— Этого я не говорила. Я сказала — родителей. Когда они спознались с Бешем, девчонки у них еще не было.
   — Тогда откуда ты знаешь, что она их дочь? Это выяснилось в разговоре, предшествовавшем убийству?
   — Точно. Девушка не родная их дочь, а племянница, дочь брата белого мужчины, который живет в другой части страны. — Маль-и-пай махнула рукой на восток, и Маккенна кивнул, показывая, что понял, что «другая часть страны» означает нечто находящееся за пределами территории, на которой проживали апачи, то есть за пределами Аризоны, Мексики и Нью-Мексико.
   — Продолжай, — попросил он тихо.
   — Досказать осталось совсем немного. Мы уехали. Двигались быстро и поэтому ушли от погони. Девушку, разумеется, взяли с собой. Кстати, на том же ранчо прихватили и очень милую мексиканочку, которая работала там служанкой. Пелон решил добавить ее к гарему Манки. Но во втором лагере отсюда, когда настала ее очередь ублажать яки, она перерезала себе вены, и Манки обнаружил под одеялом лишь кровь и остывшее тело. Решительная была женщина, но глупая. А зато Люпе — толстушка-пима, умная. Нож и у нее есть, но она предпочитает впускать в себя Манки, а не резаться. Хи-хи-хи! Отменный у этих баб выбор, правда, Маккенна?
   — Правда, — ответил старатель.
   — Ну, что же, омбре, пожалуй это все, хотя можно было бы добавить кое-что о Лагуне Санчесе, Беше и Хачите. О них говорить особенно нечего. Первые двое пришли с Пелоном из Соноры. Об остальных я ничего не знаю. Они приехали на нашу ранчерию — ты понимаешь, что я говорю о стоянке клана Наны, — незадолго до появления в ней Пелона. Беш, который говорил также и от имени Хачиты, объяснил, что они представители своих кланов, и что пришли обсудить проблему исчезнувшей тайны Сно-та-эй. Что именно они хотели обсуждать, мы так и не узнали, потому что в этот момент в деревню приехал Пелон, который и нарушил все планы. Когда Беш узнал намерения Пелона захватить Эна и выудить у него тайну, он сказал, что они с его гигантским приятелем поедут вместе с бандой, потому что цели у них те же.
   Она стала всматриваться куда-то вдаль, искоса поглядывая на восходящее солнце.
   — Если тебя еще что-нибудь интересует, — пробормотала Маль-и-пай, поднимаясь и беря свое старое ружьецо, — спроси об этом Пелона. Он как раз едет.
   К тому времени, как Маккенна смог подняться на ноги, ему уже отчетливо слышался цокот неподкованных копыт по кремнистой тропе. В следующую секунду в дальнем конце луга появились Пелон с Хачитой, везя по пассажиру. У предводителя бандитов за спиной сидела белая девушка, тогда как Хачита баюкал в огромных ручищах застывшее тело старого Эна-Койота.
   Маккенна услышал, как Маль-и-пай пробормотала за спиной что-то типа «извини, мол»и тут же треснула его прикладом винчестера по голове. У Маккенны в глазах завертелись ярчайшие солнечные пятна и бесконечные цепи желтых гор, а потом опустилась темнота. Он рухнул головой в остывающую золу костра так же тихо, как бычок на бойне.
   — Тысяча извинений, Голубоглаз, — сказала старуха, наклоняясь над ним и отковывая от бревна, — но Пелон приказал ни в коем случае тебя не расковывать. Теперь придется бессовестно солгать, будто ты, изловчившись, ударил меня и забрал ключи. Айе, де ми! Какие страшные раны наносим мы порой собственной гордости!

ЧОКНУТАЯ ПЛЕМЯННИЦА НАНЫ

   Маккенна недолго оставался в бессознательном состоянии. Удар прикладом прошел по голове вскользь и скорее потряс, чем ранил старателя. Он пришел в себя, потому что его сильно кусали слепни. Внимание, оказанное насекомыми, походило на сотни уколов с той лишь разницей, что слепни, введя жало, не вынимали его до тех пор, пока не напивались крови вдосталь или пока их не размазывали хлопком по рукам или лицу. Слабо чертыхаясь, Маккенна очнулся. Не переставая бить по паразитам, он ощупал рану на затылке и моргая осмотрел луг.
   Оказывается, он снова был прикован к сосне. Возле костра Пелон пил кофе. Маль-и-пай ему прислуживала. Напротив этой парочки, на сосновом бревне, к которому старуха приковывала Маккенну, удрученно сидела белая девушка; вид у нее был совсем жалкий. Пелон объяснял причину возвращения.
   — Все из-за этой чертовой девки, — говорил он Маль-и-пай. — Совершенно не переносит жару. Побледнела, как смерть, потом пару раз блеванула, вот тут-то я и решил, что уж лучше привезти ее назад, в тенек. Не хочется ее терять. По крайней мере до тех пор, пока Маккенна не приведет нас в Сно-та-эй.
   — А что мимбреньо? — спросила скво, поведя плечом в сторону Хачиты, сидевшего под сосной вдалеке от костра и все так же державшего Эна у груди, словно он был больным ребенком, а не разлагающимся трупом. — Он-то какого черта с тобой приехал? Чего не остался высматривать своего приятеля? Не верю я этим двоим. Что-то они замышляют.
   — Как и я, — сказал Пелон. — У этого Хачиты мозг, как у новорожденного. Вцепился в трупешник, как в леденец. Говорит: либо я его отдам встречным воинам из клана Наны, Либо сам уйду к ним. Ему все равно. Как только его дружок Беш вернется из Джила-Сити, говорит, что отвалит на ранчерию Наны. А это, между прочим, скверно. Может вляпать нас всех.
   — Это точно, — согласилась Маль-и-пай. — Такой простофиля может выдать и нас, и поход к Сно-та-эй!.. Черт побери, Пелон, нельзя позволить ему уйти! Язык-то без костей, глядишь, через пару дней за нами будет охотиться половина всех аризонских индейцев! Не говоря о солдатах и шерифе из Джила-Сити. Эй, Диос! Слушай, дай мне твой пистолет. У моего ружья курок сломан, ни фига не стреляет.
   — Слушай, старая, — остолбенел Пелон, — ты что, ему череп хочешь размозжить?
   — Конечно. А что еще остается?
   — А Беш? И его пристрелить?
   — А почему нет?
   — Да потому что их кланы знают, что они отправились в деревню Наны, чтобы встретиться с тобой. Как и то, зачем они это сделали. К тому же люди Наны обязательно скажут, что Хачита и Беш уехали с Пелоном Лопесом, чтобы отыскать старого Эна и выпытать у пего тайну Сно-та-эй.
   — Их! Что ж из того?
   — А вот что, старая: если ты думаешь, что очень умно дать понять мимбреньо и чирикауа, что мы пристрелили их посланцев, то, значит, ты осел женского рода.
   — Осел женского рода? Каким это образом? Осел — слово мужского рода. Женских ослов не бывает. Это мужчина всегда осел. Все мужчины ослы. Включая и тебя, Пелон Лопес, лысоголовый ублюдок, полукровка!
   — Ну что же, симпатяга, — пожал плечами бандит, — благодари Йосена за то, что ты чистокровка и такая красавица. Только не пытайся шевелить мозгами, ладно? Оставь эту работенку Пелону Лопесу.
   — Ба!
   — Можешь бабахать, сколько влезет. Если ты такая умная, каким же образом Маккенне удалось улизнуть?
   — Он нечестно поступил, — ударил меня по голове, когда я отвернулась.
   — Так же, как ты его? Я видел, когда подъезжал…
   — Да, но ведь он белый. А белым нельзя вести себя, как индейцам.
   — Это верно.
   Пелон кивнул, прекращая разговор, и они со старой скво нахмурившись стали обдумывать то, что их заботило. Прикованный к своему печальному древу, Маккенна последовал их примеру. Скорчившись на своем деревянном пуфике, белая девушка, видимо, уже давно этим занималась. В бандитском лагере было тихо, как в библиотеке.

СТАРЫЕ ПРИЯТЕЛИ И АЛЧНЫЕ ПСЫ

   Закат следующего дня. По прикидкам Пелона, его команда должна была вернуться через несколько часов. Санчес — комиссар командующего — разделял неуверенность предводителя в успехе операции. Мимбренский апач, Хачита, если и был чем-то озабочен, то никак этого не показывал. Он сидел возле большого камня с наветренной стороны костра, где ему наказал находиться Пелон. Прошедший день был таким же невыносимо жарким, как и предыдущие, и запах разлагающего трупа превратился в невыносимую вонь. Маккенна, которого отковали от сосны, тоже заметно нервничал. Если отряд не вернется из Джила-Сити, или если он вернется, но без Сибера и белых — в общем, проку от таких «если» было немного. Маккенне следовало сказать проще: отряд должен был вернуться из города и привести с собой Сибера и компанию. Иначе старателю грозило длинное и тяжелое путешествие к Сно-та-эй с Пелоном и Санчесом.
   А подобная прогулка могла стать неприятной по причине того, что маленьким отрядом наверняка бы заинтересовались банды американских апачей. На границе популярность Пелона была равна нулю из-за того, что само его присутствие всегда привлекало огромное количество армейских подразделений и полицейских групп. «Чистки», проводимые белыми, приводили к тому, что в пылу сражений и погонь разрушали и сжигали мирные индейские поселения. Поэтому, если трое посланных в город не вернутся, значит, отряд будет сильно ослаблен и где-нибудь на пути к золотому каньону его обязательно уничтожат местные индейцы.
   Несмотря на это, Маккенну заботила не собственная смерть. Отнюдь. Страх за девушку — вот что его съедало. Сейчас она осмотрительно сидела в тенечке возле костра. Они с Маккенной на протяжении всего дня пытались обменяться тайными знаками и взглядами. Но эти контакты стоили им слишком дорого. Всякий раз, когда Пелон замечал их неуклюжие попытки поговорить, он приказывал старухе избивать девушку. Метода была простая, грубая и убедительная. Пойле второго избиения и Маккенна, и девушка стали упорно смотреть в землю, используя только периферийное зрение и остроту слуха, чтобы как-то улавливать то, что происходит с товарищем по несчастью. Само по себе это было неприятно, а в дополнение к общей нервозности, связанной с возвращением отряда из Джила-Сити, вообще зависло над головами пленников, как тяжелая туча. Прошел еще час. Напряжение стало невыносимым. Пелон не выдержал и заговорил.
   — Думаю, лучше попытаться прикинуть действия на случай невозвращения наших из Джила-Сити, — сказал он Маккенне. — От своей задумки я не отступлюсь. Инстинкт мне подсказывает, что ты отлично запомнил путь к каньону Погибшего Эдамса. И ты приведешь меня к нему, даже если мне придется ехать на тебе верхом, хорошенько наддавая шпорами. Мой приятель Санчес со мной согласен. Хачита не в счет. Я очень надеюсь на то, что он все-таки уйдет. Я, ей-богу, не могу больше выносить эту страшную вонь!
   Маккенна несколько секунд помолчал, затем пожал плечами.
   — Обсуждать тут нечего, — сказал он. — Это как карточная игра. Сдаешь ты.
   Теперь уже Пелон пристально смотрел на Маккенну.
   — Помнишь, — спросил бандит, — как несколько лет назад мы с тобой повстречались в мескалерской ранчерии?
   — И очень хорошо, — вздрогнув, отозвался старатель. — За твое великодушие благодарят оставшиеся пальцы на моей правой ноге.
   — Тогда я выкупил тебя у апачей за довольно скромную сумму, подвез к Сан-Карлосу, отпустил и наказал не забывать об этой услуге. Ведь так?
   — Так, — признал Маккенна. — Кстати, и ты в свою очередь можешь припомнить, как через несколько лет после той встречи кавалерийский патруль запер одного беглеца в глухом каньоне возле Соляной Вилки, где один старатель старательно намывал золотишко. И как тот старатель, спрятав беглеца в своей хижине, солгал солдатам, что с весеннего паводка не видел ни одного разумного существа, кроме них самих. Разве не так?
   — Так, черт побери! — яростно рявкнул Пелон.
   — Значит, мы квиты.
   — Нет уж, к дьяволу! — отверг утверждение разбойник. — Мне это представляется примерно таким образом: двое старинных друзей сошлись в определенной точке, чтобы исполнить одну и ту же миссию. Мне кажется, тут дело чести, ведь мы с тобой благородные люди…
   Ответом Маккенны на эту страстную речь стал его упорный взгляд в непроницаемую тьму пустынной ночи.
   — Какого черта ты там высматриваешь? — грубо спросил Пелон.
   — Жду, не мелькнет ли молния, — ответил Маккенна.
   — Чего-чего? Какая еще молния?
   — Десница божья, — усмехнулся старатель, — которая вобьет твою голову в пузо.
   — Хочешь сказать, что я лгу?
   — Разумеется.
   — Лады, тогда так: мы — алчные псы, вынюхивающие косточку, зарытую много-много лет назад другим псом, не менее жадным. Может, такую характеристику, амиго, ты переваришь легче?
   — Тебе придется выбирать: либо мы приятели, либо псы, иначе не пойдет. Ты еще не добил меня до такой степени, чтобы я согласился со всеми твоими притязаниями.
   Пелон с поразительной скоростью, которую было невозможно предположить в столь неуклюжем и грубом существе, двинулся вперед. Схватив старателя за ворот, он лезвием ножа сверху вниз срезал все пуговицы с его рубашки. Разрез прошел сквозь материю и оставил на коже старателя двадцатидюймовую кровоточащую рану. Маккенна задохнулся от боли. Когда кровь полилась из неглубокого пореза, полукровка удовлетворенно кивнул, отступил за костер и вновь уселся, скрестив ноги.
   — Маккенна, я выбираю дружбу. Мне вовсе не хочется проделать столь длинный путь бок о бок с врагом, — пояснил он. — Если потребуются более веские доказательства всей серьезности моих намерений, ты их тотчас же получишь.
   — Спасибо, не надо, — проскрежетал зубами белый. — Этого вполне достаточно. Но мне вот что любопытно. Если мы такие старые и, главное, хорошие приятели, то почему тебе все время приходится меня истязать?
   Бандит ссутулился.
   — Если я тебя слегка и прижимаю, — ответил он, — то для твоего же собственного блага. Помни, амиго, что за время, которое ты находишься у меня в гостях, я уже раз спас твою шкуру. Или ты считаешь, что тот камешек Манки подобрал просто, чтобы им полюбоваться?
   — Иногда ты меня действительно изумляешь, — сказал Маккенна. — Ладно, давай обсудим наши проблемы: «Что делать, если наши люди не возвратятся из Джила-Сити». Начинай.
   — Какой-то ты все-таки чересчур упрямый, Маккенна, — помрачнел Пелон. — Не понимаю я тебя. Ведь мог дать мне спокойно высказать свои предложения, а вместо этого заставил пропороть тебе брюхо. Что с тобой? Совсем поглупел, что ли?
   — Да нет, — ответил бородач. — Просто шотландская кровь взыграла.
   — Она что, вроде ирландской?
   — Типа двоюродной.
   — Ага! Так я и думал. Лагуна у нас наполовину ирландец, и башка у него частенько тупостью напоминает гранитное ядро.
   — Большое спасибо, — хмуро произнес Маккенна. — Так что ты хотел сказать насчет отряда?
   — Ах да, извини, — закивал Пелон, — вот каким мне видится положение…
   Но Пелон не успел обрисовать создавшееся положение, потому что из низины, ведущей к тропе Яки-Спринг, послышался своеобразный вой койота, закончившийся безутешной высокой нотой. В мгновение ока Пелон прыгнул в костер и разнес его на дюжину догорающих головней, которые Маль-и-пай принялась забивать одеялом. Через десять секунд лужайка погрузилась в темноту.
   — Куин эс? — нервно спросил Маккенна.
   — Это Беш, — проворчал Пелон. — Стой тихо и слушай. Потому что этот вой — наш специальный сигнал, предупреждающий о появлении солдат.

СОЛДАТЫ

   Вой койота раздался еще несколько раз, каждый раз все ближе приближаясь к лагерю. Маккенна, знакомый с искусством апачей подражать голосам и крикам различных животных, с интересом вслушивался в потрясающие по натуралистичности переливы воя. Если бы не предупреждение Пелона, ему бы и в голову не пришло, что кричал человек.
   И тут, появившись непонятно откуда, в десяти футах от Пелона возник Беш. Своим глубоким сильным голосом он сказал, что ситуация на данный момент нормальная и что он дал предупредительный сигнал лишь потому, что на полпути от Яки-Спринг увидел слабый отсвет костра, а внизу расположились солдаты.
   — Их! Грасиас! — сказал Пелон. — В следующий раз лучше пусть ублюдки нападают, а то ты своим Ки-юуин-гами меня совсем перепугал.
   — Лучше уж испугаться, чем потерять безволосый скальп, — ответил апач. — Это солдаты-живодеры, Пелон. Негры.
   — Что? Цветные? Быть не может!
   — Подожди до утра — удостоверишься сам. Черных довольно трудно разглядеть в темноте.
   Маккенна ухмыльнулся. Наблюдая за молодым стройным апачем, ему хотелось верить в то, что это всего лишь индейская шуточка… но полной уверенности не было. Беш ему нравился. Было в нем что-то прямое и чистое, как лезвие клинка. Остальные члены банды не могли этим похвалиться. Но если Пелон и усмотрел в сообщении шутку, то почему-то не рассмеялся.
   — Черт! — проворчал он, — что за невезение! Знаешь, не люблю я этих негритосов. Белые солдаты над ними издеваются, говорят, мол, бойцы никудышные. Но мне-то известно, что в драке они — черти!
   — Если их разозлить, — согласился Беш, — то пощады ждать не придется. Эти не отступают. Верно, раззадорить их трудновато. Но, увидев первую кровь, они начинают резать. А у этих, мне кажется, боевого духа — хоть отбавляй. Это те, которые преследовали нас от ранчо, с которого ты украл белую девушку.
   — Черт, — совсем скис Пелон и замолчал.
   Беш позволил ему некоторое время поразмышлять, а затем неожиданно продолжил:
   — Тут со мной белые пришли: хочешь, чтобы я их привел?
   — Что? Правда? А чего ты сразу не сказал?
   — Ты не спрашивал.
   — Чокнутый индеец! Я ведь когда увидел, что ты появился, подумал было, что все провалилось. Ты что со мной в игры играть вздумал, а, Беш? Учти, этого делать не стоит.
   — А ты учти вот что: я не из тех, кто проигрывает. Так что пойду приведу белых. — Апач, нахмурившись, осекся. — Единственное, что меня настораживает, так это то, что я смог собрать всего троих. Сибер на место встречи не явился, а прислал вместо себя другого. Этот человек быстро согласился с нашими условиями и отыскал еще двоих. Сам. Так что я привел троих, хотя это и идет вразрез с условием Маккенны.
   — Хесус Мария! — взорвался Пелон.
   — Кстати, — как ни в чем не бывало продолжил Беш, — я потерял Лагуну. — Он растворился в дверях кантины, что возле реки, и больше мы его не видели. Мы бы о нем ничего не узнали, но когда поджидали Сибера на условленном месте в зарослях полыни, внезапно появился тот человек, которого я привел, и сказал, что Лагуна велел ему с нами встретиться. Этот белый говорит по-апачски лучше меня самого. Он рассказал, что Лагуна украл в Джила-Сити двух лошадей и со своей девчонкой переправился через реку в Мексику. Вот теперь, пожалуй, все.
   — Боже ж ты мой! — разъярился Пелон. — Этого вполне достаточно! Можешь, кстати, принять мои поздравления: сегодняшняя речь была самой длинной из всех, что я когда-либо от тебя слышал. Не думал, что ты знаешь столько слов.
   — Спасибо, — мрачно откликнулся Беш. — Пойду приведу белых. За ними, видишь ли, присматривает Манки и, боюсь, долго такого соседства ему не выдержать.
   — Сантос! — возопил предводитель бандитов. — Давай быстрее!
   Когда юноша-апач скрылся из вида, Пелон повернулся к Маль-и-пай.
   — Зажги костерок, только совсем крошечный, — приказал он. — Вот здесь, под выступом скалы. Так пламя не будет подниматься в небо и никто его не сможет увидеть, разве только что подберется совсем близко, а этого мы ему не позволим. Черт побери, надо выпить кофе, неважно, черные эти солдаты или зеленые.
   И, повернувшись к Глену Маккенне, прорычал:
   — Надеюсь, эти джентльмены из Джила-Сити — хорошие ребята. Мне не понравилось, что Сибер не появился на месте встречи. Здесь что-то нечисто.
   — Мы уже унюхали, — встряла старая скво. — Потому что это воняет засиженный мухами Эн, которого нянчит наш приятель Хачита. Если придурочньй мимбренский апач не зароет к утру эту падаль, я сама ему проделаю дырку между кретинских глаз и брошу в одну яму со стариком.
   — Недурная идейка, — пробормотал сержант-дезертир Санчес. — Я бы заплатил за эту работу целых два песо.
   — А ну-ка, вы, оба — заткнитесь, — распорядился Пелон. — Я говорю с Маккенной.
   — Как скажешь, хефе, — пожал плечами Санчес. — Насколько тебе известно, меня в этом деле интересует только одно — сокровища Эдамса.
   — Хватит! — отрубил Пелон. — Может, вы думаете, что я приперся в Аризону, чтобы нюхать вонь сдохших индейцев, разбивать выстрелами камни в руках чокнутых обезьян, посылать полуирландцев-полумексиканцев в Джила-Сити, чтобы те убегали с трактирными девками или сражаться с негритянскими кавалеристами? И у меня золото из головы не идет, понимаешь ты это, дезертир хренов?!
   — Легче, легче, — примирительно проговорил Санчес. — Ты ведь собирался поговорить с Маккенной, амиго.
   — Ах, да. Слушай, Маккенна, еще раз повторюсь: мне совсем не нравится, что Сибер не пришел на условленное место. Другого белого в Аризоне, которому бы я или мои апачи доверились — нет. Я согласился с твоими условиями, потому что знаю Сибера. Но насчет других…
   — Наверное, все-таки такой человек есть, — сказал старатель тихо. — Ведь Беш привел его с собой, не так ли?
   Пелон посмотрел на него и моргнул.
   — Верно. Об этом я не подумал.
   — Тогда думай сейчас. Ответ довольно прост.
   — Да ну?
   — Разумеется. Есть в Аризоне еще один белый, которому апачи доверяют. Мы с тобой о нем забыли. Кто бы это мог быть?
   Из-под серапе появился длинноствольный кольт.
   — Пусть лучше никого не будет, — сказал Пелон.
   — Куидадо, — предупредил Санчес. — Не стреляй без надобности. Давай сначала посмотрим, кто это.
   Пелон насупился горгульей.
   — Ты, мексиканская собака, — сказал он холодно, — наверное считаешь, что я могу убивать за просто так? Я всегда сначала разгляжу, а уж опосля стреляю. Папаша мой был человеком старой испанской неразбавленной закваски, и — как и я — человеком чести. Только мексиканцы и индейцы стреляют в человека, не разглядев его лица.
   — Как скажешь, хефе.
   — Вот так и говорю!
   — Буэно. Ну вот, идут. Интересно, кто это?
   Санчес не единственный гадал у костерка, разожженного Маль-и-пай. Каждый из членов группы по различным причинам чуть подался вперед и буравил — или буравила-темноту напряженным взглядом. Внезапно, опять словно ниоткуда, вынырнул Беш. На этот раз за его спиной находилось трое белых в черных шляпах, за которыми, как обычно в полуприседе, крался Манки. Идущий по центру белый шел так же бесшумно, как и проводник-апач. Он был высок, крепко сложен, не молод, но и не стар, с запоминающейся улыбкой, освещающей внутренним светом его сожженное до черноты лицо. В этих краях он был единственным, кто мог бы замещать Эла Сибера, а о нем никто не вспомнил. Интересно, что первым очнулся Пелон, радостно прокричавший:
   — Бенито! — И приветственно раскинул руки. — Господи ты боже ж мой! Ну почему я о тебе не подумал? Наверное, прав Маккенна: стар я стал.
   Новоприбывший с улыбкой пожал плечами. Он позволил предводителю бандитов по-медвежьи облапать себя, но не сделал ни малейшего намека на ответное движение. Когда могучий полукровка, наконец, отпустил его, мужчина слегка поклонился всем присутствующим и присел у костра.
   — Ладно, Пелон, — сказал он, — ты не приглашаешь, так что приходится приглашать себя самому. — Улыбка взлетела вверх и попала прямиком в нависшую над пришельцем Маль-и-пай. — Кофе, пор фавор, мадре. Хорошие денечки остались позади, мы все давно не те…

СВИНЕЦ-В-БРЮХО

   Остальными двумя, что пришли с Беном Коллом — высоким, спокойноглазым, улыбчивым, оказались Вахель и Дэплен. Вахель — небольшой человечек с крысиной мордочкой так же, как и Маккенна, мыл золото, только по времени раза в два дольше, чем шотландец. Он был крепким, высушенным солнцем пустыни и неподатливым, как мескитовый корень, и если у кого-нибудь имелся шанс добраться до Сно-та-эй, так это у него; но он обладал дурным глазом, и Маккенна ему не доверял. Второй — Рауль Дэплен — здоровенный франко-канадец с нездоровым румянцем на щеках был больше искателем приключений, чем старателем. Здесь, в засушливых пустынях Юго-запада, он казался здорово не на месте. Злобы в нем было поменьше, чем в его приятеле, но и его манила душная идея материального благополучия, в стремлении удовлетворить которую Дэплен проявлял недюжинную французскую изобретательность. Маккенна нашел, что хуже компаньонов для столь опасного путешествия он вряд ли мог себе пожелать.
   Бена Колла он знал по множеству легенд и сплетен и время от времени обнаруживал его портреты в местных газетах. О том, что во время апачских войн он был разведчиком и поставщиком армии Джорджа Крука и о том, что он работал с Сибером в Сан-Карлосе, шотландец знал. И у объездчиков, и у разбойничьих индейских племен он считался весьма почитаемым человеком; белым, которого краснокожие принимали как своего. В свое время Бен работал и служителем закона, подвизаясь в качестве помощника шерифа сразу в двух округах.
   Конечно, о Бене ходили не только приятные слухи: поговаривали, будто он крадет коров, а не выслеживает индейские банды, стреляет из-за угла, а не служит закону. Но Глену Маккенне эти деликатные различия были ни к чему. Отпечатки подошв Колла могли оказаться на недосягаемой моральной вершине, а могли и навсегда остаться возле костра Пелона Лопеса, где никто не собирался посягать на чужую святость так же, как и сомневаться в ней. В данной ситуации появление Колла можно было только приветствовать.
   Пришедшие с ним люди сами вызвались идти в каньон. Когда Колл искал компаньонов для похода за золотом Эдамса, он старался выбирать людей, выглядящих подозрительно и с недружелюбным выражением глаз.
   Жители Джила-Сити предпочли оставить сапоги там, где они обычно находились, то есть на поручнях бара. Бывший служитель закона, не имело значения, честно он работал или не очень, не пользовался в приграничных кантинах особой популярностью.