Страница:
Джорам осматривал богато наряженных гостей, задерживая взгляд на каждой белокурой или обритой по-монашески голове. Юноша надеялся отыскать среди гостей если не Гвендолин, то хотя бы Сарьона. Но выяснилось, что найти кого-то среди такого количества людей практически невозможно, тем более что все они были одеты очень похоже — за исключением нескольких модников, вырядившихся на бал в костюмы полевых магов (что немало позабавило Симкина).
«Она тоже ищет меня», — сказал себе Джорам и представил приятную картину: Гвендолин поднимается на цыпочки, выглядывает из-за широких плеч лорда Самуэлса, с часто бьющимся сердцем прислушивается к каждому имени, которое произносят герольды, и разочарованно вздыхает, когда имя оказывается не тем, которое она так хочет услышать. От этих мыслей юноша забеспокоился и даже немного испугался. А вдруг семья лорда Самуэлса уже ушла! Что, если лорду Самуэлсу надоело ждать? Что, если... Джорам нетерпеливо посмотрел на длинную вереницу приглашенных, которые стояли впереди них с Симкином. Он с горечью оглядел каждого престарелого герцога, которому помогали держаться на ногах его каталисты, и двух вдовушек, которые так увлеченно сплетничали, что позабыли продвигаться дальше, — соседям по очереди пришлось слегка подтолкнуть женщин в нужном направлении. Даже учитывая все это, очередь продвигалась довольно быстро, но Джораму хотелось, чтобы она промчалась через зал подобно молнии, — только тогда он был бы удовлетворен.
— Перестань дергаться, — пробормотал Симкин и наступил Джораму на ногу.
— Ничего не могу с собой поделать. Может, поговорим о чем-нибудь?
— С удовольствием. О чем?
— Понятия не имею! О чем угодно! — Джорам передернул плечами. — Ты говорил, я должен что-нибудь сказать императору. А что? Чудесная ночь. Прекрасная погода. Я так понял, здесь уже два года весна, а будет ли когда-нибудь лето?
— Ш-ш-ш... — зашипел на него Симкин, прикрываясь оранжевым платком. — Ну ей-богу! Я начинаю жалеть, что не взял вместо тебя Мосию! Этот бал посвящен годовщине рождения Мертвого принца. Конечно же, ты должен выразить соболезнование!
— Точно. Все время об этом забываю, — угрюмо сказал Джорам, в сотый раз окидывая взглядом зал. — Хорошо. Я выражу соболезнование. Да, кстати, а отчего он умер?
— Мой милый мальчик! — возмущенным шепотом сказал Симкин. — Даже если ты действительно вырос в хлеву, не следует демонстрировать это так явно! Мне казалось, матушка рассказывала тебе всякие истории из мерилонской жизни. А ведь это — самая звездная история, на все времена! Неужели она тебе про это не рассказывала?
— Нет, — коротко буркнул Джорам. Темные брови юноши сошлись над переносицей.
— Ах! — внезапно заметил Симкин, взглянув на Джорама. — М-м-м... Наверное, я понял, в чем дело... Да, несомненно. Понимаешь... — Он придвинулся к юноше поближе и заговорил, заслоняя губы оранжевым платком: — Этот ребенок не умер. Он родился вполне живым, даже очень живым, как об этом рассказывают. Орал во все свое маленькое горло на протяжении официальной церемонии и в конце концов обгадил епископа. — Симкин замолчал, выжидательно глядя на Джорама.
Лицо юноши помрачнело, по нему пробежала темная тень.
— Ну что, теперь понял? — тихо спросил Симкин.
— Ребенок родился Мертвым, как и я, — хриплым голосом сказал Джорам.
Он опустил взгляд и сцепил руки за спиной, сжав их так крепко, что побелели костяшки пальцев. Джорам заметил, что отражается на хрустальном полу, словно в зеркале. Огни Мерилона, сиявшие далеко внизу, просвечивали сквозь его полупрозрачное, призрачное тело. Призрак мрачно смотрел на Джорама.
— Ш-ш-ш! — снова зашипел на него Симкин. — Да, он родился Мертвым. Но разве так, как ты, милый мальчик? — Он покачал головой. — Нет, он был не таким, как все прочие дети, которые родились в этом мире. Судя по слухам, которые до меня доходили, в его случае Мертвый — это даже преуменьшение. Ребенок не просто не прошел одно из Испытаний. Он не прошел все три Испытания! В нем вообще не было ни капли магии!
Джорам не поднял взгляда.
— Может быть, он не так уж и отличался от некоторых других, как ты думаешь, — пробормотал он.
Очередь медленно продвигалась все ближе и ближе к императорскому алькову. Пристально глядя на свое отражение, Джорам не заметил быстрого, проницательного взгляда, которым окинул его Симкин. Не заметил он, и как Симкин задумчиво покачал головой, поглаживая мягкую каштановую бородку.
— Что ты сказал? — беззаботно переспросил Симкин, притворяясь, что высмаркивается в оранжевый шелковый платок.
— Ничего, — буркнул Джорам и встряхнулся, будто желая пробудиться от кошмарного сна. — Когда же мы наконец туда дойдем!
— Потерпи, мой милый мальчик, — посоветовал Симкин. Он приподнялся над полом на пару дюймов, посмотрел через головы собравшихся и опустился обратно. — Смотри, отсюда уже виден императорский трон. Если повезет, ты можешь даже разглядеть императорскую голову.
Джорам вытянул шею и увидел, что за время этого разговора они подошли к трону гораздо ближе. Он увидел хрустальный трон и несколько раз заметил, как император поворачивает голову, обращаясь к гостям, которые стояли перед ним или вокруг него. Джорам мельком увидел даже императрицу, которая сидела по правую руку от императора — поскольку наследование в династии передавалось по ее линии. Но императора юноша видел гораздо яснее, и, радуясь, что можно чем-нибудь занять ум, Джорам с интересом принялся наблюдать за тем, что происходит впереди.
Император сидел на хрустальном троне, в хрустальном алькове, и казалось, что он невесомо парит среди звезд. Облаченный в ослепительно-белые траурные одежды, освещенный яркими лучами света, струившегося сверху, император не просто походил на одну из звезд — он затмевал собою самые яркие из них. После роскошного, причудливого убранства, которое Джорам видел в других помещениях дворца, хрустальный трон и альков поражали своими простыми, изящными очертаниями и отсутствием каких-либо украшений. Хрусталь струился вокруг императорской четы, словно чистая родниковая вода, и только отблески света на гранях хрусталя свидетельствовали о том, что их окружает что-то плотное и реальное.
И тогда Джорам улыбнулся. Оглядев хрустальный зал, он понял, что все это сделано намеренно! Даже кресло, в которое рухнул несчастный толстый каталист, — теперь оно осталось в нескольких сотнях футов позади — было сделано из волшебной ткани, которая казалась прозрачной. Ничто, ни один материальный предмет не должен был отвлекать внимание от единственной реальности, которая существовала для императорских подданных, — от самого императора и его супруги, императрицы.
Джорам и Симкин приблизились к трону настолько, что уже могли расслышать обрывки разговоров в толпе, если гости говорили не шепотом. Джорам с интересом прислушался. Он привык составлять мнение о людях быстро, и зачастую это мнение оказывалось нелестным. При первой встрече с императором юноша счел его крайне надменным, напыщенным и ограниченным человеком, который не замечает ничего, кроме собственной персоны, и, образно говоря, не видит дальше своего носа. Но теперь, прислушавшись к репликам, которые подавал император, Джорам вынужден был признать, что ошибся.
Император был умен и проницателен, а если и держался холодно и отстраненно, то только для того, чтобы соблюсти дистанцию между собой и подданными. Похоже, ему вовсе не нужны были герольды, чтобы называть имена приглашенных, которые подходили к нему. Многих гостей император называл дружескими прозвищами, а не полными именами и титулами. Более того, у него находилось несколько слов для каждого из них — он расспрашивал родителей об их любимых детях, заговаривал с каталистом о той науке, которую тот изучает, обсуждал дела минувших дней со стариками, будущее — с молодежью.
Джорам с растущим восхищением следил за императором, удивляясь его способности вести беседу: учитывая количество людей, с которыми императору приходилось встречаться каждый день, его память, наверное, была поистине феноменальной. Джорам вспомнил свою первую встречу с императором. Он вспомнил, что тогда взгляд императора как будто поглотил его целиком, и на несколько секунд внимание высочайшей особы полностью и безраздельно сосредоточилось только на нем одном. Джорам вспомнил, как он тогда смутился. Это было неприятное ощущение — но теперь юноша понял, почему так случилось. Для императора память значила почти то же самое, что для Сарьона — математические уравнения. Джорам и сам до определенной степени умел манипулировать людьми, поэтому смог заметить и оценить талант настоящего мастера.
И еще Джорам знал — сперва он узнал это от матери, потом это подтвердил лорд Самуэлс, — что больше всего на свете император заботится о своей супруге, императрице. Очередь снова продвинулась вперед, и Джорам перевел взгляд с императора на его царственную супругу. Всю свою жизнь Джорам слышал о несравненной красоте этой женщины, выделяющейся даже на фоне прекраснейших красавиц императорского двора. Красота императрицы была природной и не нуждалась в магических улучшениях. Любопытство юноши подогревало и предупреждение Симкина.
«Не смотри на императрицу».
Слова Симкина эхом отдавались в голове Джорама, но юноша все же незаметно шагнул в сторону от очереди, чтобы взглянуть на женщину, которая сидела на хрустальном троне рядом со своим мужем. А потом очередь снова передвинулась вперед, и Джорам ее увидел.
Юноша затаил дыхание. Слова Симкина мгновенно вылетели у него из головы. Вместо этого вдруг вспомнилось, как описывала императрицу Анджа: «Волосы черные и блестящие, как вороново крыло, кожа белая и гладкая, словно грудь голубки. Глаза темные, искристые, а лицо настолько совершенной формы, будто его сотворили мастерским заклинанием. Она движется так грациозно, как ива раскачивается под ветром...»
Острый локоть Симкина вонзился Джораму под ребра.
— Прекрати сейчас же! — уголком рта зашипел Симкин. — Смотри в сторону!
Джорам рассердился — ему показалось, что Симкин избрал его мишенью своей очередной шуточки. Но все же юноша быстро отвернулся. И снова его поразило выражение лица Симкина — серьезное, почти испуганное, совсем не такое беспечное, как всегда. Очередь продвинулась дальше. Теперь впереди осталось всего около десятка человек. Джорам посмотрел на них и заметил, что все они тоже стараются не смотреть прямо или подолгу на императрицу. Они время от времени поглядывали на нее, но вскользь и сразу же отводили глаза. И если с императором гости разговаривали громко, ясно и спокойно, то, обращаясь к императрице, все понижали голос и бормотали что-то почти невразумительное.
Когда Джорам подошел еще ближе, у него уже болели глаза от непрестанных быстрых взглядов то на императрицу, то куда-нибудь в сторону. К этому времени юноша понял, что с императрицей действительно что-то не в порядке. Нет, ее прославленная красота осталась при ней, но, как ни странно, почему-то она казалась не привлекательной, а отталкивающей. Нежная, гладкая, белая кожа имела голубоватый оттенок и казалась полупрозрачной. Темные глаза, несомненно, были прекрасны, но они не искрились внутренним светом, а словно отражали свет фонарей — как стеклянные. Губы императрицы двигались, когда она говорила. Двигались и ее руки, и все тело — но в этих движениях не было грации. Она походила не на изящную иву, а на марионетку.
Марионетка...
Удивленный Джорам повернулся к Симкину, но бородатый молодой человек только улыбнулся, играя оранжевым шелковым платком.
— Терпение вознаграждается, — сказал он. — Мы следующие.
А потом у Джорама уже не было времени думать о чем-то еще.
Он услышал, как будто издалека, как герольд ударил о пол своим жезлом и выкрикнул мелодичным голосом:
— Симкин, гость лорда Самуэлса...
Дальнейшие слова герольда потонули во взрыве смеха, раздавшемся из толпы. Симкин, наверное, выкинул какую-то нелепость или что-то в этом роде. Джорам был слишком взволнован и смущен, чтобы понять, в чем дело. Юноша видел, как Симкин прошел вперед. Его белоснежное одеяние сияло так же ослепительно, как облачения императора и императрицы.
Императрица. Взгляд Джорама снова невольно обратился к ней, но тут герольд объявил:
— Джорам, гость лорда Самуэлса и его семьи.
Услышав свое имя, Джорам понял, что должен шагнуть вперед, но юноша внезапно осознал, что сейчас на него обращено несколько сотен любопытных глаз. Ему живо вспомнилась гибель матери, Анджи. Тогда все люди тоже смотрели на него. Джораму захотелось только одного — убежать, спрятаться, остаться одному. Почему, почему они на него смотрят?
Император разговаривал с Симкином. Джорам видел это, но понятия не имел, о чем они говорят. Он ничего не слышал. В ушах у него шумело, как во время урагана. Ему хотелось убежать, но он не мог сдвинуться с места. Наверное, Джорам стоял бы так целую вечность, но герольд слегка подтолкнул его вперед. Герольд обязан был следить за своевременным продвижением очереди гостей, и к тому же он привык к подобным проявлениям благоговения у тех, кто впервые оказывался перед лицом его императорского величества. Спотыкаясь, Джорам шагнул вперед и остановился перед императором.
У Джорама хватило ума низко поклониться — точно так же, как это сделал Симкин. Юноша забормотал что-то, не соображая толком, что говорит. Император непринужденно перебил его, напомнив, что они уже виделись у лорда Самуэлса. Его величество выразил надежду, что Джораму понравился Мерилон, а потом взмахнул рукой. Джорам шагнул по хрустальному полу и предстал перед императрицей. Он смутно сознавал, что Симкин наблюдает за ним и как будто едва заметно улыбается. Зная Симкина, Джорам вполне мог поверить, что это так и есть.
Юноша низко поклонился императрице, лихорадочно стараясь придумать, что сказать. Ему нестерпимо хотелось поднять взгляд и рассмотреть эту женщину, но в то же время он мечтал поскорее оказаться где-нибудь подальше отсюда и старательно отводил глаза, как и все, кто представал перед императрицей до него.
Стоя перед ней, Джорам ощутил какой-то странный, удушливый запах.
Прекраснейшая женщина в мире — так о ней говорили. Джорам решил, что должен увидеть это своими глазами.
Он поднял взгляд...
И увидел безжизненные глаза трупа.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
«Она тоже ищет меня», — сказал себе Джорам и представил приятную картину: Гвендолин поднимается на цыпочки, выглядывает из-за широких плеч лорда Самуэлса, с часто бьющимся сердцем прислушивается к каждому имени, которое произносят герольды, и разочарованно вздыхает, когда имя оказывается не тем, которое она так хочет услышать. От этих мыслей юноша забеспокоился и даже немного испугался. А вдруг семья лорда Самуэлса уже ушла! Что, если лорду Самуэлсу надоело ждать? Что, если... Джорам нетерпеливо посмотрел на длинную вереницу приглашенных, которые стояли впереди них с Симкином. Он с горечью оглядел каждого престарелого герцога, которому помогали держаться на ногах его каталисты, и двух вдовушек, которые так увлеченно сплетничали, что позабыли продвигаться дальше, — соседям по очереди пришлось слегка подтолкнуть женщин в нужном направлении. Даже учитывая все это, очередь продвигалась довольно быстро, но Джораму хотелось, чтобы она промчалась через зал подобно молнии, — только тогда он был бы удовлетворен.
— Перестань дергаться, — пробормотал Симкин и наступил Джораму на ногу.
— Ничего не могу с собой поделать. Может, поговорим о чем-нибудь?
— С удовольствием. О чем?
— Понятия не имею! О чем угодно! — Джорам передернул плечами. — Ты говорил, я должен что-нибудь сказать императору. А что? Чудесная ночь. Прекрасная погода. Я так понял, здесь уже два года весна, а будет ли когда-нибудь лето?
— Ш-ш-ш... — зашипел на него Симкин, прикрываясь оранжевым платком. — Ну ей-богу! Я начинаю жалеть, что не взял вместо тебя Мосию! Этот бал посвящен годовщине рождения Мертвого принца. Конечно же, ты должен выразить соболезнование!
— Точно. Все время об этом забываю, — угрюмо сказал Джорам, в сотый раз окидывая взглядом зал. — Хорошо. Я выражу соболезнование. Да, кстати, а отчего он умер?
— Мой милый мальчик! — возмущенным шепотом сказал Симкин. — Даже если ты действительно вырос в хлеву, не следует демонстрировать это так явно! Мне казалось, матушка рассказывала тебе всякие истории из мерилонской жизни. А ведь это — самая звездная история, на все времена! Неужели она тебе про это не рассказывала?
— Нет, — коротко буркнул Джорам. Темные брови юноши сошлись над переносицей.
— Ах! — внезапно заметил Симкин, взглянув на Джорама. — М-м-м... Наверное, я понял, в чем дело... Да, несомненно. Понимаешь... — Он придвинулся к юноше поближе и заговорил, заслоняя губы оранжевым платком: — Этот ребенок не умер. Он родился вполне живым, даже очень живым, как об этом рассказывают. Орал во все свое маленькое горло на протяжении официальной церемонии и в конце концов обгадил епископа. — Симкин замолчал, выжидательно глядя на Джорама.
Лицо юноши помрачнело, по нему пробежала темная тень.
— Ну что, теперь понял? — тихо спросил Симкин.
— Ребенок родился Мертвым, как и я, — хриплым голосом сказал Джорам.
Он опустил взгляд и сцепил руки за спиной, сжав их так крепко, что побелели костяшки пальцев. Джорам заметил, что отражается на хрустальном полу, словно в зеркале. Огни Мерилона, сиявшие далеко внизу, просвечивали сквозь его полупрозрачное, призрачное тело. Призрак мрачно смотрел на Джорама.
— Ш-ш-ш! — снова зашипел на него Симкин. — Да, он родился Мертвым. Но разве так, как ты, милый мальчик? — Он покачал головой. — Нет, он был не таким, как все прочие дети, которые родились в этом мире. Судя по слухам, которые до меня доходили, в его случае Мертвый — это даже преуменьшение. Ребенок не просто не прошел одно из Испытаний. Он не прошел все три Испытания! В нем вообще не было ни капли магии!
Джорам не поднял взгляда.
— Может быть, он не так уж и отличался от некоторых других, как ты думаешь, — пробормотал он.
Очередь медленно продвигалась все ближе и ближе к императорскому алькову. Пристально глядя на свое отражение, Джорам не заметил быстрого, проницательного взгляда, которым окинул его Симкин. Не заметил он, и как Симкин задумчиво покачал головой, поглаживая мягкую каштановую бородку.
— Что ты сказал? — беззаботно переспросил Симкин, притворяясь, что высмаркивается в оранжевый шелковый платок.
— Ничего, — буркнул Джорам и встряхнулся, будто желая пробудиться от кошмарного сна. — Когда же мы наконец туда дойдем!
— Потерпи, мой милый мальчик, — посоветовал Симкин. Он приподнялся над полом на пару дюймов, посмотрел через головы собравшихся и опустился обратно. — Смотри, отсюда уже виден императорский трон. Если повезет, ты можешь даже разглядеть императорскую голову.
Джорам вытянул шею и увидел, что за время этого разговора они подошли к трону гораздо ближе. Он увидел хрустальный трон и несколько раз заметил, как император поворачивает голову, обращаясь к гостям, которые стояли перед ним или вокруг него. Джорам мельком увидел даже императрицу, которая сидела по правую руку от императора — поскольку наследование в династии передавалось по ее линии. Но императора юноша видел гораздо яснее, и, радуясь, что можно чем-нибудь занять ум, Джорам с интересом принялся наблюдать за тем, что происходит впереди.
Император сидел на хрустальном троне, в хрустальном алькове, и казалось, что он невесомо парит среди звезд. Облаченный в ослепительно-белые траурные одежды, освещенный яркими лучами света, струившегося сверху, император не просто походил на одну из звезд — он затмевал собою самые яркие из них. После роскошного, причудливого убранства, которое Джорам видел в других помещениях дворца, хрустальный трон и альков поражали своими простыми, изящными очертаниями и отсутствием каких-либо украшений. Хрусталь струился вокруг императорской четы, словно чистая родниковая вода, и только отблески света на гранях хрусталя свидетельствовали о том, что их окружает что-то плотное и реальное.
И тогда Джорам улыбнулся. Оглядев хрустальный зал, он понял, что все это сделано намеренно! Даже кресло, в которое рухнул несчастный толстый каталист, — теперь оно осталось в нескольких сотнях футов позади — было сделано из волшебной ткани, которая казалась прозрачной. Ничто, ни один материальный предмет не должен был отвлекать внимание от единственной реальности, которая существовала для императорских подданных, — от самого императора и его супруги, императрицы.
Джорам и Симкин приблизились к трону настолько, что уже могли расслышать обрывки разговоров в толпе, если гости говорили не шепотом. Джорам с интересом прислушался. Он привык составлять мнение о людях быстро, и зачастую это мнение оказывалось нелестным. При первой встрече с императором юноша счел его крайне надменным, напыщенным и ограниченным человеком, который не замечает ничего, кроме собственной персоны, и, образно говоря, не видит дальше своего носа. Но теперь, прислушавшись к репликам, которые подавал император, Джорам вынужден был признать, что ошибся.
Император был умен и проницателен, а если и держался холодно и отстраненно, то только для того, чтобы соблюсти дистанцию между собой и подданными. Похоже, ему вовсе не нужны были герольды, чтобы называть имена приглашенных, которые подходили к нему. Многих гостей император называл дружескими прозвищами, а не полными именами и титулами. Более того, у него находилось несколько слов для каждого из них — он расспрашивал родителей об их любимых детях, заговаривал с каталистом о той науке, которую тот изучает, обсуждал дела минувших дней со стариками, будущее — с молодежью.
Джорам с растущим восхищением следил за императором, удивляясь его способности вести беседу: учитывая количество людей, с которыми императору приходилось встречаться каждый день, его память, наверное, была поистине феноменальной. Джорам вспомнил свою первую встречу с императором. Он вспомнил, что тогда взгляд императора как будто поглотил его целиком, и на несколько секунд внимание высочайшей особы полностью и безраздельно сосредоточилось только на нем одном. Джорам вспомнил, как он тогда смутился. Это было неприятное ощущение — но теперь юноша понял, почему так случилось. Для императора память значила почти то же самое, что для Сарьона — математические уравнения. Джорам и сам до определенной степени умел манипулировать людьми, поэтому смог заметить и оценить талант настоящего мастера.
И еще Джорам знал — сперва он узнал это от матери, потом это подтвердил лорд Самуэлс, — что больше всего на свете император заботится о своей супруге, императрице. Очередь снова продвинулась вперед, и Джорам перевел взгляд с императора на его царственную супругу. Всю свою жизнь Джорам слышал о несравненной красоте этой женщины, выделяющейся даже на фоне прекраснейших красавиц императорского двора. Красота императрицы была природной и не нуждалась в магических улучшениях. Любопытство юноши подогревало и предупреждение Симкина.
«Не смотри на императрицу».
Слова Симкина эхом отдавались в голове Джорама, но юноша все же незаметно шагнул в сторону от очереди, чтобы взглянуть на женщину, которая сидела на хрустальном троне рядом со своим мужем. А потом очередь снова передвинулась вперед, и Джорам ее увидел.
Юноша затаил дыхание. Слова Симкина мгновенно вылетели у него из головы. Вместо этого вдруг вспомнилось, как описывала императрицу Анджа: «Волосы черные и блестящие, как вороново крыло, кожа белая и гладкая, словно грудь голубки. Глаза темные, искристые, а лицо настолько совершенной формы, будто его сотворили мастерским заклинанием. Она движется так грациозно, как ива раскачивается под ветром...»
Острый локоть Симкина вонзился Джораму под ребра.
— Прекрати сейчас же! — уголком рта зашипел Симкин. — Смотри в сторону!
Джорам рассердился — ему показалось, что Симкин избрал его мишенью своей очередной шуточки. Но все же юноша быстро отвернулся. И снова его поразило выражение лица Симкина — серьезное, почти испуганное, совсем не такое беспечное, как всегда. Очередь продвинулась дальше. Теперь впереди осталось всего около десятка человек. Джорам посмотрел на них и заметил, что все они тоже стараются не смотреть прямо или подолгу на императрицу. Они время от времени поглядывали на нее, но вскользь и сразу же отводили глаза. И если с императором гости разговаривали громко, ясно и спокойно, то, обращаясь к императрице, все понижали голос и бормотали что-то почти невразумительное.
Когда Джорам подошел еще ближе, у него уже болели глаза от непрестанных быстрых взглядов то на императрицу, то куда-нибудь в сторону. К этому времени юноша понял, что с императрицей действительно что-то не в порядке. Нет, ее прославленная красота осталась при ней, но, как ни странно, почему-то она казалась не привлекательной, а отталкивающей. Нежная, гладкая, белая кожа имела голубоватый оттенок и казалась полупрозрачной. Темные глаза, несомненно, были прекрасны, но они не искрились внутренним светом, а словно отражали свет фонарей — как стеклянные. Губы императрицы двигались, когда она говорила. Двигались и ее руки, и все тело — но в этих движениях не было грации. Она походила не на изящную иву, а на марионетку.
Марионетка...
Удивленный Джорам повернулся к Симкину, но бородатый молодой человек только улыбнулся, играя оранжевым шелковым платком.
— Терпение вознаграждается, — сказал он. — Мы следующие.
А потом у Джорама уже не было времени думать о чем-то еще.
Он услышал, как будто издалека, как герольд ударил о пол своим жезлом и выкрикнул мелодичным голосом:
— Симкин, гость лорда Самуэлса...
Дальнейшие слова герольда потонули во взрыве смеха, раздавшемся из толпы. Симкин, наверное, выкинул какую-то нелепость или что-то в этом роде. Джорам был слишком взволнован и смущен, чтобы понять, в чем дело. Юноша видел, как Симкин прошел вперед. Его белоснежное одеяние сияло так же ослепительно, как облачения императора и императрицы.
Императрица. Взгляд Джорама снова невольно обратился к ней, но тут герольд объявил:
— Джорам, гость лорда Самуэлса и его семьи.
Услышав свое имя, Джорам понял, что должен шагнуть вперед, но юноша внезапно осознал, что сейчас на него обращено несколько сотен любопытных глаз. Ему живо вспомнилась гибель матери, Анджи. Тогда все люди тоже смотрели на него. Джораму захотелось только одного — убежать, спрятаться, остаться одному. Почему, почему они на него смотрят?
Император разговаривал с Симкином. Джорам видел это, но понятия не имел, о чем они говорят. Он ничего не слышал. В ушах у него шумело, как во время урагана. Ему хотелось убежать, но он не мог сдвинуться с места. Наверное, Джорам стоял бы так целую вечность, но герольд слегка подтолкнул его вперед. Герольд обязан был следить за своевременным продвижением очереди гостей, и к тому же он привык к подобным проявлениям благоговения у тех, кто впервые оказывался перед лицом его императорского величества. Спотыкаясь, Джорам шагнул вперед и остановился перед императором.
У Джорама хватило ума низко поклониться — точно так же, как это сделал Симкин. Юноша забормотал что-то, не соображая толком, что говорит. Император непринужденно перебил его, напомнив, что они уже виделись у лорда Самуэлса. Его величество выразил надежду, что Джораму понравился Мерилон, а потом взмахнул рукой. Джорам шагнул по хрустальному полу и предстал перед императрицей. Он смутно сознавал, что Симкин наблюдает за ним и как будто едва заметно улыбается. Зная Симкина, Джорам вполне мог поверить, что это так и есть.
Юноша низко поклонился императрице, лихорадочно стараясь придумать, что сказать. Ему нестерпимо хотелось поднять взгляд и рассмотреть эту женщину, но в то же время он мечтал поскорее оказаться где-нибудь подальше отсюда и старательно отводил глаза, как и все, кто представал перед императрицей до него.
Стоя перед ней, Джорам ощутил какой-то странный, удушливый запах.
Прекраснейшая женщина в мире — так о ней говорили. Джорам решил, что должен увидеть это своими глазами.
Он поднял взгляд...
И увидел безжизненные глаза трупа.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
ФОНТАН ШАМПАНСКОГО
— Во имя Олмина! — прошептал Джорам и вздрогнул. Холодный пот заструился по его лицу. — Она мертва!
— Мой милый мальчик, если тебе дорога твоя жизнь — и моя тоже, — говори потише! — негромко сказал Симкин, обворожительно улыбаясь и кивая нескольким знакомым, стоящим по ту сторону зала. Они с Джорамом находились возле фонтана из шампанского. Симкин сказал, что к этому месту непременно придут и Гвендолин, и Сарьон — и здесь они все встретятся: возле фонтана с шампанским все назначают свидания. И вправду, вокруг то и дело слышались приветственные возгласы и бурные взрывы смеха.
Фонтан шампанского вздымался на двенадцать футов вверх. Его магически обслуживала группа Прон-альбан, переодетых дворцовыми стражниками. Основание фонтана, украшенное орнаментом из рыб, было создано целиком изо льда — чтобы шампанское постоянно охлаждалось. Вино лилось из надутых губ дельфинов с блестящими глазами и из сложенных лодочками ладоней русалок. Вокруг фонтана рядами парили в воздухе хрустальные кубки. Кубки сами наполнялись шампанским и летели к гостям, которых утомило ожидание — они целых два часа простояли рядом с императором и его мертвой женой.
— Даже думать об этом считается изменой, а тем более — говорить об этом на людях, — продолжал Симкин.
— И как... как давно? — спросил Джорам, исполненный какого-то болезненного любопытства. Ему все время хотелось снова посмотреть в сторону хрустального трона.
— Где-то около года, наверное. Точно никто не знает. Она долго болела и теперь выглядит даже лучше, чем в последнее время.
— Но... зачем оставлять... Я имею в виду... Конечно, я знаю, что он ее любил, но... — Джорам поднес к губам бокал шампанского, потом быстро отставил в сторону. Его руки дрожали. — Наверное, император сошел с ума! — высказал он мрачную догадку.
— Ничуть не бывало, — спокойно сказал Симкин. — Видишь вон того человека в красной мантии, который как раз сейчас подошел к императору?
— Какой-то Дкарн-дуук? Вижу, — сказал Джорам, делая над собой усилие, чтобы отвести взгляд от мертвой женщины на троне и посмотреть на человека в красном, что-то говорившего императору.
Хотя трон был довольно далеко, Джорам разглядел, что это высокий, хорошо сложенный мужчина, а его красная мантия означает принадлежность к ордену боевых магов Тимхаллана.
— Это не просто какой-то Дкарн-дуук. Этот Дкарн-дуук — принц Ксавьер. Он — брат императрицы, а значит, именно он будет следующим императором Мерилона, когда ее смерть будет официально признана. — Симкин поднял бокал шампанского в насмешливом тосте. — И — прощай, его скучнейшество. Он вернется в свое поместье на привольных равнинах Дренгассии, или откуда он там приехал. Если только с ним не случится чего похуже. Люди, которые переходят дорожку нашему Дкарн-дуук, иногда странным образом исчезают — входят в Коридоры и почему-то больше не возвращаются. — Симкин залпом выпил свое шампанское.
— Если этот человек такой могущественный, почему он просто не захватит трон? — спросил Джорам, с любопытством разглядывая высокопоставленного Дкарн-дуук и думая, что этот новый мир, в который он вступает, может оказаться весьма и весьма интересным.
— У императора есть очень мощная поддержка — или мне следует сказать «очень весомая»? Это епископ Ванье. Кстати говоря, я только сейчас заметил, что его толстейшество отсутствует на вечеринке — что особенно странно, учитывая, что здесь подают дармовое угощение. Ах да, я и забыл. Он же никогда не приходит на эту годовщину. Говорит, это противоречит церковным обычаям — отмечать такие праздники. Да, о чем это я говорил? А, вспомнил. Так вот, говорят, что солнце епископа Ванье всходит и заходит вместе с солнцем императора. У нашего Дкарн-дуук есть на примете свой человек, которого он хотел бы видеть в кресле Ванье, — а если подумать, то в этом кресле, наверное, поместятся целых три таких человека. Каталисты и иллюзионисты поддерживают впечатление, что императрица живее всех живых, — да простится мне такое сравнение. И считается государственной изменой как-либо намекать на состояние ее здоровья или отсутствие такового. Она по-прежнему содержит двор, и вся знать Мерилона и других городов-государств, как обычно, является выразить ей свое почтение. И никто не смотрит на императрицу слишком пристально, и никто не говорит ей более чем пару самых незначительных фраз. Но иногда даже это не срабатывает.
Симкин взмахом руки подозвал еще один бокал шампанского. Оркестр волшебных инструментов громко заиграл вальс, и Симкину пришлось наклониться к юноше поближе, чтобы продолжить рассказ.
— Я никогда не забуду, как однажды вечером, за игрой в таро, старый маркиз Дансуорси разговаривал с императором и император спросил: «Вам не кажется, что сегодня ее величество выглядит великолепно, Дансуорси?» А старый Дансуорси посмотрел на сидящий напротив него труп и промямлил: «Мне... мне кажется, она выглядит несколько мертвенно...» Ну, ясное дело, Дуук-тсарит мгновенно занялись стариной маркизом — и с тех пор его больше никто не видел. — Симкин отпил шампанского и промокнул губы оранжевым шелковым платком. — Я заканчивал игру вместо него и выиграл у его величества один серебряный.
Джорам хотел что-то сказать, но вдруг услышал, что его окликнули по имени. Обернувшись, он встретился взглядом с голубыми глазами Гвендолин, сияющими любовью, и сразу же позабыл обо всех мертвецах и политиках в мире.
— Джорам! — смущенно сказала Гвендолин и протянула ему нежную белую руку. Девушка сознавала, что несколько других молодых людей восхищенно смотрят на нее, но она замечала только одного — мужчину, которого любила.
Гвендолин вместе с Марией и леди Розамундой провозились целый день, сотворяя платье для бала. Они так часто изменяли цвета, что комната напоминала мастерскую Сиф-ханар, который специализировался на создании радуг. На рукавах появлялись причудливые цветы, потом их мгновенно сменяли перья маленьких птичек, потом — сами маленькие птички, а потом и они исчезали, не одобренные леди Розамундой. Наконец, после долгих мучений, потоков слез и многих миль изведенных лент, после приступа паники в последнюю минуту, уже в экипаже — «в этом нельзя показываться на людях!» — Гвендолин наконец появилась на балу, где должны были исполниться все ее самые заветные мечты.
И каков же был результат всех усилий, ради чего было пролито столько слез? К сожалению, большая часть трудов была потрачена впустую. Джорам заметил только роскошные золотые волосы, украшенные венком из маленьких белых цветочков, известных под названием «вздох младенца», белую шею, белые плечи, чрезвычайно соблазнительный намек на мягкую белую грудь, обрамленную чем-то голубовато-белым, похожим на пенную морскую волну. Красота Гвендолин очаровала юношу, но это была ее красота, а не платье. Гвендолин могла бы нарядиться в лохмотья — ее преданный поклонник даже не заметил бы этого.
— Миледи... — Джорам взял маленькую, изящную белую ручку и держал ее на мгновение дольше, чем приличествовало, потом поцеловал и неохотно отпустил.
— Я... То есть мы... — пролепетала Гвендолин, мило краснея, — мы опасались, что вы не сможете прийти. Как себя чувствует отец Данстабль? Мы все очень беспокоимся за него.
— Отец Данстабль? — озадаченно переспросил Джорам, глядя на девушку. — Что вы имеете в виду? Разве он не...
— Простите его, милое дитя, — перебил его Симкин, протискиваясь между Джорамом и Гвендолин. Повернувшись к Джораму спиной, он взял девушку за руку. Сперва казалось, что Симкин собирается поцеловать руку Гвендолин, но потом он, наверное, решил, что на это требуется слишком большое усилие, и просто вяло склонился над ее рукой. — Ваша красота совершенно лишила его разума. Такое иногда случается даже с каталистами. Не часто, но случается. Кстати, говоря о каталистах... Из ваших слов я заключил, что с нашим лысоголовым другом не все в порядке. Признаться, это меня несколько удивляет.
— Но разве Джорам вам не рассказал? — Гвендолин попыталась взглянуть на Джорама, но с одной стороны его отделял от девушки Симкин, а с другой — фонтан с шампанским.
— Ей-богу, моя дорогая, — громко сказал Симкин, снова мешая влюбленным посмотреть друг на друга. — Хотите шампанского? Нет? Ну, тогда я выпью за вас, если вы не против. — Два бокала взлетели в воздух и подплыли к Симкину. — О чем это мы только что говорили? Не могу припомнить... Ах да, отец Данстабль. Да, знаете ли, я целыми днями торчал в этом скучном дворце, выслушивал разглагольствования нашего Дкарн-дуук о войне с кем угодно и рассуждения императора о налогах. От скуки у меня чуть мозги не расплавились. А потом я встретил Джорама — ну, моя крошка, станете ли вы винить меня, если мне после всего этого совсем не хочется обсуждать состояние здоровья каталиста?
— Нет, наверное... — пролепетала Гвендолин, розовея от смущения и неловкости.
Слова Симкина привлекли внимание других гостей, и вокруг них уже собралась небольшая толпа желающих послушать, что еще скандального скажет этот известный шутник. Девушка очень остро чувствовала множество взглядов, нацеленных на нее саму и ее возлюбленного.
Джорам попытался пробраться поближе к Гвендолин, но его оттеснили в сторону любопытствующие. Юноша вовремя вспомнил, что ему не следует привлекать к себе внимание, и благоразумно отступил на пару шагов назад. Тем временем в центре внимания толпы оказался Симкин.
— Ну так что же случилось с нашим лысым приятелем? — со скукой в голосе поинтересовался он. — Боже мой! — Лицо его исказилось от внезапного испуга, тонкие брови взлетели вверх. — Неужели епископ Ванье принял его за одну из подушек на скамье? — В толпе раздались смешки. — Такое однажды уже случилось, с каталисткой, которую прежде звали сестрой Сюзанной. Она стала совершенно плоской — представьте себе! Теперь ее называют братом Фредом...
Слушатели засмеялись громче.
— Нет, в самом деле! — Гвендолин попыталась отнять у Симкина свою руку.
Но он ловко удержал ее, да так, что этого никто почти не заметил, и посмотрел на девушку со скукой, но выжидательно. В толпе захихикали.
Гвендолин пришлось что-нибудь сказать.
— Я... Мы проснулись ночью... Нас разбудила Телдара, которая присматривала за отцом Данстаблем. Телдара сказала, что ему стало хуже и она забирает его в Дом Исцеления, что в роще друидов.
— Стало хуже, да? Я глубоко потрясен. Искренне сожалею, даже скорблю, — сказал Симкин, а потом крикнул: — Подайте еще шампанского!
— Мой милый мальчик, если тебе дорога твоя жизнь — и моя тоже, — говори потише! — негромко сказал Симкин, обворожительно улыбаясь и кивая нескольким знакомым, стоящим по ту сторону зала. Они с Джорамом находились возле фонтана из шампанского. Симкин сказал, что к этому месту непременно придут и Гвендолин, и Сарьон — и здесь они все встретятся: возле фонтана с шампанским все назначают свидания. И вправду, вокруг то и дело слышались приветственные возгласы и бурные взрывы смеха.
Фонтан шампанского вздымался на двенадцать футов вверх. Его магически обслуживала группа Прон-альбан, переодетых дворцовыми стражниками. Основание фонтана, украшенное орнаментом из рыб, было создано целиком изо льда — чтобы шампанское постоянно охлаждалось. Вино лилось из надутых губ дельфинов с блестящими глазами и из сложенных лодочками ладоней русалок. Вокруг фонтана рядами парили в воздухе хрустальные кубки. Кубки сами наполнялись шампанским и летели к гостям, которых утомило ожидание — они целых два часа простояли рядом с императором и его мертвой женой.
— Даже думать об этом считается изменой, а тем более — говорить об этом на людях, — продолжал Симкин.
— И как... как давно? — спросил Джорам, исполненный какого-то болезненного любопытства. Ему все время хотелось снова посмотреть в сторону хрустального трона.
— Где-то около года, наверное. Точно никто не знает. Она долго болела и теперь выглядит даже лучше, чем в последнее время.
— Но... зачем оставлять... Я имею в виду... Конечно, я знаю, что он ее любил, но... — Джорам поднес к губам бокал шампанского, потом быстро отставил в сторону. Его руки дрожали. — Наверное, император сошел с ума! — высказал он мрачную догадку.
— Ничуть не бывало, — спокойно сказал Симкин. — Видишь вон того человека в красной мантии, который как раз сейчас подошел к императору?
— Какой-то Дкарн-дуук? Вижу, — сказал Джорам, делая над собой усилие, чтобы отвести взгляд от мертвой женщины на троне и посмотреть на человека в красном, что-то говорившего императору.
Хотя трон был довольно далеко, Джорам разглядел, что это высокий, хорошо сложенный мужчина, а его красная мантия означает принадлежность к ордену боевых магов Тимхаллана.
— Это не просто какой-то Дкарн-дуук. Этот Дкарн-дуук — принц Ксавьер. Он — брат императрицы, а значит, именно он будет следующим императором Мерилона, когда ее смерть будет официально признана. — Симкин поднял бокал шампанского в насмешливом тосте. — И — прощай, его скучнейшество. Он вернется в свое поместье на привольных равнинах Дренгассии, или откуда он там приехал. Если только с ним не случится чего похуже. Люди, которые переходят дорожку нашему Дкарн-дуук, иногда странным образом исчезают — входят в Коридоры и почему-то больше не возвращаются. — Симкин залпом выпил свое шампанское.
— Если этот человек такой могущественный, почему он просто не захватит трон? — спросил Джорам, с любопытством разглядывая высокопоставленного Дкарн-дуук и думая, что этот новый мир, в который он вступает, может оказаться весьма и весьма интересным.
— У императора есть очень мощная поддержка — или мне следует сказать «очень весомая»? Это епископ Ванье. Кстати говоря, я только сейчас заметил, что его толстейшество отсутствует на вечеринке — что особенно странно, учитывая, что здесь подают дармовое угощение. Ах да, я и забыл. Он же никогда не приходит на эту годовщину. Говорит, это противоречит церковным обычаям — отмечать такие праздники. Да, о чем это я говорил? А, вспомнил. Так вот, говорят, что солнце епископа Ванье всходит и заходит вместе с солнцем императора. У нашего Дкарн-дуук есть на примете свой человек, которого он хотел бы видеть в кресле Ванье, — а если подумать, то в этом кресле, наверное, поместятся целых три таких человека. Каталисты и иллюзионисты поддерживают впечатление, что императрица живее всех живых, — да простится мне такое сравнение. И считается государственной изменой как-либо намекать на состояние ее здоровья или отсутствие такового. Она по-прежнему содержит двор, и вся знать Мерилона и других городов-государств, как обычно, является выразить ей свое почтение. И никто не смотрит на императрицу слишком пристально, и никто не говорит ей более чем пару самых незначительных фраз. Но иногда даже это не срабатывает.
Симкин взмахом руки подозвал еще один бокал шампанского. Оркестр волшебных инструментов громко заиграл вальс, и Симкину пришлось наклониться к юноше поближе, чтобы продолжить рассказ.
— Я никогда не забуду, как однажды вечером, за игрой в таро, старый маркиз Дансуорси разговаривал с императором и император спросил: «Вам не кажется, что сегодня ее величество выглядит великолепно, Дансуорси?» А старый Дансуорси посмотрел на сидящий напротив него труп и промямлил: «Мне... мне кажется, она выглядит несколько мертвенно...» Ну, ясное дело, Дуук-тсарит мгновенно занялись стариной маркизом — и с тех пор его больше никто не видел. — Симкин отпил шампанского и промокнул губы оранжевым шелковым платком. — Я заканчивал игру вместо него и выиграл у его величества один серебряный.
Джорам хотел что-то сказать, но вдруг услышал, что его окликнули по имени. Обернувшись, он встретился взглядом с голубыми глазами Гвендолин, сияющими любовью, и сразу же позабыл обо всех мертвецах и политиках в мире.
— Джорам! — смущенно сказала Гвендолин и протянула ему нежную белую руку. Девушка сознавала, что несколько других молодых людей восхищенно смотрят на нее, но она замечала только одного — мужчину, которого любила.
Гвендолин вместе с Марией и леди Розамундой провозились целый день, сотворяя платье для бала. Они так часто изменяли цвета, что комната напоминала мастерскую Сиф-ханар, который специализировался на создании радуг. На рукавах появлялись причудливые цветы, потом их мгновенно сменяли перья маленьких птичек, потом — сами маленькие птички, а потом и они исчезали, не одобренные леди Розамундой. Наконец, после долгих мучений, потоков слез и многих миль изведенных лент, после приступа паники в последнюю минуту, уже в экипаже — «в этом нельзя показываться на людях!» — Гвендолин наконец появилась на балу, где должны были исполниться все ее самые заветные мечты.
И каков же был результат всех усилий, ради чего было пролито столько слез? К сожалению, большая часть трудов была потрачена впустую. Джорам заметил только роскошные золотые волосы, украшенные венком из маленьких белых цветочков, известных под названием «вздох младенца», белую шею, белые плечи, чрезвычайно соблазнительный намек на мягкую белую грудь, обрамленную чем-то голубовато-белым, похожим на пенную морскую волну. Красота Гвендолин очаровала юношу, но это была ее красота, а не платье. Гвендолин могла бы нарядиться в лохмотья — ее преданный поклонник даже не заметил бы этого.
— Миледи... — Джорам взял маленькую, изящную белую ручку и держал ее на мгновение дольше, чем приличествовало, потом поцеловал и неохотно отпустил.
— Я... То есть мы... — пролепетала Гвендолин, мило краснея, — мы опасались, что вы не сможете прийти. Как себя чувствует отец Данстабль? Мы все очень беспокоимся за него.
— Отец Данстабль? — озадаченно переспросил Джорам, глядя на девушку. — Что вы имеете в виду? Разве он не...
— Простите его, милое дитя, — перебил его Симкин, протискиваясь между Джорамом и Гвендолин. Повернувшись к Джораму спиной, он взял девушку за руку. Сперва казалось, что Симкин собирается поцеловать руку Гвендолин, но потом он, наверное, решил, что на это требуется слишком большое усилие, и просто вяло склонился над ее рукой. — Ваша красота совершенно лишила его разума. Такое иногда случается даже с каталистами. Не часто, но случается. Кстати, говоря о каталистах... Из ваших слов я заключил, что с нашим лысоголовым другом не все в порядке. Признаться, это меня несколько удивляет.
— Но разве Джорам вам не рассказал? — Гвендолин попыталась взглянуть на Джорама, но с одной стороны его отделял от девушки Симкин, а с другой — фонтан с шампанским.
— Ей-богу, моя дорогая, — громко сказал Симкин, снова мешая влюбленным посмотреть друг на друга. — Хотите шампанского? Нет? Ну, тогда я выпью за вас, если вы не против. — Два бокала взлетели в воздух и подплыли к Симкину. — О чем это мы только что говорили? Не могу припомнить... Ах да, отец Данстабль. Да, знаете ли, я целыми днями торчал в этом скучном дворце, выслушивал разглагольствования нашего Дкарн-дуук о войне с кем угодно и рассуждения императора о налогах. От скуки у меня чуть мозги не расплавились. А потом я встретил Джорама — ну, моя крошка, станете ли вы винить меня, если мне после всего этого совсем не хочется обсуждать состояние здоровья каталиста?
— Нет, наверное... — пролепетала Гвендолин, розовея от смущения и неловкости.
Слова Симкина привлекли внимание других гостей, и вокруг них уже собралась небольшая толпа желающих послушать, что еще скандального скажет этот известный шутник. Девушка очень остро чувствовала множество взглядов, нацеленных на нее саму и ее возлюбленного.
Джорам попытался пробраться поближе к Гвендолин, но его оттеснили в сторону любопытствующие. Юноша вовремя вспомнил, что ему не следует привлекать к себе внимание, и благоразумно отступил на пару шагов назад. Тем временем в центре внимания толпы оказался Симкин.
— Ну так что же случилось с нашим лысым приятелем? — со скукой в голосе поинтересовался он. — Боже мой! — Лицо его исказилось от внезапного испуга, тонкие брови взлетели вверх. — Неужели епископ Ванье принял его за одну из подушек на скамье? — В толпе раздались смешки. — Такое однажды уже случилось, с каталисткой, которую прежде звали сестрой Сюзанной. Она стала совершенно плоской — представьте себе! Теперь ее называют братом Фредом...
Слушатели засмеялись громче.
— Нет, в самом деле! — Гвендолин попыталась отнять у Симкина свою руку.
Но он ловко удержал ее, да так, что этого никто почти не заметил, и посмотрел на девушку со скукой, но выжидательно. В толпе захихикали.
Гвендолин пришлось что-нибудь сказать.
— Я... Мы проснулись ночью... Нас разбудила Телдара, которая присматривала за отцом Данстаблем. Телдара сказала, что ему стало хуже и она забирает его в Дом Исцеления, что в роще друидов.
— Стало хуже, да? Я глубоко потрясен. Искренне сожалею, даже скорблю, — сказал Симкин, а потом крикнул: — Подайте еще шампанского!