– Или джентльмен, заботящийся о чувствах дамы. Адам хмыкнул:
   – Ребекка, вы не застенчивый цветочек, нуждающийся в прищипке и уходе. Страсть горит в вашей крови. Вы не удовлетворитесь философскими бреднями.
   – Вы действительно не понимаете меня.
   – А я думаю, наоборот. – Адам придвинулся ближе, провел пальцами по ее стройной шее. Ее пульс учащенно забился под его рукой. Она оказалась не так уж невосприимчива к нему или к его словам, как ей хотелось верить.
   Но и Адам тоже не мог не реагировать на нее. Крошечные зеленоватые искорки плясали в ее глазах, а он вдыхал нежный запах сирени, исходивший от ее кожи. Было так легко стереть из памяти воспоминания последних месяцев в ее объятиях. Один-единственный поцелуй, конечно, не повредит. Он говорил, снова и снова поглаживая большим пальцем ее нижнюю губу:
   – Действительно, ваш дружок-поэт и я так же не похожи, как небо и земля. Если бы я был влюблен в вас, если бы я желал вас, если бы я собирался убежать с вами, одних слов мне было бы недостаточно. Я бы удостоверился, что вы понимаете, что я подразумеваю под отношениями мужа и жены, мужчины и женщины. – Другая его рука медленно, чувственно скользила по краю лифа ее платья, слегка приоткрывая нежную плоть. Он перевел свой взгляд с ее глаз на губы, потом на грудь. – Я бы захотел прикоснуться к каждому восхитительному дюйму вашего тела. Вон к той маленькой родинке за вашим левым ухом, той чувственной точке на запястье, где бьется ваш пульс. Нежной плоти ваших бедер. Я бы заставил вас понять, насколько глубоко страсть проникла в вашу душу.
   – Этот разговор неприличен, – заикаясь произнесла Ребекка, непристойные образы из восточной книжки совпали со словами Адама. Непрошеное возбуждение волной захлестнуло ее тело. Вот черт! Впредь нужно осмотрительнее выбирать книги для чтения. Взгляд ее заметался по сторонам, пытаясь найти выход, но безуспешно. Кроме того, она была не слишком уверена, что хочет убежать.
   – Неуместен? Вы только что заявили о своем презрении к законам общества, отрицании добродетели невинности. Помните? – Он дал ей время, чтобы ретироваться, но она осталась, и Адам медленно опустил голову. Он нежно прижался губами к ее губам.
   Когда он приблизился, Ребекка ощутила, как сильно мужское тело отличается от женского. Непреодолимое желание разгоралось где-то глубоко внутри ее.
   – Откройте рот, – прошептал Адам. Соблазняя, дразня и мучая ее своим языком, он выпустил на волю дикого зверя, сидевшего внутри Ребекки. Сначала ее язык робко пытался сопротивляться ему, но потом она осмелела, игриво, как любопытный ребенок, исследуя новую игрушку.
   Подчиняясь инстинкту, Ребекка обхватила руками его шею и прижалась, не слушая доводов рассудка. Не важно, как тесно она прижималась к нему, все равно этого было недостаточно. Она пребывала в лихорадочном возбуждении. Ее сердце бешено колотилось, груди болели.
   Адам, должно быть, почувствовал состояние Ребекки и накрыл ее грудь рукой. Откликнувшись на ласку, сосок затвердел под его ладонью. Он продолжал целовать ее. Удивительный трепет прокрался в потайное местечко между ее бедрами. Огонь, разгоревшийся внутри ее, грозил поглотить их обоих.
   Тут Адам остановился и отступил. Он взглянул на девушку. Ребекка почувствовала, как распухли ее губы от его жадных поцелуев. Она была так ошеломлена, что почти не заметила самодовольного выражения, промелькнувшего на его лице.
   – Ну что ж, Ребекка, – произнес Адам, – я бы сказал, что вы не так уж нерасположены к наслаждениям плоти, как хотели бы думать. Поцелуи Лейтона возбуждают вас так же, как и мои?
   – Чьи? – переспросила Ребекка.
   Он терпеливо улыбнулся:
   – Вашего поклонника. Она очнулась.
   – О! – Ребекка отступила в сторону, чтобы между ними поясом целомудрия оказалось кресло. – , как мое тело реагирует на ваше, ничего не значит. Чем хорошо плотское удовольствие, если разум и душа голодают?
   Приводя в порядок свой костюм, Адам заметил:
   – Чертовски хорошо, скажу я вам. Это была страсть, дорогая, чистая и настоящая.
   Она вздохнула, медленно приходя в себя, опасаясь больше всего, что Адам может неправильно понять реакцию ее тела на его прикосновения. О Боже, она сама невольно напрашивалась на это!
   – Ну, хорошо, – сказала Ребекка. – Я признаю это. Очевидно, я нахожу вас привлекательным. Но вы и я совершенно не подходим друг другу, и у нас нет будущего. Вы не можете просто целовать меня, чтобы доказать свои взгляды. А теперь мы должны забыть эти глупости.
   Адама, похоже, совершенно не тронула их недавняя близость. Он медленно подошел к ней и протянул руку:
   – Как вам угодно! Мир. Я больше не буду целовать вас. А теперь идемте, мне нужно найти кое-какие бумаги.
   Не доверяя этой внезапной уступчивости в человеке, который всегда спорил с ней, Ребекка не двигалась.
   – Я серьезно, Адам. Никаких поцелуев.
   – Я тоже серьезно, – торжественно заверил он.
   Почему она не поверила ему? Или ей самой нужно дать обещание, что она не будет больше целовать Адама Хоксмора? Ни к чему хорошему это не приведет.

Глава 7

   Он похож на мерзкую жабу.
   Эта мысль не покидала Адама, пока он неподвижно стоял перед зеркалом в своей спальне, уставясь на свое отражение. На нем были изумрудно-зеленые брюки, такого же цвета сюртук и отвратительный желтый галстук, завязанный невероятно затейливым узлом. Он ненавидел зеленый цвет, а желтый еще больше. Черт, он вообще не носил других цветов, кроме черного, коричневого или, очень редко, темно-бордового. Наверняка вырядить его так – месть со стороны Ребекки.
   Прошло три дня с их встречи в оружейной и ее абсурдного запрета по поводу поцелуев. С того момента она умудрялась не оставаться с ним наедине. Ребекка поздно вставала, занималась своими повседневными делами и ни на шаг не отходила от тетушки. По вечерам они играли в шахматы или в покер, всегда в компании леди Такер. Адам чувствовал непонятное раздражение и разочарование от того, что Ребекка явно не желает проводить время с ним наедине. Это было странное и необычное ощущение.
   Поэтому Адам заново составил ежедневное расписание, которому следовал, сколько себя помнил. Он проводил дни, заново знакомясь со своим собственным домом, – нешуточная задача после столь долгого отсутствия. Обычные, тривиальные занятия, например просмотр бухгалтерских книг, приносили ему большое удовольствие. Херес в хрустальном бокале, свежая булочка, пропитанная топленым маслом, чистые простыни на кровати и горячая ванна казались ему дарами богов. Он читал, по возможности упражнялся и бродил по скалам над грохочущим прибоем. Адам посетил свою конюшню и полюбовался отличной коллекцией лошадей. Но он не забывал о нависшей над ним угрозе, когда снова и снова перебирал подробности той последней ночи в «Красном гусе». И все это время он старательно изображал поэта.
   Уизерс принес с чердака кое-какую старую одежду Адама. В сочетании с оставленной кузеном одеждой его новый гардероб чудесным образом нашелся неподалеку от фруктового сада в его «похищенном» саквояже. Дженет приняла присутствие Адама с неожиданной легкостью, лишь иногда напоминая ему о том, что сделает Эдвард, если он поведет себя недостойно. Адам жил в своем доме, носил свою одежду, его раны отлично заживали. Он должен был ликовать.
   Но вот странно, сегодня он был несчастлив. Адам уже выполнил свои дневные планы, а приближавшаяся сильная гроза уничтожала всякую надежду на прогулку. В сложившейся ситуации он видел только одного человека, кто мог бы его занять.
   Украдкой заглянув в дверной проем библиотеки, Адам нашел ее. Он с интересом смотрел, как она балансирует на неустойчивой лесенке, которая, на его взгляд, была слишком ненадежно прислонена к деревянным книжным полкам. Ее волосы были спрятаны под смешным белым чепцом, виднелись только несколько светлых локонов. Темное пятно на ее левой щеке заставило его гадать – что же она делала? Юбка ее платья, приподнятая и зажатая между ног, оставляла открытыми изящные лодыжки в темно-синих чулках. В одной руке Ребекка держала щетку из перьев, но все ее внимание было сосредоточено на открытой книге, лежавшей на верхней ступеньке лестницы. Боже, если персидский ковер сдвинется хоть на дюйм или она наклонится в сторону, то свалится и сломает свою очаровательную шейку!
   Оглядевшись по сторонам и убедившись, что они одни, Адам спросил:
   – Ребекка Марч, о чем это вы думаете?
   Она покачнулась от испуга, чуть не уронив лестницу. Книга с глухим стуком шлепнулась на пол. Восстановив равновесие, девушка возмущенно посмотрела на Адама:
   – Вы в своем уме? Я чуть не упала!
   Он подошел к ней и подпер лестницу плечом.
   – Вы действительно могли упасть, забравшись туда. Чем вы занимаетесь?
   – Предполагается, что я подготавливаю имение для вашего преемника.
   – Для чего же, по вашему мнению, я нанимаю слуг?
   – Здесь недостаточно слуг, чтобы успевать делать все, если только вы не хотите нанять еще людей, но тогда еще больше любопытных будет крутиться поблизости.
   При этой мысли Адам нахмурился.
   – А, кроме того, мне скучно до слез, – призналась Ребекка.
   Тот факт, что она сама скучала, развеял все его сомнения, стоит ли искать ее общества. Но ее сегодняшнее занятие привело его в странное замешательство. Только жена входит в дом мужчины, чтобы заботиться о его нуждах.
   – Наверняка есть другие дела, которыми вы могли бы заняться, – недовольно заметил он. – Какие-нибудь менее тяжелые обязанности.
   Она повернулась и села на верхнюю ступеньку лестницы. Ее глаза весело поблескивали.
   – Я и раньше вытирала пыль. И, если хотите знать, даже заправила постель.
   – Только не в моем доме. – Нагнувшись, чтобы поднять упавшую книгу, Адам испытал очередной шок, такой, от которого глаза у молодого человека полезли на лоб. – «Лисистрата»?! Не слишком подходящее чтение для молодой девушки.
   – Я вытирала пыль.
   – Я вижу. Пятьдесят вторая страница особенно тщательно вытерта. На случай, если вы забыли, в этой части говорится о мужском фаллосе.
   Ее щеки порозовели.
   – Вам не удастся заставить меня почувствовать вину за расширение моих интеллектуальных горизонтов.
   – Ах, вы так это называете? Возможно, потому, что знаете, что вам не следует читать подобную литературу.
   Она скрестила руки на груди.
   – Вероятно, да, но это именно то, что я имела в виду, говоря о недостатке прав у женщин. Почему мы не можем выбирать, что нам читать? Почему все должно быть какой-то великой тайной? – Она обвиняющим жестом указала на него пальцем: – Потому что мужчины держат нас в неведении из страха, боясь, что мы узнаем что-то, что может поколебать их превосходство, вот почему.
   – Вы вычитали все это в данной книге? Интересно. Ребекка покачала головой:
   – Перестаньте спорить, я не позволю вам испортить мне день. Чего вы хотите?
   – Я хочу, чтобы вы спустились оттуда до того, как покалечитесь.
   Очевидно, примирившись с мыслью, что он не оставит ее в покое, Ребекка стала осторожно спускаться с лестницы. На последней ступеньке она покачнулась, и лестница опрокинулась. Ребекка схватилась за стойку, чтобы не упасть, но приземлилась неудачно.
   – Ох!
   – Дайте посмотреть, – обеспокоено сказал Адам. Взяв ее за руку, он внимательно осмотрел ее. – Всего лишь заноза. – Он вытащил крошечную щепку и припал губами к ранке, чтобы остановить кровь и облегчить боль.
   Ее вкус был такой... женственный. Он попытался придумать поэтическое сравнение, но ему в голову пришло только одно слово – «восхитительно». Ее легкий вздох заставил его заблудшие мысли улететь в опасном направлении; Адам вспомнил о других очаровательных частях ее тела, которые он тоже с наслаждением бы попробовал. Каждый нерв его тела трепетал. Когда он поднял взгляд, Ребекка зачарованно смотрела на свой палец в ловушке его рта. Золотые искорки плясали в ее темно-карих глазах. Странно, Адам никогда раньше не замечал их, как, впрочем, и ее невероятно длинных ресниц. Ее рот приоткрылся, и он почувствовал нарастающую боль в паху.
   Адам выпустил ее палец и отошел на безопасное расстояние, заложив руки за спину.
   – Если вы хотите, чтобы я соблюдал договор относительно поцелуев, советую вам потушить огонь в ваших глазах. Опасно искушать мужчину.
   – Прошу прощения? – Ребекка была явно озадачена.
   Несмотря на все ее заявления о правах женщин, она понятия не имела, что он хотел сказать. Ее наивность возбуждала его мужское естество больше, чем мысль о том, что она читает «Лисистрату». Страстность, замешанная на невинности, – самое мощное средство для усиления сладострастия. Поддавшийся жару в ее глазах и огню своего тела, Адам не смог вытерпеть большего искушения. Он обошел комнату, останавливаясь, чтобы прочитать названия на корешках принадлежавших ему книг, половину которых у него так и не нашлось времени прочитать. Все это он делал, чтобы взять под контроль свои низменные побуждения. Не слишком славный подвиг!
   – Адам, так в чем же дело?
   Он молчал, не зная, что сказать. Разумеется, Адам не мог признаться во внутренней борьбе, в которой он пытался обуздать свое желание. Наконец он решился:
   – Если хотите знать, мне тоже ужасно скучно. А я привык всегда что-то делать, за кого-то или что-то отвечать. Я понятия не имею, чем себя занять. – Он засмеялся, когда Ребекка протянула ему щетку: – Это не то, что я имел в виду. Идемте.
   – Как видите, я занята.
   Зная слабость Ребекки ко всему таинственному, он загадочно прошептал:
   – То, чем я собираюсь заняться, понравится вам гораздо больше.
   – Что?
   Он пожал плечами:
   – Небольшое исследование. Вам придется довериться мне. – Она стояла неподвижно, но он был уверен, что ее мысли кружатся в вихре предположений и вопросов. Ребекка посмотрела на его рот. Прочитав ее мысли, он сказал: – Да, я помню, никаких поцелуев. – Адам ждал этого вечера, и ему действительно требовалось ее общество, поэтому он сказал, положив руку на сердце: – Обещаю.
   Решение Ребекки оставить свои обязанности последовало через три секунды, что чрезвычайно обрадовало Адама. На случай, если в холле окажется кто-то из слуг, он сохранял между ними почтительную дистанцию. К тому же он боялся, что, если подойдет слишком близко, может передумать и затащить ее в какой-нибудь угол, чтобы проверить свое предположение о том, какова на вкус та маленькая родинка на ее левом плече. Он повел ее по замку, вверх по лестнице, мимо портретов предков. Чтобы не разбудить дремлющую после обеда Дженет, они на цыпочках прокрались мимо спален и поднялись по лестнице на третий этаж, где Адам наконец остановился перед большим гобеленом.
   – Готовы? – спросил он.
   – К чему? – Ребекка скептически огляделась по сторонам.
   Вытащив из кармана ключ, он поднял край ткани и отпер старую дубовую дверь, за которой оказалась узкая лестница.
   – Куда она ведет? – поинтересовалась Ребекка.
   – В мое тайное убежище. Не ударьтесь головой. Он захватил в коридоре свечу, взял Ребекку за руку и повел вверх по лестнице, по пути останавливаясь, чтобы зажечь маленькие факелы в железных канделябрах, висящие на стене через каждые десять футов. Наверху Адам остановился, открыл еще одну дверь и вошел в круглую комнату не больше десяти футов шириной. Ряд окон с наклонными стеклами и железными рамами окружал комнату, обеспечивая великолепный вид на море и бескрайний горизонт. Чистые парчовые подушки, очевидно, принесенные Уизерсом в ожидании посещения Адама, лежали на четырех каменных скамьях, встроенных в башенную стену.
   Адам стал зажигать свечи, а Ребекка подскочила к окну и прижалась лбом к холодному стеклу. Неожиданно вспышка молнии расколола небо. Когда от раскатов грома задрожали стены, она отпрянула назад к Адаму, тяжело дыша.
   – Эта комната изумительна! Невероятно! Фантастика!
   – Это всего лишь башня.
   Повернувшись к Адаму, Ребекка улыбнулась. Он был ужасно серьезен. Неужели Адам действительно не видит ничего, кроме комнаты из камня и стекла? Разумеется, если он собирается изображать поэта, ему нужно начать и думать соответственно.
   – Посмотрите вокруг. Что вы видите?
   – Дождь, – сухо ответил Адам.
   – Попробуйте рассказать более точно, более образно, как бы трудно это ни было.
   – Не вижу причины для сарказма. – Он выглянул в окно, прищурился и пожал плечами: – Чертовски сильная гроза. Я видел таких немало. А что видите вы?
   Переходя от окна к окну, Ребекка смотрела на молнии, танцующие в небе.
   – Я вижу руку матери-природы, мощные порывы ветра – это глас небес, напоминающий нам, смертным, как мы бессильны на самом деле.
   – Вы действительно все это видите?
   В его голосе звучала уязвимость, которую, она знала, большинство людей никогда не услышит. А он даже не понимал этого. У девушки защемило сердце – чувства этого человека были спрятаны, как сокровища на дне моря, просто кто-то должен был открыть их.
   – О, Адам, поэт из вас никудышный, не так ли? Разве вы не видите, что в жизни есть нечто такое, чего нельзя потрогать или научно объяснить? Что-то волшебное, что исходит из души?
   – А, – он сардонически усмехнулся, – в этом-то все дело. Видите ли, мне и раньше говорили, что у меня нет души. Я всегда имел дело с фактами, а не фантазиями, с реальностью, а не выдумкой, с вероятностью больше, чем с возможностью. Так меня научили думать.
   – Но как вас научили чувствовать?
   Его рука застыла в воздухе, пламя свечи в его руке дрожало от ветра, пробивавшегося сквозь щелки в рамках.
   – Прошу прощения?
   – Вопрос не так уж и сложен. Так как же насчет ваших чувств? Ведь ваши отец и мать научили вас, что есть любовь и печаль, боль и радость, гнев и терпение.
   Он продолжал зажигать оставшиеся свечи.
   – Конечно, они мне говорили. И с тех пор я узнал больше. Погружение в печаль ничего не решает. Гнев приводит к опрометчивым и нелогичным решениям. Терпение необходимо при обучении солдат-новобранцев. Никто не умирает от боли. А в целом эмоции сводят на нет решения и авторитет командира. Они затуманивают разум, мешают логически мыслить и поддерживать дисциплину. Проще говоря, они больше подходят для женщин.
   Сотни различных аргументов готовы были сорваться с ее языка, опровергнуть его хладнокровное суждение, но Ребекка заставила себя промолчать. Как поколебать его устоявшиеся взгляды на жизнь? Разумеется, она не собиралась сдаваться. Адаму нужна ее помощь. Ему отчаянно нужна она, Ребекка, и его слова только подтверждают это.
   Подойдя к окну, девушка встала на колени на красную бархатную подушку на каменной скамье и посмотрела вниз.
   – Я и не представляла, что мы забрались так высоко. Где мы?
   – В восточной башне. Это одна из старых частей первоначальной постройки, которую мой прадед сохранил, когда перестраивал замок Керрик. – Адам присел рядом с ней. – Мы поднялись не так уж высоко. Так кажется потому, что мы находимся прямо над скалами.
   Она с усмешкой спросила:
   – И для чего использовалась эта комната?
   В трех маленьких нишах комнаты стояли деревянные и жестяные ящики. Адам наклонился и взял деревянную шкатулку. Открыв крышку, он вынул оттуда медную подзорную трубу.
   – Первоначально, когда башня только была построена, отсюда наблюдали за подступами к замку. Позднее здесь в грозовые ночи стал сидеть человек со свечами и лампами, сигналя кораблям, чтобы те не разбились о скалы. А еще ходили слухи, что контрабандисты тоже пользовались услугами таких постов. Ребекка криво усмехнулась:
   – Вы хотите сказать, что в благородный род Керриков затесался контрабандист?
   Адам игриво поднял брови:
   – Фамильная история может быть очень занимательной, не так ли? – Протянув подзорную трубу, он предложил ей: – Взгляните.
   Показывая, как держать трубу, Адам оказался около ее плеча. Жар его тела проник через ткань платья к ее коже. Его знакомый, приятный запах, почему-то напомнивший Ребекке миндаль, щекотал ее ноздри и вызывал воспоминание о яблоках с пряностями. Заставив себя забыть о глупостях, Ребекка сфокусировала внимание на черных тучах, скрывавших горизонт, и беспощадных волнах, обрушивавшихся на берег. Снова вспыхнула молния, и она вздрогнула.
   Адам довольно засмеялся.
   Ребекка уже собиралась испепелить его взглядом, но, мельком взглянув в трубу, воскликнула:
   – Смотрите, корабль!
   Он посмотрел в направлении ее пальца на большую тень в море. Маленький фонарь на носу корабля был едва различим сквозь дождь и туман.
   – Так и есть.
   – Вы думаете, он разобьется о скалы?
   – Нет, он достаточно далеко. Эти берега сложны для опытных моряков и в ясный день, и они знают, что лучше держаться подальше. Только дурак осмелится причаливать здесь в такой шторм.
   Она наблюдала за судном и металась так же, как корабль в волнах. Рядом с ней Адам после долгих поисков обнаружил и вытащил на свет жестяную коробку. Заинтригованная, Ребекка положила подзорную трубу обратно в шкатулку и, когда Адам сел на скамью, заглянула через его плечо. Около двадцати пяти миниатюрных деревянных солдатиков лежали на дне коробки. Схватив одного из них, Ребекка стала с интересом его рассматривать. У крошечного человечка была зарубка на шее. Она снова заглянула в коробку. Ни одна фигурка не походила на другие. Один солдатик держал меч и щит. У другого бедняги не было руки. Они показались Ребекке удивительно привлекательными.
   – Это ваши?
   Адам взял одного солдатика и кивнул.
   – Понимаете, эта комната была моим собственным полем битвы. – Он протянул ей фигурку, которую держал в руке, – деревянную лошадь. – Это была моя личная армия. Я играл с ними дни напролет.
   – Вы сами их сделали?
   – Некоторых. Отец подарил мне первый набор на мой седьмой день рождения, когда сказал, что пора подумать о мужских занятиях. Сразу после этого я и сам начал вырезать их. Годами с помощью друзей я пополнял коллекцию. По-моему, того, без руки, вырезал Мак.
   – Мак?
   – Да, честный малый и хороший друг.
   Ребекка вытащила из коробки еще нескольких солдатиков и лошадок, чтобы получше рассмотреть.
   – Они похожи на шахматы.
   – Да, – кивнул Адам. – Между шахматами и войной много общего.
   Отложив одноногую лошадку, Ребекка уселась, подобрав под себя ноги.
   – Адам, а вы когда-нибудь задумывались о какой-нибудь другой карьере, кроме военной?
   Очевидно, стараясь выиграть время, чтобы обдумать ее вопрос, он вынул шерстяное одеяло из другой ниши и накинул ей на плечи, позволив своим рукам задержаться на ее затылке. Вспышка пламени, казалось, прошла от его пальцев через одеяло и ткань платья к ее коже.
   Адам поставил ногу на скамью, локтем оперся о колено и обхватил рукой подбородок. Другой рукой он схватился за железную раму окна. Мысленно Адам вернулся на несколько столетий назад.
   – Мои предки защищали короля и страну, начиная с прапрадеда, который спас королеву Анну от убийцы. Он был ее верным слугой до самого отречения от престола. Она наградила его за преданность этой землей. Так прапрадед стал первым графом и образцом, которому следуют все Керрики.
   – Но разве вы никогда не мечтали стать художником или путешественником? Или, может быть, актером? – Адам выглядел совершенно сбитым с толку, поэтому Ребекка добавила: – Не знаю, кем конкретно, но кем-нибудь, а не военным?
   – Мое будущее было предопределено в день моего рождения. Я знал, что буду служить моему королю и моей стране, как это делали до меня мои предки.
   Ребекка молчала, задумавшись о его семье. Честь и гордость, очевидно, были неотъемлемыми качествами этого рода.
   – Я не понимаю, почему мужчины обязательно должны сражаться... Или почему женщины позволяют, даже поддерживают это.
   – У нас вряд ли есть выбор, – ответил Адам. Он изучал лицо девушки в свете свечи. О Боже, как она прекрасна! В ее глазах мерцало смущение, и он видел, что она говорит больше для себя, чем для него.
   Он перешел к другому окну и стал смотреть на грозу – западное крыло замка скрывала пелена дождя.
   – Я сомневаюсь, что мы полностью понимаем себя. Есть много причин – свобода, власть, деньги, справедливость. Для меня все проще – так всегда поступали мои предки. Мы поклялись в верности королю и в преданности стране. Мы делаем то, что должны.
   – Почему тогда не взять женщин на войну? Без сомнения, мы способны на преданность.
   Адам расхохотался абсурдности ее идеи.
   – Может быть, потому, что вы сообразительнее многих из нас, мужчин. – Увидев, что Ребекка нахмурилась, он подошел к ней и сел рядом. Его охватило внезапное желание обнять ее. Он скрестил руки на груди. – Мужчинам нужно, чтобы женщины оставались дома, рожали детей и растили сыновей, которые станут новыми солдатами. Где-то всегда найдется тот, кто захочет иметь то, что есть у другого, и всегда будет тот, кто захочет помешать этому. Войны неизбежны.
   Ужасный раскат грома потряс башню. Гроза была как раз над ними. Ребекка придвинулась поближе к Адаму.
   – Не думаю, что я смогла бы спокойно смотреть, как мой сын уезжает на войну, зная, что могу больше никогда его не увидеть. Или своего мужа.
   – Я думаю, что вы бы уважали их решение и гордились ими. Каждый когда-нибудь умирает, Ребекка, так или иначе.
   – Я предпочитаю более спокойную смерть.
   – Свалиться с лошади или быть раздавленным каретой – тоже смерть, без сомнения. У мужчин, похоже, более величественное представление о смерти, которой они хотят умереть, чем у женщин.