Страница:
— Прошу прощения, — чуть громче сказал каталист. — Вы, наверное, не расслышали. Конечно же, я сам виноват. Я... Я немного заикаюсь. Мое имя Данстабль. Отец Данстабль.
— М-м-м... — сказал Кан-ханар, присматриваясь к каталисту. — Здесь жил отец Данстабль, но это было десять лет назад. Он был домашним каталистом... э-э... кажется, герцога Манчуа? — Страж посмотрел на своего напарника, и тот кивнул, подтверждая правильность догадки. Кан-ханар вновь обратил проницательный взгляд на каталиста и сказал: — Но эта семья покинула город, как я уже говорил. Они переехали в провинцию. С какой целью вы...
— Ей-богу, что за занудство! — С этим заявлением молодой человек с бородкой отошел от стены и двинулся вперед. Он взмахнул рукой, в которой внезапно мелькнул трепещущий лоскут оранжевого шелка, и его коричневый плащ и грязная дорожная одежда мгновенно исчезли.
Восхищенные возгласы, раздавшиеся в толпе ожидающих, заставили остальных повернуться и тоже посмотреть, что там случилось. Теперь молодой человек был одет в длинные, просторные панталоны из пурпурного шелка. Туго собранные на лодыжках, широкие шелковые штаны развевались вокруг его ног и трепетали на весеннем ветру. Талию молодого человека стягивал ярко-алый шелковый пояс, гармонирующий с таким же алым жилетом, украшенным золотым шитьем. Пурпурная шелковая рубаха с широкими длинными рукавами, которые полностью скрывали руки молодого человека, когда он опускал их, соответствовала по цвету шикарным панталонам. Костюм завершала шляпа самой невероятной формы, которая напоминала гигантский слоеный пирожок пурпурного цвета, с воткнутым сбоку страусиным пером, ярко-красным и пышным.
По толпе прокатились смешки и приглушенный шум голосов.
— Неужели это...
— Конечно да! Я узнал бы его где угодно!
— Какой костюм! Моя дорогая, я готов отдать что угодно, чтобы появиться в таких штанах на императорском балу на следующей неделе. Откуда он только взял эти потрясающие цвета?
Раздались аплодисменты.
— Благодарю, — сказал молодой человек, небрежно махнув рукой тем, кто начал собираться вокруг него. — Да, это я. Я вернулся. — Приложив пальцы к губам, он послал воздушные поцелуи нескольким богатым женщинам, которые весело смеялись и бросали ему цветы. — Я бы назвал это, — продолжал молодой человек, имея в виду свой пурпурно-алый костюм, — «Добро пожаловать домой, Симкин!» Можешь отбросить формальности, добрый человек, — сказал он, обращаясь к Кан-ханар, при этом поморщился и прикрыл нос платком из оранжевого шелка, который держал в руке. — Просто сообщи начальству, что Симкин вернулся и привел с собой труппу бродячих комедиантов! — Он взмахнул рукой с шелковым платком, указывая на двоих юношей и каталиста (который, казалось, от стыда готов был сквозь землю провалиться).
Толпа зааплодировала еще громче. Женщины смеялись, прикрываясь руками и веерами, мужчины качали головами глядя на его вызывающий наряд, но, когда они потом смотрели на свои собственные элегантные мантии или парчовые бриджи, на лицах у них появлялось выражение глубокой задумчивости. Наверняка уже к завтрашнему полудню половина мерилонской аристократии вырядится в широкие шелковые панталоны.
— Сообщить начальству? — повторил Кан-ханар, не обращая внимания на ужимки молодого человека и реакцию толпы. — Да, я сообщу куда следует, можете не сомневаться.
Кивнув двум облаченным в черное Дуук-тсарит, которые наблюдали за происходящим из тени, Кан-ханар положил руку на плечо молодого человека.
— Симкин, именем императора, вы арестованы.
ГЛАВА ВТОРАЯ
— М-м-м... — сказал Кан-ханар, присматриваясь к каталисту. — Здесь жил отец Данстабль, но это было десять лет назад. Он был домашним каталистом... э-э... кажется, герцога Манчуа? — Страж посмотрел на своего напарника, и тот кивнул, подтверждая правильность догадки. Кан-ханар вновь обратил проницательный взгляд на каталиста и сказал: — Но эта семья покинула город, как я уже говорил. Они переехали в провинцию. С какой целью вы...
— Ей-богу, что за занудство! — С этим заявлением молодой человек с бородкой отошел от стены и двинулся вперед. Он взмахнул рукой, в которой внезапно мелькнул трепещущий лоскут оранжевого шелка, и его коричневый плащ и грязная дорожная одежда мгновенно исчезли.
Восхищенные возгласы, раздавшиеся в толпе ожидающих, заставили остальных повернуться и тоже посмотреть, что там случилось. Теперь молодой человек был одет в длинные, просторные панталоны из пурпурного шелка. Туго собранные на лодыжках, широкие шелковые штаны развевались вокруг его ног и трепетали на весеннем ветру. Талию молодого человека стягивал ярко-алый шелковый пояс, гармонирующий с таким же алым жилетом, украшенным золотым шитьем. Пурпурная шелковая рубаха с широкими длинными рукавами, которые полностью скрывали руки молодого человека, когда он опускал их, соответствовала по цвету шикарным панталонам. Костюм завершала шляпа самой невероятной формы, которая напоминала гигантский слоеный пирожок пурпурного цвета, с воткнутым сбоку страусиным пером, ярко-красным и пышным.
По толпе прокатились смешки и приглушенный шум голосов.
— Неужели это...
— Конечно да! Я узнал бы его где угодно!
— Какой костюм! Моя дорогая, я готов отдать что угодно, чтобы появиться в таких штанах на императорском балу на следующей неделе. Откуда он только взял эти потрясающие цвета?
Раздались аплодисменты.
— Благодарю, — сказал молодой человек, небрежно махнув рукой тем, кто начал собираться вокруг него. — Да, это я. Я вернулся. — Приложив пальцы к губам, он послал воздушные поцелуи нескольким богатым женщинам, которые весело смеялись и бросали ему цветы. — Я бы назвал это, — продолжал молодой человек, имея в виду свой пурпурно-алый костюм, — «Добро пожаловать домой, Симкин!» Можешь отбросить формальности, добрый человек, — сказал он, обращаясь к Кан-ханар, при этом поморщился и прикрыл нос платком из оранжевого шелка, который держал в руке. — Просто сообщи начальству, что Симкин вернулся и привел с собой труппу бродячих комедиантов! — Он взмахнул рукой с шелковым платком, указывая на двоих юношей и каталиста (который, казалось, от стыда готов был сквозь землю провалиться).
Толпа зааплодировала еще громче. Женщины смеялись, прикрываясь руками и веерами, мужчины качали головами глядя на его вызывающий наряд, но, когда они потом смотрели на свои собственные элегантные мантии или парчовые бриджи, на лицах у них появлялось выражение глубокой задумчивости. Наверняка уже к завтрашнему полудню половина мерилонской аристократии вырядится в широкие шелковые панталоны.
— Сообщить начальству? — повторил Кан-ханар, не обращая внимания на ужимки молодого человека и реакцию толпы. — Да, я сообщу куда следует, можете не сомневаться.
Кивнув двум облаченным в черное Дуук-тсарит, которые наблюдали за происходящим из тени, Кан-ханар положил руку на плечо молодого человека.
— Симкин, именем императора, вы арестованы.
ГЛАВА ВТОРАЯ
ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ ДОМОЙ, СИМКИН!
Призвав колдунов, Кан-ханар крепко держал Симкина за плечо.
Дуук-тсарит в черных одеяниях скользнули к молодому человеку. Толпа расступалась перед ними, словно листья, которые уносило в стороны сильным ветром. Люди перешептывались, ахали — потрясенно и в равной мере с испугом и восхищением. Симкин стоял и смотрел на Кан-ханар в глубоком изумлении. Тем временем Гвендолин перевела взгляд с молодого человека на его друзей.
Каталист, стоявший за спиной у Симкина, из красного от смущения сделался смертельно бледным и оперся о плечо черноволосого юноши — как будто старался и защитить его, и удержать от чего-то. Второй юноша, белокурый, тоже положил руку на плечо товарища, и только тогда Гвендолин заметила, что темный юноша потянулся рукой за спину, нащупывая что-то под плащом.
В Мерилоне не пользовались никаким оружием, считая его зловещим порождением тех, кто предался Темным искусствам, Девятому Таинству — Технике. Девушка никогда в жизни не видела мечей, но знала о них из рассказов гувернантки о древних временах. Гвендолин догадалась, что у этого юноши есть меч, что он и его друзья наверняка разбойники и что сейчас он собирается сражаться.
— Нет! — Гвендолин ахнула и зажала рот ладонью, а во второй руке смяла позабытый букет.
Черноволосый юноша повернулся лицом к приближающимся Дуук-тсарит, спиной к Гвендолин. Теплый весенний ветер отбросил его плащ в сторону, и девушка увидела, что юноша сжимает рукоять меча и медленно вытягивает его из ножен, облегавших оружие подобно змеиной коже. Меч был темный и ужасный, так что Гвендолин даже захотелось зажмурить глаза от страха. Но ее веки высохли и воспалились, она не смогла их закрыть. Она могла только смотреть, задыхаясь и холодея от ужаса, на молодого человека и его меч.
Дуук-тсарит уже выбрались из толпы и протянули руки к Симкину, сплетая заклинания. Казалось, они совсем не обращали внимания на черноволосого юношу, который медленно заходил за спину своему другу.
— Клянусь честью, это какое-то недоразумение! — воскликнул Симкин. — Это ошибка! Позовите меня, когда все прояснится, приятель.
Воздух замерцал, и Кан-ханар остался один перед Вратами Земли, его рука держала пустое место. Симкин исчез.
— Найдите его! — приказал Кан-ханар, хотя Дуук-тсарит и без того именно этим и занимались. — Я прослежу за его дружками.
Широко раскрытые глаза Гвендолин, которые распахнулись еще шире, пока происходило это действо, вновь обратились на темноволосого молодого человека. Судя по всему, исчезновение Симкина было для него такой же неожиданностью, как и для всех остальных. Он замешкался, так и не вынув меч. Гвендолин видела, что каталист снова положил руку юноше на плечо и что-то ему говорит, настойчиво и взволнованно. И как раз когда Кан-ханар подошел ближе, молодой человек убрал меч обратно в ножны и торопливо прикрыл их плащом.
Гвендолин, вся дрожа, вздохнула с облегчением и только тогда поняла, что уделяет этому юноше гораздо больше внимания, чем приличествует молодой девушке. Надеясь, что кузины не заметят ее пылающих щек, Гвендолин спрятала лицо в букет.
— Полегче, умоляю, — взмолился чей-то голос. — Ты меня пребольно ущипнула.
Гвендолин ахнула от изумления и выронила цветы. Голос раздавался из букета!
— Ради Олмина, дорогая! — раздраженно сказал один из цветков. — Я не имел в виду, чтобы ты настолько ослабила хватку! У меня помялся лепесток.
Цветы лежали на мостовой. Медленно, осторожно Гвендолин опустилась вниз и присела возле рассыпавшегося букета, глядя на цветы в полном недоумении. Один цветок особенно выделялся среди россыпи изящных роз и фиалок. Это был яркий пурпурный тюльпан, с алой полоской посредине и оранжевой каемкой в верхней части лепестков.
— Что, ты так и оставишь меня валяться в грязи? — обиженно спросил тюльпан.
Судорожно сглотнув, Гвендолин оглянулась на кузин, не смотрят ли они на нее, но Лилиан и Мажори вроде бы были целиком поглощены наблюдением за Дуук-тсарит. Колдуны не двигались с места. Сцепив руки перед собой, спрятав лица в глубине черных капюшонов, они, казалось, просто стояли и ничего не делали. Но Гвендолин знала, что Дуук-тсарит мысленно ощупывают каждого из собравшихся, протягивают в толпу длинные невидимые нити своих магических сетей и ищут жертву.
Не сводя глаз с колдунов, девушка протянула руку и осторожно подняла пурпурный тюльпан.
— Симкин? — нерешительно спросила она. — Это...
— Тихо! Тихо! — зашипел тюльпан. — Произошла ужасная ошибка. Я совершенно в этом уверен. Почему вдруг они решили меня арестовать? Ну, был, конечно, неприятный случай с драгоценностями графини... Но об этом наверняка все давно позабыли! Тем более что все ее драгоценности оказались фальшивыми. Ну, большая часть... Понимаешь, дитя, если бы я мог прямо сейчас увидеться с императором, уверен, досадное недоразумение тотчас же разъяснилось бы! И потом, у меня здесь друзья... — Тюльпан заговорил другим тоном, словно о чем-то важном. — Ты умеешь хранить тайны, дитя?
— Ну, я... — Гвендолин потрясенно смотрела на цветок.
— Тихо! Тот черноволосый молодой человек. Из благородной семьи. Отец умер. Оставил мальчику состояние. Злой дядя. Мальчика похитили. Держали в плену у великанов. Я его спас. Теперь он вернулся, чтобы обличить дядю и получить наследство.
— Правда? — Гвендолин посмотрела на черноволосого юношу поверх лепестков тюльпана. — Я так и знала, — сказала она.
— Вот именно! — воскликнул тюльпан. — Почему это сразу не пришло мне в голову? Все это подстроил злой дядя! Он узнал, что мы возвращаемся. Должен был узнать. И решил арестовать меня, чтобы убрать с дороги. Дело плохо, — уныло сказал тюльпан. — На этот раз он не ограничится похищением. Теперь он не остановится и перед убийством.
— О нет, только не это! — прошептала испуганная девушка. — Ты ведь наверняка можешь что-нибудь сделать!
— Боюсь, что нет. Если только ты не... Но нет, я не могу просить тебя об этом. — Тюльпан печально вздохнул. — Я обречен кончить жизнь в цветочной вазе. А мои друзья? На дне реки...
— О нет! Я помогу, если ты вправду думаешь, что я могу... — решилась Гвендолин.
— Отлично, — ответил тюльпан с заметным облегчением. — Хотя мне страшно не хочется впутывать тебя в это. Но, понимаешь, милое дитя, я подумал: а что, если ты подойдешь туда, как ни в чем не бывало, и, делая вид, что ничего особенного не случилось, спокойно возьмешь того старенького каталиста за руку и скажешь, с самым невинным видом: «Отец Данстабль! Мне ужасно жаль, что я опоздала. Папа и мама ожидают вас дома!» А потом ты, как будто так и надо, уведешь его отсюда.
— Уведу — куда? — растерянно спросила Гвендолин.
— Ну, к себе домой, конечно, — сказал тюльпан, словно это подразумевалось с самого начала. — Полагаю, у вас в доме хватит места для нас всех. Я предпочел бы отдельные апартаменты, но, если надо, могу разделить комнату с кем-нибудь еще. Только не с каталистом. Ты не представляешь, как он ужасно храпит!
— Ты имеешь в виду — привести вас всех ко мне домой?
— Конечно! И ты должна сделать это быстро. Пока этот негодный каталист не сболтнул что-нибудь такое, что нас всех погубит! Бедняга не слишком умен, если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Но я не могу! Я должна спросить позволения у мамы и папы. Что они скажут, если...
— Если ты приведешь к вам в дом Симкина? Симкина, любимца императорского двора? Моя дорогая, — сказал тюльпан скучающим тоном, — меня будут рады принять в домах двадцати принцев, ничуть не меньше! Не говоря уже о маркизах, герцогах и графах, которые будут буквально ползать на коленях, умоляя меня погостить у них. Граф Эссек ужасно огорчился, когда я отказался. Но в самом деле, два десятка пекинесов — это, по-моему, слишком! Они, знаете ли, все время лают. Да еще и имеют кошмарную привычку писать на ноги всем подряд! — лепестки тюльпана затрепетали. — И конечно же, я представлю вас при дворе, когда уладится это маленькое недоразумение.
— При дворе... — тихо повторила Гвендолин. В ее воображении вспыхнули видения хрустального дворца.
Девушка увидела, как ее представляют его императорскому величеству, а она приседает в изящном реверансе, опираясь о сильную руку черноволосого молодого человека.
— Я сделаю это! — решительно сказала Гвендолин.
— Доброе дитя! — проникновенным тоном сказал тюльпан. — А теперь иди и возьми меня с собой. Не обращай внимания на Дуук-тсарит. Они ни за что не раскусят эту маскировку. Я думаю, если ты положишь меня себе за корсаж, это будет выглядеть весьма эффектно.
— Себе... куда? О нет! — пробормотала Гвендолин и порозовела от смущения. — Я так не думаю.
Положив тюльпан к остальным цветам, девушка поспешно собрала остатки букета с земли.
— Ну и ладно, — философски заметил тюльпан. — Невозможно все время выигрывать, как сказал барон Баумгартен, когда его жена сбежала с игроком в крикет. А барон очень любил эту игру.
— Я снова вас спрашиваю, каковы ваши имена и что вы делаете в Мерилоне? — Кан-ханар смотрел на них с нескрываемым подозрением.
— И я снова вам повторяю, сэр, — сказал Джорам, с трудом сдерживая гнев, — что это — отец Данстабль, это — Мосия, а я — Джорам. Мы фокусники, странствующие актеры. С Симкином мы встретились случайно. Мы договорились образовать труппу и прибыли сюда по приглашению одного из покровителей Симкина...
Сарьон в отчаянии склонил голову, чтобы не слышать этого. Такова была легенда, которую предложил им принц Гаральд, и тогда она казалась вполне разумной. Те, кто рожден для Таинства Тени, известные как иллюзионисты, были весьма неорганизованным сообществом. Это были артисты Тимхаллана, они постоянно путешествовали по стране, развлекая народ своими умениями и талантами. Фокусники прибывали в Мерилон все время, их искусство пользовалось большим спросом среди знати.
Но Джорам уже в третий раз пересказывал Кан-ханар эту историю, и Сарьон видел, что страж Врат не верит ни единому слову.
«Все кончено», — с тоской подумал Сарьон.
Страшная тайна прожгла в его душе такую дыру, что каталисту казалось, будто это видят все, кто на него смотрит, — ему представлялось, что печать этой тайны горит у него на лбу, словно клеймо гильдии на серебряном блюде. Когда Кан-ханар арестовал Симкина, Сарьон сразу же пришел к заключению, что епископ Ванье их выследил. Каталист отговорил Джорама использовать Темный Меч для защиты в основном из страха, а не потому, что опасался разоблачения. Сарьону казалось, что все кончено, и он уже собирался уговорить Джорама рассказать Кан-ханар все как есть. Каталист как раз думал с какой-то печальной радостью, что скоро его горьким страданиям настанет конец, когда вдруг почувствовал, что его осторожно тронула чья-то нежная рука.
Обернувшись, Сарьон увидел рядом с собой молоденькую девушку лет шестнадцати или семнадцати (каталист не очень хорошо умел определять возраст девушек), которая радостно приветствовала его:
— Отец Данстабль! Как я рада вас видеть! Прошу вас, простите меня за опоздание. Надеюсь, вы не очень злитесь на меня? Сегодня такой чудесный день, мы с кузинами гуляли по саду, и я совсем не заметила, как пролетело время. Видите, какой прелестный букет я собрала? Один цветок я сорвала специально для вас, отец.
Девушка протянула каталисту цветок. Это был тюльпан. Сарьон уставился на цветок, ничего не понимая. Он уже собрался взять тюльпан, когда обратил внимание, что тюльпан — пурпурный, насыщенного пурпурного цвета, с ярко-красными полосками и оранжевым венчиком...
Сарьон закрыл глаза и застонал.
— И вы заявляете, Гвендолин из дома Самуэлса, что эти... люди явились по приглашению вашего отца? — Кан-ханар с сомнением посмотрел на Джорама и Мосию.
После того как Гвендолин рассказала свою историю стражам Врат, Кан-ханар увел всю компанию в дозорную башню. Сотворенная магией башня стояла рядом с Вратами Земли. Она использовалась в основном для нужд стражей — они отдыхали в башне, когда у Врат было мало посетителей, и здесь же хранились запасы всего, необходимого им для работы. Сюда редко приводили для допроса желающих пройти в Мерилон — как правило, хватало и краткой проверки возле самих Врат. Но благодаря скандальному появлению Симкина и его не менее зрелищному исчезновению возле Врат собралась огромная толпа, и Кан-ханар решил, что народ проявляет излишний интерес к развитию событий. Поэтому страж провел всех в башню, и теперь они стояли, сгрудившись тесной кучкой, в шестиугольной комнатке, которая была явно маловата для шестерых людей и тюльпана.
— Да, конечно, — ответила девушка, премило играя цветами, которые держала в руке.
Поднеся букет к нежной щечке, Гвендолин кокетливо посмотрела на архимага поверх цветов — она знала, что такой взгляд неизменно очаровывает всех мужчин. Кан-ханар не обратил внимания на то, что один из цветков, тюльпан, выглядит весьма необычно и что девушка говорит нерешительно, часто замолкает, как будто не вполне уверена в себе. Напротив, архимаг счел это проявлением девической скромности, весьма похвальным достоинством для молодой леди.
Но Сарьон знал истинную причину этой неуверенности и пауз в разговоре — девушке подсказывали, что нужно говорить, причем подсказывал не кто иной, как тюльпан! Каталист мрачно гадал, поможет ли это делу или еще более усугубит их неприятности, добавив к длинному списку преступлений еще одно. Сейчас он ничего не мог предпринять, мог только играть свою роль и предоставить девушке и Симкину исполнить их партии.
Что касается Джорама и Мосии — Сарьон не знал, догадываются ли молодые люди о том, что происходит на самом деле. Кан-ханар внимательно за всеми наблюдал, и каталист не отважился подать юношам какой-либо знак. Но он все же рискнул взглянуть на них и был немало удивлен, обнаружив, что Джорам пристально смотрит на девушку горящим, восторженным взглядом. Сарьон понадеялся, что девушка этого не заметит. Такое пылкое и откровенное восхищение могло ее смутить.
Глядя, как Джорам смотрит на девушку, Сарьон понял, что проблем у них, похоже, прибавилось, причем совсем другого сорта. Хотя потерять сердце — не совсем то же самое, что потерять жизнь, каталист вспомнил собственную юность, полную терзаний и мечтаний, и тяжко вздохнул. Как будто у них и без того было мало неприятностей...
— Видите ли, сэр, — объясняла Гвендолин, как будто в задумчивости прислонив лепестки тюльпана к украшенному драгоценной сережкой уху, — Симкин и мой отец, лорд Самуэлс, глава гильдии... Вы знаете моего отца?
Да, Кан-ханар знал ее уважаемого отца и подтвердил это легким кивком.
Гвендолин мило улыбнулась.
— Симкин и мой отец — давние друзья (лорд Самуэлс очень удивился бы, узнав об этом), и поэтому, когда Симкин и его... — Пауза. — Его т-труппа... — снова пауза, — молодых актеров выразила желание... выступить в Мерилоне, мой отец пригласил их остановиться у нас в доме.
Кан-ханар все еще терзали сомнения, но не из-за истории, которую рассказала девушка. Симкина хорошо знали и любили в Мерилоне. Его нередко принимали в самых лучших домах. На самом деле было даже странно, что Симкин решил остановиться в скромном жилище простого главы гильдии. Лорд Самуэлс и его семья были достойными, почтенными людьми. Это семейство обитало в Мерилоне едва ли не со дня основания города и ни разу не имело ни малейшего отношения к скандалам. Нет, Кан-ханар беспокоило только то, как бы уладить дело, не доставляя неудобств лорду Самуэлсу и его очаровательной дочери.
— Видите ли, дело в том, что Симкин арестован, — с неохотой сказал Кан-ханар, чувствуя себя не очень уютно под взглядом невинных голубых глаз юной леди.
— О нет! — воскликнула Гвендолин, потрясенная и испуганная.
— То есть он был бы арестован, если бы был здесь. Но он сбе... То есть он внезапно куда-то делся...
— Я уверена, что это какая-то ошибка, — сказала девушка и возмущенно тряхнула золотыми кудрями. — Симкин наверняка сможет все объяснить.
— Я нисколько не сомневаюсь, что он может все объяснить, — пробормотал Кан-ханар.
— А тем временем, — продолжала Гвендолин, подойдя к Кан-ханар поближе и умоляюще тронув его за руку, — папа ожидает этих людей, и особенно — отца Дангстабля...
— Данстабля, — негромко поправил ее каталист.
— ...старого друга нашей семьи, с которым мы не виделись много лет. — Гвендолин повернулась к каталисту. — Я ведь была совсем ребенком, когда вы видели меня в последний раз, правда, отец? Наверное, вы меня даже не узнали?
— Да... да, это так, — пробормотал Сарьон. — Не узнал.
Сарьон видел, что девушке нравится этот смелый и опасный розыгрыш и она даже не догадывается, насколько на самом деле велика опасность. Гвендолин снова повернулась к Кан-ханар и мило улыбнулась. Сарьон, с колотящимся от страха сердцем, выглянул за дверь и увидел Дуук-тсарит, которые совещались о чем-то возле Врат. Их черные капюшоны почти соприкасались.
— Каталист и эти молодые люди, — сказала Гвендолин и мельком взглянула на Джорама и Мосию, старательно делая вид, что они ей совсем не интересны, — замерзли, промокли и устали после путешествия. Конечно же, не будет ничего дурного, если вы позволите мне отвести их к нам домой. В конце концов, вы ведь всегда сможете их найти, если понадобится.
Очевидно, Кан-ханар счел эту мысль здравой. Он выглянул за дверь и тоже увидел Дуук-тсарит, и еще длинную очередь людей, ожидавших, чтобы их впустили в город. Сейчас было самое напряженное время дня, вереница вновь прибывших путешественников все удлинялась, люди раздражались из-за того, что приходится так долго ждать, а напарник Кан-ханар не успевал справиться со всеми в одиночку.
— Хорошо, — решился страж Врат. — Я дам вам пропуска в Верхний город, но с ограничением. Этим господам... — он мрачно посмотрел на Мосию и Джорама, — будет дозволено выходить из дома только в сопровождении вашего отца.
— Или кого-нибудь из членов семьи? — сладким голоском спросила Гвендолин.
— Или кого-нибудь из членов семьи, — пробормотал Кан-ханар, поспешно записывая ограничения на свитках пергамента, которые он заполнял.
Кан-ханар был занят работой, каталист устало прислонился к стене, а голубые глаза Гвендолин обратились на Джорама. Это был невинный игривый взгляд юной девушки, которая старается вести себя как взрослая женщина. Но этот взгляд попал в ловушку серьезных темных глаз молодого мужчины, который не имел ни малейшего понятия о подобных играх.
Ей было тревожно и даже страшно. Темные глаза юноши поглотили Гвендолин, всю без остатка. Она должна была вырваться из плена этих глаз, иначе потеряла бы некую часть себя самой — хотя что она могла потерять, девушка не знала. Гвендолин не находила в себе сил отвести взгляд от Джорама. Это было пугающее, но в то же время очень волнующее ощущение.
Однако молодой человек, очевидно, вовсе не собирался прекращать ее разглядывать! Это становилось невыносимым. Единственное, что пришло Гвендолин в голову, — выронить букет. Она вовсе не собиралась продолжать этот флирт. Нет, об этом она даже не подумала. Наклонившись, чтобы собрать цветы, девушка улучила бы мгновение, чтобы немного прийти в себя, и ускользнула бы от волнующего, тревожащего взгляда этого странного молодого человека. Но все же эта уловка сработала совсем не так, как рассчитывала Гвендолин.
Кто-то еще наклонился, чтобы помочь ей собрать цветы, и Гвендолин оказалась в еще большей близости к темноволосому молодому человеку, чем прежде. Они оба потянулись к пурпурному тюльпану, который вел себя совсем не так, как положено тюльпанам, — его листья завернулись, а лепестки трепетали, как будто от смеха.
— Позвольте мне, леди, — сказал Джорам, отвел ее руки и принялся собирать цветы.
— Благодарю вас, сэр, — пробормотала Гвендолин. Она отдернула руку, словно обжегшись, и быстро поднялась в воздух.
Джорам встал и протянул ей букет — все цветы, кроме пурпурного тюльпана.
— Позвольте мне оставить этот цветок в память о нашей встрече, миледи, — сказал он. Голос молодого человека показался Гвендолин таким же темным, как и его глаза.
Знает ли он, кто на самом деле этот тюльпан? Девушка не смогла ничего сказать, только невнятно пробормотала, что польщена. Молодой человек взял тюльпан, аккуратно разгладил лепестки и спрятал цветок в карман под плащом. Гвендолин обратила внимание на его руки — сильные, мозолистые, но очень изящной формы, с длинными, красивыми пальцами.
Гвендолин показалось, что она услышала сдавленный гневный крик тюльпана, прежде чем тот скрылся под плотной тканью плаща. Мысли девушки приняли неожиданное направление. Гвендолин задумалась, каково это — быть прижатой к груди молодого человека? Она покраснела от смущения и отвернулась. Она вспомнила о пропусках в Верхний город только тогда, когда Кан-ханар вложил ей в руку пергаментные свитки, и заставила себя прислушаться к тому, что говорит страж Врат.
— Вам, отец Данстабль, пропуск, конечно же, не понадобится, поскольку вы должны посетить Собор. Ограничения тоже на вас не распространяются. Вы можете ходить, где пожелаете. И вы, конечно же, пожелаете как можно скорее уведомить ваш орден о том, что прибыли в Мерилон.
Так Кан-ханар тонко намекнул каталисту, что ему следует немедленно доложить о себе в Соборе. Сарьон смиренно поклонился и сказал:
— Пусть Олмин дарует вам удачный день, архимаг.
— И вам тоже, отец Данстабль, — ответил Кан-ханар. Он скользнул взглядом по Джораму и Мосии, как будто их не существовало, и поспешил прочь из шестиугольной комнаты в башне, опрашивать следующих прибывших, которые ожидали своей очереди.
К счастью для Гвен, кузины перехватили ее, как только она вышла из сторожевой башни. Это помогло девушке отвлечься от волнующих мыслей о темноволосом молодом человеке, хотя ее сердце, казалось, билось в ритме его шагов, которые Гвендолин так ясно слышала позади себя.
Дуук-тсарит в черных одеяниях скользнули к молодому человеку. Толпа расступалась перед ними, словно листья, которые уносило в стороны сильным ветром. Люди перешептывались, ахали — потрясенно и в равной мере с испугом и восхищением. Симкин стоял и смотрел на Кан-ханар в глубоком изумлении. Тем временем Гвендолин перевела взгляд с молодого человека на его друзей.
Каталист, стоявший за спиной у Симкина, из красного от смущения сделался смертельно бледным и оперся о плечо черноволосого юноши — как будто старался и защитить его, и удержать от чего-то. Второй юноша, белокурый, тоже положил руку на плечо товарища, и только тогда Гвендолин заметила, что темный юноша потянулся рукой за спину, нащупывая что-то под плащом.
В Мерилоне не пользовались никаким оружием, считая его зловещим порождением тех, кто предался Темным искусствам, Девятому Таинству — Технике. Девушка никогда в жизни не видела мечей, но знала о них из рассказов гувернантки о древних временах. Гвендолин догадалась, что у этого юноши есть меч, что он и его друзья наверняка разбойники и что сейчас он собирается сражаться.
— Нет! — Гвендолин ахнула и зажала рот ладонью, а во второй руке смяла позабытый букет.
Черноволосый юноша повернулся лицом к приближающимся Дуук-тсарит, спиной к Гвендолин. Теплый весенний ветер отбросил его плащ в сторону, и девушка увидела, что юноша сжимает рукоять меча и медленно вытягивает его из ножен, облегавших оружие подобно змеиной коже. Меч был темный и ужасный, так что Гвендолин даже захотелось зажмурить глаза от страха. Но ее веки высохли и воспалились, она не смогла их закрыть. Она могла только смотреть, задыхаясь и холодея от ужаса, на молодого человека и его меч.
Дуук-тсарит уже выбрались из толпы и протянули руки к Симкину, сплетая заклинания. Казалось, они совсем не обращали внимания на черноволосого юношу, который медленно заходил за спину своему другу.
— Клянусь честью, это какое-то недоразумение! — воскликнул Симкин. — Это ошибка! Позовите меня, когда все прояснится, приятель.
Воздух замерцал, и Кан-ханар остался один перед Вратами Земли, его рука держала пустое место. Симкин исчез.
— Найдите его! — приказал Кан-ханар, хотя Дуук-тсарит и без того именно этим и занимались. — Я прослежу за его дружками.
Широко раскрытые глаза Гвендолин, которые распахнулись еще шире, пока происходило это действо, вновь обратились на темноволосого молодого человека. Судя по всему, исчезновение Симкина было для него такой же неожиданностью, как и для всех остальных. Он замешкался, так и не вынув меч. Гвендолин видела, что каталист снова положил руку юноше на плечо и что-то ему говорит, настойчиво и взволнованно. И как раз когда Кан-ханар подошел ближе, молодой человек убрал меч обратно в ножны и торопливо прикрыл их плащом.
Гвендолин, вся дрожа, вздохнула с облегчением и только тогда поняла, что уделяет этому юноше гораздо больше внимания, чем приличествует молодой девушке. Надеясь, что кузины не заметят ее пылающих щек, Гвендолин спрятала лицо в букет.
— Полегче, умоляю, — взмолился чей-то голос. — Ты меня пребольно ущипнула.
Гвендолин ахнула от изумления и выронила цветы. Голос раздавался из букета!
— Ради Олмина, дорогая! — раздраженно сказал один из цветков. — Я не имел в виду, чтобы ты настолько ослабила хватку! У меня помялся лепесток.
Цветы лежали на мостовой. Медленно, осторожно Гвендолин опустилась вниз и присела возле рассыпавшегося букета, глядя на цветы в полном недоумении. Один цветок особенно выделялся среди россыпи изящных роз и фиалок. Это был яркий пурпурный тюльпан, с алой полоской посредине и оранжевой каемкой в верхней части лепестков.
— Что, ты так и оставишь меня валяться в грязи? — обиженно спросил тюльпан.
Судорожно сглотнув, Гвендолин оглянулась на кузин, не смотрят ли они на нее, но Лилиан и Мажори вроде бы были целиком поглощены наблюдением за Дуук-тсарит. Колдуны не двигались с места. Сцепив руки перед собой, спрятав лица в глубине черных капюшонов, они, казалось, просто стояли и ничего не делали. Но Гвендолин знала, что Дуук-тсарит мысленно ощупывают каждого из собравшихся, протягивают в толпу длинные невидимые нити своих магических сетей и ищут жертву.
Не сводя глаз с колдунов, девушка протянула руку и осторожно подняла пурпурный тюльпан.
— Симкин? — нерешительно спросила она. — Это...
— Тихо! Тихо! — зашипел тюльпан. — Произошла ужасная ошибка. Я совершенно в этом уверен. Почему вдруг они решили меня арестовать? Ну, был, конечно, неприятный случай с драгоценностями графини... Но об этом наверняка все давно позабыли! Тем более что все ее драгоценности оказались фальшивыми. Ну, большая часть... Понимаешь, дитя, если бы я мог прямо сейчас увидеться с императором, уверен, досадное недоразумение тотчас же разъяснилось бы! И потом, у меня здесь друзья... — Тюльпан заговорил другим тоном, словно о чем-то важном. — Ты умеешь хранить тайны, дитя?
— Ну, я... — Гвендолин потрясенно смотрела на цветок.
— Тихо! Тот черноволосый молодой человек. Из благородной семьи. Отец умер. Оставил мальчику состояние. Злой дядя. Мальчика похитили. Держали в плену у великанов. Я его спас. Теперь он вернулся, чтобы обличить дядю и получить наследство.
— Правда? — Гвендолин посмотрела на черноволосого юношу поверх лепестков тюльпана. — Я так и знала, — сказала она.
— Вот именно! — воскликнул тюльпан. — Почему это сразу не пришло мне в голову? Все это подстроил злой дядя! Он узнал, что мы возвращаемся. Должен был узнать. И решил арестовать меня, чтобы убрать с дороги. Дело плохо, — уныло сказал тюльпан. — На этот раз он не ограничится похищением. Теперь он не остановится и перед убийством.
— О нет, только не это! — прошептала испуганная девушка. — Ты ведь наверняка можешь что-нибудь сделать!
— Боюсь, что нет. Если только ты не... Но нет, я не могу просить тебя об этом. — Тюльпан печально вздохнул. — Я обречен кончить жизнь в цветочной вазе. А мои друзья? На дне реки...
— О нет! Я помогу, если ты вправду думаешь, что я могу... — решилась Гвендолин.
— Отлично, — ответил тюльпан с заметным облегчением. — Хотя мне страшно не хочется впутывать тебя в это. Но, понимаешь, милое дитя, я подумал: а что, если ты подойдешь туда, как ни в чем не бывало, и, делая вид, что ничего особенного не случилось, спокойно возьмешь того старенького каталиста за руку и скажешь, с самым невинным видом: «Отец Данстабль! Мне ужасно жаль, что я опоздала. Папа и мама ожидают вас дома!» А потом ты, как будто так и надо, уведешь его отсюда.
— Уведу — куда? — растерянно спросила Гвендолин.
— Ну, к себе домой, конечно, — сказал тюльпан, словно это подразумевалось с самого начала. — Полагаю, у вас в доме хватит места для нас всех. Я предпочел бы отдельные апартаменты, но, если надо, могу разделить комнату с кем-нибудь еще. Только не с каталистом. Ты не представляешь, как он ужасно храпит!
— Ты имеешь в виду — привести вас всех ко мне домой?
— Конечно! И ты должна сделать это быстро. Пока этот негодный каталист не сболтнул что-нибудь такое, что нас всех погубит! Бедняга не слишком умен, если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Но я не могу! Я должна спросить позволения у мамы и папы. Что они скажут, если...
— Если ты приведешь к вам в дом Симкина? Симкина, любимца императорского двора? Моя дорогая, — сказал тюльпан скучающим тоном, — меня будут рады принять в домах двадцати принцев, ничуть не меньше! Не говоря уже о маркизах, герцогах и графах, которые будут буквально ползать на коленях, умоляя меня погостить у них. Граф Эссек ужасно огорчился, когда я отказался. Но в самом деле, два десятка пекинесов — это, по-моему, слишком! Они, знаете ли, все время лают. Да еще и имеют кошмарную привычку писать на ноги всем подряд! — лепестки тюльпана затрепетали. — И конечно же, я представлю вас при дворе, когда уладится это маленькое недоразумение.
— При дворе... — тихо повторила Гвендолин. В ее воображении вспыхнули видения хрустального дворца.
Девушка увидела, как ее представляют его императорскому величеству, а она приседает в изящном реверансе, опираясь о сильную руку черноволосого молодого человека.
— Я сделаю это! — решительно сказала Гвендолин.
— Доброе дитя! — проникновенным тоном сказал тюльпан. — А теперь иди и возьми меня с собой. Не обращай внимания на Дуук-тсарит. Они ни за что не раскусят эту маскировку. Я думаю, если ты положишь меня себе за корсаж, это будет выглядеть весьма эффектно.
— Себе... куда? О нет! — пробормотала Гвендолин и порозовела от смущения. — Я так не думаю.
Положив тюльпан к остальным цветам, девушка поспешно собрала остатки букета с земли.
— Ну и ладно, — философски заметил тюльпан. — Невозможно все время выигрывать, как сказал барон Баумгартен, когда его жена сбежала с игроком в крикет. А барон очень любил эту игру.
— Я снова вас спрашиваю, каковы ваши имена и что вы делаете в Мерилоне? — Кан-ханар смотрел на них с нескрываемым подозрением.
— И я снова вам повторяю, сэр, — сказал Джорам, с трудом сдерживая гнев, — что это — отец Данстабль, это — Мосия, а я — Джорам. Мы фокусники, странствующие актеры. С Симкином мы встретились случайно. Мы договорились образовать труппу и прибыли сюда по приглашению одного из покровителей Симкина...
Сарьон в отчаянии склонил голову, чтобы не слышать этого. Такова была легенда, которую предложил им принц Гаральд, и тогда она казалась вполне разумной. Те, кто рожден для Таинства Тени, известные как иллюзионисты, были весьма неорганизованным сообществом. Это были артисты Тимхаллана, они постоянно путешествовали по стране, развлекая народ своими умениями и талантами. Фокусники прибывали в Мерилон все время, их искусство пользовалось большим спросом среди знати.
Но Джорам уже в третий раз пересказывал Кан-ханар эту историю, и Сарьон видел, что страж Врат не верит ни единому слову.
«Все кончено», — с тоской подумал Сарьон.
Страшная тайна прожгла в его душе такую дыру, что каталисту казалось, будто это видят все, кто на него смотрит, — ему представлялось, что печать этой тайны горит у него на лбу, словно клеймо гильдии на серебряном блюде. Когда Кан-ханар арестовал Симкина, Сарьон сразу же пришел к заключению, что епископ Ванье их выследил. Каталист отговорил Джорама использовать Темный Меч для защиты в основном из страха, а не потому, что опасался разоблачения. Сарьону казалось, что все кончено, и он уже собирался уговорить Джорама рассказать Кан-ханар все как есть. Каталист как раз думал с какой-то печальной радостью, что скоро его горьким страданиям настанет конец, когда вдруг почувствовал, что его осторожно тронула чья-то нежная рука.
Обернувшись, Сарьон увидел рядом с собой молоденькую девушку лет шестнадцати или семнадцати (каталист не очень хорошо умел определять возраст девушек), которая радостно приветствовала его:
— Отец Данстабль! Как я рада вас видеть! Прошу вас, простите меня за опоздание. Надеюсь, вы не очень злитесь на меня? Сегодня такой чудесный день, мы с кузинами гуляли по саду, и я совсем не заметила, как пролетело время. Видите, какой прелестный букет я собрала? Один цветок я сорвала специально для вас, отец.
Девушка протянула каталисту цветок. Это был тюльпан. Сарьон уставился на цветок, ничего не понимая. Он уже собрался взять тюльпан, когда обратил внимание, что тюльпан — пурпурный, насыщенного пурпурного цвета, с ярко-красными полосками и оранжевым венчиком...
Сарьон закрыл глаза и застонал.
— И вы заявляете, Гвендолин из дома Самуэлса, что эти... люди явились по приглашению вашего отца? — Кан-ханар с сомнением посмотрел на Джорама и Мосию.
После того как Гвендолин рассказала свою историю стражам Врат, Кан-ханар увел всю компанию в дозорную башню. Сотворенная магией башня стояла рядом с Вратами Земли. Она использовалась в основном для нужд стражей — они отдыхали в башне, когда у Врат было мало посетителей, и здесь же хранились запасы всего, необходимого им для работы. Сюда редко приводили для допроса желающих пройти в Мерилон — как правило, хватало и краткой проверки возле самих Врат. Но благодаря скандальному появлению Симкина и его не менее зрелищному исчезновению возле Врат собралась огромная толпа, и Кан-ханар решил, что народ проявляет излишний интерес к развитию событий. Поэтому страж провел всех в башню, и теперь они стояли, сгрудившись тесной кучкой, в шестиугольной комнатке, которая была явно маловата для шестерых людей и тюльпана.
— Да, конечно, — ответила девушка, премило играя цветами, которые держала в руке.
Поднеся букет к нежной щечке, Гвендолин кокетливо посмотрела на архимага поверх цветов — она знала, что такой взгляд неизменно очаровывает всех мужчин. Кан-ханар не обратил внимания на то, что один из цветков, тюльпан, выглядит весьма необычно и что девушка говорит нерешительно, часто замолкает, как будто не вполне уверена в себе. Напротив, архимаг счел это проявлением девической скромности, весьма похвальным достоинством для молодой леди.
Но Сарьон знал истинную причину этой неуверенности и пауз в разговоре — девушке подсказывали, что нужно говорить, причем подсказывал не кто иной, как тюльпан! Каталист мрачно гадал, поможет ли это делу или еще более усугубит их неприятности, добавив к длинному списку преступлений еще одно. Сейчас он ничего не мог предпринять, мог только играть свою роль и предоставить девушке и Симкину исполнить их партии.
Что касается Джорама и Мосии — Сарьон не знал, догадываются ли молодые люди о том, что происходит на самом деле. Кан-ханар внимательно за всеми наблюдал, и каталист не отважился подать юношам какой-либо знак. Но он все же рискнул взглянуть на них и был немало удивлен, обнаружив, что Джорам пристально смотрит на девушку горящим, восторженным взглядом. Сарьон понадеялся, что девушка этого не заметит. Такое пылкое и откровенное восхищение могло ее смутить.
Глядя, как Джорам смотрит на девушку, Сарьон понял, что проблем у них, похоже, прибавилось, причем совсем другого сорта. Хотя потерять сердце — не совсем то же самое, что потерять жизнь, каталист вспомнил собственную юность, полную терзаний и мечтаний, и тяжко вздохнул. Как будто у них и без того было мало неприятностей...
— Видите ли, сэр, — объясняла Гвендолин, как будто в задумчивости прислонив лепестки тюльпана к украшенному драгоценной сережкой уху, — Симкин и мой отец, лорд Самуэлс, глава гильдии... Вы знаете моего отца?
Да, Кан-ханар знал ее уважаемого отца и подтвердил это легким кивком.
Гвендолин мило улыбнулась.
— Симкин и мой отец — давние друзья (лорд Самуэлс очень удивился бы, узнав об этом), и поэтому, когда Симкин и его... — Пауза. — Его т-труппа... — снова пауза, — молодых актеров выразила желание... выступить в Мерилоне, мой отец пригласил их остановиться у нас в доме.
Кан-ханар все еще терзали сомнения, но не из-за истории, которую рассказала девушка. Симкина хорошо знали и любили в Мерилоне. Его нередко принимали в самых лучших домах. На самом деле было даже странно, что Симкин решил остановиться в скромном жилище простого главы гильдии. Лорд Самуэлс и его семья были достойными, почтенными людьми. Это семейство обитало в Мерилоне едва ли не со дня основания города и ни разу не имело ни малейшего отношения к скандалам. Нет, Кан-ханар беспокоило только то, как бы уладить дело, не доставляя неудобств лорду Самуэлсу и его очаровательной дочери.
— Видите ли, дело в том, что Симкин арестован, — с неохотой сказал Кан-ханар, чувствуя себя не очень уютно под взглядом невинных голубых глаз юной леди.
— О нет! — воскликнула Гвендолин, потрясенная и испуганная.
— То есть он был бы арестован, если бы был здесь. Но он сбе... То есть он внезапно куда-то делся...
— Я уверена, что это какая-то ошибка, — сказала девушка и возмущенно тряхнула золотыми кудрями. — Симкин наверняка сможет все объяснить.
— Я нисколько не сомневаюсь, что он может все объяснить, — пробормотал Кан-ханар.
— А тем временем, — продолжала Гвендолин, подойдя к Кан-ханар поближе и умоляюще тронув его за руку, — папа ожидает этих людей, и особенно — отца Дангстабля...
— Данстабля, — негромко поправил ее каталист.
— ...старого друга нашей семьи, с которым мы не виделись много лет. — Гвендолин повернулась к каталисту. — Я ведь была совсем ребенком, когда вы видели меня в последний раз, правда, отец? Наверное, вы меня даже не узнали?
— Да... да, это так, — пробормотал Сарьон. — Не узнал.
Сарьон видел, что девушке нравится этот смелый и опасный розыгрыш и она даже не догадывается, насколько на самом деле велика опасность. Гвендолин снова повернулась к Кан-ханар и мило улыбнулась. Сарьон, с колотящимся от страха сердцем, выглянул за дверь и увидел Дуук-тсарит, которые совещались о чем-то возле Врат. Их черные капюшоны почти соприкасались.
— Каталист и эти молодые люди, — сказала Гвендолин и мельком взглянула на Джорама и Мосию, старательно делая вид, что они ей совсем не интересны, — замерзли, промокли и устали после путешествия. Конечно же, не будет ничего дурного, если вы позволите мне отвести их к нам домой. В конце концов, вы ведь всегда сможете их найти, если понадобится.
Очевидно, Кан-ханар счел эту мысль здравой. Он выглянул за дверь и тоже увидел Дуук-тсарит, и еще длинную очередь людей, ожидавших, чтобы их впустили в город. Сейчас было самое напряженное время дня, вереница вновь прибывших путешественников все удлинялась, люди раздражались из-за того, что приходится так долго ждать, а напарник Кан-ханар не успевал справиться со всеми в одиночку.
— Хорошо, — решился страж Врат. — Я дам вам пропуска в Верхний город, но с ограничением. Этим господам... — он мрачно посмотрел на Мосию и Джорама, — будет дозволено выходить из дома только в сопровождении вашего отца.
— Или кого-нибудь из членов семьи? — сладким голоском спросила Гвендолин.
— Или кого-нибудь из членов семьи, — пробормотал Кан-ханар, поспешно записывая ограничения на свитках пергамента, которые он заполнял.
Кан-ханар был занят работой, каталист устало прислонился к стене, а голубые глаза Гвендолин обратились на Джорама. Это был невинный игривый взгляд юной девушки, которая старается вести себя как взрослая женщина. Но этот взгляд попал в ловушку серьезных темных глаз молодого мужчины, который не имел ни малейшего понятия о подобных играх.
Ей было тревожно и даже страшно. Темные глаза юноши поглотили Гвендолин, всю без остатка. Она должна была вырваться из плена этих глаз, иначе потеряла бы некую часть себя самой — хотя что она могла потерять, девушка не знала. Гвендолин не находила в себе сил отвести взгляд от Джорама. Это было пугающее, но в то же время очень волнующее ощущение.
Однако молодой человек, очевидно, вовсе не собирался прекращать ее разглядывать! Это становилось невыносимым. Единственное, что пришло Гвендолин в голову, — выронить букет. Она вовсе не собиралась продолжать этот флирт. Нет, об этом она даже не подумала. Наклонившись, чтобы собрать цветы, девушка улучила бы мгновение, чтобы немного прийти в себя, и ускользнула бы от волнующего, тревожащего взгляда этого странного молодого человека. Но все же эта уловка сработала совсем не так, как рассчитывала Гвендолин.
Кто-то еще наклонился, чтобы помочь ей собрать цветы, и Гвендолин оказалась в еще большей близости к темноволосому молодому человеку, чем прежде. Они оба потянулись к пурпурному тюльпану, который вел себя совсем не так, как положено тюльпанам, — его листья завернулись, а лепестки трепетали, как будто от смеха.
— Позвольте мне, леди, — сказал Джорам, отвел ее руки и принялся собирать цветы.
— Благодарю вас, сэр, — пробормотала Гвендолин. Она отдернула руку, словно обжегшись, и быстро поднялась в воздух.
Джорам встал и протянул ей букет — все цветы, кроме пурпурного тюльпана.
— Позвольте мне оставить этот цветок в память о нашей встрече, миледи, — сказал он. Голос молодого человека показался Гвендолин таким же темным, как и его глаза.
Знает ли он, кто на самом деле этот тюльпан? Девушка не смогла ничего сказать, только невнятно пробормотала, что польщена. Молодой человек взял тюльпан, аккуратно разгладил лепестки и спрятал цветок в карман под плащом. Гвендолин обратила внимание на его руки — сильные, мозолистые, но очень изящной формы, с длинными, красивыми пальцами.
Гвендолин показалось, что она услышала сдавленный гневный крик тюльпана, прежде чем тот скрылся под плотной тканью плаща. Мысли девушки приняли неожиданное направление. Гвендолин задумалась, каково это — быть прижатой к груди молодого человека? Она покраснела от смущения и отвернулась. Она вспомнила о пропусках в Верхний город только тогда, когда Кан-ханар вложил ей в руку пергаментные свитки, и заставила себя прислушаться к тому, что говорит страж Врат.
— Вам, отец Данстабль, пропуск, конечно же, не понадобится, поскольку вы должны посетить Собор. Ограничения тоже на вас не распространяются. Вы можете ходить, где пожелаете. И вы, конечно же, пожелаете как можно скорее уведомить ваш орден о том, что прибыли в Мерилон.
Так Кан-ханар тонко намекнул каталисту, что ему следует немедленно доложить о себе в Соборе. Сарьон смиренно поклонился и сказал:
— Пусть Олмин дарует вам удачный день, архимаг.
— И вам тоже, отец Данстабль, — ответил Кан-ханар. Он скользнул взглядом по Джораму и Мосии, как будто их не существовало, и поспешил прочь из шестиугольной комнаты в башне, опрашивать следующих прибывших, которые ожидали своей очереди.
К счастью для Гвен, кузины перехватили ее, как только она вышла из сторожевой башни. Это помогло девушке отвлечься от волнующих мыслей о темноволосом молодом человеке, хотя ее сердце, казалось, билось в ритме его шагов, которые Гвендолин так ясно слышала позади себя.