Страница:
Дьякону стало еще страшнее. Он был постарше Сарьона и гораздо опытней его, и он не видел никакой надежды для несчастного каталиста в спокойном лице его святейшества и его холодном, размеренном голосе. А еще хуже было прикосновение этих вялых пальцев, похожих на дохлую рыбу. Неожиданно Далчейза охватило неприятное ощущение, что, пожалуй, зажился он на этом свете... Он заерзал на каменном сиденье, таком холодном, что тепло его собственного тела не могло его нагреть. Прошло уже полчаса с минуты, как он прибыл в зал, а никто еще и словом не перемолвился, не считая Дуук-тсарит, которые шепотом произносили заклинания, передвигая каменные стулья. Далчейз смотрел на Сарьона, Сарьон не сводил глаз с епископа Ванье, а епископ пялился куда-то в непроглядную темноту.
«Еще немного, — подумал Далчейз, — и я скажу что-нибудь такое, о чем буду жалеть. Я себя знаю. Что случилось с Сарьоном? Он словно вырвался из лап демонов! Я...»
— Дьякон Далчейз, — неожиданно промолвил епископ Ванье голосом, который сразу же заставил дьякона насторожиться.
— Ваше святейшество, — поспешно вскинулся Далчейз.
— Недавно освободилось место домашнего мастера в королевском дворце Зит-Эля, — сказал епископ. — Думаю, это было бы вам интересно, не так ли, сын мой?
Сын мой, как же! Далчейз фыркнул про себя, оглядывая Ванье. Конечно, он был достаточно стар, чтобы усыновить дьякона, но едва ли эти жирные чресла породили хоть одно живое существо. И тут до его сознания наконец дошли слова епископа. Он уставился на Ванье, неудержимо моргая от слепящего света.
— Но... домашний мастер, — проблеял дьякон. — Это... это же кардинальское место, ваше святейшество. Вы же не можете...
— Могу, еще как могу! — заверил его Ванье, взмахнув пухлой рукой. — Олмин надоумил меня. Вы служили ему многие годы верой и правдой, сын мой. И теперь, на склоне ваших лет, будет справедливо, если вы получите это назначение как награду. Бумаги уже составлены, и как только мы решим сегодняшнюю проблему, вы их подпишете и отправитесь во дворец. Зит-Эль — чудесный город, — продолжал вкрадчивую речь Ванье. Он так и не взглянул на Сарьона, который просто пожирал его глазами, и обращался к Далчейзу, словно они были в зале одни. — Настоящий зверинец. У них даже есть несколько кентавров... гм... под охраной, конечно.
Домашний мастер! Кардинальское место! И это предлагается человеку, которому постоянно намекают, что если бы не высочайшее заступничество, его давным-давно вытолкали бы в шею служить каталистом в каком-нибудь селе, где всех дел — выращивать горох. Запахло жареным. С самого начала Далчейз подозревал какую-то западню, а теперь и вовсе уверился, что дело нечисто. «Когда мы решим сегодняшнюю проблему, — сказал Ванье, — то подпишем бумаги». Далчейз посмотрел на Сарьона, пытаясь найти какую-нибудь подсказку в его глазах. Но каталист уже опустил голову и уставился на собственные башмаки. Правда, выражение его лица стало еще более обреченным, чем прежде.
— Я... я не знаю, ваше святейшество, — проблеял Далчейз, надеясь выгадать время, чтобы понять, за что его покупают. — Это так неожиданно, а я ведь даже еще как следует не проснулся...
— Да, мне очень жаль, но это неотложное дело. Отдохнете как следует уже во дворце. С другой стороны, вам не обязательно принимать решение прямо сейчас. Можно подождать, пока наше собрание не закончится... — Ванье сделал паузу и повернул толстое лицо таким образом, чтобы Далчейз не мог рассмотреть его выражения. — Не закончится удовлетворительно. Именем Олмина.
Далчейз усмехнулся, когда Ванье демонстративно возвел очи к небу. Итак, епископ полностью уверен, что старого дьякона можно купить с потрохами. Ну, в принципе можно. Каждый имеет свою цену. Далчейз бросил взгляд на потерянного Сарьона. Гм, если, конечно, не просить слишком много.
Решив, что в этом вопросе разногласий не предвидится, Ванье махнул рукой.
— Приведите пленника!
Темнота пришла в движение.
— И сейчас настало время объяснить, почему мы вытащили вас из теплой постели, кардинал... в смысле... дьякон Далчейз.
И епископ сложил руки на объемном животе. Возможно, это был обычный, ничего не значащий жест, но Далчейз заметил, что стиснутые пальцы епископа побелели, словно он с трудом сохранял спокойствие. Дьякон перевел встревоженный взгляд с Ванье на Сарьона. При слове «пленник» каталист втянул голову в плечи и окончательно оцепенел, превратившись в живое изваяние на своем каменном стуле. Он казался таким больным, что дьякон собрался было прервать представление и потребовать вызвать друида, как вдруг по залу разлился яркий свет.
Перед епископом Ванье возникли три шипящих огненных кольца. Рядом возник молодой Дуук-тсарит, а мгновение спустя внутри колец появился юноша. Кольца огня охватывали его руки и ноги так плотно, что едва не касались его тела. Со своего стула Далчейз ощутил жар, который исходил от них. Он даже поморщился, представив, что случится, если юноша попытается вырваться из магических оков. Но, судя по всему, пленник не собирался вырываться. Он покорно стоял на месте, опустив голову. Длинные черные кудри разметались по плечам и почти полностью скрывали его лицо. Юноше было около восемнадцати лет, как решил Далчейз, оглядывая молодое мускулистое тело с завистью и сожалением. «Итак, мы собрались здесь, чтобы осудить этого молодого человека. Но почему? Почему с ним не могут разобраться сами Дуук-тсарит? Может, он — провинившийся каталист? Нет, невозможно. Ни у какого каталиста не может быть таких мускулов. И почему здесь только мы трое? И почему — трое?»
— Вы, наверное, теряетесь в догадках, дьякон Далчейз, по поводу того, что происходит, — сказал епископ Ванье. — Примите наши извинения. Боюсь, только вы один еще ничего не знаете. Дьякон Сарьон...
Услышав это имя, молодой человек вскинул голову. Отбросив назад спутанные черные волосы, он прищурился и, когда глаза привыкли к яркому свету, огляделся по сторонам.
— Отец! — хрипло воскликнул юноша.
Позабыв об огненных оковах, он быстро шагнул вперед. Раздалось шипение, по комнате поплыл запах обгоревшей плоти. Юноша шумно втянул воздух сквозь сжатые зубы, но не вскрикнул от боли.
Далчейза удивило, что пленник знает Сарьона, но еще больше его удивила реакция самого Сарьона. Каталист отвел взгляд и непроизвольно вскинул руку — не так, как будто хотел защититься от нападения, а как будто считал себя недостойным прикосновения.
— Дьякон Сарьон знает, что происходит, и вам я тоже сейчас все объясню, брат Далчейз, — невозмутимо продолжал епископ Ванье. — Как известно, законы Тимхаллана требуют, чтобы все преступления, которые касаются каталистов или угрозы королевству, разбирал суд каталистов. Всеми прочими преступлениями занимаются Дуук-тсарит.
Далчейз почти не слушал Ванье. Он знал законы и уже догадался, что речь наверняка идет об угрозе государству. Правда, Далчейз не понимал, каким образом этот молодой человек может угрожать королевству. Каталист внимательно присмотрелся к пленнику. И когда рассмотрел его как следует, то поверил — да, этот юноша действительно может представлять угрозу.
Мрачные черные глаза юноши, который смотрел на Сарьона, буквально пылали от внутреннего жара. Эти глаза показались Далчейзу знакомыми. Где же он мог их видеть? Широкие, густые черные брови, сошедшиеся в одну линию над переносицей, свидетельствовали о необузданной, порывистой натуре. Упрямый подбородок, решительное, волевое лицо, роскошные черные волосы, рассыпавшиеся по плечам крупными локонами, гордая посадка головы, бесстрашный взгляд... Да, этот юноша определенно был сильной личностью, он вполне мог сдвинуть с места звезды, если ему заблагорассудится.
«Но где же я мог его видеть?» — снова и снова спрашивал себя Далчейз. Каталист злился оттого, что знает это подсознательно, но никак не может догадаться, что же именно он знает. «Я уже видел этот царственный наклон головы, эти великолепные блестящие волосы, этот величественный взгляд... Но где?»
— Молодого человека зовут Джорам.
Когда прозвучало имя юноши, внимание Далчейза снова обратилось на епископа. «Нет, это имя ничего для меня не значит, — разочарованно подумал он. — И все же я знаю...»
— Он обвиняется во многих преступлениях, не последним из которых является угроза безопасности королевства. Именно поэтому судить его будем мы. Возможно, вы недоумеваете, дьякон Далчейз, — почему нас здесь только трое? — В голосе епископа Ванье зазвучали мрачные нотки. — Полагаю, вы поймете это, когда я изложу ужасные и потрясающие подробности преступлений этого молодого человека.
— Джорам! — сказал епископ резким, холодным голосом, очевидно, рассчитывая таким образом привлечь внимание подсудимого к себе.
Но юноша обратил на него не больше внимания, чем на говорящего попугая. Джорам пристально смотрел на Сарьона. Каталист сидел, сложив руки на коленях и понурив голову. Далчейз подумал, что из них двоих подсудимым почему-то кажется не юноша, а каталист.
— Джорам, сын Анджи! — снова заговорил епископ, на этот раз с заметным раздражением. Колдун произнес слово — и огненные кольца теснее сомкнулись вокруг молодого человека. Почувствовав их жар, подсудимый неохотно перевел мрачный взгляд на епископа. — Ты обвиняешься в преступном сокрытии того, что ты — Мертвый. Что ты можешь сказать в свое оправдание?
Джорам — очевидно, молодого человека действительно так звали — отказался отвечать, только надменно вздернул подбородок. Это движение показалось Далчейзу до боли знакомым — но он по-прежнему не мог догадаться, почему этот юноша кажется таким знакомым. Далчейз определенно знал его! Но не узнавал. Далчейз был раздосадован точно так же, как от зуда между лопатками, куда невозможно дотянуться, чтобы как следует почесать.
Дуук-тсарит произнес еще одно слово. Огненные кольца вспыхнули, раздалось ужасное шипение, снова запахло опаленной плотью. Подсудимый сдавленно ахнул от боли.
— Признаю, что виновен, — сказал Джорам, но он сказал это с достоинством, громко и внятно. — Я родился Мертвым. Такова была воля Олмина — как сказал мне тот, кого я уважал и почитал.
Юноша снова посмотрел на Сарьона. Сарьон был так подавлен словами подсудимого, что, казалось, никогда уже не оправится от такого потрясения.
— Джорам, сын Анджи, ты обвиняешься в убийстве надсмотрщика в деревне Уолрен. Ты обвиняешься в убийстве колдуна Дуук-тсарит, — безжалостно продолжал Ванье. — Что ты можешь сказать в свое оправдание?
— Виновен, — снова сказал Джорам, на этот раз уже не так гордо. Мрачное лицо стало непроницаемым. — Они заслужили смерть, — негромко пробормотал он. — Один из них убил мою мать. Второй был злодеем.
— Твоя мать напала на надсмотрщика. А злодей, как ты его назвал, действовал в интересах королевства, — холодно заметил епископ Ванье.
Молодой человек не ответил, только посмотрел на епископа, сурово и надменно.
— Это тяжкие обвинения, Джорам. Олмин запрещает отнимать жизнь, каковы бы ни были обстоятельства. За одно только это ты заслуживаешь изгнания за Грань...
Наконец что-то дрогнуло в Сарьоне, и он пробудился от ступора, в который его повергло отчаяние. Каталист поднял голову и быстро посмотрел на епископа Ванье. Далчейз заметил, как вспыхнули глаза каталиста, — во взгляде загнанного животного промелькнул гнев, смешанный со страхом. Епископ же как будто не заметил, что Сарьон на него смотрит.
— Но эти преступления меркнут перед преступлением против королевства, за которое ты будешь осужден...
«Так вот почему нас здесь только трое, — понял наконец Далчейз. — Государственные тайны и все такое... И конечно, понятно, почему меня сделали кардиналом — чтобы заткнуть мне рот».
— Джорам, сын Анджи, ты обвиняешься в причастности к чародеям Темных искусств. Ты обвиняешься в том, что читал запрещенные книги...
Далчейз заметил, что черные глаза юноши снова обратились на Сарьона. Но на этот раз по взгляду Джорама было заметно, как он потрясен. А Сарьона снова оставило всякое присутствие духа, он виновато съежился и поник. Далчейз видел, как опустились широкие плечи юноши. Джорам вздохнул. Вздох был едва слышным, но в нем звучала такая невыносимая боль, что даже у циничного Далчейза дрогнуло сердце. Джорам отвернулся от Сарьона, опустил гордую голову. Черные волосы упали ему на лицо — юноше как будто хотелось навсегда укрыться за этой темной завесой.
— Джорам! Прости меня! — выкрикнул Сарьон и с мольбой протянул руки к подсудимому. — Я должен был им рассказать! Если бы ты только знал...
— Дьякон Сарьон! Вы забываетесь! — одернул его епископ Ванье резким, пронзительным голосом.
— Прошу прощения, ваше святейшество, — пробормотал Сарьон и съежился в своем кресле. — Это больше не повторится.
— Джорам, сын Анджи, — продолжал епископ, подавшись вперед. Он тяжело дышал, пухлые пальцы нервно теребили подлокотники кресла. — Ты обвиняешься в ужасном преступлении — ты вернул темный камень, проклятое творение сатаны, давным-давно исторгнутое из этого мира. Ты выковал оружие из этой демонической руды! Джорам, сын Анджи, что ты скажешь в свое оправдание?
Наступила тишина — не совсем бесшумная, но все же тишина. Тяжелое дыхание Ванье, судорожные вздохи Сарьона, шипение пылающих огненных колец — все это нарушало тишину, но не могло ее развеять. Далчейз знал, что молодой человек не станет отвечать. Он увидел, что огненные кольца сжимаются все теснее, и быстро отвел взгляд. Джорам скорее позволит прожечь себя насквозь, чем проронит хоть слово. Сарьон тоже понял это, вскочил на ноги и закричал. Дуук-тсарит в нерешительности посмотрел на Ванье, ожидая дальнейших указаний, — он не знал, насколько далеко следует заходить с применением огненных колец.
Епископ смотрел на Джорама с холодной яростью. Он уже открыл рот, но молчание нарушил совсем другой голос — голос, который разлился по напряженной тишине, словно масло по бурным волнам.
— Ваше святейшество, — сказал голос из темноты, — я не стал бы винить молодого человека за то, что он отказывается отвечать. В конце концов, вы ведь обращаетесь к нему, используя не настоящее его имя. «Джорам, сын Анджи». Ха! Кто это такой? Какой-то крестьянин? Вы должны назвать его настоящим именем, епископ Ванье, — и тогда он, может быть, соизволит ответить на ваши обвинения.
Этот голос потряс епископа Ванье сильнее, чем удар молнии с ясного неба. Хотя Далчейзу не было видно лица Ванье из-за яркого света, сияющего позади епископского трона, зато он видел, что голова под тяжелой митрой залилась потом, и слышал, как заклокотало сбивчивое дыхание в легких епископа. Пухлые руки Ванье вдруг обмякли, беспокойные пальцы мелко задрожали, а потом поджались к ладоням, словно лапки испуганного паука.
— Называйте его настоящим именем, — продолжал спокойный, ровный голос. — Джорам, сын Эвеньи, императрицы Мерилона. Или, может быть, вернее будет сказать — покойной императрицы Мерилона...
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
«Еще немного, — подумал Далчейз, — и я скажу что-нибудь такое, о чем буду жалеть. Я себя знаю. Что случилось с Сарьоном? Он словно вырвался из лап демонов! Я...»
— Дьякон Далчейз, — неожиданно промолвил епископ Ванье голосом, который сразу же заставил дьякона насторожиться.
— Ваше святейшество, — поспешно вскинулся Далчейз.
— Недавно освободилось место домашнего мастера в королевском дворце Зит-Эля, — сказал епископ. — Думаю, это было бы вам интересно, не так ли, сын мой?
Сын мой, как же! Далчейз фыркнул про себя, оглядывая Ванье. Конечно, он был достаточно стар, чтобы усыновить дьякона, но едва ли эти жирные чресла породили хоть одно живое существо. И тут до его сознания наконец дошли слова епископа. Он уставился на Ванье, неудержимо моргая от слепящего света.
— Но... домашний мастер, — проблеял дьякон. — Это... это же кардинальское место, ваше святейшество. Вы же не можете...
— Могу, еще как могу! — заверил его Ванье, взмахнув пухлой рукой. — Олмин надоумил меня. Вы служили ему многие годы верой и правдой, сын мой. И теперь, на склоне ваших лет, будет справедливо, если вы получите это назначение как награду. Бумаги уже составлены, и как только мы решим сегодняшнюю проблему, вы их подпишете и отправитесь во дворец. Зит-Эль — чудесный город, — продолжал вкрадчивую речь Ванье. Он так и не взглянул на Сарьона, который просто пожирал его глазами, и обращался к Далчейзу, словно они были в зале одни. — Настоящий зверинец. У них даже есть несколько кентавров... гм... под охраной, конечно.
Домашний мастер! Кардинальское место! И это предлагается человеку, которому постоянно намекают, что если бы не высочайшее заступничество, его давным-давно вытолкали бы в шею служить каталистом в каком-нибудь селе, где всех дел — выращивать горох. Запахло жареным. С самого начала Далчейз подозревал какую-то западню, а теперь и вовсе уверился, что дело нечисто. «Когда мы решим сегодняшнюю проблему, — сказал Ванье, — то подпишем бумаги». Далчейз посмотрел на Сарьона, пытаясь найти какую-нибудь подсказку в его глазах. Но каталист уже опустил голову и уставился на собственные башмаки. Правда, выражение его лица стало еще более обреченным, чем прежде.
— Я... я не знаю, ваше святейшество, — проблеял Далчейз, надеясь выгадать время, чтобы понять, за что его покупают. — Это так неожиданно, а я ведь даже еще как следует не проснулся...
— Да, мне очень жаль, но это неотложное дело. Отдохнете как следует уже во дворце. С другой стороны, вам не обязательно принимать решение прямо сейчас. Можно подождать, пока наше собрание не закончится... — Ванье сделал паузу и повернул толстое лицо таким образом, чтобы Далчейз не мог рассмотреть его выражения. — Не закончится удовлетворительно. Именем Олмина.
Далчейз усмехнулся, когда Ванье демонстративно возвел очи к небу. Итак, епископ полностью уверен, что старого дьякона можно купить с потрохами. Ну, в принципе можно. Каждый имеет свою цену. Далчейз бросил взгляд на потерянного Сарьона. Гм, если, конечно, не просить слишком много.
Решив, что в этом вопросе разногласий не предвидится, Ванье махнул рукой.
— Приведите пленника!
Темнота пришла в движение.
— И сейчас настало время объяснить, почему мы вытащили вас из теплой постели, кардинал... в смысле... дьякон Далчейз.
И епископ сложил руки на объемном животе. Возможно, это был обычный, ничего не значащий жест, но Далчейз заметил, что стиснутые пальцы епископа побелели, словно он с трудом сохранял спокойствие. Дьякон перевел встревоженный взгляд с Ванье на Сарьона. При слове «пленник» каталист втянул голову в плечи и окончательно оцепенел, превратившись в живое изваяние на своем каменном стуле. Он казался таким больным, что дьякон собрался было прервать представление и потребовать вызвать друида, как вдруг по залу разлился яркий свет.
Перед епископом Ванье возникли три шипящих огненных кольца. Рядом возник молодой Дуук-тсарит, а мгновение спустя внутри колец появился юноша. Кольца огня охватывали его руки и ноги так плотно, что едва не касались его тела. Со своего стула Далчейз ощутил жар, который исходил от них. Он даже поморщился, представив, что случится, если юноша попытается вырваться из магических оков. Но, судя по всему, пленник не собирался вырываться. Он покорно стоял на месте, опустив голову. Длинные черные кудри разметались по плечам и почти полностью скрывали его лицо. Юноше было около восемнадцати лет, как решил Далчейз, оглядывая молодое мускулистое тело с завистью и сожалением. «Итак, мы собрались здесь, чтобы осудить этого молодого человека. Но почему? Почему с ним не могут разобраться сами Дуук-тсарит? Может, он — провинившийся каталист? Нет, невозможно. Ни у какого каталиста не может быть таких мускулов. И почему здесь только мы трое? И почему — трое?»
— Вы, наверное, теряетесь в догадках, дьякон Далчейз, по поводу того, что происходит, — сказал епископ Ванье. — Примите наши извинения. Боюсь, только вы один еще ничего не знаете. Дьякон Сарьон...
Услышав это имя, молодой человек вскинул голову. Отбросив назад спутанные черные волосы, он прищурился и, когда глаза привыкли к яркому свету, огляделся по сторонам.
— Отец! — хрипло воскликнул юноша.
Позабыв об огненных оковах, он быстро шагнул вперед. Раздалось шипение, по комнате поплыл запах обгоревшей плоти. Юноша шумно втянул воздух сквозь сжатые зубы, но не вскрикнул от боли.
Далчейза удивило, что пленник знает Сарьона, но еще больше его удивила реакция самого Сарьона. Каталист отвел взгляд и непроизвольно вскинул руку — не так, как будто хотел защититься от нападения, а как будто считал себя недостойным прикосновения.
— Дьякон Сарьон знает, что происходит, и вам я тоже сейчас все объясню, брат Далчейз, — невозмутимо продолжал епископ Ванье. — Как известно, законы Тимхаллана требуют, чтобы все преступления, которые касаются каталистов или угрозы королевству, разбирал суд каталистов. Всеми прочими преступлениями занимаются Дуук-тсарит.
Далчейз почти не слушал Ванье. Он знал законы и уже догадался, что речь наверняка идет об угрозе государству. Правда, Далчейз не понимал, каким образом этот молодой человек может угрожать королевству. Каталист внимательно присмотрелся к пленнику. И когда рассмотрел его как следует, то поверил — да, этот юноша действительно может представлять угрозу.
Мрачные черные глаза юноши, который смотрел на Сарьона, буквально пылали от внутреннего жара. Эти глаза показались Далчейзу знакомыми. Где же он мог их видеть? Широкие, густые черные брови, сошедшиеся в одну линию над переносицей, свидетельствовали о необузданной, порывистой натуре. Упрямый подбородок, решительное, волевое лицо, роскошные черные волосы, рассыпавшиеся по плечам крупными локонами, гордая посадка головы, бесстрашный взгляд... Да, этот юноша определенно был сильной личностью, он вполне мог сдвинуть с места звезды, если ему заблагорассудится.
«Но где же я мог его видеть?» — снова и снова спрашивал себя Далчейз. Каталист злился оттого, что знает это подсознательно, но никак не может догадаться, что же именно он знает. «Я уже видел этот царственный наклон головы, эти великолепные блестящие волосы, этот величественный взгляд... Но где?»
— Молодого человека зовут Джорам.
Когда прозвучало имя юноши, внимание Далчейза снова обратилось на епископа. «Нет, это имя ничего для меня не значит, — разочарованно подумал он. — И все же я знаю...»
— Он обвиняется во многих преступлениях, не последним из которых является угроза безопасности королевства. Именно поэтому судить его будем мы. Возможно, вы недоумеваете, дьякон Далчейз, — почему нас здесь только трое? — В голосе епископа Ванье зазвучали мрачные нотки. — Полагаю, вы поймете это, когда я изложу ужасные и потрясающие подробности преступлений этого молодого человека.
— Джорам! — сказал епископ резким, холодным голосом, очевидно, рассчитывая таким образом привлечь внимание подсудимого к себе.
Но юноша обратил на него не больше внимания, чем на говорящего попугая. Джорам пристально смотрел на Сарьона. Каталист сидел, сложив руки на коленях и понурив голову. Далчейз подумал, что из них двоих подсудимым почему-то кажется не юноша, а каталист.
— Джорам, сын Анджи! — снова заговорил епископ, на этот раз с заметным раздражением. Колдун произнес слово — и огненные кольца теснее сомкнулись вокруг молодого человека. Почувствовав их жар, подсудимый неохотно перевел мрачный взгляд на епископа. — Ты обвиняешься в преступном сокрытии того, что ты — Мертвый. Что ты можешь сказать в свое оправдание?
Джорам — очевидно, молодого человека действительно так звали — отказался отвечать, только надменно вздернул подбородок. Это движение показалось Далчейзу до боли знакомым — но он по-прежнему не мог догадаться, почему этот юноша кажется таким знакомым. Далчейз определенно знал его! Но не узнавал. Далчейз был раздосадован точно так же, как от зуда между лопатками, куда невозможно дотянуться, чтобы как следует почесать.
Дуук-тсарит произнес еще одно слово. Огненные кольца вспыхнули, раздалось ужасное шипение, снова запахло опаленной плотью. Подсудимый сдавленно ахнул от боли.
— Признаю, что виновен, — сказал Джорам, но он сказал это с достоинством, громко и внятно. — Я родился Мертвым. Такова была воля Олмина — как сказал мне тот, кого я уважал и почитал.
Юноша снова посмотрел на Сарьона. Сарьон был так подавлен словами подсудимого, что, казалось, никогда уже не оправится от такого потрясения.
— Джорам, сын Анджи, ты обвиняешься в убийстве надсмотрщика в деревне Уолрен. Ты обвиняешься в убийстве колдуна Дуук-тсарит, — безжалостно продолжал Ванье. — Что ты можешь сказать в свое оправдание?
— Виновен, — снова сказал Джорам, на этот раз уже не так гордо. Мрачное лицо стало непроницаемым. — Они заслужили смерть, — негромко пробормотал он. — Один из них убил мою мать. Второй был злодеем.
— Твоя мать напала на надсмотрщика. А злодей, как ты его назвал, действовал в интересах королевства, — холодно заметил епископ Ванье.
Молодой человек не ответил, только посмотрел на епископа, сурово и надменно.
— Это тяжкие обвинения, Джорам. Олмин запрещает отнимать жизнь, каковы бы ни были обстоятельства. За одно только это ты заслуживаешь изгнания за Грань...
Наконец что-то дрогнуло в Сарьоне, и он пробудился от ступора, в который его повергло отчаяние. Каталист поднял голову и быстро посмотрел на епископа Ванье. Далчейз заметил, как вспыхнули глаза каталиста, — во взгляде загнанного животного промелькнул гнев, смешанный со страхом. Епископ же как будто не заметил, что Сарьон на него смотрит.
— Но эти преступления меркнут перед преступлением против королевства, за которое ты будешь осужден...
«Так вот почему нас здесь только трое, — понял наконец Далчейз. — Государственные тайны и все такое... И конечно, понятно, почему меня сделали кардиналом — чтобы заткнуть мне рот».
— Джорам, сын Анджи, ты обвиняешься в причастности к чародеям Темных искусств. Ты обвиняешься в том, что читал запрещенные книги...
Далчейз заметил, что черные глаза юноши снова обратились на Сарьона. Но на этот раз по взгляду Джорама было заметно, как он потрясен. А Сарьона снова оставило всякое присутствие духа, он виновато съежился и поник. Далчейз видел, как опустились широкие плечи юноши. Джорам вздохнул. Вздох был едва слышным, но в нем звучала такая невыносимая боль, что даже у циничного Далчейза дрогнуло сердце. Джорам отвернулся от Сарьона, опустил гордую голову. Черные волосы упали ему на лицо — юноше как будто хотелось навсегда укрыться за этой темной завесой.
— Джорам! Прости меня! — выкрикнул Сарьон и с мольбой протянул руки к подсудимому. — Я должен был им рассказать! Если бы ты только знал...
— Дьякон Сарьон! Вы забываетесь! — одернул его епископ Ванье резким, пронзительным голосом.
— Прошу прощения, ваше святейшество, — пробормотал Сарьон и съежился в своем кресле. — Это больше не повторится.
— Джорам, сын Анджи, — продолжал епископ, подавшись вперед. Он тяжело дышал, пухлые пальцы нервно теребили подлокотники кресла. — Ты обвиняешься в ужасном преступлении — ты вернул темный камень, проклятое творение сатаны, давным-давно исторгнутое из этого мира. Ты выковал оружие из этой демонической руды! Джорам, сын Анджи, что ты скажешь в свое оправдание?
Наступила тишина — не совсем бесшумная, но все же тишина. Тяжелое дыхание Ванье, судорожные вздохи Сарьона, шипение пылающих огненных колец — все это нарушало тишину, но не могло ее развеять. Далчейз знал, что молодой человек не станет отвечать. Он увидел, что огненные кольца сжимаются все теснее, и быстро отвел взгляд. Джорам скорее позволит прожечь себя насквозь, чем проронит хоть слово. Сарьон тоже понял это, вскочил на ноги и закричал. Дуук-тсарит в нерешительности посмотрел на Ванье, ожидая дальнейших указаний, — он не знал, насколько далеко следует заходить с применением огненных колец.
Епископ смотрел на Джорама с холодной яростью. Он уже открыл рот, но молчание нарушил совсем другой голос — голос, который разлился по напряженной тишине, словно масло по бурным волнам.
— Ваше святейшество, — сказал голос из темноты, — я не стал бы винить молодого человека за то, что он отказывается отвечать. В конце концов, вы ведь обращаетесь к нему, используя не настоящее его имя. «Джорам, сын Анджи». Ха! Кто это такой? Какой-то крестьянин? Вы должны назвать его настоящим именем, епископ Ванье, — и тогда он, может быть, соизволит ответить на ваши обвинения.
Этот голос потряс епископа Ванье сильнее, чем удар молнии с ясного неба. Хотя Далчейзу не было видно лица Ванье из-за яркого света, сияющего позади епископского трона, зато он видел, что голова под тяжелой митрой залилась потом, и слышал, как заклокотало сбивчивое дыхание в легких епископа. Пухлые руки Ванье вдруг обмякли, беспокойные пальцы мелко задрожали, а потом поджались к ладоням, словно лапки испуганного паука.
— Называйте его настоящим именем, — продолжал спокойный, ровный голос. — Джорам, сын Эвеньи, императрицы Мерилона. Или, может быть, вернее будет сказать — покойной императрицы Мерилона...
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ПРИНЦ МЕРИЛОНА
— Племянник, — произнес принц Ксавьер.
Он чуть кивнул красным капюшоном Джораму, шествуя мимо пленника, и остановился у подножия епископского трона. Теперь зал был полностью освещен. По приказу могущественных чародеев ввысь вознеслись шары света, источающие на собравшихся теплое золотистое сияние. Епископ Ванье не мог больше прятаться в тени. Все увидели его лицо и узнали правду. Далчейз схватился за сердце и подумал, что еще одного подобного удара не переживет. И пожалуй, мало кто пережил бы. Епископ Ванье попытался было оправдываться, но слова замерли на его устах под пронзительным взглядом Дкарн-дуук. В отличие от несчастного Сарьона, который настолько ушел в себя, что не разглядишь невооруженным взглядом, епископ начал пухнуть и раздуваться. По белой коже пошли алые пятна, со лба покатился пот. Он рухнул в кресло, загнанно дыша. Раздувшийся живот поднимался и опадал в такт дыханию, руки судорожно мяли красные одежды. Он буравил взглядом чародея, не издав ни единого звука. Принц Ксавьер в упор смотрел на Ванье, скрестив на груди руки, спокойный и уверенный в себе. Но между ними шла безмолвная битва. Воздух трещал и искрился от беззвучных заклятий нападения и защиты; каждый пытался понять, где предел знаний врага и как это можно использовать.
Стоя внутри магических кругов, Джорам — награда победителю в этом сражении — был так растерян и смущен, что Далчейз с трудом удержался от смеха, глядя на него. Как ни старался старый дьякон, но смешок все-таки сорвался с его губ. Понимая, что это больше похоже на истерику, Далчейз притворно закашлялся. Один из молодых Дуук-тсарит, конвоировавших пленника, пристально поглядел на него.
Теперь-то Далчейз понял, где он видел эти глаза, гордую посадку головы, повелительный взгляд. Мальчик был как две капли воды похож на мать. Джорам увидел истину в лице Ванье, как и все, кто находился в Зале, но, словно ища подтверждения, он медленно перевел взгляд на каталиста. Сарьон сидел, скорчившись на стуле и закрыв лицо руками. С той минуты, как здесь неожиданно появился Дкарн-дуук, он не поднимал головы. Ощутив, что юноша думает о нем, Сарьон обратил к нему несчастное лицо и посмотрел прямо в темные глаза, где застыл немой вопрос.
— Это правда, Джорам, — тихо, словно в зале больше никого не было, промолвил каталист. — Я знал это... давно. Так давно!
Он запнулся и потряс головой. Его руки дрожали.
— Я ничего не понимаю, — прохрипел Джорам. — Почему? Почему ты ничего мне не сказал? Во имя Олмина! — И с горечью добавил: — Я же верил тебе!
Сарьон застонал, раскачиваясь вперед-назад на холодном каменном стуле.
— Я хотел как лучше, Джорам! Ты должен мне поверить! Я... я ошибся, — заикаясь, пробормотал каталист и посмотрел на епископа. — Но я хотел как лучше. Ты просто не понимаешь, — продолжал он, и безумие в его голосе стало заметней. — Это еще не все...
— Конечно не все, племянник, — внезапно подал голос принц Ксавьер, обернувшись так порывисто, что красные одежды взвихрились вокруг него, словно языки живого пламени. Откинув капюшон тонкой рукой, чародей с интересом, изучающе посмотрел на Джорама. — Тебе посчастливилось принадлежать к нашей ветви семьи — твоей матери и моей. Именно поэтому тебя постигло такое несчастье. Если бы слабая кровь этого дурака — твоего батюшки — текла в твоих жилах, ты бы до сих пор прозябал в деревне и выращивал морковку.
Дкарн-дуук взмахнул рукой, и пламя, опоясывавшее Джорама, исчезло. Обессиленный и потрясенный, Джорам покачнулся и едва не упал. Но сумел удержать равновесие и устоять. «Он держится на одной гордости», — с восхищением понял Далчейз. Такое же восхищение отразилось на лице принца Ксавьера, который перевел взгляд на епископа Ванье.
— Юноша устал. Я полагаю, он сидел в тюрьме со вчерашнего вечера, когда его поймали?
Епископ кивнул, но ничего не сказал.
— Ты что-нибудь ел? Пил? — повернулся Дкарн-дуук к Джораму.
— Мне ничего не нужно, — ответил тот.
Принц Ксавьер улыбнулся.
— Конечно нет. Но тебе лучше присесть. Мы побудем здесь еще немного. — И снова обратил свой взгляд на Ванье. — Пока нам будут давать объяснения.
Епископ уже сидел прямо, на его щеки постепенно возвращался румянец.
— Я хочу знать, как ты докопался до этого! — сдавленно крикнул он, до белых костяшек сжимая подлокотники кресла. — Я хочу знать, что тебе известно!
— Наберитесь терпения, — ответил Дкарн-дуук.
Взмахнув рукой, он заставил подлететь поближе еще два каменных стула и, указав на них, пригласил Джорама сесть. Юноша с подозрением оглядел стул, потом, с таким же подозрением, своего дядю. Принц Ксавьер ответил на его взгляд легкой улыбкой — не оправдываясь и не возмущаясь. Он снова махнул рукой, и Джорам рухнул на стул, словно его тело наконец устало подчиняться хозяину и приняло самостоятельное решение. Дкарн-дуук чуть приподнялся в воздухе и присел рядом с юношей, на соседний стул. Хотя он и принял сидячее положение, но, судя по позе, принц слегка парил над каменным сиденьем. Далчейз так и не понял почему — то ли чародей полагал, что так удобней, то ли щеголял магической силой. Но старый дьякон точно знал одно: с него довольно. Захрустев суставами, Далчейз встал и, приложив руки к груди, повернулся к епископу.
— Ваше святейшество, — промолвил каталист и, не без удовольствия, отметил, что принц Ксавьер настороженно вслушивается в его слова. — Я старый человек. Я прожил шестьдесят лет, находя успокоение в том, что многие могли бы назвать скучной жизнью — в наблюдении за бессчетными глупостями людскими. Язык мой — враг мой. Я открыто признаю это. Повидал я глупостей достаточно и не всегда мог удержать язык за зубами. Но я всегда оставался дьяконом и хотел бы дьяконом и умереть. Вот только мне не хотелось бы умирать дьяконом слишком скоро. Надеюсь, вы понимаете, о чем я.
Дкарн-дуук, судя по выражению его лица, откровенно забавлялся ситуацией — он следил за Далчейзом краем глаза, и с его тонких губ не сходила легкая усмешка. Епископ Ванье сердито глядел на дьякона. Но Далчейз прекрасно понимал, что у его начальника такие неприятности, которые ему самому и не снились, потому смело продолжил:
— Я часто вижу кошмары по ночам, ваше святейшество. Но, такова моя природа, к утру полностью забываю о них. Один из таких страшных снов я наблюдаю сейчас, ваша святость. Это не очень приятный сон, и он грозит перейти в кошмар. — Тут дьякон снова прижал руку к груди и низко поклонился. — Если вы позволите, я бы предпочел вернуться в свою постель и проснуться до того, как все станет хуже некуда. Уверяю вас, к утру весь этот сон полностью выветрится из моей старой головы. Вы — плоды моего воображения, и, раз так, я желаю вам спокойной ночи.
Он поклонился епископу.
— Ваше преосвященство!
Потом отвесил поклон Дкарн-дуук.
— Ваше высочество.
После чего низко склонился перед Джорамом, по лицу которого скользнула тень улыбки — губы остались неподвижными, только потеплели темные глаза.
— Ваше королевское высочество.
Далчейза трясло. «Да, — сказал он самому себе, — нужно уходить». Он повернулся и шагнул к ступеням, ведущим в коридор. Эта крутая лестница выведет его из зала и приведет в родную уютную келью. Но его остановил холодный голос принца Ксавьера:
— Вы мне нравитесь, дьякон. Очень нравитесь. Но, боюсь, уже слишком поздно прерывать этот сон. К тому же вы сейчас находитесь под следствием. И вас ждет приговор. И... — Даже не оглядываясь, Далчейз понял, что чародей сейчас смотрит на епископа. — И мне нужен свидетель. Поэтому проснитесь, пожалуйста, и присоединитесь к нашему обществу.
Далчейз предпринял еще одну, последнюю попытку сбежать. Он повернулся и открыл было рот, но увидел, как недобро сузились глаза колдуна.
— Да, милорд, — вяло согласился дьякон и обреченно плюхнулся обратно на свой стул.
— Итак, с чего начнем? — вопросил принц Ксавьер, складывая пальцы домиком и легонько касаясь ими тонких губ. — Нам нужно выяснить несколько вопросов. Вы, ваша святость, — обратился он к епископу с нескрываемой иронией, — дознавались, как много мне известно и откуда я это узнал. Ты, племянник, — чародей кивнул Джораму, тоже насмешливо, — задал простой вопрос: «Как?» Видимо, ты имел в виду: как ты оказался здесь, если весь мир да и все внутри тебя свидетельствует о смерти. Я, конечно, уважаю вас, ваше святейшество, — снова усмехнулся Дкарн-дуук, и епископ закусил губу. Он дрожал от гнева, но не осмеливался его проявить. — Но сперва отвечу на вопрос моего племянника. В конце концов, он — главный наследник короны.
Принц Ксавьер поклонился Джораму, с почтением опустив глаза. Когда он поднял голову, то увидел, что юноша смотрит на него мрачно и недоверчиво.
— Нет, — сказал чародей, — я не издеваюсь, молодой человек. Отнюдь, я серьезен, я убийственно серьезен.
Он больше не улыбался.
— Видишь ли, Джорам, право наследование на трон Мерилона переходит и по линии императрицы. Увы, твоя мать оставила нас и ушла в пределы смерти. — Последнее слово Дкарн-дуук произнес с особым ударением, отчего все в зале непроизвольно поежились. — Эта трагедия скоро станет достоянием общественности. — Он бросил взгляд на Ванье, который не двигался с места, задыхаясь от бессильного гнева. — Ты, Джорам, наш новый император, император Мерилона. — Принц Ксавьер вздохнул и улыбнулся. — Наслаждайся своим положением, пока есть время. А времени у тебя немного. Видишь ли, как брат покойной императрицы, я — следующий после тебя наследник трона.
Лицо Джорама разгладилось, а взгляд прояснился. «Он понял», — подумал Далчейз. Дьякон облокотился о спинку стула и в отчаянии уткнулся лбом в ладонь. Это же убийство, во имя Олмина... Сдавленный стон, вырвавшийся из груди Сарьона, подтвердил, что он тоже все понял.
— Нет, — жалобно начал он, — вы не посмеете... вы не...
— Заткнись! — оборвал его принц Ксавьер. — Старая марионетка, ты уже не нужен. Ты играл свою роль из рук вон плохо, хотя, надо отдать должное, это не твоя вина. Тот, кто дергал тебя за ниточки, плохо прописал твою роль. Что касается тебя, племянник, отвечу на твой вопрос. Во-первых, чтобы удовлетворить твое любопытство, а во-вторых, чтобы помочь твоим судьям вынести приговор.
Он чуть кивнул красным капюшоном Джораму, шествуя мимо пленника, и остановился у подножия епископского трона. Теперь зал был полностью освещен. По приказу могущественных чародеев ввысь вознеслись шары света, источающие на собравшихся теплое золотистое сияние. Епископ Ванье не мог больше прятаться в тени. Все увидели его лицо и узнали правду. Далчейз схватился за сердце и подумал, что еще одного подобного удара не переживет. И пожалуй, мало кто пережил бы. Епископ Ванье попытался было оправдываться, но слова замерли на его устах под пронзительным взглядом Дкарн-дуук. В отличие от несчастного Сарьона, который настолько ушел в себя, что не разглядишь невооруженным взглядом, епископ начал пухнуть и раздуваться. По белой коже пошли алые пятна, со лба покатился пот. Он рухнул в кресло, загнанно дыша. Раздувшийся живот поднимался и опадал в такт дыханию, руки судорожно мяли красные одежды. Он буравил взглядом чародея, не издав ни единого звука. Принц Ксавьер в упор смотрел на Ванье, скрестив на груди руки, спокойный и уверенный в себе. Но между ними шла безмолвная битва. Воздух трещал и искрился от беззвучных заклятий нападения и защиты; каждый пытался понять, где предел знаний врага и как это можно использовать.
Стоя внутри магических кругов, Джорам — награда победителю в этом сражении — был так растерян и смущен, что Далчейз с трудом удержался от смеха, глядя на него. Как ни старался старый дьякон, но смешок все-таки сорвался с его губ. Понимая, что это больше похоже на истерику, Далчейз притворно закашлялся. Один из молодых Дуук-тсарит, конвоировавших пленника, пристально поглядел на него.
Теперь-то Далчейз понял, где он видел эти глаза, гордую посадку головы, повелительный взгляд. Мальчик был как две капли воды похож на мать. Джорам увидел истину в лице Ванье, как и все, кто находился в Зале, но, словно ища подтверждения, он медленно перевел взгляд на каталиста. Сарьон сидел, скорчившись на стуле и закрыв лицо руками. С той минуты, как здесь неожиданно появился Дкарн-дуук, он не поднимал головы. Ощутив, что юноша думает о нем, Сарьон обратил к нему несчастное лицо и посмотрел прямо в темные глаза, где застыл немой вопрос.
— Это правда, Джорам, — тихо, словно в зале больше никого не было, промолвил каталист. — Я знал это... давно. Так давно!
Он запнулся и потряс головой. Его руки дрожали.
— Я ничего не понимаю, — прохрипел Джорам. — Почему? Почему ты ничего мне не сказал? Во имя Олмина! — И с горечью добавил: — Я же верил тебе!
Сарьон застонал, раскачиваясь вперед-назад на холодном каменном стуле.
— Я хотел как лучше, Джорам! Ты должен мне поверить! Я... я ошибся, — заикаясь, пробормотал каталист и посмотрел на епископа. — Но я хотел как лучше. Ты просто не понимаешь, — продолжал он, и безумие в его голосе стало заметней. — Это еще не все...
— Конечно не все, племянник, — внезапно подал голос принц Ксавьер, обернувшись так порывисто, что красные одежды взвихрились вокруг него, словно языки живого пламени. Откинув капюшон тонкой рукой, чародей с интересом, изучающе посмотрел на Джорама. — Тебе посчастливилось принадлежать к нашей ветви семьи — твоей матери и моей. Именно поэтому тебя постигло такое несчастье. Если бы слабая кровь этого дурака — твоего батюшки — текла в твоих жилах, ты бы до сих пор прозябал в деревне и выращивал морковку.
Дкарн-дуук взмахнул рукой, и пламя, опоясывавшее Джорама, исчезло. Обессиленный и потрясенный, Джорам покачнулся и едва не упал. Но сумел удержать равновесие и устоять. «Он держится на одной гордости», — с восхищением понял Далчейз. Такое же восхищение отразилось на лице принца Ксавьера, который перевел взгляд на епископа Ванье.
— Юноша устал. Я полагаю, он сидел в тюрьме со вчерашнего вечера, когда его поймали?
Епископ кивнул, но ничего не сказал.
— Ты что-нибудь ел? Пил? — повернулся Дкарн-дуук к Джораму.
— Мне ничего не нужно, — ответил тот.
Принц Ксавьер улыбнулся.
— Конечно нет. Но тебе лучше присесть. Мы побудем здесь еще немного. — И снова обратил свой взгляд на Ванье. — Пока нам будут давать объяснения.
Епископ уже сидел прямо, на его щеки постепенно возвращался румянец.
— Я хочу знать, как ты докопался до этого! — сдавленно крикнул он, до белых костяшек сжимая подлокотники кресла. — Я хочу знать, что тебе известно!
— Наберитесь терпения, — ответил Дкарн-дуук.
Взмахнув рукой, он заставил подлететь поближе еще два каменных стула и, указав на них, пригласил Джорама сесть. Юноша с подозрением оглядел стул, потом, с таким же подозрением, своего дядю. Принц Ксавьер ответил на его взгляд легкой улыбкой — не оправдываясь и не возмущаясь. Он снова махнул рукой, и Джорам рухнул на стул, словно его тело наконец устало подчиняться хозяину и приняло самостоятельное решение. Дкарн-дуук чуть приподнялся в воздухе и присел рядом с юношей, на соседний стул. Хотя он и принял сидячее положение, но, судя по позе, принц слегка парил над каменным сиденьем. Далчейз так и не понял почему — то ли чародей полагал, что так удобней, то ли щеголял магической силой. Но старый дьякон точно знал одно: с него довольно. Захрустев суставами, Далчейз встал и, приложив руки к груди, повернулся к епископу.
— Ваше святейшество, — промолвил каталист и, не без удовольствия, отметил, что принц Ксавьер настороженно вслушивается в его слова. — Я старый человек. Я прожил шестьдесят лет, находя успокоение в том, что многие могли бы назвать скучной жизнью — в наблюдении за бессчетными глупостями людскими. Язык мой — враг мой. Я открыто признаю это. Повидал я глупостей достаточно и не всегда мог удержать язык за зубами. Но я всегда оставался дьяконом и хотел бы дьяконом и умереть. Вот только мне не хотелось бы умирать дьяконом слишком скоро. Надеюсь, вы понимаете, о чем я.
Дкарн-дуук, судя по выражению его лица, откровенно забавлялся ситуацией — он следил за Далчейзом краем глаза, и с его тонких губ не сходила легкая усмешка. Епископ Ванье сердито глядел на дьякона. Но Далчейз прекрасно понимал, что у его начальника такие неприятности, которые ему самому и не снились, потому смело продолжил:
— Я часто вижу кошмары по ночам, ваше святейшество. Но, такова моя природа, к утру полностью забываю о них. Один из таких страшных снов я наблюдаю сейчас, ваша святость. Это не очень приятный сон, и он грозит перейти в кошмар. — Тут дьякон снова прижал руку к груди и низко поклонился. — Если вы позволите, я бы предпочел вернуться в свою постель и проснуться до того, как все станет хуже некуда. Уверяю вас, к утру весь этот сон полностью выветрится из моей старой головы. Вы — плоды моего воображения, и, раз так, я желаю вам спокойной ночи.
Он поклонился епископу.
— Ваше преосвященство!
Потом отвесил поклон Дкарн-дуук.
— Ваше высочество.
После чего низко склонился перед Джорамом, по лицу которого скользнула тень улыбки — губы остались неподвижными, только потеплели темные глаза.
— Ваше королевское высочество.
Далчейза трясло. «Да, — сказал он самому себе, — нужно уходить». Он повернулся и шагнул к ступеням, ведущим в коридор. Эта крутая лестница выведет его из зала и приведет в родную уютную келью. Но его остановил холодный голос принца Ксавьера:
— Вы мне нравитесь, дьякон. Очень нравитесь. Но, боюсь, уже слишком поздно прерывать этот сон. К тому же вы сейчас находитесь под следствием. И вас ждет приговор. И... — Даже не оглядываясь, Далчейз понял, что чародей сейчас смотрит на епископа. — И мне нужен свидетель. Поэтому проснитесь, пожалуйста, и присоединитесь к нашему обществу.
Далчейз предпринял еще одну, последнюю попытку сбежать. Он повернулся и открыл было рот, но увидел, как недобро сузились глаза колдуна.
— Да, милорд, — вяло согласился дьякон и обреченно плюхнулся обратно на свой стул.
— Итак, с чего начнем? — вопросил принц Ксавьер, складывая пальцы домиком и легонько касаясь ими тонких губ. — Нам нужно выяснить несколько вопросов. Вы, ваша святость, — обратился он к епископу с нескрываемой иронией, — дознавались, как много мне известно и откуда я это узнал. Ты, племянник, — чародей кивнул Джораму, тоже насмешливо, — задал простой вопрос: «Как?» Видимо, ты имел в виду: как ты оказался здесь, если весь мир да и все внутри тебя свидетельствует о смерти. Я, конечно, уважаю вас, ваше святейшество, — снова усмехнулся Дкарн-дуук, и епископ закусил губу. Он дрожал от гнева, но не осмеливался его проявить. — Но сперва отвечу на вопрос моего племянника. В конце концов, он — главный наследник короны.
Принц Ксавьер поклонился Джораму, с почтением опустив глаза. Когда он поднял голову, то увидел, что юноша смотрит на него мрачно и недоверчиво.
— Нет, — сказал чародей, — я не издеваюсь, молодой человек. Отнюдь, я серьезен, я убийственно серьезен.
Он больше не улыбался.
— Видишь ли, Джорам, право наследование на трон Мерилона переходит и по линии императрицы. Увы, твоя мать оставила нас и ушла в пределы смерти. — Последнее слово Дкарн-дуук произнес с особым ударением, отчего все в зале непроизвольно поежились. — Эта трагедия скоро станет достоянием общественности. — Он бросил взгляд на Ванье, который не двигался с места, задыхаясь от бессильного гнева. — Ты, Джорам, наш новый император, император Мерилона. — Принц Ксавьер вздохнул и улыбнулся. — Наслаждайся своим положением, пока есть время. А времени у тебя немного. Видишь ли, как брат покойной императрицы, я — следующий после тебя наследник трона.
Лицо Джорама разгладилось, а взгляд прояснился. «Он понял», — подумал Далчейз. Дьякон облокотился о спинку стула и в отчаянии уткнулся лбом в ладонь. Это же убийство, во имя Олмина... Сдавленный стон, вырвавшийся из груди Сарьона, подтвердил, что он тоже все понял.
— Нет, — жалобно начал он, — вы не посмеете... вы не...
— Заткнись! — оборвал его принц Ксавьер. — Старая марионетка, ты уже не нужен. Ты играл свою роль из рук вон плохо, хотя, надо отдать должное, это не твоя вина. Тот, кто дергал тебя за ниточки, плохо прописал твою роль. Что касается тебя, племянник, отвечу на твой вопрос. Во-первых, чтобы удовлетворить твое любопытство, а во-вторых, чтобы помочь твоим судьям вынести приговор.