Уикхем Маделин. Сердцеедка

   – А если предложит? Вы согласитесь?
   – Что ж…
   Флер откинулась на спинку стула. Десять миллионов, подумала она. Эта мысль перекатывалась в сознании, словно громадный сверкающий шар. Десять миллионов фунтов стерлингов. Превосходное состояние по любым меркам.
   – Кто знает? – сказала, наконец, Флер и одним глотком осушила бокал.
 
   – Думаешь, мой папа с твоей мамой поженятся? – спросил Энтони, плюхнувшись на безупречно ровную травку грина.
   – Откуда я знаю? – раздраженно ответила Зара. – Перестань спрашивать одно и то же. Я не могу сосредоточиться!
   Она наморщила нос, глубоко вздохнула и ткнула мяч клюшкой. Мяч прокатился несколько дюймов по направлению к лунке и замер.
   – Ну вот, все из-за тебя! Отвратный удар.
   – Нормальный удар, – возразил Энтони. – Ты быстро учишься.
   – Ничего не быстро. Дурацкая игра.
   Она со злостью стукнула клюшкой о землю. Энтони тревожно оглянулся: вроде никто не видел. Вокруг почти никого и не было. Они находились на детском грине, здесь всегда было безлюдно, а сосны загораживали вид. Энтони половину утра отрабатывал удары, готовясь к Кубку клуба – главному соревнованию летнего сезона. Оставшееся время он занимался тем, что подбирал мячи, которые у Зары то и дело улетали в кусты.
   – По мячу надо бить осмысленно. Вот представь себе…
   – Нечего тут представлять! – огрызнулась Зара. – Я знаю, что нужно делать – загнать дурацкий мяч в дырку. Просто у меня не получается!
   Она швырнула клюшку на землю и уселась рядом с Энтони.
   – Не понимаю, как ты можешь играть в эту тупую игру. На ней даже калории не сжигаешь!
   – Она вроде как затягивает, – сказал Энтони. – А куда уж тебе худеть?
   Зара словно не слышала – сидела молча и нахохлившись. Несколько минут было тихо.
   – Чего ты злишься? – спросил, наконец, Энтони.
   – Я не злюсь.
   – Нет, злишься. Весь день сегодня психуешь. С тех пор, как твоя мама уехала. – Он замялся. – Это потому, что…
   – Почему?
   – Ну, я просто подумал, может, ты знала ту женщину, по которой панихида, и…
   – Нет, – перебила его Зара. – Дело совсем не в том.
   Она отвернулась, насупившись еще сильнее.
   – Здорово, что ты поедешь в Нью-Йорк, – бодрым тоном произнес Энтони.
   – Еще неизвестно, поеду или нет.
   – Конечно, поедешь! Твой друг Джонни тебя отвезет.
   Зара пожала плечами.
   – Как-то я себе это плохо представляю.
   – А почему?
   Она опять пожала плечами.
   – Не представляю, и все тут.
   – Просто ты хандришь, – с умным видом изрек Энтони.
   – Я не хандрю! Мне хочется…
   – Чего? – встрепенулся Энтони. – Чего тебе хочется?
   – Хочется знать, что будет, понял?
   – У моего папы с твоей мамой?
   – Ага, – чуть слышно ответила она.
   – Я думаю, они поженятся. – Энтони был полон энтузиазма. – Спорим, папа скоро сделает ей предложение. И тогда вся эта история с золотой картой… – Он понизил голос. – У мужа и жены все равно все общее.
   Зара посмотрела на него.
   – Как ты хорошо все разложил по полочкам!
   – А что?
   Энтони покраснел и подергал пучок коротко подстриженной травы.
   – Энтони, ты такой порядочный, ё-моё!
   – Неправда! – возмутился он.
   Зара вдруг расхохоталась.
   – Да это же неплохо!
   – Ты так говоришь, как будто я… примерный мальчик. А я не такой! Я тоже делал… разные вещи.
   – Какие? – подначила Зара. – По магазинам тырил?
   – Ты что! Нет, конечно.
   – Играл в азартные игры? А как насчет секса?
   Энтони густо покраснел. Зара придвинулась ближе.
   – Энтони, ты когда-нибудь занимался сексом?
   – А ты?
   – Не говори чушь. Мне всего тринадцать.
   Энтони сразу полегчало.
   – Ну, мало ли… С тебя сталось бы. В смысле, ты же куришь травку?
   – Это совсем другое, – ответила Зара. – И вообще, если слишком рано начать заниматься сексом, будет рак шейки матки.
   – Рак шеи? – озадачился Энтони. – Это как?
   – Шейки матки, дубина! Ты хоть знаешь, что такое матка? Это вот здесь. – Она показала куда-то в районе застежки своих джинсов. – Там, внутри.
   Энтони проследил взглядом за ее пальцем и почувствовал, как застучала в висках кровь. Рука сама собой взлетела к родимому пятну.
   – Чего ты его прикрываешь? – спросила Зара.
   – Что? – придушенно просипел Энтони.
   – Да я про твое родимое пятно. Не надо его закрывать.
   – Тебе, что ли, нравится?
   – Ну да. А тебе разве нет?
   Энтони в растерянности отвел глаза. Никто никогда не говорил с ним о его отметине; он привык делать вид, что пятна не существует.
   – По-моему, очень сексуально.
   Голос Зары одновременно и ласкал, и царапал слух.
   Энтони задышал чаще. Никто никогда не называл его сексуальным.
   – Мама его видеть не могла.
   – Не может быть, – утешила Зара.
   – Может! Она… Неважно, – оборвал Энтони.
   – Еще как важно!
   Несколько секунд Энтони молча смотрел в землю. Верность матери боролась в нем с внезапным отчаянным желанием выговориться.
   – Она хотела, чтобы я носил повязку на глазу. Чтобы этой штуки не было видно.
   – Повязку?
   Энтони рывком обернулся и натолкнулся на недоверчивый взгляд Зары.
   – Я помню. Она спросила, как я считаю – правда, мол, было бы весело носить повязку на глазу. Как у пиратов. И достала такую… жуткую черную пластиковую нашлепку на резинке.
   – А ты?
   Энтони зажмурился, вспоминая взгляд матери – отвращение, прикрытое бодрой неискренней улыбкой. От боли сдавило грудь.
   – Я эдак посмотрел на нее и сказал: я же через повязку не смогу видеть. А она засмеялась и сделала вид, что пошутила. Только… – Он проглотил комок в горле. – Не шутила она. Я и тогда уже знал. Она хотела прикрыть пятно.
   – Черт, ну и сволочь!
   – Она не сволочь! – Голос Энтони сорвался. – Она просто…
   Он закусил губу.
   – А, по-моему, смотрится сексуально! – Зара придвинулась еще ближе. – Ну очень сексуально!
   Наступила короткая пауза. Зара смотрела Энтони прямо в глаза.
   – А… а если люди целуются, от этого бывает рак шейки матки? – спросил Энтони и сам удивился, каким хриплым стал у него голос.
   Сердце колотилось как сумасшедшее.
   – Вроде нет, – сказала Зара.
   – Это хорошо.
   Он медленно и неловко обхватил Зару за костлявые плечики и притянул к себе. Ее губы пахли мятой и диетической колой, язык мгновенно нашел его язык. Она уже целовалась раньше, как в тумане подумал Энтони. Много целовалась. Уж наверное, больше меня.
   Когда они разъединились, он посмотрел на нее настороженно: вдруг смеется? Сейчас возьмет и скажет что-нибудь обидное.
   Нет. К его изумлению и ужасу, она смотрела куда-то вдаль, и по щеке Зары ползла слезинка. В голове у Энтони замелькали картины обвинений и беспомощных оправданий.
   – Зара, прости! Я не хотел…
   – Не волнуйся, – тихо ответила она. – Это не из-за тебя. Совсем даже не из-за тебя.
   – Значит, ты не против?
   Он смотрел на нее, слегка задыхаясь.
   – Конечно, не против. Я хотела, чтобы ты меня поцеловал. Ты же и сам понял. – Она вытерла щеку, подняла глаза и улыбнулась. – Знаешь что? Поцелуй меня еще.
   К тому времени как Филиппа пришла домой, у нее страшно разболелась голова. Флер взяла такси и уехала на вокзал Ватерлоо, а Филиппа отправилась дальше по магазинам в одиночку. Она обошла магазинчики подешевле, куда постеснялась бы заглянуть с Флер, хотя втайне предпочитала именно их. Теперь туфли жали распухшие ноги, прическа потеряла всякую форму, на коже, казалось, осела вся лондонская пыль. Входя в квартиру, Филиппа услышала в кабинете незнакомый голос, и сердце забилось быстрее. Ламберт привел кого-то в гости? Можно будет устроить импровизированный ужин! Как удачно, что на ней розовый костюм – пусть думают, будто она каждый день так одевается!
   Филиппа промчалась через прихожую, заглянула по дороге в зеркало, сделала утонченное и в то же время приветливое лицо и распахнула дверь кабинета.
   Ламберт был один – сидел, сгорбившись, в кресле у камина и слушал автоответчик. Незнакомый Филиппе женский голос говорил:
   «Необходимо срочно встретиться и обсудить сложившуюся ситуацию».
   – Какую ситуацию? – спросила Филиппа.
   – Никакую! – рявкнул Ламберт.
   Филиппа посмотрела на красный огонек автоответчика.
   – Она вот сейчас звонит? Почему ты не снимешь трубку и не поговоришь с ней?
   – Почему ты не заткнешься? – прорычал муж.
   Филиппа посмотрела на него. После ланча с Флер она уже снова начала думать, что ее брак, возможно, не настолько ужасен, может быть, есть еще надежда. Решение расстаться с Ламбертом постепенно растаяло, оставив привычное горьковатое ощущение неудавшейся жизни.
   А теперь вдруг решимость вернулась. Филиппа набрала в грудь воздуху и сжала кулаки.
   – Какого черта ты мне все время хамишь! – закричала она.
   – Что-о?
   Ламберт медленно повернул голову, глядя на жену с непритворным изумлением.
   – Все, хватит, надоело! – Филиппа шагнула вперед, заметила, что все еще держит сумки с покупками, и плюхнула их на пол. – Ты обращаешься со мной как с прислугой! Как с какой-то дурой! Я требую уважения!
   Филиппа топнула ногой, жалея, что никто их сейчас не видит. Великолепные реплики сами просились на язык, сцены бурных объяснений из тысяч любовных романов кружили в голове. Она сама чувствовала себя доведенной до точки героиней одного из таких романов.
   – Я вышла за тебя по любви, Ламберт. Я хотела разделить с тобой твою жизнь. Твои мечты, твои надежды. Но ты отстранился от меня, ты меня игнорируешь…
   – Я тебя не игнорирую! – возразил Ламберт. – О чем…
   – Ты вытираешь об меня ноги! – Филиппа гордо встряхнула волосами. – Что ж, достаточно. Больше не хочу.
   – Что? – повысил голос Ламберт. – Филиппа, что за дурь на тебя нашла?
   – Задай себе тот же вопрос! Я ухожу от тебя.
   Она вздернула подбородок, подхватила сумки и повернулась к двери.
   – Я ухожу, и ты меня не остановишь.

14

   Вернувшись из Лондона, Флер застала в холле прощавшегося с Ричардом Джеффри Форрестера, капитана Грейвортского гольф-клуба.
   – Ага! – воскликнул Форрестер. – Вы как, раз вовремя! Сообщить ей хорошие новости, Ричард, или сам скажешь?
   – О чем речь? – спросила Флер.
   – Джеффри только что мне объявил, что я, если хочу, могу занять должность капитана клуба, – ответил Ричард.
   Он явно старался сохранить невозмутимое лицо, но губы уже изгибались в улыбке, а глаза сияли от восторга.
   – Комитет проголосовал за него единогласно, – кивнул Джеффри. – И могу вас заверить, такое нечасто бывает.
   – Замечательно, дорогой! – воскликнула Флер. – Я так рада!
   Джеффри взглянул на часы.
   – Все, бегу. Утром дашь мне знать о своем решении?
   – Безусловно, – ответил Ричард. – Доброй ночи, Джеффри.
   – Надеюсь, мы вас обоих увидим на Кубке клуба? – спросил, уходя, Джеффри. – Никаких отговорок! – Он добродушно улыбнулся Флер. – Пора бы вам тоже заняться гольфом!
   – Боюсь, гольфист из меня никакой.
   – Начинать никогда не поздно! Мы вас еще приобщим к гольфу, правда, Ричард?
   – Надеюсь. – Ричард сжал руку Флер. – Очень надеюсь.
   Они смотрели вслед отъезжающей машине, потом вернулись в дом.
   – Что он говорил о каком-то решении? – спросила Флер.
   – Я сказал Джеффри, что не могу дать согласие, пока не посоветуюсь с тобой.
   – Как? Почему? – поразилась Флер. – Ты же хочешь быть капитаном!
   Ричард вздохнул.
   – Конечно, хочу, однако, все не так просто. Должность капитана – не только большая честь, но и огромная ответственность. – Он поднес к губам прядь волос Флер. – Если я соглашусь, мне придется гораздо больше времени проводить в клубе. Больше играть, присутствовать на всевозможных заседаниях… – Ричард развел руками. – Много всякого разного. А значит, я меньше времени смогу проводить с тобой.
   – Зато ты будешь капитаном! Разве не об этом ты мечтал?
   – Странное дело, – произнес Ричард. – Стать капитаном Грейворта – это, можно сказать, была моя цель. И вот цель передо мной, а я уже не помню, зачем так упорно к ней шел. Финиш переместился. – У Ричарда дернулся кончик носа. – Или точнее будет сказать – восемнадцатая лунка переместилась!
   Он хрюкнул от смеха. Флер, напротив, тревожно хмурилась.
   – Нельзя так запросто отказываться от своей цели! – воскликнула она вдруг. – Тем более если ты шел к ней всю жизнь.
   – А почему нет? Что, если цель потеряла для меня свою ценность? – Ричард пожал плеча ми. – Что, если мне приятнее быть с тобой, чем носиться рысью по полю с каким-нибудь занудой из соседского гольф-клуба?
   – Нельзя отказываться от борьбы! Нельзя вот так вот взять и… остепениться! Ты всю жизнь мечтал стать капитаном Грейворта, и теперь тебе предоставляется такая возможность. Счастливый случай надо хватать обеими руками, даже если…
   Она замолчала, тяжело дыша.
   – Даже если это мешает стать счастливым?
   – Может быть, и да! Лучше поймать случай и быть несчастным, чем упустить и потом всю жизнь жалеть об этом.
   – Флер. – Он взял ее руки в свои и поцеловал. – Ты удивительная, совершенно необыкновенная! Не могу себе представить настолько понимающую, самоотверженную жену…
   Наступило звенящее молчание.
   – Только я не твоя жена, – медленно проговорила Флер.
   Ричард опустил глаза, глубоко вздохнул и снова посмотрел ей прямо в лицо.
   – Флер…
   – Ричард, мне нужно принять душ. Приехала из Лондона вся в грязи.
   Она вырвалась из его рук и бросилась к лестнице.
   – Конечно, – тихо произнес Ричард. Потом улыбнулся, глядя на нее снизу вверх. – Ты, наверное, совсем без сил. А я даже не спросил, как прошла панихида.
   – Я на нее не поехала. Загуляла с Филиппой.
   – А, хорошо! Я рад, что вы подружились.
   – И спасибо за шампанское! – прибавила Флер, взбегая по ступенькам. – Мы так удивились!
   – Да, – сказал Ричард. – Я на это и рассчитывал.
   Флер метнулась в ванную, открыла до отказа оба крана и заперла дверь. В голове у нее все смешалось, необходимо спокойно подумать. Она вздохнула, присела на безобразный пузатый пуфик и принялась рассматривать свое отражение в зеркале.
   А какая у нее в жизни цель? Ответ пришел мгновенно, без раздумий. Ее цель – скопить много денег. Сколько – много? Десять миллионов фунтов – много. Если они с Ричардом поженятся, у нее будет много денег.
   – Но не в полной моей собственности, – вслух сказала Флер своему отражению.
   Она со вздохом сбросила туфли. Ноги чуть заметно ныли после прогулки по лондонским улицам, несмотря на обувь из мягкой качественной кожи и многочисленные такси.
   Если она станет женой Ричарда, выдержит ли такую жизнь? Миссис Ричард Фавур, из Грейворта!.. Флер передернуло. От одной мысли сделалось трудно дышать. После свадьбы мужчины меняются. Ричард накупит ей брюк из шотландки и заставит играть в гольф. Выделит определенную сумму на расходы. Каждое утро, проснувшись, она будет видеть рядом с собой его простодушную влюбленную улыбку. Если соберется за границу, он захочет поехать с ней.
   С другой стороны… Флер прикусила губу. С другой стороны, у него куча денег. Такой потрясающий случай может больше и не представиться. Флер сорвала с себя жакет, перебросила через вешалку для полотенец. Вид черного шелка вдруг напомнил о панихиде, на которую она не пошла. Упущенная возможность! Мало ли с кем там можно было встретиться…
   – Пора решать, – сказала Флер отражению, вылезая из юбки и расстегивая бюстгальтер. – Бери, что дают, или уходи.
   Она сдернула чулки, босиком прошлепала к ванне и переступила через бортик. Погружаясь в горячую воду с пышной пеной, почувствовала, как расслабилось тело и сознание очистилось от мыслей.
   В дверь постучали.
   – Это я! – послышался голос Ричарда. – Принес тебе бокал вина.
   – Спасибо, дорогой! – крикнула Флер. – Сейчас заберу.
   – И еще Филиппа звонит по телефону. Хочет поговорить с тобой.
   Флер возвела глаза к потолку. Хватит с нее Филиппы на сегодня!
   – Скажи, что я ей перезвоню.
   – Ладно. Я поставлю бокал у двери.
   Флер представила себе, как Ричард наклоняется, аккуратно ставит бокал на ковер, смотрит на него, прикидывая – не опрокинет ли она бокал, когда будет выходить из ванной, наклоняется вновь и переставляет на несколько дюймов в сторону, после чего удаляется на цыпочках. Осторожный, благоразумный. Позволит он ей растранжирить все его деньги? Скорее всего, нет. И получится, что она вышла за него совершенно зря.
 
   Филиппа положила трубку, кусая губы. Слезы с новой силой полились по красному опухшему лицу. Ей казалось, будто из нее вырывают внутренности. Больше позвонить некому. Некому довериться. Ей необходимо выговорить все Флер, а Флер принимает ванну.
   – Господи! – сказала Филиппа вслух. – Господи, помоги мне!
   Она сползла с диванчика на пол и зарыдала, держась за живот и раскачиваясь. Розовый костюм помялся и был весь в пятнах от слез. Впрочем, все равно никто ее не видит. Не видит и не слышит.
   Полчаса назад Ламберт хлопнул дверью, а она, униженная, бессловесная, лежала, скорчившись на диване. При малейшем движении живот пронзала резкая боль и слезы выступали на глазах. Когда дыхание немного выровнялось, Филиппа дотянулась до телефона, набрала номер «Кленов» и попросила позвать Флер. Голос звучал как обычно. Флер, думала она в отчаянии. Флер. Только бы поговорить с Флер.
   Но Флер была в ванной и не могла подойти к телефону. Как только Филиппа распрощалась с отцом, слезы потекли вновь. Она сползла на пол.
   Ну, как могло получиться, что день, начавшийся так чудесно, закончился кошмаром?!
   На ее слова о разводе Ламберт рассмеялся. Тогда Филиппа расправила плечи, посмотрела мужу прямо в глаза и заявила еще резче, чем в первый раз:
   – Я ухожу от тебя!
   По жилам побежал адреналин, на губах заиграла улыбка, и Филиппа вдруг подумала: давно надо было это сделать.
   – Я поеду к отцу. Поживу у него, пока не найду себе отдельную квартиру.
   Ламберт посмотрел на нее и сказал:
   – Филиппа, заткнись, а?
   – Ламберт, ты что, не понял? Я ухожу от тебя!
   – Никуда ты не уйдешь.
   – Уйду!
   – Черта с два!
   – Уйду! Ты меня не любишь, так зачем жить вместе?
   – А потому что мы с тобой женаты, черт побери! Ясно тебе?
   – А может, я, черт побери, не хочу больше этого брака!
   – А я хочу!
   Ламберт вскочил, подошел к ней и стиснул ее запястье.
   – Ты не уйдешь от меня, – сказал он, и Филиппа не узнала его голоса.
   Ламберт покраснел и весь трясся. Он был похож на одержимого.
   – Ты от меня не уйдешь, понятно, черт бы тебя драл?
   Подумать только, это ей польстило! Филиппа смотрела в его бешеное лицо и думала: какая любовь!.. Она уже готова была сдаться, погладить его по подбородку и назвать «милым». Когда он шагнул к ней, уголки ее губ поползли в стороны в улыбке. Филиппа ждала страстного, примиряющего объятия… а Ламберт вдруг схватил ее за горло.
   – Ты не уйдешь от меня, – грубо прошипел он. – Ты никогда и никуда не уйдешь!
   Его руки так сдавили ей шею, что Филиппа не могла вздохнуть.
   – Скажи, что не уйдешь! Говори!
   – Я не уйду от тебя, – хрипло выговорила Филиппа.
   – Вот, другое дело.
   Он вдруг разжал руки и уронил ее на диван – так ребенок бросает надоевшую игрушку. Когда Ламберт уходил, она не пошевелилась, не спросила, куда он идет. Она словно оцепенела. В прихожей хлопнула дверь, и Филиппа расплакалась от облегчения. В конце концов, она кое-как добралась до телефона и позвонила единственному человеку на свете, кому могла рассказать о том, что произошло. Откуда силы взялись – разговаривая с отцом, сумела выдержать обычный, непринужденный тон. Сумела выговорить:
   – Ничего страшного, конечно, папа, до встречи, – а положив трубку, рухнула на ковер, сжавшись в комок от боли.
   Ричард положил трубку и с нежностью посмотрел на телефон. Приятно, что Филиппа звонила не ему, а Флер. Значит, Флер постепенно становится настоящим членом семьи, близким человеком не только для него, но и для его родных. Джиллиан очень привязалась к Флер, Энтони вроде тоже хорошо к ней относится… И уж точно парню нравится Зара, усмехнулся Ричард.
   За лето Флер прочно вошла в их жизнь – трудно даже представить, как они жили без нее. Поначалу она казалась загадочным, экзотическим созданием со странными представлениями о мире, чуждая всему, к чему они привыкли. А теперь… Теперь она просто Флер. То ли она изменилась, то ли они сами, не разберешь.
   Перемены произошли не только в их семье, думал Ричард, наливая себе бокал вина. Куда-то исчезли неодобрительные взгляды в гольф-клубе, утихли сплетни. Теперь Флер уважают в Грейворте не меньше, чем самого Ричарда. На значение на должность капитана для нее так же почетно, как для него.
   Ричард прикусил губу. Пора ему тоже оказать ей честь: привести в порядок дела, купить обручальное кольцо и формально попросить ее руки.
   На следующее утро у Флер не нашлось времени перезвонить Филиппе.
   – Она опять звонила, – сообщила Джиллиан, нарезая помидоры к ланчу. – Пока выходи ли на обследование. Очень расстроилась, что в третий раз вас не застала.
   – Общее состояние у меня на высоте, – заметила Флер, рассматривая листок бумаги. – А вот с объемом легких просто беда. Почему бы это?
   – От курения, – ядовито вставила Зара.
   – Я не курю!
   – Раньше курила.
   – Совсем недолго, – возразила Флер. – И пол года жила в Швейцарских Альпах, это должно бы поправить дело.
   – Да, еще звонил ваш приятель Джонни, – сказала Джиллиан, заглядывая в блокнот, лежавший у телефона в кухне. – Уже четвертый раз на этой неделе.
   – Вы еще не помирились? – удивленно спросила Зара.
   Джиллиан прибавила:
   – По его словам, дело важное. Я пообещала, что вы ему перезвоните.
   – Я не в настроении общаться с Джонни, – нахмурилась Флер. – Позвоню потом.
   – Позвони сейчас! – воскликнула Зара. – Если он хочет поговорить – так, наверное, не зря. Вдруг что-то срочное?
   – У Джонни не бывает ничего срочного, – едко ответила Флер. – У него в жизни нет никаких забот.
   – А то у тебя есть?
   – Зара, – дипломатично вмешалась Джиллиан, – сходи, пожалуйста, набери мне клубники.
   Наступила короткая пауза. Зара мрачно смотрела на мать.
   – Ладно, – буркнула она, наконец, вставая.
   – А я попозже найду время и перезвоню Джонни, – сказала Флер, рассматривая свои ногти. – Может быть.
   Ламберт дошел до предела. Он сидел у себя в кабинете, рвал в клочки бумагу и смотрел в окно, не в силах сосредоточиться. За последние дни на автоответчике скопилось не меньше трех сообщений от Эрики Фортескью из Первого банка, с требованием немедленно связаться с ней. Пока ему удавалось увиливать от разговора, но вечно прятаться невозможно. Что, если она явится к нему на работу? Или позвонит Ричарду?
   Перерасход составлял уже триста тридцать тысяч фунтов. Когда он успел вырасти? На что ушла такая прорва денег? Что у Ламберта есть особо ценного? Ну, машина, одежда, несколько наручных часов. Есть друзья-приятели с женами, которых он одаривает бутылками бренди в клубе, билетами в оперу и на крикетные матчи. Он всегда делал вид, будто все это достается ему бесплатно, и друзья верили. Узнай они, что он платит из собственного кармана, были бы страшно смущены; может, и подняли бы его на смех. Сейчас щеки Ламберта горели от злости и унижения. Кто они, так называемые друзья? Безмозглые идиоты! С трудом вспоминается, как их зовут. И ради того, чтобы ублажить этих олухов, он поставил себя в невыносимое положение!..
   Какого черта Эмили внушила ему мысли о богатстве? Что за игры? Ламберта переполняло холодное бешенство. Он проклинал Эмили за то, что она умерла, удрала на тот свет, а его оставила подбирать хвосты. Где же, правда? Получит Филиппа деньги или не получит? Может быть, Ричард передумал? Или Эмили просто все выдумала, с начала до конца? С нее сталось бы, с этой хитрой, властолюбивой стервы! Наплела ему, будто его ждет состояние, он и развесил уши, начал тратить куда больше, чем прежде. Теперь он кругом в долгах, а ее намеки да обещания кончились ничем.
   Только вот… Ламберт прикусил губу. Только вот нет уверенности, что дело кончилось ничем. Остается сводящий с ума шанс, что Ричард еще раскошелится. Может, он все-таки переведет деньги на целевой счет, и Филиппа в тридцать лет станет миллионершей, как обещала Эмили. А вдруг Ричард решил отодвинуть срок – до тридцати пяти, а то и до сорока лет?
   Мучение – ничего не знать наверняка, а точнее выяснить невозможно. Ричард, урод, себе на уме, ни за что Ламберту не скажет, а Филиппа, уж конечно, вообще ничего не знает. Ламберту вдруг вспомнилось ее красное искаженное лицо вчерашним вечером. Когда он в ярости вылетел из дома, она хныкала, лежа на диване. С тех пор он ее не видел.
   Сейчас Ламберт понимал, что неадекватно отреагировал на ее жалкую угрозу уйти. Конечно, она это ляпнула просто так; никогда Филиппа от него не уйдет. Но уж очень она его допекла! Он до смерти перепугался и решил, что должен удержать ее любой ценой, сохранить брак, по крайней мере, до тех пор, когда что-то более или менее прояснится. Вот и сорвался. Пожалуй, он хватил через край. Ладно, зато притихнет на время…
   Зазвонил телефон, и Ламберта пронзил страх. Неужели Эрика Фортескью из Первого банка звонит из приемной, сейчас поднимется сюда…
   Он схватил трубку, рявкнул, пытаясь скрыть страх:
   – Да?
   – Ламберт? – Это была его секретарша, Люси. – Я договорилась о переносе заседания.