Уилсон Колин Генри. Маг. Живие мертвые.

   И когда жизненная сила капля за каплей начала просачиваться, будто в иссохшую землю, Найл со всей отчетливостью понял, что человек в черной мантии – не наваждение, и что его собственная жизнь теперь находится в опасности.
   Когда Найл появился из башни, уже стемнело, и температура опустилась ниже нуля. Звезды в холодном черном небе казались кристаллами белого льда Западный горизонт слабо светился, предвещая восход луны. Подтаявший за день снег превратился в наст, корочка звучно хрупала под ногами. Окна на главном проспекте светились, резкий ветер доносил звуки музыки. Найл всегда с тихой радостью наблюдал освещенные окна, особенно на верхних этажах. В дни рабства люди ютились в подвалах, и свет вменялось гасить сразу с наступлением сумерек. Но теперь Найлом владело нелегкое предчувствие, и казалось, будто люди в освещенных комнатах излишне уязвимы.
   Ясно было одно: время работает на убийц. Примерно год назад было посажено дерево, прибившее Скорбо, и среди его корней обнаружился знак мести. Если надо, они могут провести в ожидании еще год, карауля следующую жертву… Тем не менее, дерево не смогло убить Скорбо, и один из мстителей поплатился жизнью, пытаясь устранить оплошность. Получается, оплошности бывают и у них.
   В дворцовой парадной за массивной каминной решеткой все так же ярко полыхал огонь. Возле него стоял брат Вайг. Одной рукой он обнимал за талию девицу и что-то с вкрадчивым видом ей нашептывал. Дверь громко хлопнула, и заговорщики поспешно отстранились друг от друга. Девица тотчас стыдливо умчалась на кухню. Найл ее узнал: Нира, самая хорошенькая из кухарок, и почувствовал укол зависти к брату, не за его любовные похождения, а за простоту жизни.
   – Как денек, брат, трудный? – веселым голосом спросил Вайг.
   – Длинный, – Найл протянул руки к пляшущим языкам огня.
   – Устроил бы себе выходной. Ведь ты, понимаешь, правитель.
   Шутливый тон Найл воспринял без обиды; он понимал, в каком непростом положении находится брат. Сам Вайг всегда относился к младшему брату с нежной привязанностью, при случае и заступался. А тут вдруг нежданно-негаданно стал братом правителя, без особого рода занятий, кроме разве что фланирования по городу да флирта с красотками. Человек менее приветливый на его месте затаил бы зависть или обиду. Вайг же был для этого слишком благодушен. Но вместе с тем ему приходилось показывать и свою независимость.
   Сверху с баллюстрады склонилась Нефтис.
   – Подавать на стол, мой господин?
   – Давай, – Найлу вспомнилось, что с самого утра во рту не было ни крошки, и в желудке заурчало.
   – Ты ел? – спросил он Вайга.
   – Ел, но с тобой за компанию приму стаканчик вина.
   Уже не один месяц минул с той поры, как братья сидели за столом вместе. У Найла невпроворот было дел, Вайг же, похоже, решительно наверстывал упущенное за все те годы, что изнывал без прекрасного пола. Он и теперь, когда поднимался по лестнице следом за Нефтис, изучающе оглядывая стройные ноги под коротенькой туникой.
   В палате Найла в печи потрескивали дрова, и в воздухе стоял запах дерева. Служанка Джарита уже накрывала на низенький столик.
   Нефтис указала на продолговатый сверток в мешковине, прислоненный к стене возле двери.
   – Это тебе принесли.
   – А кто принес, не знаешь?
   – Знаю. Надсмотрщик, Дион.
   Положив сверток на пол, Найл развернул мешковину. Там был топор с полутораметровой рукоятью. Тускло поблескивающее лезвие в пятнах спекшейся крови. На лезвии выгравирован уже знакомый знак, символ мести.
   – Он сказал, где эту вещь нашли?
   – Сказал, в саду среди кустов. Вайг, подхватив топор, крутнул им в воздухе.
   – Центр тяжести выверен отменно. А острый – как бритва.
   – Осторожно. Этим топором был убит Скорбо.
   – Я понял, – Вайг попробовал лезвие большим пальцем и отдернул руку. – Острющее, дьявол! – с пальца стекла капля крови.
   – Беги вымой, скорее! – у Найла перед глазами возник отравленный нож, за две секунды сваливший убийцу Скорбо. Вайг, к ужасу, лизнул палец и сказал как ни в чем не бывало:
   – Ничего, заживет. От сердца отлегло лишь через несколько минут, когда стало ясно, что Вайгу не становится хуже. Найл поскорее завернул топор обратно в мешковину и подал сверток Нефтис.
   – На-ка, убери.
   Вайг, развалившись на груде подушек, налил в два стакана зеленоватого меда; напиток, недавно приготовленный, все еще играл пузырьками. Вытянув одним глотком половину стакана, брат с блаженной улыбкой улегся.
   – М-да, кто бы там ни пристукнул Скорбо, поступил молодцом.
   Найл укоризненно покачал головой, бросив предостерегающий взгляд в сторону Джариты, входящей в столовую с блюдом жареных жаворонков Вайг, подняв брови, обольстительно улыбнулся. Со своими черными кудрями и пронзительно синими глазами он излучал такое очарование, что обижаться на него было решительно невозможно. Когда Джарита вышла, он спросил:
   – Ты ей что, не доверяешь?
   – Почему, доверяю, только не хочу шокировать Ты забываешь, что большинство людей в этом городе по-прежнему считает пауков своими хозяевами.
   – Может, и так, – Вайг подцепил жаворонка и сунул его в острый соус. – Но Скорбо они все так же ненавидели.
   – С чего? Из них большинство его и знать не знало Прежде чем ответить, Вайг прожевал и проглотил пищу, вытерев тыльной стороной ладони соус с бороды.
   – О его-то делах знали все.
   Найл был заинтригован таким тоном.
   – Это о каких же?
   – Про его зверства ходили целые истории. Он обожал убивать людей. Говорят, даже детей убивать обожал, не просто чтобы съесть, а чтоб позабавиться их криком. И говорят, прекращать, это дело само собой, не думал.
   Вайг опять принялся за птицу.
   – Прекращать что?
   – Убивать и пожирать людей. Найл уставился не веря своим глазам.
   – Ты серьезно?
   – А ты не знал? – Вайг покачал головой в недоумении. – Я думал, всем известно. Найл отложил недоеденную птицу. – От кого ты об этом услышал?
   – Кажется, Сидония рассказала. – Сидония была начальницей одной из служб Смертоносца-Повелителя. Вайг, по разговорам, частенько проводил время в ее компании.
   – Но что она тебе сказала?
   – А что Скорбо и кое-кому из его дружков не по нраву пришлась затея отказаться есть человечину. Кроме того, у них остался изрядный запас еще со времен рабства. Они решили, что будет жаль, если все это пропадет зря, и продолжали есть.
   У Найла отлегло от сердца.
   – Я думал, ты о том, что они все еще ловят людей.
   – А они это и делают. Мне Нира говорила, что у нее пару недель как пропал один из братьев.
   – Нира? Та, с кухни? Так почему она мне ничего не сообщила?
   Вайг опять занялся птицей.
   – Наверное, большинство думало, что ты об этом знаешь.
   Найл был поражен.
   – Они в самом деле думали, что я допущу, чтобы все это продолжалось?
   – Ну… Скорее всего, думали, что ты бессилен что-либо предпринять.
   Найду пришлось сделать усилие, чтобы сдержать в голосе гнев.
   – Когда Смертоносец-Повелитель согласился покончить с рабством, – сказал он, – он пошел и на то, чтобы больше не убивать людей. Уговор был такой, что люди отныне свободны и уравнены в правах с пауками. А теперь я слышу, что пауки свою часть обязательств никогда не выполняли… – он отхлебнул меда, чтобы успокоиться.
   – Ты уж не обессудь, – мягко сказал Вайг.
   – Я тебя не виню (ощущение такое, будто земля ушла из-под ног). Но ты уверен, что Смертоносец-Повелитель об этом знал?
   – Вовсе нет, я этого не говорил. Наоборот, я уверен, что он не знал. Только то, что сказала Сидония: Скорбо и несколько его дружков воспротивились тому, чтобы не есть человечину. Поэтому они продолжали поедать людей в своей кладовой. А когда запас кончался, я думаю, они его пополняли.
   Найл взял со стола колокольчик и позвонил. В комнату поспешно вошла Джарита.
   – Сходи на кухню и попроси прийти сюда Ниру.
   – Слушаю, мой господин. Они остались одни. Найл с угрюмым видом жевал корку хлеба; аппетит безвозвратно пропал. Вайг же ел с прежним смаком.
   – Не пойму, почему ты не сказал мне об этом сразу же, как только узнал.
   Вид у Вайга был сконфуженный.
   – Меня, честно говоря, пару дней не было во дворце…
   – Ну сказал бы, как только вернулся!
   – А тогда, наоборот, не было тебя. Ты осматривал портовые сооружения. Всегда такой занятой, просто не подступись, – он вынул платок и потыкал кровоточащий палец. – Всегда работаешь как на износ, я себя чувствую последним лентяем.
   – А тебе что мешает?
   – Кем? – Вайг развел руками. – От меня что на заседаниях, что на совещаниях нет толку. Что мне еще остается, кроме как любиться да обжираться? – Да, действительно, Ваигв последнее время изрядно прибавил в весе. – Я бы тебе вот что сказал, – произнес он с неожиданной серьезностью. – Я часто жалею, что не нахожусь опять в пустыне, где можно вволю охотиться.
   Найл хмыкнул.
   – В пустыне-то девочек нет.
   – Эх, пресытиться можно чем угодно… – он собирался сказать что-то еще, но тут опять вошла Джарита, а следом за ней Нира, хорошего сложения девушка лет примерно двадцати, с кроткими карими глазами и на удивление тонким профилем. Красота девушек в паучьем городе никогда не переставала удивлять Найла, хотя и ясно было, что все это результат взыскательного отбора.
   Она стояла перед ними, опустив глаза и сложив руки на переднике. Длинные каштановые волосы, сплетенные в косу, были кольцом уложены на затылке – обязательное правило для женщин, работающих на кухне.
   – Вайг сказал мне, что у тебя исчез один из братьев. Это так? – осведомился Найл. Девушка кивнула, волнение, видимо, мешало ей отвечать. Найл настроился на ее мысли и уяснил, что она ни жива ни мертва от волнения и испуга. Он ошарашенно понял: она считает его чуть ли не полубогом и боится, что за ней он послал, собираясь отчитать и прогнать за заигрывания с Вайгом.
   – Расскажи мне, что случилось, – попросил Найл ласково. Девушка откашлялась.
   – Он вышел, когда уже стемнело, и не вернулся.
   – Ты где живешь?
   – На улице кожемяк.
   – Там нет освещения? – она кивнула.
   – И куда он пошел?
   – Через улицу, к товарищу. Он там оставил лошадку.
   – Лошадку?
   – Деревянную игрушку. Он просто бегал ее забрать.
   – Ты выходила его искать? – она покачала головой.
   – Почему?
   – Мы не выходим после того, как стемнеет…
   – Почему?
   – Н-ну, нельзя все же…
   – Но это было в дни рабства! Теперь-то вы можете ходить куда угодно!
   Девушка кивнула, так и не поднимая глаз, щеки запунцовели от смущения. Тут до Найла дошло. Семья этой девушки привыкает к свободе с трудом. Сломить укоренившуюся за всю жизнь привычку ох как не просто. Вот почему они не стали сообщать об исчезновении ребенка. Он вышел после того, как стемнело, а это против закона, вот их и наказали.
   – А были еще какие-нибудь исчезновения?
   – Было одно. Девушка с соседней улицы…
   – Кто-то что-нибудь слышал?
   – Нет.
   Этого следовало ожидать. Паук бесшумно сваливается из темноты, парализуя добычу силой воли, и через считанные секунды взмывает с ней в воздух; и не видно, и не слышно.
   – Ладно. Спасибо, Нира. Я посмотрю, можно ли чем-нибудь помочь. – Девушка так и стояла бессловесно, боязливо думая, что же с ней будет. – Все, можешь идти, – пришлось добавить Найлу. Та поспешно поклонилась и выскочила вон из комнаты. Вайг посмотрел ей вслед с восторгом. Точно так же встретил ее появление и Найл, но теперь от чувства не осталось и следа. Заглянув ей в мысли, он распознал ее сущность: обыкновенный подросток, среднего ума. Вайга, не обладающего телепатией, очаровывала ее внешность, и ему не терпелось познать ее и убедиться, соответствует ли внешности ее ум. Найл заранее знал, что брат будет разочарован, а вот заявить об этой догадке напрямую, увы, не было возможности. От этого он сник и призадумался.
   – И что ты думаешь делать? – спросил Вайг, наливая второй стакан меда.
   – Я должен буду провести разговор со Смертоносцем-Повелителем.
   – Тебе по душе такая идея? Мысль о скандальном разбирательстве со Смертоносцем-Повелителем вызывала тихий ужас.
   – А что?
   – От этого может стать еще хуже…
   – Вот почему Скорбо мог убивать людей. Потому что никто не осмеливался об этом заикнуться. Если бы мне сказали раньше, может, брат Ниры был бы еще жив.
   – Я думаю, ты прав, – заметил Вайг без особой уверенности.
   В дверь легонько постучали, и вошла Найрис.
   – С тобой, мой господин, хочет говорить доктор.
   – Доктор? – переспросил Вайг.
   – Так здесь величают Симеона. До него в городе не было такого понятия, как доктор. А, Симеон, входи! Как насчет стакана вина?
   – Спасибо, не откажусь, – и вид, и голос у Симеона был усталый. Найрис сняла с него плащ, а Джарита стянула башмаки, покрытые снегом. Симеон со вздохом облегчения повалился на подушки и принял протянутый Вайгом стакан с медом. Выпил с явным одобрением, глубоко перенеддуя.
   – Откуда ты пришел? – спросил Найл.
   – Из квартала рабов, – Симеон потянулся за птицей.
   – Того, третьего, нашли?
   – Да, нашли, – кивнул Симеон, жуя.
   – Где он сейчас?
   – Помер.
   – Ну? Зарезался, как предыдущий? – Симеон, все еще жуя, мотнул головой. – Паук убил?
   – Нет, – Симеон глотнул. – Паук пришпилил его так, что тот пальцем не мог шевельнуть. Я первым делом отнял нож. Паук только после этого его и отпустил. Я задавал ему вопросы, но он не отвечал, притворялся, что не понимает. Тогда я велел пауку слегка его прижать – не хотелось, конечно, но надо же было узнать, откуда он явился. Паук его чуть прижал, тот – кричать. Но так ничего и не сказал. Храбрец был.
   Найл поморщился, представив себе картину. Под словом «прижать» Симеон имел в виду не просто физическое давление. Взрослый смертоносец одной лишь силой воли способен стиснуть человека как орех в щипцах, так что кости затрещат. Найл сполна ощутил это при первой встрече со Смертоносцем-Повелителем, и от воспоминания невольно содрогнулся.
   – И что было потом?
   – Его решили отвести в обиталище Смертоносца-Повелителя, я поехал следом на колеснице. А на полпути через мост за мной послали, чтобы я его осмотрел. Он был мертв.
   – Может, от испуга помер, – предположил Вайг.
   – Нет. Походило скорее на сердечный приступ, синие губы и мертвенно бледное лицо.
   – Где он теперь? – спросил Найл.
   – В мертвецкой.
   – Я бы хотел на него посмотреть.
   Симеон и Вайг оба взглянули на него с удивлением. Симеон, небось, подумал: что еще за болезненное пристрастие к трупам?
   – Мне надо кое-что выяснить.
   – Какой-нибудь секрет? – спросил Найл.
   – Вовсе нет, Найл повернулся к Симеону, взявшемуся за прерванную еду. – У этого человека был на шее кулон?
   – Был.
   – Ты его снял?
   – Нет. Зачем? Он такой же, как этот, – доктор указал себе на грудь.
   Наил почувствовал вкрадчивый, сквозняку подобный холод.
   – Ты его носишь?
   – Да, а что в этом такого? Найл пытался говорить спокойно, обыденным голосом.
   – Дай посмотреть?
   Он протянул руку. Симеон был явно озадачен, но тем не менее полез под тунику, снял золотую цепочку с шеи и передал Найлу. Тот, подержав ее секунду на ладони, неожиданно обронил: ему показалось, что она живая, как какое-нибудь небольшое насекомое. Когда он следом поднял ее снова, присутствие жизни истаяло; это был просто кусочек металлического сплава. Направляемый каким-то шестым чувством, Найл опустил кулон в свой стакан меда. Остальные двое смотрели с замешательством.
   – Ты чего это?
   Найл смутился, понимая, что объяснение будет звучать абсурдно; подумал даже покривить душой, но решил: не надо. Жестом он указал на стакан.
   – Вот он, я думаю, его и погубил. Симеон растерянно покачал головой.
   – Это как же?
   – Ты думаешь, зачем они все носили эти штуковины не шее? Для красоты? Это было бы глупо. Стоило поймать с ним одного, как остальных двоих опознать было бы уже легче. Нет, это какого-то рода проводник, или передатчик.
   Оба собеседника неотрывно смотрели на кулон, успевший покрыться пузырьками.
   – Откуда у тебя такие мысли? – спросил Симеон.
   – Я брал кулон в Белую башню.
   – Ах, вон оно что! – понимающе воскликнул Симеон. Найл дал ему остаться при своем мнении, это избавляло от объяснений.
   – Но зачем ты сунул его в стакан? – недоумевал Вайг.
   – Потому что вино – живая субстанция. Оно бы как-то отреагировало на вибрацию.
   – Но ведь от проводника не наступает смерть, – заметил Симеон.
   – От такого, я думаю, может, – уверенно сказал Найл. Вайга все это никак не убеждало.
   – Но что заставляет тебя так думать?
   Секунду Найл думал рассказать им, что произошло с ним в Белой башне, но отказался от такой затеи, слишком долго, да еще и неизвестно, поверят ли. Интерналайзер надо испытать на себе, чтобы понять. Вместо этого он сказал:
   – Это так, просто догадка. Вот потому мне и хочется увидеть тело. Ты пойдешь со мной? – он повернулся к Симеону.
   – Разумеется. Только ничего, если вначале все-таки доем? Покойник же не встанет и не сбежит.
   – Ох, извини, – Найл не учел, что Симеон устал, – можешь не торопиться.
   Симеон, понимая, что ведет себя несколько бесцеремонно, заметил:
   – Ты вон и сам к еде едва притронулся.
   – Ах да, конечно, – Найл заставил себя сжевать кусок хлеба с маслом, но безо всякого аппетита.
   Пока Вайг с Симеоном опустошали графин меда, Найл делал вид, что слушает их разговор, хотя на самом деле мысли витали вокруг кулона и человека с уставленным перстом. Он поймал себя на том, что хотел бы переговорить с Дравигом – насколько все-таки легче общаться с разумным пауком, чем с человеком. Силуэт в черной мантии был таким четким, что Найл, казалось, различал кустистые брови, заостренные уши, пальцы с перепонками; пришлось тряхнуть головой, чтобы наваждение сгинуло. Взгляд упал на идущие вверх пузырьки в стакане, и одолела курьезная апатия, сродни гипнозу.
   От грянувшего стука оборвалось сердце; Найл вздрогнул и как будто очнулся. Он сконфузился, поняв, что это всего лишь Нефтис стучит в дверь.
   – Мой господин, здесь повелитель Дравиг.
   – Хорошо, проси.
   Когда в комнату влез Дравиг, Вайг с Симеоном поднялись; у них уже вошло в привычку ощущать неловкость, сидя в присутствии паука. Паучий ритуальный жест Найл принял кивком головы.
   – Рад тебе.
   – Я почувствовал, что ты хочешь меня видеть, потому и пришел.
   Симеон и Вайг опустились обратно на подушки. Зная, что пауки недолюбливают вид занятых едой людей, Найл предложил:
   – Давай пройдем в другую комнату, – и передал по дороге Нефтис: – Накажи, пожалуйста, Джарите, пусть принесет еще вина гостям.
   Спальня была залита чистым светом луны, струящимся через окна, на стене отражались красноватые отблески очага.
   – Симеон рассказал мне о смерти того человека, – сказал Найл. – Ты знаешь, как она наступила?
   – Нет. Но подозреваю, что его убили.
   – И я тоже. – Несколько секунд оба молчали; так как их умы были открыты друг другу, в тишине не было натянутости. Тут Найл спросил:
   – Тебе знаком этот человек?
   Слова он сопроводил мысленным образом того, в черной мантии; можно сказать, показал фотографию.
   – Нет. Кто это?
   – Тот, кто подослал убийц.
   – Тогда, выходит, твоя жизнь в опасности, – подытожил Дравиг. Вникая во все напрямую, он мог говорить без обиняков; Найл в очередной раз порадовался прямоте связи.
   – Я знаю, – сказал он.
   – Ты должен принять особые меры предосторожности. Я распоряжусь насчет стражи, пусть поставят возле твоего дворца.
   – Благодарю. – Идея не очень-то привлекала, но в ней чувствовался здравый смысл. Во дворец мог пройти кто угодно в любое время суток. До сегодняшнего дня Найл был в полной безопасности. Но виновный в гибели двух убийц может сам стать жертвой убийства.
   – Я сейчас пойду и распоряжусь, – сказал Дравиг.
   – Погоди. Надо сказать тебе кое о чем еще. Ты знал, что Скорбо все это время по-прежнему убивал и поедал людей?
   – Как! – безмерное удивление Дравига дало понять, что он ни о чем не подозревал.
   – Мой брат говорит, об этом знали многие, включая Сидонию, начальницу стражи Смертоносца-Повелителя.
   – И она при всем при этом не докладывала? Она будет наказана.
   – Не надо, ее вины здесь нет. Как и другие, она считала, что Смертоносцу-Повелителю об этом известно.
   – Какая нелепость! – Дравиг начинал гневаться. – Смертоносец-Повелитель дал тебе слово, а его слово священно!
   – Я это знаю. Но люди нашего города этого еще не понимают. Им нужно время, чтобы научиться.
   Дравиг уже догадывался, каков будет следующий вопрос.
   – Он действовал в одиночку?
   – Нет. Я думаю, у Скорбо была компания сообщников, из числа близких друзей. Я знаю, кто это может быть. У Скорбо был свой круг друзей, все родом из одного района Астигии, где поклоняются Черному Богу Горы. Мне говорили, что они иноверцы, но я до сегодняшнего дня все никак не верил. Они должны быть наказаны.
   – А это разумно? – Дравиг выказал непонимание. – Наказание пауков за убийство людей, не вызовет ли оно возмущения?
   – Суд должен свершиться. Они не только ослушались Смертоносца-Повелителя, но и нарушили волю богини. Это преступление, достойное смерти.
   Найл умолк; у него не было ни особого желания, ни резона выгораживать плотоядных сообщников Скорбо.
   Дравиг почувствовал, что беседа подходит к концу.
   – С твоего позволения, я пойду.
   – Погоди. Я с тобой.
   Нефтис по-прежнему караулила у двери. Найл велел ей позвать гужевых.
   – Готовы в путь? – Симеон поднялся на ноги. Найл повернулся к Дравигу.
   – Мне бы хотелось, чтобы ты проводил нас к больнице. Паук, если можно так выразиться, неохотно кивнул.
   – Думаю, будет лучше, если с нами сходит твой брат, – сказал Симеон. – Надо что-то делать с его пальцем.
   – Что, кровь все еще течет? – Действительно, обмотанный вокруг пальца носовой платок набух кровью. Стоило Вайгу его убрать, как на ранке проступила свежая кровь. – Почему она не запекается?
   – Мне кажется, – рассудил Симеон, – там на лезвии какое-то вещество, мешающее свертыванию. У меня есть отвар, от которого все это должно пройти.
   Ночь была холодная и на редкость ясная, луна светила над самой головой. Пока стояли в ожидании гужевых, Найл поискал глазами дом на той стороне площади, где убили Скорбо. Удивительно, на дома там больше не было, виднелась лишь прогалина. Дравиг понял, что высматривает Найл.
   – Его снесли. Дом, где совершилось убийство, считается у нас нечистым местом.
   – Рабочие нашли свинцовую пластину?
   – Мне об этом не сообщали, но я узнаю. Симеон, слыша то, что говорит Найл, спросил:
   – Ты думаешь, пластина – это передатчик?
   – Не исключено. Куда ты дел кулон?
   – Он здесь, – Симеон хлопнул себя по карману.
   – Осторожнее. Он может быть опасен. Наконец-то прибыли гужевые, закутанные в меха. Найл забрался первым, следом за ним – Вайг и Симеон.
   – В больницу.
   Дравиг шагал за колесницей мерной, неспешной поступью; даже когда гужевые пошли рысью, ему не стоило труда держаться с ними вровень.
   Найл поглядел на сидящего посередине брата; перевел взгляд не его перевязанную руку (Джарита снабдила длинной полосой материи).
   – Как самочувствие? Вайг осклабился с показной веселостью.
   – Прекрасное, – он поднял руку, на повязке уже проявилось пятно крови. – Течь не перестает, а так в целом нормально.
   Тем не менее Найл поглядывал на брата с беспокойством; в гулко скрежещущей по насту колеснице лицо у него казалось неестественно бледным, даже призрачный лунный свет не скрывал этого.
   Передняя дверь больничного корпуса была закрыта, но Найл стукнул как следует, и она отворилась. Симеон повел их по смутно освещенному коридору, пахнущему хлоркой и лекарствами. Из дверного проема выглянула женщина в одежде рабыни, но, завидев паука, выпучила глаза и проворно скрылась. Дверь послеродовой палаты была открыта, оттуда доносилось тяжелое дыхание роженицы. В конце коридора Симеон повернул налево и остановился перед неприметной деревянной дверью. Раздраженно покачал головой:
   – Говорил же поставить кого-нибудь караулить, – он толкнул дверь и замер на пороге. – Бог ты мой!
   Найл стоял у него за спиной и не мог толком видеть, чем вызвана такая реакция. Продолговатая каморка с белеными стенами была освещена единственным подслеповатым фонарем, чадящим в угловой нише; по стенам висели белые туники. В центре комнаты стояли две скамьи, и еще одна возле задней стены. На этой скамье ногами к двери лежал труп. И только приглядевшись, Найл понял, что так поразило Симеона. Труп был без головы. Секунду спустя Симеон стоял на коленях возле еще одного бездыханного тела, лежащего меж скамей.
   Вайг вытаращился Найлу через плечо.
   – Кто это?
   – Джуд, сторож… Дайте мне нож. Даже в ущербном свете фонаря было видно, что лицо у мертвеца распухло и все в крови, а рот оскален в гримасе предсмертной муки. Симеон пошевелил ножом в области шеи. Покачал головой.
   – Бесполезно. Бечевка впилась так, что не срезать. Только вместе с горлом. Да ему уж и все равно.
   Дравиг забрался в каморку следом, заполонив громоздким туловищем весь остаток пространства. Он стоял, глядя сверху вниз на бездыханное тело.
   – Это человек, который умер нынче днем.