Страница:
Имана кипит. В Эль-Хассасине два правителя, зато в Кортегане что-то похожее на бунт или переворот: сплошной хаос и междувластие. Барга Барипад – хоть и не свергнут – остался не у дел, потому что унгаратты ему не подчиняются. Армия гномов пересекла Доганджу и Ронкадор и сосредоточивается на территории Хартума. Эльфы Иманы обрели своего короля, и сейчас там творится нечто неописуемое.
– Ну а эльфы нас почему интересуют? – легкомысленно спросил Дженнин. – Обычно они были сами по себе, мы сами по себе. Ты же сказал, что дела бессмертных нас не касаются...
– Нет, мальчик. Я сказал, что предпочитаю не вмешиваться в них, но, к сожалению, они касаются нас напрямую. Беда в том, что последний из Гаронманов – наполовину человек. И его крайне волнуют дела людей. Остальных эльфов, кажется, тоже.
С севера поступают все более тревожные сообщения. Урмай-гохон Самаэль двинул свои полчища на юго-запад. И я не удивлюсь, если теперь он считает себя достаточно сильным, чтобы завоевать Бали и помериться силами с Зу-Л-Карнайном.
– У него ничего не выйдет, – фыркнул шаммемм.
– Не должно было бы выйти, однако у Зу-Л-Карнайна серьезные проблемы – тагары восстали. И если они присоединятся к Самаэлю, то... сам понимаешь.
– Это беда, – согласился Дженнин. – Тогда и Хадрамауту угрожает непосредственная опасность.
– Думаю, варвару плевать, что с Хадрамаутом не воюют.
– Серьезное положение, – оценил обстановку Эльваган. – Давно не было так горячо на Варде.
– А теперь о самом невозможном... Говорят, что такие вещи предшествуют какой-то катастрофе, концу света. Не знаю, правда ли это, но все астрологи и чародеи в один голос называют место действия – Шангайскую равнину.
Дженнин нахмурился.
– Да, я бы не стал спать спокойно, если бы знал, что наверняка случится катастрофа. Это все же слишком близко к нам. А что понтифик?
– Он очень неплохой человек, и ты знаешь, как я к нему отношусь. Кажется, он даже заинтересовался тем, что происходит вокруг него, но, возможно, это момент настроения. В любом случае у меня не было возможности во что-либо посвятить его. Он поздно опомнился – время потеряно. Нужно самим решать, как быть, чью сторону принимать. Бездействие подобно самоубийству.
– Ты смотрел бумаги Корс Торуна? – спросил Дженнин внезапно.
– Только тем и занимаюсь. Кроме того, что-то есть у него в комнате странное, такое, чему просто невозможно там находиться. Правду говоря, я надеялся, что ты мне поможешь разобраться в его барахле. Идти туда одному страшно, а довериться я не могу никому.
– С радостью, – сказал шаммемм. – Только прикажи накормить меня обедом.
Повеселевший Вегонаба кивнул:
– Я и сам с тобой пообедаю. А после с новыми силами мы двинемся разгребать кучи хлама, оставшиеся нам в наследство от старого колдуна.
– Послушай, Вегонаба, – поинтересовался Дженнин, – а он на самом деле был так стар, как сплетничают?
– Еще старше, мальчик мой. Мой дед был мальчишкой, когда Корс Торун уже считался дряхлым стариком. Ну, пойдем в трапезную. Сейчас нам подадут обед.
Джаннин Эльваган последовал за гостеприимным хозяином. На пороге комнаты остановился, прислушиваясь. Тихий-тихий голос Корс Торуна произнес: «Я жду тебя, шаммемм». Но молодой человек решил, что ему померещилось...
О таких обедах принято говорить, что они прошли в теплой и дружественной обстановке, только этот был съеден наспех, правильнее сказать – проглочен. Напрасно старался повар порадовать своего хозяина кулинарными изысками: Вегонабе и его гостю было не до того. И даже осталась нетронутой индейка, маринованная в меду, – любимое блюдо хаанухов.
Залпом выпив по бокалу красного вина, оба вельможи не сговариваясь поднялись из-за стола и вышли из трапезной. Вегонаба бросил на ходу несколько слов, и слуги замельтешили, снуя разноцветными бабочками по коридорам. Одни спешили к каналу, чтобы приготовить ладью советника, другие – ждать у выхода с богато украшенными носилками, готовые доставить своего хозяина куда он прикажет.
Хозяин приказал – во дворец Корс Торуна.
Ладья, застеленная коврами, тихо заскользила по зеркальной глади канала, между цветущих берегов, а Вегонаба и Дженнин вели бесконечный разговор – шаткий мир держался на последних ниточках, готовый вот-вот ухнуть в пропасть и увлечь за собой все народы. Шаммемм предлагал отправить посольство в Сонандан, пока не поздно, первый советник в принципе соглашался.
Во дворце верховного мага Хадрамаута было тихо, темно и неуютно. Многочисленная челядь разбежалась сразу после того, как стало доподлинно известно о смерти хозяина. Люди боялись, что нечисть выйдет из-под контроля, и старались держаться подальше от этого нехорошего места. Все же не-человеческие существа, в разное время подчиненные Корс Торуном и порабощенные им, получили наконец долгожданную свободу, каковой и не преминули воспользоваться.
Однако все помещения сохранились в целости и неприкосновенности, ибо не было безумцев, возжелавших себе хоть пылинку из имущества чародея. Над вещами как бы тяготело незримое проклятие, отсюда старались унести ноги, оставив магу магово: кто его знает, не возьмется ли он и после смерти за свои темные дела.
Прислуга всегда знает о хозяине больше, чем может вызнать любой шпион, только обычно держит свое мнение при себе. Поэтому, когда Вегонаба только подозревал и предполагал, челядь доподлинно утверждала, что ворожба старого чародея к добру никогда не приводила и что знался он только со злыми силами.
– Неприятно тут, – передернул плечами шаммемм, оглядываясь по сторонам.
Вокруг было полно драгоценных вещей, старинной мебели, тяжелого бархата и парчи, которой завесили окна и дверные проемы. Однако пахло затхлостью и сыростью, словно в пещере с земляным полом. Пахло жилищем, которое не любят и давно бросили. Даже странно, как все пришло в запустение за такой короткий срок – в углах висела плотная паутина, пыль покрывала все поверхности толстым, слипшимся слоем. Кое-где пошла по дорогим шелковым шпалерам плесень, выедая яркие цвета. Безобразные пятна грязи заставляли привыкших к роскоши вельмож передергивать плечами от отвращения. И покои больше напоминали берлогу зверя, нежели обиталище человека.
– Отвратительно, – энергично кивнул первый советник. – Но мы обязаны пересмотреть здесь все.
– А вы не боитесь, что против нас обратятся заклятия, которые старик наложил на свое имущество? Охранное колдовство – я об этом много слышал, особенно на Имане. Там просто обожают эти штучки, – поинтересовался Эльваган. Страха в его голосе не было, да он и не испытывал этого чувства, хотя считал, что осторожность не помешает.
– Не такой уж я выживший из ума, как тебе кажется, – улыбнулся Вегонаба. – У меня с собой перстенек. С виду так себе, дешевая безделица, но если поблизости есть магический предмет либо предмет, над которым . было прочитано заклинание, перстенек оповестит нас, будь уверен.
– А, – облегченно выдохнул Дженнин. – Тогда приступим. А что мы ищем, собственно говоря?
– Видишь ли, – замялся Вегонаба. – Этого я и сам точно не знаю, но надеюсь, что распознаю это сразу, как только увижу.
– Безумие, – буркнул шаммемм, тоскуя по своему флагману.
Три часа спустя они все еще копались в бумагах колдуна. Вегонаба распотрошил огромный сундук и вывалил на необъятный стол его содержимое. Они с Эльваганом сидели утопая в глубоких креслах и с безразличием истуканов перебирали свитки и пухлые конверты. Занятие сие им опостылело до невозможности, они наглотались пыли, глаза начали слезиться, но долг был выше усталости. Молчали. Скрипели зубами. Изредка попадалось кое-что интересное, и тогда бумаги бросали в плетеную корзину, которую Вегонаба отыскал под столом. Эти документы предполагалось просмотреть потом.
Шаммемму попался на глаза объемистый сверток, содержащий переписку Корс Торуна и некоего Дживы из Таора по поводу поисков драгоценного украшения, подвески из зеленого золота. Этот самый Джива был не то гробокопателем, не то грабителем, не то еще кем-то похуже, но малым оборотистым и смекалистым. Даже Корс Торуна он не слишком боялся, что следовало из его писем. Дженнин особенно не вникал в перипетии поисков: его просто заинтересовало само украшение – нечто подобное, кажется, всегда болталось на шее самого мага, если он верно понял описание разыскиваемой вещи. Но тогда становилось неясно – не то искали очень давно, еще до рождения Эльвагана, не то в мире существовала еще одна такая штука, но кому это было нужно?
Сам не зная почему, Дженнин Эльваган остановился и задумался, вспоминая. Гадость редкостная, определил он про себя, и совершенно невероятно, чтобы какой-нибудь сбрендивший ювелир решил заработать на этом деньги – в мире не так много покупателей с извращенным вкусом вроде Корс Торуна. Разве что это магический талисман и старый колдун разыскивал его именно по такой причине.
– Что-то интересное? – поинтересовался Вегонаба.
Дженнин хотел было поделиться с советником своими соображениями, но потом вдруг подумал, что дело выеденного яйца не стоит и тот слушать не станет. Знаменитая осторожность шаммемма подвела его в первый раз, а интуиция смолчала.
– Да нет, – небрежно молвил молодой человек. – Досмотрю быстро эту пачку, но только для очистки совести – ничего важного я здесь не обнаружил.
– Ищи, – сказал Вегонаба. – Даже старый хитрец не мог абсолютно все утаивать абсолютно ото всех, должны остаться следы, хоть ниточки какие-то...
– Ищу...
Воцарилась тишина, нарушаемая только шелестом бумаг и пергамента да скрипом старых кресел.
Шаммемм внезапно заерзал на своем месте, завертел головой. Тихий шепот звучал у него за спиной, призывая немедленно взглянуть на что-то весьма важное. Дженнин Эльваган был человеком сильным и волевым и по этой причине сопротивлялся голосу значительно дольше, нежели любой другой на его месте. Он пытался сосредоточиться на тексте, том самом письме хадрамаутского мага, в котором Корс Торун настрого запрещал Дживе прикасаться к украшению, буде последний это украшение обнаружит. В случае непослушания грозил страшными карами, за успех и четкое следование инструкциям, прилагаемым в конце письма, сулил золотые горы...
– Шаммемм, иди сюда, возьми свое будущее, шаммемм. Ты избран, ты призван, ты должен... – шептал странный голос.
Дженнин Эльваган, борясь с самим собой из последних сил, бросил короткий взгляд на руку советника Вегонабы. Тот сидел напротив, полностью погрузившись в изучение какого-то документа, и молодому человеку не докучал. Судя по выражению лица, он вообще забыл о спутнике в эти минуты: что-то важное советник все-таки откопал. Его тонкая белая рука, украшенная неуместно дешевым на фоне остальных драгоценностей перстнем, была хорошо видна Эльвагану. Перстень выглядел обычной безделкой и никак на шепот не реагировал, из чего флотоводец сделал вывод – либо шепот ему грезится, либо никак не связан с магией. И то и другое показалось ему неопасным.
Дженнин поднялся из-за стола, сжимая в руках бумагу с инструкциями Корс Торуна.
– Ты куда? – спросил первый советник, не отрываясь от работы.
– Скажу слугам, пусть отправят курьера на верфь. Хочу внести предложение...
Вегонаба отечески улыбнулся – серьезность Эльвагана нравилась ему, а способность работать не щадя себя вызывала уважение. Он еще раз искренне порадовался, что взял молодого человека с собой. С ним было безопасно, надежно и приятно общаться.
Адмирал-шаммемм вышел в коридор и остановился в нерешительности, не зная, куда идти. Вкрадчивый шепот моментально пришел на помощь.
– Спустись вниз, лестница справа, – подсказал он уверенно.
Как заведенный двинулся Эльваган в указанном направлении. Даже не задумался над тем, отчего он так покорен и спокоен.
В течение нескольких показавшихся ему невыносимо долгими минут Эльваган бродил в полутемных помещениях пустого дворца. Обиталище мага было огромным, и без подсказки загадочного доброжелателя он бы и за полгода не нашел искомое. Однако голос уверенно руководил им, сообщая все новые ориентиры, и, подчиняясь ему, молодой человек спустился в подземелье без окон, находившееся ниже уровня моря. Здесь было еще более сыро, и неправдоподобно большие мокрицы ползали по черным, в липких, скользких потеках стенам, издавая шуршащие звуки.
Дженнин брезгливо отшатнулся – мокрицы были ему глубоко несимпатичны, а грязный и застоявшийся воздух подземного этажа раздражал и сильно затруднял дыхание.
– Толкни эту дверь, – сказал голос чуть громче.
Шаммемм огляделся: не видел он никакой двери ни прямо перед собой, ни за спиной. Голые стены, и только.
– Перед тобой, – повторил голос с нетерпением.
Дженнин сожалел о том, что оставил перчатки на столе в кабинете – вот они бы сейчас ему очень пригодились. Преодолевая отвращение, адмирал-шаммемм протянул руку и уперся ладонью в пространство стены прямо перед собой.
Сейчас он являл собой странное существо: в одном теле помещались две абсолютно разные личности. Одна – не рассуждающая, полностью покорная незримому хозяину, приведшему ее сюда. Вторая – прежний Эльваган, гордый и независимый, волевой и сильный – живая легенда Хадрамаута. Второй недоумевал, первый будто бы знал, ради чего его призвали во дворец хадрамаутского мага, и, зная, благоговел.
Дверь – что удивительно – поддалась безо всякого сопротивления, бесшумно отворилась, обнаружив за собой полную темноту и всепроникающий могильный холод.
– О боги! – выдохнул Дженнин.
– Иди! – Голос, кажется, возражений не терпел. Даже минутных колебаний не переносил, но впервые в жизни шаммемм допустил подобное с собой обращение.
Кроме голоса, пославшего его в подземелье, слышался теперь еще один. И этот, второй, был сладким и нежным, призывным и... Что-то он обещал, Эльваган не слышал, что именно, но уже понимал, что именно этого и жаждал с той минуты, как появился на свет. Он не колеблясь сделал пару шагов в кромешной темноте и с удивлением обнаружил, что глаза его стали различать неясные, размытые очертания предметов. Но он не слишком задержался на этой мысли.
Вот стоит перед ним зеркало в тяжелой раме, высокое, в полтора человеческих роста. Около него – два низеньких столика на тусклых бронзовых ножках, – шаммемм был уверен, что именно на бронзовых, покрытых зеленой патиной. Столики были сплошь заставлены разнообразнейшими предметами – флаконами, шкатулочками, коробочками, статуэтками. Одна из них изображала нечеловеческое существо – мощное, приземистое, державшее над головой довольно большой матовый шар размером с человеческую голову. Эльваган легко коснулся гладкой поверхности пальцами, не отдавая себе отчета в том, что делает, и шар готовно засветился молочно-белым, осветив углы комнаты.
Не так уж она была велика, потайная комната во дворце Корс-Торуна. Вторая часть души Дженнина, подчиненная молчащему уже голосу, доподлинно знала, что ее хозяин находится сейчас в святая святых хадрамаут-ского мага.
Эльваган не испытывал ни страха, ни трепета. Он был уверен, что с ним ничего плохого не случится.
– Я здесь, – позвал его кто-то. – Я так рад, что ты отыскал меня, Господин! Теперь я смогу дать тебе все, чего ты ни пожелаешь, – лучший в мире флот, не в этом мире, но во всех мирах, сколько их ни есть... Славу, заслуженную тобой, сражения, в которых ты прославишь имя Эльваганов, и... эльфийский трон – ты станешь королем Морских эльфов и братом великого Йа Тайбрайя!
Никто и никогда не слышал от шаммемма ни слова об этой самой потаенной, самой несбыточной и самой страстной его мечте.
– Где ты?! – крикнул он, обращаясь к незримому собеседнику.
– Здесь, Господин.
Дрожащими пальцами, действуя по наитию, Эльваган нашарил на узорной раме какой-то неприметный листочек, щелкнул, и зеркало бесшумно пошло в сторону, открывая маленькую стенную нишу, в которой тускло поблескивало украшение из зеленого золота.
Надев его, Дженнин Эльваган, адмирал-шаммемм Хадрамаута, потомок древнейшего княжеского рода, наконец понял, что значит быть по-настоящему могущественным и великим...
Вегонаба уже начал было волноваться из-за отсутствия молодого флотоводца, так что Эльваган появился как раз вовремя.
– Это ты, – облегченно выдохнул первый советник. – Хвала богам! А то я уже испугался, не попал ли ты в какую-нибудь историю... Да что с тобой, Дженнин? Ты сам на себя не похож.
– Ошибаешься, советник, – холодно произнес шаммемм, и Вегонаба ужаснулся холодности и презрительности его тона. – Только теперь я стал похож на себя. Я рад и счастлив, что это наконец-то произошло.
– Что ты говоришь?! – рявкнул рассвирепевший Вегонаба. – Ты забываешься, шаммемм. Никакие дружеские отношения не оправдывают ни грубость, ни наглость. Изволь немедленно извиниться! Если ты забыл, то я тебе напомню, что я старше не только по возрасту, но и по положению...
– Положение... – Эльваган усмехнулся краем рта. – Что ты знаешь о положении, ты – лакей оплывшего жиром понтифика? Ваше время минуло, и теперь я стану диктовать свою волю сперва Хадрамауту, а потом и большей части Арнемвенда.
Вегонаба молчал.
Он во все глаза глядел на подвеску из зеленого золота, ярко выделявшуюся на фоне темных одежд шаммемма.
– Ты надоел мне, советник, – лениво произнес Дженнин Эльваган. – И я даже не стану предлагать тебе свое покровительство, потому как хорошо знаю, что ты ответишь. Смирись с мыслью, что тебе пора умереть...
Первый советник не верил своим ушам. Несколько часов назад он зашел во дворец Корс Торуна с человеком, которого считал одним из самых честных, умных и отважных в стране, к которому относился как к сыну. И он не представлял, какая сила так могла изменить шаммемма. Надеясь на то, что наваждение уйдет и Эльваган снова станет самим собой, – нужно только найти для него правильные слова, заставить его понять, что им завладела страшная, чужая сила, – Вегонаба открыл было рот, но молодой человек опередил его. Он щелкнул пальцами, словно подзывал слугу. Не прошло и нескольких секунд, как за портьерой раздались странные звуки, будто мокрой тряпкой шлепали по каменному полу. Звуки были тяжелые, хлюпающие. И, приближаясь, они становились все громче. Наконец портьера заколебалась, словно под порывами ветра, и рухнула вниз.
В дверном проеме высилось кошмарное существо – огромное, мощное и бездушное. Вегонаба сразу узнал его: именно этот монстр был изображен на подвеске, которую носил когда-то Корс Торун.
– О боги! – ужаснулся советник, поняв, что именно изменилось в Дженнине Эльвагане. – Подвеска! Как же я раньше не понял!!!
И старый вельможа протянул руку к груди адмирала-шаммемма в безнадежной попытке сорвать с нее колдовское украшение. Дешевый перстенек, призванный определять наличие магии в том или ином предмете, ослепительно полыхнул разноцветными искрами, на миг затуманив зрение Вегонабы.
Отшатнулся в испуге Эльваган, судорожно вцепившись в талисман побелевшими пальцами, – мысль о том, чтобы расстаться с подвеской, была для него невыносимой.
Отвратительное существо, похожее на жабу, вставшую на задние лапы, – склизкую, бородавчатую, обзаведшуюся к тому же клыками, шипами, рогами и даже перепончатыми крыльями, – шлепало по направлению к первому советнику, оставляя за собой на полу влажные темные следы. Вегонаба попытался было позвать на помощь, но оказалось, что голоса нет и из горла вырывается сдавленное шипение. В этот момент тварь распахнула необъятную – во всю морду – пасть, и оттуда вылетел длинный липкий язык...
Стемнело необыкновенно быстро; и в высокое стрельчатое окно заглянула луна – желтая, мутная, сумасшедшая.
Предоставленные самим себе на время отсутствия Кахатанны, ее друзья развили бешеную деятельность. Они были столь активны, что Нингишзида двенадцать часов в сутки сожалел о том, что великая богиня не взяла их на сей раз с собой, а остальные двенадцать корил себя за то, что сам не составил ей компанию.
На западной границе было неспокойно. Нынешний правитель Джералана – Хентей-хан – прислал татхагатхе Сонандана письмо, в котором сообщал о мятеже, поднятом его двоюродным братом Альбин-ханом. Тагары, которые так и не смогли смириться с тем, что фаррский аита завоевал их страну, решили наконец сбросить ненавистное иго. И кто знает, как бы сам владыка Хеyтей отнесся к этому, если бы не творимые Альбин-ханом и его приспешниками зверства.
Восставшие тагары начали с того, что ворвались во дворец бывшего правителя Хайя Лобелголдоя, перебили стражу, вырезали слуг, а самого старого хана ослепили, привязали к коню и несколько часов подряд таскали по степи. Только затем полуживого и истекающего кровью старика прилюдно казнили в Дарвешане – небольшом городке на севере от столицы. Народ ужаснулся этому злодеянию, и хотя прежде многие недолюбливали Хайя Лобелголдоя и возлагали на него вину за гибель хана Богдо Даина Дерхе, большинство людей сочли его убийство бессмысленной жестокостью. Рассвирепевший оттого, что его не поддержали жители Дарвешана, Альбин-хан сжег весь город.
А вскоре была взята приступом крепость Тэджон. Ее защитников сбросили с высоких стен на воткнутые в землю копья.
Какое-то время Хентей-хан пытался справиться с бунтовщиками собственными силами, не желая звать на помощь Зу-Л-Карнайна. Он справедливо опасался, что в гневе и горе император не различит правых и неправых. Однако отряд Альбин-хана вторгся на территорию Урукура и напал на кочевое племя саракоев, большинство мужчин которого служили в войске аиты. Тагары не пощадили ни женщин, ни стариков, ни детей. Даже верблюдов, собак и кошек убили и сожгли на одном огромном костре вместе с телами их хозяев.
Взбешенные саракои созвали Большой Желтый совет, который после недолгих споров постановил: возмездие! Только вмешательство Зу-Л-Карнайна не дало разгореться кровавой и страшной войне между двумя народами.
В своем письме Хентей-хан предупреждал о том, что мятежный Альбин-хан может предпринять безумную попытку напасть на Салмакиду или ее окрестности, и просил татхагатху Сонандана принять меры к защите. Естественно, он умолял Богиню Истины и светских правителей страны простить народ тагаров и не держать на него зла, при этом Альбин-хан был объявлен вне закона. Владыка Джералана сообщал также, что одновременно отправляет гонца к Зу-Л-Карнайну с просьбой прислать войска для усмирения бунтовщиков, дабы не разгорелась гражданская война в и без того неспокойной стране.
Прочитав послание, Тхагаледжа приказал удвоить количество дозорных отрядов и высылать их на большее расстояние от столицы. Князь Малан-Тенгри, обрадовавшись тому, что появилось хоть какое-то дело для его скаатов, взял на себя охрану Шангайской равнины. На берегу Охи, ниже по течению, возводили под руководством Куланна еще одну крепость, и Магнус вместе с Номмо часто туда наведывались.
Конечно, разумнее всего было обратиться с этой задачей к бессмертным, но они покинули Салмакиду одновременно с Богиней Истины. Джоу Лахатал отправился в Тевер, как и обещал Каэтане. Арескои и га-Мавет хотели навестить А-Лахатала и остальных братьев, а также попытаться разузнать что-либо о судьбе Шуллата. Когда они отправлялись в путь, в Сонандане все было спокойно, и все единодушно решили, что четырех фенешангов хватит для того, чтобы справляться с неожиданными трудностями, буде таковые вообще возникнут.
Они и возникли, словно на заказ.
Поздно вечером, когда утомленный, голодный Нингишзида приказал подать ужин к себе в рабочую комнату и сам прошествовал туда, чтобы разобрать старые свитки, он столкнулся у дверей с Магнусом. Видимо, молодой чародей уже давненько поджидал его, потому что жрец застал его сидящим на полу, на подстеленной мантии, и мирно дремлющим. Так что вернее будет сказать, что Нингишзида об него споткнулся.
– Что ты тут делаешь? – спросил он у Магнуса.
– А-а, – обрадовался тот. – Похоже, что я успел заснуть, дожидаясь тебя. Кажется, мне даже сон приснился... Я к тебе по делу, Нингишзида: мне очень нужен твой совет.
– Давай зайдем внутрь, – ворчливо сказал жрец, но было очевидно, что просьба мага ему польстила.
Расторопный слуга, не дожидаясь отдельного распоряжения, притащил поднос, уставленный тарелками и тарелочками, а под мышкой держал высокую бутылку. Он быстро и бесшумно расставил принесенные блюда на столе, откупорил вино и растворился в темноте коридора.
– Я такой голодный, – пожаловался Нингишзида. – Сегодня был на приеме у владыки, пообещал остаться обедать, но так закрутился, что вспомнил об этом только сейчас.
– Так пошли за своей порцией, – рассмеялся Магнус. – Дай-ка мне, пожалуйста, вон ту тарелочку. Да-да, ту, над которой поднимается аппетитный дымок...
Несколько минут молча жевали. Наконец жрец не выдержал:
– Рассказывай, заговорщик. Знаешь ведь, что мне далеко не безразлично, что ты там удумал.
– Знаю, – согласился Магнус. – Оттого и пришел к тебе, а не к кому-нибудь другому. Наверное, неправильно начинать с того, с чего начну я, однако выхода нет: я обязан признаться, что я – один из самых сильных магов этого мира.
– Ну а эльфы нас почему интересуют? – легкомысленно спросил Дженнин. – Обычно они были сами по себе, мы сами по себе. Ты же сказал, что дела бессмертных нас не касаются...
– Нет, мальчик. Я сказал, что предпочитаю не вмешиваться в них, но, к сожалению, они касаются нас напрямую. Беда в том, что последний из Гаронманов – наполовину человек. И его крайне волнуют дела людей. Остальных эльфов, кажется, тоже.
С севера поступают все более тревожные сообщения. Урмай-гохон Самаэль двинул свои полчища на юго-запад. И я не удивлюсь, если теперь он считает себя достаточно сильным, чтобы завоевать Бали и помериться силами с Зу-Л-Карнайном.
– У него ничего не выйдет, – фыркнул шаммемм.
– Не должно было бы выйти, однако у Зу-Л-Карнайна серьезные проблемы – тагары восстали. И если они присоединятся к Самаэлю, то... сам понимаешь.
– Это беда, – согласился Дженнин. – Тогда и Хадрамауту угрожает непосредственная опасность.
– Думаю, варвару плевать, что с Хадрамаутом не воюют.
– Серьезное положение, – оценил обстановку Эльваган. – Давно не было так горячо на Варде.
– А теперь о самом невозможном... Говорят, что такие вещи предшествуют какой-то катастрофе, концу света. Не знаю, правда ли это, но все астрологи и чародеи в один голос называют место действия – Шангайскую равнину.
Дженнин нахмурился.
– Да, я бы не стал спать спокойно, если бы знал, что наверняка случится катастрофа. Это все же слишком близко к нам. А что понтифик?
– Он очень неплохой человек, и ты знаешь, как я к нему отношусь. Кажется, он даже заинтересовался тем, что происходит вокруг него, но, возможно, это момент настроения. В любом случае у меня не было возможности во что-либо посвятить его. Он поздно опомнился – время потеряно. Нужно самим решать, как быть, чью сторону принимать. Бездействие подобно самоубийству.
– Ты смотрел бумаги Корс Торуна? – спросил Дженнин внезапно.
– Только тем и занимаюсь. Кроме того, что-то есть у него в комнате странное, такое, чему просто невозможно там находиться. Правду говоря, я надеялся, что ты мне поможешь разобраться в его барахле. Идти туда одному страшно, а довериться я не могу никому.
– С радостью, – сказал шаммемм. – Только прикажи накормить меня обедом.
Повеселевший Вегонаба кивнул:
– Я и сам с тобой пообедаю. А после с новыми силами мы двинемся разгребать кучи хлама, оставшиеся нам в наследство от старого колдуна.
– Послушай, Вегонаба, – поинтересовался Дженнин, – а он на самом деле был так стар, как сплетничают?
– Еще старше, мальчик мой. Мой дед был мальчишкой, когда Корс Торун уже считался дряхлым стариком. Ну, пойдем в трапезную. Сейчас нам подадут обед.
Джаннин Эльваган последовал за гостеприимным хозяином. На пороге комнаты остановился, прислушиваясь. Тихий-тихий голос Корс Торуна произнес: «Я жду тебя, шаммемм». Но молодой человек решил, что ему померещилось...
О таких обедах принято говорить, что они прошли в теплой и дружественной обстановке, только этот был съеден наспех, правильнее сказать – проглочен. Напрасно старался повар порадовать своего хозяина кулинарными изысками: Вегонабе и его гостю было не до того. И даже осталась нетронутой индейка, маринованная в меду, – любимое блюдо хаанухов.
Залпом выпив по бокалу красного вина, оба вельможи не сговариваясь поднялись из-за стола и вышли из трапезной. Вегонаба бросил на ходу несколько слов, и слуги замельтешили, снуя разноцветными бабочками по коридорам. Одни спешили к каналу, чтобы приготовить ладью советника, другие – ждать у выхода с богато украшенными носилками, готовые доставить своего хозяина куда он прикажет.
Хозяин приказал – во дворец Корс Торуна.
Ладья, застеленная коврами, тихо заскользила по зеркальной глади канала, между цветущих берегов, а Вегонаба и Дженнин вели бесконечный разговор – шаткий мир держался на последних ниточках, готовый вот-вот ухнуть в пропасть и увлечь за собой все народы. Шаммемм предлагал отправить посольство в Сонандан, пока не поздно, первый советник в принципе соглашался.
Во дворце верховного мага Хадрамаута было тихо, темно и неуютно. Многочисленная челядь разбежалась сразу после того, как стало доподлинно известно о смерти хозяина. Люди боялись, что нечисть выйдет из-под контроля, и старались держаться подальше от этого нехорошего места. Все же не-человеческие существа, в разное время подчиненные Корс Торуном и порабощенные им, получили наконец долгожданную свободу, каковой и не преминули воспользоваться.
Однако все помещения сохранились в целости и неприкосновенности, ибо не было безумцев, возжелавших себе хоть пылинку из имущества чародея. Над вещами как бы тяготело незримое проклятие, отсюда старались унести ноги, оставив магу магово: кто его знает, не возьмется ли он и после смерти за свои темные дела.
Прислуга всегда знает о хозяине больше, чем может вызнать любой шпион, только обычно держит свое мнение при себе. Поэтому, когда Вегонаба только подозревал и предполагал, челядь доподлинно утверждала, что ворожба старого чародея к добру никогда не приводила и что знался он только со злыми силами.
– Неприятно тут, – передернул плечами шаммемм, оглядываясь по сторонам.
Вокруг было полно драгоценных вещей, старинной мебели, тяжелого бархата и парчи, которой завесили окна и дверные проемы. Однако пахло затхлостью и сыростью, словно в пещере с земляным полом. Пахло жилищем, которое не любят и давно бросили. Даже странно, как все пришло в запустение за такой короткий срок – в углах висела плотная паутина, пыль покрывала все поверхности толстым, слипшимся слоем. Кое-где пошла по дорогим шелковым шпалерам плесень, выедая яркие цвета. Безобразные пятна грязи заставляли привыкших к роскоши вельмож передергивать плечами от отвращения. И покои больше напоминали берлогу зверя, нежели обиталище человека.
– Отвратительно, – энергично кивнул первый советник. – Но мы обязаны пересмотреть здесь все.
– А вы не боитесь, что против нас обратятся заклятия, которые старик наложил на свое имущество? Охранное колдовство – я об этом много слышал, особенно на Имане. Там просто обожают эти штучки, – поинтересовался Эльваган. Страха в его голосе не было, да он и не испытывал этого чувства, хотя считал, что осторожность не помешает.
– Не такой уж я выживший из ума, как тебе кажется, – улыбнулся Вегонаба. – У меня с собой перстенек. С виду так себе, дешевая безделица, но если поблизости есть магический предмет либо предмет, над которым . было прочитано заклинание, перстенек оповестит нас, будь уверен.
– А, – облегченно выдохнул Дженнин. – Тогда приступим. А что мы ищем, собственно говоря?
– Видишь ли, – замялся Вегонаба. – Этого я и сам точно не знаю, но надеюсь, что распознаю это сразу, как только увижу.
– Безумие, – буркнул шаммемм, тоскуя по своему флагману.
Три часа спустя они все еще копались в бумагах колдуна. Вегонаба распотрошил огромный сундук и вывалил на необъятный стол его содержимое. Они с Эльваганом сидели утопая в глубоких креслах и с безразличием истуканов перебирали свитки и пухлые конверты. Занятие сие им опостылело до невозможности, они наглотались пыли, глаза начали слезиться, но долг был выше усталости. Молчали. Скрипели зубами. Изредка попадалось кое-что интересное, и тогда бумаги бросали в плетеную корзину, которую Вегонаба отыскал под столом. Эти документы предполагалось просмотреть потом.
Шаммемму попался на глаза объемистый сверток, содержащий переписку Корс Торуна и некоего Дживы из Таора по поводу поисков драгоценного украшения, подвески из зеленого золота. Этот самый Джива был не то гробокопателем, не то грабителем, не то еще кем-то похуже, но малым оборотистым и смекалистым. Даже Корс Торуна он не слишком боялся, что следовало из его писем. Дженнин особенно не вникал в перипетии поисков: его просто заинтересовало само украшение – нечто подобное, кажется, всегда болталось на шее самого мага, если он верно понял описание разыскиваемой вещи. Но тогда становилось неясно – не то искали очень давно, еще до рождения Эльвагана, не то в мире существовала еще одна такая штука, но кому это было нужно?
Сам не зная почему, Дженнин Эльваган остановился и задумался, вспоминая. Гадость редкостная, определил он про себя, и совершенно невероятно, чтобы какой-нибудь сбрендивший ювелир решил заработать на этом деньги – в мире не так много покупателей с извращенным вкусом вроде Корс Торуна. Разве что это магический талисман и старый колдун разыскивал его именно по такой причине.
– Что-то интересное? – поинтересовался Вегонаба.
Дженнин хотел было поделиться с советником своими соображениями, но потом вдруг подумал, что дело выеденного яйца не стоит и тот слушать не станет. Знаменитая осторожность шаммемма подвела его в первый раз, а интуиция смолчала.
– Да нет, – небрежно молвил молодой человек. – Досмотрю быстро эту пачку, но только для очистки совести – ничего важного я здесь не обнаружил.
– Ищи, – сказал Вегонаба. – Даже старый хитрец не мог абсолютно все утаивать абсолютно ото всех, должны остаться следы, хоть ниточки какие-то...
– Ищу...
Воцарилась тишина, нарушаемая только шелестом бумаг и пергамента да скрипом старых кресел.
Шаммемм внезапно заерзал на своем месте, завертел головой. Тихий шепот звучал у него за спиной, призывая немедленно взглянуть на что-то весьма важное. Дженнин Эльваган был человеком сильным и волевым и по этой причине сопротивлялся голосу значительно дольше, нежели любой другой на его месте. Он пытался сосредоточиться на тексте, том самом письме хадрамаутского мага, в котором Корс Торун настрого запрещал Дживе прикасаться к украшению, буде последний это украшение обнаружит. В случае непослушания грозил страшными карами, за успех и четкое следование инструкциям, прилагаемым в конце письма, сулил золотые горы...
– Шаммемм, иди сюда, возьми свое будущее, шаммемм. Ты избран, ты призван, ты должен... – шептал странный голос.
Дженнин Эльваган, борясь с самим собой из последних сил, бросил короткий взгляд на руку советника Вегонабы. Тот сидел напротив, полностью погрузившись в изучение какого-то документа, и молодому человеку не докучал. Судя по выражению лица, он вообще забыл о спутнике в эти минуты: что-то важное советник все-таки откопал. Его тонкая белая рука, украшенная неуместно дешевым на фоне остальных драгоценностей перстнем, была хорошо видна Эльвагану. Перстень выглядел обычной безделкой и никак на шепот не реагировал, из чего флотоводец сделал вывод – либо шепот ему грезится, либо никак не связан с магией. И то и другое показалось ему неопасным.
Дженнин поднялся из-за стола, сжимая в руках бумагу с инструкциями Корс Торуна.
– Ты куда? – спросил первый советник, не отрываясь от работы.
– Скажу слугам, пусть отправят курьера на верфь. Хочу внести предложение...
Вегонаба отечески улыбнулся – серьезность Эльвагана нравилась ему, а способность работать не щадя себя вызывала уважение. Он еще раз искренне порадовался, что взял молодого человека с собой. С ним было безопасно, надежно и приятно общаться.
Адмирал-шаммемм вышел в коридор и остановился в нерешительности, не зная, куда идти. Вкрадчивый шепот моментально пришел на помощь.
– Спустись вниз, лестница справа, – подсказал он уверенно.
Как заведенный двинулся Эльваган в указанном направлении. Даже не задумался над тем, отчего он так покорен и спокоен.
В течение нескольких показавшихся ему невыносимо долгими минут Эльваган бродил в полутемных помещениях пустого дворца. Обиталище мага было огромным, и без подсказки загадочного доброжелателя он бы и за полгода не нашел искомое. Однако голос уверенно руководил им, сообщая все новые ориентиры, и, подчиняясь ему, молодой человек спустился в подземелье без окон, находившееся ниже уровня моря. Здесь было еще более сыро, и неправдоподобно большие мокрицы ползали по черным, в липких, скользких потеках стенам, издавая шуршащие звуки.
Дженнин брезгливо отшатнулся – мокрицы были ему глубоко несимпатичны, а грязный и застоявшийся воздух подземного этажа раздражал и сильно затруднял дыхание.
– Толкни эту дверь, – сказал голос чуть громче.
Шаммемм огляделся: не видел он никакой двери ни прямо перед собой, ни за спиной. Голые стены, и только.
– Перед тобой, – повторил голос с нетерпением.
Дженнин сожалел о том, что оставил перчатки на столе в кабинете – вот они бы сейчас ему очень пригодились. Преодолевая отвращение, адмирал-шаммемм протянул руку и уперся ладонью в пространство стены прямо перед собой.
Сейчас он являл собой странное существо: в одном теле помещались две абсолютно разные личности. Одна – не рассуждающая, полностью покорная незримому хозяину, приведшему ее сюда. Вторая – прежний Эльваган, гордый и независимый, волевой и сильный – живая легенда Хадрамаута. Второй недоумевал, первый будто бы знал, ради чего его призвали во дворец хадрамаутского мага, и, зная, благоговел.
Дверь – что удивительно – поддалась безо всякого сопротивления, бесшумно отворилась, обнаружив за собой полную темноту и всепроникающий могильный холод.
– О боги! – выдохнул Дженнин.
– Иди! – Голос, кажется, возражений не терпел. Даже минутных колебаний не переносил, но впервые в жизни шаммемм допустил подобное с собой обращение.
Кроме голоса, пославшего его в подземелье, слышался теперь еще один. И этот, второй, был сладким и нежным, призывным и... Что-то он обещал, Эльваган не слышал, что именно, но уже понимал, что именно этого и жаждал с той минуты, как появился на свет. Он не колеблясь сделал пару шагов в кромешной темноте и с удивлением обнаружил, что глаза его стали различать неясные, размытые очертания предметов. Но он не слишком задержался на этой мысли.
Вот стоит перед ним зеркало в тяжелой раме, высокое, в полтора человеческих роста. Около него – два низеньких столика на тусклых бронзовых ножках, – шаммемм был уверен, что именно на бронзовых, покрытых зеленой патиной. Столики были сплошь заставлены разнообразнейшими предметами – флаконами, шкатулочками, коробочками, статуэтками. Одна из них изображала нечеловеческое существо – мощное, приземистое, державшее над головой довольно большой матовый шар размером с человеческую голову. Эльваган легко коснулся гладкой поверхности пальцами, не отдавая себе отчета в том, что делает, и шар готовно засветился молочно-белым, осветив углы комнаты.
Не так уж она была велика, потайная комната во дворце Корс-Торуна. Вторая часть души Дженнина, подчиненная молчащему уже голосу, доподлинно знала, что ее хозяин находится сейчас в святая святых хадрамаут-ского мага.
Эльваган не испытывал ни страха, ни трепета. Он был уверен, что с ним ничего плохого не случится.
– Я здесь, – позвал его кто-то. – Я так рад, что ты отыскал меня, Господин! Теперь я смогу дать тебе все, чего ты ни пожелаешь, – лучший в мире флот, не в этом мире, но во всех мирах, сколько их ни есть... Славу, заслуженную тобой, сражения, в которых ты прославишь имя Эльваганов, и... эльфийский трон – ты станешь королем Морских эльфов и братом великого Йа Тайбрайя!
Никто и никогда не слышал от шаммемма ни слова об этой самой потаенной, самой несбыточной и самой страстной его мечте.
– Где ты?! – крикнул он, обращаясь к незримому собеседнику.
– Здесь, Господин.
Дрожащими пальцами, действуя по наитию, Эльваган нашарил на узорной раме какой-то неприметный листочек, щелкнул, и зеркало бесшумно пошло в сторону, открывая маленькую стенную нишу, в которой тускло поблескивало украшение из зеленого золота.
Надев его, Дженнин Эльваган, адмирал-шаммемм Хадрамаута, потомок древнейшего княжеского рода, наконец понял, что значит быть по-настоящему могущественным и великим...
Вегонаба уже начал было волноваться из-за отсутствия молодого флотоводца, так что Эльваган появился как раз вовремя.
– Это ты, – облегченно выдохнул первый советник. – Хвала богам! А то я уже испугался, не попал ли ты в какую-нибудь историю... Да что с тобой, Дженнин? Ты сам на себя не похож.
– Ошибаешься, советник, – холодно произнес шаммемм, и Вегонаба ужаснулся холодности и презрительности его тона. – Только теперь я стал похож на себя. Я рад и счастлив, что это наконец-то произошло.
– Что ты говоришь?! – рявкнул рассвирепевший Вегонаба. – Ты забываешься, шаммемм. Никакие дружеские отношения не оправдывают ни грубость, ни наглость. Изволь немедленно извиниться! Если ты забыл, то я тебе напомню, что я старше не только по возрасту, но и по положению...
– Положение... – Эльваган усмехнулся краем рта. – Что ты знаешь о положении, ты – лакей оплывшего жиром понтифика? Ваше время минуло, и теперь я стану диктовать свою волю сперва Хадрамауту, а потом и большей части Арнемвенда.
Вегонаба молчал.
Он во все глаза глядел на подвеску из зеленого золота, ярко выделявшуюся на фоне темных одежд шаммемма.
– Ты надоел мне, советник, – лениво произнес Дженнин Эльваган. – И я даже не стану предлагать тебе свое покровительство, потому как хорошо знаю, что ты ответишь. Смирись с мыслью, что тебе пора умереть...
Первый советник не верил своим ушам. Несколько часов назад он зашел во дворец Корс Торуна с человеком, которого считал одним из самых честных, умных и отважных в стране, к которому относился как к сыну. И он не представлял, какая сила так могла изменить шаммемма. Надеясь на то, что наваждение уйдет и Эльваган снова станет самим собой, – нужно только найти для него правильные слова, заставить его понять, что им завладела страшная, чужая сила, – Вегонаба открыл было рот, но молодой человек опередил его. Он щелкнул пальцами, словно подзывал слугу. Не прошло и нескольких секунд, как за портьерой раздались странные звуки, будто мокрой тряпкой шлепали по каменному полу. Звуки были тяжелые, хлюпающие. И, приближаясь, они становились все громче. Наконец портьера заколебалась, словно под порывами ветра, и рухнула вниз.
В дверном проеме высилось кошмарное существо – огромное, мощное и бездушное. Вегонаба сразу узнал его: именно этот монстр был изображен на подвеске, которую носил когда-то Корс Торун.
– О боги! – ужаснулся советник, поняв, что именно изменилось в Дженнине Эльвагане. – Подвеска! Как же я раньше не понял!!!
И старый вельможа протянул руку к груди адмирала-шаммемма в безнадежной попытке сорвать с нее колдовское украшение. Дешевый перстенек, призванный определять наличие магии в том или ином предмете, ослепительно полыхнул разноцветными искрами, на миг затуманив зрение Вегонабы.
Отшатнулся в испуге Эльваган, судорожно вцепившись в талисман побелевшими пальцами, – мысль о том, чтобы расстаться с подвеской, была для него невыносимой.
Отвратительное существо, похожее на жабу, вставшую на задние лапы, – склизкую, бородавчатую, обзаведшуюся к тому же клыками, шипами, рогами и даже перепончатыми крыльями, – шлепало по направлению к первому советнику, оставляя за собой на полу влажные темные следы. Вегонаба попытался было позвать на помощь, но оказалось, что голоса нет и из горла вырывается сдавленное шипение. В этот момент тварь распахнула необъятную – во всю морду – пасть, и оттуда вылетел длинный липкий язык...
Стемнело необыкновенно быстро; и в высокое стрельчатое окно заглянула луна – желтая, мутная, сумасшедшая.
Предоставленные самим себе на время отсутствия Кахатанны, ее друзья развили бешеную деятельность. Они были столь активны, что Нингишзида двенадцать часов в сутки сожалел о том, что великая богиня не взяла их на сей раз с собой, а остальные двенадцать корил себя за то, что сам не составил ей компанию.
На западной границе было неспокойно. Нынешний правитель Джералана – Хентей-хан – прислал татхагатхе Сонандана письмо, в котором сообщал о мятеже, поднятом его двоюродным братом Альбин-ханом. Тагары, которые так и не смогли смириться с тем, что фаррский аита завоевал их страну, решили наконец сбросить ненавистное иго. И кто знает, как бы сам владыка Хеyтей отнесся к этому, если бы не творимые Альбин-ханом и его приспешниками зверства.
Восставшие тагары начали с того, что ворвались во дворец бывшего правителя Хайя Лобелголдоя, перебили стражу, вырезали слуг, а самого старого хана ослепили, привязали к коню и несколько часов подряд таскали по степи. Только затем полуживого и истекающего кровью старика прилюдно казнили в Дарвешане – небольшом городке на севере от столицы. Народ ужаснулся этому злодеянию, и хотя прежде многие недолюбливали Хайя Лобелголдоя и возлагали на него вину за гибель хана Богдо Даина Дерхе, большинство людей сочли его убийство бессмысленной жестокостью. Рассвирепевший оттого, что его не поддержали жители Дарвешана, Альбин-хан сжег весь город.
А вскоре была взята приступом крепость Тэджон. Ее защитников сбросили с высоких стен на воткнутые в землю копья.
Какое-то время Хентей-хан пытался справиться с бунтовщиками собственными силами, не желая звать на помощь Зу-Л-Карнайна. Он справедливо опасался, что в гневе и горе император не различит правых и неправых. Однако отряд Альбин-хана вторгся на территорию Урукура и напал на кочевое племя саракоев, большинство мужчин которого служили в войске аиты. Тагары не пощадили ни женщин, ни стариков, ни детей. Даже верблюдов, собак и кошек убили и сожгли на одном огромном костре вместе с телами их хозяев.
Взбешенные саракои созвали Большой Желтый совет, который после недолгих споров постановил: возмездие! Только вмешательство Зу-Л-Карнайна не дало разгореться кровавой и страшной войне между двумя народами.
В своем письме Хентей-хан предупреждал о том, что мятежный Альбин-хан может предпринять безумную попытку напасть на Салмакиду или ее окрестности, и просил татхагатху Сонандана принять меры к защите. Естественно, он умолял Богиню Истины и светских правителей страны простить народ тагаров и не держать на него зла, при этом Альбин-хан был объявлен вне закона. Владыка Джералана сообщал также, что одновременно отправляет гонца к Зу-Л-Карнайну с просьбой прислать войска для усмирения бунтовщиков, дабы не разгорелась гражданская война в и без того неспокойной стране.
Прочитав послание, Тхагаледжа приказал удвоить количество дозорных отрядов и высылать их на большее расстояние от столицы. Князь Малан-Тенгри, обрадовавшись тому, что появилось хоть какое-то дело для его скаатов, взял на себя охрану Шангайской равнины. На берегу Охи, ниже по течению, возводили под руководством Куланна еще одну крепость, и Магнус вместе с Номмо часто туда наведывались.
Конечно, разумнее всего было обратиться с этой задачей к бессмертным, но они покинули Салмакиду одновременно с Богиней Истины. Джоу Лахатал отправился в Тевер, как и обещал Каэтане. Арескои и га-Мавет хотели навестить А-Лахатала и остальных братьев, а также попытаться разузнать что-либо о судьбе Шуллата. Когда они отправлялись в путь, в Сонандане все было спокойно, и все единодушно решили, что четырех фенешангов хватит для того, чтобы справляться с неожиданными трудностями, буде таковые вообще возникнут.
Они и возникли, словно на заказ.
Поздно вечером, когда утомленный, голодный Нингишзида приказал подать ужин к себе в рабочую комнату и сам прошествовал туда, чтобы разобрать старые свитки, он столкнулся у дверей с Магнусом. Видимо, молодой чародей уже давненько поджидал его, потому что жрец застал его сидящим на полу, на подстеленной мантии, и мирно дремлющим. Так что вернее будет сказать, что Нингишзида об него споткнулся.
– Что ты тут делаешь? – спросил он у Магнуса.
– А-а, – обрадовался тот. – Похоже, что я успел заснуть, дожидаясь тебя. Кажется, мне даже сон приснился... Я к тебе по делу, Нингишзида: мне очень нужен твой совет.
– Давай зайдем внутрь, – ворчливо сказал жрец, но было очевидно, что просьба мага ему польстила.
Расторопный слуга, не дожидаясь отдельного распоряжения, притащил поднос, уставленный тарелками и тарелочками, а под мышкой держал высокую бутылку. Он быстро и бесшумно расставил принесенные блюда на столе, откупорил вино и растворился в темноте коридора.
– Я такой голодный, – пожаловался Нингишзида. – Сегодня был на приеме у владыки, пообещал остаться обедать, но так закрутился, что вспомнил об этом только сейчас.
– Так пошли за своей порцией, – рассмеялся Магнус. – Дай-ка мне, пожалуйста, вон ту тарелочку. Да-да, ту, над которой поднимается аппетитный дымок...
Несколько минут молча жевали. Наконец жрец не выдержал:
– Рассказывай, заговорщик. Знаешь ведь, что мне далеко не безразлично, что ты там удумал.
– Знаю, – согласился Магнус. – Оттого и пришел к тебе, а не к кому-нибудь другому. Наверное, неправильно начинать с того, с чего начну я, однако выхода нет: я обязан признаться, что я – один из самых сильных магов этого мира.