Уилсон Колин Генри. Метаморфозы вампиров

   – Алло, доктор Карлсен?
   – Да, слушаю.
   – Это Джон Хорват.
   – А-а, здрав…
   – У меня только что был разговор с братом Ханако, – перебил Хорват. – Ханако – та самая девушка, о которой я говорил. Нынче утром она попыталась покончить с собой. Я вас прошу, вы не могли бы к ней прибыть?
   Карлсен уже знаком был с особняками «Астория» на перекрестке Пятой авеню и 97 улицы. Полгода назад здесь, помнится, жил один состоятельный пациент, который потом впал вдруг в буйство и обезглавил собственную мать. Каждая квартира в этом здании стоит в десяток раз дороже, чем у самого Карлсена, хотя его квартиру дешевой тоже никак не назовешь. Под звонком висела именная табличка «Изаму Сузуки». Дверь открыла горничная-филиппинка, явно ожидавшая: посторонилась прежде, чем Карлсен успел раскрыть рот.
   – Подождите, пожалуйста, один момент, – попросила она, когда он протянул ей визитку.
   Прихожая здесь метила под неплохую приемную. На матово-серебристых стенах в стиле 2090-х красовались миниатюрные японские пейзажи, действительно похожие на живопись, если бы не легкое мерцание, выдающее в них электронные репродукции. Среди них особо выделялось озеро Камагучи с перевернутым отражением горы Фудзи. Еще на одной изображалось святилище Фудзиномия. Приблизившись, Карлсен уловил зыбкий аромат благовоний, и цветущих апельсиновых деревьев, испускаемый каким-то скрытым механизмом. Из всего этого напрашивался вывод, что владелец квартиры – высокооплачиваемый служащий.
   – Пожалуйста, входите сюда, доктор, – послышался голос горничной.
   На подушках неподвижно лежала девушка с бескровным, сероватым лицом. Очевидно, молодая – нет и двадцати пяти – с гладким овальным лицом, характерным для многих японских женщин. Руки у нее лежали поверх покрывала, оба запястья залеплены пластырем.
   – Меня звать доктор Карлсен, я приехал по просьбе доктора Хорвата.
   Она апатично кивнула. Карлсен придвинул к кровати стул.
   – Ваш муж знает об этом?
   Она медленно повела головой из стороны в сторону. Карлсен, подавшись вперед, тихонько взял ее за левое запястье. Отреагировала она странно: высвободившись рывком, с ужасом уставилась на Карлсена. Он ободряюще улыбнулся.
   – Ну что вы.
   Ужас в ее глазах мелькнул и исчез, но Карлсен, со своим отшлифованным опытом понимания человеческих эмоций, поймал себя на заведомо абсурдном подозрении, что девушка смутно догадывается о его секрете. Секунду спустя, всем видом взявшись излучать доверительность и отзывчивость – пресловутое «поведение с больным», – он понял, что не ошибся. Лишь задушевная улыбка погасила ее настороженность. Чтобы поддержать нить разговора, он спросил:
   – Вашего мужа поставить в известность?
   – Не надо. Он в отъезде по важным делам.
   Беспокоила ее явная истощенность.
   – Тогда, может, отвезти вас в больницу?
   – Я сейчас только оттуда, – ей удалось выдавить улыбку.
   Карлсен вспомнил: действительно, госпиталь «Гора Синай» всего в одном квартале.
   – Давайте-ка замерим пульс.
   Так как запястья у нее были сплошь залеплены пластырем, пульс пришлось нащупывать над сгибом левой руки. Он был очень замедленный, примерно пятьдесят в минуту, очевидно, пациентку накачали транквилизаторами, в том числе и новым наркотиком НДС, связывающим эмоциональные реакции. Однако контакт с жизненным полем женщины подсказывал, что истощена она не так сильно, как кажется. Сильная жизненная энергетика залегала буквально под поверхностью. А почувстовав это, Карлсен понял и то, что ему по силам ей помочь.
   Разговаривать было необязательно, прямой контакт между их жизненными полями был более действенным. Чувствуя кончиками пальцев тоненькое биение ее пульса, он тихо наслаждался прикосновением к ее теплой коже, одновременно передавая свое удовольствие ей. Через несколько секунд почувствовалось, что она расслабилась. Получалось то же самое, что ввести наркотик, только на этот раз тот, что противодействует транквилизатору, Карлсен убрал руку и сел обратно на стул. Интересно, что контакт установился так легко и гладко. Словно ум у нее, как и у Линды Мирелли, синхронизировал с его.
   – Хотите чая? – спросила вдруг она.
   Карлсен с улыбкой кивнул.
   – Зеленого?
   – Зеленого? А вам не противопоказано? – он знал, что это мощный стимулятор.
   – Безусловно, – отозвалась она с веселым спокойствием (значит, настроение поднялось).
   Тут он понял, что заблуждался насчет Ханако Сузуки. Истощенный вид привел Карлсена к мысли, что перед ним женщина с низкой витальностью или – что бывает со многими японками – вековые традиции жизни в обществе, где верховодят мужчины, подточили в ней сколь-либо глубокое ощущение индивидуальности. Теперь до него дошло, что есть в этой женщине некая природная искра, делающая ее редкостно привлекательной в глазах мужчин. Легко понять, как ей удалось пленить крупного начальника. Они молча наблюдали, как девушка на коленях готовит чай, используя маленькую сбивалку для создания пенной поверхности. Карлсен съел пару-тройку конфет, затем принял чайную чашку, которую провернул на полтора оборота против часовой стрелки, одобрительно разглядывая при этом тонкую старинную работу, и медленно втянул губами ароматную вяжущую жидкость, напоминающую вкусом хлорофилловые таблетки. Горничная с легким поклоном вышла. Карлсен, дождавшись, когда закончит свой чай Ханако, произнес:
   – Прошу вас, расскажите мне о вампире.
   Овальные глаза спокойно его разглядывали.
   – Вы разбираетесь в вампирах?
   Он кивнул.
   – Мой брат говорит, вы внук того капитана Калрсена, – как многим японцам, проговорить это имя далось ей непросто. – Я изучала про капитана Калрсена.
   Он ожидал продолжения, но женщина, похоже, предпочитала молчать.
   – Как его звать? – спросил он наконец.
   – Карло Пасколи.
   – Итальянец?
   – Корсиканец.
   – Где вы его встретили?
   – В лифте Китсон Билдинг.
   – Когда?
   – Полтора месяца назад, восьмого июня. – От Карлсена не укрылась ее точность.
   – Месяц после того, как я вышла замуж. – Она опустила глаза, щеки зарумянились.
   Карлсен понимал ее неловкость. Легкий акцент, путаница в произношении «л» и «р» – все указывало на то, что воспитывалась она в Японии. Потому и происхождение и культура затрудняли разговор с незнакомым человеком (пусть даже ему можно доверять) о личных проблемах.
   – Вы любите своего мужа? – спросил Карлсен.
   – А… да. (Так и не поднимая глаз).
   – И когда повстречали того человека, все равно любили?
   – Конечно.
   – Тогда как все это произошло?
   Она медленно посмотрела ему в глаза. Понятно: решилась. Вот тот момент, который видишь так часто – когда пациент решает выложить все.
   – Я работаю на 392 этаже Манхаттан Билдинг, он – на 393. У него работа начинается с половины десятого, и у меня тоже. Так мы постепенно и стали видеть друг друга каждый день.
   Ханако сделала паузу: рассказывать оказалось труднее, чем она ожидала.
   – Он стоял возле вас?
   – Да. В то первое утро лифт был полон, и мы стояли вплотную.
   – Вы что-нибудь почувствовали?
   – Тогда еще нет.
   – Но и на то, что стоите впритирку, тоже не возражали?
   У нее чуть шевельнулись губы. Американка на ее месте пожала бы плечами, бросив что-нибудь вроде: «Что делать? Америка!».
   – Вы какое-то внимание на него обратили?
   Она покачала головой.
   – А он на вас?
   – То же самое.
   – Так когда вы впервые его заметили?
   – На третий день. – Такая точность в очередной раз указывала, что Ханако не раз восстанавливала для себя всю цепочку событий.
   – А на второй что было?
   – Он был там, но я его не заметила.
   – А на третий?
   – Мы в лифт вошли последними. Он опять стоял от меня очень близко. – Голос слегка дрогнул. – На этот раз я почувствовала что-то… очень приятное.
   – Как именно? – ответ был известен, но надо было принять неискушенный вид.
   – Такое… тепло. Тепло, растекается. И даже, когда лифт был уже почти пустой, он так и стоял чуть не вплотную.
   – Он что-нибудь говорил?
   – Нет. Через секунду я вышла…
   Карлсен ждал.
   – Назавтра было еще сильнее. В лифте было не так людно, но он все равно стоял почти рядом.
   – Вы пытались подвинуться?
   – Нет. Стыдно было, из-за мужа, но мне хотелось, чтобы он стоял вплотную. Вы понимаете?
   – Да.
   – Это был конец пятницы. Вскоре мы в лифте остались одни. Он опять подошел и встал около меня.
   – Вы разговаривали?
   – Нет.
   – Смотрели друг на друга?
   – Нет.
   – Что вы чувствовали?
   Чуть помедлив в нерешительности; она сказала:
   – Чувствовала, будто я вообще без одежды.
   – Вы были сексуально возбуждены?
   Она посмотрела ему в глаза – близко, вплотную.
   – Да. – Чувствовалось, что исповедь действует на нее облегчающе.
   – И что произошло?
   – Я вышла из лифта и пошла не оглядываясь.
   – Когда что-то действительно произошло?
   – Через два дня, в понедельник. Я специально пришла раньше, но он меня уже дожидался. У меня было странное ощущение. Знала, что что-то должно произойти, и хотела этого. – Ханако как-то разом заговорила свободно, без скованности. – Как только мы оказались вдвоем, он подошел сзади и обнял. Затем повернул меня, и я дала себя поцеловать.
   – Он что-нибудь говорил?
   – Это было ни к чему. Он просто держал меня, и я не пыталась высвободиться. Я так была возбуждена, что хотела, чтобы это случилось. – Она взглянула Карлсену в глаза. – Я пошла за ним, не спрашивая, куда он меня ведет. Мы вышли из лифта, прошли по коридору. Он вынул из кармана ключ и открыл какой-то кабинет. Зашли, он закрылся и опять меня поцеловал. После этого, стал снимать с меня одежду. – Было ясно, что при разговоре она переживает то ощущение заново, вплоть до возбуждения. – Раздел полностью, сам разделся. Пронес меня на небольшой диван, уложил и стал целовать мне соски, нежно-пренежно. Затем раздвинул мне ноги и стал целовать там. Потом он оказался на мне и начал любить.
   – Вы этого хотели?
   – Да. И ему я хотела дать то же самое, что и он мне. Я готова была выполнить любую его прихоть, любую. Когда я почувствовала, что у него подступает оргазм, я сомкнула сзади него ноги, чтобы он не мог раньше времени выйти. Мне хотелось ощутить в себе его сперму.
   Ее возбужденность приводила Карлсена в замешательство. Даже без усиливающего чувствительность контакта с ее жизненным полем, чувствовалось, что влагалище у нее увлажнилось и не будь постороннего присутствия, она довела бы себя до оргазма кончиком пальца. Ценой усилия он сдерживал свое собственное желание.
   Ханако говорила тихо, почти монотонно.
   – Было какое-то безумие. Я хотела, чтобы он кусал, истязал меня, даже убил. – Карлсен невольно отметил ее повлажневшие губы. – Я чувствовала, что хочу отдаться ему вся целиком.
   Все это время она неотрывно смотрела Карлсену в глаза, так что слова звучали безошибочным приглашением. Хотя понятно было, что это не относится к нему лично. Просто видно, что она вновь близка к тому неистовству, в которое ввел ее тот внезапный любовник, и, попробуй он, Карлсен, этим воспользоваться, она не смогла бы устоять. Вместе с тем то, что казалось правильным в отношении Линды Мирелли, применительно к этой женщине выглядело предосудительным. Чтобы как-то облегчить напряжение, он спросил:
   – А потом вы заснули?
   В глазах Ханако мелькнуло удивление.
   – Откуда вы знаете?
   – Вы забываете, что дед у меня – Олоф Карлсен.
   – Ах да…
   Момент схлынул, а вместе с ним и ее секундный соблазн вновь впасть в сладкое безумство. Хотя желание довести рассказ до конца не ослабевало (то же самое, что у Карлсена – дослушать).
   – Что произошло, когда вы очнулись?
   – Меня он разбудил. Пытался одеть. («Какое сходство», – Карлсен не мог сдержать улыбки). Я чувствовала странную усталость, а вместе с тем, счастлива была неимоверно. Я бы ему и еще раз позволила. Но он сказал, что мне надо на работу, иначе могут, чего доброго, позвонить домой. – Ханако улыбнулась. – Это были его первые слова. До этой поры мы не обменялись ни словом.
   – И вы что, оделись и пошли на работу?
   – Да. Я знала, что он прав. Он спустился в лифте к себе на этаж и тоже вышел.
   – Как он вам показался? – спросил Карлсен. Вопрос прозвучал невнятно, но она, похоже, поняла.
   – Он? Какой-то даже… напуганный, будто что-то такое натворил.
   – А вы?
   – А я, – Ханако легонько улыбнулась, – будто я в чем-то виновата.
   Вспомнились неожиданно слова Линды Мирелли: «Полиция? Она меня же, может, и арестует».
   – Это почему?
   – Я почувствовала, что сама ему себя предложила. Мне как-то открылось, каково, видно, чувствует себя проститутка. Но мне было все равно. Я снова хотела этого.
   Карлсен, поднявшись, подошел к окну. Далеко внизу в парке на площадке для игр резвилась детвора.
   – Как вы сами себе это объясняли?
   – Вначале я думала, что это просто какая-то взаимная страсть, вроде той, что в романах. Мы как бы суждены друг для друга.
   – А муж?
   – Считала, что это не его дело. Если он не может вызвать во мне такого чувства, то и вмешиваться не имеет права.
   – Но вы все равно любили его?
   – Да, безусловно. Я знала его два года. Знала, что он хороший, честный человек. Но чувствовала, что на самом деле принадлежу Карло.
   Пройдясь по комнате, Карлсен вернулся к стулу.
   – И вот до вас впервые доходят, что он вампир. Когда?
   – После того, как у нас это было в шестой раз. Я согласилась приехать к нему в субботу утром на квартиру: муж улетел по делам во Владивосток. Горничной сказала, что мне надо на работу. Мы занялись любовью, причем такого желания я не чувствовала еще никогда. Я умоляла его искусать, избить, убить меня. Он делал, как я просила – всю меня искусал, но только тело. Мне было все равно, увидит муж или нет, но Карло все осторожничал. Он тоже сильно возбудился, до сих пор я ощущала, что он себя сдерживает…
   «Бог ты мой, да эта статуэтка знает все!»
   – … Только на этот раз он распалился по-настоящему. Когда он кусал мне бедра, я вдруг ощутила, как он что-то из меня высасывает – в буквальном смысле. В животе как-то потеплело, будто у меня там ребенок. И вот когда он снова вошел, я стал кричать, заклинать, чтобы он взял все. И тогда Карло это сделал. Он припал мне к губам, и я будто сама потекла в него. Думала, что умру, но было все равно. Притиснулась к нему изо всех сил, чтобы взял меня глубже, глубже… Такой сладости я просто не вынесла, отключилась. Когда пришла в себя – часа два прошло – усталость была такая, какой в жизни никогда не было. Тут я и поняла, что это не просто любовные игры. Я спросила: «Что ты такое со мной сделал?». А он: «Не беспокойся, взял у тебя сколько-то жизненной силы, но вреда от этого никакого. У тебя ее еще немеряно». Я ему: «Как это вообще возможно, забирать эту силу?». А он мне: «Я же вампир».
   – Прямо так и сказал?
   – Да. Сказал так, будто речь о чем-то обыденном. Я тогда спросила, а что он сделает, если я расскажу, что он вампир, а он: «Не беспокойся, тебе все равно не поверят».
   – А вы поверили?
   – Сначала нет. Думала, какая-то шутка. И тут он изменил себе глаза.
   – Что сделал?
   – Заставил их измениться, просто чтоб меня убедить. Заглянул мне в глаза, а у самого там – туман такой, красный. Страшно. Потом сразу все прошло.
   – То есть у него глаза как-то исчезли в буквальном смысле?
   – Да нет же. Трудно объяснить. Проще было бы увидеть.
   – Вы точно уверены, что это не гипноз какой-нибудь?
   – Возможно. Хотя я так не думаю.
   – А он объяснил, как стал вампиром?
   – Сказал, что это врожденное. Что на Корсике вампиров множество. Что оттуда они и произошли, а не из Трансильвании.
   – Вы читали «Дракулу»?
   – А как же. Я после этого стала читать о вампирах все подряд. Целые вечера проводила в Нью-ЙоркскоЙ публичной библиотеке. И про деда вашего читала, и понимала, что ему никто не верит. Вы сами вампир?
   Прозвучало абсолютно естественно, словно вопрос был, любит ли он сушки.
   В тон прозвучал и ответ:
   – Да.
   – Я так и подумала. У меня было это ощущение, когда вы меня коснулись. Только вы не пытаетесь брать жизненную силу.
   – Да, действительно, – Карлсена только сейчас как-то проняло, что он был прав, сдержав соблазн.
   Перед ним же пациентка, а могло получиться вообще невесть что.
   – А когда это начало вас беспокоить?
   – Беспокоить, меня? – не поняла она.
   – Вы же сказали своему брату, значит, видно, беспокоило.
   – Нет, это брат все и выяснил. Когда я вернулась уже в следующую субботу, он меня дожидался. Кто-то видел, как мы с Карло ужинаем в Китайском квартале. На брате лица не было. Он из нас младший, и любит меня без памяти. Он еще и очень близкий друг моего мужа – я с мужем как раз через него и познакомилась. Брат не мог взять в толк, как я, замужняя женщина, завожу себе кого-то на стороне, когда семейный стаж еще всего ничего. Это так на него подействовало, что он пригрозил покончить с собой. Тут я поняла, что надо рассказать ему всю правду.
   – И он поверил?
   – Какое там, – Ханако слабо улыбнулась.
   – А что он подумал?
   – Что я сумасшедшая. Поэтому уговорил пообщаться меня со своим другом, доктором Хорватом. Доктор – человек милейший. Только Тетсур не сказал, что друг этот – врач-психиатр.
   – И вы поговорили с доктором Хорватом?
   – Поговорили. Только он тоже мне не поверил. Сказал, что у меня какая-то мания… слово какое-то произнес длинное, медицинское. То есть, что у меня неосознанная склонность к супружеской неверности.
   – И они позаботились, чтобы встреч у вас с Карло больше не было?
   – Да нет же. – Она досадливо улыбнулась, дивясь мужскому тугодумству. – Доктор Хорват сказал брату, что я должна пройти лечение у психиатра. Уже назначил на ту неделю прием у какого-то светила. Тем временем оба дали обещание мужу ничего не говорить.
   Карлсен кивнул на облепленные пластырем запястья.
   – И что произошло затем?
   – Я выяснила насчет Карло. Выяснила правду. – Сказала печально, но без жалости к себе.
   Карлсен облегченно почувствовал, что фаза суицидности миновала.
   Разговор об этом лишь снова ее укрепил.
   – Как это произошло?
   – Вчера после работы я поехала за покупками. Мужу хотела купить шелковый галстук и заехала в «Мэйсиз».
   Карлсен с улыбкой кивнул. Японцам почему-то нравится именно «Мэйсиз». Вот уж тридцать с лишним лет он является одной из основных в Нью-Йорке приманок для туристов. В духе характерной для 2090-х ностальгии, магазин был реконструирован в том же виде, в каком был двести лет назад: старомодные деревянные прилавки, сзади на полках – коробки с товарами. Идея обернулась невероятным успехом. И хотя с той поры ряд конкурентов по «ностальгии» обанкротился, «Мэйсиз» продолжал цвести, пользуясь поддержкой японских обитателей Нью-Йорка.
   – На первом этаже у них выставка, вы не видели? – Карлсен в неуверенности покачал головой. – Демонстрируют новый строительный материал… забыла название.
   – Диолитовое стекло?
   – Точно. Смотрится как стекло, дока не пропускаешь через него ток. Тогда оно все темнеет и темнеет, и, наконец, совсем перестает пропускать свет. Зимой оно пропускает все солнце, а летом ровно столько, сколько нужно. И вот нас пригласили внутрь показать, как оно работает – мы на Мэйне думаем ставить себе коттедж. И тут я вдруг увидела, как в магазин входит Карло. Он был еще с каким-то мужчиной и меня не заметил. А у меня, как только его увидела, буквально ноги подкосились. Мы с ним вот несколько часов как ласкались, но, если б он зашел сейчас на выставку и велел мне при всех раздеться, я бы сделала не задумываясь. – Она говорила ровно, обычным голосом, без малейшего эпатажа. – Я стояла, не спуская с него глаз – хотелось пулей выскочить, схватить его за руку. Только уже никак нельзя: специалист рассказывал про дом, и от группы оторваться как-то неприлично. Поэтому я просто стояла, ловила его взгляд. Он от стены стоял всего в нескольких футах, так что я чувствовала: вот-вот и увидит, как я таращусь во все глаза. Но, похоже, он очень занят был разговором и смотрел в другую сторону. Потом продавец потянулся к регулятору; стена начала темнеть. И едва это произошло… Я почувствовала что-то странное. Точно не передам… вот вы знаете, бывает так, что при простуде уши закладывает, будто пробками? А потом в прекрасный момент р-раз – все опять великолепно слышно? Примерно то же и со мной. В голове будто щелкнуло что-то. И вдруг я почувствовала, что в Карло больше не влюблена.
   – Прямо так! – ошарашенно переспросил Карлсен.
   – Именно так. Чем-то это было вызвано…
   – Электричеством?
   – Не исключено. Стоило стене потемнеть, как от, любви у меня ни следа. Просто исчезла, и все. Я смотрела на него и думала: «Да я с ума сошла. Какая посредственность, мой муж намного симпатичнее». А стоило вспомнить о муже, и такая бездна нахлынула отчаяния и вины, что я взмолилась: лишь бы он ни о чем не заподозрил. Что до Карло, то я боялась: хоть бы не обернулся в мою сторону. Он по одному виду уже бы понял, что абсолютно ничего для меня не значит. Я теперь и в толк взять не могла, как меня угораздило влюбиться. Он смотрелся теперь каким-то фальшивым, поверхностным. Стена стала абсолютно черной, и Карло я больше не видела. Но наружу выходить не решалась: вдруг увидит. Поэтому стояла и делала вид, будто бы слушаю. Вот человек опять повернул регулятор, и стены начали меняться. А через несколько минут, когда снова стало видно Карло, я уже ненавидела его за то, что он заставил меня изменить мужу. Но тут снова: человек сдвинул регулятор, и все переменилось.
   Карлсену только головой оставалось покачивать.
   – Что, опять любовь?
   – Опять. Только не совсем так. Фальшивым, поверхностным он больше не смотрелся. Но я же помнила, что было минуту назад, поэтому все смотрелось теперь как-то в ином свете. Я знала – это какой-то фокус, колдовство какое-то. Тело по-прежнему домогалось его, а уму было ясно – он не заслуживает, чтобы его любили. Я буквально выбежала из магазина, через другое крыло, и приехала сюда, домой. Села снаружи на балконе и пыталась осмыслить, что произошло. – Она блеснула глазами на Карлсена, губы выдавили горькую усмешку. – Хотя вы и представляете: мыслить-то было не о чем. Он же сам открыл правду, что он вампир.
   – Сказано, по крайней мере, честно.
   – Да какая честность! Обыкновенный расчет. Он знал, что околдовывает меня. Тогда, когда стояли в лифте. Вы же понимаете?
   – Да. (Нет, все равно удивительно, насколько просто я себя сдаю).
   – Околдовал все же?
   – Не совсем. Ему надо было настроиться на ваше жизненное поле. Когда он это сделал, стало можно посылать свои вибрации. Вы их вначале не ощущали: слишком слабые. А вот когда уже удостоверился, вибрации окрепли, и он вам дал их почувствовать. Вспомните, на третье утро.
   – И вот тогда я попалась, – негромко произнесла Ханако. – Я ведь даже думала, что сама виновата, – снова тусклая улыбка. – Может, действительно, так оно и было?
   – То есть?
   – Мне не надо было сдаваться. Я же могла воспротивиться. – Не думаю. Настроившись, он уже знал, где у вас заканчивается сопротивление.
   Она посмотрела на него с любопытством.
   – У таких людей вообще бывает совесть?
   – Не знаю.
   – Вы кого-нибудь из таких встречали?
   – Я до недавних пор и не знал, что они существуют. (Не сознаваться же, что стаж насчитывает каких-то семь часов).
   – Я не думаю, что у Карло есть совесть. Ему было все равно, что я замужем и люблю своего мужа. Он хотел меня, и просто взял свое. А я допустила.
   – Вины вашей в этом не было. Вы не знали, что происходит.
   – Да, это так. – От этой мысли ей, по-видимому, полегчало.
   – А как вы теперь относитесь к Карло? – поинтересовался он.
   – Ненавижу, скорее всего. Да, именно ненавижу. Теперь, когда обо всем думается спокойно, я вижу, что это опасный человек, такому место в тюрьме.
   – Легко сказать…
   – Да, я понимаю, и ни на что такое не надеюсь. В законах об этом не сказано.
   Одного взгляда на Ханако было достаточно, чтобы понять ее чувства. Любовник виделся ей человеком, жестоко обманувшим доверие.
   – Что вы думаете делать?
   – Не знаю. Напишу, наверное, Карло, скажу, чтобы впредь ко мне не подходил. – В глазах женщины мелькнула внезапная надежда. – А вы не могли бы передать ему вместо меня?
   Мысль настолько неожиданная, что Карлсен слегка растерялся.
   – Н-ну… думаю, что и смог бы.
   – Вам бы он поверил.
   Вполне логично. Если письмо любовнику напишет она, не исключено, что он начнет напрашиваться на встречу. Может, даже сумеет снова улучить ее в свои сети. А именно этого она и боится.
   – Хорошо, я переговорю с ним.
   – Спасибо. – Облегчение нахлынуло волной, еще раз дав понять, что жизненные поля у них попрежнему в тесном контакте.
   – Теперь бы вам лучше заснуть, – заметил Карлсен, вставая.
   – Да, – она улыбнулась. – Теперь спать.
   Он стоял уже в дверях, когда Ханако окликнула:
   – Скажите мне, пожалуйста…
   – Да?
   – По-вашему, Карло один из тех, о ком писал ваш дед?
   Карлсен озадаченно вздохнул.
   – Честно сказать, не знаю. Это надо будет повыяснять. Я на вас выйду.
   Только на улице, он запоздало спохватился, что адреса-то так и не взял. Спалось хорошо, крепко. Но проснулся среди ночи и вспомнил, что вампир – сон как рукой сняло.