Страница:
Джон промолчал.
– Ты слышишь меня?
– Да.
– Сильвия в общем хорошая женщина. Я потерял деньги, все из-за чертовых денег. Победитель забирает все, проигравший плачет.
– Наверное, – сказал Джон.
– Женщину просто так, без денег, не удержать. Нищета противна женской натуре. Она уходит к тому, кто предлагает наивысшую цену.
Ответа не последовало.
– На такую женщину всегда найдется претендент. А третий лишний.
– Лишний, – повторил Джон, не понимая смысла сказанного.
– Доморощенный философ в третьем поколении, – сказал Барт. – Это я. Тебе повезло. Ты можешь начать все с нуля.
– Да.
– Ступай вверх по лестнице, мальчик. Снизу вверх, а не сверху вниз. Вот так, сэр. Понимаешь?
– Да, – повторил Джон.
– Хорошо. Но не в этом дело. Весь вопрос в том…
Бартон сделал усилие и приподнялся на руках.
– Дело в том, – еще раз произнес он, – дело в том, что нам с тобой не надо волноваться. Никаких волнений. Все кончено.
Свесив ноги с постели, он попытался встать, но не смог и повалился снова.
– Дай мне руку, а, сынок? – попросил он.
Подав отцу руку, Джон другой ухватил его чуть повыше локтя. Рука отца оказалась поразительно тонкой и слабой. С трудом поднявшись, Барт оперся на плечо сына и, еле держась на ногах, сказал:
– Спасибо, сын. Только не думай, что я пьяница, ясно? Просто сегодня особый случай. Очень особый. Ты помоги мне спуститься, и я буду в порядке.
Перед самым рассветом Джон проснулся в сильном ознобе. В комнате было очень холодно. В доме стояла полная тишина, только за окном слышался шум ветра и волн, вой собаки Хаспера. Джон отправился к Барту. Тот лежал с раскрытым ртом, раскинув руки и не двигался. Одеяло сбилось в сторону. На простыне виднелись следы пролитого виски, бутылка валялась тут же. С ужасом подумав, что он умер, Джон замер; прислушался, ловя его дыхание, но доносились лишь звуки ветра и собачий вой.
– Папа! – крикнул он, бросаясь к отцу. – Папа, проснись!
Барт застонал, но остался недвижим. Обрадованный уже и этим слабым признаком жизни, Джон оставил попытки его разбудить. Он накрыл отца одеялом и стоял рядом с пустующей кроватью матери, дрожа от холода. Он сообразил, что, должно быть, погасла печка и, взяв со столика спички, стал ее разжигать. Но фитиль не загорался. Обнаружив пустой бак, он пошел в гараж и принес оттуда канистру с керосином. Барт лежал все в том же положении, но, судя по вздыманию грудной клетки, дышал. Джон почувствовал облегчение. Наладив печку, он поднялся к себе и лег спать.
Когда он проснулся, был полдень, сквозь окно лился тусклый свет, по подоконнику барабанил дождь со снегом. Прибежав к отцу в комнату, Джон увидел, что тот лежит, уткнувшись лицом в подушку так, что невозможно определить, жив он или мертв.
– Пап! – позвал Джон. – Пап, пора вставать! Барт не пошевелился. Джон взял его под мышки и перевернул на спину. Тот открыл глаза и промычал:
– Оставь…
Он потянулся за бутылкой и, обнаружив, что она пуста, вытащил из-под одеяла новую.
Джон отправился в кухню, поджарил себе хлеб с беконом и запил его стаканом молока. Тщательно все прибрав и вымыв посуду, он вернулся к себе в комнату и остаток дня провалялся в постели, читая про Тарзана. Каждый час он наведывался к отцу, но тот, по всей видимости, пребывал в бессознательном состоянии.
Часов в шесть Джон услышал стон. Он побежал вниз. Отца вырвало, и его веки как-то странно подергивались. В испуге он бросился звать Тодда Хаспера. Он бежал, кутаясь от пронизывающего холода в воротник пальто.
Снег покрылся ледяной коркой; она хрустела под его ногами, словно битое стекло. При виде дыма из трубы домика Хаспера Джон обрадовался: он очень боялся, что в этот кошмарный день даже Хаспер исчезнет или умрет. Он постучал в дверь, но ответа не последовало. Джон толкнул ее, в тот же миг на него бросилась собака, свалив с ног. Тут же появился Хаспер в нижнем шерстяном белье и оттащил собаку. Весь дрожа, Джон поднялся на ноги; воротник и пальто были изодраны в клочья.
– Папе плохо, – сказал он.
– Гм, – отозвался Хаспер. – Поранила тебя? Он посадил собаку на цепь и привязал к кольцу на дальней стене комнаты.
– Нет. Только скорее.
– Никуда он не денется, – сказал Хаспер, натягивая брюки. – Было бы куда.
Бежать он отказался, и они медленно тащились к гаражу по трескающемуся ледяному насту. В комнате Барта стоял тошнотворный запах. Хаспер наклонился над Бартом и повернул его на спину. Барт открыл пожелтевшие глаза и попытался улыбнуться.
– Мне плохо, – едва слышно проговорил он.
– Мы вызовем береговую охрану и отправим его в больницу, – не терпящим возражений тоном произнес Хаспер, обращаясь к Джону. – Ты можешь остаться со мной.
– Нет, – прошептал Барт. – Джонни… Джон наклонился к самому лицу отца.
– Поезжай к маме. Адрес и деньги у меня в кабинете.
– Я хочу тебе помочь.
– В больницу… Езжай к матери. Вернешься позже, когда я поправлюсь.
На старом «Форде» Джон с Хаспером поехали на южный конец острова. К выступу скалы, смотревшей на материк, они притащили две пятигалонных канистры с керосином, с трудом удерживая равновесие на скользкой ледяной поверхности. Смочив керосином пространство примерно в пятьдесят квадратных футов, Тодд отступил в сторону, не спеша зажег спичкой комок бумаги и бросил его в середину. Огонь вспыхнул и ярко горел минут пять, а когда погас, Хаспер разглядел на континенте лишь несколько тускло светящихся огоньков. Он молча вернулся к машине и принес еще керосина. Им пришлось повторить процедуру дважды, прежде чем в Харвеспорте блеснул сигнальный огонь.
– Нас увидели, – сказал Хаспер.
Через три часа прибыл катер береговой охраны; два веселых молодых матроса заботливо уложили Барта на носилки и погрузили в лодку. Джон проводил отца до дверей больницы. На прощанье Барт выдавил из себя улыбку:
– Не беспокойся, обо мне позаботится флот.
Из Харвеспорта Джон позвонил матери. Она только что приехала в мотель в Палм-Ривер. Нарочито спокойно, почти официально, он рассказал о случившемся.
– О, Джонни! – воскликнула она. – Я приеду за тобой.
– Я сам смогу приехать!
– Ты уверен?
– Конечно, – его высокий мальчишеский голос прозвучал на удивление твердо.
– Джонни, ты в порядке? – резко спросила мать. Его вдруг обуял страх, что он может расплакаться прямо в трубку; будто он на коленях готов ползти к бросившей его матери.
– У меня все хорошо. Я просто еду к тебе за деньгами, – ответил он.
Когда двенадцать часов спустя Джон сошел с трапа самолета в Палм-Ривер, Сильвия бросилась к нему и хотела обнять, но он стоял, застыв, словно изваяние, и не ответил на ее поцелуй.
– О, Джонни! – она погладила его по щеке. – Не будь таким!
На скуле Джона дернулся желвак и он сдержанно проговорил:
– Рад тебя видеть, мама. Жаль, что пришлось тебя побеспокоить.
Она устало повернулась и, крепко взяв его за руку, повела к машине, новенькому «Форду», купленному Кеном. В машине она попыталась положить его голову к себе на плечо, но он вырвался и сказал:
– Не надо!
– Ты не должен меня ненавидеть, – мягко упрекнула она. – Так не годится.
– Я хочу в интернат, – упрямо проговорил он, сжимая кулаки.
– Если хочешь, пожалуйста. Но здесь есть хорошая школа, лучше тебе для начала поучиться в ней.
– Ладно, пусть будет по-твоему, – он отвернулся к окну, и глаза его наполнились слезами. Закрыв лицо руками, он забился в угол сиденья, но, когда она попыталась его успокоить, он резко отвернулся и с отчаянием выпалил:
– Оставь меня в покое. Единственное, чего я прошу: оставьте все меня в покое!
В машину с любопытством заглянула какая-то полная женщина, проходившая мимо с ребенком. Сильвия запустила двигатель и медленно поехала в сторону мотеля. Мотель оказался маленьким строением казарменного вида, окрашенным в белый цвет. Расположился он прямо на пляже. Сильвия поставила машину у квартиры управляющего и вошла в дом. Забрав чемодан, Джон последовал за ней. Карла помогала негритянке-горничной складывать свежие простыни, которые та гладила. Завидев Джона, она побежала ему навстречу, протягивая свои пухлые ручки, но он и от нее отвернулся: эту девочку мать предпочла ему.
– Рад тебя видеть, Карла, – с горечью сказал он. – Как устроились?
– Отлично, – ответила она, опуская руки. – Джонни, что случилось? Ты сердишься на меня?
– Нет! – бросил он. – Ничего не случилось. Ничего, ничего, ничего!
Он почувствовал, как слезы снова навертываются у него на глаза и, оставив чемодан посреди комнаты, выскочил за дверь.
В дюнах песок был сухой и мягкий, он вздымался из-под ног и, поднятый ветром, напоминал струйки дыма. Как одержимый Джон носился по пляжу в безумной погоне за чайками, размахивая руками и тщетно пытаясь поймать или сбить их, когда они пролетали мимо. Вконец обессиленный, он опустился на бревно, чтобы перевести дух. С моря дул сильный ветер, к горизонту тянулись бесконечные гряды сверкающих в лучах солнца барашков. Посидев минут десять, он встал и в первый раз огляделся вокруг. Мотель одиноко стоял в дюнах за городской чертой Палм-Ривер. Где-то в миле к югу виднелись несколько новых домов, за ними начинался длинный ряд коттеджей. В другой стороне пляж и дюны были пустынны до самого залива, утопая в ослепительном солнечном блеске. Джон прикрыл глаза от солнца и только тут увидел стройную девочку, медленно бредущую по пляжу в его сторону. Босая, она шла, глядя под ноги, вдоль самой кромки прибоя; одинокая на фоне морских волн фигурка в закатанных до колен легких холщовых брюках и белой рубашке, полощущейся на ветру. Сначала они не узнали друг друга, но ветер и песок вызвали у обоих некое чувство общности, словно два странника встретились в пустыне; они одновременно двинулись навстречу друг другу. Когда их разделяло не более сотни ярдов, Джон узнал Молли и в замешательстве остановился.
– Привет, Молли, – сказал он.
На первый взгляд, он не слишком обрадовался встрече. Молли огорчилась и, вспомнив всю переписку, смутилась еще больше: вдруг он подумал, что она писала ему, потому что влюблена.
– Привет, – ответила она. – Я слышала о твоем приезде.
– Ты где живешь? – спросил он.
Не глядя на него, она указала на один из новых домов. Ветер растрепал ее длинные темные волосы, и она нетерпеливым жестом отбросила их назад. Ее лицо, руки, длиннющие ноги уже успели загореть. Вдруг она нагнулась и выхватила из песка что-то темно-коричневое, гладкое и блестящее, как каштан, но плоское и побольше размером.
– Что это? – спросил Джон.
– Морское сердце, – ответила она, поворачивая его на ладони. – Я их собираю.
– Можно взглянуть?
Молли протянула находку, и он с интересом стал разглядывать гладкий, словно отполированный, предмет, по форме отдаленно напоминающий сердце.
– Они растут в море? – поинтересовался он.
– Нет, – серьезно ответила она. – Папа говорит, они растут в Африке или в Южной Америке или еще где-то, а сюда их приносит течением.
Ветер прикрыл ее лицо прядью волос: она нетерпеливо отвела их рукой. Джон вернул ей морское сердце, и она принялась тереть свою находку о закатанный рукав рубашки.
– Я собираю все, что попадается на пляже, – заявила она тоном ученого. – Из ракушек получаются хорошие бусы, они бывают всех цветов и оттенков, даже полосатые встречаются. Посмотри!
Она снова запустила руку в песок и вытащила бледно-розовую ракушку, похожую на веер.
– Я пока не знаю, как она называется. Но могу посмотреть в книжке.
– Красивая ракушка, – заметил Джон. – Я бы хотел узнать о них побольше.
– Тут можно найти не только ракушки, – стала рассказывать Молли. – Например, морские бобы, коричневые и серые. Потом всякие предметы, упавшие за борт. Папа однажды слышал, как кто-то нашел бутылку с запечатанной в ней запиской.
– Здорово было бы найти такую бутылку, – с воодушевлением воскликнул Джон.
– Здесь надо всегда смотреть под ноги, – продолжала Молли.
– Почему?
– Попадаются медузы, они обжигают. Они похожи на маленькие голубые шары, но внутри у них яд, а снаружи торчат длинные усики, и, если в воде до них дотронешься, можно утонуть.
– Я буду держаться от них подальше, – сказал Джон.
– Потом, конечно, солнце, – торопливо продолжила Молли, все еще глядя вниз. – Люди иногда умирают от солнечных ожогов. Волна может унести в море, каждый год здесь тонет несколько человек. Водятся акулы и барракуды. Не подплывай к коралловым рифам, там живут мурены.
– Что это? – удивился Джон.
– Большие угри с зубами, – пояснила она. – Их укус ядовит или что-то в этом роде. Есть еще скаты с ядовитыми хвостами.
– Я не буду подплывать к рифам, – согласился Джон.
Неожиданно Молли подняла голову, и он увидел ее необыкновенные светло-голубые глаза словно в первый раз.
– Людей всегда пугают морем, – сказала она. – Папа говорит, старожилы стараются обязательно напугать новичков. Почему, мы не знаем.
– А мне не страшно, – заметил Джон. Молли улыбнулась.
– Мне пора домой, – сказала она и, не дав ему ответить, шагнула мимо него и побежала вдоль воды к дому. Волны тут же слизывали с песка отпечатки ее ног, и казалось, что она парит на высоте шести дюймов над землей, не касаясь поверхности и не оставляя следов. Кулики бросались перед ней врассыпную, а над головой кружили чайки. Джон смотрел ей вслед, пока не потерял из виду. Потом опустил взгляд и увидел морское сердце, которое, догадался он, она нарочно уронила к его ногам.
Глава 12
Глава 13
– Ты слышишь меня?
– Да.
– Сильвия в общем хорошая женщина. Я потерял деньги, все из-за чертовых денег. Победитель забирает все, проигравший плачет.
– Наверное, – сказал Джон.
– Женщину просто так, без денег, не удержать. Нищета противна женской натуре. Она уходит к тому, кто предлагает наивысшую цену.
Ответа не последовало.
– На такую женщину всегда найдется претендент. А третий лишний.
– Лишний, – повторил Джон, не понимая смысла сказанного.
– Доморощенный философ в третьем поколении, – сказал Барт. – Это я. Тебе повезло. Ты можешь начать все с нуля.
– Да.
– Ступай вверх по лестнице, мальчик. Снизу вверх, а не сверху вниз. Вот так, сэр. Понимаешь?
– Да, – повторил Джон.
– Хорошо. Но не в этом дело. Весь вопрос в том…
Бартон сделал усилие и приподнялся на руках.
– Дело в том, – еще раз произнес он, – дело в том, что нам с тобой не надо волноваться. Никаких волнений. Все кончено.
Свесив ноги с постели, он попытался встать, но не смог и повалился снова.
– Дай мне руку, а, сынок? – попросил он.
Подав отцу руку, Джон другой ухватил его чуть повыше локтя. Рука отца оказалась поразительно тонкой и слабой. С трудом поднявшись, Барт оперся на плечо сына и, еле держась на ногах, сказал:
– Спасибо, сын. Только не думай, что я пьяница, ясно? Просто сегодня особый случай. Очень особый. Ты помоги мне спуститься, и я буду в порядке.
Перед самым рассветом Джон проснулся в сильном ознобе. В комнате было очень холодно. В доме стояла полная тишина, только за окном слышался шум ветра и волн, вой собаки Хаспера. Джон отправился к Барту. Тот лежал с раскрытым ртом, раскинув руки и не двигался. Одеяло сбилось в сторону. На простыне виднелись следы пролитого виски, бутылка валялась тут же. С ужасом подумав, что он умер, Джон замер; прислушался, ловя его дыхание, но доносились лишь звуки ветра и собачий вой.
– Папа! – крикнул он, бросаясь к отцу. – Папа, проснись!
Барт застонал, но остался недвижим. Обрадованный уже и этим слабым признаком жизни, Джон оставил попытки его разбудить. Он накрыл отца одеялом и стоял рядом с пустующей кроватью матери, дрожа от холода. Он сообразил, что, должно быть, погасла печка и, взяв со столика спички, стал ее разжигать. Но фитиль не загорался. Обнаружив пустой бак, он пошел в гараж и принес оттуда канистру с керосином. Барт лежал все в том же положении, но, судя по вздыманию грудной клетки, дышал. Джон почувствовал облегчение. Наладив печку, он поднялся к себе и лег спать.
Когда он проснулся, был полдень, сквозь окно лился тусклый свет, по подоконнику барабанил дождь со снегом. Прибежав к отцу в комнату, Джон увидел, что тот лежит, уткнувшись лицом в подушку так, что невозможно определить, жив он или мертв.
– Пап! – позвал Джон. – Пап, пора вставать! Барт не пошевелился. Джон взял его под мышки и перевернул на спину. Тот открыл глаза и промычал:
– Оставь…
Он потянулся за бутылкой и, обнаружив, что она пуста, вытащил из-под одеяла новую.
Джон отправился в кухню, поджарил себе хлеб с беконом и запил его стаканом молока. Тщательно все прибрав и вымыв посуду, он вернулся к себе в комнату и остаток дня провалялся в постели, читая про Тарзана. Каждый час он наведывался к отцу, но тот, по всей видимости, пребывал в бессознательном состоянии.
Часов в шесть Джон услышал стон. Он побежал вниз. Отца вырвало, и его веки как-то странно подергивались. В испуге он бросился звать Тодда Хаспера. Он бежал, кутаясь от пронизывающего холода в воротник пальто.
Снег покрылся ледяной коркой; она хрустела под его ногами, словно битое стекло. При виде дыма из трубы домика Хаспера Джон обрадовался: он очень боялся, что в этот кошмарный день даже Хаспер исчезнет или умрет. Он постучал в дверь, но ответа не последовало. Джон толкнул ее, в тот же миг на него бросилась собака, свалив с ног. Тут же появился Хаспер в нижнем шерстяном белье и оттащил собаку. Весь дрожа, Джон поднялся на ноги; воротник и пальто были изодраны в клочья.
– Папе плохо, – сказал он.
– Гм, – отозвался Хаспер. – Поранила тебя? Он посадил собаку на цепь и привязал к кольцу на дальней стене комнаты.
– Нет. Только скорее.
– Никуда он не денется, – сказал Хаспер, натягивая брюки. – Было бы куда.
Бежать он отказался, и они медленно тащились к гаражу по трескающемуся ледяному насту. В комнате Барта стоял тошнотворный запах. Хаспер наклонился над Бартом и повернул его на спину. Барт открыл пожелтевшие глаза и попытался улыбнуться.
– Мне плохо, – едва слышно проговорил он.
– Мы вызовем береговую охрану и отправим его в больницу, – не терпящим возражений тоном произнес Хаспер, обращаясь к Джону. – Ты можешь остаться со мной.
– Нет, – прошептал Барт. – Джонни… Джон наклонился к самому лицу отца.
– Поезжай к маме. Адрес и деньги у меня в кабинете.
– Я хочу тебе помочь.
– В больницу… Езжай к матери. Вернешься позже, когда я поправлюсь.
На старом «Форде» Джон с Хаспером поехали на южный конец острова. К выступу скалы, смотревшей на материк, они притащили две пятигалонных канистры с керосином, с трудом удерживая равновесие на скользкой ледяной поверхности. Смочив керосином пространство примерно в пятьдесят квадратных футов, Тодд отступил в сторону, не спеша зажег спичкой комок бумаги и бросил его в середину. Огонь вспыхнул и ярко горел минут пять, а когда погас, Хаспер разглядел на континенте лишь несколько тускло светящихся огоньков. Он молча вернулся к машине и принес еще керосина. Им пришлось повторить процедуру дважды, прежде чем в Харвеспорте блеснул сигнальный огонь.
– Нас увидели, – сказал Хаспер.
Через три часа прибыл катер береговой охраны; два веселых молодых матроса заботливо уложили Барта на носилки и погрузили в лодку. Джон проводил отца до дверей больницы. На прощанье Барт выдавил из себя улыбку:
– Не беспокойся, обо мне позаботится флот.
Из Харвеспорта Джон позвонил матери. Она только что приехала в мотель в Палм-Ривер. Нарочито спокойно, почти официально, он рассказал о случившемся.
– О, Джонни! – воскликнула она. – Я приеду за тобой.
– Я сам смогу приехать!
– Ты уверен?
– Конечно, – его высокий мальчишеский голос прозвучал на удивление твердо.
– Джонни, ты в порядке? – резко спросила мать. Его вдруг обуял страх, что он может расплакаться прямо в трубку; будто он на коленях готов ползти к бросившей его матери.
– У меня все хорошо. Я просто еду к тебе за деньгами, – ответил он.
Когда двенадцать часов спустя Джон сошел с трапа самолета в Палм-Ривер, Сильвия бросилась к нему и хотела обнять, но он стоял, застыв, словно изваяние, и не ответил на ее поцелуй.
– О, Джонни! – она погладила его по щеке. – Не будь таким!
На скуле Джона дернулся желвак и он сдержанно проговорил:
– Рад тебя видеть, мама. Жаль, что пришлось тебя побеспокоить.
Она устало повернулась и, крепко взяв его за руку, повела к машине, новенькому «Форду», купленному Кеном. В машине она попыталась положить его голову к себе на плечо, но он вырвался и сказал:
– Не надо!
– Ты не должен меня ненавидеть, – мягко упрекнула она. – Так не годится.
– Я хочу в интернат, – упрямо проговорил он, сжимая кулаки.
– Если хочешь, пожалуйста. Но здесь есть хорошая школа, лучше тебе для начала поучиться в ней.
– Ладно, пусть будет по-твоему, – он отвернулся к окну, и глаза его наполнились слезами. Закрыв лицо руками, он забился в угол сиденья, но, когда она попыталась его успокоить, он резко отвернулся и с отчаянием выпалил:
– Оставь меня в покое. Единственное, чего я прошу: оставьте все меня в покое!
В машину с любопытством заглянула какая-то полная женщина, проходившая мимо с ребенком. Сильвия запустила двигатель и медленно поехала в сторону мотеля. Мотель оказался маленьким строением казарменного вида, окрашенным в белый цвет. Расположился он прямо на пляже. Сильвия поставила машину у квартиры управляющего и вошла в дом. Забрав чемодан, Джон последовал за ней. Карла помогала негритянке-горничной складывать свежие простыни, которые та гладила. Завидев Джона, она побежала ему навстречу, протягивая свои пухлые ручки, но он и от нее отвернулся: эту девочку мать предпочла ему.
– Рад тебя видеть, Карла, – с горечью сказал он. – Как устроились?
– Отлично, – ответила она, опуская руки. – Джонни, что случилось? Ты сердишься на меня?
– Нет! – бросил он. – Ничего не случилось. Ничего, ничего, ничего!
Он почувствовал, как слезы снова навертываются у него на глаза и, оставив чемодан посреди комнаты, выскочил за дверь.
В дюнах песок был сухой и мягкий, он вздымался из-под ног и, поднятый ветром, напоминал струйки дыма. Как одержимый Джон носился по пляжу в безумной погоне за чайками, размахивая руками и тщетно пытаясь поймать или сбить их, когда они пролетали мимо. Вконец обессиленный, он опустился на бревно, чтобы перевести дух. С моря дул сильный ветер, к горизонту тянулись бесконечные гряды сверкающих в лучах солнца барашков. Посидев минут десять, он встал и в первый раз огляделся вокруг. Мотель одиноко стоял в дюнах за городской чертой Палм-Ривер. Где-то в миле к югу виднелись несколько новых домов, за ними начинался длинный ряд коттеджей. В другой стороне пляж и дюны были пустынны до самого залива, утопая в ослепительном солнечном блеске. Джон прикрыл глаза от солнца и только тут увидел стройную девочку, медленно бредущую по пляжу в его сторону. Босая, она шла, глядя под ноги, вдоль самой кромки прибоя; одинокая на фоне морских волн фигурка в закатанных до колен легких холщовых брюках и белой рубашке, полощущейся на ветру. Сначала они не узнали друг друга, но ветер и песок вызвали у обоих некое чувство общности, словно два странника встретились в пустыне; они одновременно двинулись навстречу друг другу. Когда их разделяло не более сотни ярдов, Джон узнал Молли и в замешательстве остановился.
– Привет, Молли, – сказал он.
На первый взгляд, он не слишком обрадовался встрече. Молли огорчилась и, вспомнив всю переписку, смутилась еще больше: вдруг он подумал, что она писала ему, потому что влюблена.
– Привет, – ответила она. – Я слышала о твоем приезде.
– Ты где живешь? – спросил он.
Не глядя на него, она указала на один из новых домов. Ветер растрепал ее длинные темные волосы, и она нетерпеливым жестом отбросила их назад. Ее лицо, руки, длиннющие ноги уже успели загореть. Вдруг она нагнулась и выхватила из песка что-то темно-коричневое, гладкое и блестящее, как каштан, но плоское и побольше размером.
– Что это? – спросил Джон.
– Морское сердце, – ответила она, поворачивая его на ладони. – Я их собираю.
– Можно взглянуть?
Молли протянула находку, и он с интересом стал разглядывать гладкий, словно отполированный, предмет, по форме отдаленно напоминающий сердце.
– Они растут в море? – поинтересовался он.
– Нет, – серьезно ответила она. – Папа говорит, они растут в Африке или в Южной Америке или еще где-то, а сюда их приносит течением.
Ветер прикрыл ее лицо прядью волос: она нетерпеливо отвела их рукой. Джон вернул ей морское сердце, и она принялась тереть свою находку о закатанный рукав рубашки.
– Я собираю все, что попадается на пляже, – заявила она тоном ученого. – Из ракушек получаются хорошие бусы, они бывают всех цветов и оттенков, даже полосатые встречаются. Посмотри!
Она снова запустила руку в песок и вытащила бледно-розовую ракушку, похожую на веер.
– Я пока не знаю, как она называется. Но могу посмотреть в книжке.
– Красивая ракушка, – заметил Джон. – Я бы хотел узнать о них побольше.
– Тут можно найти не только ракушки, – стала рассказывать Молли. – Например, морские бобы, коричневые и серые. Потом всякие предметы, упавшие за борт. Папа однажды слышал, как кто-то нашел бутылку с запечатанной в ней запиской.
– Здорово было бы найти такую бутылку, – с воодушевлением воскликнул Джон.
– Здесь надо всегда смотреть под ноги, – продолжала Молли.
– Почему?
– Попадаются медузы, они обжигают. Они похожи на маленькие голубые шары, но внутри у них яд, а снаружи торчат длинные усики, и, если в воде до них дотронешься, можно утонуть.
– Я буду держаться от них подальше, – сказал Джон.
– Потом, конечно, солнце, – торопливо продолжила Молли, все еще глядя вниз. – Люди иногда умирают от солнечных ожогов. Волна может унести в море, каждый год здесь тонет несколько человек. Водятся акулы и барракуды. Не подплывай к коралловым рифам, там живут мурены.
– Что это? – удивился Джон.
– Большие угри с зубами, – пояснила она. – Их укус ядовит или что-то в этом роде. Есть еще скаты с ядовитыми хвостами.
– Я не буду подплывать к рифам, – согласился Джон.
Неожиданно Молли подняла голову, и он увидел ее необыкновенные светло-голубые глаза словно в первый раз.
– Людей всегда пугают морем, – сказала она. – Папа говорит, старожилы стараются обязательно напугать новичков. Почему, мы не знаем.
– А мне не страшно, – заметил Джон. Молли улыбнулась.
– Мне пора домой, – сказала она и, не дав ему ответить, шагнула мимо него и побежала вдоль воды к дому. Волны тут же слизывали с песка отпечатки ее ног, и казалось, что она парит на высоте шести дюймов над землей, не касаясь поверхности и не оставляя следов. Кулики бросались перед ней врассыпную, а над головой кружили чайки. Джон смотрел ей вслед, пока не потерял из виду. Потом опустил взгляд и увидел морское сердце, которое, догадался он, она нарочно уронила к его ногам.
Глава 12
В белом льняном платье с глубоким вырезом на спине, излишне подчеркивающим худобу, Хелен Джоргенсон зашла в аптеку торгового центра рядом с домом и, протянув продавцу двадцатидолларовую купюру, попросила разменять ее на монеты по двадцать пять и десять центов.
– Все двадцать долларов? – спросил тот.
– Да, мне нужно позвонить по междугороднему.
В телефонной будке она достала из кошелька десятицентовик и, опустив его в щель, набрала номер.
Ей пришлось ждать в душной будке минут десять, пока ее соединили. Наконец послышался гудок и голос матери:
– Алло?
– Мама? – спросила Хелен.
– Хелен, дорогая, что-нибудь произошло?
– Я о Кене. Знаешь, мама, ты была права. У него с ней связь. Ты была абсолютно права.
– Я это знала с самого начала, – выпалила Маргарет. – С того момента, как ты сообщила мне, что она приезжает.
– Это просто какая-то фантастика, – продолжала Хелен. – Поначалу я не могла поверить. Так на него не похоже.
– Ему известно, что ты в курсе?
– Пока нет.
– Как ты узнала?
– Да странно как-то. В прошлое воскресенье он сказал, что идет ловить рыбу. Он вообще в последнее время что-то зачастил на рыбалку; мне это показалось странным, потому что, ты же знаешь, в Буффало он не рыбачил ни разу, даже не помышлял об этом. Ну вот, он как обычно отправился с удочкой, наживкой и всем прочим, а Мини Эптон их увидела.
– Какая Мини Эптон?
– Я писала тебе, она председатель Клуба садоводов, очень милая женщина.
– Она согласится выступить свидетелем?
– Боже, я не знаю. Я и не думала об этом. В общем они с Джеком – это ее муж – и с детьми захотели искупаться где-нибудь подальше от народа. Тут сейчас много всяких бродяг, иногда просто противно сидеть на пляже. Короче, Мини и Джек решили отправиться севернее, примерно за милю отсюда, где никого нет, и она увидела Кена. Он был с ней. Они были в дюнах, понимаешь, не на пляже.
– Что они делали?
– О, они просто беседовали.
– Да? – Маргарет была явно разочарована.
– Но ты же понимаешь, что это значит. Когда он вернулся домой и я спросила, как рыбалка, он ответил, что ему не очень повезло. Я хочу сказать, если между ними ничего не было, то зачем лгать?
– Конечно же, между ними есть все, что положено. Но, чтобы получить развод, нужно поймать их на чем-нибудь посерьезней разговоров.
– Он даст мне развод, мама, если я попрошу. Я тебе говорила об этом.
– Ладно, не заводись. Отец говорил с адвокатом, и тот объяснил, что нам следует быть крайне осторожными. Если в ходе дела выяснится, что ты хотела развода, мы не получим и половины денег, даже треть вряд ли.
– Но он никогда не жадничал в смысле денег. Послушай, мама, я думаю, надо просто сказать ему. Уверена, он даже не станет ничего отрицать, и для суда это будет равнозначно тому, как если бы мы их застали.
– Здесь ни в чем нельзя быть уверенной, – раздраженно проговорила Маргарет. – Говорю тебе, моя дорогая, адвокат сказал, что мужчины в такой ситуации ведут себя совершенно иначе, чем обычно. Он может и отрицать, и, если, ты скажешь, что тебе все известно, это его насторожит и поймать их будет куда трудней. Они даже могут прервать отношения на длительное время.
– Наверное, ты права, – согласилась Хелен.
– Он еще хочет с тобой? Ты понимаешь, о чем я…
– Нет! – ответила Хелен. – Давным-давно нет.
– Ну, так ты не должна ему отказывать. Адвокат говорит, что тебе надо проявлять желание быть ему женой, чтобы избежать на суде мерзких претензий с его стороны.
– Мама! Неужели ты говорила об этом? – поразилась Хелен.
– Почему же нет, дорогая? Адвокаты для этого и существуют, так же, как врачи.
– Мне неловко будет с ним разговаривать при встрече.
– Тебе нечего стесняться. Ты как раз ни в чем не виновата.
– Я знаю. Но говорить о таком?!
– Адвокаты очень часто выслушивают подобные вещи. Он еще сказал, что во Флориде это может дать повод для развода. Я имею в виду, Кен сможет получить развод на том основании, что ты, как выяснится на суде, в течение долгого времени отказываешь ему, и ты не получишь от него ни гроша. Грязи будет много. Молли уже не маленькая, и, если она изъявит желание, ее могут оставить с отцом.
С минуту обе напряженно молчали.
– Я вижу, нам надо быть осторожными, – сказала Хелен.
– Но ты не должна больше ему отказывать. Я знаю, это звучит ужасно, но это очень важно.
– Мама!
– Без этого не обойтись. Таков закон. Если ты замужем…
– Мама! Об этом нет смысла говорить. Он больше не обращается ко мне за этим.
– Ты сама могла бы попытаться…
– Мама!
– Но ведь слишком многое поставлено на карту, дорогая. Если ты сможешь доказать, что хотела… Конечно, если бы мы поймали их или нашли свидетеля, ничего этого не понадобилось бы. Он может подать встречный иск, но адвокат говорит, что шансов у него нет. А нам необходимо их застать.
– Как?
– Послушай, дорогая. Мы с отцом все обсудили. Хочешь, мы приедем и поможем тебе?
– А папина работа?
– Он все равно собирается на пенсию, и у него остался месяц отпуска. Если хочешь, мы с удовольствием приедем.
– Конечно! Очень хочу! – сказала Хелен.
– Мы бы тебе помогли. Это крайне неприятное дело: нанимать сыщиков и все такое. Тебе нужна наша помощь.
– Да! – ответила Хелен. – Мама, ты просто прелесть.
– Мы выезжаем в воскресенье, – сказала Маргарет. – Кстати, как там Молли?
– Она продолжает каждый день встречаться с этим мальчиком. Просто фантастика! Кен считает, что я поступаю безнравственно, когда пытаюсь предостеречь ее или оставить дома.
– Пускай, – ответила Маргарет. – Если мы разыграем все правильно, нам не придется беспокоиться. Увидимся в среду около полудня. Он не станет возражать против нашего приезда?
– Ну, это я беру на себя, – уверенно заявила Хелен.
Они мило попрощались, и Маргарет повесила трубку.
– Все двадцать долларов? – спросил тот.
– Да, мне нужно позвонить по междугороднему.
В телефонной будке она достала из кошелька десятицентовик и, опустив его в щель, набрала номер.
Ей пришлось ждать в душной будке минут десять, пока ее соединили. Наконец послышался гудок и голос матери:
– Алло?
– Мама? – спросила Хелен.
– Хелен, дорогая, что-нибудь произошло?
– Я о Кене. Знаешь, мама, ты была права. У него с ней связь. Ты была абсолютно права.
– Я это знала с самого начала, – выпалила Маргарет. – С того момента, как ты сообщила мне, что она приезжает.
– Это просто какая-то фантастика, – продолжала Хелен. – Поначалу я не могла поверить. Так на него не похоже.
– Ему известно, что ты в курсе?
– Пока нет.
– Как ты узнала?
– Да странно как-то. В прошлое воскресенье он сказал, что идет ловить рыбу. Он вообще в последнее время что-то зачастил на рыбалку; мне это показалось странным, потому что, ты же знаешь, в Буффало он не рыбачил ни разу, даже не помышлял об этом. Ну вот, он как обычно отправился с удочкой, наживкой и всем прочим, а Мини Эптон их увидела.
– Какая Мини Эптон?
– Я писала тебе, она председатель Клуба садоводов, очень милая женщина.
– Она согласится выступить свидетелем?
– Боже, я не знаю. Я и не думала об этом. В общем они с Джеком – это ее муж – и с детьми захотели искупаться где-нибудь подальше от народа. Тут сейчас много всяких бродяг, иногда просто противно сидеть на пляже. Короче, Мини и Джек решили отправиться севернее, примерно за милю отсюда, где никого нет, и она увидела Кена. Он был с ней. Они были в дюнах, понимаешь, не на пляже.
– Что они делали?
– О, они просто беседовали.
– Да? – Маргарет была явно разочарована.
– Но ты же понимаешь, что это значит. Когда он вернулся домой и я спросила, как рыбалка, он ответил, что ему не очень повезло. Я хочу сказать, если между ними ничего не было, то зачем лгать?
– Конечно же, между ними есть все, что положено. Но, чтобы получить развод, нужно поймать их на чем-нибудь посерьезней разговоров.
– Он даст мне развод, мама, если я попрошу. Я тебе говорила об этом.
– Ладно, не заводись. Отец говорил с адвокатом, и тот объяснил, что нам следует быть крайне осторожными. Если в ходе дела выяснится, что ты хотела развода, мы не получим и половины денег, даже треть вряд ли.
– Но он никогда не жадничал в смысле денег. Послушай, мама, я думаю, надо просто сказать ему. Уверена, он даже не станет ничего отрицать, и для суда это будет равнозначно тому, как если бы мы их застали.
– Здесь ни в чем нельзя быть уверенной, – раздраженно проговорила Маргарет. – Говорю тебе, моя дорогая, адвокат сказал, что мужчины в такой ситуации ведут себя совершенно иначе, чем обычно. Он может и отрицать, и, если, ты скажешь, что тебе все известно, это его насторожит и поймать их будет куда трудней. Они даже могут прервать отношения на длительное время.
– Наверное, ты права, – согласилась Хелен.
– Он еще хочет с тобой? Ты понимаешь, о чем я…
– Нет! – ответила Хелен. – Давным-давно нет.
– Ну, так ты не должна ему отказывать. Адвокат говорит, что тебе надо проявлять желание быть ему женой, чтобы избежать на суде мерзких претензий с его стороны.
– Мама! Неужели ты говорила об этом? – поразилась Хелен.
– Почему же нет, дорогая? Адвокаты для этого и существуют, так же, как врачи.
– Мне неловко будет с ним разговаривать при встрече.
– Тебе нечего стесняться. Ты как раз ни в чем не виновата.
– Я знаю. Но говорить о таком?!
– Адвокаты очень часто выслушивают подобные вещи. Он еще сказал, что во Флориде это может дать повод для развода. Я имею в виду, Кен сможет получить развод на том основании, что ты, как выяснится на суде, в течение долгого времени отказываешь ему, и ты не получишь от него ни гроша. Грязи будет много. Молли уже не маленькая, и, если она изъявит желание, ее могут оставить с отцом.
С минуту обе напряженно молчали.
– Я вижу, нам надо быть осторожными, – сказала Хелен.
– Но ты не должна больше ему отказывать. Я знаю, это звучит ужасно, но это очень важно.
– Мама!
– Без этого не обойтись. Таков закон. Если ты замужем…
– Мама! Об этом нет смысла говорить. Он больше не обращается ко мне за этим.
– Ты сама могла бы попытаться…
– Мама!
– Но ведь слишком многое поставлено на карту, дорогая. Если ты сможешь доказать, что хотела… Конечно, если бы мы поймали их или нашли свидетеля, ничего этого не понадобилось бы. Он может подать встречный иск, но адвокат говорит, что шансов у него нет. А нам необходимо их застать.
– Как?
– Послушай, дорогая. Мы с отцом все обсудили. Хочешь, мы приедем и поможем тебе?
– А папина работа?
– Он все равно собирается на пенсию, и у него остался месяц отпуска. Если хочешь, мы с удовольствием приедем.
– Конечно! Очень хочу! – сказала Хелен.
– Мы бы тебе помогли. Это крайне неприятное дело: нанимать сыщиков и все такое. Тебе нужна наша помощь.
– Да! – ответила Хелен. – Мама, ты просто прелесть.
– Мы выезжаем в воскресенье, – сказала Маргарет. – Кстати, как там Молли?
– Она продолжает каждый день встречаться с этим мальчиком. Просто фантастика! Кен считает, что я поступаю безнравственно, когда пытаюсь предостеречь ее или оставить дома.
– Пускай, – ответила Маргарет. – Если мы разыграем все правильно, нам не придется беспокоиться. Увидимся в среду около полудня. Он не станет возражать против нашего приезда?
– Ну, это я беру на себя, – уверенно заявила Хелен.
Они мило попрощались, и Маргарет повесила трубку.
Глава 13
Палм-Ривер, штат Флорида, – сущий рай для велосипедных прогулок. Молли и Джон в свои четырнадцать и, соответственно, пятнадцать лет целыми днями гоняли по пустынным дорогам мимо высоких и ярких цветущих растений, словно были одни на целом свете. Накатавшись вдоволь, они удили рыбу с мостков, пересекающих речной путь на Майами, на котором стоял Палм-Ривер.
На пляже в центре Палм-Ривер расположились огромные отели, с продолговатыми бассейнами, отливающими на солнце нефритом; там часто выступали нью-йоркские варьете. Но Джон и Молли редко туда заезжали, они направляли свои велосипеды в населенные призраками Великой депрессии заросли пальм или пускались из залива Барнегат на разведку по реке в старенькой яхте, которую Кен купил дочери, полагая, что управлять парусом следует учиться с детства. «Устрица», так называлась их яхта, казалась детям милее, чем огромная шхуна «Феари Куин», на борту которой Джон впервые увидел Молли. Поначалу, доверяя детям лодку, Кен и Сильвия позволяли им ходить лишь в узкой части реки неподалеку от эллинга, где обязательно дежурил кто-либо из прислуги. После того как они заметно освоились с управлением, наблюдение ослабили и им разрешили выходить в излучину реки.
Возможно, ничего бы и не случилось, не будь Кен так упрям при покупке лодки – сопровождавшейся бурными возражениями Хелен и ее родителей – и не отпусти он детей на весь день. Вероятно, события, произошедшие в рождественские каникулы на пикнике, не имели бы столь серьезных последствий, если бы Кену не пришлось уехать. Кен срочно понадобился Берни Андерсону в Париже, где в новогодний уикенд должна была состояться встреча бизнесменов, проявивших интерес к их новому предприятию. Как часто бывает в жизни, это случайное совпадение сыграло свою роковую роль.
Утро субботнего дня, когда запланировали пикник, выдалось холодным. Дул северный ветер, однако возле эллинга он почти не чувствовался. В восемь утра Молли и Джон сложили провизию под палубу, подняли парус и помчались прямо посередине реки, обгоняя ветер, который к их полному восторгу то и дело подбрасывал гик. Через час яхта достигла излучины; дальше они еще никогда не заплывали. Знакомые берега остались позади, река становилась все уже и извилистей, то и дело попадались топкие болотистые островки. На них грелись на солнце аллигаторы, казавшиеся мертвыми, в высокой зеленой траве ловили рыбу белые цапли. Перед яхтой, словно горсть брошенных камушков, рассыпались стайки дроздов. Несмотря на усиливающийся ветер поверхность воды, сдерживаемая топью, оставалась гладко черной, и за кормой мчащейся вперед яхты тянулся белый пенный след. В десять часов им на пути попался подъемный мост, и они, пользуясь правом пусть немногочисленного, но все же экипажа, трижды бойко протрубили в горн, заставив старика-служителя крутить тугую лебедку. Тот мрачно наблюдал, пока с величественным видом они проплывали мимо, а когда показалась корма, смачно плюнул им в кильватер жеваным табаком.
К полудню они планировали вернуться назад, но в половине двенадцатого вышли в широкое устье; вдали смутно виднелась земля.
– Наверное, там большие острова, – сказал Джон.
– Нам нужно возвращаться домой, – ответила Молли.
– Давай проплывем еще немного и посмотрим, что на другой стороне.
– Хорошо, – согласилась Молли.
По мере того как они удалялись от берега, волны становились все больше. Маленькую яхту раскачивало из стороны в сторону, приходилось держать румпель обеими руками и быть начеку, чтобы не зашел ветер. После того как они прошли примерно четверть залива, острова вдали приобрели очертания мыса, однако точно определить характер суши было невозможно. Попав в высоченную волну, яхта зарылась в нее своим тупым носом и черпнула в кокпит воды.
– Думаю, все-таки нужно возвращаться, – нервничая, сказала Молли. Рубашка на ней намокла от брызг, и ей было явно холодно.
– Сейчас, сейчас, подожди чуток, – проговорил Джон. – Я почти разглядел…
Между тем вместе с ветром усилилось течение, и Джон подумал, что возвращаться против течения будет трудно, но упрямо вел суденышко все дальше и дальше. Им попадались столбы разметки фарватера, между некоторыми виднелись песчаные насыпи, оставленные драгой, которая когда-то углубляла здесь русло. Наконец прямо по курсу они увидели большой кусок суши.
– Интересно, что там с другой стороны? – спросил Джон.
– Не знаю, – ответила Молли, с тревогой глядя в небо. – Тучи собираются, пора плыть домой.
Он нехотя согласился. Они повернули и в то же мгновение поняли, что недооценивали силу ветра. Яхту кренило и било волнами. Джон потравил шкоты и почти совсем отпустил грот. Они насквозь промокли от брызг, и Молли едва успевала вычерпывать из кокпита воду. Когда она обернулась, Джон увидел на ее лице страх.
– Все будет в порядке, – попытался успокоить он, хотя, проходя мимо буя, заметил, что их сносит течением в сторону и продвигаются они очень медленно. Не меньше часа они шли в лавировку, крутясь возле одного и того же буя, тем временем солнце опускалось все ниже; небо затянулось тучами и потемнело. Вода перемешалась с илом, и, подхватываемые ветром, волны отливали рыжевато-коричневым цветом. Зловеще хлопал парус. Часа в четыре внезапный порыв положил яхту, и они оказались по шею в воде. Они уцепились за перевернутое суденышко, которое теперь скорее напоминало небольшой плотик.
– Что теперь делать? – еле дыша, спросила Молли.
Парус остался под водой, и стало непривычно тихо; волны медленно перекатывались через днище яхты. В воде оказалось гораздо теплее, чем на воздухе.
– Будем держаться, – угрюмо ответил Джон. – Плыть к берегу не надо.
– Мы не можем доплыть, – проговорила Молли, с ужасом глядя по сторонам. Берег едва виднелся вдали.
На пляже в центре Палм-Ривер расположились огромные отели, с продолговатыми бассейнами, отливающими на солнце нефритом; там часто выступали нью-йоркские варьете. Но Джон и Молли редко туда заезжали, они направляли свои велосипеды в населенные призраками Великой депрессии заросли пальм или пускались из залива Барнегат на разведку по реке в старенькой яхте, которую Кен купил дочери, полагая, что управлять парусом следует учиться с детства. «Устрица», так называлась их яхта, казалась детям милее, чем огромная шхуна «Феари Куин», на борту которой Джон впервые увидел Молли. Поначалу, доверяя детям лодку, Кен и Сильвия позволяли им ходить лишь в узкой части реки неподалеку от эллинга, где обязательно дежурил кто-либо из прислуги. После того как они заметно освоились с управлением, наблюдение ослабили и им разрешили выходить в излучину реки.
Возможно, ничего бы и не случилось, не будь Кен так упрям при покупке лодки – сопровождавшейся бурными возражениями Хелен и ее родителей – и не отпусти он детей на весь день. Вероятно, события, произошедшие в рождественские каникулы на пикнике, не имели бы столь серьезных последствий, если бы Кену не пришлось уехать. Кен срочно понадобился Берни Андерсону в Париже, где в новогодний уикенд должна была состояться встреча бизнесменов, проявивших интерес к их новому предприятию. Как часто бывает в жизни, это случайное совпадение сыграло свою роковую роль.
Утро субботнего дня, когда запланировали пикник, выдалось холодным. Дул северный ветер, однако возле эллинга он почти не чувствовался. В восемь утра Молли и Джон сложили провизию под палубу, подняли парус и помчались прямо посередине реки, обгоняя ветер, который к их полному восторгу то и дело подбрасывал гик. Через час яхта достигла излучины; дальше они еще никогда не заплывали. Знакомые берега остались позади, река становилась все уже и извилистей, то и дело попадались топкие болотистые островки. На них грелись на солнце аллигаторы, казавшиеся мертвыми, в высокой зеленой траве ловили рыбу белые цапли. Перед яхтой, словно горсть брошенных камушков, рассыпались стайки дроздов. Несмотря на усиливающийся ветер поверхность воды, сдерживаемая топью, оставалась гладко черной, и за кормой мчащейся вперед яхты тянулся белый пенный след. В десять часов им на пути попался подъемный мост, и они, пользуясь правом пусть немногочисленного, но все же экипажа, трижды бойко протрубили в горн, заставив старика-служителя крутить тугую лебедку. Тот мрачно наблюдал, пока с величественным видом они проплывали мимо, а когда показалась корма, смачно плюнул им в кильватер жеваным табаком.
К полудню они планировали вернуться назад, но в половине двенадцатого вышли в широкое устье; вдали смутно виднелась земля.
– Наверное, там большие острова, – сказал Джон.
– Нам нужно возвращаться домой, – ответила Молли.
– Давай проплывем еще немного и посмотрим, что на другой стороне.
– Хорошо, – согласилась Молли.
По мере того как они удалялись от берега, волны становились все больше. Маленькую яхту раскачивало из стороны в сторону, приходилось держать румпель обеими руками и быть начеку, чтобы не зашел ветер. После того как они прошли примерно четверть залива, острова вдали приобрели очертания мыса, однако точно определить характер суши было невозможно. Попав в высоченную волну, яхта зарылась в нее своим тупым носом и черпнула в кокпит воды.
– Думаю, все-таки нужно возвращаться, – нервничая, сказала Молли. Рубашка на ней намокла от брызг, и ей было явно холодно.
– Сейчас, сейчас, подожди чуток, – проговорил Джон. – Я почти разглядел…
Между тем вместе с ветром усилилось течение, и Джон подумал, что возвращаться против течения будет трудно, но упрямо вел суденышко все дальше и дальше. Им попадались столбы разметки фарватера, между некоторыми виднелись песчаные насыпи, оставленные драгой, которая когда-то углубляла здесь русло. Наконец прямо по курсу они увидели большой кусок суши.
– Интересно, что там с другой стороны? – спросил Джон.
– Не знаю, – ответила Молли, с тревогой глядя в небо. – Тучи собираются, пора плыть домой.
Он нехотя согласился. Они повернули и в то же мгновение поняли, что недооценивали силу ветра. Яхту кренило и било волнами. Джон потравил шкоты и почти совсем отпустил грот. Они насквозь промокли от брызг, и Молли едва успевала вычерпывать из кокпита воду. Когда она обернулась, Джон увидел на ее лице страх.
– Все будет в порядке, – попытался успокоить он, хотя, проходя мимо буя, заметил, что их сносит течением в сторону и продвигаются они очень медленно. Не меньше часа они шли в лавировку, крутясь возле одного и того же буя, тем временем солнце опускалось все ниже; небо затянулось тучами и потемнело. Вода перемешалась с илом, и, подхватываемые ветром, волны отливали рыжевато-коричневым цветом. Зловеще хлопал парус. Часа в четыре внезапный порыв положил яхту, и они оказались по шею в воде. Они уцепились за перевернутое суденышко, которое теперь скорее напоминало небольшой плотик.
– Что теперь делать? – еле дыша, спросила Молли.
Парус остался под водой, и стало непривычно тихо; волны медленно перекатывались через днище яхты. В воде оказалось гораздо теплее, чем на воздухе.
– Будем держаться, – угрюмо ответил Джон. – Плыть к берегу не надо.
– Мы не можем доплыть, – проговорила Молли, с ужасом глядя по сторонам. Берег едва виднелся вдали.