хорошая, скромная и благоразумная девушка.
Фотэрингей. Да. И я нежно люблю ее. Все так. Но та девушка... тот тип
девушек, какой вызывает во мне желание, совсем другой.
Он встает.
Мэйдиг. Ну-ну! Кипение страсти. Вы должны обуздать свои желания.
Фотэрингей. Почему же должен? Я желаю девушку по имени Эйде Прайс.
Мэгги пришивает мне пуговицы и штопает носки. Она очень мила, когда
пришивает пуговицы или штопает носки. Но в Эйде Прайс есть, что
называется, "пойди сюда..."
Мэйдиг (тоже встает и принимает позу проповедника). Старо, как мир.
Боритесь с искушением. Вашим девизом должно быть Служение Людям.
Фотэрингей. Почему должно быть? Почему Служение Людям? Почему я должен
делать людей здоровыми и красивыми, а сам ничего не получать взамен?
Почему я должен уступить Биллу Стоукеру, будь он неладен?
Мэйдиг. Дорогой друг!
Фотэрингей. Большинство людей скажут вам то же самое! И моя Сила - она
даст мне свободу. А все эти чудеса со Скоростью, Изобилием и Исцелением -
они дадут свободу и другим людям. Соблазн - вот что нас влечет.
Те же лица.
Раздается выстрел. Резкий свист пули. С головы Фотэрингея слетает
шляпа, он подносит к раненой голове руку. С изумлением глядит на
испачканные кровью пальцы. Вторая пуля сбивает ветку над самой его
головой.
- В нас стреляют! - кричит Мэйдиг. - Ложитесь! - И распластывается на
земле.
Однако Фотэрингей продолжает стоять.
Фотэрингей. Перестаньте! Перестаньте стрелять!
По его щеке течет кровь.
Фотэрингей. Пусть пули меня не берут. Пусть я останусь невредим. Пусть
рана на голове перестанет кровоточить и заживет.
Но лицо его и руки так и остаются в крови до конца этой части, невольно
придавая его лицу некую пугающую таинственность.
Фотэрингей. Пусть я буду неуязвим. Слышите? А ну!
Он думает, принимает решения и меняется прямо на глазах. С этой минуты
и до конца фильма в нем чувствуется подлинная сила. От его прежней
почтительности и неуверенности не остается и следа.
Фотэрингей. А теперь поглядим, кто послал эту пулю. Хочу перемолвиться
с ним словечком. Эй, вы, там! Пусть ствол вашей винтовки будет заклепан
раз и навсегда!
Он останавливается. Смотрит на Мэйдига, который, оглядываясь на
Фотэрингея, медленно поднимается на четвереньки. Взгляды их встречаются, и
в дальнейшем они уже не играют в учителя и ученика.
Фотэрингей. Встаньте, Мэйдиг... Вот все, чем сумел отплатить этот
глупый мир человеку, способному творить чудеса! Человеку, который хотел
создать для него все блага! Излечить людей! Дать им изобилие! Свободу!..
Они пытались меня убить! Остановить меня! Еще... - продолжает он
рассуждать, подняв палец, - еще какой-нибудь дюйм - и меня не стало бы...
А теперь посмотрим, кто стрелял. Кажется, я догадываюсь.
Мэйдиг. Я тоже.
Они идут вместе. У Мэйдига ноги длиннее, однако на сей раз он держится
позади Фотэрингея.