Страница:
– Главное– мелочи. Позаботиться о мелочах, а что-нибудь значительное само позаботится о себе. Взять моего мужа. Он знает: мне нужно повидать старушенцию, прежде чем она умрет. На бензин не пожадничал, хотя с деньгами туго. Чтобы приглядывать за ребятней, пришлось ему отпроситься с работы. Когда он заводится, поносит меня не хуже любого другого. Если хочет меня в постели, то никуда не денешься: слово «нет» он не понимает, даже теперь. Но гадости никогда не сделает, в самом деле, сделать больно – и в мыслях нет. Утром, когда уезжала, дал мне дорожную карту и разметил на ней весь маршрут. Это и есть те мелочи, которые важны; благодаря им мы и держимся.
– Да, мэм, – промямлил Джон и уснул. Казалось, прошло совсем немного времени, когда она разбудила его, пнув кулаком.
– Просыпайся, малыш! – сказала она. – Твоя остановка, Брайервуд!
Он открыл глаза, поначалу ничего не понимая. Ярко светило солнце, за окном машины была незнакомая улица. Где он и зачем?
– Брайервуд? – спросил он.
– Да. Живешь здесь, малыш?
– Нет, – признался он. – Просто нужно навестить знакомых. Большое спасибо, что подбросили.
Все еще не ориентируясь, с чемоданом в руке он пересек улицу, заставив водителя грузовика-молоковоза вильнуть рулем, объезжая его, и отчаянно засигналить.
Прежде всего нужно было где-то оставить чемодан. Он нашел свободную ячейку в камере хранения на Грейхаундской автобусной станции.
– Не подскажете, как найти Брайервудскую школу? – спросил он тощего мужчину в окошке билетной кассы.
– Бесплатную или частную?
– Частную.
– Прямо по Мейн-стрит, сразу на выезде из города.
Джон пошел пешком. Весенний воздух был теплым, и он повесил пальто на руку. Брайервуд оказался необычайно тихим городком, движение на улицах было слабым. Проходя мимо банка, Джон взглянул на висевшие на столбе часы; не было еще и девяти – слишком рано, чтобы являться в женскую школу. Он вернулся на автобусную станцию и, почувствовав внезапную слабость, понял что голоден. В буфете он съел два непропеченных пончика и выпил стакан молока, потратив на все пятнадцать центов. Заманчивый запах исходил от гамбургеров, но, не зная, на сколько придется растягивать свои семь долларов, заказывать их он не стал.
Может, можно ей дозвониться, подумал он; нужно дать знать, что я здесь. В потрепанной телефонной книге в будке он нашел номер школы.
– Брайервуд Мэнор, – ответил скрипучий женский голос.
– Не могли бы вы позвать мисс Молли Картер?
– Мисс Молли Картер сейчас в церкви. Все девочки в церкви. Простите, кто ее спрашивает?
– Один знакомый, мы дружим семьями, – сказал Джон, усердно стараясь, чтобы голос звучал непринужденно. – Мы с отцом проезжаем через ваш город по дороге на юг, а я обещал мисс Картер заглянуть к ней. Я знаю, еще очень рано, но ей известно, что мы будем проезжать, и она хотела передать с нами домой что-то из одежды. И у них, и у нас зимние дома в Палм-Ривер.
– Понятно, – ответили на другом конце провода.
– Конечно, еще очень рано, но не могли бы вы передать мисс Картер, что я уже здесь, и позвать ее к телефону, когда она выйдет из церкви? Меня зовут Джон Хантер; я звоню с автобусной станции, – Джон продиктовал номер телефона.
– Я передам мисс Картер, – сказал голос, и раздались гудки.
Джон сел на деревянную скамейку рядом с телефонной будкой. Было пять минут десятого. Он представил себе, как Молли сидит в церкви, с бледным лицом, серьезная, и молится. Когда она будет выходить из церкви вместе с другими девушками, ее, наверное, кто-нибудь из учителей отзовет в сторону и передаст, что он звонил. Она обрадуется. Эта мысль приободрила Джона, он уже не чувствовал такую усталость. Уже девять пятнадцать, но телефон все молчит. Сколько же они сидят в церкви?
Какая-то полная женщина, обвешанная свертками, подошла и протиснулась в телефонную будку, стараясь не растерять свои покупки. Не закрыв за собой дверь, она набрала номер и прокричала в трубку:
– Привет, мой сладкий, я уже здесь. Ты заедешь за мной?
Пауза. Потом она сказала:
– Ладно. Возьму такси.
Почти сразу, как только полная женщина вышла из будки, телефон зазвонил, и Джон одним прыжком очутился у аппарата.
– Алло, – крикнул он в трубку.
– Джонни! Ты уже здесь!
– Ты в порядке?
– Теперь да.
– Послушай. Я сказал этой женщине в школе, что я друг семьи и что мы с отцом здесь остановились проездом. Я сказал, что мне нужно забрать у тебя что-то из одежды.
– Знаю, – ответила Молли. – Она передала мне.
– Ты нас не выдала?
– Нет.
– Хорошо. Не хотелось бы, чтобы из школы звонили твоей матери. Когда мы можем увидеться?
– Ты можешь прийти в общий зал хоть сейчас. Он в главном здании, самом большом. А я принесу одежду.
– У тебя есть какие-нибудь деньги?
– Немного есть.
– Они нам понадобятся, – сказал он.
– У меня есть меховая шуба. Мы можем ее продать. Девочки говорят, она стоит тысяч пять.
– Захвати ее, – сказал он.
Через пятнадцать минут Джон был уже рядом со школой, оказавшейся группой внушительных кирпичных зданий, построенных каким-то богачом в память о своей жене. Джон без труда нашел общий зал, большое помещение с диваном и креслами, старательно украшенное произведениями американских живописцев раннего периода. Недалеко от входа с телефонным коммутатором сидела малопривлекательная девица и штудировала учебник геометрии. В комнате никого больше не было.
– Меня зовут Джон Хантер, – сказал он. – Кажется, здесь мы должны встретиться с мисс Молли Картер.
– Я скажу ей, что вы пришли, – ответила девушка, подняв лицо и обнаружив при этом болезненно плохой цвет кожи. – Присаживайтесь, пожалуйста.
Джон уселся в дальнем углу зала. Девушка пощелкала чем-то на коммутаторе и произнесла:
– Молли, твой посетитель здесь.
Ее голос легко достиг слуха Джона, расположившегося в отдалении, и он подумал: «Нам придется говорить шепотом».
Прошло минуты три. Вошла высокая пожилая женщина в черном, наверное, вдова, подумал Джон, и остановилась у стола.
– Я – мать Алисы Каннингэм, – печально вымолвила она. – Будьте добры, передайте ей, что я здесь.
– Да, миссис Каннингэм, – ответила дежурная. – Присаживайтесь, пожалуйста.
Женщина уселась совсем близко от Джона.
– Чудесный день, не правда ли? – спросила она.
– Да, – ответил Джон.
– Я прямо с поезда из Нью-Йорка, – сказала женщина. – Такая утомительная поездка!
– Да, – повторил Джон. Сделав вид, что ему нужно взять журнал, он пересел на другой стул, подальше от женщины, посмотревшей на него с любопытством. Прошла еще минута. Женщина в черном сидела, уставившись на него.
Неожиданно в комнату вошла Молли; держалась она прямо, но лицо было бледное. Через левую руку она перекинула шубу, а под правой несла пустую коробку из-под платья. Она прошла через весь зал со спокойным достоинством.
– Здравствуй, Джон, – сказала она совершенно нормальным голосом. – Рада тебя видеть.
Женщина в черном продолжала глазеть. Молли села как можно ближе к Джону, но так, чтобы это не показалось странным, и они наклонились друг к другу.
– Молли, – прошептал Джон. – Все очень просто. Мы поженимся.
– Не знаю, как поведет себя папа; я боюсь, – призналась Молли.
– Когда мы будем мужем и женой, он уже ничего не сможет сделать. Потом, я думаю, мой отец поможет нам. Я к нему съезжу.
– Может, нам лучше просто убежать?
– Это глупо. Нам нужно быть практичными, Молли. Я хочу жениться на тебе и поселиться на острове, по крайней мере пока мы не разберемся, что к чему. Думаю, на моего отца мы можем рассчитывать.
– Если бы мы могли рассчитывать на моего, – сказала она.
– Не загадывай слишком далеко вперед. Прямо сейчас я продам шубу и поеду к папе. Потом вернусь за тобой, и мы решим, что делать дальше.
– Хорошо, – согласилась она и тихо добавила, как когда-то по телефону: – Спаси нас Бог, Джонни.
Глава 28
– Да, мэм, – промямлил Джон и уснул. Казалось, прошло совсем немного времени, когда она разбудила его, пнув кулаком.
– Просыпайся, малыш! – сказала она. – Твоя остановка, Брайервуд!
Он открыл глаза, поначалу ничего не понимая. Ярко светило солнце, за окном машины была незнакомая улица. Где он и зачем?
– Брайервуд? – спросил он.
– Да. Живешь здесь, малыш?
– Нет, – признался он. – Просто нужно навестить знакомых. Большое спасибо, что подбросили.
Все еще не ориентируясь, с чемоданом в руке он пересек улицу, заставив водителя грузовика-молоковоза вильнуть рулем, объезжая его, и отчаянно засигналить.
Прежде всего нужно было где-то оставить чемодан. Он нашел свободную ячейку в камере хранения на Грейхаундской автобусной станции.
– Не подскажете, как найти Брайервудскую школу? – спросил он тощего мужчину в окошке билетной кассы.
– Бесплатную или частную?
– Частную.
– Прямо по Мейн-стрит, сразу на выезде из города.
Джон пошел пешком. Весенний воздух был теплым, и он повесил пальто на руку. Брайервуд оказался необычайно тихим городком, движение на улицах было слабым. Проходя мимо банка, Джон взглянул на висевшие на столбе часы; не было еще и девяти – слишком рано, чтобы являться в женскую школу. Он вернулся на автобусную станцию и, почувствовав внезапную слабость, понял что голоден. В буфете он съел два непропеченных пончика и выпил стакан молока, потратив на все пятнадцать центов. Заманчивый запах исходил от гамбургеров, но, не зная, на сколько придется растягивать свои семь долларов, заказывать их он не стал.
Может, можно ей дозвониться, подумал он; нужно дать знать, что я здесь. В потрепанной телефонной книге в будке он нашел номер школы.
– Брайервуд Мэнор, – ответил скрипучий женский голос.
– Не могли бы вы позвать мисс Молли Картер?
– Мисс Молли Картер сейчас в церкви. Все девочки в церкви. Простите, кто ее спрашивает?
– Один знакомый, мы дружим семьями, – сказал Джон, усердно стараясь, чтобы голос звучал непринужденно. – Мы с отцом проезжаем через ваш город по дороге на юг, а я обещал мисс Картер заглянуть к ней. Я знаю, еще очень рано, но ей известно, что мы будем проезжать, и она хотела передать с нами домой что-то из одежды. И у них, и у нас зимние дома в Палм-Ривер.
– Понятно, – ответили на другом конце провода.
– Конечно, еще очень рано, но не могли бы вы передать мисс Картер, что я уже здесь, и позвать ее к телефону, когда она выйдет из церкви? Меня зовут Джон Хантер; я звоню с автобусной станции, – Джон продиктовал номер телефона.
– Я передам мисс Картер, – сказал голос, и раздались гудки.
Джон сел на деревянную скамейку рядом с телефонной будкой. Было пять минут десятого. Он представил себе, как Молли сидит в церкви, с бледным лицом, серьезная, и молится. Когда она будет выходить из церкви вместе с другими девушками, ее, наверное, кто-нибудь из учителей отзовет в сторону и передаст, что он звонил. Она обрадуется. Эта мысль приободрила Джона, он уже не чувствовал такую усталость. Уже девять пятнадцать, но телефон все молчит. Сколько же они сидят в церкви?
Какая-то полная женщина, обвешанная свертками, подошла и протиснулась в телефонную будку, стараясь не растерять свои покупки. Не закрыв за собой дверь, она набрала номер и прокричала в трубку:
– Привет, мой сладкий, я уже здесь. Ты заедешь за мной?
Пауза. Потом она сказала:
– Ладно. Возьму такси.
Почти сразу, как только полная женщина вышла из будки, телефон зазвонил, и Джон одним прыжком очутился у аппарата.
– Алло, – крикнул он в трубку.
– Джонни! Ты уже здесь!
– Ты в порядке?
– Теперь да.
– Послушай. Я сказал этой женщине в школе, что я друг семьи и что мы с отцом здесь остановились проездом. Я сказал, что мне нужно забрать у тебя что-то из одежды.
– Знаю, – ответила Молли. – Она передала мне.
– Ты нас не выдала?
– Нет.
– Хорошо. Не хотелось бы, чтобы из школы звонили твоей матери. Когда мы можем увидеться?
– Ты можешь прийти в общий зал хоть сейчас. Он в главном здании, самом большом. А я принесу одежду.
– У тебя есть какие-нибудь деньги?
– Немного есть.
– Они нам понадобятся, – сказал он.
– У меня есть меховая шуба. Мы можем ее продать. Девочки говорят, она стоит тысяч пять.
– Захвати ее, – сказал он.
Через пятнадцать минут Джон был уже рядом со школой, оказавшейся группой внушительных кирпичных зданий, построенных каким-то богачом в память о своей жене. Джон без труда нашел общий зал, большое помещение с диваном и креслами, старательно украшенное произведениями американских живописцев раннего периода. Недалеко от входа с телефонным коммутатором сидела малопривлекательная девица и штудировала учебник геометрии. В комнате никого больше не было.
– Меня зовут Джон Хантер, – сказал он. – Кажется, здесь мы должны встретиться с мисс Молли Картер.
– Я скажу ей, что вы пришли, – ответила девушка, подняв лицо и обнаружив при этом болезненно плохой цвет кожи. – Присаживайтесь, пожалуйста.
Джон уселся в дальнем углу зала. Девушка пощелкала чем-то на коммутаторе и произнесла:
– Молли, твой посетитель здесь.
Ее голос легко достиг слуха Джона, расположившегося в отдалении, и он подумал: «Нам придется говорить шепотом».
Прошло минуты три. Вошла высокая пожилая женщина в черном, наверное, вдова, подумал Джон, и остановилась у стола.
– Я – мать Алисы Каннингэм, – печально вымолвила она. – Будьте добры, передайте ей, что я здесь.
– Да, миссис Каннингэм, – ответила дежурная. – Присаживайтесь, пожалуйста.
Женщина уселась совсем близко от Джона.
– Чудесный день, не правда ли? – спросила она.
– Да, – ответил Джон.
– Я прямо с поезда из Нью-Йорка, – сказала женщина. – Такая утомительная поездка!
– Да, – повторил Джон. Сделав вид, что ему нужно взять журнал, он пересел на другой стул, подальше от женщины, посмотревшей на него с любопытством. Прошла еще минута. Женщина в черном сидела, уставившись на него.
Неожиданно в комнату вошла Молли; держалась она прямо, но лицо было бледное. Через левую руку она перекинула шубу, а под правой несла пустую коробку из-под платья. Она прошла через весь зал со спокойным достоинством.
– Здравствуй, Джон, – сказала она совершенно нормальным голосом. – Рада тебя видеть.
Женщина в черном продолжала глазеть. Молли села как можно ближе к Джону, но так, чтобы это не показалось странным, и они наклонились друг к другу.
– Молли, – прошептал Джон. – Все очень просто. Мы поженимся.
– Не знаю, как поведет себя папа; я боюсь, – призналась Молли.
– Когда мы будем мужем и женой, он уже ничего не сможет сделать. Потом, я думаю, мой отец поможет нам. Я к нему съезжу.
– Может, нам лучше просто убежать?
– Это глупо. Нам нужно быть практичными, Молли. Я хочу жениться на тебе и поселиться на острове, по крайней мере пока мы не разберемся, что к чему. Думаю, на моего отца мы можем рассчитывать.
– Если бы мы могли рассчитывать на моего, – сказала она.
– Не загадывай слишком далеко вперед. Прямо сейчас я продам шубу и поеду к папе. Потом вернусь за тобой, и мы решим, что делать дальше.
– Хорошо, – согласилась она и тихо добавила, как когда-то по телефону: – Спаси нас Бог, Джонни.
Глава 28
На автобусной станции Джон купил билет до Ричмонда, ближайшего большого города по дороге на север. Он находился всего в часе езды, и, когда Джон приехал туда, еще не было полудня. С шубой в одной руке и чемоданом в другой он пошел по многолюдным улицам в поисках ломбарда. Наконец он нашел его, с тремя золотыми шарами над входом. Окно было защищено от грабителей железной решеткой. С минуту Джон постоял у витрины. На ней лежало несколько уродливых револьверов, три фотоаппарата, с дюжину золотых наручных часов и серебряная труба.
Хозяин оказался тощим мужчиной в очках без оправы и с жидкими волосами.
– Доброе утро, – приветствовал он Джона с легким южным акцентом.
– Я хотел продать вот это, – сказал Джон и положил шубу на белый мраморный прилавок.
Мужчина пристально оглядел мех. Посмотрел на этикетку внутри. Потом распластал шубу на прилавке и скрупулезно изучил каждый сантиметр.
– Дам за нее двадцать долларов, – спокойно произнес он.
– Двадцать долларов?! – поразился Джон. – Это пальто стоит пять тысяч.
– Знаю, – сказал мужчина.
– Верните мне его, я отнесу еще куда-нибудь, – возмущенно проговорил он.
– Нет, – тихо сказал мужчина. – Забирай свои двадцать долларов и уходи.
– Что это значит?
– Или я позову полицию, – сказал мужчина. – Хочешь объяснить им, где ты взял эту шубу?
– Какая же вы скотина! – воскликнул Джон. Мужчина устало пожал плечами и выдвинул ящик кассового аппарата.
«Если он действительно сообщит в полицию, придется обращаться за разъяснением к Молли, – подумал Джон, – и в школе могут все обнаружить, расскажут ее матери, а это не лучший способ для нее узнать о случившемся». Владелец ломбарда подвинул через прилавок две десятидолларовых купюры. Джон взял деньги.
– Теперь убирайся и больше здесь не показывайся, – сказал делец.
– Дайте квитанцию, – прореагировал Джон. Мужчина протянул ему листок.
Выйдя из ломбарда, Джон так крепко сжал кулаки, что ногти больно впились в ладони; он ощутил внезапную слабость. Не спеша завернул за угол. «Я голоден, – подумал он, – поэтому мне так скверно». Он зашел в закусочную и заказал сосиску с булкой. Пока ее жарили, Джон пересчитал наличные деньги: двадцать четыре доллара восемьдесят пять центов. «Если не удастся раздобыть денег у папы, – подумал он, – эти придется сохранить, чтобы увезти Молли в Буффало или в Коннектикут или куда там мы поедем. Мне еще надо на билет на автобус от Бостона до Харвеспорта – в это время года попутных там мало; капитану Эндрюсу тоже нужно заплатить за доставку на остров. Лучше я поеду отсюда на попутных до Бостона и сэкономлю, сколько смогу».
Перекусив, Джон продолжал свой пеший путь до тех пор, пока не набрел на заправочную станцию. Там он взял карту автодорог, а какой-то высокий негр со шрамом через все лицо показал ему, где находится автострада штата.
– Подожди здесь немного, может, кто-нибудь тебя подбросит до дороги, – сказал негр. – Если будешь голосовать здесь, в городе, тебя может подцепить полиция.
На заправку заехал фургон, из кабины вышел коренастый мужчина. Джон подошел к нему.
– Вы случайно не на север едете? – спросил он. Мужчина посмотрел на него с подозрением.
– Может, и на север, – ответил он.
– Не подвезете? – тихо спросил Джон.
– Тебе куда надо-то, парень?
– В Бостон. У меня отец заболел.
– Сочувствую, – сказал мужчина. – Бросай свой чемодан сзади, я довезу тебя до места, где ты сможешь найти попутную.
Они доехали до грузовой автостанции.
– Жди меня, – сказал крепыш. – Кое-кого из этих ребят я знаю. Посмотрим, что можно сделать.
Он ушел. Вокруг Джона рядами стояли огромные трейлеры, груженные апельсинами, грейпфрутами, холодильными установками и всякой всячиной. Джон разглядывал разные номерные знаки с указанными на них названиями штатов: Флориды, Вирджинии, Нью-Йорка, Массачусетса.
– Эй, приятель! – крикнул какой-то веселый белобрысый мужчина. – Говорят, тебе надо до Бостона.
– Да, сэр.
– Видишь вон ту десятитонку с грейпфрутами? Влезай в нее. Через девять часов будешь на месте, – сказал водитель.
Всю дорогу до Бостона Джон проспал. Там он заплатил семь долларов тридцать два цента за автобусный билет до Харвеспорта, штат Мэн.
В выехавший из Бостона автобус набилась толпа рыболовов с садками для форели и зачехленными удочками. На одном из них красовалась поношенная фетровая шляпа, вся усыпанная засушенными мухами с яркими крылышками, а лента, обвивающая тулью, была утыкана рыболовными крючками. Рыбаки много и громко разговаривали, смеялись и обменивались информацией о своих успехах на разных реках. Джон снова уснул.
– Паренек! – тряхнул его за плечо водитель несколько часов спустя. – Тебе разве не до Харвеспорта?
– Да, – ответил, просыпаясь, Джон.
– Приехали.
На улице было темно. Джон вышел из автобуса и с удивлением обнаружил, что для мая здесь необычно холодно. С севера дул пронзительный ветер. Он поднял воротник пальто и пошел в сторону причала, где Херб Эндрюс всегда ставил свое суденышко, «Мэри Энн». Старая шхуна была на месте, однако ни палуба, ни иллюминаторы не были освещены. Джон трижды хлопнул ладонью по крышке люка. Почти сразу же снизу раздался голос Херба:
– Кто там?
– Это я, Джон Хантер.
– Какого черта тебе надо?
– Мне нужно на остров.
– Боже милостивый, парень, ты знаешь, сколько сейчас времени?
– Нет, – смущенно признался Джон. – Я только что с автобуса.
– Уже полночь, – сказал Херб. – Утром доставлю тебя.
– Я не останусь в долгу, если вы отвезете меня сегодня, – сказал Джон.
– Ложись-ка спать. Не бросай деньги на ветер. Матрац дать?
– Мне нужно туда сегодня, – ответил Джон.
– Ночь паршивая. Штормит.
– Мне срочно!
– Не стой там и не ори! – крикнул Херб. – Спускайся вниз.
Джон открыл до конца крышку люка и спустился по трапу. Херб Эндрюс, в одном шерстяном нижнем белье, слез с койки и зажег масляную лампу.
– Ну, говори, что случилось, парень?
– Я узнал, что отец болен, и мне нужно на остров повидать его, – сказал Джон. – Если ветер слишком сильный, наверное, можно попросить береговую охрану доставить меня.
– Я тебя отвезу. Я не знал, что это так срочно.
– Спасибо, – сказал Джон. – Готов заплатить, сколько нужно.
– Обычный тариф, – угрюмо бросил Херб. – Но тебе придется помочь на палубе. Брат на берегу.
Мощный дизельный двигатель чихнул и мягко зарокотал, разговаривая сам с собой.
– Иди на носовой, – сказал Херб, – кормовой я отдам сам.
Кормовой конец шлепнулся в воду. Херб двинул вперед корявый рычаг коробки передач и крутанул большой штурвал. Медленно шхуна развернулась носом к причалу, кормой в открытое море.
– Давай! – сказал Херб, переводя рычаг на задний ход. – Отдавай носовой!
Носовой конец упал в воду со всплеском, и шхуна величаво попятилась в сторону моря. В такелаже завывал ветер.
Вокруг было все черно, если не считать двух огней, светившихся на берегу. На лице Херба отражались блики, отбрасываемые компасом, расплывчатыми пятнами на мокрой палубе светились бортовые огни – зеленый справа и красный слева.
– Вы что-нибудь видите? – спросил Джон, вглядываясь в темноту.
– Старая посудина сама знает дорогу к острову, – ответил Херб. – Но тебе придется поторчать еще немного на палубе.
Когда они вышли за волнорез, удары ветра стали сильнее. «Мэри Энн» так кренилась, что с подветренной стороны палубу заливало водой, словно судно шло под полными парусами. Форштевень вздымал фонтаны брызг; шхуна то вставала на дыбы, то с головокружительной быстротой падала вниз, врезалась в волны, пытавшиеся отбросить ее назад.
– Хай-и-и-и-и! – закричал Херб во всю глотку. – Мы еще покажем, на что мы способны, старуха моя!
– Она выдержит? – спросил ошарашенный Джон, когда судно врезалось в очередную волну с силой грузовика, наскочившего на кирпичную стену.
– Она рождена для этого, малыш! – сказал Херб. – Настоящая посудина выдержит все, для чего предназначена.
Деревянная обшивка вздрагивала и трещала, но «Мэри Энн» твердо держала курс, и, проверив насосы, течи Херб не обнаружил.
В непрерывной борьбе с северным ветром путь до острова занял почти два часа; наконец они вошли в бухту, и на них опустилась долгожданная тишина, внезапно нарушенная собакой Тодда Хаспера. Очередной Сатана оказался огромным черным зверюгой, напоминавшим пантеру. Когда шхуна стала приближаться к берегу, пес выбежал на причал и начал метаться из стороны в сторону с бешеным лаем. Херб Эндрюс попытался направить на него прожектор.
– Что будем делать? – спросил он. – Здесь мне тебя не высадить.
– Не знаю, – неожиданно смутившись, сказал Джон. Почему собака не на привязи, если Барт на острове? Джона охватил страх, что отец и вправду умер, что его вранье об отце, придуманное для Колфилда, может оказаться правдой. Однако, выяснить это, не рискуя попасть в зубы собаки, готовой любого разорвать на куски, казалось невозможным.
– У меня внизу есть дробовик, – сказал Херб, сделав пару кругов вблизи причала, пока собака продолжала неистовствовать на берегу. – Почему бы тебе не снести этой твари башку?
– Подождите, – сказал Джон. Он увидел, как кто-то спускается к берегу по тропинке с фонарем в руках. Когда огонек достиг причала, Херб Эндрюс направил туда прожектор. Луч осветил Тодда Хаспера, одетого в драное пальто. Его лицо с крючковатым носом, изрезанное морщинами, перекосилось от злобы. Старик в упор уставился на прожектор, не проронив ни слова.
– Это я, Джон Хантер! – крикнул Джон. – Собаку привяжите!
Казалось, старик не слышит. Эндрюс, чтобы уменьшить шум, вырубил двигатель и протянул Джону рупор.
– Это я, Джон Хантер! – что было мочи снова прокричал Джон. – Привяжите собаку!
Не говоря ни слова, старик повернулся и побрел вверх по тропинке, оставив собаку метаться по причалу.
– Послушайте! – обозлившись, крикнул Джон. – Если вы не уберете собаку, я ее пристрелю!
Хаспер замедлил шаг. Джон повернулся к Хербу:
– Дайте, пожалуйста, ваше ружье.
Херб скрылся под палубой и вскоре появился вновь, держа в руках двухстволку.
– Заряжено, – сказал он. – Позволь, я сам. У меня давно уже руки чешутся.
– Сделайте сначала предупредительный выстрел, – сказал Джон.
Херб выстрелил в воду. Услышав выстрел, Хаспер выбежал на конец причала, и раздался его голос, перекрывший собачий лай:
– Нет! Нет!
– Тогда привяжите его, – мрачно сказал Джон. Хаспер пристегнул к ошейнику животного цепь и встал, широко расставив ноги. Когда шхуна причаливала, казалось, собака взбесилась, и, чтобы удерживать ее, Хасперу потребовалось напрячь все свои силы. Херб Эндрюс протянул Джону ружье.
– На-ка, – сказал он. – Лучше прихвати ружье с собой. Этот сумасшедший идиот может отпустить пса.
С ружьем под мышкой Джон стал спускаться на берег.
– Подожди! – окликнул его Херб. – Фонарь тоже возьми. На причале полно дыр.
Взяв фонарь в одну руку, а ружье в другую, Джон ступил на причал. В луче прожектора Херб продолжал держать Хаспера и обезумевшую собаку.
– Папа здесь? – прокричал Хасперу Джон, но либо старик не хотел отвечать, либо не смог его расслышать из-за шума, производимого зверем.
Джон с отвращением повернулся и пошел к берегу, выбирая себе дорогу среди дыр и прогнивших бревен. Добравшись до тропинки, он побежал. В ветвях деревьев над головой пронзительно свистел ветер.
«Ничего странного, что не горит свет, – утешал он себя, подходя к гаражу сзади большого старого дома на холме. – Сейчас половина третьего ночи, и, конечно же, свет погашен». Однако кое-что показалось странным. Повсюду на грязной земле у входной двери гаражного помещения виднелись только следы собачьих лап и никаких больше. Еще сильнее, чем раньше, Джона охватило дурное предчувствие, что отец болен, если не умер вообще.
«Нет, – решил он, – этого не может быть. Если бы он заболел, Тодд Хаспер позаботился бы о нем, а в случае смерти меня бы поставили в известность.
Почему в грязи нет следов Хаспера?»
«Может, здесь никого нет, – подумал Джон. – А может, папа заболел и перебрался к Хасперу».
Обуреваемый страхом, Джон поднялся по ступеням темного крыльца, чуть не поскользнувшись на собачьем дерьме, и заколошматил в дверь. Ответа не последовало. Он ясно представил себе, как в доме лежит мертвый человек, возможно, мертвый уже несколько недель. Прислонив ружье к стене дома и поставив фонарь на крыльцо, он закричал во всю силу своих легких:
– Пап! Пап! Впусти меня! – и обрушил на дверь град ударов, так колошматя по дереву кулаками, что содрогалось все здание.
– Да? – вдруг послышался изнутри слабый голос Барта. – Да? Да? Кто там?
– Это я! Твой сын! Это Джон!
Дверь открылась, и в ней со свечей в дрожащей руке появился Барт, одетый в запачканную и мятую офицерскую форму лейтенанта. Он не брился уже несколько недель, и с его подбородка свисала жидкая восточного вида бородка.
– Джон! – поразился он. – Джон! Что ты здесь делаешь?
– Я приехал поговорить с тобой кое о чем, – сказал Джон.
– Почему у тебя ружье?
– Боюсь собаки.
– С тобой все в порядке? Что-нибудь случилось?
– Все нормально. Давай выпьем кофе и поговорим.
– Хорошо, – сказал Барт и зажег масляный фонарь.
– Что с электричеством? – спросил Джон.
– Этот ублюдок Хаспер… Мы подрались. И он отключил наш дом.
– Подрались?
– Сволочь сумасшедшая, – продолжал Барт. – Он не хотел больше привязывать собаку даже несмотря на то, что псина порезала всех овец и ягнят, которых должна охранять. Я избавлюсь от него.
Он зажег еще один фонарь.
– Собака нападала на тебя?
– Все одно – я теперь не выхожу из дома. Только летом.
– Как же ты достаешь продукты?
– В подвале целый склад. Попросил Эндрюса привезти. Я здесь на полном самообеспечении.
Джон прошел на кухню сварить кофе. Вид отца в старой форме, с тощей бородой, шокировал его, и, когда он ставил кофе на плитку, рука его дрожала.
– Похоже, ты замерз, – сказал Барт. – Не хочешь выпить что-нибудь?
– Спасибо, нет.
– Ну и правильно. Держись от этого подальше как можно дольше.
Барт достал из серванта бутылку, налил себе полный бокал виски и немного отхлебнул. Его передернуло; он зажег сигарету.
– Зачем ты приехал? – спросил он. Джон сел за кухонный стол напротив него.
– Я полюбил одну девушку, отец, – сказал он. Барт издал короткий высокий смешок.
– В твоем возрасте это неудивительно. И кто же она? Юная Джоргенсон?
– Да.
– Что ж, прими поздравления, – сказал Барт, и в его голосе Джон не услышал упрека. – Она очень милая.
– Я хочу жениться на ней.
– Прямо сейчас?
– Сейчас, – сказал Джон.
– Ты слишком молод. Это глупо. Жениться в восемнадцать лет! – Барт пристально посмотрел на него. – У тебя неприятности?
– Нет. Вернее, да. Мы хотим пожениться, и мне нужна помощь.
– О, нет, – тяжело вздохнул Барт. – Только не в этом возрасте!
– У нас будет все в порядке, – ровным голосом продолжал Джон. – Мы поженимся и приедем сюда.
– Боже мой! – простонал Барт.
– Мне нужно занять денег. Потом я верну.
– Боже милостивый! – в отчаянии проговорил Барт.
– Может быть, я еще смогу попасть в университет, – сказал Джон. – Но пока что мы хотим приехать сюда.
Трясущейся рукой Барт поднес к губам стакан.
– Когда-то ты говорил, у тебя есть деньги, отложенные на мое обучение, – продолжал Джон. – Сейчас, чтобы пожениться и приехать сюда, мне нужно около трехсот долларов.
Барт встал и начал расхаживать взад-вперед.
– Вопрос не в деньгах, – сказал он.
– А в чем?
– Ты не видишь того, что вижу я, – ответил Барт, продолжая вышагивать и попивать виски. – Господи, вот сидишь ты, восемнадцатилетний парень, а вот я в свои сорок с лишним лет, и мы видим две совершенно разные вещи.
– И что же ты видишь?
– Прежде о том, что видишь ты. Ты видишь симпатичную девушку. Ты видишь, как прекрасна любовь. Ты не испытываешь никакого стыда, Джон, хотя сделал с милой юной девушкой страшную вещь. Все, что ты видишь, это любовь и симпатичная девушка, а этого недостаточно.
– Думаю, я вижу больше, чем это, – сказал Джон.
– Ты видишь свою ответственность, и в этом ты проявляешь себя с хорошей стороны, лучше, чем я. Но этого недостаточно.
– Что же еще?
– Скажу, что вижу я сам, – повышая голос, сказал Барт. – Я скажу тебе правду, Джон. Это больно, но лучше выложить все начистоту.
– Какую правду?
– Начнем с меня. Это касается тебя. Отец я никудышный, Джон, и хорошим отцом никогда не был. У меня целый набор недостатков, и ты уже достаточно взрослый, чтобы задуматься о них, потому что они сказываются и на тебе, потому что они составная часть моей плохой наследственности, равно как и твоей. Я сказал, что мы видим вещи по-разному. Я вижу вещи такими, какие они есть на самом деле.
Он остановился и сделал еще глоток, уронив на пол несколько капель.
– Какими же?
– Сейчас скажу, Джон. Это трудно, но иногда приходится говорить правду. Я малость ненормальный, Джонни – все об этом знают. Это как в шутке, где один человек говорит: «Может быть, я сумасшедший, но я не дурак». Это обо мне.
– А к нам-то какое это имеет отношение?
– Я тебе объясню, – сказал Барт. – Давай смотреть правде в глаза.
Хозяин оказался тощим мужчиной в очках без оправы и с жидкими волосами.
– Доброе утро, – приветствовал он Джона с легким южным акцентом.
– Я хотел продать вот это, – сказал Джон и положил шубу на белый мраморный прилавок.
Мужчина пристально оглядел мех. Посмотрел на этикетку внутри. Потом распластал шубу на прилавке и скрупулезно изучил каждый сантиметр.
– Дам за нее двадцать долларов, – спокойно произнес он.
– Двадцать долларов?! – поразился Джон. – Это пальто стоит пять тысяч.
– Знаю, – сказал мужчина.
– Верните мне его, я отнесу еще куда-нибудь, – возмущенно проговорил он.
– Нет, – тихо сказал мужчина. – Забирай свои двадцать долларов и уходи.
– Что это значит?
– Или я позову полицию, – сказал мужчина. – Хочешь объяснить им, где ты взял эту шубу?
– Какая же вы скотина! – воскликнул Джон. Мужчина устало пожал плечами и выдвинул ящик кассового аппарата.
«Если он действительно сообщит в полицию, придется обращаться за разъяснением к Молли, – подумал Джон, – и в школе могут все обнаружить, расскажут ее матери, а это не лучший способ для нее узнать о случившемся». Владелец ломбарда подвинул через прилавок две десятидолларовых купюры. Джон взял деньги.
– Теперь убирайся и больше здесь не показывайся, – сказал делец.
– Дайте квитанцию, – прореагировал Джон. Мужчина протянул ему листок.
Выйдя из ломбарда, Джон так крепко сжал кулаки, что ногти больно впились в ладони; он ощутил внезапную слабость. Не спеша завернул за угол. «Я голоден, – подумал он, – поэтому мне так скверно». Он зашел в закусочную и заказал сосиску с булкой. Пока ее жарили, Джон пересчитал наличные деньги: двадцать четыре доллара восемьдесят пять центов. «Если не удастся раздобыть денег у папы, – подумал он, – эти придется сохранить, чтобы увезти Молли в Буффало или в Коннектикут или куда там мы поедем. Мне еще надо на билет на автобус от Бостона до Харвеспорта – в это время года попутных там мало; капитану Эндрюсу тоже нужно заплатить за доставку на остров. Лучше я поеду отсюда на попутных до Бостона и сэкономлю, сколько смогу».
Перекусив, Джон продолжал свой пеший путь до тех пор, пока не набрел на заправочную станцию. Там он взял карту автодорог, а какой-то высокий негр со шрамом через все лицо показал ему, где находится автострада штата.
– Подожди здесь немного, может, кто-нибудь тебя подбросит до дороги, – сказал негр. – Если будешь голосовать здесь, в городе, тебя может подцепить полиция.
На заправку заехал фургон, из кабины вышел коренастый мужчина. Джон подошел к нему.
– Вы случайно не на север едете? – спросил он. Мужчина посмотрел на него с подозрением.
– Может, и на север, – ответил он.
– Не подвезете? – тихо спросил Джон.
– Тебе куда надо-то, парень?
– В Бостон. У меня отец заболел.
– Сочувствую, – сказал мужчина. – Бросай свой чемодан сзади, я довезу тебя до места, где ты сможешь найти попутную.
Они доехали до грузовой автостанции.
– Жди меня, – сказал крепыш. – Кое-кого из этих ребят я знаю. Посмотрим, что можно сделать.
Он ушел. Вокруг Джона рядами стояли огромные трейлеры, груженные апельсинами, грейпфрутами, холодильными установками и всякой всячиной. Джон разглядывал разные номерные знаки с указанными на них названиями штатов: Флориды, Вирджинии, Нью-Йорка, Массачусетса.
– Эй, приятель! – крикнул какой-то веселый белобрысый мужчина. – Говорят, тебе надо до Бостона.
– Да, сэр.
– Видишь вон ту десятитонку с грейпфрутами? Влезай в нее. Через девять часов будешь на месте, – сказал водитель.
Всю дорогу до Бостона Джон проспал. Там он заплатил семь долларов тридцать два цента за автобусный билет до Харвеспорта, штат Мэн.
В выехавший из Бостона автобус набилась толпа рыболовов с садками для форели и зачехленными удочками. На одном из них красовалась поношенная фетровая шляпа, вся усыпанная засушенными мухами с яркими крылышками, а лента, обвивающая тулью, была утыкана рыболовными крючками. Рыбаки много и громко разговаривали, смеялись и обменивались информацией о своих успехах на разных реках. Джон снова уснул.
– Паренек! – тряхнул его за плечо водитель несколько часов спустя. – Тебе разве не до Харвеспорта?
– Да, – ответил, просыпаясь, Джон.
– Приехали.
На улице было темно. Джон вышел из автобуса и с удивлением обнаружил, что для мая здесь необычно холодно. С севера дул пронзительный ветер. Он поднял воротник пальто и пошел в сторону причала, где Херб Эндрюс всегда ставил свое суденышко, «Мэри Энн». Старая шхуна была на месте, однако ни палуба, ни иллюминаторы не были освещены. Джон трижды хлопнул ладонью по крышке люка. Почти сразу же снизу раздался голос Херба:
– Кто там?
– Это я, Джон Хантер.
– Какого черта тебе надо?
– Мне нужно на остров.
– Боже милостивый, парень, ты знаешь, сколько сейчас времени?
– Нет, – смущенно признался Джон. – Я только что с автобуса.
– Уже полночь, – сказал Херб. – Утром доставлю тебя.
– Я не останусь в долгу, если вы отвезете меня сегодня, – сказал Джон.
– Ложись-ка спать. Не бросай деньги на ветер. Матрац дать?
– Мне нужно туда сегодня, – ответил Джон.
– Ночь паршивая. Штормит.
– Мне срочно!
– Не стой там и не ори! – крикнул Херб. – Спускайся вниз.
Джон открыл до конца крышку люка и спустился по трапу. Херб Эндрюс, в одном шерстяном нижнем белье, слез с койки и зажег масляную лампу.
– Ну, говори, что случилось, парень?
– Я узнал, что отец болен, и мне нужно на остров повидать его, – сказал Джон. – Если ветер слишком сильный, наверное, можно попросить береговую охрану доставить меня.
– Я тебя отвезу. Я не знал, что это так срочно.
– Спасибо, – сказал Джон. – Готов заплатить, сколько нужно.
– Обычный тариф, – угрюмо бросил Херб. – Но тебе придется помочь на палубе. Брат на берегу.
Мощный дизельный двигатель чихнул и мягко зарокотал, разговаривая сам с собой.
– Иди на носовой, – сказал Херб, – кормовой я отдам сам.
Кормовой конец шлепнулся в воду. Херб двинул вперед корявый рычаг коробки передач и крутанул большой штурвал. Медленно шхуна развернулась носом к причалу, кормой в открытое море.
– Давай! – сказал Херб, переводя рычаг на задний ход. – Отдавай носовой!
Носовой конец упал в воду со всплеском, и шхуна величаво попятилась в сторону моря. В такелаже завывал ветер.
Вокруг было все черно, если не считать двух огней, светившихся на берегу. На лице Херба отражались блики, отбрасываемые компасом, расплывчатыми пятнами на мокрой палубе светились бортовые огни – зеленый справа и красный слева.
– Вы что-нибудь видите? – спросил Джон, вглядываясь в темноту.
– Старая посудина сама знает дорогу к острову, – ответил Херб. – Но тебе придется поторчать еще немного на палубе.
Когда они вышли за волнорез, удары ветра стали сильнее. «Мэри Энн» так кренилась, что с подветренной стороны палубу заливало водой, словно судно шло под полными парусами. Форштевень вздымал фонтаны брызг; шхуна то вставала на дыбы, то с головокружительной быстротой падала вниз, врезалась в волны, пытавшиеся отбросить ее назад.
– Хай-и-и-и-и! – закричал Херб во всю глотку. – Мы еще покажем, на что мы способны, старуха моя!
– Она выдержит? – спросил ошарашенный Джон, когда судно врезалось в очередную волну с силой грузовика, наскочившего на кирпичную стену.
– Она рождена для этого, малыш! – сказал Херб. – Настоящая посудина выдержит все, для чего предназначена.
Деревянная обшивка вздрагивала и трещала, но «Мэри Энн» твердо держала курс, и, проверив насосы, течи Херб не обнаружил.
В непрерывной борьбе с северным ветром путь до острова занял почти два часа; наконец они вошли в бухту, и на них опустилась долгожданная тишина, внезапно нарушенная собакой Тодда Хаспера. Очередной Сатана оказался огромным черным зверюгой, напоминавшим пантеру. Когда шхуна стала приближаться к берегу, пес выбежал на причал и начал метаться из стороны в сторону с бешеным лаем. Херб Эндрюс попытался направить на него прожектор.
– Что будем делать? – спросил он. – Здесь мне тебя не высадить.
– Не знаю, – неожиданно смутившись, сказал Джон. Почему собака не на привязи, если Барт на острове? Джона охватил страх, что отец и вправду умер, что его вранье об отце, придуманное для Колфилда, может оказаться правдой. Однако, выяснить это, не рискуя попасть в зубы собаки, готовой любого разорвать на куски, казалось невозможным.
– У меня внизу есть дробовик, – сказал Херб, сделав пару кругов вблизи причала, пока собака продолжала неистовствовать на берегу. – Почему бы тебе не снести этой твари башку?
– Подождите, – сказал Джон. Он увидел, как кто-то спускается к берегу по тропинке с фонарем в руках. Когда огонек достиг причала, Херб Эндрюс направил туда прожектор. Луч осветил Тодда Хаспера, одетого в драное пальто. Его лицо с крючковатым носом, изрезанное морщинами, перекосилось от злобы. Старик в упор уставился на прожектор, не проронив ни слова.
– Это я, Джон Хантер! – крикнул Джон. – Собаку привяжите!
Казалось, старик не слышит. Эндрюс, чтобы уменьшить шум, вырубил двигатель и протянул Джону рупор.
– Это я, Джон Хантер! – что было мочи снова прокричал Джон. – Привяжите собаку!
Не говоря ни слова, старик повернулся и побрел вверх по тропинке, оставив собаку метаться по причалу.
– Послушайте! – обозлившись, крикнул Джон. – Если вы не уберете собаку, я ее пристрелю!
Хаспер замедлил шаг. Джон повернулся к Хербу:
– Дайте, пожалуйста, ваше ружье.
Херб скрылся под палубой и вскоре появился вновь, держа в руках двухстволку.
– Заряжено, – сказал он. – Позволь, я сам. У меня давно уже руки чешутся.
– Сделайте сначала предупредительный выстрел, – сказал Джон.
Херб выстрелил в воду. Услышав выстрел, Хаспер выбежал на конец причала, и раздался его голос, перекрывший собачий лай:
– Нет! Нет!
– Тогда привяжите его, – мрачно сказал Джон. Хаспер пристегнул к ошейнику животного цепь и встал, широко расставив ноги. Когда шхуна причаливала, казалось, собака взбесилась, и, чтобы удерживать ее, Хасперу потребовалось напрячь все свои силы. Херб Эндрюс протянул Джону ружье.
– На-ка, – сказал он. – Лучше прихвати ружье с собой. Этот сумасшедший идиот может отпустить пса.
С ружьем под мышкой Джон стал спускаться на берег.
– Подожди! – окликнул его Херб. – Фонарь тоже возьми. На причале полно дыр.
Взяв фонарь в одну руку, а ружье в другую, Джон ступил на причал. В луче прожектора Херб продолжал держать Хаспера и обезумевшую собаку.
– Папа здесь? – прокричал Хасперу Джон, но либо старик не хотел отвечать, либо не смог его расслышать из-за шума, производимого зверем.
Джон с отвращением повернулся и пошел к берегу, выбирая себе дорогу среди дыр и прогнивших бревен. Добравшись до тропинки, он побежал. В ветвях деревьев над головой пронзительно свистел ветер.
«Ничего странного, что не горит свет, – утешал он себя, подходя к гаражу сзади большого старого дома на холме. – Сейчас половина третьего ночи, и, конечно же, свет погашен». Однако кое-что показалось странным. Повсюду на грязной земле у входной двери гаражного помещения виднелись только следы собачьих лап и никаких больше. Еще сильнее, чем раньше, Джона охватило дурное предчувствие, что отец болен, если не умер вообще.
«Нет, – решил он, – этого не может быть. Если бы он заболел, Тодд Хаспер позаботился бы о нем, а в случае смерти меня бы поставили в известность.
Почему в грязи нет следов Хаспера?»
«Может, здесь никого нет, – подумал Джон. – А может, папа заболел и перебрался к Хасперу».
Обуреваемый страхом, Джон поднялся по ступеням темного крыльца, чуть не поскользнувшись на собачьем дерьме, и заколошматил в дверь. Ответа не последовало. Он ясно представил себе, как в доме лежит мертвый человек, возможно, мертвый уже несколько недель. Прислонив ружье к стене дома и поставив фонарь на крыльцо, он закричал во всю силу своих легких:
– Пап! Пап! Впусти меня! – и обрушил на дверь град ударов, так колошматя по дереву кулаками, что содрогалось все здание.
– Да? – вдруг послышался изнутри слабый голос Барта. – Да? Да? Кто там?
– Это я! Твой сын! Это Джон!
Дверь открылась, и в ней со свечей в дрожащей руке появился Барт, одетый в запачканную и мятую офицерскую форму лейтенанта. Он не брился уже несколько недель, и с его подбородка свисала жидкая восточного вида бородка.
– Джон! – поразился он. – Джон! Что ты здесь делаешь?
– Я приехал поговорить с тобой кое о чем, – сказал Джон.
– Почему у тебя ружье?
– Боюсь собаки.
– С тобой все в порядке? Что-нибудь случилось?
– Все нормально. Давай выпьем кофе и поговорим.
– Хорошо, – сказал Барт и зажег масляный фонарь.
– Что с электричеством? – спросил Джон.
– Этот ублюдок Хаспер… Мы подрались. И он отключил наш дом.
– Подрались?
– Сволочь сумасшедшая, – продолжал Барт. – Он не хотел больше привязывать собаку даже несмотря на то, что псина порезала всех овец и ягнят, которых должна охранять. Я избавлюсь от него.
Он зажег еще один фонарь.
– Собака нападала на тебя?
– Все одно – я теперь не выхожу из дома. Только летом.
– Как же ты достаешь продукты?
– В подвале целый склад. Попросил Эндрюса привезти. Я здесь на полном самообеспечении.
Джон прошел на кухню сварить кофе. Вид отца в старой форме, с тощей бородой, шокировал его, и, когда он ставил кофе на плитку, рука его дрожала.
– Похоже, ты замерз, – сказал Барт. – Не хочешь выпить что-нибудь?
– Спасибо, нет.
– Ну и правильно. Держись от этого подальше как можно дольше.
Барт достал из серванта бутылку, налил себе полный бокал виски и немного отхлебнул. Его передернуло; он зажег сигарету.
– Зачем ты приехал? – спросил он. Джон сел за кухонный стол напротив него.
– Я полюбил одну девушку, отец, – сказал он. Барт издал короткий высокий смешок.
– В твоем возрасте это неудивительно. И кто же она? Юная Джоргенсон?
– Да.
– Что ж, прими поздравления, – сказал Барт, и в его голосе Джон не услышал упрека. – Она очень милая.
– Я хочу жениться на ней.
– Прямо сейчас?
– Сейчас, – сказал Джон.
– Ты слишком молод. Это глупо. Жениться в восемнадцать лет! – Барт пристально посмотрел на него. – У тебя неприятности?
– Нет. Вернее, да. Мы хотим пожениться, и мне нужна помощь.
– О, нет, – тяжело вздохнул Барт. – Только не в этом возрасте!
– У нас будет все в порядке, – ровным голосом продолжал Джон. – Мы поженимся и приедем сюда.
– Боже мой! – простонал Барт.
– Мне нужно занять денег. Потом я верну.
– Боже милостивый! – в отчаянии проговорил Барт.
– Может быть, я еще смогу попасть в университет, – сказал Джон. – Но пока что мы хотим приехать сюда.
Трясущейся рукой Барт поднес к губам стакан.
– Когда-то ты говорил, у тебя есть деньги, отложенные на мое обучение, – продолжал Джон. – Сейчас, чтобы пожениться и приехать сюда, мне нужно около трехсот долларов.
Барт встал и начал расхаживать взад-вперед.
– Вопрос не в деньгах, – сказал он.
– А в чем?
– Ты не видишь того, что вижу я, – ответил Барт, продолжая вышагивать и попивать виски. – Господи, вот сидишь ты, восемнадцатилетний парень, а вот я в свои сорок с лишним лет, и мы видим две совершенно разные вещи.
– И что же ты видишь?
– Прежде о том, что видишь ты. Ты видишь симпатичную девушку. Ты видишь, как прекрасна любовь. Ты не испытываешь никакого стыда, Джон, хотя сделал с милой юной девушкой страшную вещь. Все, что ты видишь, это любовь и симпатичная девушка, а этого недостаточно.
– Думаю, я вижу больше, чем это, – сказал Джон.
– Ты видишь свою ответственность, и в этом ты проявляешь себя с хорошей стороны, лучше, чем я. Но этого недостаточно.
– Что же еще?
– Скажу, что вижу я сам, – повышая голос, сказал Барт. – Я скажу тебе правду, Джон. Это больно, но лучше выложить все начистоту.
– Какую правду?
– Начнем с меня. Это касается тебя. Отец я никудышный, Джон, и хорошим отцом никогда не был. У меня целый набор недостатков, и ты уже достаточно взрослый, чтобы задуматься о них, потому что они сказываются и на тебе, потому что они составная часть моей плохой наследственности, равно как и твоей. Я сказал, что мы видим вещи по-разному. Я вижу вещи такими, какие они есть на самом деле.
Он остановился и сделал еще глоток, уронив на пол несколько капель.
– Какими же?
– Сейчас скажу, Джон. Это трудно, но иногда приходится говорить правду. Я малость ненормальный, Джонни – все об этом знают. Это как в шутке, где один человек говорит: «Может быть, я сумасшедший, но я не дурак». Это обо мне.
– А к нам-то какое это имеет отношение?
– Я тебе объясню, – сказал Барт. – Давай смотреть правде в глаза.