Сенатор Данбар подошел ко мне; во взгляде его сквозила тревога.
— Вам нехорошо, мистер Фитч? — спросил он. — Быть может, напряжение последних дней...
— Никакого напряжения, — отвечал я. — Знаете, как я узнал? По этому чемоданчику. Он стоял в шкафчике камеры хранения, а в чемодане лежала ваша повседневная одежда. Вы забрали чемоданчик, вошли в мужской туалет, заперлись в кабинке и переоделись, вот почему профессор Килрой навеки канул в торчок. Из туалета вышли вы! Я еще на пороге понял, что где-то видел вас, но никак не мог вспомнить, где. А это было на центральном вокзале. Вы были одним из тех мужчин, которых я заметил возле туалета.
Прескотт Уилкс одарил меня великолепно исполненной изумленной улыбкой.
— Вынужден признаться, что не понимаю вас, молодой человек, — сказал он и, продолжая улыбаться, повернулся к сенатору Данбару. — В чем дело, Эрл?
Карен в тревоге тронула меня за руку и спросила:
— Ты здоров, Фред?
— Этот молодой человек пережил жестокое потрясение, — объяснил вновь прибывшему сенатор Данбар. — Вы ведь наслышаны о братьях Коппо.
Уилкс кивнул.
— Разумеется.
— Все это — мошенничество, — сказал я Карен. — С начала до конца.
Одно большое мошенничество.
Сенатор как ни в чем не бывало продолжал объяснять положение дел Уилксу:
— Они не давали мистеру Фитчу житья. Думаю, не стоит пенять на него за разыгравшееся воображение.
Герти подступила ко мне с другого боку.
— Фред, что с тобой? — спросила она. — Ты спятил, или как?
— А я-то вам верил, Герти, — ответил я. — Но вы, оказывается, заодно с ними.
— Боб, — сказал сенатор, — пожалуй, стоит вызвать врача.
— Доктора Осбертсона, — посоветовал я. — Чтобы вся шайка была в сборе.
Боб так никуда и не пошел. В комнате делалось все тише и тише. Все смотрели на меня. Я видел, как из-под озабоченных, растерянных, дружелюбно-участливых мин проступает тревога.
Карен тоже почуяла неладное. Она схватила меня под руку и принялась разглядывать всех остальных. Таким образом, линия фронта была обозначена достаточно четко: двое против четверых.
Я сказал:
— Прескотт Уилкс прислал моему дядьке письмо, и оно у меня. Полагаю, это называется случайным совпадением.
— Ты не в себе, Фред, — молвила Герти. — Откуда это внезапное неверие в людей?
— А вас никто не похищал, — ответил я. — Все это — часть замысла.
— Фред, поверь мне, я лучше знаю, похитили меня или нет.
— Уж вам ли не знать, — я оглядел лживые встревоженные лица и сказал:
— Ничего, я еще выясню, где собака зарыта. Уолтер Косгроув тоже в этом замешан, и скоро я узнаю, какова его роль.
— Боб, — весьма угрюмо проговорил сенатор, — полагаю, нам нужна «неотложка».
— Да, сэр, — ответил молодой человек и торопливо попятился вон из комнаты.
— Никакой «неотложки» Боб вызывать не будет, — сказал я. — Ему самому надо в неотложном порядке покинуть тонущее судно. Думаю, если вы выглянете в коридор, то увидите, как он бежит к лифту, будто к спасательной шлюпке.
Улыбка сенатора сделалась кривоватой.
— Едва ли, — ответил он. — Боб — наш доверенный помощник.
— Доверенный? Опять вы о доверии? — я попятился и взял Карен под руку. — Мы уходим. Не пытайтесь нас остановить.
— Неужели вы совершенно уверены в том, что братья Коппо не преследуют вас? — спросил сенатор. — Лучше бы вам в этом убедиться, прежде чем выходить на улицу. В вас стреляли. Вас травили и запугивали.
На миг я почувствовал, как слабеют мои связи с правдой жизни, но тотчас взял себя в руки и сказал:
— Это делали ваши люди. Они-то и стреляли. Наемные убийцы не дают три промаха кряду. Мне уже давно следовало бы об этом задуматься. Меня хотели настращать, а не застрелить, и им понадобилось трижды открыть огонь, чтобы я, наконец-то, обратил на них внимание.
— Понятия не имею, о чем вы говорите, — ответил сенатор. — Что до меня, то я провел последние три недели на западном побережье и могу представить вам сколько угодно законопослушных граждан, которые это подтвердят.
— Ну, значит, это был Уилкс, — заявил я. — Он-то всем и заправлял.
Стрелял в меня, сыграл роль профессора Килроя, ехал за мной в машине, звонил мне на квартиру Карен...
— Никогда не слышал таких сказок! — возмутился Уилкс. — Я правовед. Я вам не... не акробат.
— Готов спорить на семнадцать долларов, что в студенчестве вы занимались художественной самодеятельностью, — сказал я ему. — Ходили на драмкружок. Бьюсь об заклад, что вас всю жизнь тянуло на сцену. Держу пари, что вы вкладываете деньги в театральные постановки, да и сами играли в любительских представлениях.
Я видел, что от предлагаемых мною пари Уилксу становится не по себе. Он повернулся к сенатору, прося помощи. Данбар сказал мне:
— К счастью, мы тут все друзья, молодой человек, иначе ваши несусветные обвинения повлекли бы за собой весьма серьезные последствия.
— Серьезные последствия? Ну, раз уж мы заговорили о серьезных последствиях, вот вам одно из них. Это Уилкс убил моего дядю Мэтта!
— Ну, это уж слишком! — вскричал Уилкс. — Я сроду не поднимал руку на человеческое существо!
Сенатор повернулся к Герти.
— Мисс Дивайн, этот молодой человек — ваш приятель. Не могли бы вы как-то призвать его к порядку?
Но Герти засмеялась и ответила:
— И не надейтесь, сенатор. Ребенок расшалился, и теперь его уже не обуздать.
— Ага, расписались в своем бессилии! — крикнул я ей.
— Еще бы. Почему я должна...
— Потому что отправитесь в тюрьму, вот почему, — заявил я.
— Не дождешься, — ответила она. — Сперва раздобудь улики. У тебя ничего нет.
— Вас не похищали! — напомнил я.
— Вот это уже серьезно, — признала Герти. — И в «кадиллаке» не один Уилкс раскатывал. Иногда и мне давали порулить. Как тебе понравилась моя шоферская фуражка?
Мысль о том, что зловещим «кадиллаком» управляла Герти в шоферской фуражке, а за занавесками на заднем сиденье было так же пусто, как у меня в голове, разозлила меня и наполнила чувством унижения.
— Ну, а как быть с убийством? — гневно спросил я. — Думаете, нет улик? Уилкс заплатит за это, да и вы все тоже. Соучастники!
— Кончай, Фред, — сказала Герти. — Уилкс никого не убивал. Посмотри на него. Он — кидала, а не мочила. Кабы этому кодлу надо было убить Мэтта, его убили бы сто лет назад. Но вместо этого они ждали целых пять лет, пока он сам откинется.
— Ну, довольно! — взорвался сенатор. — Сперва вы приходите сюда с байками о каких-то притеснениях, а когда мы предлагаем вам помощь, вдруг начинаете выдвигать дикие обвинения. Если вы тотчас не уберетесь, я вызову полицию!
— Я вам помогу, — ответил я. — Где телефон?
Мы осторожно попятились назад и очутились в приемной. Карен была напряжена, как перетянутая часовая пружина, лицо ее побелело, на скулах появились два маленьких багровых кружка. Она обвела глазами все это общество златоустов, но они молчали, и тогда Карен уставилась на сенатора почти так же, как птичка на змею.
В приемной было безлюдно. Секретарша заблаговременно покинула свой пост, Боба тоже след простыл. Я шагнул к письменному столу, но тут меня догнал сенатор.
— Я не хотел бы, чтобы вы использовали наш телефон для личных бесед, — сказал он.
— Что ж, позвоню откуда-нибудь еще, — ответил я. — Герти, вы идете с нами?
Она улыбнулась мне и покачала головой.
— Нет, я лучше останусь с этими пташками. Надо наметить общую линию щебетания. До встречи, Фред.
Мы с Карен попятились дальше. Герти стояла между Уилксом и сенатором, по-прежнему улыбаясь мне, а ее приятели имели весьма мрачный вид.
На миг мне показалось, что Герти гордится мною.
Глава 45
Глава 46
Глава 47
— Вам нехорошо, мистер Фитч? — спросил он. — Быть может, напряжение последних дней...
— Никакого напряжения, — отвечал я. — Знаете, как я узнал? По этому чемоданчику. Он стоял в шкафчике камеры хранения, а в чемодане лежала ваша повседневная одежда. Вы забрали чемоданчик, вошли в мужской туалет, заперлись в кабинке и переоделись, вот почему профессор Килрой навеки канул в торчок. Из туалета вышли вы! Я еще на пороге понял, что где-то видел вас, но никак не мог вспомнить, где. А это было на центральном вокзале. Вы были одним из тех мужчин, которых я заметил возле туалета.
Прескотт Уилкс одарил меня великолепно исполненной изумленной улыбкой.
— Вынужден признаться, что не понимаю вас, молодой человек, — сказал он и, продолжая улыбаться, повернулся к сенатору Данбару. — В чем дело, Эрл?
Карен в тревоге тронула меня за руку и спросила:
— Ты здоров, Фред?
— Этот молодой человек пережил жестокое потрясение, — объяснил вновь прибывшему сенатор Данбар. — Вы ведь наслышаны о братьях Коппо.
Уилкс кивнул.
— Разумеется.
— Все это — мошенничество, — сказал я Карен. — С начала до конца.
Одно большое мошенничество.
Сенатор как ни в чем не бывало продолжал объяснять положение дел Уилксу:
— Они не давали мистеру Фитчу житья. Думаю, не стоит пенять на него за разыгравшееся воображение.
Герти подступила ко мне с другого боку.
— Фред, что с тобой? — спросила она. — Ты спятил, или как?
— А я-то вам верил, Герти, — ответил я. — Но вы, оказывается, заодно с ними.
— Боб, — сказал сенатор, — пожалуй, стоит вызвать врача.
— Доктора Осбертсона, — посоветовал я. — Чтобы вся шайка была в сборе.
Боб так никуда и не пошел. В комнате делалось все тише и тише. Все смотрели на меня. Я видел, как из-под озабоченных, растерянных, дружелюбно-участливых мин проступает тревога.
Карен тоже почуяла неладное. Она схватила меня под руку и принялась разглядывать всех остальных. Таким образом, линия фронта была обозначена достаточно четко: двое против четверых.
Я сказал:
— Прескотт Уилкс прислал моему дядьке письмо, и оно у меня. Полагаю, это называется случайным совпадением.
— Ты не в себе, Фред, — молвила Герти. — Откуда это внезапное неверие в людей?
— А вас никто не похищал, — ответил я. — Все это — часть замысла.
— Фред, поверь мне, я лучше знаю, похитили меня или нет.
— Уж вам ли не знать, — я оглядел лживые встревоженные лица и сказал:
— Ничего, я еще выясню, где собака зарыта. Уолтер Косгроув тоже в этом замешан, и скоро я узнаю, какова его роль.
— Боб, — весьма угрюмо проговорил сенатор, — полагаю, нам нужна «неотложка».
— Да, сэр, — ответил молодой человек и торопливо попятился вон из комнаты.
— Никакой «неотложки» Боб вызывать не будет, — сказал я. — Ему самому надо в неотложном порядке покинуть тонущее судно. Думаю, если вы выглянете в коридор, то увидите, как он бежит к лифту, будто к спасательной шлюпке.
Улыбка сенатора сделалась кривоватой.
— Едва ли, — ответил он. — Боб — наш доверенный помощник.
— Доверенный? Опять вы о доверии? — я попятился и взял Карен под руку. — Мы уходим. Не пытайтесь нас остановить.
— Неужели вы совершенно уверены в том, что братья Коппо не преследуют вас? — спросил сенатор. — Лучше бы вам в этом убедиться, прежде чем выходить на улицу. В вас стреляли. Вас травили и запугивали.
На миг я почувствовал, как слабеют мои связи с правдой жизни, но тотчас взял себя в руки и сказал:
— Это делали ваши люди. Они-то и стреляли. Наемные убийцы не дают три промаха кряду. Мне уже давно следовало бы об этом задуматься. Меня хотели настращать, а не застрелить, и им понадобилось трижды открыть огонь, чтобы я, наконец-то, обратил на них внимание.
— Понятия не имею, о чем вы говорите, — ответил сенатор. — Что до меня, то я провел последние три недели на западном побережье и могу представить вам сколько угодно законопослушных граждан, которые это подтвердят.
— Ну, значит, это был Уилкс, — заявил я. — Он-то всем и заправлял.
Стрелял в меня, сыграл роль профессора Килроя, ехал за мной в машине, звонил мне на квартиру Карен...
— Никогда не слышал таких сказок! — возмутился Уилкс. — Я правовед. Я вам не... не акробат.
— Готов спорить на семнадцать долларов, что в студенчестве вы занимались художественной самодеятельностью, — сказал я ему. — Ходили на драмкружок. Бьюсь об заклад, что вас всю жизнь тянуло на сцену. Держу пари, что вы вкладываете деньги в театральные постановки, да и сами играли в любительских представлениях.
Я видел, что от предлагаемых мною пари Уилксу становится не по себе. Он повернулся к сенатору, прося помощи. Данбар сказал мне:
— К счастью, мы тут все друзья, молодой человек, иначе ваши несусветные обвинения повлекли бы за собой весьма серьезные последствия.
— Серьезные последствия? Ну, раз уж мы заговорили о серьезных последствиях, вот вам одно из них. Это Уилкс убил моего дядю Мэтта!
— Ну, это уж слишком! — вскричал Уилкс. — Я сроду не поднимал руку на человеческое существо!
Сенатор повернулся к Герти.
— Мисс Дивайн, этот молодой человек — ваш приятель. Не могли бы вы как-то призвать его к порядку?
Но Герти засмеялась и ответила:
— И не надейтесь, сенатор. Ребенок расшалился, и теперь его уже не обуздать.
— Ага, расписались в своем бессилии! — крикнул я ей.
— Еще бы. Почему я должна...
— Потому что отправитесь в тюрьму, вот почему, — заявил я.
— Не дождешься, — ответила она. — Сперва раздобудь улики. У тебя ничего нет.
— Вас не похищали! — напомнил я.
— Вот это уже серьезно, — признала Герти. — И в «кадиллаке» не один Уилкс раскатывал. Иногда и мне давали порулить. Как тебе понравилась моя шоферская фуражка?
Мысль о том, что зловещим «кадиллаком» управляла Герти в шоферской фуражке, а за занавесками на заднем сиденье было так же пусто, как у меня в голове, разозлила меня и наполнила чувством унижения.
— Ну, а как быть с убийством? — гневно спросил я. — Думаете, нет улик? Уилкс заплатит за это, да и вы все тоже. Соучастники!
— Кончай, Фред, — сказала Герти. — Уилкс никого не убивал. Посмотри на него. Он — кидала, а не мочила. Кабы этому кодлу надо было убить Мэтта, его убили бы сто лет назад. Но вместо этого они ждали целых пять лет, пока он сам откинется.
— Ну, довольно! — взорвался сенатор. — Сперва вы приходите сюда с байками о каких-то притеснениях, а когда мы предлагаем вам помощь, вдруг начинаете выдвигать дикие обвинения. Если вы тотчас не уберетесь, я вызову полицию!
— Я вам помогу, — ответил я. — Где телефон?
Мы осторожно попятились назад и очутились в приемной. Карен была напряжена, как перетянутая часовая пружина, лицо ее побелело, на скулах появились два маленьких багровых кружка. Она обвела глазами все это общество златоустов, но они молчали, и тогда Карен уставилась на сенатора почти так же, как птичка на змею.
В приемной было безлюдно. Секретарша заблаговременно покинула свой пост, Боба тоже след простыл. Я шагнул к письменному столу, но тут меня догнал сенатор.
— Я не хотел бы, чтобы вы использовали наш телефон для личных бесед, — сказал он.
— Что ж, позвоню откуда-нибудь еще, — ответил я. — Герти, вы идете с нами?
Она улыбнулась мне и покачала головой.
— Нет, я лучше останусь с этими пташками. Надо наметить общую линию щебетания. До встречи, Фред.
Мы с Карен попятились дальше. Герти стояла между Уилксом и сенатором, по-прежнему улыбаясь мне, а ее приятели имели весьма мрачный вид.
На миг мне показалось, что Герти гордится мною.
Глава 45
— Записка дяди Мэтта, которую принесла Герти, была поддельная, объяснил я Карен, пока мы дожидались лифта. — Им надо было подослать ко мне Герти, чтобы она меня обработала. Это она рассказала мне про ГПП и профессора Килроя.
— Я совсем растерялась, Фред, — призналась Карен. — Все так внезапно изменилось.
— У меня вся жизнь такая, — ответил я и принялся загибать пальцы. Сколько же ролей сыграл Уилкс? Стрелок — раз. Раввин — два...
— Раввин? Фред, ты точно здоров?
— В тот день, когда меня достали по телефону в твоей квартире, туда приходил раввин. Старик с окладистой бородой, который бормотал что-то нечленораздельное. Они знали, что я в доме, но в которой из квартир? Чтобы выяснить это, Уилкс загримировался и принялся стучаться во все двери, пока не нашел меня.
— А откуда они знали, что ты в здании?
— Проследили за мной от моего дома.
— А ты-то думал, это Джек. Считал, что он предал тебя. Ты должен извиниться перед ним, Фред.
— Я знаю. Но вернемся к Уилксу. Из раввина он перевоплотился в профессора Килроя. Они не могли рисковать и не позволили Герти врать мне в одиночку. Это звучало бы неправдоподобно, вот и появился профессор Килрой.
Потом Герти села за руль, а Уилкс превратился в коренастого в кепке. А сегодня утром он опять принялся крутить баранку.
Створки лифта открылись. Лифтер и человек пять пассажиров вылупились на меня. Поначалу я не понял, чего это они так таращатся, но потом опустил глаза, дабы убедиться, что ширинка застегнута, и увидел полы белого халата, а под ними — свои босые ступни. Тогда я все понял. И почувствовал, что моя физиономия превращается в красную неоновую вывеску. В меру сил и способностей я принял непринужденный вид, приосанился и шагнул в лифт.
По пути вниз Карен спросила:
— Как нам теперь действовать?
— Первым делом, позвонить в полицию, — ответил я.
Но звонить не пришлось. Полиция схватила меня в тот миг, когда мои босые ноги коснулись асфальта Пятой авеню.
— Я совсем растерялась, Фред, — призналась Карен. — Все так внезапно изменилось.
— У меня вся жизнь такая, — ответил я и принялся загибать пальцы. Сколько же ролей сыграл Уилкс? Стрелок — раз. Раввин — два...
— Раввин? Фред, ты точно здоров?
— В тот день, когда меня достали по телефону в твоей квартире, туда приходил раввин. Старик с окладистой бородой, который бормотал что-то нечленораздельное. Они знали, что я в доме, но в которой из квартир? Чтобы выяснить это, Уилкс загримировался и принялся стучаться во все двери, пока не нашел меня.
— А откуда они знали, что ты в здании?
— Проследили за мной от моего дома.
— А ты-то думал, это Джек. Считал, что он предал тебя. Ты должен извиниться перед ним, Фред.
— Я знаю. Но вернемся к Уилксу. Из раввина он перевоплотился в профессора Килроя. Они не могли рисковать и не позволили Герти врать мне в одиночку. Это звучало бы неправдоподобно, вот и появился профессор Килрой.
Потом Герти села за руль, а Уилкс превратился в коренастого в кепке. А сегодня утром он опять принялся крутить баранку.
Створки лифта открылись. Лифтер и человек пять пассажиров вылупились на меня. Поначалу я не понял, чего это они так таращатся, но потом опустил глаза, дабы убедиться, что ширинка застегнута, и увидел полы белого халата, а под ними — свои босые ступни. Тогда я все понял. И почувствовал, что моя физиономия превращается в красную неоновую вывеску. В меру сил и способностей я принял непринужденный вид, приосанился и шагнул в лифт.
По пути вниз Карен спросила:
— Как нам теперь действовать?
— Первым делом, позвонить в полицию, — ответил я.
Но звонить не пришлось. Полиция схватила меня в тот миг, когда мои босые ноги коснулись асфальта Пятой авеню.
Глава 46
Под вечер Райли принес мне кое-какую одежонку и весть о том, что меня выпускают на волю. Но прежде я был вынужден довольно долго общаться со Стивом и Ральфом. Чем меньше я расскажу об этом общении, тем лучше будет всем нам, поверьте мне. Ну да в конце концов они от меня отстали.
Поначалу разговор с Райли не клеился, ибо я чувствовал себя весьма неловко, а оттого и извинялся, и оправдывался, одновременно нападая на собеседника, а собеседник старался выказать понимание и подавить свой справедливый гнев.
— Фред, — сказал он мне, — я тебя об одном прошу: найди золотую середину. А то сперва ты всем веришь, потом — никому не веришь. Неужели ты не можешь нащупать точку, равноудаленную от двух этих крайностей?
— Я попробую, — пообещал я. — Честное слово.
— Ладно, довольно об этом, — решил Райли. — Что было, то прошло, я здесь не за этим. Думаю, тебе будет любопытно узнать, что еще я раскопал.
— Да, очень хотелось бы, — согласился я.
— Главным источником сведений послужил Добрьяк, — начал Райли. — Он клянется, что рассказал бы тебе все, кабы ты дал ему такую возможность, но я ему не верю. Думаю, для тебя он припас другой репертуар песен и плясок и постарался бы скрыть все факты, не выдавая никаких сведений.
— Как сенатор Данбар и иже с ним, — вставил я.
— Да, стиль у них один. Во всяком случае, Добрьяк говорит, что эти деньги никогда не принадлежали твоему дядьке. Он их не заработал, не украл и не выиграл. Ты был прав: Уолтер Косгроув действительно замешан в деле. Это были его деньги.
— Еще бы не замешан, если доктор Осбертсон знал его, — согласился я.
— А судя по тому, как Уилкс повел себя в обличьи профессора Килроя, когда я упомянул это имя, он тоже знал Косгроува.
— По словам Добрьяка, — продолжал Райли, — Мэтт бедствовал в Бразилии, когда Косгроув разыскал его там. Мэтт знал, что умирает от рака, а Косгроуву надо было ввезти в Штаты полмиллиона долларов и передать их Эрлу Данбару. Данбар пользовался влиянием и мог устроить Косгроуву помилование или амнистию, чтобы тот вернулся домой. Он запросил за это пятьсот тысяч, деньги вперед.
— Слишком сложная махинация, — сказал я.
— На самом деле нет, надо только понять суть. Как бы там ни было, Данбар уже много лет верховодил в этой своей ГПП и сделал из нее благообразный фасад, за которым можно было, не замарав рук, спрятать любые деньги, которые политиканы помельче обычно называют взносами на предвыборную кампанию. Но Данбар поступил умнее: деньги никогда не приходили прямиком к нему, их получала ГПП, а сенатор потом забирал, оставляя ровно столько, сколько было нужно для дальнейшего прозябания организации. Ты видел их штаб-квартиру.
— А что Косгроув?
— Косгроув выдал деньги Мэтту, поскольку тот должен был умереть без малого через год. Дядьке надлежало написать покаянное завещание, оплакать свою неправедную жизнь и оставить все деньги ГПП, дабы она могла продолжать свою самоотверженную деятельность.
— Но дядька их надул, — предположил я.
— До размеров воздушного шара, — ответил Райли. — Сначала прожил пять лет вместо шести месяцев, а потом завещал все деньги тебе.
— Так вот почему Уилкс убил его, — сказал я. — Мэтт отказался от услуг фирмы, и он заподозрил обман.
Райли покачал головой.
— Нет. Во-первых, Уилкс очень хотел, чтобы Мэтт не умер раньше, чем они докопаются до сути этого обмана. Во-вторых, у него нерушимое алиби на время убийства.
— Так это был не Уилкс?
— Определенно нет.
— Но и не братья Коппо, — сказал я. — Если они вообще существуют.
— Существуют, будь спокоен, — ответил Райли. — Только родом они из Канарси, а не из Бразилии. И никогда не имели никакого отношения ни к твоему дядьке, ни к любому другому участнику этой чехарды.
— Однако это живые люди. Наверное, их приплели сюда на тот случай, если я начну рыться в газетных подшивках.
— Да, что-то в этом роде.
— Но зачем было так усложнять дело? Окружать меня всеми этими высокоточными станками?
— Не могли же они явиться к тебе и сказать: извини, мол, ошибочка вышла, денежки-то наши. С одной стороны на Уилкса давил Данбар, а с другой, надо полагать, нажимал Косгроув. А ты на весь свет славишься своим легковерием, вот они и начали плести заговор, импровизируя по ходу дела и стращая тебя всеми доступными способами. По-моему, Уилкс делал это с удовольствием. Ты был прав: он — непризнанный гений лицедейства.
— Кабы я не нашел то письмо в столе дяди Мэтта, то ни о чем не догадался бы, — сказал я. — Подписал бы бумаги, и все.
— До этого едва не дошло, — согласился Райли. — Ты простофиля, Фред.
Такой уж уродился. А простофиля — злейший враг самому себе.
— Я исправляюсь, — подчеркнул я. — Полагаю, за последние несколько дней я кое-чему научился.
— Возможно, — не слишком убежденно молвил Райли.
— Остается последний вопрос, — сказал я. — Кто из них убил дядю Мэтта и Гаса Риковича? Если это не Уилкс, то кто?
— Никто, — ответил Райли. — Они все чисты. Какой им смысл выжидать пять лет? Кроме того, они подозревали его в обмане и надеялись, что он не умрет до выяснения дела.
— Но кто же тогда угробил дядюшку Мэтта?
— Понятия не имею.
— Я думал, все это — звенья одной цепи. Убийство и мошенничество. Но ведь они и хотели, чтобы я так думал, верно? Чтобы свалил все в одну кучу.
— Насколько мы можем судить, никакой связи нет, — сказал Райли. Уилкс и Герти Дивайн просто воспользовались этим убийством, чтобы начать строить козни против тебя.
— О, боже! — воскликнул я, внезапно испытав огромное облегчение. Тогда я знаю, кто это сделал.
Райли с сомнением посмотрел на меня.
— Знаешь?
— Лифтер.
— Кто?
— В дядюшкином доме, — сказал я. — Лифтер вечерней смены.
— Фред, здоров ли ты?
— Совершенно. Послушай. Мэтт дулся в карты с лифтером и, конечно, мухлевал. Совершенно естественно, даже не думая об этом. Но он стал неловок.
Герти и Гас то и дело ловили его, но прощали.
— Ты уверен? — спросил Райли. Сомнения уступили место любопытству.
— Вполне, — ответил я. — А поскольку лифтер куда глупее Герти, он не знал, что дядька плутует, и обнаружил это только в последний вечер. Когда дядьку схватили за руку, он, должно быть, разозлился, а может, и пригрозил настучать управляющему, а тот уволил бы лифтера за внеслужебные отношения с жильцами. Лифтер сам мне так сказал. Когда дядька пошел к телефону, он взбесился и убил его. Вероятно, ударил бутылкой, которую потом унес с собой.
— Ты уверен, что они играли в карты?
— Совершенно. Мне сказали об этом и Герти, и сам лифтер.
— Едва ли наши люди это знали, — задумчиво проговорил Райли.
— Лифтера все покрывали, не хотели, чтобы у него были неприятности.
— А Рикович? — спросил Райли.
— Он-то и ответит на вопрос, — сказал я. — Единственная причина, по которой он мог очутиться там в то время, — желание потолковать с убийцей, сказать, что тому придется выложить три с лишним тысячи, иначе Рикович продаст сведения мне. Полагаю, у покойного Гаса было весьма своеобразное отношение к жизни: он не допускал и мысли, что кто-то может покуситься на него.
— Как и старый Мэтт, — ответил Райли. — И вот обоих — тупым предметом по голове.
— Лифтер, — повторил я. — Я бы уже давно догадался, кабы не убедил себя в том, что убийство — часть мошенничества.
— Я сейчас вернусь, — сказал Райли. — Мне надо позвонить.
Пока он ходил, я переоделся, более чем охотно сбросив с себя лабораторный халат. Вернувшись, Райли сообщил:
— Наши пошли проверять.
— А что будет с Уилксом, Данбаром и остальными? — спросил я.
— Увы, ничего, — ответил Райли. — Веских улик нет, и мы не сможем привлечь их к суду. Эрл Данбар не станет лезть из кожи вон, чтобы помочь Уолтеру Косгроуву вернуться в Штаты, но это — наш самый большой успех в деле.
— А Герти? Подстроенное похищение?
— Ты — единственный, кто сообщил об этом. Она скажет: нет, я была в отъезде, и все. Сама-то Герти никогда не заявляла о похищении.
— Итак, все остаются на воле, — подытожил я.
— Включая тебя, Фред, — подчеркнул Райли. — Почему бы тебе не попытаться взглянуть на дело с такой точки зрения?
Я попытался.
Поначалу разговор с Райли не клеился, ибо я чувствовал себя весьма неловко, а оттого и извинялся, и оправдывался, одновременно нападая на собеседника, а собеседник старался выказать понимание и подавить свой справедливый гнев.
— Фред, — сказал он мне, — я тебя об одном прошу: найди золотую середину. А то сперва ты всем веришь, потом — никому не веришь. Неужели ты не можешь нащупать точку, равноудаленную от двух этих крайностей?
— Я попробую, — пообещал я. — Честное слово.
— Ладно, довольно об этом, — решил Райли. — Что было, то прошло, я здесь не за этим. Думаю, тебе будет любопытно узнать, что еще я раскопал.
— Да, очень хотелось бы, — согласился я.
— Главным источником сведений послужил Добрьяк, — начал Райли. — Он клянется, что рассказал бы тебе все, кабы ты дал ему такую возможность, но я ему не верю. Думаю, для тебя он припас другой репертуар песен и плясок и постарался бы скрыть все факты, не выдавая никаких сведений.
— Как сенатор Данбар и иже с ним, — вставил я.
— Да, стиль у них один. Во всяком случае, Добрьяк говорит, что эти деньги никогда не принадлежали твоему дядьке. Он их не заработал, не украл и не выиграл. Ты был прав: Уолтер Косгроув действительно замешан в деле. Это были его деньги.
— Еще бы не замешан, если доктор Осбертсон знал его, — согласился я.
— А судя по тому, как Уилкс повел себя в обличьи профессора Килроя, когда я упомянул это имя, он тоже знал Косгроува.
— По словам Добрьяка, — продолжал Райли, — Мэтт бедствовал в Бразилии, когда Косгроув разыскал его там. Мэтт знал, что умирает от рака, а Косгроуву надо было ввезти в Штаты полмиллиона долларов и передать их Эрлу Данбару. Данбар пользовался влиянием и мог устроить Косгроуву помилование или амнистию, чтобы тот вернулся домой. Он запросил за это пятьсот тысяч, деньги вперед.
— Слишком сложная махинация, — сказал я.
— На самом деле нет, надо только понять суть. Как бы там ни было, Данбар уже много лет верховодил в этой своей ГПП и сделал из нее благообразный фасад, за которым можно было, не замарав рук, спрятать любые деньги, которые политиканы помельче обычно называют взносами на предвыборную кампанию. Но Данбар поступил умнее: деньги никогда не приходили прямиком к нему, их получала ГПП, а сенатор потом забирал, оставляя ровно столько, сколько было нужно для дальнейшего прозябания организации. Ты видел их штаб-квартиру.
— А что Косгроув?
— Косгроув выдал деньги Мэтту, поскольку тот должен был умереть без малого через год. Дядьке надлежало написать покаянное завещание, оплакать свою неправедную жизнь и оставить все деньги ГПП, дабы она могла продолжать свою самоотверженную деятельность.
— Но дядька их надул, — предположил я.
— До размеров воздушного шара, — ответил Райли. — Сначала прожил пять лет вместо шести месяцев, а потом завещал все деньги тебе.
— Так вот почему Уилкс убил его, — сказал я. — Мэтт отказался от услуг фирмы, и он заподозрил обман.
Райли покачал головой.
— Нет. Во-первых, Уилкс очень хотел, чтобы Мэтт не умер раньше, чем они докопаются до сути этого обмана. Во-вторых, у него нерушимое алиби на время убийства.
— Так это был не Уилкс?
— Определенно нет.
— Но и не братья Коппо, — сказал я. — Если они вообще существуют.
— Существуют, будь спокоен, — ответил Райли. — Только родом они из Канарси, а не из Бразилии. И никогда не имели никакого отношения ни к твоему дядьке, ни к любому другому участнику этой чехарды.
— Однако это живые люди. Наверное, их приплели сюда на тот случай, если я начну рыться в газетных подшивках.
— Да, что-то в этом роде.
— Но зачем было так усложнять дело? Окружать меня всеми этими высокоточными станками?
— Не могли же они явиться к тебе и сказать: извини, мол, ошибочка вышла, денежки-то наши. С одной стороны на Уилкса давил Данбар, а с другой, надо полагать, нажимал Косгроув. А ты на весь свет славишься своим легковерием, вот они и начали плести заговор, импровизируя по ходу дела и стращая тебя всеми доступными способами. По-моему, Уилкс делал это с удовольствием. Ты был прав: он — непризнанный гений лицедейства.
— Кабы я не нашел то письмо в столе дяди Мэтта, то ни о чем не догадался бы, — сказал я. — Подписал бы бумаги, и все.
— До этого едва не дошло, — согласился Райли. — Ты простофиля, Фред.
Такой уж уродился. А простофиля — злейший враг самому себе.
— Я исправляюсь, — подчеркнул я. — Полагаю, за последние несколько дней я кое-чему научился.
— Возможно, — не слишком убежденно молвил Райли.
— Остается последний вопрос, — сказал я. — Кто из них убил дядю Мэтта и Гаса Риковича? Если это не Уилкс, то кто?
— Никто, — ответил Райли. — Они все чисты. Какой им смысл выжидать пять лет? Кроме того, они подозревали его в обмане и надеялись, что он не умрет до выяснения дела.
— Но кто же тогда угробил дядюшку Мэтта?
— Понятия не имею.
— Я думал, все это — звенья одной цепи. Убийство и мошенничество. Но ведь они и хотели, чтобы я так думал, верно? Чтобы свалил все в одну кучу.
— Насколько мы можем судить, никакой связи нет, — сказал Райли. Уилкс и Герти Дивайн просто воспользовались этим убийством, чтобы начать строить козни против тебя.
— О, боже! — воскликнул я, внезапно испытав огромное облегчение. Тогда я знаю, кто это сделал.
Райли с сомнением посмотрел на меня.
— Знаешь?
— Лифтер.
— Кто?
— В дядюшкином доме, — сказал я. — Лифтер вечерней смены.
— Фред, здоров ли ты?
— Совершенно. Послушай. Мэтт дулся в карты с лифтером и, конечно, мухлевал. Совершенно естественно, даже не думая об этом. Но он стал неловок.
Герти и Гас то и дело ловили его, но прощали.
— Ты уверен? — спросил Райли. Сомнения уступили место любопытству.
— Вполне, — ответил я. — А поскольку лифтер куда глупее Герти, он не знал, что дядька плутует, и обнаружил это только в последний вечер. Когда дядьку схватили за руку, он, должно быть, разозлился, а может, и пригрозил настучать управляющему, а тот уволил бы лифтера за внеслужебные отношения с жильцами. Лифтер сам мне так сказал. Когда дядька пошел к телефону, он взбесился и убил его. Вероятно, ударил бутылкой, которую потом унес с собой.
— Ты уверен, что они играли в карты?
— Совершенно. Мне сказали об этом и Герти, и сам лифтер.
— Едва ли наши люди это знали, — задумчиво проговорил Райли.
— Лифтера все покрывали, не хотели, чтобы у него были неприятности.
— А Рикович? — спросил Райли.
— Он-то и ответит на вопрос, — сказал я. — Единственная причина, по которой он мог очутиться там в то время, — желание потолковать с убийцей, сказать, что тому придется выложить три с лишним тысячи, иначе Рикович продаст сведения мне. Полагаю, у покойного Гаса было весьма своеобразное отношение к жизни: он не допускал и мысли, что кто-то может покуситься на него.
— Как и старый Мэтт, — ответил Райли. — И вот обоих — тупым предметом по голове.
— Лифтер, — повторил я. — Я бы уже давно догадался, кабы не убедил себя в том, что убийство — часть мошенничества.
— Я сейчас вернусь, — сказал Райли. — Мне надо позвонить.
Пока он ходил, я переоделся, более чем охотно сбросив с себя лабораторный халат. Вернувшись, Райли сообщил:
— Наши пошли проверять.
— А что будет с Уилксом, Данбаром и остальными? — спросил я.
— Увы, ничего, — ответил Райли. — Веских улик нет, и мы не сможем привлечь их к суду. Эрл Данбар не станет лезть из кожи вон, чтобы помочь Уолтеру Косгроуву вернуться в Штаты, но это — наш самый большой успех в деле.
— А Герти? Подстроенное похищение?
— Ты — единственный, кто сообщил об этом. Она скажет: нет, я была в отъезде, и все. Сама-то Герти никогда не заявляла о похищении.
— Итак, все остаются на воле, — подытожил я.
— Включая тебя, Фред, — подчеркнул Райли. — Почему бы тебе не попытаться взглянуть на дело с такой точки зрения?
Я попытался.
Глава 47
Спустя два дня, в субботу, я сидел в квартире Герти. Она наскоро собирала легкий обед, потому что мы готовились прокатиться на моей новой машине. Герти должна была водить ее до тех пор, пока я не получу права.
Когда зазвонил телефон, Герти сказала:
— Возьми трубку, дорогой.
Звонил Райли. Услышав мой голос, он заявил:
— Карен сказала, что ты там, но я ей не поверил.
— Почему? Я же говорил Карен, что...
— Да, да, знаю, — ворчливо перебил он меня. — Похоже, я должен тебя поблагодарить.
— За что?
— За то, что побеседовал с Карен.
— Ах, это. Черт, я чувствовал себя обязанным. Я не должен был лишать тебя своего доверия. В том, что Карен порвала с тобой, была большая доля моей вины, вот я и решил попытаться поправить дело.
— Я заблуждался на твой счет, — сказал Райли. — Мне казалось, ты норовишь отбить у меня Карен, чтобы самому закрутить с ней.
— Нет, только не я. Во-первых, она — твоя девушка. Во-вторых, мы друг другу не подходим. Ей нужен такой, как ты.
— Что значит, не подходите друг другу? — спросил он.
— Она слишком... слишком нормальная для меня. Я несколько...
Герти пришла с кухни, помахивая вымазанным майонезом ножом.
— Что такое? — осведомилась она.
— Подожди, — сказал я Райли и, повернувшись к Герти, объявил:
— Я терпеть не могу майонез.
— Только не моего приготовления. Я сама делаю его при помощи смесителя.
Я скорчил мину, призванную выразить сомнение, и сказал в трубку:
— Вы с Карен созданы друг для друга, Райли.
Герти снова удалилась на кухню.
— Уж и не ведаю, чего ты ей наплел, — сказал Райли, — но вынужден признать, что это помогло. Наши неурядицы позади.
— Я только сказал, что вы с ней — идеальная пара, а к мужчине надо относиться как к буханке хлеба: лучше уж половина, чем вовсе ничего. Ну, а когда она заявила, что-де не хлебом единым жива женщина, я объяснил ей фаллическое значение основы жизни и добавил, что мы сами — кузнецы своих судеб, а посему ей лучше и впредь жить в той романтической сказке, которую ты...
— Что ты ей наговорил?!
— Но ведь помогло же, Райли, — напомнил я ему.
— Ну, не знаю, — задумчиво пробормотал он. — Вроде, должно сработать. — Райли вздохнул. — Ладно, забыли. Вот еще что: час назад твой лифтер сознался в убийстве. Ты был совершенно прав: он поймал Мэтта на шулерстве, взбесился, начал сквернословить, а когда Мэтт пригрозил вызвать швейцара и вытолкать лифтера взашей, тот схватил только что распитую бутылку, огрел ею Мэтта и смылся. Бутылку он выбросил в шахту лифта, теперь там люди из лаборатории собирают осколки.
— А чем он убил Гаса Риковича?
— Бильярдным шаром. Рикович знал о заговоре и догадался, что Мэтта убил лифтер. Он заломил больше трех тысяч, но у лифтера не было денег, и он зазвал Риковича в квартиру, чтобы потолковать, ударил его бильярдным шаром, спрятал тело, вымыл шар и пошел себе работать дальше.
— Где он взял ключ от квартиры?
— Мэтт дал. Чтобы лифтер мог приходить в любое время. Приносить выпивку, играть в карты и так далее.
— Значит, все разъяснилось.
— Да.
— Хорошо. Рад это слышать.
— А как быть с тобой? Говорят, ты все-таки собираешься отдать деньги.
— Я подумывал об этом.
— Но почему?
— В основном — потому что они неправедные. На этих деньгах кровь.
Кроме того, я тридцать лет прекрасно обходился без них.
— И кому же все это достанется?
— Мне.
— Как ты сказал?
— Герти мне все объяснила, — втолковал я ему. — Она говорит, что при желании я могу сколько угодно жить прежней жизнью, только гораздо более вольготно. Вместо того, чтобы платить за квартиру, можно купить дом. Тогда уже никто не замостит этот участок под автостоянку. Ну, и так далее.
— Значит, ты оставляешь деньги, — вяло пробормотал он.
— Герти не позволит мне поступить иначе.
(Вообще-то Герти чаще всего выражалась так:"Ты что, спятил? Это же деньги!") — И больше не собираешься покупать золотых слитков или мостов?
— Мосты — только в пасть, а слитков — самую малость. Я становлюсь рачительным.
— Но не пуганой вороной.
— Нет, не пуганой. Хочу найти точку равновесия.
— Отрадно слышать. Добрьяк все еще твой поверенный?
— Нет, я отпустил его с миром. Дядя Мэтт нанял Добрьяка, потому что тот жулик, и они ладили. Я уволил его по той же причине.
— Кто у тебя теперь? Я его знаю?
— Конечно. Как облупленного. Прескотт Уилкс.
— Что?!
— Данбар всердцах уволил его. Вот я и решил: есть человек, который и впрямь радеет за клиента. И нанял Уилкса. Думаю, он справится.
Я принюхался. Из кухни доносился весьма странный и очень неприятный запашок.
— А с Герти ты по той же причине? — спросил Райли.
Я немного обиделся и отчеканил:
— Мы с Герти — хорошие друзья. Она учит меня некоторым премудростям.
— Не сомневаюсь.
— Слушай, Райли, если девушка танцевала в «Канонирском клубе»
Сан-Антонио, это еще не значит, что у нее плохо с нравственностью. Герти...
— Как скажешь, Фред, как скажешь.
— Ну, короче, Герти — это Герти.
— С этим не поспоришь...
— Можно подумать, она — исчадие ада!
Вонища делалась все нестерпимее.
— Кладу трубку, Райли, — объявил я. — Тут творится неладное.
Созвонимся позже.
Я бросился на кухню. Навстречу мне, будто ангел преисподней, выскочила Герти в клубах едкого дыма.
— Ой, чур меня! — воскликнул я. — Что такое?
— Это ты мне скажи, негодяй! — отвечала Герти, буравя меня красными глазами.
— Я? Почему я?
— Десять минут назад я начала прогревать духовку, а заглянула туда лишь теперь. Знаешь, что там?
— Воняет, как в аду.
— Я в таких местах не бываю, — заявила Герти. — Но вот что я тебе скажу: в духовке горит библия!
— Горит биб...
И тут перед моими глазами, будто раскрывшийся бутон, предстало во всей красе последнее великое мошенничество. Разумеется, я уже не смогу остановить выплату по тому злополучному чеку. Но, во всяком случае, теперь у нас есть то, без чего ни одно действительно красивое мошенничество обойтись не может.
Изящная концовка.
Когда зазвонил телефон, Герти сказала:
— Возьми трубку, дорогой.
Звонил Райли. Услышав мой голос, он заявил:
— Карен сказала, что ты там, но я ей не поверил.
— Почему? Я же говорил Карен, что...
— Да, да, знаю, — ворчливо перебил он меня. — Похоже, я должен тебя поблагодарить.
— За что?
— За то, что побеседовал с Карен.
— Ах, это. Черт, я чувствовал себя обязанным. Я не должен был лишать тебя своего доверия. В том, что Карен порвала с тобой, была большая доля моей вины, вот я и решил попытаться поправить дело.
— Я заблуждался на твой счет, — сказал Райли. — Мне казалось, ты норовишь отбить у меня Карен, чтобы самому закрутить с ней.
— Нет, только не я. Во-первых, она — твоя девушка. Во-вторых, мы друг другу не подходим. Ей нужен такой, как ты.
— Что значит, не подходите друг другу? — спросил он.
— Она слишком... слишком нормальная для меня. Я несколько...
Герти пришла с кухни, помахивая вымазанным майонезом ножом.
— Что такое? — осведомилась она.
— Подожди, — сказал я Райли и, повернувшись к Герти, объявил:
— Я терпеть не могу майонез.
— Только не моего приготовления. Я сама делаю его при помощи смесителя.
Я скорчил мину, призванную выразить сомнение, и сказал в трубку:
— Вы с Карен созданы друг для друга, Райли.
Герти снова удалилась на кухню.
— Уж и не ведаю, чего ты ей наплел, — сказал Райли, — но вынужден признать, что это помогло. Наши неурядицы позади.
— Я только сказал, что вы с ней — идеальная пара, а к мужчине надо относиться как к буханке хлеба: лучше уж половина, чем вовсе ничего. Ну, а когда она заявила, что-де не хлебом единым жива женщина, я объяснил ей фаллическое значение основы жизни и добавил, что мы сами — кузнецы своих судеб, а посему ей лучше и впредь жить в той романтической сказке, которую ты...
— Что ты ей наговорил?!
— Но ведь помогло же, Райли, — напомнил я ему.
— Ну, не знаю, — задумчиво пробормотал он. — Вроде, должно сработать. — Райли вздохнул. — Ладно, забыли. Вот еще что: час назад твой лифтер сознался в убийстве. Ты был совершенно прав: он поймал Мэтта на шулерстве, взбесился, начал сквернословить, а когда Мэтт пригрозил вызвать швейцара и вытолкать лифтера взашей, тот схватил только что распитую бутылку, огрел ею Мэтта и смылся. Бутылку он выбросил в шахту лифта, теперь там люди из лаборатории собирают осколки.
— А чем он убил Гаса Риковича?
— Бильярдным шаром. Рикович знал о заговоре и догадался, что Мэтта убил лифтер. Он заломил больше трех тысяч, но у лифтера не было денег, и он зазвал Риковича в квартиру, чтобы потолковать, ударил его бильярдным шаром, спрятал тело, вымыл шар и пошел себе работать дальше.
— Где он взял ключ от квартиры?
— Мэтт дал. Чтобы лифтер мог приходить в любое время. Приносить выпивку, играть в карты и так далее.
— Значит, все разъяснилось.
— Да.
— Хорошо. Рад это слышать.
— А как быть с тобой? Говорят, ты все-таки собираешься отдать деньги.
— Я подумывал об этом.
— Но почему?
— В основном — потому что они неправедные. На этих деньгах кровь.
Кроме того, я тридцать лет прекрасно обходился без них.
— И кому же все это достанется?
— Мне.
— Как ты сказал?
— Герти мне все объяснила, — втолковал я ему. — Она говорит, что при желании я могу сколько угодно жить прежней жизнью, только гораздо более вольготно. Вместо того, чтобы платить за квартиру, можно купить дом. Тогда уже никто не замостит этот участок под автостоянку. Ну, и так далее.
— Значит, ты оставляешь деньги, — вяло пробормотал он.
— Герти не позволит мне поступить иначе.
(Вообще-то Герти чаще всего выражалась так:"Ты что, спятил? Это же деньги!") — И больше не собираешься покупать золотых слитков или мостов?
— Мосты — только в пасть, а слитков — самую малость. Я становлюсь рачительным.
— Но не пуганой вороной.
— Нет, не пуганой. Хочу найти точку равновесия.
— Отрадно слышать. Добрьяк все еще твой поверенный?
— Нет, я отпустил его с миром. Дядя Мэтт нанял Добрьяка, потому что тот жулик, и они ладили. Я уволил его по той же причине.
— Кто у тебя теперь? Я его знаю?
— Конечно. Как облупленного. Прескотт Уилкс.
— Что?!
— Данбар всердцах уволил его. Вот я и решил: есть человек, который и впрямь радеет за клиента. И нанял Уилкса. Думаю, он справится.
Я принюхался. Из кухни доносился весьма странный и очень неприятный запашок.
— А с Герти ты по той же причине? — спросил Райли.
Я немного обиделся и отчеканил:
— Мы с Герти — хорошие друзья. Она учит меня некоторым премудростям.
— Не сомневаюсь.
— Слушай, Райли, если девушка танцевала в «Канонирском клубе»
Сан-Антонио, это еще не значит, что у нее плохо с нравственностью. Герти...
— Как скажешь, Фред, как скажешь.
— Ну, короче, Герти — это Герти.
— С этим не поспоришь...
— Можно подумать, она — исчадие ада!
Вонища делалась все нестерпимее.
— Кладу трубку, Райли, — объявил я. — Тут творится неладное.
Созвонимся позже.
Я бросился на кухню. Навстречу мне, будто ангел преисподней, выскочила Герти в клубах едкого дыма.
— Ой, чур меня! — воскликнул я. — Что такое?
— Это ты мне скажи, негодяй! — отвечала Герти, буравя меня красными глазами.
— Я? Почему я?
— Десять минут назад я начала прогревать духовку, а заглянула туда лишь теперь. Знаешь, что там?
— Воняет, как в аду.
— Я в таких местах не бываю, — заявила Герти. — Но вот что я тебе скажу: в духовке горит библия!
— Горит биб...
И тут перед моими глазами, будто раскрывшийся бутон, предстало во всей красе последнее великое мошенничество. Разумеется, я уже не смогу остановить выплату по тому злополучному чеку. Но, во всяком случае, теперь у нас есть то, без чего ни одно действительно красивое мошенничество обойтись не может.
Изящная концовка.