Уэйс Маргарет. Судьба Темного Меча

   Епископ Ванье не связался с Сарьоном.
   На следующее утро, когда Сарьон проснулся, у него болело все тело. Хотя есть ему не хотелось, он все же заставил себя проглотить несколько кусочков хлеба. Механически пережевывая его, Сарьон сказал:
   — Джорам, нам нужно поговорить.
   — Крепись, мой друг, — радостно вставил Симкин, — сейчас отец Благожелатель будет уговаривать тебя, чтобы ты не шел в Мерилон.
   Лицо Джорама помрачнело, во взгляде проявились обычное упрямство и решительность. Сарьон бросил тревожный взгляд на озорника Симкина. Тот улыбнулся каталисту с самым невинным видом и уселся на свой пенек, скрестив ноги, устроился поудобнее и приготовился наблюдать за бесплатным развлечением.
   — Джорам, епископ Ванье как раз и ожидает, что ты отправишься в Мерилон! — высказал Сарьон свой первый довод. — Он знает об Андже и о том, что она предсказывала, будто ты найдешь славу и удачу в Мерилоне. Он будет ждать тебя там — и его Дуук-тсарит тоже!
   Джорам молча выслушал каталиста, потом пожал плечами.
   — Дуук-тсарит есть везде, — спокойно сказал юноша. — И, похоже, опасность угрожает мне везде, где бы я ни находился. Это правда?
   Сарьон не мог этого отрицать.
   — Тогда я пойду в Мерилон, — так же спокойно продолжил Джорам. — Моя мать говорила, что в этом городе есть то, что принадлежит мне по праву рождения, — и я намерен предъявить свои права!
   «О, если бы ты только знал, что это значит на самом деле! — с горечью подумал Сарьон. — На самом деле ты не просто бастард, родившийся у какой-то бедной, обманутой девушки и ее незадачливого любовника. Тебе не пришлось бы являться нищим просителем в семью, которая прогнала свою недостойную дочь из дома семнадцать лет назад. Нет. Ты мог бы вернуться в Мерилон принцем. Твоя мать, императрица, расплакалась бы от радости, твой отец, император, принял бы тебя в распростертые объятия... А потом тебя признали бы Мертвым, и Дуук-тсарит отволокли бы тебя к границе Тимхаллана, к огражденным магией, окутанным туманами пределам мира, и вышвырнули бы тебя прочь».
   Сарьон представил, как епископ Ванье говорит: «Душа этого несчастного Мертва. Пусть же его тело воссоединится с душой, давая этому изувеченному созданию единственную надежду на спасение!»
   «Я должен сказать Джораму правду! — в отчаянии подумал Сарьон. — Узнав о себе правду, он, конечно же, откажется от гибельного замысла!»
   — Джорам... — начал каталист. Его сердце билось так сильно, что он едва мог говорить. — Я должен тебе кое-что сказать...
   Но тут в дело вмешался логический разум каталиста.
   «Давай же, расскажи ему все как есть. Скажи Джораму, что он — законный сын и наследник императора. Скажи, что ему по праву рождения принадлежит титул принца Мерилона. И неужели ты думаешь, что это его остановит? Куда бы ты сам первым делом побежал, получи ты такие известия?»
   — Ну что еще, каталист? — нетерпеливо спросил Джорам. — Если тебе есть что сказать, говори, а не бормочи там себе под нос. Я уже все решил. Я иду в Мерилон, и никакие твои слова меня не остановят.
   «Да, он прав», — подумал вдруг Сарьон. Удержав готовые вырваться слова, он проглотил их, словно горькое лекарство.
   И они пошли в Мерилон.
 
   Насколько Сарьон мог припомнить, следующие пять дней были самыми кошмарными за всю его жизнь. Чтобы перебраться через болото, понадобилось три дня. От невыносимой болотной вони желудок выворачивался наизнанку, а маслянистый привкус во рту напрочь отбивал всякий аппетит. Хотя в чистой воде недостатка не было — даже дети способны использовать такую простую магию, — отвратительная вонь болота придавала воде горький, неприятный привкус. Путешественников постоянно мучила жажда, сколько бы они ни пили. И даже магией невозможно было разжечь огонь, который мог бы гореть на мокрых дровах. Солнце не показывалось ни разу, и все время было очень холодно и сыро. Над болотом неизменно висел густой туман, давая пищу разгулявшемуся воображению. Нет, ничего ужасного так и не выпрыгнуло из этого тумана, но у всех было постоянное ощущение, что за ними следят. А от намеков Симкина становилось только хуже.
   — Что это ты все время принюхиваешься? — настороженно спросил Мосия, топая по заболоченной траве позади Симкина. — Только не говори, что определяешь по запаху направление, куда нам следует идти!
   — Не направление, — поправил Симкин, — а путь.
   — Ну да, как же! Как можно найти путь по запаху? И вообще, как ты можешь еще что-то вынюхать в этом кошмарном зловонии? — Мосия остановился, чтобы подождать отставшего каталиста, который устало брел позади.
   — Я вынюхиваю не сам путь, а то, что прошло здесь перед нами и оставило след, — пояснил Симкин. — Понимаешь, я уверен, что Оно не оступится случайно и не угодит в трясину. Поэтому я и считаю, что лучше пройти по безопасному следу, чем потом жалеть.
   — Оно? Что еще за Оно? И почему это мы идем по его следу? — начал расспрашивать обеспокоенный Мосия, но Симкин прикрыл ему рот ладонью.
   — Тише ты, не ори. И не надо так волноваться. Обычно днем Оно спит, и довольно крепко. Сильно устает ночью — Ему же приходится драть и рвать такими огромными жуткими когтями и острыми, длинными клыками... Только не говори про Него нашему лысому приятелю-каталисту, — добавил Симкин, наклонившись к самому уху Мосии. — Он такой нервный и боязливый. Никогда не бывал на природе.
   И как будто этих устрашающих намеков было недостаточно, проказливый «проводник» время от времени еще и поднимал тревогу.
   — Смотрите! Там, впереди! — крикнул Симкин, схватив Мосию и подтащив его к себе. При этом Симкин трясся всем телом, как будто от сильнейшего испуга.
   — Что?! — У Мосии сердце разом провалилось куда-то в пятки. Рассказы Симкина об огромных жутких когтях и острых, длинных клыках произвели на юношу неизгладимое впечатление.
   — Вот там! Ты видишь Его?
   — Не-ет...
   — Смотри! Там глаза! Целых шесть глаз! Ах, уже исчезли... — Симкин вздохнул с облегчением. Вытащив свой оранжевый шелковый платок, он промокнул лоб. — Нам страшно повезло, знаешь ли. Мы оказались от Него с подветренной стороны. К счастью, у Него не очень хорошее обоняние. Или это слух у Него не очень хороший? Я всегда путаю эти понятия...
   То ли «Оно» все-таки знало, куда надо идти, то ли в этом была заслуга проводника, но путешественники в конце концов без потерь выбрались из болота и оказались на дне каменистого ущелья. Они так радовались, что нестерпимое тягучее зловоние осталось наконец позади, что необходимость карабкаться наверх по крутым каменистым склонам была воспринята чуть не как подарок судьбы. Тропинка на склоне была отчетливо видна — Мосия благоразумно не стал уточнять у Симкина, кто или что протоптало эту тропинку, — и поначалу подъем особых трудностей не вызвал. Свежий, прохладный и чистый горный воздух и яркое солнце над головой придавали путешественникам сил. Даже каталист вдохновился настолько, что легко поспевал за молодыми людьми.
   Но чем дальше они шли, тем круче становился подъем, а тропинка сделалась не такой отчетливой, ее все время приходилось высматривать среди камней.
   Два дня они карабкались по горам, постоянно возвращаясь, чтобы отыскать тропу, спали на продуваемых всеми ветрами открытых площадках, более или менее ровных. Все это настолько утомило Сарьона, что половину времени каталист шел словно сомнамбула, ненадолго пробуждаясь, только когда сбивался с пути и чувствовал руку Мосии на своем плече — молодой маг возвращал Сарьона на тропу. Сарьон шел, полностью сосредоточившись на ходьбе — на том, чтобы переставлять одну ногу за другой, и стараясь не думать ни о холоде, ни о боли, которая терзала и измученное тело, и душу. В таком состоянии он зачастую продолжал брести дальше, когда остальные останавливались передохнуть. А когда они останавливали его и приводили на место стоянки, Сарьон без сил опускался на землю и дремал, все еще представляя, что идет дальше.
   Однако со временем физические усилия и свежий воздух дали каталисту то, чего он так давно жаждал, — ночи глубокого сна, который не могли потревожить ни воспоминания о погибшем колдуне, ни боль в истерзанных мускулах. Однажды утром, на пятый день путешествия, Сарьон проснулся с совершенно ясной головой. И несмотря на боль во всем теле от непрестанной ходьбы и сна на жесткой каменистой почве, он почувствовал себя на удивление свежим и отдохнувшим.
   И тогда он заметил, что они идут в неверном направлении.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
ПРОГАЛИНА

   Они стояли на гребне горы и смотрели вниз, на заросший густым лесом склон. Утреннее солнце, которое должно было бы светить им прямо в лицо, с той стороны, куда они шли, поднималось к зениту откуда-то справа.
   «Мы идем почти точно на север, к Шаракану», — понял Сарьон.
   Мерилон — если они по-прежнему намеревались добраться туда — находился гораздо дальше к востоку. Может быть, Джорам образумился, переменил решение и в конце концов передумал идти в Мерилон? Может быть, он слишком горд, чтобы признать перед всеми, что был не прав? Или, может, он принял новое решение, обсудив его с остальными, а Сарьон был слишком измучен и просто не обратил внимания? Каталист попытался припомнить, не слышал ли он, как Джорам говорит о том, чтобы повернуть в другую сторону. Но последние пять дней он так сильно уставал, что все воспоминания о них были смутными и нечеткими.
   Чтобы не выглядеть глупо, Сарьон решил не поднимать этот вопрос, надеясь, что какой-нибудь случай вскоре поможет ему во всем разобраться. Симкин повел их вниз по склону, в лес. Поначалу все обрадовались, что впереди — не болото, а густой лес. Однако, когда они оказались среди деревьев, радость быстро угасла. Хотя стояла зима, деревья здесь почему-то были покрыты листвой. От этих листьев, неприятного коричневого цвета, несло вонью разлагающейся плоти. Тропинку, по которой шли путешественники, перегородили переплетенные лианы с толстыми коричневыми листьями, свисающие с высоких деревьев.
   — Что-то было такое насчет этого растения... Но точно не помню, что именно с ним не так, — сказал Симкин, разглядывая лианы. — Дайте подумать... Наверное, оно съедобное...
   Мосия бодро шагнул прямо в сплетение лиан. Внезапно листья обернулись вокруг его лодыжек, лиана дернулась, свалила юношу с ног и потащила в глубь зарослей.
   — Помогите! — отчаянно закричал Мосия. На лианах появились длинные шипы и вонзились в тело юноши. Мосия завопил от боли. Выхватив Темный Меч, Джорам принялся рубить растение на куски. Соприкасаясь с лезвием меча, листья мгновенно чернели, высыхали и сворачивались в трубочки. Лиана явно неохотно выпустила свою жертву. Друзья вытащили Мосию на открытое место. Юноша был весь в крови, но большого вреда кровожадное растение ему причинить не успело.
   — Оно сосало мою кровь! — сообщил Мосия, дрожа от пережитого потрясения и в ужасе глядя на растение.
   — А, я забыл! — сказал Симкин. — Это же лиана Киджа. Она считает, что это мы — съедобные. Ну, я же говорил, что это имеет какое-то отношение к еде, — добавил он, оправдываясь, когда Мосия смерил его убийственным взглядом.
   Путешественники побрели дальше. Джорам шел теперь впереди и расчищал путь Темным Мечом.
   Сарьон внимательно наблюдал за юношей, надеясь уловить какой-нибудь намек относительно его планов. Джорам и Мосия, судя по всему, полностью полагались в выборе пути на Симкина. Симкин же, беззаботно шагая в своем «Грязно-болотном» или «Пыльно-грязном» костюме, уверенно вел всю компанию, ни разу не засомневавшись в выборе направления и не подавая виду, что заблудился. По тропинкам, которые он выбирал в густых зарослях лиан Киджа, было очень легко идти — даже слишком легко. Мосия несколько раз замечал кости, разложенные явно таким образом, чтобы отметить направление. В замерзшей грязи довольно часто попадались следы кентавров. Однажды путешественники набрели на такое место, где все лианы были примяты к земле, а несколько больших деревьев поломаны, словно прутики.
   — Великан, — пояснил Симкин. — Как удачно, что нас здесь не было, когда он проходил мимо. Они не слишком сообразительны, знаете ли, и хотя и не опасны, но... ну, им слишком нравится забавляться с людьми. К сожалению, у великанов есть дурная привычка ломать игрушки.
   Каждый раз, выходя на прогалину, где за кронами деревьев было видно солнце, Сарьон замечал, что они по-прежнему идут на север. И никто ни слова не сказал по этому поводу.
   Каталисту вдруг пришло в голову, что Джорам и Мосия, возможно, просто не представляют себе, где находится Мерилон. Они оба выросли в поселке чародеев за пределами Внешних земель. Джорам умеет читать — его научила грамоте Анджа. Но видел ли он когда-нибудь карту мира? Значит, он безоговорочно доверяет Симкину?
   В это трудно было поверить — Джорам не доверял никому. Но чем больше Сарьон наблюдал и слушал, тем более он склонялся к мысли, что все так и есть. Его молодые спутники разговаривали почти все время о Мерилоне.
   Мосия пересказывал детские сказки о хрустальном городе, который парит над землей при помощи магии. Симкин потчевал юношей еще более невероятными историями о жизни при императорском дворе. В тех редких случаях, когда Джораму хотелось поговорить, он тоже рассказывал свои истории о Мерилоне — те, которые услышал от Анджи.
   Сарьон прожил в Мерилоне много лет, и его очень растрогали истории Анджи. В них была печаль и мучительная боль — воспоминания об утраченном, от которых город вставал перед глазами каталиста, как живой. В этих историях был тот Мерилон, который он знал и помнил, и он резко отличался от сказок Мосии и порождений богатого воображения Симкина.
   Но если Джорам не переменил своего решения, почему тогда Симкин ведет их не туда, куда надо?
   В который уже раз каталист стал внимательно присматриваться к Симкину, шагая за ним через лес. Сарьон пытался понять, какую игру он ведет, что он задумал? И, как и прежде, каталист вынужден был признаться в своем поражении. По поведению молодого щеголя совершенно невозможно было понять, какие карты у него на руках. Более того — каталист своими глазами видел, что Симкин способен вытаскивать козырь буквально из воздуха.
   Симкин был для Сарьона неразрешимой загадкой. Старше, чем другие двое юношей, — ему, наверное, было чуть больше двадцати, хотя при желании он мог вести себя и как четырнадцатилетний мальчишка, и как семидесятилетний старец, Симкин рассказывал о своем прошлом истории настолько же разнообразные, насколько разнообразной была его одежда. Магия мира бурлила и искрилась в нем, словно вино. Со своим обезоруживающим очарованием, чужеземными рассказами, которые казались выдумками, и совершенно непочтительным отношением ко всему в жизни, включая саму смерть, Симкин нравился всем подряд — но ему никто не верил.
   «Никто не воспринимает его всерьез, — подумал Сарьон, — и я подозреваю, что очень многие успели об этом сильно пожалеть — если им, конечно, так повезло». Эти тревожные размышления помогли каталисту собраться с мыслями.
   — Я рад, что ты передумал идти в Мерилон, Джорам, — негромко сказал Сарьон на следующий день, когда они остановились передохнуть и пообедать.
   — Я не передумал, — ответил юноша и пристально посмотрел на каталиста, сразу же исполнившись подозрений.
   — Но тогда мы идем в неверном направлении, — мрачно сказал Сарьон. — Мы идем на север, к Шаракану. Мерил он находится почти точно к востоку отсюда. Если бы мы сейчас повернули, мы бы...
   — ...угодили бы прямиком во владения королевы эльфов, — перебил его Симкин. — Возможно, наш бритоголовый каталист, давший обет безбрачия, мечтает снова побывать в ее ароматном будуаре...
   — Нет! — резко возразил Сарьон, и его лицо вспыхнуло, да и, признаться, вся кровь в жилах забурлила от воспоминаний о необузданной и прекрасной полуобнаженной Элспет.
   — Мы можем повернуть на восток, если тебе так хочется, о бесстрастный каталист! — продолжал Симкин, невозмутимо глядя на вершины деревьев. — А еще здесь есть тропинка, совсем неподалеку, она приведет тебя обратно в болото, которое тебе так понравилось. Я могу проводить тебя и к ведьминым кругам грибов, а по пути мы можем заглянуть в самое сердце страны кентавров — чтобы немного полюбоваться этими потрясающими свирепыми созданиями. Конечно, тебе не долго придется ими любоваться — только до тех пор, пока они не вырвут твои глаза. А если ты останешься после этого жив, можно будет еще прогуляться по любопытной тропинке к драконьим логовам, пещерам химер, гнездам грифонов, заглянуть в логова вивернов и в жилища великанов... Не забывай также про фавнов, сатиров и прочих чудовищ...
   — Ты хочешь сказать, что ведешь нас по этой тропе, потому что так безопаснее? — нетерпеливо перебил его Мосия.
   — Ну конечно же! — сказал Симкин и обиженно надулся. — Мне не настолько нравятся прогулки по лесу или твое общество, мой милый мальчик, чтобы я намеренно затягивал это путешествие. Обойдя реку, возле которой водится большинство этих чудовищ, мы сберегли свои шкуры, хотя и истрепали обувку. Вот когда дойдем до северной окраины Внешних земель — тогда и повернем на восток.
   Даже Мосия признал, что это очень веские доводы, и Сарьону больше нечего было возразить. Но тревожные мысли не оставили каталиста. Он не мог понять, знал ли Джорам обо всем этом или просто слепо следовал за Симкином.
   Молчаливый юноша не сказал ни слова, и создалось впечатление, будто они с Симкином заранее обо всем договорились. Однако Сарьон заметил вспыхнувшую в темных глазах Джорама тревогу, когда каталист только начал расспрашивать Симкина. И он понял, что Джорам, как в той поговорке, «спал с открытыми глазами» и не замечал ничего вокруг. И еще Сарьон понял, что такое больше не повторится — по тому, как сурово сжались губы Джорама, когда Симкин заговорил снова.
   Они углубились еще дальше в лес, и на седьмой день путешествия по Внешним землям все как-то упали духом. Солнце больше не показывалось, как будто считало эту землю слишком мрачной и зловещей, недостойной того, чтобы ее освещать. Всем уже страшно надоело день за днем брести под свинцово-серым небом. Унылые серые дни сменялись непроглядной чернотой ночей.
   Казалось, высокие деревья, повсеместно заплетенные убийственными лианами Киджа, никогда не закончатся. Не было слышно никаких звуков, издаваемых лесными обитателями, — никакое животное не прожило бы долго среди смертоносных плотоядных растений. Но всех путешественников не оставляло стойкое ощущение, что за ними наблюдают, и они то и дело оглядывались через плечо или внезапно оборачивались, чтобы встретиться взглядом с чем-то неизвестным, чего на самом деле не было.
   О Мерилоне больше не говорили. И вообще, разговаривать стали совсем мало — только по необходимости. Джорам был мрачен и угрюм, Симкин, как всегда, невозмутим, Сарьон испуган и несчастен, а Мосия зол на Симкина. Все устали до предела и стали нервными и раздражительными, у всех болели ноги. По ночам двое спали, двое по очереди дежурили, со страхом вглядываясь во тьму, которая, казалось, тоже смотрела на них.
   День тянулся за днем. Лес все никак не заканчивался. Лианы Киджа не упускали ни малейшей возможности пронзить плоть и высосать кровь. Сарьон брел по тропинке, уныло повесив голову и опустив плечи, не оглядываясь по сторонам — все равно он не увидел бы там ничего такого, чего не было в прошлый и позапрошлый дни. И вдруг Мосия, который шел впереди него, резко остановился и громко сказал:
   — Отец!
   — Что такое? — Сарьон вскинул голову, вздрогнув от испуга.
   — Смотрите! — Мосия указал рукой. — Вон там, впереди! Кажется, это... солнечный свет!
   Сарьон присмотрелся. Джорам, который шагал рядом с каталистом, тоже посмотрел туда, куда указывал маг.
   Вокруг них стеной стояли высокие деревья, густо оплетенные лианами Киджа. Наверху, в просветах между древесными кронами, виднелось унылое, тускло-серое небо. А впереди, совсем недалеко — может быть, всего в полумиле отсюда, — сквозь густую листву сочился теплый, ясный, желтый свет.
   — Я думаю, ты прав, — негромко сказал Сарьон, словно боялся, что от громкого звука чудесное видение может растаять. До этой минуты каталист даже не сознавал, насколько он истосковался по солнечному свету, не понимал, как ему хочется согреться в теплых солнечных лучах, которые прогнали бы холод из его костей. Сарьон оглянулся на Симкина и спросил, показывая вперед: — Что это? Значит ли это, что мы, наконец, достигли края этого кошмарного леса?
   — Ну... — Симкину явно было как-то не по себе. — Я не совсем уверен. Лучше я сперва проверю! — И прежде чем кто-нибудь успел его остановить, Симкин исчез, весь целиком: и плащ, и одежда, и перо на шляпе — все исчезло.
   — Я знал! — мрачно сказал Мосия. — Он завел нас в дебри, заблудился и не хотел в этом признаваться! Ну, теперь уже все равно. Я не собираюсь торчать в этом жутком лесу ни одной лишней минуты.
   Мосия и Джорам с новыми силами двинулись вперед, яростно прорубаясь через сплетения лиан. Сарьон поспешил за юношами.
   Чем ближе они подходили, тем ярче становился свет. Сейчас был почти полдень, и солнце должно было стоять прямо в зените. Каталист страстно желал почувствовать тепло солнечных лучей и выбраться наконец из-под гнетущих, мрачных деревьев, заплетенных кровожадными лианами Киджа. По мере приближения к ясному свету до путешественников стали доноситься приятные для слуха звуки — плеск воды в ручье, струившемся по камням. Там была чистая вода, а значит, могли быть и съедобные растения — ягоды и орехи. Значит, больше не придется давиться неуклюже наколдованным сухим, безвкусным хлебом, не придется пить воду, которая на вкус напоминала сок лиан Киджа.
   Отбросив всякую осторожность, трое путешественников спешили вперед, не заботясь больше об ощущении, будто за ними кто-то следит. Сарьону казалось, что он готов отдать жизнь только за то, чтобы снова почувствовать на лице тепло солнечных лучей — пусть даже и в последний раз.
   Пробившись через заросли, путешественники остановились, потрясенные зрелищем, которое им открылось.
   Солнечный свет лился с безоблачного неба сквозь большую прогалину в кронах деревьев. Солнце искрилось в струях чистой голубой воды, падавшей с высокого утеса, солнечные блики плясали на глади подернутого мелкой рябью широкого ручья. В брызгах под водопадом играли и переливались маленькие радуги. Ручей тек по лесной прогалине, поросшей высокой травой и прекрасными цветами.
   — Хвала Олмину! — выдохнул катал ист.
   — Нет, постойте! — Внезапно из ниоткуда появился Симкин. — Не ходите туда. Этого здесь быть не должно.
   — Значит, этого здесь быть не должно, да? Ну и ладно! — пробормотал Мосия.
   Все трое — Мосия, Джорам и Сарьон — развалились на мягкой густой траве, и наслаждались ее теплым, сладким ароматом, и ели чудесные фрукты, которые нашлись на кустах, окружавших теплый источник.
   — По-моему, это место гораздо более настоящее, чем он!
   Однако Симкин отказался даже выйти на прогалину.
   — Говорю же вам, здесь этого не было в прошлый раз, когда я... — говорил он, но его никто не слушал.
   Джорам, Мосия и Сарьон решительно вознамерились остаться на ночь на прогалине, у чудесного источника.
   — Мы не будем шуметь, — нетерпеливо сказал Джорам, когда неопределенные устрашающие намеки Симкина стали казаться прямо-таки смехотворными. — На самом деле, здесь, в траве, даже безопаснее. Мы заметим любого — что бы это ни было — задолго до того, как оно до нас доберется.
   Симкин умолк и нахмурился. Он все-таки прошел вслед за остальными на прогалину, рассеянно отрывая головки с цветов. Остальные вволю напились прохладной воды из водопада, искупались в теплом источнике и принялись жадно поедать сочные фрукты. Потом они втроем расстелили свои одеяла под гигантским деревом на краю прогалины и улеглись среди высокой травы. Чувство единения и теплой дружбы охватило их с новой силой.
   А Симкин все это время беспокойно расхаживал по краю прогалины, тревожно посматривая на траву или вглядываясь в чащу леса, и постоянно менял отделку на своей одежде.
   — Не обращайте на него внимания, — сказал Мосия, заметив, что Сарьон следит за молодым щеголем и явно обеспокоен.
   — Он ведет себя странно, — ответил каталист.
   — С каких это пор вас это удивляет? Он все время ведет себя странно, — возразил Мосия. — Лучше расскажите нам о Мерилоне, отец. Из нас только вы один жили там когда-то — а до сих пор вы не сказали ни слова. Я знаю, вы не одобряете наше стремление попасть туда...
   — Я знаю. Я был таким же угрюмым, как Симкин. — Сарьон улыбнулся. Ощущая приятную усталость, он начал неторопливо рассказывать о том Мерилоне, который остался в его воспоминаниях, — о прекрасном хрустальном соборе и чудесах волшебного города. Он описывал причудливо украшенные экипажи, в которые были запряжены огромные белки, или павлины, или лебеди. Рассказывал, как эти экипажи парили в воздухе на крыльях магии, неся своих благородных пассажиров ввысь, за облака, на дневной прием в хрустальном императорском дворце. Он рассказал о роще, в которой стоит гробница Мерлина, великого волшебника, который привел свой народ в этот мир. Рассказал о волшебных рассветах, о погоде, которая всегда либо весенняя, либо летняя, о дождях из розовых лепестков, которые сыплются с неба, придавая воздуху в городе сладостный аромат.