Уилсон Колин Генри. Маг. Живие мертвые.

   – Первым делом я эти соскобы кину в соляной раствор, затем изучу под микроскопом.
   – Под микроскопом? У тебя что, есть микроскоп?
   Симеон самодовольно хмыкнул, макая коржик в мед.
   – И не только он. В тех ящиках оказался просто бесподобный инвентарь. Шприцы, скальпель, даже спектроскопический анализатор. Ты сходил бы, полюбовался.
   – Бурое пятно на лезвии – кровь Скорбо, – догадался Найл, – Может, жар у Вайга из-за него?
   – Сомневаюсь. С какой стати? Кровь пауков не ядовита.
   – А что, если на лезвии топора паучий яд? Симеон понимающе кивнул.
   – Мне эта мысль тоже приходила в голову. Если яда совсем немного, то симптомы могут быть схожи. В таком случае он через день-другой придет в норму, когда выработается иммунитет.
   Их прервал робкий стук в дверь. Джарита отворила. На пороге стояла грациозная блодинка. Найл узнал: Крестия, служанка Вайга.
   – Сейчас подойдет мой хозяин навестить брата.
   – Ну надо же, какая глупость! – возмущенно фыркнул Симеон. – Не успел оклематься, как… Вид у девушки был очень несчастный.
   – Я ему тоже говорила…
   – Так сейчас же ступай и скажи ему, что я запрещаю.
   – Поздновато хватились, – Вайг уже стоял в дверях. – Я вот решил, дай-ка схожу, позавтракаю за компанию.
   Если бы дело было к вечеру, Найл подумал бы, что брат успел набраться. Он слегка покачивался, а говорил медленно и невнятно, тщательно подбирая слова. Найл махнул Джарите:
   – Накрой-ка еще и на моего брата. – Он прошел через комнату и взял Вайга за руку. – Пойдем, присядешь.
   – Благодарю, – Вайг высвободил руку, – со мной все в порядке, только температура что-то подскочила. – Съехав на подушки, он спиной оперся о стену. – Есть не хочу. Сейчас бы просто фруктового сока или молока.
   У Симеона был озабоченный вид и понятно почему. Лоб Вайга покрывала испарина, лицо было бледным. Под глазами темные круги – такие темные, что похожи на синяки – а бинт на правой руке набух кровью.
   Джарита поставила на стол большой кубок с соком папайи. Вайг ухватил его обеими руками, жадно приник и осушил до самого дна, после чего зашелся кашлем. В конце концов, приложившись затылком к стене, он закрыл глаза; капля сока стекла в бороду. Найл смотрел на брата со скрытой тревогой. Когда дыхание у Вайга отяжелело и выровнялось, Найл ненавязчиво проник ему в ум, справедливо полагая, что в теперешнем своем недужном состоянии брат не осознает вторжения. Увиденное его встревожило. Вайг, несмотря на кажущееся бодрствование, на самом деле как бы полуспал, сознание его наводняли смутные образы из мира грез. Худшим из них было черное, бесформенное существо – какой-то человекоспрут пытавшееся его поглотить. Теперь понятно, ради чего пришел Вайг: ему было страшно одному.
   Понятно было и то, что лучший способ унять страх брата – это держаться самым естественным образом. А раз так, то Найл кликнул Джариту и велел принести чай из трав и перепелиные яйца вкрутую. Затем он продолжил разговор с Симеоном.
   – Что там с тем мальчонкой, которого мы принесли с собой?
   – Вчера ночью пришел в себя. Но все еще слишком слаб, чтобы двигаться.
   – Как его привели в чувство?
   Вклинилась Джарита, подававшая в это время на стол:
   – Его положили в теплую ванну и все растирали, растирали розовым маслом.
   – Ты как думаешь, на остальных это бы тоже подействовало? – спросил Найл у Симеона.
   – Может быть. Но лично я сомневаюсь. Дети более гибкие, восстанавливаются быстрее, чем взрослые. Открыл глаза Вайг.
   – Я слышал, вы принесли с собой еще девушку. Голос его был по-прежнему тяжел и невнятен, но в нем чувствовалась какая-то настороженность. Найл кивнул.
   – Она в соседней комнате.
   – Кто она?
   Найл помедлил с ответом, пока не убедился, что Джарита не слышит с расстояния.
   – Мы думаем, она пособница убийц Скорбо.
   – Хотя, если откровенно, – сказал Симеон, – не представляю, зачем им вздумалось тащить ее с собой.
   – Может, была кем-то вроде домохозяйки, – предположил Вайг. – У них, поди, имелось какое-нибудь укрытие.
   – Ты бы хотел на нее взглянуть? Вайг расплылся в улыбке.
   – А она хорошенькая?
   – Просто прелесть.
   – Тогда да.
   Найл отставил тарелку.
   – Да ты ешь, не торопись, – сказал Вайг, – времени достаточно.
   – Да я уже справился.
   – Тебе лучше? – спросил Симеон, обращаясь к Вайгу.
   – Думаю, да. Оно накатывает и откатывает. – Однако поднимаясь, он пошатнулся и невольно оперся о стену.
   Служанка Крестия стояла с тон стороны двери. Она взволнованно поглядела на Вайга, но, к счастью, не стала к нему приближаться. Найл знал брата достаточно хорошо: от такой унизительной помощи он пришел бы в ярость.
   Найл отпер дверь и впустил всех в комнату. Входя, снова вспомнил о своем сне. Память была настолько отчетливой, что он сейчас не сводил глаз с Симеона, ожидая, что тот сейчас будет делать. А тот лишь стянул одеяло и взялся за запястье девушки.
   – Пульс ничего, нормальный. – Большим пальцем он приподнял девушке веки, затем открыл ей рот. – бог ты мой!
   – Что там? – Найл тоже заглянул в рот и понял, что ошеломило Симеона. Кончик языка у девушки был раздвоен так, что напоминал жало змеи. Симеон осторожно коснулся его кончиком пальца.
   – Бедняжка. Мне кажется, кто-то специально его разрезал.
   Было понятно, почему он так считает: на кончике языка имелся клинообразный вырез.
   – Зачем, кому это было надо?
   – Может, говорила слишком много, – угрюмо предположил Симеон.
   – А теперь она что, совсем лишена дара речи?
   – Почему же. Говорить сможет, только с большим трудом. Обрати внимание, как часто ты при разговоре прижимаешь язык к зубам.
   Он откинул одеяло к самым ногам и потянул паутину, по-прежнему стягивающую ей нижнюю половину тела.
   – Давайте снимем это.
   Симеон полез в боковой карман туники и вынул оттуда ножницы. Найл, можно сказать, с облегчением увидел, что размер у них вовсе не карикатурный, как во сне, а лишь чуть больше обычного; это, похоже, подтверждало, что сон был обычным порождением спящего сознания. Разрезав паутину до самых ступней, Симеон стянул ее и бросил на пол. Кисея была настолько воздушная, что опала почти бесшумно. Теперь открылось, что ноги у девушки босы, а вокруг щиколоток заметны слабые красные отметины.
   – Теперь, я думаю, вот что. – Симеон начал распарывать рубище сверху вниз, от шеи. Ножницы, очевидно, были очень острые, и когда ткань под ними расползлась, Найл увидел, что под рубищем нет ничего, точно как во сне. Спустя секунду сердце у Найла сжалось, а щеках проступил нервный румянец. В отдельных местах белизну живота и бедер нарушали какие-то коричневые бурые обрывки, отдаленно напоминающие налипшие листья.
   – Что это, по-твоему? – спросил Найл, потянувшись и отколупнув один с девичьего бедра.
   Симеон взял и сосредоточенно осмотрел.
   – Мне кажется, похоже на кусок водорослей.
   – Водорослей? Откуда они у нее на теле?
   – А пес его знает, – ответил Симеон, пожав плечами. При этих словах Найлом овладело курьезное ощущение двух наслаивающихся друг на друга реальностей.
   Он указал на красноватые отметины вокруг щиколоток.
   – Ну, а это что?
   Симеон внимательно оглядел.
   – Впечатление такое, будто она была связана. Но видно, было это давно, отметины уже почти исчезли. – Пристальный взгляд Симеона сместился на промежуток между большим и вторым пальцем ступни, Найл различил, что они связаны между собой тонкой кожистой перепонкой. – И операцию ей не делали, чтобы разделить пальцы.
   Припоминая слова, сказанные Симеоном во сне, Найл спросил:
   – Интересно, как ее звали?
   Но тот лишь недоуменно покачал головой.
   Пристально оглядывая неподвижное лицо, Найл проникся соблазном проникнуть к ней в ум, но решил до поры сдержаться, пока не останется один.
   – Что нам, по-твоему, с ней делать?
   – Я бы посоветовал пока оставить ее, прежде чем не узнаем подробнее о паучьем яде. Может, он просто выветрится из организма.
   Послышался приглушенный, похожий на стон звук – Вайг. Все то время, пока они находились в комнате, он стоял, прислонясь к дверной притолоке; Найл был так поглощен, что почти забыл о брате. Теперь он, встрепенувшись, увидел, что лицо Вайга лоснится от испарины и такое бледное, что на секунду мелькнуло: сейчас потеряет сознание. Проникнув в ум брата, Найл словно окунулся в ревущую пучину, где гулко, ударами тяжелых молотов ухали пульсации организма. Граница между явью и кошмарной иллюзорностью была в том хаосе практически неразличима.
   Найл положил руку брату на плечо.
   – С тобой все в порядке?
   Вайг пристально, расширив глаза, всматривался в лицо брата и словно не узнавал. Затем он поглядел через комнату, и его взгляд состредоточился на обнаженной девушке. Тревожное смятение отразилось у него на лице, будто та была ему смутно знакома, только никак он не мог припомнить имени. Бисеринка пота проворно скатилась у Вайга по носу и затерялась в усах. Он нетвердой походкой двинулся к кровати – шага тяжелые, словно взбирается в гору. Найл с Симеоном переглянулись, Найл чуть заметно качнул головой, намекая, что Вайга надо бы оставить одного. Обнаженная лежала, свесив руку с кровати. Найду показалось, что дыхание у нее углубилось и участилось. Вайг, остановившись в двух шагах, смотрел на нее сверху вниз. Дышал он ртом и вид имел абсолютно невменяемый. Затем, качнувшись, вытянул руки вперед и поместил одну ей на лоб, другую на солнечное сплетение. Симесн хотел кинуться, но видно, передумал. Вайг подошел к кровати вплотную, и тут колени у него подогнулись. Вскинув в воздух руки со скрюченными пальцами – жест странный, выдающий смятение – Вайг всем телом рухнул на девушку и недвижно застыл. Симеон потянул Вайга под мышки, силясь поднять. Вайг оказался ему не по силам, но соскользнул-таки с кровати и с глухим стуком упал на пол, замерев там с заостренным вверх лицом.
   Симеон укоризненно покачал головой.
   – Ну куда его понесло из постели, с таким-то жаром. – Он открыл дверь, там стояла Кристия (хорошо что снаружи, а не в комнате). – Позови кого-нибудь из слуг, пусть отнесут его назад к себе.
   Найл, наклонившись над братом, положил руку ему на лоб. Удивительно: температура совершенно нормальная. Спустя секунду Вайг открыл глаза и, поднатужившись, сел. Симеон пытался проявить заботу, но Вайг сердито тряхнул головой:
   – Оставьте меня. Со мной все в порядке.
   – У тебя был обморок, – сообщил Симеон.
   – Ничего у меня не было. Просто запнулся и упал.
   Минуту спустя в комнате появилась Кристия в сопровождении двух дюжих грузчиков с кухни. Когда Вайг вскарабкивался на ноги, она пыталась помочь, но он сердито ее оттолкнул.
   – Пошла прочь. Со мной все в порядке. Девушка умоляюще посмотрела на Симеона.
   – Доктор советует, чтобы вы вернулись в постель. Найл коснулся руки брата.
   – Прошу тебя, послушайся.
   Просьба возымела действие. Вайг неохотно кивнул и двинулся к дверям, следом за ним Кристия. Но при выходе – от Найла не укрылось – он бросил вороватый взгляд в сторону кровати.
   – Ты думаешь, с ним будет все в порядке? – спросил Найл.
   – Да, наверное. На него временами находит какое-то забытье. Но, по-моему, это не очень серьезно. Кристия, надеюсь, уговорит его остаться в постели.
   Найл повернулся к Джарите, стоящей в дверях.
   – Найди мою мать и попроси ее сходить к брату. Скажи, чтобы заставила его отдохнуть.
   Натягивая на девушку одеяло, он обратил внимание, что румяней с ее щек сошел, а дыхание стало таким слабым, что едва уловимо.
   – Я пошел обратно в больницу, – сказал Симеон. – Ты идешь?
   Найл думал остаться с Вайгом и поэтому замешкался. Но затем решил, что польза здесь от него небольшая.
   – Хорошо, идем.
   Когда зашагали по коридору, навстречу вышла Нефтис.
   – Господин, с вами хочет поговорить советник Бродус. Он дожидается внизу.
   – Сейчас иду.
   – Этот Бродус жуткий зануда, – вполголоса заговорил Симеон. – Дашь ему волю – задержит тебя на час.
   Бродус стоял в передней возле камина, грея руки. Возле него топтался небольшого роста лысоголовый человечек, в котором Найл признал члена Совета от Диры. Когда Найл спустился, оба застыли в почтительном поклоне. Бродус тихо сиял, очевидно, неимоверно довольный своей персоной.
   – Господин правитель, я сделал открытие чрезвычайной важности.
   – Насчет убийц Скорбо?
   – Да, господин правитель. Я выяснил, где они скрывались.
   – Отлично! Где?
   – Дом в квартале рабов.
   Найл поглядел на лысого коротышку, неловко переминающегося с ноги на ногу; Найл помнил его как одного из самых немногословных членов Совета.
   – А что твой коллега?
   – Ах, да, Фергус… – протянул Бродус скучливо. – Ты помнишь советника Фергуса?
   – Разумеется. – Лысоголовый неуклюже поклонился. – А какую роль в этом открытии играли вы, советник?
   – Я… п-провел вечер и ночь в квартале рабов, спрашивал о незнакомцах. – У коротышки был небольшой дефект речи, и это вгоняло его в краску, даже лысая макушка рдела, когда он говорил. – Т-там запомнили троих мужчин и женщину, живших в доме возле реки. Дверь была з-заперта, но мне удалось взломать замок. В д-доме было пусто…
   – Иначе и быть не могло, – кивнул Найл.
   – Но можно б-было определить, что там жило несколько ч-человек. И они не были рабами.
   – Как вы это определили?
   – У них было слишком м-много одежды. У рабов, в основном, к-кроме своего рубища, ничего нет.
   Было видно, что коротышка и рассудителен, и сметлив. Тут Бродус, определенно изнывавший от ревности к коллеге, торопливо перебил:
   – Все наверняка было спланировано очень тщательно. Они выбрали дом возле реки, зная, что рабы боятся крыс. Я специально выезжал на место и уверен, что эти люди не были рабами.
   – Молодцы. Я вынесу вам обоим благодарность на следующем заседании Совета.
   Коротышка смущенно потупился, зато Бродус довольно осклабился.
   – Господину правителю угодно, чтобы мы сопровождали его на место?
   – Спасибо, сейчас не могу, дела. Но кое о чем я вас хотел бы попросить. Сходите в обиталище Смертоносца-Повелителя и спросите там Сидонию, старшую служительницу. Скажите ей, пусть вышлет к тому дому стражу, чтобы никто до моего прихода туда не входил.
   – Будет сделано, господин правитель. – Бродус склонился с удивительной для своей комплекции грациозностью.
   Симеон, дождавшись, когда за ними захлопнется дверь, заметил:
   – Ты, безусловно, понимаешь, как оно было на самом деле? Коротышка сделал всю работу, а Бродус желает заполучить все почести.
   – Какая мне разница – почести, не почести. Может, это и есть прорыв, которого мы так ждали.
   День выдался такой же солнечный, хотя в северном ветре чувствовалась колкость, Холодно-синий простор неба был наполнен пушистыми как вата белыми облаками. На окружающей башню траве лежало несколько пятен уцелевшего покуда снега – и тот уже весь был истоптан следами. А чуть изогнутый шпиль Белой башни по-прежнему покрывал толстый слой снега в форме козырька. На их глазах изрядная его часть, соскользнув, вдребезги разбилась о землю.
   С угла главного проспекта было видно, как из обиталища Смертоносца-Повелителя вышла Сидония и подошла к Бродусу и Фергусу, дожидающимся на тротуаре под недвижным взором двух бойцовых пауков.
   – Ты в самом деле решил, что без стражи не обойтись? – спросил Симеон, лукаво улыбнушись. – Или просто хотел отослать Бродуса с глаз долой?
   – Нет, я теперь напрочь исключаю всякий риск. Мне кажется, недооценивать врага было бы ошибкой. Он постоянно опережает нас на пару шагов.
   – Мне сдается, пока у тебя все идет как надо.
   – Да, – согласился Найл, – пока удача нам сопутствует. Но все может непредсказуемо измениться, пока мы не выясним, кто этот человек и к чему стремиться.
   – Ты уверен, что это именно человек? – серьезным тоном спросил Симеон.
   – А кем же еще ему быть? – недоуменно ответил Найл, застигнутый врасплох таким вопросом.
   – Ты называл его магом.
   – А маг что, не человек? Симеон покачал головой.
   – Моя бабка – упокой богиня ее душу – говаривала, что существуют сверхъестественные существа трех рангов. Есть боги-творцы, создавшие Землю. Потом идут духи природы, которым нет дела ни до чего, кроме деревьев, озер и гор. Наконец, есть чародеи, стоящие на полпути между богами и людьми. Твой маг, сдается мне, относится именно к ним.
   Всю эту небыль о богах и духах природы Найл выслушивал безо всякого удивления. Он привычен был к тому, что даже слуги жуков-бомбардиров принимают ее за чистую монету. Он и сам, по сути, думал примерно так же, пока его образованием не занялся Стигмастер.
   – Все равно я не верю, что он – сверхъестественное существо.
   – Тогда кто же он?
   – Человек. Злобный, безжалостный, но все же человек. Симеон поглядел искоса.
   – Ты говоришь таким тоном, будто знаешь о нем все.
   – Мне кажется, я даже видел его раз, – открылся Найл. Симеон уставился на него в изумлении:
   – Да ты что?
   – Во сне, во сне, конечно, – поспешил объяснить Найл.
   – И как он выглядел?
   – Вот такая борода, вилкой, – Найл попытался передать форму, растопырив пальцы под подбородком, – и лицо скрыто под черным капюшоном.
   Симеон кивнул с серьезным видом.
   – Да, в самом деле, похоже на чародея. Бабка рассказывала, что они вдвое умнее человека и вдвое злопамятнее. Уж лучше, говорила, дразнить очковую кобру.
   При этих словах в душе у Найла возникло чувство, будто на солнце надвинулась туча. Остаток пути к больнице они проделали молча, каждый занятый своими мыслями.
   У бокового входа стояли две четырехколесные повозки, одна пустая, другая загруженная тремя телами в коконах из паутины. Найл обратил внимание, что пешеходы при виде коконов отворачивают глаза и убыстряют шаг, словно боясь оскверниться их видом. Да, стало быть, в этом городе большинство по-прежнему предпочитает не знать о секретах бывших своих хозяев. Сверху из протянутых через улицу тенет на коконы с любопытством поглядывал паук-охотник в бурую и черную полоску, должно быть, недоумевая, кому это взбрело в голову почем зря выбрасывать такие порции отменного кушания. Со двора вышел дюжего вида работник, перекинул кокон через плечи, как мешок картошки, и понес его внутрь.
   Бесчувственные тела были разложены на узких столах в просторном помещении по соседству с женской палатой. Рослый молодой мужчина с темными волосами до плеч вспарывал кокон огромными ножницами. У Найла при их виде чуть щипнуло в темени; в целом они смотрелись как те, из сна.
   – Мне кажется, вы с Фелимом еще не знакомы, – сказал Симеон. – Это Фелим, мой племянник и ассистент.
   Найл с Фелимом сомкнулись предплечьями. Красавцем этого молодого человека назвать было нельзя, но его глубоко посаженные глаза и неправильной формы нос выдавали недюжинную твердость характера. У него были твердые ладони и открытая дружелюбная улыбка. Найл втайне был рад, что тот не сделал попытки поклониться.
   – По службе есть что сообщить? – осведомился Симеон.
   – Разве только это. – Фелим подступил к телу мужчины в тунике раба и, вытянув, показал висящую у того на шее цепочку. – Никто не скажет, что это? – Он помотал кулоном между большим и указательным пальцем.
   Найл с Симеоном переглянулись.
   – Еще такие не попадались? – спросил Симеон.
   – Нет, – Фелим показал головой. – Так что это?
   Симеон стянул с ног у мужчины распоротый кокон, сбросил одну за другой сандалии. Когда раздвинул пальцы на ногах, Найл увидел зарубцевавшийся шрамик в месте, где перепонка была разделена.
   – Это передающее устройство, – объяснил Найл. Фелим смотрел, ничего не понимая.
   – Ты шутишь? – И тут он, чуть заметно вздрогнув, выронил кулон.
   – Ты чего?
   – Да так, ничего. – Он осмотрительно коснулся кулона кончиком пальца. – Мне показалось, он колется… Найл подобрал вещицу – абсолютно инертная. Фелим повернулся к дяде:
   – Да что здесь, черт возьми, творится? (в голосе сквозило раздражение).
   – Он здесь всего пару часов, – пояснил Найлу Симеон. – Я еще не успел всего рассказать.
   Взяв у Фелима ножницы, он примерился и начал разрезать тунику на рабе
   – судя по виду, мужчине лет тридцати. Дыхание у того было слабым, но размеренным. Порода та же, что и у остальных – нос клювом, морщинистый лоб, на редкость крупный чувственный рот и покатый подбородок – впрочем, хотя и покатай, но как-то не передающий впечатление слабости. Фигура рельефная, с твердыми мускулами, но кожа очень уж бледная. На груди и ногах курчавился густой черный волос, придающий ему сходство с животным.
   Симеон, потянувшись к волосатой груди, снял оттуда небольшой бурый ошметок, похожий на сухой листик.
   – Что это? – спросил Фелим.
   – А ты как думаешь? – вопросом на вопрос ответил Симеон, подавая ему ошметок. Фелим взял, посмотрел, нюхнул.
   – Водоросль, что ли? Он где-то плавал?
   – Вот это все нам бы и хотелось выяснить, – сказал Симеон.
   Найл пристально смотрел на неподвижное лицо и желтые зубы, видневшиеся в полуоткрытом рту. Положив руку на холодный, влажноватый морщинистый лоб, он испытал странную неприязнь. Затем, даром что на виду у всех, отрешился от мыслей и слился умом с сознанием спящего. Ощущение было странно знакомым, будто заимствованным из прошлого опыта: незаметный выход из собственной сущности и слияние с посторонней. Вокруг образовалась некая пустота, это было все равно что зависнуть среди бездны. Найл невольно схватился за край стола, чтобы не упасть. Через несколько секунд ум вроде как освоился с пустотой. Темнота сделалась привычной; местами ее перемежали тусклые вспышки, подобные зарнице или сполохам молний. У Найла возникла неосознанная мысль, что все это как-то связано с электрической активностью человеческого мозга. Затем, к удивлению, последовал звук, напоминающий отдаленный громовой раскат. Секунду спустя через темноту стал цедиться бледно-голубой свет; вернее, мерцание. И тут послышался еще один громкий раскат. Взору открылся пейзаж – странный, смутный, видимый как бы с огромной высоты. Найл затаил дыхание, внезапно охваченный уверенностью, что сейчас откроется нечто важное.
   И тут один за другим последовали два события. Найла на миг одолела гнусная тошнота, будто от дурного запаха – ощущение примерно такое же, как при прощупывании убийцы Скорбо – и почти одновременно сознание Найла точно взрывом было вышвырнуто наружу из сущности незнакомца – как камень, брошенный в воздух рукой атлета.
   В глазах резко заломило и тошнота ударила по солнечному сплетению упругим, тугим комом. Молча смотревшие за Найлом Симеон и Фелим увидели, как он поперхнулся дыханием и покачнулся. Фелим успел подхватить, когда у Найла подогнулись колени.
   Открыв глаза, он понял, что лежит на одном из узких столов, а Фелим щупает ему пульс. Голос Симеона зазвучал неподалеку:
   – Он мертв.
   – Кто, я?
   – Нет, он мертв, – Симеон указал на мужчину. Найл заставил себя сесть, превозмогая поднимающуюся из желудка тяжелую тошноту, и снял ноги со стола, поддерживаемый под локоть Фелимом. Остекленевшие глаза мужчины бездумно пялились в потолок. Челюсть откинулась, а волосатая грудная клетка застыла, перестав подыматься и опадать.
   Найл протяжно застонал и хватил себя по лбу кулаком.
   – Ну и кретин же я! – рванул цепочку у трупа с шеи, он с досадой швырнул ее в угол.
   Фелим недоуменно повел плечами.
   – Да скажет мне хоть кто-нибудь, что здесь происходит?
   – Я угробил его по дурости, вот что, – горько сказал Найл.
   Симеон положил руку ему на плечо.
   – В том не было твоей вины.
   – В том-то и дело, что была. Мне надо было сначала снять кулон.
   – Но кулон его даже не касайся, он свешивался на стол.
   – Какая разница, – Найл поглядел сверху вниз на желтозубого мертвеца, – Он может убивать на расстоянии.
   – Кто? – спросил Фелим.
   – Тот, кто его послал. Маг.
   Фелим посмотрел на Найла с неподдельным изумлением.
   – Да ну? Настоящий?
   – Я все, когда надо, объясню, – торопливо вмешался, Симеон.
   – Но…
   – Сейчас не время этим заниматься. Фелима, по всей вероятности, одолевала тревога.
   – Я бы все-таки хотел знать, что его убило.
   – Если тебе нужна моя догадка, то пусть будет сердечный приступ. – Симеон протянул руку и опустил веки на выпученные глаза.
   – А я думал…
   Симеон оборвал его, бесцеремонно махнув рукой.
   – Давайте прежде снимем остальную паутину. Я хочу видеть, есть там еще кулоны или нет.
   Через десять минут шелковистая кисея была снята с остальных тел. Всего тел было четырнадцать, и судя по одежде, Скорбо с дружками добывал съестное в городе пауков. Особенно заметно по лицам: черты у всех одновременно и броские, и вместе с тем какие-то вялые – породистость и тупость, полулюди-полускот. Трое были из сословия слуг. Четверо женщин, семеро юношей и девушек, из которых некоторые едва достигли подросткового возраста. У каждого (Фелим указал) на плече или на шее имеются следы клыков – свидетельство, что любители человеченки накидывались сверху.
   Все это время Найлом владела гневливая досада; он по-прежнему клял себя за неосмотрительность. Когда было покончено с последним коконом, Фелим подытожил:
   – Кулонов больше нет.
   Симеон высказал вслух то, что было на уме у Найла: