Уэйс Маргарет. Драконы осенних сумерек

   Стурм совсем не переменился, подумалось Танису. Разве что в уголках печальных глаз залегли новые морщинки, да в каштановых волосах прибавилось седины. Разве что еще чуть-чуть поистерся плащ, а на древних латах появились новые вмятины… Но густые усы, гордость рыцаря, топорщились совершенно по-прежнему, отполированный щит все так же блестел, а карие глаза, знакомо потеплели при виде друзей.
   — А ты, оказывается, бороду отрастил, — весело сказал Стурм и повернулся приветствовать Карамона и Флинта. Тика была занята у другого стола, и Тассельхоф сам помчался за элем.
   — Приветствую тебя, рыцарь, — прошептал Рейстлин из своего уголка.
   Стурм повернулся к брату Карамона.
   — Рейстлин, — сказал он.
   Маг сдвинул капюшон на затылок, подставляя свету лицо. Стурм был слишком хорошо воспитан и постарался ничем не выдать своего изумления, ной его глаза невольно округлились. Танис понял, что молодой маг получал некое удовольствие, наблюдая замешательство друзей.
   — Принести тебе что-нибудь, Рейстлин? — спросил Танис.
   — Нет, спасибо, — ответил тот и снова отодвинулся в тень.
   — Почти ничего не ест, — озабоченно проговорил Карамон. — Воздухом питается, не иначе.
   — Совсем как некоторые растения, — заявил Тассельхоф, возвращаясь с элем для Стурма. — Я видел их: они висят над землей и своими корешками высасывают воду и пропитание прямо из воздуха.
   — В самом деле? — доверчивый Карамон уже смотрел на него во все глаза.
   — Уж и не знаю, кто из этих двоих глупей. — Флинт еле удержался, чтобы не плюнуть. — Итак, все в сборе наконец. Так какие новости?
   — Все? — Стурм вопросительно посмотрел на Таниса. — А Китиара?
   — Ее не будет, — ровным голосом проговорил полуэльф. — Мы, наоборот, думали, что ты нам что-нибудь расскажешь о ней.
   — Увы, — Рыцарь нахмурился. — Мы с ней действительно поехали вместе на север, но расстались вскоре после того, как пересекли Узкие Проливы и оказались в Старой Соламнии. Она сказала мне, что решила проведать родственников отца. После этого я с ней не встречался.
   — Что ж, на нет и суда нет, — вздохнул Танис. — Твои-то родственники как, Стурм? Не разыскал ты отца?..
   Стурм начал рассказывать, но Танис лишь вполуха слушал его повесть о путешествии в родную Соламнию. Танис мог думать только о Китиаре. С ней одной он хотел свидеться больше, чем с кем-либо из друзей. Все пять лет пытался он изгнать из своего сердца ее темные глаза и лукавую улыбку… Но с каждым днем его тянуло к ней только сильнее. Воительница была своенравной, норовистой и сумасбродной, то есть сочетала в себе все качества, которых у Таниса не было и в помине. К тому же она была человеком, а любовь между человеком и эльфом неизменно приводила к трагедии. И тем не менее выбросить из души Китиару для Таниса было не проще, чем вычленить из своей крови ее человеческую половину… С трудом оторвавшись от воспоминаний, он стал слушать, что говорил Стурм.
   — …Только слухи. Одни утверждают, будто мой отец жив, другие — что он умер. — Стурм помрачнел. — Но где он и что с ним, не знает никто.
   — А твое наследство? — спросил Карамон.
   Грустная улыбка смягчила гордые черты Стурм а.
   — Я ношу его, — ответил он просто. — Это мои доспехи и меч.
   Танис посмотрел вниз и увидел при нем великолепный, хотя и несколько старомодный, двуручный меч.
   Карамон привстал, заглядывая через стол.
   — Отлично, — похвалил он. — Теперь таких уже не делают. Я сломал меч в поединке с людоедом. Терос Железодел смастерил новый клинок, но кто бы знал, сколько мне пришлось за него выложить!.. Значит, теперь ты настоящий рыцарь?
   Стурм перестал улыбаться и, не отвечая на вопрос, любовно погладил древнюю рукоять.
   — Согласно легенде, этот меч сломается только в том случае, если сломаюсь я сам, — сказал он. — Это все, что осталось от моего отеческого… И тут встрял Тас, который и не думал слушать его.
   — Кто они такие? — громким шепотом спросил кендер.
   Танис вскинул глаза. Двое варваров как раз проходили мимо их столика, пробираясь в укромный уголок у огня, где были свободные стулья. Мужчина был, пожалуй, самым высоким из всех, кого Танис когда-либо видел. Карамон, в котором было шесть футов, пришелся бы ему по плечо. Вот только Карамон превосходил его в обхвате груди самое меньшее вдвое, а руки у богатыря были толще и вовсе в три раза. При всем своем росте незнакомец был ужасающе худ, и это бросалось в глаза даже несмотря на меховую одежду. Он был темнокож, но казался бледным. Ни дать ни взять болел… Или перенес немыслимые мучения… Его спутница — та, которой кланялся Стурм, — была до того плотно закутана в меховой плащ с капюшоном, что о ней трудно было сказать что-либо определенное. Ни она, ни мужчина даже не посмотрели на Стурма, проходя мимо него. У женщины был в руках посох, украшенный на варварский лад перьями. Ее спутник нес изрядно потертый заплечный мешок. Они уселись и, не снимая теплых плащей, завели негромкий разговор.
   — Я встретил их на дороге за городом, — сказал Стурм. — Они еле шли, женщина совсем выбилась из сил, да и мужчина выглядел не намного лучше. Вот я и привел их сюда, пообещав, что здесь они найдут пищу и кров на ночь. Это очень гордые люди: они, я думаю, не приняли бы моей помощи, не будь они оба измучены до предела. К тому же они заблудились и… — Стурм понизил голос, — … По дорогам нынче бродит такое, с чем лучше не встречаться во тьме.
   — Кажется, мы уже видели тех, о ком ты говоришь, — мрачно заметил Танис.
   — Они требовали с нас какой-то жезл… И он рассказал друзьям о встрече с Младшим Командиром Тоэдом.
   Стурм с улыбкой выслушал описание битвы, но затем покачал головой.
   — Стражник Искателей тоже спрашивал меня насчет жезла, — сказал он. -Там, снаружи. Голубой хрустальный, верно?
   Карамон кивнул и накрыл ладонью тонкую руку брата.
   — Один из этих паршивых стражников остановил и нас, — сказал воин.
   —Можете вообразить, они намылились конфисковать Рейстов посох… Как они там выразились, «для дальнейшего изучения». Я показал им свой меч, и они тут же передумали… Рейстлин высвободил руку и презрительно скривил губы. Танис спросил его:
   — Что было бы, если бы они все-таки отняли посох?
   Золотые глаза мага блеснули из-под капюшона.
   — Они умерли бы жуткой смертью, — прошелестел его голос. — И отнюдь не от меча моего брата!
   Полуэльфу сделалось зябко… Тихие слова мага содержали куда больше угрозы, чем шумная похвальба Карамона.
   «Что же это за жезл, если гоблины готовы из-за него на убийство?»
   —задумался Танис.
   — По слухам, худшее еще впереди, — негромко заметил Стурм. Друзья пододвинулись ближе. — На севере собираются армии, — продолжал рыцарь.
   —Армии каких-то страшных существ… Нелюдей. И все говорят о войне.
   — Я слышал то же самое, — сказал Танис.
   — И я, — кивнул Карамон. — А еще… Чувствуя, что это надолго, Тассельхоф отвернулся и зевнул. Кендеру было скучно; он принялся оглядывать гостиницу в поисках новой забавы. Глаза его обратились на старца, который все так же сидел у огня, рассказывая сказку мальчишке. Но не только ему: Тас заметил, что и варвары внимательно вслушивались. А потом… Потом у него попросту отвисла челюсть. Ибо женщина откинула капюшон и блики огня легли на ее волосы и лицо. Восхищенный кендер так и застыл. У нее было лицо мраморной статуи: правильное, безупречное и бесстрастное. Однако восхищение кендера относилось в первую очередь к ее волосам. Подобных волос он никогда еще не видал, и в особенности — у жителей Равнин, которые, как правило, были темнокожи и темноволосы… Нет, ни один ювелир, запасшийся золотыми и серебряными нитями, не смог бы выпрясть ничего подобного ее бледно-золотым волосам, мерцавшим в свете огня… И еще один человек внимательно прислушивался к речам старика. Он был одет в темно-коричневые с золотом одежды Искателя. Он сидел за круглым столиком и потягивал вино, подогретое с пряностями. Уже несколько опустевших кружек стояло перед ним на столе; пока Тас смотрел на него, он мрачно потребовал еще.
   — Это Хедерик, — шепнула Тика, пробегая мимо стола, за которым расположились друзья. — Высокий Теократ…
   — Вина!.. — вновь потребовал тот, и Тика помчалась на зов. Хедерик зарычал на нее, ввернув что-то насчет из рук вон плохого обслуживания. Было видно, что Тика уже собиралась резко ответить ему… Но только прикусила губы — и промолчала.
   Старец между тем кончил сказку, и мальчик вздохнул, а затем любопытно спросил:
   — Ты, дедушка, все по правде рассказываешь про древних Богов?
   Тассельхоф видел, как нахмурился Хедерик. Кендеру оставалось только надеяться, что он не будет приставать к старику. Тас тронул за руку Таниса и кивнул головой в сторону Искателя, сопроводив свой жест взглядом, говорившим о возможной опасности.
   Друзья обернулись… И красота женщины с Равнин тотчас сразила их в самое сердце. Они смотрели на нее, не в силах выговорить ни слова.
   Голос старика неожиданно отчетливо прорезал нестройный людской гомон: — Мои рассказы воистину правдивы, малыш. А впрочем, — старец смотрел прямо на женщину и ее рослого спутника, — спроси вот этих двоих. Они хранят древние легенды у себя в сердце…
   — В самом деле? — Мальчик обрадованно повернулся к женщине. -Расскажи хоть одну!
   Она отшатнулась в тень, на лице ее отразилась тревога: она тотчас заметила взгляды Таниса и его друзей. Мужчина придвинулся к ней, явно собираясь защитить ее в случае чего, рука его потянулась к оружию. Он смотрел сурово и мрачно, в особенности на увешанного оружием богатыря Карамона.
   — Ишь дерганый, — проворчал Карамон. Но и его рука поползла к рукояти меча.
   — Ничего удивительного, — сказал Стурм. — Стеречь такое сокровище!.. Он, между прочим, в самом деле ее телохранитель. Насколько я понял из их разговора, она в своем племени — царственная особа или что-то вроде того. Хотя, если судить по некоторым взглядам, их взаимоотношения этим не исчерпываются… Тут женщина протестующе подняла руку:
   — Прости, старец, но я плохая рассказчица… — Друзья с трудом расслышали ее голос. — Я не умею… Она говорила на Общем языке медленно, с ужасным акцентом.
   Радостное ожидание на лице мальчика сменилось горьким разочарованием. Старик ласково потрепал его по спине, потом посмотрел женщине прямо в глаза.
   — Может, ты и вправду не мастерица рассказывать, — проговорил он ласково.
   — Но вот песни петь ты умеешь, не так ли, Дочь Вождя? Спой мальчику свою песню, Золотая Луна. Ты знаешь, о какой я говорю.
   В руках у него появилась лютня; никто так и не понял, откуда он ее вытащил. Он протянул ее женщине, смотревшей на него с изумлением и испугом.
   — Откуда ты… Знаешь меня, господин мой? — спросила она.
   — Это не важно, — старик улыбнулся. — Спой нам, Дочь Вождя.
   Она взяла лютню, и было заметно, как дрожали ее руки. Ее спутник шепотом принялся возражать, но она как будто не слышала. Она не могла отвести взгляда от черных мерцающих глаз старика. Медленно, точно в трансе, начала она перебирать струны. Грустные аккорды поплыли сквозь нестройный гул голосов, и всякий шум немедленно прекратился. Все взгляды обратились на Золотую Луну, но она едва ли замечала. Ее песня предназначалась лишь старику.
   Беспредельна саванн страна.
   Лету радуются луга.
   А принцесса Золотая Луна Полюбила сына бедняка.
   Разлучает их Вождь-отец, Бесконечно длинна дорога…
   Беспредельна саванн страна.
   Лету радуются луга.
   Траву прибивает дождь, Набрякли тучи тоской.
   Речного Ветра шлет Вождь На восток — далеко-далеко.
   На поиски волшебства, За утренний край небес…
   Траву прибивает дождь, Набрякли тучи тоской.
   Речной Ветер, где ты, где ты?..
   Вот уж осень сменила лето.
   Я гляжу на восток, Я встречаю восход.
   Одинокое солнце встает вдали над горами…
   Стылый вихрь летит над травой — Дуновенье близкой зимы.
   Он вернулся едва живой, А в глазах — отраженье тьмы.
   Он принес голубой жезл, Льдисто-голубой жезл…
   Стылый вихрь летит над травой Дуновенье близкой зимы.
   Неприютно в степи глухой.
   Нескончаемо длится ночь.
   Вождь смеется над женихом, Прогоняет воина прочь.
   Он велит народу побить Речного Ветра камнями…
   Неприютно в степи глухой Нескончаемо длится ночь.
   Над степями ветры, гудят.
   День предзимний все холодней К любимому Дочь Вождя Бросается в град камней.
   Синим пламенем вспыхнул жезл И обоих унес с собой…
   Над степями ветры гудят День предзимний все холодней…
   Отзвучал последний аккорд, и в комнате воцарилась тишина. Глубоко вздохнув, женщина отдала лютню старику и снова отодвинулась в тень.
   — Спасибо, милая, — улыбнулся старик.
   — А сказка будет? — спросил малыш с надеждой.
   — Непременно, — ответил старик и поудобнее устроился в кресле. -Однажды великий Бог по имени Паладайн…
   — Паладайн? — переспросил малыш. — Я никогда не слышал о таком Боге. Из-за столика, где сидел Великий Теократ, послышалось раздраженное фырканье. Тассельхоф бросил взгляд на Хедерика: тот хмурился, лицо его было багрово. Старец, казалось, не замечал этого.
   — Паладайн, деточка, это один из древних Богов. Ему давно уже никто не поклоняется.
   — А почему он ушел? — спросил мальчик с любопытством.
   — Он никуда не уходил. — Улыбка старца стала печаль ной. — Наоборот, это люди отвернулись от него в черные дни Катаклизма. Они винили в разрушении мира Богов, а не себя, как то следовало бы по всей справедливости. Слышал ли ты когда-нибудь «Песнь о Драконе»?
   — Конечно, слышал! Я так люблю сказки о драконах! Вот только папа говорит, что это все выдумки. А я верю в драконов. Я так хочу увидеть хоть одного!
   Тень печали легла на лицо старика, сделав его поистине древним. Он погладил мальчика по голове.
   — Думай хорошенько, прежде чем чего-то желать, — сказал он тихо. И замолчал.
   — Ты обещал сказку, — напомнил малыш.
   — Да, да. Так вот, однажды Паладайн услышал молитву великого рыцаря Хумы…
   — Того самого Хумы из «Песни»?
   — Того самого. Дело в том, что Хума заблудился в бескрайнем лесу. Он брел и брел без конца и уже отчаялся когда-нибудь выйти на родину. Тогда он попросил Паладайна о помощи, и неожиданно перед ним появился белый олень.
   — И Хума застрелил его?
   — Он хотел было, но рука не поднялась. Больно уж красивым и величавым был тот олень. И вот олень прыгнул прочь, а потом оглянулся на Хуму, как бы приглашая его за собой. И рыцарь последовал за ним. День и ночь шел он за оленем, и тот вывел-таки его из чащи. Тогда Хума возблагодарил Паладайна…
   — Святотатство! — зарычал хриплый голос. Грохнул опрокинутый стул. Танис поставил кружку и вскинул глаза. Все кругом оставили пиво, глядя на пьяного Теократа.
   — Святотатство!.. — Покачиваясь на нетвердых ногах, Хедерик указывал на старика. — Ер-ретик! Р-разлагать юношество!.. Тебя н-надо судить!..
   —Искатель качнулся назад, потом шагнул вперед. Величественно оглядел комнату и театрально взмахнул рукой: — Зовите стр-ражу!.. Ар-рестуйте этого м… М… Мужчину и эту женщину. Они п-поют непристойные п-п-песни. Она в-ведьма. И я конфискую этот п-посох… Заплетающейся походкой приблизился он к женщине, смотревшей на него с отвращением, и неуклюже попытался забрать ее посох.
   — Нет, — сказала Золотая Луна. — Он мой. Ты не имеешь права его забирать.
   — Молчать, ведьма! — глумливо хмыкнул Искатель. — Я — В-высокий Т-теократ! Я беру, что пожелаю!
   И вновь потянулся к посоху, но тут рослый варвар поднялся на ноги.
   — Дочь Вождя ясно сказала, что ты его не возьмешь, — ответил он резко. И оттолкнул Искателя прочь.
   Толчок был не слишком силен, но вдребезги пьяному Теократу хватило вполне. Он отчаянно замахал руками, пытаясь удержать равновесие, и не сумел. Запутался в длинном одеянии — и рухнул прямо в огонь!
   Пламя с ревом взвилось… В ноздри ударил тошнотворный запах паленой человеческой плоти. Теократ с воплем вскочил и заметался по комнате, превращаясь в живой факел.
   Неожиданное несчастье как громом поразило Таниса и остальных; один Тассельхоф мгновенно кинулся вперед, пытаясь помочь. Но Теократ, не переставая кричать, бестолково размахивал руками, еще больше раздувая огонь, пожиравший его одежду и само тело. Маленький кендер ничего не мог сделать.
   — Держи!.. — Старик подхватил украшенный перьями посох варваров и перебросил Тассельхофу. — Сбей его с ног, и мы потушим огонь!
   Поймав посох, кендер размахнулся и что было силы ударил Теократа в грудь. Тот свалился… И тут-то все ахнули, и даже Тассельхоф так и застыл с разинутым ртом, крепко стиснув посох.
   Огонь погас в мгновение ока. Одежды Теократа вновь были целехоньки, а кожа — розовая и совершенно здоровая. Он пошевелился, привстал… Испуг и изумление были у него на лице. Он поднес к глазам руки, осмотрел одежду… На коже не было ни пятнышка. А на платье — ни малейшего следа копоти.
   — Он исцелился! — громко провозгласил старик. — Посох! Посмотрите на посох!
   Тассельхоф уставился на посох, который все еще сжимали его руки. Он был из голубого хрусталя, от него шел яркий свет…
   — Стража! Стража! — кричал старик. — Держите кендера! Арестуйте варваров! И всех этих — они их друзья! Я видел, их привел сюда вон тот рыцарь! — Он указал на Стурма.
   — Что? — Танис вскочил на ноги. — Ты что, свихнулся, дед?
   — Стража!.. — раздались новые голоса. — Вы видели?.. Голубой хрустальный жезл! Мы обнаружили его, и теперь нас оставят в покое.
   Стража!..
   Теократ кое-как поднялся, лицо его было покрыто красными пятнами. Варвары смотрели на него с тревогой и страхом.
   — Гнусная ведьма! — Голос Хедерика срывался от ярости. — Ты исцелила меня с помощью сил зла! И я обгорю, дабы очистилось мое тело, а тебя сожгут, чтобы очистить твою душу!
   И прежде, чем кто-либо успел ему помешать, он снова сунул руку в огонь. Он задохнулся от боли, но не закричал. Потом стиснул обожженную руку здоровой и, пошатываясь, удалился с чувством исполненного долга и перекошенным от боли лицом. Люди перед ним расступались.
   — Вот что, уносите-ка ноги, — подбежала к Танису Тика. — Весь город уже сколько времени только и говорит о том, как бы отыскать голубой жезл Люди в капюшонах посулили Теократу уничтожить Утеху, если обнаружится, что кто-нибудь его укрывал. Горожане выдадут вас стражникам!
   — Но это же не наш жезл!.. — попробовал возразить Танис. Он зло посмотрел на старика и увидел, что тот с самым довольным видом устроился в кресле. Поймав взгляд Таниса, старик улыбнулся ему и подмигнул.
   Тика заломила руки:
   — Пожалуй, кто-нибудь поверит тебе. Да посмотри же вокруг!
   Танис посмотрел. Он увидел множество недобрых взглядов и руки, крепко стиснувшие кружки. Кое-кто, наоборот, тянулся к рукоятям мечей. Снизу, снаружи, послышались новые вопли, и Танис повернулся к друзьям.
   — Это стража! — вскрикнула Тика.
   Танис поднялся.
   — Придется через кухню…
   — Да! — кивнула она. — Там вас не будут искать. Только живей, пока они не окружили дом… Годы, проведенные врозь, ничуть не сказались на способности друзей к слаженным действиям, особенно перед лицом близкой опасности. Карамон мигом надел шлем, обнажил меч, вскинул на плечо свой мешок и помог брату подняться. Рейстлин вылезал из-за стола, опираясь на свой магический посох. Флинт, вытащив секиру, мрачно поглядывал на окружающих, и те, надо сказать, отнюдь не спешили кидаться на столь хорошо вооруженных людей. Лишь Стурм сидел как ни в чем не бывало и преспокойно допивал эль.
   — Стурм, шевелись! — окликнул его Танис. — Надо убираться отсюда!
   — Бежать? — изумился рыцарь. — От этого сброда?..
   — Да, — Танис призадумался: рыцарский кодекс запрещал Стурму бежать от опасности; его следовало убедить. — Этот человек — религиозный фанатик и способен отправить всех нас на костер… — И неожиданная мысль выручила его:
   — А кроме того, надо защитить даму!
   — О да. — Стурм тотчас поднялся и подошел к женщине. — Располагай мною, госпожа, — поклонился он. Рыцарская учтивость не допускала никакой спешки. — Похоже, происходящее в одинаковой степени касается всех нас, -продолжал Стурм. — Твой посох навлек на нас нешуточную опасность, а паче всего на тебя, госпожа. Мы хорошо знаем эти места: мы здесь выросли. А вы двое, насколько мне известно, пришли издалека. Мы почтем за честь сопровождать тебя и твоего отважного друга и оберегать ваши жизни…
   — Скорее! — взмолилась Тика, дергая Таниса за руку. Карамон и Рейстлин были уже на пороге кухни.
   — Тащи кендера, — велел девушке Танис. Ибо Тассельхоф стоял как приросший к полу, во все глаза глядя на посох. Волшебный жезл быстро возвращался в свое первоначальное состояние, становясь бурым и неприметным. Тика без разговоров сцапала Таса за хохолок на макушке и потащила в кухню. Кендер заверещал и выронил посох. Золотая Луна тотчас подхватила его и прижала к груди Несмотря на испуг, ее взгляд, устремленный на Стурма и Таниса, был спокоен и прям. Было похоже, как если бы она что-то быстро взвешивала в уме. Ее спутник резко проговорил что-то на их языке, но она только покачала головой. Нахмурившись, он рубанул рукой воздух. Она быстро, повелительно ответила — и он смолк, помрачнев еще больше.
   — Мы пойдем с вами, — сказала она Стурму на Общем языке. — Спасибо вам за помощь.
   — Сюда! — Танис провел их сквозь вращающиеся кухонные двери следом за Тикой и Тасом. Обернувшись, он увидел, что толпа придвинулась ближе
   —впрочем, без особенной спешки.
   Повар вытаращил глаза на вооруженных воинов, ни с того ни с сего ворвавшихся в кухню. Карамон и Рейстлин были уже у черного хода — дыры, вырезанной в полу. С прочной ветви, поддерживавшей потолок, свисала веревка; ее нижний конец скрывался в сорокафутовом провале.
   — Ага! — рассмеялся Тас. — Здесь эль путешествует вверх, а мусор -вниз!
   Ухватившись за веревку, он легко и ловко заскользил вниз.
   Тика принялась извиняться перед Золотой Луной:
   — Не судите строго, госпожа, другого выхода попросту нет.
   — Я умею лазить по веревке, — улыбнулась та и добавила: — Правда, мне давно уже не приходилось… Вручив посох спутнику, она повисла на канате и стала спускаться, сноровисто перебирая руками. Когда она достигла земли, ее товарищ перебросил ей посох и сам живо оказался подле нее.
   — Как ты спустишься, Рейст? — озабоченно морща лоб, спросил Карамон. — Я бы мог тебя на спине… Глаза Рейстлина сверкнули гневом, немало озадачившим Таниса.
   — Я сам спущусь! — прошипел маг. Шагнул на край — и прыжком бросился в пустоту. Ахнув, друзья склонились над люком, предполагая увидеть Рейстлина расшибшимся в лепешку… Ничуть не бывало. Молодой маг плавно снижался, алые одежды развевались, хрустальный шарик на посохе ярко горел. — У меня от него мурашки по коже, — обращаясь к Танису, проговорил Флинт.
   — Давай, давай! — Танис подтолкнул гнома вперед. За Флинтом последовал Карамон; крепкий сук жалобно заскрипел под тяжестью великана.
   — Я пойду последним, — держа в руке обнаженный меч, сказал Стурм.
   — Как хочешь. — Танис знал, что спорить бессмысленно: Перекинув через плечо лук и колчан, он повис на веревке. Неожиданно сто руки скользнули, и он поехал вниз, не в силах остановиться и чувствуя, что канат обдирает кожу с ладоней. Встав наконец наземь и вздрагивая от боли, он осмотрел свои руки. Израненные ладони кровоточили. Впрочем, думать о них было особенно некогда: сверху уже спускался Стурм.
   В освещенном люке появилось лицо Тики.
   — Спрячьтесь у меня! — шепнула она, указывая рукой. И исчезла.
   — Я знаю, куда идти! — возбужденно блестя глазами, объявил Тассельхоф. — Идите за мной.
   Друзья поспешили за кендером, прислушиваясь к топоту стражников, взбиравшихся в гостиницу по лестнице.
   Живя в Утехе, Танис привык пользоваться исключительно надземными переходами и скоро потерял всякое представление о том, куда они идут. Высоко среди ветвей и листьев виднелись подвесные мостки; вдоль улиц горели светильники. Танис пытался присматриваться, но не получалось. Тас же уверенно шагал вперед, петляя между могучими стволами валлинов. Шум переполоха в гостинице скоро растаял позади.
   — Пересидим ночь у Тики, — продираясь сквозь подлесок, шепнул рыцарю Танис. — Мало ли, вдруг нас узнали и явятся обыскивать наши дома. К утру, я думаю, об этом случае все позабудут. Тогда можно будет отвести жителей Равнин ко мне, пусть отдохнут несколько дней, а потом пускай идут в Гавань и разбираются с Советом Высоких Искателей. Может, я и сам с ними схожу. Любопытно все-таки, что это у них за посох?
   Стурм кивнул, потом повернулся к Танису и улыбнулся своей нечастой, грустной улыбкой.
   — Добро пожаловать домой, — сказал рыцарь.
   — Взаимно, — полуэльф усмехнулся.
   И оба остановились, налетев в потемках на Карамона.
   — Пришли, кажется, — сказал Карамон.
   Уличные фонари, развешанные на ветвях, освещали Тассельхофа, карабкавшегося вверх с ловкостью овражного гнома. Остальные, хотя и с меньшей легкостью, последовали за ним. Карамон поддерживал брата. Танис, скрипя зубами от боли в руках, молча лез вверх сквозь редеющую осеннюю листву. Наконец Тас, точно заправский взломщик, преодолел перила крыльца. Скользнул к двери и оглядел подвесной переход — нет ли кого. Ни души не было видно, и кендер махнул рукой спутникам — дескать, все в порядке, — а сам обследовал замок, с удовлетворенной улыбкой извлек нечто из поясной сумки, и через несколько секунд дверь Тикиного дома распахнулась.