Уилсон Колин Генри. Метаморфозы вампиров-2

   Когда сила его брезгливости перестала гнать вверх, они выровнялись, как пловцы в волнах прилива. Крайски все никак не мог отойти от смеха.
   – Откуда у него такая ненависть к каплане? – спросил Карлсен.
   – Так и не ясно. Коргхайские ученые полагают, он в качестве защиты выработал некую антиэнергию. Вон, видишь? – он указал на ту бездонную воронку, что уже позади. – Его работа. Зоолита оглушили излучением, а там сбросили на него дюжину каплан. Рванул как бомба, вон какой кратер образовался. И ученых всех накрыло, что делали эксперимент. Не ожидали, что такая будет реакция.
   – Бог ты мой! (От одного размера дух захватывает).
   Утро было уже в разгаре, солнце стояло высоко. Свет цедился сквозь облачность, поэтому виделось лишь сияние, вроде синего неона. По какой-то причуде атмосферы горизонт переливчато мерцал фиолетовым – от этого все казалось несколько сюрреальным, как в застывшем сполохе молнии.
   Следующие полчаса они дважды попадали в «водоворот» зоолита, но оба раза их выбрасывало, стоило снизиться на сотню футов – как будто тот, первый разослал предостережение.
   Горы резко обрывались живописным отвесом из темно-зеленого, похожего на мрамор камня: стена, – куда ни посмотри, одинаково бескрайняя, – под крутым углом сходила в раскинувшуюся внизу равнину. Свет здесь был ярче, из-за облаков яснее различались и контуры светила. Плавно круглящаяся холмами равнина была покрыта синей травой, среди которой оранжевыми вкраплениями выделялись отдельные кусты и деревца. Прогалинами смотрелись овальные островки пурпурного цвета, чуть темнеющие под дуновением ветра. На расстоянии, милях в тридцати, отчетливо виднелось то, что Крайски назвал деревом. В высоту, должно быть, миля с лишним, а с земным деревом сходство чисто условное. Ствол вздымается немного наискось – с одного бока выступов нет вообще, зато с другого «сучья» похожи больше на железные балки, идущие параллельно земле. Вообще напоминает какую-нибудь огромную абстрактную скульптуру.
   Внизу – голубой простор, скорее всего, озеро (свет отражается), самый яркий объект на равнине. А в самой дали, на северном горизонте, снова горы, только уже красного цвета, причем не песчаник, а что-то ближе к алому.
   Крайски, окончательно замедлив ход, ткнулся оземь у подножия скалы.
   – Теперь осторожно.
   – А мы что, не в город разве идем? – Мысль о городе исключительно с женским населением вызывала любопытство.
   – Нас туда доставят. А пойдем без спроса, тут нам и конец.
   – Они что, так ненавидят мужчин?
   – Есть тому причина, – знающе кивнул Крайски.
   Вблизи на скалах различались глубокие язвины и впадины, а также множество пещер. У входа в одну из них громоздилась та самая птица– нетопырь. Со сложенными крыльями она странно напоминала высокого, с орлиным профилем, лысача, сцепившего руки за спиной. Завидев идущих, она тревожно рявкнула, отчего из пещер стали вытесняться десятки ее сородичей: дескать, что там происходит. Но, несмотря на грозный вид, враждебности в них не было, и удостоверясь, что летучие чужаки ничего дурного не думают, птицы ретировались в свои пещеры.
   Пурпурные овалы-островки оказались чем-то вроде колосящихся злаков – точнее початков, плотных и глянцевитых.
   Земля у подножия, черная и странно влажная, была усажена темно– зелеными осколками породы (некоторые острые как рубило). Запах специфический – едкий, можно сказать, лекарственный. Стоять босиком было отрадно мягко и прохладно.
   Там, где начиналась трава, торчал высокий, с дерево, куст с плодами – похоже на яблоки, только синие.
   – Съедобные? – кивком указал Карлсен.
   – Да. Попробовать хочешь?
   Вдвоем они подошли к кусту. Синие плоды, напоминающие скорее фиги, были мягки на ощупь. Но сорвать хоть один никак не получалось, даже двумя руками.
   Крайски покачал головой.
   – Не так надо. Смотри.
   Поднявшись на высоту в полсотни футов, он резко нырнул и, проносясь мимо куста, сорвал один плод – на удивление тяжелый, будто из свинца.
   – Надо быстро, чтобы он не успел напрячься.
   Карлсен попробовал надкусить: кожура жесткая как резина. Крайски хохотнул. Высмотрев камень поострее, он сноровисто прижал плод к земле и надсек. Кожура вскрылась как рана, обнажив мясистую желтоватую мякоть. Запах густой, аппетитный.
   – Точно съедобный? – переспросил Карлсен.
   – Точно. Только знай наперед: как съешь – летать больше не сможешь.
   – Это почему?
   – Летаешь ты потому, что у тебя полярность противоположна полярности этой планеты. Но стоит лишь усвоить здешнюю пищу, как перенимается и здешняя полярность.
   (Вот тебе и поел… А хочется). Карлсен разочарованно положил плод на землю.
   – А я, тем не менее, вкушу, – улыбнулся Крайски.
   Опустившись на корточки, он камнем ковырнул мякоть. Взыскательно осмотрев, словно дегустатор блюдо, одобрительно кивнул.
   – Ты же летать не сможешь! – спохватился Карлсен.
   – В Хешмаре это даже к лучшему. Не ровен час, можно поплатиться жизнью.
   Он, выпрямившись, протянул плод Карлсену. Тот приняв было его на ладонь, поспешно обронил: плод сделался теплым как кровь.
   – Ты попробуй, – как ни в чем не бывало сказал Крайски.
   Карлсен, подняв, осмотрительно поднес плод ко рту. Мякоть оказалась плотной, сытной, хотя с каким-то непонятным фруктовым привкусом: не то перезрелая черника, не то земляника с малиной. Вкуснее, казалось, нет ничего на свете. Проходя по пищеводу, пища вызывала знакомый трепет, свойственный жизненной энергии. Карлсен куснул еще раз.
   – Не увлекайся, – предостерег Крайски. – Он слегка хмелит, а навеселе нам быть ни к чему.
   – Прелесть какая. Я и не чуял, что так голоден.
   – Тогда тебе лучше вон того попробовать.
   Крайски подвел его туда, где в сотне-другой ярдов покачивались на высоченных – в рост человека – стеблях пурпурные початки, и молниеносным усилием оторвал один из них. Карлсен взялся было подражать, но проворства не хватило: получилось все равно, что сгибать стальной прут. Крайски, рассмеявшись, повторил прием, все тем же молниеносным движением сорвав еще один початок.
   – Это тебе не комара газетой хлопнуть! Тут на планете и плоды и растения борются, чтоб не достаться на съедение.
   Опять же, пурпурный початок показался на удивление тяжелым, по земным меркам, кусок гранита.
   – И как его едят?
   – Просто надкуси как следует. Смотри-ка.
   Крайски, взяв початок обеими руками, впился в него зубами. Затем, сплюнув себе на ладонь горсть семян, резко растер их друг о друга. Вытянув сложенные ладони, продемонстрировал: шелуха отделилась. Шелуху Крайски сдул, а семена стал жевать.
   Стиснув початок в ладонях, Карлсен сжал челюсти – не семена, а гравий какой-то, даже за зубы боязно. Но стоило отделиться нескольким, как остальные посыпались уже сами собой, став теплыми и податливыми. Подражая Крайски, он растер их в ладонях; шелуха отделилась на удивление легко. Сдул ее, и вот они семена – мясистые, с сытным, прямо-таки мясным вкусом, да еще и теплые.
   Всякий раз, когда он подносил початок ко рту, семена сопротивлялись, все равно, что напрягая мускул. Но стоило надкусить как следует, и напряжение пропадало.
   Карлсен попробовал выскрести все семена наружу острым камнем – оказалось, так быстрее и проще. После некоторого упорства все семена высыпались совершенно свободно. Удалив шелуху, он стал жадно насыщаться. И опять показалось, что приятней пищи нет.
   – А почему теплые-то?
   – Они всю свою жизненность сплотили на сопротивление. Стоит его сломить, как она переходит в тепло.
   Зерна оказались на редкость сытными, только вызывали странноватую тяжесть. Действительно возникало ощущение, что прибываешь в весе. Доев, Карлсен вернулся к оранжевому кусту и смахнул еще один плод. С обретенной сноровкой это давалось легче: ребенком он горазд был ловить мух на лету – занятие сродни этому. Хотя здесь открылось, что плоды еще и телепаты: напрягаются до того, как поднял руку, так что надо лишь смахивать их сразу, пока не отреагируют.
   Нажевавшись сочной мякоти, Карлсен удовлетворенно вздохнул. Прав Крайски: слегка пьянит. Тепло прямиком передалось в пах, вызвав неуемную эрекцию. Перспектива встречи с женщинами наполняла томным вожделением (причина, видимо, в только что поглощенной, энергии), как у чующего еду голодного животного.
   Вольготно растянувшись на спине, Карлсен заложил руки за голову. Да, веса несомненно прибавилось, но ничего неприятного в этом нет, даже наоборот. Он зевнул.
   – А теперь что?
   – Ждем, – коротко ответил Крайски, сидящий спиной к деревцу.
   – Ты уверен, что им про нас известно?
   – Абсолютно.
   – А откуда?
   – Для начала, им все должен сообщить джерид, – он кивком указал на «дерево», виднеющееся на горизонте.
   – Что-то вроде системы раннего оповещения?
   – И гораздо больше.
   – Ты сказал, у женщин есть причина ненавидеть мужчин. Из-за чего?
   Карлсен посмотрел на него, подняв брови.
   – Ты все еще не понял?
   – Не забывай, я с этим местом едва знаком.
   – Какая разница. Есть же логика. Вдумайся: когда на Земле примечаешь какую-нибудь красотку, чего тебе хочется? Поцеловать, приобнять, затащить в постель. Ты ее, попросту говоря, почитаешь за пищу. Половой акт приносит удовлетворение не хуже еды. Теперь доходит? На Дреде мужчина, добиваясь женщины, хочет поглотить ее, съесть, осушить словно бокал вина.
   – И что, при этом обязательно с ней что-нибудь такое, сотворить?
   – Нет, конечно. Чаще обходится без этого. Но для них в этом какая-то неполнота… как если бы мужчине на Земле позволялось лишь гладить женщину по волосам, но никак не целовать или тем более любиться. Разумеется…
   Он осекся так внезапно, что Карлсен распахнул глаза и поспешно сел. В нескольких футах находилась женщина.
   Она пристально смотрела на них из какого-то приземистого транспортного средства, белого, похожего на машину с откидным верхом, только без колес. – Чего вам надо? – резко спросила она.
   Язык совершенно незнакомый, но мысль так отчетлива, будто произнесена на английском.
   – А-а, Логайя, – сказал Крайски с несвойственной ему робостью. – Рад снова тебя видеть.
   Рыжие волосы женщины были подстрижены очень коротко, можно сказать, бриты. Лицо красивое и очень сильное, с неподвижным взглядом, под которым глаза у Крайски начинали бегать.
   – Ты знаешь, что вас сюда никто не звал.
   – Извиняюсь. Я не знал, что… – Крайски звучал провинившимся школьником.
   – Кто этот человек? – она перевела взгляд на Карлсена.
   – Я назначен его учителем.
   – Вот как, – это ее, похоже, удовлетворило. – И зачем ты его сюда привел?
   – Показать вашу планету.
   Она продолжала молча их разглядывать, очевидно полностью владея ситуацией – судья, в силах которого казнить или миловать.
   – Я возьму вас, – произнесла она наконец. – Но не могу гарантировать, что вас примут.
   – Спасибо тебе, – смиренно кивнул Крайски.
   – Полезайте.
   Сойдя со своего сиденья, она жестом указала на заднюю, открытую часть машины. Удивительно: роста в ней было всего около пяти футов – властный вид словно придавал ей размеров. На ней было практичное одеяние в коричневую и черную полосу – без рукавов, длиной чуть ниже колена. Фигура ладная, только шире и сильнее, чем у земной женщины. Силы явно хватает, чтобы каждого из них поднять одной рукой.
   Задние сиденья были низкими (уселись практически на полу) и покрыты пурпурным материалом, по виду, кожей того плода. Женщина забралась на переднее сиденье. Как только устроилась, машина взнялась в воздух и рванула с такой скоростью, что их придавило к стенке. Двигалась она абсолютно бесшумно. Ясно теперь, как ей удалось незаметно приблизиться чуть ли не вплотную.
   Непонятно, как она управлялась с вождением: ни руля не было заметно, ни каких-либо кнопок. Странно то, что, несмотря на скорость, ветер не бил в лицо. Вытянув руку, Карлсен наткнулся на невидимый барьер: понятно, что какое-то силовое поле.
   – Ригмар вам не обрадуется, – не оборачиваясь, сказала она. – Она велела мне дать вам от ворот поворот.
   – Извини, – промямлил Крайски.
   – Твой товарищ гребир?
   – Нет, землянин.
   – А-а, понятно, – произнесла она вроде чуть приветливей. Впечатление подтвердилось, когда спустя секунду она бросила совсем другим тоном:
   – Вы оба смердите.
   – Пришлось натереться кровью капланы…
   – Да уж вижу, – оборвала она. Крайски поспешно смолк.
   Неслись так быстро (где-то сотню миль в час), что пейзаж по обе стороны сливался в рябь – в основном просторы синей степи с островками пурпурных початков. Через какое-то время мимо замелькали возделанные угодья с ярко-желтыми листьями, только слишком быстро, плодов не различить. Потянулись поля – красные побеги, питонами путающиеся по земле. Свыкнувшись уже с тем, что зеленой растительности здесь нет, Карлсен неожиданно увидел ярко-зеленые участки с зародами какой-то травы – длинные скатки, напоминающие колонны античного храма. В сравнении с земной растительностью зелень была гуще, сочнее. Небо к этой поре выцвело до слепяще-белого, от чего все цвета обрели варварскую роскошь тропиков. Пастельных тонов в этом мире не было.
   На подъезде к дереву открылась его истинная высота: миля с лишним. Причем именно дерево, а не какая-нибудь абстрактная скульптура. Необычное расположение сучьев стало ясно, когда из облаков верхушку ствола полоснул зигзаг молнии. В небо взвился сноп черного дыма, а верхушку на несколько секунд опоясал огненный венец.
   – Как ему удается уцелеть? – спросил он у Крайски.
   – Посередине ствола у него проходит своего рода естественный громоотвод. Большинство деревьев на этой планете имеют защиту от электричества.
   Скорость начала замедляться над одним из полей, и тогда на деревьях стали различаться черные округлые плоды размером с яблоко. Через несколько минут они выехали на плоскую равнину с милю шириной. По ту сторону открывалось широкое голубое озеро (на Земле такими бывают искусственные водохранилища). В центре озера раскинулся город.
   Первое впечатление разочаровывало. Он ожидал чего-нибудь экзотичного, невиданного, с величавыми зданиями вроде солярия на Криспеле. А впереди за длинным плавучим мостом теснился городок с невысокими строениями, чьи серебристые крыши отражали свет. Если б не последние, то вообще можно было подумать, что приехали в летний поселок где-нибудь в лесной зоне Калифорнии. Обильно пушились деревца с золотистыми соцветиями. Единственное, что впечатляло, это странно абстрактный силуэт вздымающегося дерева – смотрелось нелепо, как какой-нибудь небоскреб на фоне хижин.
   Карлсен так увлекся панорамой, что буквально вздрогнул, когда машина неожиданно встала. Они находились в полусотне ярдов от моста, где к озеру полого сходил белый песчаный берег: вода лазоревая, ласковая. Силовое поле исчезло – это стало ясно по внезапно ожившему теплому ветерку, приятно пахнущему чем-то вроде лимона и сирени.
   – Вот здесь омоетесь, – указала Логайя.
   По удивительно прохладному песку они прошли к воде. Карлсен с интересом убедился, что голубизна у нее естественная, словно с примесью соли меди или кобальта. Солнце и белое песчаное дно придавали озеру поистине чарующую привлекательность. Он ступил в мелкую воду: ого! – оказывается, густая, как желе. Причем такая, что и войдешь не сразу.
   Крайски, забавляясь, наблюдал, очевидно предугадывая его реакцию.
   – Вот это и есть тяжелая вода.
   – Ты серьезно?
   – Да нет, шучу. Только в самом деле – тяжелая, почти, как ртуть на Земле.
   Медленно добредя туда, где вода по колено, он запрокинулся на спину: она подперла его снизу как надувной матрац. Карлсен брел с трудом – еще голени не скрылись, а уже норовило опрокинуть. Нагнувшись, он попробовал плеснуть себе на бедра: с тем же успехом можно было пытаться выкупаться в густом масле. Последовав примеру Крайски, он улегся на поверхность; тело погрузилось на несколько дюймов. Оказалось достаточным, чтобы окатить себя всего и очиститься от крови капланы. Вода, попав на волосы, склеила их как гель. Попало еще в рот: как ни странно, на вкус вода как вода – ни соли, ни горечи, разве что чуть пенистей обычного.
   Когда отмылся дочиста, телу стало на редкость прохладно и свежо. Трепет возбуждения в паху, и тот исчез. Логайя, сидя вполоборота на сиденье, терпеливо за ними наблюдала. Возвращаясь по песку к машине, Карлсен, чувствуя влагу на своей коже, спохватился, что совершенно гол. Юбка у нее хотя и поднялась изрядно выше колена, он не испытывал и намека на соблазн: так же неуместно, как подростку чувствовать вожделение к школьной директрисе.
   Когда пересекали мост, Карлсен вскинув, голову проводил взглядом дерево-исполин. Не дерево – башня, просто ум заходится. Вздымающийся с западной стороны озера покатый ствол (несколько сот метров в диаметре!) был покрыт какой-то синей плесенью. Непосредственно вверху простирались четыре черных сука, один длиннее другого, концы как будто опалены и расщеплены молнией.
   Зачарованный рассматриванием, Карлсен не заметил, как остался позади мост. Неожиданно до него дошло, что машина-то уже едет по улице, мощенной каким-то бледно-синим материалом, а прохожие вокруг – исключительно женщины. На машину смотрели с нескрываемым любопытством, улыбались Логайе, та в ответ тоже улыбалась, махала рукой. Оказывается, женщины здесь различались между собой не меньше, чем в любом городе на Земле (он почему-то думал, что все будут походить на Логайю, чисто по логике: высокая гравитация Дреды как бы предполагает некий усредненный тип – мускулистые, охватистые). А между тем оказалось, что при среднем росте встречаются здесь и стройняшки, и вообще, хрупкие.
   Остановились на небольшой площади (одноэтажные здания здесь покрупнее, чем на центральном проспекте). Силовое поле снова исчезло, и повеяло странно приятным запахом, вызывающим ассоциацию с весенним утром. Удивляла и отрадная прохлада.
   – Ждите здесь, – велела водительница и выйдя из машины, скрылась в ближайшем здании.
   – Ну, как тебе Хешмар-Фудо? – повернулся Крайски.
   – По-моему, очень приятно.
   Чем-то напоминало Скандинавию: такая же опрятность, продуманность. У дерева, под которым припарковались, листва была золотистого цвета, среди нее благоухали белые цветки-звездочки – запах вроде лимона с сиренью, хотя и ни то и ни это. Одноэтажные дома, построенные, похоже, по типовому проекту, радовали разнообразием оттенков (преобладали голубой и желтоватый) и по архитектуре тоже слегка различались: вон тот, впереди, как бы объят пятнистым розовым спрутом. В обтекаемых крышах зеркально отражалось небо.
   На улицах немноголюдно, даже на самой площади прохожих всего десятка три. Одеты просто (в фаворе, судя по всему, туника без рукавов), хотя по цвету и фасону разнообразие впечатляющее. Часто встречался и однотонный наряд вроде купальника, во множестве цветовых вариантов. Карлсен сразу сообразил, что стиль одежды здесь – своего рода искусство.
   Женщины в основном красотой не блистали – у многих лица достаточно простые. Хотя всех отличал характерно прямой взгляд и до странности твердая походка.
   – Ну, какое у тебя о них мнение? – поинтересовался Крайски.
   – Знаешь… почему-то смотрю, и ассоциация возникает со здоровыми животными.
   Действительно, впечатление такое, будто попал на лыжный курорт, где женщины сплошь спортсменки-рекордсменки.
   При более пристальном взгляде (сами женщины, проходя, чужаков нарочито игнорировали) он сделал вывод, что из внешности у них больше всего выделяются волосы. Фасоны варьировались от короткой стрижки, как у их водительницы, до тех, что по плечи, а то и по пояс. У одной стройной блондинки шлейф волос был ярчайше желтым, контрастируя со строгой черной туникой. У многих прически отливали серебром, отражая свет.
   – Какая жалость…
   – Ты о чем? – спросил Крайски.
   – Что никто из мужчин этого не видит, чтобы оценить.
   Карлсен хмыкнул.
   – Они так не считают. Мужчины у них называются «гребирами» – непереводимое словечко, можно сказать, оскорбительное.
   – А вон там разве не мужчина? – спохватившись, указал рукой Карлсен.
   – Где?
   – Мне показалось, мужчина. Вон в ту галерею зашел.
   – Мужчин в Хешмаре нет. Он не в серой тунике был?
   – Именно.
   – А, тогда это каджек. Странноватые такие создания с планеты Каджан. Как бы бесполые, в математике просто гении.
   – А что они…
   Договорить не удалось. Вернулась водительница, а вместе с ней какая-то женщина в белой тунике и с броскими рыже-золотистыми волосами (стрижка похожа на плотно пригнанный шлем).
   Крайски поспешно вылез из машины.
   – Ригмар! Рад тебя видеть.
   Рыжеволосая без слов вперилась в него, затем перевела взгляд на Карлсена.
   – Ты кто?
   Как и тогда с водительницей, голос раздался с удивительной силой и четкостью.
   – Я Карлсен, психолог.
   В сравнении с ней прозвучало слабо, ущербно, все равно, что с заиканием. Буквально чувствовалось ее нетерпение.
   – Ты груод?
   Четкость такая, что кажется, губы движутся.
   – Нет, я землянин.
   – Зачем ты привел его сюда? – спросила она у Крайски.
   – Он недавно обнаружил, что стал боуркабом. Я назначен его каапо. Мы уже побывали на Ригеле-XVII и Криспеле.
   – Но чего вам надо здесь?
   – Я хотел, чтобы он увидел Хешмар-Фудо.
   – Очень хорошо, это ему уже удалось. Что теперь?
   Сейчас, наверное, скомандуют: «Кругом, шагом марш». Неловко как-то. А город просто очаровывает.
   – Ему можно как-нибудь повидать вашу лабораторию?
   – Мне только и дела, что строить из себя экскурсовода.
   Сидеть сжавшись было уже невмоготу. Карлсен, побарахтавшись, поднялся. И тут, взглянув себе под ноги, невольно ахнул. В глаза ему пялилась крупная рыбина, беззвучно пожевывая челюстями. Оказывается, голубой «тротуар» представлял собой некое стекло, сквозь которое проглядывало озеро (синий цвет давала сама вода). Среди змеящихся там древесных корней мелькала стая пестрых рыбок. Эта секундная оторопь позабавила обеих женщин, и они улыбнулись (Ригмар даже хохотнула).
   – Что, лабораторию хочется посмотреть? – взглянула она более дружелюбно.
   – Э-э… да.
   Неуверенность Карлсена была ей понятна.
   – Ты, я вижу, впервые о ней слышишь? Ничего, покажу. – Она повернулась к Логайе. – Вот этого, – она кивком указала на Крайски, – приткни куда– нибудь, пусть подождет за зофией и кайо. Только сначала что-нибудь надеть.
   – По щелчку ее пальцев из здания вышла женщина, с виду сестра Логайи (видимо, дожидалась сигнала) и подала им белые одеяния вроде античной туники. Как и все на этой планете, одежда была непривычно тяжелой: не туника, а кольчуга какая-то.
   – А я что, получается… – вскинулся было Крайски. Ригмар ожгла его таким взглядом, что он мгновенно смолк.
   – Не знаю, куда ты копаешь, но доверия у меня к тебе нет. Идем, – кивнула она Карлсену, к Крайски повернувшись спиной.
   Карлсен украдкой мелькнул взглядом на Крайски (тот лишь беспомощно поднял брови) и следом за Ригмар пошел в здание.
   Матово-серебристые стены и потолок казались металлическими. Нелегко было свыкнуться с прозрачностью пола, открывающего под ногами бездну. Чистая голубая вода просвечивала вниз на много саженей. Встречалось несколько разновидностей рыб, в основном, большая, с глазами-плошками, вроде ската в буро-желтую полосу. Было еще полупрозрачное, вроде морской змеи или угря – длиной футов двадцать – с легкостью свиваясь в грациозные петли, оно затем единым движением расправлялось. Вода была насыщена светом, поэтому освещения как такового не требовалось. Стены и потолок подсвечивались блесткими каплями, отражающими нижний свет.
   Вот и причина общей прохлады в городе: солнечный свет, не нагревая тротуаров, проходил насквозь.
   Карлсен, собравшись с духом, задал вопрос:
   – У вас город по какой-то причине построен на озере?
   – Безусловно, – обернулась женщина удивленно. – Оборона.
   – Вы уж простите мою наивность, но я, видите ли, совершенно незнаком с вашей планетой.
   – Понятно, – (тон вежливый, дружелюбный, хотя чувствуется, что собеседник интересен ей постольку поскольку). – Но ты, должно быть, в курсе, что мужчины и женщины здесь живут в разных полушариях?
   – Даже этого не знаю.
   Они шли по широкому – вроде больничного – коридору, когда из неожиданно распахнувшейся двери чуть ли не выскочил человек в серой тунике (Карлсен едва успел увернуться).
   – Ой, извините, – вздрогнув, спохватился тот, округлившимися глазами уставясь на Карлсена. – Вы кто?
   – Я с Земли.
   – Ой, а вы мне вообще показались прозрачным.
   Да, действительно, сходство с мужчиной чисто условное. Лицо человеческое, только голова грушевидной формы, как бы с обрезанной верхушкой, и едва заметным подбородком. Серый нарост вверху напоминал скорее гриб, чем волосы. Странной деталью внешности смотрелись зеленоватые глаза – можно сказать, вообще без углов, овальные как прорези в капюшоне. Пол определить затруднительно: голос мягкий, женственный, а черты (в особенности узкая щелка рта) будто специально лишены половых признаков. Но самое необычное – это огромный лоб, плоский и совершенно гладкий, словно вытесанный из куска мрамора, с лицом до странности вытянутым, как подтаявший воск.