Уэйс Маргарет. Змеиный маг

   – Очень жаль, – сказала Ола. – Это все усложняет.
   – Усложняет! – от негодования Альфред позабыл о всех своих колебаниях. – Усложняет! И это все, что вы можете сказать?! – Он бешено размахивал руками, указывая на свиток, лежащий перед ним на столе. – Что вы наделали… Когда вы знали… Все эти записи споров в Совете. Уже одно то, что некоторые сартаны уверовали в высшую силу… Как вы могли… Ложь, все ложь!
   Почему Самах не сжег эти свитки, если не хотел, чтобы их содержимое стало известно?
   «Я полагаю, – писал Альфред в примечаниях к этому разделу, – что Самаху было присуще врожденное уважение к правде. Он пытался отрицать или замалчивать ее, но не докатился до того, чтобы ее уничтожать».
   Ужас, разрушения, смерть… Без всякой необходимости! И вы знали…
   – Нет, не знали! – крикнула Ола. Она шагнула вперед и встала перед Альфредом. Ее руки лежали на столе, на разделивших их свитках.
   – Мы не знали! Мы ничего не знали наверняка! А мощь патринов все возрастала. И что мы могли противопоставить этой мощи? Только смутные ощущения и ничего определенного.
   – Смутные ощущения! – повторил Альфред. – Смутные ощущения! Я знаю эти ощущения. Они называли это Чертогом Проклятых. Но я знаю, что на самом деле это Чертог Благословенных. Я понял, в чем смысл жизни. Мне дано было узнать, что я могу изменить мир к лучшему. Мне было сказано, что если я обрету веру, все будет хорошо. Я не хотел покидать это прекрасное.
   – Но ведь покинули же! – напомнила ему Ола. – Вы не могли там остаться, правильно? И что случилось на Абаррахе, когда вы ушли?
   Альфред встревоженно попятился. Он смотрел на свитки, но не видел их, и рассеянно мял края свитков.
   – Вы сомневаетесь, – сказала ему Ола. – Вы не верите в то, что увидели. Вы не доверяете собственным чувствам. Вы вернулись в темный, пугающий мир, и если вы действительно уловили отблеск величайшего блага, силы, более великой и удивительной, чем ваша собственная, тогда где же она? Вы даже спрашивали себя, не было ли это обманом…
   Альфреду вспомнился Джонатан, молодой дворянин, встреченный им на Абаррахе, и его гибель от рук некогда любившей его жены. Джонатан искренне веровал, и из-за этого принял ужасную смерть. А теперь, возможно, он стал одним из этих несчастных живых мертвецов, лазаров.
   Альфред тяжело опустился на свой стул. Пес, сочувствуя несчастью друга, тихо опустился рядом и прижался к ногам Альфреда. Альфред обхватил руками выдающую голову
   Нежная, прохладная рука легла ему на плечо. Ола опустилась рядом с Альфредом.
   – Я понимаю, что вы сейчас чувствуете. Действительно понимаю. Мы ведь чувствовали то же самое Самах, остальные члены Совета. Это было словно… Как Самах мог остановить это? Мы были похожи на людей, выпивших крепкого вина. Когда вино ударяет в голову, все вокруг кажется прекрасным и неразрешимых проблем не существует. Но когда трезвеешь, остается только тошнота, боль и ощущение, что все еще хуже, чем было до того.
   Альфред поднял голову и мрачно посмотрел на Олу.
   – А что, если это наша вина? А если вы и бывли на Абаррахе? Было ли то чудо на самом деле? Я никогда этого не узнаю. Я ушел оттуда. Ушел, потому что боялся.
   – Но ведь и мы боялись, – в порыве искренности Ола сжала руку Альфреда. – Тьма патринов была слишком настоящей, а этот неясный свет, который ощущали некоторые из нас, был всего лишь огоньком свечи, готовой погаснуть от малейшего дуновения. Как мы могли положиться на эту веру? Или мы чего-то не поняли?
   – Что такое вера? – тихо сказал Альфред, скорее себе, чем ей. – Веришь в нечто, чего не понимаешь. Да и как можем мы, жалкие смертные, понять этот всеобъемлющий, ужасающий и прекрасный разум?
   – Я не знаю, – растерянно прошептала Ола. – Я не знаю.
   Альфред схватил ее за руку.
   – Вот против чего вы боролись, Вы и остальные члены Совета! Вы и… и… – ему нелегко было произнести это слово, – и ваш муж.
   – Самах никогда не верил ни во что подобное. Он говорит, что это были фокусы, фокусы наших врагов. Альфред словно услышал слова Эпло как эхо только что прозвучавших слов: «Фокусы, сартан! Ты дурачишь меня…»
   – …против Разделения, – продолжала тем временем Ола. – Мы хотели подождать, прежде чем переходить к таким решительным действиям. Но Самах и другие боялись…
   – И на это было достаточно причин, как мне кажется, – раздался мрачный голос. – Когда я вернулся домой и обнаружил, что вас обоих там нет, я догадался, где я смогу вас найти.
   При звуках этого голоса Альфред задрожал. Ола побледнела и поспешно вскочила. Но, однако, она осталась стоять рядом с Альфредом, положив руку ему на плечо, словно желая защитить его. Собака, допустив подобную небрежность, теперь, по-видимому, решила загладить ее и с удвоенным рвением залаяла на Самаха.
   – Заставь эту тварь заткнуться, – произнес Самах, – или я прикончу ее.
   – Вы его не убьете, – ответил Альфред, вскидывая голову – Как бы вы ни старались, вам не удастся убить ни собаку, ни того, кого она представляет.
   Но все-таки он положил руку псу на голову. Пес еще порычал, но понемногу успокоился.
   – По крайней мере, теперь мы знаем, кто вы такой, заявил Самах, мрачно глядя на Альфреда. – Вы – шпион патринов, и вас прислали выведать наши секреты, – его взгляд скользнул по жене, – и совратить тех, кто вам доверится.
   Альфред решительно встал.
   – Вы ошибаетесь. К моему глубокому прискорбию, я – сартан. И все секреты, которые я открыл, – он указал на свитки, – скрывают от нашего же народа, а не от так называемых врагов. От гнева Самах лишился дара речи.
   – Нет, – прошептала Ола, глядя на Агьфреда и стиснув его руку. – Нет, ты ошибаешься. Просто время еще не пришло…
   – Мы не будем сейчас обсуждать причины, побудившие нас к действию, жена! – вмешался Самак. Он на мгновение смолк, стараясь совладать со своим гневом. – Альфред Монбанк, вы арестованы до того момента, пока Совет не решит вашу дальнейшую судьбу.
   – Арестован? Разве это необходимо? – попыталась возразить Олаг
   – Я считаю, что необходимо. Я примел рассказать тебе новости, которые мы только что получили от дельфинов. Патрин, союзник этого человека, обнаружен. Он здесь, на Челестре, и мы опасаемся, что он заключил союз с драконами-змеями. Он встречался с ними, он и представители королевских домов меншев.
   – Альфред, – спросила Ола, – это может быть правдой?
   – Не знаю, – с несчастным видом ответил Альфред. – Боюсь, Эпло мог проделать нечто подобное, но поймите…
   – Посмотри на него, жена. Даже сейчас он пытается защитить этого патрина.
   – Как вы можете? – Ола попятилась от Альфреда, глядя на него с печалью и болью. – Вы хотите увидеть ваш народ уничтоженным?
   – Нет, он хочет видеть свой народ победившим, – холодно произнес Самах. – Ты забываешь, дорогая, что он больше патрин, чем сартан.
   Альфред ничего не сказал, лишь продолжал стоять, стискивая спинку стула.
   – Почему вы молчите?! – крикнула Ола, – Скажите моему мужу, что он ошибся! Скажите мне, что я ошибаюсь!
   Альфред поднял свои светло-голубые глаза
   – А что я могу сказать такого, чтобы вы мне поверили?
   Ола взглянула на него, попыталась что-то сказать, но вместо этого отчаянно замотала головой и выбежала из комнаты Самах мрачно смотрел на Альфреда.
   – На этот раз я возьму вас под стражу. Вас позовут.
   Самах прошествовал к выходу, сопровождаемый вызывающим рычанием собаки.
   На его месте появился Раму. Подойдя к столу, сын Советника наградил Альфреда убийственным взглядом и взялся за свитки. Он осторожно и неторопливо свернул их, спрятал в футляры и поставил на их законное место. Затем Раму отошел к дальней стене, настолько далеко от Альфреда, насколько это мог позволить себе сартан, чтобы при этом продолжать наблюдать за пленником.
   Но, однако, никакой необходимости в охране не было. Альфреду не пришло бы в голову бежать, даже если бы перед ним была настежь открытая дверь. Он совершенно пал духом и был раздавлен свалившимся на него несчастьем – пленник среди собственного народа, народа, который он так долго искал. Он был не прав. Он совершил нечто ужасное и не мог понять, что же толкнуло его на этот шаг.
   Его поступок вызвал гнев Самаха Хуже того, он причинил боль Оле. И ради чего? Ради того, чтобы вмешаться в дела, которые его не касались, которые были превыше его понимания.
   – Самах намного мудрее меня, – сказал себе Альфред. – Он знает, что лучше. Он прав. Я не сартан. Я наполовину патрин, наполовину менш. И даже чуть-чуть собака, – добавил он, с печальной улыбкой взглянув на собаку, преданно лежавшую у его ног. – Но все-таки прежде всего я – дурак. Самах вовсе не пытался скрывать эти сведения. Ола же говорила, что он ждет более подходящего времени. Только и всего.
   – Я извинюсь перед Советом, – со вздохом продолжал Альфред, – и с радостью выполню все, о чем меня попросят. А потом я уйду. Я больше не могу здесь оставаться. Почему так получается? – Он посмотрел на свои руки и расстроено взмахнул ими. – Почему я ломаю все, к чему прикоснусь? Почему я разрушаю все, о чем забочусь? Я покину этот мир и никогда сюда не вернусь. Я отправлюсь в мой склеп на Арианусе и усну. Усну надолго. И если повезет, никогда уже не проснусь.
   А ты, – сказал Альфред, с горечью глядя на собаку, – ты действуешь сам по себе. Эпло не потерял тебя, да? Он нарочно прислал тебя сюда. Он не хочет, чтобы ты вернулся к нему. Ну что ж, отлично. Я оставлю тебя здесь и избавлюсь от вас обоих!
   Собака съежилась от его гневного голоса и убийственного взгляда. Поджав хвост и уши, пес опустился у ног Альфреда и остался лежать, глядя на него своими скорбными глазами.

Глава 19. ФОНДРА. ЧЕЛЕСТРА

   К вящему изумлению Эпло, королевские семьи, воссоединившись со своими детьми, решили разделиться. Очевидно, каждая семья намеревалась вернуться к себе домой, чтобы отдохнуть, а когда силы восстановятся, обсудить, как лучше провести Солнечную Охоту.
   – В чем дело? Куда вы отправляетесь? – спросил Эпло у гномов, стоя рядом с их подлодкой. Люди собирались на свой корабль.
   – Мы возвращаемся на Фондру, – ответил Ду-мэйк.
   – Фондра! – Эпло уставился на него, от изумления разинув рот. «Менши!» – с отвращением подумал он. – Послушайте, я знаю, что вы пережили сильное потрясение, и приношу свей соболезнования в связи с понесенными вами потерями. Мне действительно очень жаль, – он взглянул на Элэйк, рыдающую в объятиях матери. – Но вы, кажется, еще не поняли, что произошли очень важные события, касающиеся вас и вашего народа. Вы должны действовать как можно быстрее! Например, – сказал он, надеясь привлечь внимание слушателей, – знаете ли вы, что морская луна, на которой вы хотите поселиться, уже населена?
   Думэйк и Делу нахмурились и стали слушать внимательнее. Гномы остановились и столпились вокруг. Даже Элиасон поднял голову, и смутная тревога вспыхнула в запавших глазах эльфа,
   – Дельфины ничего об этом не говорили, – сурово ответил Думэйк. – Откуда вы об этом знаете? Кто вам рассказал?
   – Змеи-драконы. Да, я знаю, вы не доверяете им. Я не виню вас за это. Но у меня есть причины поверить, что на этот раз они говорят правду,
   – И кто же там живет? Эти жуткие твари? – хмуро предположил Ингвар.
   – Нет, там живут не змеи-драконы если вы их имеете в виду. У них есть своя морская луна, и они не нуждаются в другой. Живущий на интересующей вас луне народ – это не гномы, не эльфы и не люди. Я не думаю, чтобы вы когда-нибудь слышали о нем. Они называют себя сартанами.
   Эпло бросил быстрый взгляд на своих слушателей. По их лицам было похоже, что это слово они слышат впервые. Эпло вздохнул с облегчением. Это сильно упрощало дело. Если бы у этих людей сохранились хотя бы самые смутные воспоминания о сартанах, было бы гораздо труднее заставить их выступить против тех, кого они наверняка считали бы богами. Эпло поспешил продолжить, пока внимание слушателей не рассеялось.
   – Змеи пообещали восстановить ваши корабли при помощи своей магии. Они сожалеют о случившемся. Это было недоразумение. Я все вам объясню, когда у нас будет больше времени.
   А теперь я скажу вам о самом главном, что необходимо обсудить. О той морской луне, о которой рассказали вам дельфины. На самом деле это не морская луна. Она не перемещается. Она достаточно велика, чтобы все ваши народы жили на ней вместе. И вы могли бы многие поколения жить там, и вам не пришлось бы снова строить солнечные охотники.
   На лице Думэйка было написано сомнение.
   – Вы уверены, что говорите именно о… как там это называется?
   – Сурунан, – подсказала ему жена.
   – Да, Сурунан.
   – Да, это именно то место, – сказал Эпло, не желая произносить сартанское слово. – Это единственное место поблизости от морского солнца… И боюсь, другого вашим народам не найти.
   – Да, – тихо сказал Элиасон, – мы это уже поняли.
   – Отсюда все наши трудности. Из-за того, что дельфины не сообщили вам, что… это место… является домом этих самых сартанов. Но вряд ли дельфины виноваты. Я думаю, они просто не знали об этом. Сартанов там очень долго не было.
   То есть они там были, но сейчас некогда вдаваться в подробности.
   Менши переглянулись. Они были ошеломлены, и им нужно было время, чтобы освоиться с этой мыслью.
   – Но кто такие эти сартаны? Ты говоришь о них так, словно это жуткие существа, которые прогонят нас прочь, – сказала Делу. – Но откуда ты знаешь, может, они будут рады принять нас в своем королевстве?
   – И сколько там этих сартанов? – спросил ее муж
   – Их не так много, тысяча или что-то около того. Они занимают один город в этом королевстве. Остальные земли пустуют.
   Ингвар оживился.
   – Тогда о чем нам беспокоиться? Там места на всех хватит.
   – Я согласен с гномом. Мы сделаем Сурунан процветающим.
   Эпло покачал головой.
   – Если рассуждать логически, вы все говорите правильно. И сартаны должны бы были согласится с вашим переселением, но, боюсь, они не согласятся. Я кое-что знаю о них. По словам змеев, некогда ваши предки жили в этом королевстве вместе с сартанами. А потом сартаны приказали вашим предкам уйти оттуда. Они посадили ваши народы на корабли и отправили в Доброе море, нимало не беспокоясь, выживут они или умрут. Не похоже, чтобы сартаны обрадовались, увидев вас снова.
   – Но как они могут прогнать нас, если нам больше некуда деваться? – изумился Элиасон.
   – Я не говорю, что они обязательно вас прогонят, – сказал Эпло, пожимая плечами. – Я только говорю, что они могут это сделать. И вам надо подумать, что вы будете делать, если они откажутся принять вас. Потому-то вам необходимо собраться и что-нибудь решить.
   Он выжидающе посмотрел на меншей.
   Менши переглянулись.
   – Я не хочу войны, – сказал король эльфв.
   – Ну ты сказал! – фыркнул Ингвар. – Никто не хочет воевать, но если эти сартаны действительно окажутся такими безрассудными…
   – Я не хочу войны, – неестественно спокойно повторил Элиасон.
   Ингвар начал спорить. Думэйк попытался убедить эльфа
   – Солнце не покинет нас еще многие циклы, – резко сказал Элиасон. – Я не могу думать об этом сейчас…
   – Не можешь думать о благополучии твоего народа!
   Заплаканная Грюндли протопала через него и встала перед эльфийским королем, едва доставая ему до пояса.
   – Грюндли, нельзя так разговаривать со старшими, – сказала ее мать, но недостаточно громко для того, чтобы дочь услышала ее.
   – Сабия была моей подругой, и я буду помнить ее и тосковать по ней до конца жизни. Но она собиралась пожертвовать жизнью ради спасения своего народа. И если ты, ее отец, перестанешь заботиться о нем, ты предашь ее память!
   Элиасон стоял, глядя на гномиху, как на привидение из кошмарного сна.
   Ингвар, король гномов, вздохнул и подергал бороду.
   – Ноя дочь говорит правду, Элиасон, даже если делает это со всем изяществом и очарованием боевого топора. Мы разделяем твое горе, но мы также разделяем твою ответственность. Жизнь наших народов превыше всего. Этот человек, спасший наших детей, прав. Мы должны собраться и обсудить, что делать дальше, и как можно скорее!
   – Я. согласен с Ингваром, – произнес Думэйк, – Давайте соберемся на Фондре через четырнадцать циклов. Вам хватит этого Бремени, чтобы окончить траур?
   – Четырнадцать циклов!
   Эпло хотел возразить, но резкий взгляд гнома заставил его промолчать. Позже он узнал, что траур у эльфов – во время которого ни один эльф, связанный с покойным узами крови или брака, не ведет никаких дел, – вообще длится месяцами, если не дольше.
   – Ну что ж, ладно, – с глубоким вздохом согласился Элиасон. – Четырнадцать циклов. Я встречусь с вами на Фондре.
   Эльфы отправились обратно. Люди и гномы вернулись на свои подлодки и приготовились отплыть по домам. Думэйк, подталкиваемый дочерью, подошел к Эпло.
   – Простите нас, сударь, если мы показались вам неблагодарными. Наша благодарность утонула в слезах великой радости и ужасного горя. Вы окажете мне большую честь, если согласитесь быть нашим гостем.
   – Я очень польщен предложением разделить с вами ваше жилище, вождь, – торжественно ответил Эпло, испытывая странное чувство – словно он снова оказался в Лабиринте и разговаривает с главой племени Оседлых.
   Думэйк произнес подобающие слова благодарности и пригласил Эпло на свою подлодку.
   – Как вы думаете, Элиасон явится на встречу? – спросил Эпло уже на борту судна, куда патрин поднялся, избегая малейшего соприкосновения с ведой.
   – Да, он придет, – ответил Думэйк. – Для эльфа он довольно надежен.
   – Когда эльфы последний раз воевали?
   – Воевали? – вопрос показался Думэйку забавным, и он ослепительно улыбнулся. – Эльфы? – Он пожал плечами. – Никогда.
   Эпло с неприязнью думал о времени, которое ему придется провести на Фондре, заранее сердясь на вынужденное бездействие. Тем большим было его удивление, когда через пару дней он обнаружил, что ему здесь нравится.
   Из всех миров, в которых Эпло довелось побывать, Фондра больше всех напоминала его собственный. Хотя Эпло и в голову не могло прийти, что он будет когда-либо скучать по Лабиринту, жизнь в племени Думэйка вызвала у него воспоминания о тех немногих спокойных и приятных моментах в нелегкой жизни патрина, которые он провел в поселках Оседлых ^{note 31}.
   Племя Думэйка было самым большим и самым сильным на Фондре, поэтому Думэйк считался вождем всех людей. По-видимому, в свое время из-за этого происходили некоторые стычки, но теперь его власть уже никем не оспаривалась, и большинство племен признавали его главенство.
   Но, однако, власть не принадлежала Думэйку безраздельно. В обществе, где большинство людей благоговело перед магией и перед теми, кто умел ею пользоваться, большое влияние принадлежало ковену.
   – В прежние дни, – объяснила Элэйк, – ковен и вожди часто не ладили между собой. Каждый считал, что его власть более законна. Отца моего отца убил колдун, который думал, что вождем должен быть он сам. Это вызвало кровопролитную войну. Погибло множество народу. Мой отец поклялся, что, если Единому будет угодно сделать его вождем, он помирит племена и ковен. Единый ниспослал ему победу над врагами, потом отец женился на моей матери – она была дочерью колдуньи, возглавлявшей ковен.
   Мои родители поделили власть. Отец, решает все споры, касающиеся земли или другого имущества, издает законы и производит суд. Мама и ковен занимаются всем, что касается магии. С тех пор на Фондре мир.
   Эпло обвел поселок взглядом: навесы, крытые тростником; женщины с детьми на коленях болтают и смеются; юноши точат оружие – собираются на охоту; на солнышке греются старики и вспоминают прошлые охоты. Мягко обволакивающий воздух был наполнен запахом жареного» мяса и воплями детей, затеявших собственную охоту.
   – Жаль, что все это должно закончиться, – тихо сказала Элэйк. Ее глаза блестели.
   Эпло поймал себя на том, что ему тоже жаль. Он попытался прогнать эти мысли, но ему все же пришлось признать, что здесь, среди этих людей, он впервые за очень долгое время смог расслабиться.
   «Это все последствия страха, – решил он. – Страха перед змеями и еще большего страха перед потерей магии.
   Должно быть, я ослаб больше, чем думал. Я использую это время, чтобы восстановить силы. Они понадобятся мне, когда я встану лицом к лицу с нашими извечными врагами. Когда мы выступим на войну с сартанами.
   Все равно я не могу ускорить ход событий, – сказал он себе. – Это может оскорбить меншей. А они нужны мне, нужна хотя бы их численность, если уж не воинское искусство».
   Эпло много думал о предстоящем сражении. Эльфы никуда не годятся. Он должен найти дело, которое будет им по силам. Люди – опытные и умелые воины, в которых нетрудно разбудить жажду крови. Гномы, насколько Эпло понял из разговоров с Грюндли, основательны и упрямы. Их нелегко рассердить, но тут вряд ли будут какие-то трудности. Эпло подумал, что сартаны, даже не желая того, превосходно раздразнят гномов
   Эпло беспокоился только, как бы эти сартаны не оказались такими, как Альфред. Патрин, некоторое время подумал об этом, потом покачал головой. Нет, судя по тому, что ему было известно о Самахе из сохранившихся на Нексусе записей, Советник отличался от Альфреда так же, как светлый, полный жизни мир воздуха от темного, душного мира камня.
   – Извини, я должна ненадолго покинуть тебя…
   Элэйк что-то говорила ему, что-то насчет того, что ей нужно к матери. Она смотрела на Эпло с беспокойством – не обиделся ли он.
   Эпло улыбнулся девушке.
   – Я вполне могу побыть один. Мне доставляет большое удовольствие ваше общество, но развлекать меня не надо. Я просто поброжу, посмотрю, как вы живете.
   – Тебе у нас нравится, да? – спросила Элэйк, улыбнувшись ему в ответ.
   – Да, – ответил Эпло, и уже сказав это, понял, что так оно и есть. – Да, мне нравится ваш народ, Элэйк, Они напоминают мне, одно место, где я когда-то был.
   Он внезапно почувствовал прилив не слишком желанных воспоминаний, но испытал какую-то странную радость оттого, что они вновь, после длительного перерыва, посетили его.
   – Она, должно быть, была очень красивой, – удрученно сказала Элэйк.
   Эпло быстро взгляиул на нее. Эти женщины! Они одинаковы что у меншей, что у патринов. Умеют же они залезть человеку в душу и вытащить оттуда самые сокровенные воспоминания!
   – Да, очень, – произнес Эпло, не намереваясь ничего больше добавлять. Все из-за этого поселка. Слишком похоже на дом. – Тебе лучше идти. Твоя мать будет беспокоиться, куда ты подевалаеь.
   – Прости, если я причинила тебе боль, – тихо сказала девушка. Она прикоснулась к руке Эпло и легонько сжала его пальцы.
   Кожа у нее была гладкой и нежной, а руки сильные Эпло сжал руку Элэйк и привлек ее к себе, не сознавая, что делает. Он знал лишь, что девушка была прекрасна и что она отогревала какую-то застывшую часть его души.
   – Немного боли нам не повредит, – сказал он Элэйк. – Это напоминает нам, что мы еще живы.
   Элэйк не поняла, о чем он говорит, но ее успокоил сам тон, которым это было сказано, и она ушла. Эпло провожал ее взглядом, покуда не почувствовал, что тупая, ноющая боль внутри заставляет его чувствовать немного острее, чем ему хотелось бы.
   Эпло встал, потянулся на солнышке и отправился с юношами на охоту.
   Долгая, напряженная охота взбудоражила Эпло. Животное, названия которого Эпло не запомнил, было хитрым и злобным. Патрин намеренно отказался от использования магии. Ему нравилось противопоставлять противнику собственные ум и силу.
   Они долго выслеживали зверя и преследовали его, а когда, наконец, охотники с копьями и сетями окружили его, зверь принялся отчаянно сопротивляться. Несколько человек пострадали; один оказался слишком близко и попал под удар острого, как меч, рога на голове животного. Эпло рванулся и отшвырнул юношу. Рог скользнул по коже патрина, но благодаря рунам не причинил ему особого вреда.
   Эпло вообще не грозила ни малейшая опасность, но люди не знали об этом и торжественно объявили его героем дня. После охоты, когда юноши с песнями вернулись в селение, Эпло радовался их дружеской компании, чувствуя, что он снова не одинок.
   Это чувство не могло продлиться долго. В Лабиринте оно быстро уступало место беспокойству. Он был Бегущим. Он не находил себе места в поселках, бился о незримые стены. Но сейчас он позволил себе радоваться.
   Эпло подыскивал подходящее оправдание. «Я завоевал их доверие, – сказал он себе наконец. Испытывая приятную усталость, он вернулся в свою хижину, собираясь прилечь отдохнуть перед ночным пиром. – Теперь эти люди пойдут за мной куда угодно. Даже на войну с врагом, который намного сильнее их».
   Эпло улегся на соломенную постель и расслабил ноющее от усталости тело. Ему в голову пришла непрошеная мысль – воспоминание об указаниях его повелителя.
   «Ты должен быть наблюдателем. Никаких действий, которые могут разоблачить в тебе патрина. Враги не должны догадаться о нашем присутствии».
   Но ведь владыка Нексуса не мог предвидеть, что у Эпло появится возможность настигнуть Советника Самаха. Того самого сартана Самаха, который заточил патринов в Лабиринт. Самаха, повинного во всех смертях, во всех мучениях, которые народ Эпло терпит вот уже многие поколения.
   «Когда я вернусь и доставлю с собой Самаха, мой повелитель снова будет доверять мне и относиться ко мне как к сыну…»