Уилсон Колин Генри. Маг. Живие мертвые.

   А сейчас из окна наблюдалась интересная сцена между медногривой и лодочником, причалившим свой баркас возле ступеней лестницы, ведущей от самой реки к рыночной площади. Лодочник стоял со здоровенной рыбиной – длина около полуметра – и видно, уламывал медногривую, чтобы купила. Та в ответ качала головой: мол, по такой цене – ни за что. Тогда лодочник подался вперед и что-то ей сказал. Баба минуту подумала, затем наконец медленно кивнул и подала лодочнику деньги и корзину с зелеными овощами, похожими на капусту.
   Лодочник встал перед прилавком и положил рыбину в коробку. Затем, повернувшись как бы уходить, вдруг облапил бабу и потянул к себе. Найл не разобрал, как там и что – мешала спина лодочника – но медногривая вдруг двинула его по уху коробкой так, что тот покачнулся. Тут громко и обидно расхохоталась хозяйка соседней лавки – не смех, а визгливое кудахтанье-и взбеленившийся, судя по всему, лодочник попытался выхватить свою рыбу. Медногривая схватила коробку и притиснула к себе, чтобы не отнял. Минуты не прошло, как разыгралась шумная ссора с участием по меньшей мере пятерых мужиков и двух баб, да еще полуголодной дворняжки, заливисто лающей и пытающейся цапнуть лодочника за ногу. Лодочник быстро смекнул, что положение складывается не в его пользу – он-то рассчитывал, что за скидку на рыбу ему будет позволены некоторые вольности – и отвалил на своем баркасе, позабыв и корзину с овощами. А лавочники, явно сожалея, что веселая заваруха кончилась, неохотно разбрелись по своим лавкам. Распалившаяся собачонка все так и не унималась, пока кто-то из прохожих не пнул ее так, что отлетела; она побежала к реке, отчаянно скуля.
   Найл так увлекся этой сценой, что чуть не подскочил, когда над ухом раздался голос старца:
   – Извини, что ушло столько времени. Задание было более сложным, чем я ожидал.
   – Ничего. Я смотрю вон за той женщиной. – И тут он покосился на старца с внезапным подозрением. – Или ты это все специально устроил, чтобы занять меня?
   – Нет. Сегодня базарный день. Приди ты сюда вчера, площадь была бы пустой. – Старец, подтянув к себе стул, сел по ту сторону стола. Поскольку на самом деле его не существовало, эта пантомима была ни к чему; вместе с тем, как он часто пояснял Найлу, коронным достижением Стиг-мастера является удивительная достоверность каждой мелочи.
   Найл зачерпнул ложечкой подтаявшее мороженое.
   – Эти люди существовали на самом деле? Старец посмотрел на него с тихой укоризной.
   – В тысяча четыреста девяностом году фотоаппарата еще не существовало, так что вряд ли.
   Найл посмотрел вниз; медногривая показала рыбину соседке по лавке.
   – Так что если б я был волшебник и перенесся сейчас в тысяча четыреста девяностый год, этих людей бы там не было?
   – Так называемое путешествие во времени, – сказал старец со вздохом, – ни что иное как словесная игра. Время лишь название определенного процесса. Теоретически, процесс можно направить в обратную сторону. Но восстановить Вселенную такой, какой она была пять минут назад – представляешь, сколько бы на это понадобилось энергии? Так что путешествие в прошлое фактически невозможно.
   – Ну, а в будущее – то же самое?
   – Не совсем. Будущее может предсказать любой. Я могу сказать тебе с точностью до секунды, когда завтра взойдет солнце. Могу даже сказать, какая завтра будет погода. И вместе с тем я не волшебник.
   – Мне прошлой ночью приснилось будущее, – сказан Найл. – А когда проснулся, сон сбылся точь в точь. Тогда, может, я волшебник?
   Старец пожал плечами.
   – Я не запрограммирован отвечать на такой вопрос. – Затем, не обращая внимания на разочарованную мину Найла, продолжал: – Ты желаешь слышать, что я узнал о природе магии?
   – Конечно, давай, – сказал Найл со вздохом.
   – Я признаю, что ошибался, думая, что все это просто незамысловатое суеверие. – Найл взглянул с воскресшим интересом. – Вырисовывается, судя по всему, странно последовательная система воззрений, постулаты которой во многом напоминают религиозные.
   Найл сосредоточенно насупился; абстрактная эта стилистика всегда давалась ему с некоторым трудом.
   – Понятно.
   – Насколько я вижу, основываются они на ряде утверждений. Самые известные из них приписываются легендарному основоположнику магии, Гермесу Трисмегисту, который утверждает: «Каково вверху, таково и внизу». Это, видимо, означает, что каждый человек – это вся Вселенная в миниатюре.
   Найл сделал вид, что понимает, Старец продолжал:
   – Однако магическая философия исходит из того, что Вселенная состоит не из мертвой материи; мертвой материи как таковой фактически не существует. Все во Вселенной живо!
   – Как та каменная фигурка, что я хотел пронести в башню? – вставил Найл.
   – Не знаю, может быть, – неопределенно сказал старец. – Логический постулат учения таков, что вся материя существует вне пространства и времени, в многомерной Вселенной. Наш спектр очень сужен, мы видим лишь немногое из того, что простирается через множество незримых плоскостей бытия. Разумеется, люди, в соответствии с этим, также существуют во многих плоскостях бытия, хотя сами того не сознают. Каббала, скажем, гласит, что существует десять плоскостей бытия, наивысшая из которых Бог, а самая низшая – земля. В людях эти плоскости бытия отождествляются с уровнем сознания. Я, наверное, слишком быстро иду?
   – Нормально. – Последнее замечание привлекло внимание Найла. – То есть, существует десять уровней сознания?
   – По каббале.
   – Тогда, получается, если взойти на более высокий уровень, то можно стать магом?
   – Получается, так.
   Найл, вздохнув, покачал головой.
   – Что-то я сомневаюсь. Если мне – лично мне – удается взойти на более высокий уровень сознания, то получается, что только я на нем и нахожусь. Вот, допустим, я навеселе. Пропускаю несколько стаканов меда, и все люди вокруг кажутся мне бесконечно милее. Но на самом-то деле они мало в чем изменились, это лишь я их так воспринимаю.
   – Проницательное замечание. Но в соответствии с магической философией, наилучший способ изменить мир – это изменить свое собственное сознание. Один алхимик писал: «Магия есть искусство произвольно вызывать перемены духа». Он же писал: когда чувствуешь себя везучим, то тебе действительно начинает везти. Ты каким-то образом заставляешь удачу сопутствовать себе. А тот, кто чувствует себя невезучим, похоже, наоборот, накликивает всякие неурядицы. А вот мнение еще одного алхимика насчет подлинного значения «каково вверху, таково и внизу». Каждому известно, что на ум воздействует внешний мир, что пустой день поневоле заставляет чувствовать себя опустошенным. Но маг – это тот, кто посвящен, что ум также способен воздействовать на внешний мир. Если ты смел и стойко веришь в удачу, она невольно тебе сопутствует.
   Найл недоуменно повел головой.
   – И это магия?
   – Если брать за основу книги, по которым я консультировался.
   – Тому магу, похоже, не очень везет, – задумчиво проронил Найл.
   – Извини, не понял?
   – Тому, кто подослал убийц Скорбо. Первых двоих его слуг Скорбо сцапал сам. А когда его убили, их повыловили всех. Везение не ахти какое, правда же?
   Лицо у старца оставалось непроницаемым; видно, не понял толком, что Найл имеет в виду.
   – Ты, несомненно, прав.
   – Поэтому впечатление такое, что в сравнении с ним мое везение сильнее.
   На этот раз старец промолчал, и лишь после долгой паузы сказал:
   – Ну что, мне продолжать насчет природы магии? Найл качнул головой.
   – Спасибо, пока хватит. Но я бы хотел спросить, что ты думаешь насчет того моего сна. Тебе известно о девушке, которую мы нашли в кладовой у Скорбо; она там висела вверх ногами?
   – Да. – Умение Стигмастера считывать мысли означало, что он способен быть в курсе всех примечательных событий в городе.
   – Мне это приснилось прошлой ночью. Вроде как пришел Симеон и разрезал на ней тунику большими ножницами, и стало видно, что к ее коже пристают какие-то коричневые лоскутки, все равно что палые листья. А потом, когда проснулся, Симеон разрезал ножницами тунику, у нее на коже и впрямь нашлись бурые лоскутки. Как бы ты это объяснил?
   – И это были палые листья?
   – Нет. Это было вот что, – Найл нагнулся и вытащил из-под стула плоскую коробку. – Морские водоросли.
   Старец приподнял двумя пальцами бурый сырой стебель, и впился в него взглядом. Найл знал об операциях Стиг-мастера достаточно, чтобы понять – тот сейчас занят химическим анализом.
   – Это не водоросли.
   – Разве? – Найл слегка удивился. – А запах, мне показалось, именно такой.
   – Морские водоросли содержат четкий процент магния, серы и кальция, а также восемьдесят четыре других элемента. В этом слишком много первых трех, а также высокий процент фосфора. Это указывает, что растение происходит из пресноводного озера с высоким содержанием минеральных солей. Или может, из кратера потухшего вулкана.
   – А не из подземного озера?
   – Исключено. Даже водорослям, чтобы расти, требуется свет. А эти водоросли, приглядись внимательно, были поначалу не бурыми, а зелеными.
   – Старец указал пальцем на небольшое пятнышко, действительно, бледно-зеленое. – Это уже потом произошло окисление до бурого цвета.
   Найл пристально посмотрел на бурую циновку, от которой запах шел на всю комнату.
   – А какой нужен свет, солнечный?
   – В основном, да. Растения живут фотосинтезом – впитывают углекислоту и производят сахар.
   – Ты не скажешь хотя бы приблизительно, откуда это растение происходит?
   – Затрудняюсь сказать. В радиусе пятидесяти миль насчитывается около дюжины потухших вулканов. – Из обучения во сне Найл припомнил, что приближение кометы Опик спровоцировало множество извержений вулканов.
   – А вообще много озер с таким же примерно содержанием минералов?
   – Разумеется, но не в этом регионе.
   – Тогда, наверно, это обстоятельство должно облегчить поиск?
   – К сожалению, я не знаю о таком озере. Но ты должен учитывать, что моим центрам геологической информации в основном уже несколько столетий.
   Найл поднял циновку, придерживая за уголки.
   – Почему, ты думаешь, слуги мага принесли это с собой? Судя по затянувшейся паузе, Стигмастер рассматривал множество вариантов.
   – Вероятно, это имеет какое-то религиозное значение.
   – Религиозное? – такая мысль озадачивала.
   – Или, может, ее использовали в каком-нибудь магическом ритуале.
   – Это в каком же?
   – Сложно сказать. В Эквадоре существовало племя индейцев, надевавших для магических образов одеяния из листьев священного дерева. Обрати внимание, это же рукотворное изделие.
   Удивительно. Найл расстелил циновку на столе. Приглядевшись вплотную, он убедился, что старец прав. Местами водоросли были сплетены так искусно, что даже не различить узелков. Найл посмотрел с расстояния вытянутой руки. Все-таки явно циновка, не одеяние. Складывая и убирая ее обратно в коробку, он раздраженно втянул воздух.
   – Должны же они были как-то ее применять. Но для чего?
   – У меня нет других соображений. Найл поглядел из окна на залитую солнцем базарную площадь, теперь еще более многолюдную.
   – Если путешествий во времени не существует, то как же у меня получилось предвидеть будущее в своем сне? Твои книги могут это объяснить?
   – По постулатам философии, ум существует вне пространства и времени, этим ограничениям подвержено только тело. Поэтому, когда тело спит, ум способен порой проникать через заслоны пространства и времени.
   – Это, по-твоему, правда? – спросил Найл взволнованно.
   – Откуда же мне знать? – мягко улыбнулся старец. – Найл нетерпеливо передернул плечами. – У меня нет оснований доказывать обоснованность или необоснованность такой теории. Я, допустим, существую в рамках пространства и времени. Мы с тобой живы, а следовательно, не особо стеснены пространством и временем. Ты должен обо всем судить сам.
   Найл почувствовал себя виноватым.
   – Извини меня, – он встал. – И спасибо тебе за помощь. Извинился, и на душе стало как-то спокойнее, разочарованность поутихла.
   – Всегда к твоим услугам. – От такой вежливости еще стыднее стало за свое нетерпение.
   Судя по солнцу в небе, время сейчас около двух часов. Вставая из-за стола, Найл спохватился, вспомнив о коробочке в кармане, про которую совершенно забыл.
   – Ты мне не скажешь, что это такое?
   Старец, взяв заостренное перо, подержал его на ладони.
   – Понятно. Это архаичная форма нынешнего шприца, примерно так он выглядел в семнадцатом веке. – Он вынул из флакончика пробку и, понюхав, сообщил после паузы: -
   А это сыворотка из человеческой крови, с примесью паучьего яда.
   Найл щелкнул пальцами.
   – Ну конечно! Как же я не догадался! Сыворотка против яда смертоносцев. Как ты думаешь, она годится для применения?
   Старец покачал головой.
   – Существует лишь один способ в этом убедиться: попробовать.
   – Благодарю…
   Найл был уже на полпути к выходу, когда его остановил возглас старца:
   – Ты забыл свою озерную траву. Куда ты так мчишься?
   – В больницу. Там полно людей, парализованных паучьим ядом.
   – Тем более, куда же они денутся? Запомни, нетерпеливость – худший из человеческих недостатков.
   Но Найл уже вышел из комнаты.
   Подходя к больнице, Найл обратил внимание, что перед центральным входом теснится народ. Приемный покой тоже был набит битком; какая-то мамаша держала на руках истошно орущего младенца. Найл осмотрительно подошел к заднему ходу; слава Богу, хоть здесь пусто. Первым, кого он увидел, заглянув, был Фелим.
   – Что тут у вас?
   – Да вот, – кто-то пустил слух, и теперь все приходят спрашивать родственников.
   На том конце напиравшую толпу мужественно сдерживали три сиделки, а мощного сложения женщина – видно, старшая сестра – уговаривала всех не шуметь так громко. Дверь комнаты, где лежали бесчувственные тела, была открытой. Когда они вдвоем подходили, мимо, закрыв лицо руками, с горестным воем пролетела женщина. Следом, разъяренно тряся головой, показался Симеон.
   – Дуреха чертова! Ишь ты, мужа ей домой захотелось! Я говорю, ему надо быть единственно здесь! -Завидев Найл а, он сделал попытку восстановить хладнокровие. – Здравствуй, мой мальчик. Видишь, какой у нас здесь кавардак.
   Вокруг распростертых тел бродили люди – с полдесятка – взволнованно вглядываясь в неподвижные лица. Одна из посетителей, темноволосая девушка в простеньком желтом платье, казалась чем-то знакомой.
   В комнату вошел Бойд, неся продолговатый металлический контейнер с толстой и изрядно потрепанной книгой на весу. Вид у него был явно довольный.
   – Смотри, что нашел.
   – Чего там еще? – спросил Фелим с тоскливой обреченностью.
   – Аппарат ЭШТ.
   – Чего, чего? – переспросил Симеон.
   – Электрошоковая терапия. Посмотри, вот здесь об этом написано. – Он открыл книгу и показал Симеону. Тот, пошарив в кармане, вынул очки в золотистой оправе и водрузил их на нос. Бойд с ревнивым волнением следил, чтобы тот не пропустил ни слова. – Стоит попробовать, тебе не кажется?
   Симеон, подумав пару секунд, решительно мотнул головой.
   – Нет, это подействует только угнетающе. К тому же здесь перед применением рекомендуется легкая анестезия. А у этих несчастных анестезии и так уже по уши.
   – А вдруг все-таки очнутся?
   – Хватит нам рисковать. – Эксперимент со змеиной сывороткой, очевидно, научил его осторожности. – Но все равно спасибо.
   Бойд огорченно пожал плечами, оставаясь, видимо, при своем мнении. Когда он выходил из комнаты, Симеон крикнул вслед:
   – Ты давай, ищи!
   – Мне кажется, я знаю, – сказал Найл.
   – Что именно?
   – Как заставить их очнуться – Он вынул из кармана коробочку и сдвинул крышку.
   – Это еще что?
   – Я нашел у них в укрытии.
   Симеон пристально посмотрел через очки, затем повернул коричневый флакончик на свет.
   – Что это, по-твоему?
   – Думаю, противоядие паучьему яду. Лицо Симеона просветлилось. Он взял перо и сжал колпачок.
   – А знаешь, может, ты и прав. Вот это явно примитивная игла для подкожных инъекций. – Его волнение выдавали единственно два красноватых пятна на скулах. Он повернулся к Фелиму.
   – Как ты думаешь, рискнуть?
   – Тебе решать, – осторожно ответил Фелим. – Я всего лишь ассистент.
   Найл понимал их неуверенность. Если противоядие погубит пациента, поди потом оправдайся перед родственниками.
   Симеон повернулся к Найлу.
   – А ты как считаешь?
   – Я думаю, опасности нет. Стигмастер сказал, в нем лишь немного паучьего яда.
   За спиной послышался девичий голос:
   – Пожалуйста, попробуйте на моем брате.
   Это сказала темноволосая девушка в желтом платье; она стояла за спиной и слышала их разговор. Из посетителей в комнате осталась она одна.
   – Как тебя зовут?
   – Квинелла. Я из Диры.
   – Точно. А где твой брат?
   – Вот он. – Она провела их через комнату. – Ты его знаешь, – сказала она Найлу, – его зовут Айрек.
   – Айрек? Ну конечно! – Айрек был одним из ребятишек, с которым Найл играл в подземном городе Каззака. Но теперь его с трудом можно было узнать, настолько у него было худое и бледное лицо.
   Их взгляды с Симеоном встретились.
   – Ты понимаешь, какой это риск? – спросил Найл девушку. – Сыворотка неопробована. Ему может стать хуже…
   – Может и вовсе убить, – добавил Симеон.
   – Но я чувствую, он умрет, если останется так лежать, – сказала она.
   Найл понимал ее опасения. Многие из детей Диры умерли во время перехода через пустыню. Даже сейчас ребра у Айрека ясно выделялись через кожу.
   Симеон пожал плечами.
   – Что ж, ладно, – он повернулся к Фелиму. – Давай сюда новый шприц. – Он окунул иглу в коричневый флакончик и вобрал некоторое количество желтоватой жидкости. Затем, выбрав осмотрительно место на внутренней стороне предплечья Айрека, хлопнул его по коже, чтобы четче обозначилась вена. Вонзив кончик иглы, утопил поршень. Иглу вытянул почти сразу же.
   – Не хочу рисковать: вдруг окажется много. Девушка блекло улыбнулась.
   – Спасибо. – А у самой глаза не сходят с лица брата.
   – Действовать начнет лишь через несколько часов, а может и того больше, – ласково сказал ей Симеон. – Может, пойдешь домой? Мы за ним присмотрим.
   Та покачала головой.
   – Очень вас прошу, позвольте мне остаться. Он вздохнул.
   – Ладно. Тогда принеси-ка себе стул.
   – По-моему, там еще идут, – озабоченно пробормотал Фелим.
   В коридоре постепенно нарастали возбужденные голоса. Первой в дверях появилась старшая сестра.
   – Мне можно впустить еще нескольких?
   Симеон кивнул, и в комнату гуськом робко вошли с полдюжины подавленного вида мужчин и женщин. Через считанные секунды, когда Симеон щупал у Айрека пульс, все вскинулись от пронзительного взвизга женщины лет сорока, с крашеными под блондинку волосами.
   – Мой муж! Муженек мой милый! – Накинувшись на одного из лежащих, она принялась целовать ему лицо. Стол, на котором тот лежал, чуть не рухнул.
   – Матрона, – Симеон, строжась, повысил голос, – немедленно возьмите себя в руки, или вас сейчас выведут. Но та будто не слышала.
   – Он жив?
   – Да. Но прошу вас, ведите себя потише. Женщина начала обеими руками похлопывать мужчину по щекам, да так крепко, что походило на пощечины.
   – Нолди! Проснись же, это я!
   Симеон повелительно посмотрел на старшую сестру, и та твердо взяла женщину за руку. Та же тотчас ударилась в слезы и рывком высвободила руку.
   Такое Найлу было не внове. В городе пауков было много женщин среднего возраста, ставших с годами деспотичными и эмоционально неуравновешенными. В пору рабства мужчины и женщины содержались отдельно. Мужчины жили под прямым диктатом пауков и мало чем отличались от рабочего скота.
   Женщины, в отличие от них, непосредственно с пауками общались мало, состоя под надзором служительниц, а те обращались с ними в общем-то неплохо. Они по сравнению с мужчинами считали себя эдакой аристократией. Те, что постарше – как эта женщина – вырастали по службе до матрон, надзирающих за женскими общежитиями, и привыкли, что к их слову прислушиваются. Но без семьи и детей они нередко становились эгоистичными и склонными к необузданным выходкам – вот он, перед глазами, живой пример.
   В конце концов, женщину уговорили сесть, и сиделку отправили, чтобы принесла ей кружку настоя из трав. Тем временем прочие посетители уже заканчивали осмотр парализованных. Большинство было явно разочарованно, не найдя тех, кого искали. Лишь одна женщина продолжала стоять со скорбным видом возле тела ребенка; по щекам у нее текли слезы.
   – В чем дело?
   – Это моя дочь. Но мне кажется, она мертва. Девочка была худенькая, изящная, лет двенадцати; к белокурым волосам липли кусочки тенет.
   – Неправда, она по-прежнему жива.
   Уверенность подтвердилась, когда Найл прощупал ей ум. Удивительно: ребенок, казалось, находился в полном сознании. Секунду Найл подозревал, что девчушка притворяется, но затем понял, что хотя она слышит все, что происходит в комнате, тем не менее не может шевельнуть ни ручкой, ни ножкой.
   Тут неожиданно вскрикнула девушка в желтом платье:
   – Он просыпается!
   Веки у Айрека подергивались скорее как от нервного тика, чем от глубокого сна. На секунду подергивание прекратилось. Затем грудную клетку расперло от глубокого вздоха, и тут паренек яростно тряхнул головой, словно кто-то шлепнул его по щеке. Миг, и он, открыв глаза, ошарашенно огляделся вокруг. Симеон стоял с оторопелым выражением лица.
   – Айрек, – ласково сказала девушка. – Ты меня узнаешь?
   Паренек слабо улыбнулся и кивнул.
   – Квинни.
   – Уму непостижимо, – только и сказал Симеон. – меньше пяти минут прошло. Прошу, не надо… – последние слова были обращены к девушке, схватившей его за руку и покрывающей ее поцелуями. – Вот кого надо благодарить, – он указал на Найла, – это он принес противоядие.
   Раздался заполошный крик; опять эта, сорокалетняя. Выскочив из-за стола, где сидела со всеми остальными, она бросилась Симеону в ноги.
   – Прошу тебя, дай это моему мужу! Заклинаю именем великой богини…
   Симеон зарделся от смущения, когда женщина попыталась обнять его за ноги.
   – Прошу вас, поднимитесь, матрона. Я сделаю все, что в моих силах, для каждого.
   – Обещай прежде всего мне. Обещай, что дашь ему. Симеон глубоко вздохнул; Найлуна секунду подумалось, что сейчас сорвется. Но он сказал:
   – Хорошо, матрона. Но прошу вас, поднимитесь и обещайте, что будете вести себя прилично.
   – Клянусь! – В глазах появилось расчетливое выражение. – Но ты дашь ему сейчас же, ладно?
   – Ладно.
   Муж женщины был красавец атлетического сложения, очевидно, моложе ее лет на десять. Пауки всегда с вниманием относились к телесному благополучию своего человеческого материала, взращивая его как племенной скот, поэтому в городе полно было мужчин, сложенных как античные боги, и женщин с безупречными фигурами. Для Найла постоянно было печальным откровением вглядываться в их умы и сознавать всю их ограниченность.
   Симеон всадил иглу мужчине в предплечье и почти тотчас ее вытащил.
   – Ты уверен, что этого хватит? – осведомилась женщина.
   – Это все, что у нас имеется, а надо оживлять еще дюжину, – угрюмо ответил Симеон.
   Глаза Найла повстречались с глазами матери двенадцатилетней девчушки; видно было, что женщина слишком робка и нерешительна, чтобы о чем-то просить. Он положил ладонь Симеону на руку.
   – Надо дать вон той малышке. Ей много не надо. – Мать одарила его теплой улыбкой благодарности.
   Симеон похлопал девочку по худенькому предплечью, чтобы выступили вена, и всадил иглу. Найл в эту секунду снова вступил ей в ум. И опять с удивлением почувствовал, что она абсолютно в сознании, как и он. Вероятнее всего, паук, видя, что ребенок мал, ввел строго выверенную дозу, чтобы лишь парализовать нервную систему, не убив при этом ребенка.
   Догадка подтвердилась, когда через несколько секунд ресницы у девочки дрогнули, и глаза открылись. Она улыбнулась матери и тотчас повернулась поглядеть на Найла, хотя тот стоял вне поля зрения. Подойдя, Найл коснулся ее руки.
   – Как тебя зовут?
   – Венда.
   – Ты долго спала?
   – Ни минутки.
   Симеон, видно, подумал, что ослышался.
   – Что она говорит?
   – Прямо с той минуты, как на тебя накинулся паук? – уточнил Найл. Девочка кивнула.
   – О, богиня! – воскликнул Симеон. Найл удивился хладнокровности ребенка.
   – Наверно, жутко было? Девочка покачала головой.
   – Нет, просто как-то… спать сразу захотелось.
   До Найла стало доходить. Дед, помнится, когда-то рассказывал, как его схватил смертоносец, а он вместо того чтобы заорать от ужаса, ощутил вдруг какое-то сонное равнодушие, будто никакой опасности и не было. Теперь-то было ясно, что пауки, набрасываясь, как-то глушат ум жертвы равнодушием к страху. Подумал, и показалось вполне логичным. В тисках страха добыча может окочуриться гораздо быстрее, так что лучше внушить ей иллюзорное чувство безопасности.
   Симеона схватила за руку та, сорокалетняя.
   – Гляди, он просыпается!
   Ее муж, встряхнувшись, ошарашенно огляделся вокруг.
   – Ого, сколько же я проспал?