Уэйс Маргарет. Драконы осенних сумерек

   — А помнишь, ты собирался?.. — подсказала ему Золотая Луна.
   — Да, ты права. — Речной Ветер провел ладонью по ее бледно-золотым волосам. Потом посмотрел на Таниса и улыбнулся. На какой-то миг непроницаемая маска растаяла, и Танис увидел теплый свет, шедший из глубины его карих глаз. — Я собирался сказать, — продолжал Речной Ветер, -что я бесконечно благодарен тебе, Полуэльф… И всем вам. — Он обвел друзей взглядом. — Вы уже не раз спасали жизнь нам обоим. И все-таки… -Тут он помолчал, подбирая слова. — Все-таки что-то очень странное происходит!
   — То ли еще будет, — зловеще прозвучал голос Рейстлина.
   Они постепенно приближались к пику, именуемому Око Молитвы. Они хорошо видели его, высоко вознесшийся над лесами. Вершина горы была расколота надвое и чем-то напоминала молитвенно сложенные ладони — откуда, собственно, и название. Дождь наконец перестал; в лесу царила могильная тишина. Друзья начали думать, уж не покинули ли разом этот край все птицы и звери, оставив после себя пустую, жуткую тишину. Всем — кроме, может быть, Тассельхофа — было не по себе, каждый оглядывался через плечо и то и дело хватался за меч.
   Стурм настоял на том, чтобы идти последним и охранять тыл маленького отряда. Но боль в голове все усиливалась, и он начал отставать. Перед глазами плавал туман, к горлу подкатывала тошнота. Вскоре Стурм утратил всякое понятие о том, где он находится и что делает Он знал только, что надо идти, переставлять йоги, двигаться вперед, как те живые куклы, о которых рассказывал Тас… Что там была за история с этими куклами?.. Страдая от боли, Стурм попытался припомнить. Куклы служили волшебнику, который вознамерился похитить кендера и вызвал для этого демона. Чушь, конечно, как и все прочие побасенки Таса… Стурм с трудом переставлял ноги. Такая же чушь, как и россказни того старца в гостинице. О Белом Олене и о древнем Боге -Паладайне. И о Хуме… Стурм стиснул ладонями мучительно пульсировавшие виски, словно пытаясь помешать развалиться расколотой болью голове. Хума… Все детство Стурма прошло под знаком этих сказаний. Его мать
   — дочь и жена Соламнийских Рыцарей — других просто не знала. Стурм обратился мыслями к матери: жестокая боль поневоле заставила его вспомнить ее нежную заботу, когда ему случалось пораниться или заболеть… Отец Стурма отослал прочь их обоих, потому что дома его единственному наследнику грозила смертельная опасность от рук тех, кто желал бы навсегда стереть Рыцарство с лица Кринна. Стурм с матерью укрылись в Утехе. Стурм, доброжелательный парнишка, легко сошелся со сверстниками, особенно с одним мальчиком по имени Карамон, — того тоже интересовало все относящееся к воинскому делу. Но гордая мать Стурма не желала знаться с соседями, считая их ниже себя. Вот почему, когда она умирала от лихорадки, рядом с ней не было никого, кроме сына-подростка. Перед смертью она наказала Стурму разыскать отца, если тот был еще жив — в чем Стурм начинал уже про себя сомневаться.
   После смерти матери юношу — как и Карамона с Рейстлином — приняли в свою семью Танис и Флинт, и под их началом он вскоре стал опытным воином. Вместе с Тассельхофом, любителем путешествий, а иногда и с Китиарой, прекрасной и сумасбродной воительницей, единоутробной сестрой близнецов, они бродили по всей Абанасинии, сопровождая Флинта, странствующего кузнеца.
   А пять лет назад друзья приняли решение попутешествовать врозь и разузнать, насколько правдивы слухи о распространении зла в мире. Расставаясь, все дали обет снова встретиться в гостинице «Последний Приют»… Стурм тогда отправился на север, в Соламнию, надеясь разыскать там отца и вступить в свои права наследника. Вышло, однако, так, что он еле спасся сам, унеся с собой лишь отцовский меч и доспехи. Путешествие на родину стало мучительным испытанием. Стурм и прежде знал.
   Что в нынешние времена Рыцарей добрым словом поминали не часто; и все же он был потрясен, узнав, сколь глубока была всеобщая к ним нелюбовь.
   Когда-то давным-давно Хума, Носитель Света, Соламнийский Рыцарь, отогнал Тьму — так начался Век Силы. Потом разразился Катаклизм, когда Боги — так, во всяком случае, думали люди — отвратили от мира свое лицо. Тогда народ вспомнил Хуму и обратился за помощью к Рыцарям. Но Хумы давно уже не было в живых, и Рыцари следили за ужасом, обрушившимся с неба на Кринн, не в силах что-нибудь сделать. Люди тщетно взывали к ним о помощи… А потом так и не простили Рыцарям их бессилия.
   У руин своего родового замка Стурм поклялся, что восстановит честь Рыцарей Соламнии, Хотя бы такая попытка стоила ему жизни…
   «Но вот каким образом, — думал он с горечью, — может помочь делу стычка с какими-то жрецами?..» Тропа плыла у него перед глазами. Стурм споткнулся и с трудом удержал равновесие. «Хума сражался с драконами. А с кем дерусь я?..» Стурм поднял глаза: осенние листья сливались в золотистое облако, и рыцарь понял, что вот-вот потеряет сознание… Внезапно ему словно протерли глаза.
   Перед ним высилась гора Око Молитвы: маленький отряд как раз добрался к подножию древнего пика, воздвигнутого еще ледником. Стурм отлично видел тропы, которые вели по его лесистому склону. Их протоптали жители Утехи, любившие устраивать пикники на восточном склоне горы.
   Рядом с одной из тропинок стоял белый олень.
   Такого великолепного зверя Стурм никогда еще не видал. Олень был громаден
   — на несколько ладоней выше самого крупного, когда-либо встречавшегося Стурму на охоте. Олень гордо нес голову, и могучие рога поблескивали, словно корона. Темно-карие глаза ярко выделялись в белоснежной шерсти. Олень пристально глядел прямо на Стурма, точно узнавая его… Потом, встряхнув головой, он не спеша поскакал прочь — на юго-запад.
   — Постой!.. — хрипло закричал Стурм.
   Его друзья испуганно обернулись, выхватывая оружие Таи и с подбежал к рыцарю:
   — Что случилось? — Стурм невольным движением поднял руку к больной голове, и Танис виновато добавил: — Прости, Стурм, я не знал, что тебе так плохо… Сейчас мы передохнем, мы ведь у самого подножия Ока Молитвы. Я заберусь наверх и посмотрю…
   — Нет! Вон там!.. Видишь? — Рыцарь схватил Таниса за плечо и заставил повернуться: — Олень! Белый Олень!..
   — Белый Олень? — Танис непонимающе смотрел туда, куда указывал Стурм. — Где? Я не…
   — Вон там, — тихо сказал рыцарь. И шагнул вперед, к благородному животному, которое остановилось и, казалось, поджидало его. Олень кивнул ему головой, увенчанной величественными рогами. Прыгнул прочь… Снова остановился, оглядываясь на Стурма… — Он зовет нас за собой! — ахнул Стурм. — Как Хуму!..
   Друзья собрались вокруг рыцаря и поглядывали на него кто с глубокой заботой, кто — с открытым недоверием.
   — Не вижу никакого оленя, — сказал Речной Ветер Его темные глаза зорко обшаривали чащу. — Ни белого, ни какого-либо другого!
   — Рана в голову — это вам не хухры-мухры, — с видом знатока кивнул Карамон. — Слушай, Стурм, давай-ка лучше ляг отдохни…
   — Ты бы уж помолчал! — рявкнул на него рыцарь. — У тебя все мозги в брюхе! И хорошо, что тебе не дано видеть оленя: ты бы, чего доброго, застрелил его и поджарил! Говорю вам — мы должны последовать за ним!
   — Так бывает после удара в голову… — шепнул Танису Речной Ветер.
   — А я в этом не уверен, — сказал Танис. Он молчал некоторое время, затем проговорил с видимой неохотой: — Сам я не видел оленя, но раз уж он одному из нас показался… Я последую за ним — как в той сказке, рассказанной стариком… — Его пальцы рассеянно ощупывали колечко из переплетенных листьев плюща, которое он носил на левой руке. Колечко заставило его вспомнить о золотоволосой эльфийке, горько плакавшей, когда он уходил из Квалинести… У Карамона слегка отвисла челюсть:
   — Ты предлагаешь нам последовать за зверем, которого мы даже не видим?
   — Ну, это не самое страшное из того, что мы с вами уже отмочили,
   —насмешливо прошептал Рейстлин. — Кстати, не припоминаете ли? Старик, рассказывавший о Белом Олене, — ведь это он и втравил нас в эту историю… — Это был наш собственный выбор, — отрезал Танис. — Мы ведь запросто могли выдать жезл Высокому Теократу. Ничего, уж как-нибудь выкрутились бы, не в таких переделках бывали… Вот вам мое слово: надо последовать за Стурмом. По-моему, он избран — точно так же, как Речной Ветер был избран при обретении жезла…
   — Но он заманивает нас совсем не туда! — не сдавался Карамон. — Вы что, забыли, что в здешних лесах нет ни единой тропы? Туда никто не ходит! — А может, это и к лучшему, — неожиданно вмешалась Золотая Луна. — Танис говорит, эти твари наверняка перекрыли каждую тропинку. Значит, и надо идти туда, куда никто не ходит. Я считаю, надо последовать за рыцарем! — И, повернувшись, она пошла следом за Стурмом. Привыкшая ко всеобщему послушанию, она даже не оглянулась. Речной Ветер пожал плечами и, мрачно сдвинув брови, пошел за ней. Остальные двинулись следом.
   Вскоре рыцарь покинул утоптанные тропки, змеившиеся по склону Ока Молитвы. Он шел на юго-запад, взбираясь все выше. Сперва казалось, что Карамон сказал правду — впереди не было ни намека на дорогу, Стурм с упорством безумца ломился сквозь кусты и подлесок. Однако потом внезапно открылась удобная, широкая дорожка. Танис воззрился на нее в изумлении.
   — Кто… Или что расчистило этот путь? — спросил он Речного Ветра, озадаченно оглядывавшегося кругом.
   — Не знаю, — ответил житель Равнин. — Известно только то, что путь этот старый, очень старый. Видишь вон там упавшее дерево? Оно лежит здесь так долго, что успело до середины уйти в землю и сплошь зарасти мхом и плющом… Я не вижу никаких следов: здесь не ходят ни звери, ни люди. И все же тропинка не заросла. Почему?
   Танис не мог ничего ответить, а времени на размышления не было. Стурм так и рвался вперед; друзьям стоило изрядных усилий не потерять его из виду.
   — Гоблины, лодки, люди-ящеры, невидимые олени… Что дальше? -жаловался кендеру Флинт.
   — Вот бы посмотреть на этого оленя… — вздохнул Тас.
   — Ну так разбегись и ударься в дерево башкой, — фыркнул гном. — Хотя при твоих мозгах, полагаю, особой разницы не будет… Вот так они и лезли в гору следом за Стурмом; тот, охваченный каким-то полубезумным восторгом, забыл думать про рану и боль. С немалым трудом догнав рыцаря, Танис насторожился, увидев, как лихорадочно блестели его глаза. Но Стурма определенно что-то вело, тропа же тем временем взбиралась все выше в гору, и Танис заметил, что они направлялись к расселине между каменными «ладонями» — расселине, в которую, сколько он помнил, никто еще не входил.
   — Погоди чуть-чуть, — пропыхтел Танис. Стурм шел так быстро, что полуэльфу временами приходилось бежать. Солнце по-прежнему пряталось в рваных черных облаках, но Танис чувствовал, что день приближался к полудню.
   — Давай передохнем!.. Я хочу забраться вон туда и осмотреть окрестности… — Танис указал на скальный кряж, видневшийся сбоку вершины. — Передохнуть? — рассеянно отозвался Стурм, останавливаясь наконец.
   Какое-то время он смотрел вперед, потом повернулся к Танису: — Ну да, надо передохнуть.
   Таниса вновь удивил блеск его глаз.
   — Ты… Хорошо себя чувствуешь?
   — Отлично, — по-прежнему рассеянно ответил Стурм и прошелся туда-сюда по траве, поглаживая усы. Танис не сразу решился оставить его одного, но потом все-таки поспешил навстречу остальным, только-только появлявшимся из-за очередного подъема.
   — Устроим здесь привал, — сказал им полуэльф. Рейстлин облегченно вздохнул и без сил повалился прямо в мокрые листья, а Танис добавил: -Хочу глянуть на север — что там движется по большаку из Гавани…
   — Я с тобой, — предложил Речной Ветер.
   Танис кивнул, и двое мужчин оставили тропу, направляясь к скалам. Танис все косился на рослого воина, шагавшего рядом. Он поймал себя на том, что ему было хорошо вдвоем с этим суровым, немногословным жителем Равнин. Речной Ветер сам не был «душой нараспашку», зато и другим в душу не лез. А для Таниса это было равносильно полному покою. Он отлично знал, что его друзья — именно потому, что они были его друзьями долгие годы, -про себя размышляли о том, что там у него с Китиарой. Почему он столь неожиданно порвал с ней пять лет назад? Но коли уж порвал — отчего он так расстроился, когда она нынче к ним не присоединилась?.. Речной Ветер, конечно, о Китиаре не знал. Но Танис чувствовал: даже если бы он и знал, от этого ничего бы не изменилось. Не в свое дело Речной Ветер не полезет. Когда внизу должен был вот-вот показаться большак, они опустились наземь и последние несколько футов ползли по мокрым камням, пока не достигли края скального карниза. Глядя вниз, Танис видел к востоку от себя тропинки, проложенные любителями пикников. Тут Речной Ветер вытянул руку, и Танис, вглядевшись, заметил, что по тропинкам пробирались все те же твари!.. Так вот почему в лесу царила такая неестественная тишина! Танис мрачно сжал губы. Похоже, монстры собирались устроить им засаду, и если бы не Стурм с его белым оленем… Однако скоро они так или иначе разыщут их тропу… Подумав об этом, Танис поискал глазами пройденный путь — и не нашел. Внизу не было ничего, кроме густого, непролазного леса. Тропа пропустила их и сомкнулась у них за спиной…
   «Мне уже мерещится», — сказал себе Танис и вновь повернулся к большаку, ведущему в Гавань. По дороге двигалось великое множество нелюдей: времени даром они явно не тратили. Танис перевел взгляд на север, туда, где расстилались спокойные воды озера Кристалмир. Потом посмотрел на горизонт… И нахмурился.
   Что-то было не так! Он не сразу понял, что именно, и продолжал вглядываться, не торопясь привлекать внимание Речного Ветра. На севере громоздились штормовые тучи, похожие на длинные серые пальцы, грабаставшие землю. А навстречу им с земли… Вот оно! Танис схватил Речного Ветра за плечо и ткнул пальцем на север. Щурясь, варвар проследил, куда указывала его рука, и тоже увидел струи черного дыма, упиравшиеся в низкое небо. Широкие брови Речного Ветра сошлись у переносицы в одну черту.
   — Походные костры, — сказал Танис.
   — Много тысяч костров, — негромко уточнил Речной Ветер. — Это костры войны. Там расположилась целая армия…
   — Стало быть, слухи подтверждаются, — выслушав их рассказ, проговорил Стурм. — С севера действительно движется армия.
   — Но что за армия? Чья? И с какой стати? На кого они собираются нападать?
   — не в силах поверить, засмеялся Карамон. — Кто нормальный пошлет целую армию за каким-то жезлом?.. — Помолчал и сказал: — Или все-таки пошлет?..
   — Жезл — всего лишь малая частица происходящего! — просипел Рейстлин. — Вспомни упавшие звезды!..
   — Детские сказки, — хмыкнул Флинт. Перевернул пустой бурдючок, потряс его и вздохнул.
   — Эти сказки — не для детей! — зло сказал Рейстлин, вскидываясь на куче листьев, точно змея, которой наступили на хвост. — Попомни, гном, мое слово!
   — Вон он снова! Олень! — неожиданно воскликнул Стурм, уставившись -во всяком случае, так казалось остальным — на большой валун. — Пора идти дальше!
   Он вскочил на ноги. Торопливо подобрав вещи, друзья последовали за ним. И пока они лезли все вверх и вверх по тропе, которая, казалось, возникала прямо перед ними, ветер переменился и потянул с юга. Его теплое дыхание было напоено ароматом диких осенних цветов. Ветер отогнал прочь штормовые тучи, и как раз в тот момент, когда они подошли к расселине между половинками пика, с неба брызнули солнечные лучи.
   Было уже за полдень, и, прежде чем входить в узкую щель между отвесными стенами Ока Молитвы, пришлось устроить еще один короткий привал. По словам Стурма, олень скрылся в расселине…
   — Приличные люди вот-вот ужинать сядут, — сказал Карамон и тяжко вздохнул. — Честное слово, скоро я съем свои сапоги!
   — Твои сапоги и мне начинают казаться съедобными, — сварливо заметил Флинт. — Эх, был бы наш олень из плоти и крови! Глядишь, и сгодился бы еще кое на что, кроме как вести нас на кудыкину гору…
   — Замолчи!.. — Стурм стиснул кулаки в неожиданном приступе ярости. Танис быстро поднялся и на всякий случай положил руку ему на плечо. Еще какое-то время Стурм сверлил гнома испепеляющим взглядом. Усы его вздрагивали. Потом он сбросил руку Таниса со своего плеча и пробормотал: -Ладно… Пошли.
   Они вошли в теснину. Впереди сияло чистое голубое небо; южный ветер свистел между отвесными белыми стенами, вздымавшимися над головой. Друзья шли осторожно, то и дело оступаясь на скользких маленьких камешках. По счастью, проход был до того узким, что всегда можно было вытянуть руку и опереться о стену.
   Примерно через полчаса ходьбы они вышли с другой стороны Ока Молитвы. И остановились, глядя вниз, в долину. Роскошный горный луг ниспадал мягкими волнами, простираясь до самой опушки нежно-зеленого осинового леса, видневшегося далеко на юге. Непогожие тучи остались позади; солнце ярко светило с чистого лазурного неба… Впервые за все время им стало жарко в темных плащах — всем, кроме Рейстлина, по-прежнему кутавшегося в свое алое одеяние. Флинт же, все утро жаловавшийся на дождь, был теперь недоволен солнечным светом, который слепил ему глаза и пек голову под шлемом.
   — А не спихнуть ли нам гнома с горы?.. — предложил Танису Карамон. Тот усмехнулся:
   — Он будет так дребезжать шлемом, что всякий сразу поймет, где мы находимся…
   — Да кто тут услышит? — И Карамон обвел жестом долину. — Право же, мы — первые живые существа, которых угораздило сюда забрести!
   — Вот именно, живые, — прошептал Рейстлин. — Ты не ошибся, братец. Ибо перед тобой — Омраченный Лес!
   Воцарилось молчание. Речной Ветер беспокойно переминался; Золотая Луна встала поближе к нему, широко распахнутыми глазами глядя вниз, на зеленеющие деревья. Флинт только прокашлялся и принялся разглаживать свою длинную бороду. Стурм и Тассельхоф спокойно смотрели на лес.
   — А выглядит он неплохо, — жизнерадостно заявил кендер. Он сидел на земле, скрестив ноги, и, разложив на колене кусок пергамента, кусочком угля набрасывал карту, в том числе и путь, которым они взбирались к Оку Молитвы.
   — Выглядит он обманчиво, словно вороватый кендер, — прошептал Рейстлин.
   Тассельхоф насупился и хотел ответить, но поймал взгляд Таниса — и вновь уткнулся в свою карту. Танис подошел к Стурму. Тот стоял на краю уступа: южный ветер развевал его длинные волосы и, хлопая, вздувал поношенный плащ.
   — Где олень, Стурм? Ты видишь его?
   — Да, — ответил Стурм и указал вниз: — Он только что пересек луг, я вижу его след в высокой траве. Олень скрылся там, среди осин.
   — Ушел в Омраченный Лес, — пробормотал Танис.
   — Кто сказал, что это — Омраченный Лес? — повернулся к Танису Стурм. — Рейстлин.
   — Вот еще!
   — Он маг, — напомнил Танис.
   — Он с ума сошел, — сказал Стурм. Потом передернул плечами: -Оставайся здесь, если хочешь, а я пойду за оленем — как Хума, — хотя бы он в самом деле вел меня в Омраченный Лес… — И, подхватив плащ, Стурм спрыгнул с уступа и зашагал по извилистой тропке вниз по склону.
   Танис вернулся к остальным.
   — Олень ведет его прямиком в лес, — сказал он. — Насколько ты уверен, Рейстлин, что это и вправду Омраченный Лес?
   — А насколько вообще можно быть уверенным в чем-либо, Полуэльф?
   —отозвался волшебник. — Лично я не слишком уверен, что смогу вздохнуть еще раз… Иди вперед, Танис. Иди в лес, из которого еще не выходил ни один человек…Живой человек. Смерть — вот единственное, в чем не приходится сомневаться!
   Танису вдруг отчаянно захотелось швырнуть Рейстлина вниз… Он посмотрел вслед Стурму, уже одолевшему половину спуска в долину.
   — Я пойду с ним, — сказал он. — Но пусть каждый решает сам за себя, идти или остаться.
   — Я с тобой! — Тас живо скатал карту и сунул ее в футляр. Вскочил на ноги и тут же поскользнулся на каменной осыпи.
   — Призраки!.. — Флинт хмуро покосился на Рейстлина, пренебрежительно щелкнул пальцами и встал рядом с Танисом. Золотая Луна побледнела, но присоединилась к ним без долгих раздумий. За нею молча последовал Речной Ветер, и Танис испытал величайшее облегчение: он знал, сколько ужасающих легенд рассказывали варвары об Омраченном Лесе. И вот наконец и Рейстлин шагнул вперед, да так быстро, что его брат вздрогнул от неожиданности. Танис смотрел на мага с едва заметной улыбкой. Он спросил, не удержавшись:
   — Почему ты идешь?
   — Потому что я буду нужен тебе, Полуэльф, — прошипел тот. — А кроме того, что, по-твоему, нам остается? Если уж ты завел нас сюда, мог бы и сообразить, что обратной дороги не будет. Это людоедский выбор, Танис,
   —выбор между быстрой и медленной смертью… — И он направился вниз по склону: — Идешь, брат?
   И близнецы проследовали вниз. Остальные исподтишка поглядывали на Таниса. Полуэльф чувствовал себя идиотом. Рейстлин, разумеется, был прав. Он, Танис, дал делу зайти слишком далеко, а теперь, вместо того чтобы взять ответственность на себя, для очистки совести заговорил о якобы свободном выборе каждого. Танис в ярости подхватил камень и швырнул его далеко вниз по склону С какой, собственно, стати он должен был брать на себя ответственность?.. Какого рожна он вообще дал себя втянуть в эту историю? Все, чего он хотел, — это разыскать Китиару и сказать ей, что наконец-то разобрался в себе и решил, что любит и желает только ее, что он готов понять и принять ее слабости, как принял и свои собственные человеческие черты… Но Кит к нему не вернулась. У нее был какой-то там новый господин. Быть может, потому он и…
   — Эгей, Танис!.. — долетел снизу голос кендера.
   — Иду, — пробормотал он. — Иду.
   Когда друзья подошли к опушке леса, солнце уже клонилось к закату. Танис прикинул, что у них было еще в запасе часа три-четыре дневного света. Если олень будет по-прежнему вести их удобными, ровными тропами, глядишь, и удастся пересечь лес до темноты… Стурм ждал их под осинами, удобно расположившись в тени зеленой листвы. Никто, впрочем, не спешил покидать луг и входить в чащу.
   — Олень скрылся здесь, — сказал Стурм, поднявшись на ноги и указывая пальцем в высокую густую траву.
   Танис не увидел следов. Глотнув воды из полупустой фляги, он уставился в лес. Можно было вполне согласиться с Тассельхофом: лес вовсе не казался зловещим. Наоборот — после беспощадного великолепия солнечного осеннего дня он так и манил, обещая порадовать прохладой.
   — Может, тут и дичь водится? — покачиваясь с пятки на носок, спросил Карамон. И поспешно добавил: — Я, конечно, не оленей имею в виду. Скажем, кроликов…
   — Ни в кого не стреляйте, ничего не ешьте и не пейте в Омраченном Лесу, — прошептал Рейстлин.
   Танис посмотрел на мага и увидел, что его глаза с их зрачками, похожими на песочные часы, были странно расширены. Кожа Рейстлина отливала в ярком солнечном свете мертвым металлом. Он тяжело опирался на посох, дрожа, словно в ознобе.
   — Детские сказочки, — пробормотал Флинт, но голос гнома звучал неуверенно. Что до Таниса — он хорошо знал любовь молодого волшебника к театральным эффектам, но еще ни разу не видел, чтобы с ним творилось что-либо подобное.
   — Что ты чувствуешь, Рейстлин? — спросил он негромко.
   — Колдовство, — прошептал тот. — Сильнейшие чары, некогда наложенные на этот лес…
   — Это злые чары? — спросил Танис.
   — Только для тех, кто сам приносит сюда зло, — заявил маг.
   — Значит, тебе одному из всех нас и следует бояться этого леса, -холодно сообщил ему Стурм.
   Лицо Карамона зловеще налилось багровой краской, рука потянулась к ножнам. Стурм тоже взялся за меч, но Танис перехватил его руку, а Рейстлин остановил брата. Маг смотрел на Стурма, поблескивая золотыми глазами.
   — Посмотрим… — сказал он, вернее, прошипел сквозь сжатые зубы.
   —Посмотрим… — И, налегая на посох, Рейстлин повернулся к брату: — Идем? Карамон напоследок еще раз смерил Стурма взглядом и углубился в лес.
   Остальные потянулись за ними, и вот лишь Танис с Флинтом остались стоять среди рослой, волнующейся под ветром травы.
   — Староват я становлюсь для таких дел, Танис, — вдруг сказал гном.
   — Да брось ты, — улыбнулся в ответ полуэльф. — Ты сражался как…
   — Нет, я имею в виду не кости с мышцами. — Гном посмотрел на свои натруженные, узловатые руки. — Хотя и они, конечно, не молоденькие… Я о душе, Танис. Когда-то давно, когда этих ребят еще не было на свете, мы с тобой вошли бы в заколдованный лес без малейших раздумий. А теперь…
   — Не вешай носа, дружище, — сказал Танис. Он пытался говорить беспечно, хотя на самом деле столь необычная серьезность гнома его сильно встревожила. Он внимательно пригляделся к Флинту — впервые со времени их встречи у окраины Утехи. Гном выглядел старым… Но иным, правду сказать, его и не помнили. Лицо — насколько можно было разглядеть сквозь дремучую седую бороду, усы и нависшие белые брови — было коричневым и морщинистым. Флинт ворчал и сетовал, сетовал и ворчал… Но иначе он себя и не вел. Танис понял наконец, что изменилось. Глаза. В глазах гнома не было больше огня.
   — Не обращай на Рейстлина слишком много внимания, — сказал Танис. -Вот увидишь, сегодня вечером мы будем сидеть у костра и хохотать над всеми этими сказками о привидениях!
   — Охотно верю, — вздохнул Флинт. Он помолчал какое-то время, потом проговорил: — Однажды я стану обузой для тебя, Танис. А я вовсе не хочу, чтобы когда-нибудь ты спросил себя: и зачем, мол, я таскаю с собой этого ворчливого старого гнома…
   — Затем, что мне не обойтись без тебя, ворчливый старый гном, -сказал Танис и положил руку на бугрящееся мышцами плечо Флинта. И мотнул головой в сторону леса, где скрылись остальные: — Ты нужен мне, Флинт. Все они… Так молоды. А ты — как надежная скала у меня за спиной, когда доходит до схватки… Польщенный Флинт залился краской. Подергал бороду, потом хрипло прокашлялся.