Уилсон Жаклин. Уроки любви

   Не могла же я сказать ей, что я ее уже пробовала, что всякий раз, как они уходят, я забираюсь к ним в спальню и перебираю каждую вещь. Я даже лежала на ее подушке, воображая, что Рэкс лежит рядом со мной.
   Я отвела глаза от их кровати и позволила Марианне счистить с меня всю краску кремом для снятия макияжа. Она взялась накрасить меня своей косметикой.
   Я слышала, как дети визжат и смеются в ванной, и думала, что Рэкс там их купает. Когда Марианна закончила накладывать тени, я открыла глаза и, к своему ужасу, увидела в зеркале наблюдающего за нами Рэкса.
   – Извините! – глупо сказала я. – Мне, наверное, нужно сейчас пойти к детям?
   – Мы еще не закончили! – сказала Марианна. – Ну что, теперь возьмем карандаш? Совсем тоненькую светло-серую линию, вот так. Кит, ты ведь не оставил детей в ванне?
   – Нет, конечно, они уже в постелях. Я просто зашел за книжкой для Гарри, но отвлекся на сеанс макияжа. Выглядит великолепно!
   – Правда, я могла бы открыть салон красоты? – сказала Марианна, беря в руки мои длинные распущенные волосы. – А давай попробуем сделать тебе высокую прическу.
   Я почувствовала, что краснею. В присутствии Рэкса я становилась страшно стеснительной. Какой бы мастерицей ни была Марианна, мне не хотелось, чтобы она занималась моей внешностью при нем.
   – Не надо, у меня будет дурацкий вид. Мне не нравится.
   Я всегда носила волосы распущенными по плечам. С обнаженной шеей я чувствовала себя неуверенно. Но Марианна намотала мои прядки на палец и заколола их на макушке в виде шиньона.
   – Готово! – сказала она. – Смотри, как здорово получилось. Ой, Пру, у тебя такая красивая шея – как у балерины.
   Я заерзала и скорчила гримасу.
   – Правда, ей идет, Кит?
   – Да, ей идет, – пробурчал Рэкс, – но, может быть, ты займешься своей прической и макияжем, Марианна, а то мы никогда не выйдем. Фильм начинается в половине восьмого.
   Марианна вздохнула:
   – Мы можем посмотреть его потом на DVD. У меня так болит голова, просто сил нет. Я бы, пожалуй, лучше вообще никуда не пошла.
   – Я думаю, нам надо обязательно воспользоваться сегодняшним вечером. Другой случай может долго не представиться, – сказал Рэкс и посмотрел на меня.
   Я разглядывала свое отражение в зеркале, изображая восторг от новой прически. Рэкс подождал минуту.
   – Пру не уверена, что сможет и дальше регулярно приходить к нам.
   – Нет-нет, смогу, – торопливо заверила я, не осмеливаясь поднять на него глаза.
   – Ты же мне сказала в школе, что твоя мама этим недовольна, – строго сказал Рэкс.
   – Она передумала.
   – Ты уверена? – спросила Марианна. – Мы тут немного разбаловались, как будто у тебя других дел нет, как сидеть с нашими детьми.
   – Я уверена.
   – Ну и отлично, – сказала Марианна. – Правда, Кит?
   Рэкс промолчал. Я понимала, что он в ярости, но ничего не могла с собой поделать. Он вышел из комнаты, не обращая внимания на нас обеих.
   Марианна махнула рукой:
   – Не обращай на него внимания. Он всю неделю немного нервный. Мне, видимо, лучше не сердить его и быстренько собираться. Хотя я бы лучше осталась дома и поиграла в парикмахерскую!
   Она улыбнулась мне. Я видела в зеркале свою собственную ответную улыбку. Я чувствовала себя страшной грешницей. Мне казалось, что зеркало сейчас треснет, стены обрушатся на меня, ковер соскользнет в темную пропасть и увлечет меня за собой.
   Но я по-прежнему сидела на Марианнином пуфике, и зеркало отражало наши улыбки, словно мы позируем для портрета.

15

   Совесть продолжала меня мучить и после того, как Рэкс с Марианной ушли.
   Я была особенно заботлива с детьми, сидела у кроватки Лили, держа ее маленький кулачок, и пела ей песенку, пока она не заснула. Она так крепко вцепилась в мои пальцы, что я их с трудом высвободила.
   Гарри тоже был в удивительно ласковом, общительном настроении. Я почитала ему свою старую книжку «Там, где живут чудовища». Он сделал вид, что ему страшно, чтобы забраться ко мне на колени и посидеть в обнимку. Я взяла его восковые мелки и нарисовала ему огромное лохматое и когтистое чудовище.
   Потом я сочинила новый вариант истории про маленького мальчика Гарри, который отправился на корабле в ту страну, где живут чудовища, но они не стали рычать на него и показывать когти. Чудовища низко поклонились королю Гарри и принесли ему кучу подарков, а потом легли на спинки, и он пощекотал им толстые пушистые брюшки.
   – Вот так. – Я опрокинула Гарри на спину и пощекотала.
   Мне пришлось повторить историю несколько раз, но постепенно Гарри начал тереть глазки. Я завела другую историю – про зиму в краю чудовищ, когда все занесло снегом и чудовища попрятались в свои уютные берлоги.
   – Вот так, – Я положила Гарри под одеяло. – Вот и ты в берлоге, малыш-чудовище. Теперь закрывай глазки и соси лапу.
   Гарри засмеялся, сунул палец в рот и через минуту уже спал.
   Я стояла в темной детской и слушала ровное дыхание спящих детей. Они принимали меня за добрую волшебницу-крестную, а на самом деле я была злой ведьмой, стремящейся околдовать их отца.
   Я вернулась в большую спальню и включила свет. Из зеркала на меня укоризненно смотрел призрак Марианны.
   – Простите! – прошептала я. – Зачем вы только так добры ко мне? Я не хочу вас обижать. Но что же я могу поделать? Я так его люблю.
   Я подошла к их двуспальной кровати и зарылась лицом в его подушку. Мне казалось, что он лежит рядом, что он обнимает меня…
   Я услышала стук входной двери, звук шагов, голос Рэкса.
   Сердце у меня бешено заколотилось, я приподняла голову, не понимая, во сне это или наяву. Нет, внизу действительно раздавались голоса. О господи, не могли же они так рано вернуться? Может быть, я уснула? Я соскочила с кровати, взбила подушку Рэкса, расправила желтое одеяло и побежала к двери. Когда я ее открыла, Марианна подымалась по лестнице и увидела меня.
   Она нахмурилась:
   – Пру? Что ты делала в нашей спальне?
   – Ой, Марианна, извините! Мне просто захотелось еще раз поглядеть в зеркало на свою новую прическу и макияж.
   – А-а, понятно. Ты правда отлично выглядишь.
   Сама Марианна выглядела ужасно, растрепанная, зеленовато-бледная. Она пояснила, заметив мой взгляд:
   – Меня стошнило. Киту пришлось остановить машину.
   – Бедная вы, бедная! Как вы думаете, это грипп или что-нибудь такое?
   – Нет, это просто те самые дни. У меня иногда такое бывает. Все пройдет, только нужно поспать. Глупо было выходить. О господи, голова! – Она прислонилась к перилам и закрыла глаза.
   – Давайте я помогу вам лечь, – робко предложила я.
   – Не надо, я справлюсь. Деньги возьми у Кита, ладно?
   – Но я их не заработала.
   – Это не по твоей вине, детка. Ладно, мне надо лечь, а то я упаду. Тогда до следующей пятницы?
   – Надеюсь, – ответила я.
   Она вяло помахала мне и скрылась в спальне. Через секунду я услышала скрип пружин.
   Я медленно спустилась по лестнице. Во рту у меня пересохло, живот свело. Рэкс стоял в прихожей, не снимая куртки.
   – Марианна легла, – сказала я.
   – Хорошо. Поехали, я отвезу тебя домой.
   – Поехали.
   Я шла за ним к двери, по садовой дорожке, к калитке, в машину. Когда он включил зажигание, я тихо спросила:
   – Вы на меня сердитесь?
   – Да, – ответил он.
   Больше я не посмела сказать ни слова. Мы ехали молча. Я пыталась придумать, как все поправить. Вот они, наши драгоценные десять минут вместе – и они уходят. Мы их потеряли.
   Тишина в машине стала невыносимой. Видимо, Рэксу тоже так показалось, потому что он протянул руку и включил радио. Машину заполнила громкая эстрадная музыка. Песня об утраченной любви, нарушенных клятвах, изменах. Каждая строчка, казалось, что-то говорила о нас.
   Рэкс хмуро смотрел прямо перед собой. Казалось, он весь сосредоточен на дороге, хотя она была почти пустая. Мы доехали до моего дома ровно за пять минут. Он остановился прямо перед магазином и выключил мотор.
   – Так. Сколько мы тебе обычно платим?
   – Мне не нужно денег! – возразила я.
   – Не говори глупостей. Мы тебе оплачиваем полный вечер. Вот, держи.
   Он достал из бумажника несколько купюр и протянул мне.
   – Нет!
   – Возьми. Здесь немного больше, в благодарность за то, что ты так хорошо управлялась с детьми.
   – Вы позволите мне приходить еще?
   – Нет. Я тебе сказал. Так дальше продолжаться не может. Мне кажется, Марианна что-то чувствует. От этого ей и стало плохо.
   – Нет, конечно! Она ко мне хорошо относится, Рэкс, она хочет, чтобы я и дальше приходила. Это только вы хотите мне запретить.
   – Да. – Наступила долгая пауза. – Ну все, иди.
   – Правда все? Вы даже не хотите попрощаться со мной как следует?
   – Я тебя умоляю, Пру, мы достаточно часто видимся в школе.
   – Там все по-другому. Там мы не можем нормально поговорить. Там вы учитель, а я – ученица.
   – Мы и здесь учитель и ученица.
   – А если бы это было не так? Если бы я не училась в Вентворте? Как бы вы тогда ко мне относились?
   – Точно так же, как теперь. Тебе четырнадцать лет.
   – Марианне было столько же, когда вы начали с ней встречаться. А если бы мы с Марианной обе были девочками из вашего класса? Вам бы кто больше нравился – она или я?
   – Да прекрати ты наконец! Ты все портишь, играешь в глупые игры. Послушай, Пру, я не хочу тебя обидеть, но ты должна понять. Я твой школьный учитель. У нас обоих могут быть очень большие неприятности. Я обратил на тебя внимание, потому что ты была новенькая и тебе было трудно. Мне стало тебя жалко. Я хотел помочь и сделал большую ошибку, предложив приходить к нам сидеть с детьми. А теперь все стало так мучительно и беспокойно. И я чувствую себя страшно виноватым, хотя сам не знаю почему – ведь на самом деле ничего и не было.
   – Теперь было. – Я потянулась к нему и поцеловала в губы.
   Я никогда раньше никого не целовала, но очень часто воображала себе это и даже попрактиковалась на собственной руке. Это был скромный поцелуй сухими губами. И все же самый настоящий поцелуй.
   – Ради бога! – Рэкс попытался увернуться.
   Я крепко обвила руками его шею, чтобы он не мог вырваться, и поцеловала еще раз. Спустя несколько мгновений он перестал сопротивляться и ответил глубоким, страстным поцелуем. Я была наверху блаженства, забыв обо всем и обо всех. Мне хотелось, чтобы время замерло и я могла навечно остаться в машине, целуя Рэкса.
   – Пру, мы стоим прямо перед вашим магазином, – сказал Рэкс. – Твоя мама…
   – Она думает, что я приеду еще через сто лет.
   Но из китайской закусочной выходили люди и смотрели в нашу сторону.
   – О господи! – произнес Рэкс и завел машину. Мы тронулись.
   – Куда мы едем?
   – Не знаю. Вокруг квартала. Я должен подумать, что делать.
   Я сидела тихо и смотрела на темные улицы. Мы объехали вокруг квартала, но Рэкс не остановился. Мы выехали из города. Сейчас мы были, наверное, всего лишь в миле от больницы, где лежал мой отец. Интересно, что бы он сказал, если бы увидел свою старшую дочь темным вечером в машине с учителем, в которого она влюблена?
   Мы въехали к темную аллею, окруженную полями, и у купы деревьев Рэкс затормозил.
   – Где мы? – прошептала я.
   – Это просто… Я бывал здесь раньше, – ответил Рэкс тоже шепотом.
   Я подумала, что он, наверное, бывал здесь с Марианной. Но спрашивать не хотелось. Не хотелось, чтобы он думал о ней. Не хотелось, чтобы он думал о ком-нибудь, кроме меня.
   Я снова потянулась и поцеловала его.
   – Нет! Нет, послушай, Пру, нам надо поговорить. – Рэкс пытался отвернуться.
   – Я не хочу говорить. Вы будете говорить благоразумные вещи, и мне не захочется слушать. Лучше так.
   Я поцеловала его, и он поцеловал меня в ответ. На этот раз я даже не думала, на что это похоже и кого он целовал до меня. Никого другого на свете не было. Мы кружились в собственном звездном пространстве.
   – Я тебя люблю, – выдохнула я. – Я тебя люблю, люблю, люблю.
   Он молчал.
   – Ну скажи, что любишь меня хоть немножко, – взмолилась я.
   – Пру…
   – Перестань. Ты уже сказал это однажды, тогда, отъезжая. Ты сказал это, потому что не знал, увижу я или нет, и можно было притвориться, что это не в счет. Скажи мне это сейчас, Рэкс. Скажи по-настоящему.
   – Я тебя люблю.
   – О!
   – Но это безумие. Мы оба сошли с ума. Ты же еще ребенок.
   – Замолчи.
   – И я женат. Я люблю свою семью и не хочу причинять им боль. Ты сейчас наслаждаешься тем, как все это романтично, волнующе и опасно. Это самая лучшая игра на свете. Я тоже играю в нее в воображении. Ты думаешь, я не лежал без сна ночь напролет, думая о тебе, мечтая, чтобы мы были вместе, воображая…
   – Правда?
   – Конечно.
   – Тогда почему ты хотел больше со мной не встречаться?
   – Потому что мы никогда не будем вместе. Никогда! Ты ведь это знаешь, правда?
   – А может быть?.. Когда-нибудь?..
   – Этого не будет.
   – Но мы так друг друга любим.
   – Тебе кажется, что ты меня любишь…
   – Я тебя люблю!
   – А на будущий год ты влюбишься в другого учителя, или художника, или кого-нибудь еще. А потом в художественном институте ты встретишь какого-нибудь патлатого студента…
   – Ты думаешь, я правда буду учиться в художественном институте?
   – …а потом в другого студента и еще в одного. А потом ты, может быть, встретишь настоящего мужчину своей жизни и будешь жить с ним вместе, и родишь ему детей. И как-нибудь ночью вы будете целоваться, и он спросит тебя о твоих прежних увлечениях, и ты скажешь: представляешь, когда мне было четырнадцать лет, я влюбилась в своего школьного учителя рисования. Ручаюсь, что ты не сразу сможешь вспомнить мое имя.
   – А ты будешь всегда помнить мое имя?
   – О да! Тебя не забудешь, Пруденс Кинг.
   – А ты никогда не целовался с какой-нибудь другой девочкой из школы?
   – О господи, за кого ты меня принимаешь? Нет, конечно.
   – Но ты рад, что целовался со мной?
   – Я очень счастлив, очень несчастен, совершенно сбит с толку, – сказал он. – Я просто не знаю, что теперь делать. – Он тяжело вздохнул. – Я правда не знаю.
   Я не могла разглядеть в темноте его лицо и нежно провела по нему пальцами.
   – Мне кажется, у тебя грустный вид. Пожалуйста, Рэкс, не грусти. Будь счастливым. Я счастлива. Я никогда не была так счастлива за всю мою жизнь. Я даже представить себе не могла, что такое бывает. Я много читала, воображала разные вещи, но я не знала, что это будет так чудесно.
   – Ах, Пру! Иди ко мне.
   Он прижал меня к себе, крепко обвил руками, положил мою голову себе на грудь. Я лежала на боку, какие-то части машины впивались мне в бедро и ногу, но я с радостью дала бы распилить себя пополам, лишь бы он меня не отпускал. Он тихонько поцеловал меня в макушку, зарывшись носом в волосы.
   – Твой шиньон потихоньку разваливается, – сказал он. – Ой, шпилька! Ты не против, если я выну шпильки и распущу их? У тебя очень взрослая новая прическа, но мне больше нравится по-старому.
   Я тряхнула головой, и волосы сразу рассыпались. Рэкс играл ими, наматывая прядки на пальцы.
   – У тебя чудесные волосы, – сказал он
   – Ужасные! Я всегда мечтала о прямых шелковистых волосах.
   – Твои волосы похожи на тебя.
   – Да, буйные, шальные и непокорные.
   – Шальные, правда, но зато такие упругие и живые. И совершенно непокорные. Что мне с тобой делать, Пру? Что нам делать?
   – Я знаю что, – сказала я. – Мы сейчас поедем и будем ехать и ехать, всю ночь, пока не приедем в такое место, где мы никогда не были, где нас никто не знает, и там начнем новую жизнь – мы вдвоем, Пру и Рэкс, Мы будем жить очень экономно, на хлебе и сыре, ну может быть, еще картошка иногда, ты не будешь ходить на работу, я не буду ходить в школу, мы будем целыми днями писать картины. Ты научишь меня всему, чего я не умею. Мы будем ходить гулять рука об руку, а вечером сворачиваться рядышком на диване и читать. Может быть, ты будешь читать мне вслух… Ты бы хотел так?
   – Да. Я бы очень хотел так. Если бы!
   – Давай загадаем желание, чтобы когда-нибудь это исполнилось. – Я вырвала длинный волос из своих распущенных прядей.
   – Что ты делаешь?
   Я нащупала его левую руку и обмотала свой волос вокруг безымянного пальца.
   – Вот! Это значит, что когда-нибудь ты будешь мой. Я загадала желание. Ты тоже загадай, Рэкс. Закрой глаза и пожелай, чтобы так было!
   – Иногда тебе можно дать четыре, а не четырнадцать, – пробормотал Рэкс.
   Но потом он притих и сжал ладонь. Я поняла, что он тоже загадывает желание.
   – Ну что ж, будущего все равно не угадаешь, – сказал он. – А пока мы в настоящем. Меня ждут дома двое маленьких детей и больная жена. Если Марианна проснется, она удивится, куда я запропастился. Я сам удивляюсь. Наверное, у меня поехала крыша. Ладно, давай-ка я отвезу тебя домой.
   – Но еще совсем рано! Мы вполне можем побыть тут еще полчасика, и никто не заметит.
   – Нет, Пру, пора ехать. – Он ласково подтолкнул меня обратно на мое сиденье.
   Мы поехали по аллее.
   – Мы могли бы ехать дальше в любую сторону – в Шотландию, или в Корнуолл, или в Уэльс.
   – Могли бы. Но не поедем. Мы поедем прямо к твоему дому, ладно?
   – В этот раз…
   – В этот раз, – сказал Рэкс.
   – Но когда-нибудь…
   – Да, когда-нибудь… – скучным голосом повторил он.
   – Ты надо мной смеешься?
   – Да. И над собой тоже.
   – Все будет хорошо, Рэкс, вот увидишь. Я не буду усложнять тебе жизнь в школе. Я буду вести себя тише воды, ниже травы. Не смейся, правда буду. Я буду делать все, что ты скажешь, обещаю, – лишь бы мы иногда хоть чуть-чуть бывали вдвоем.
   Я продолжала бормотать, испуганная молчанием Рэкса. Но когда мы въехали на нашу улицу, он остановил машину, не доезжая до магазина, оглянулся и поцеловал меня на прощание долгим, чудесным поцелуем.
   – А теперь иди, скорее, а то я тебя правда увезу, – сказал он.
   – Тогда я остаюсь!
   – Пру. Пожалуйста. Иди.
   – Поцелуй меня еще раз!
   – Кто обещал делать все, что я скажу?
   – Ладно, ладно. Доброй ночи, Рэкс, милый. Увидимся в школе!
   – Ш-ш! Ну иди же, будь хорошей девочкой. И пожалуйста, без прощальных взмахов и воздушных поцелуев, договорились?
   Я вышла из машины и послушно побрела к магазину, даже не обернувшись. Открыв дверь, я снова оказалась в пыльном, затхлом мире старых книг, которые никто уже не хочет читать.
   Мама сидела на кухне перед столом, засыпанным счетами и письмами из банка.
   – Мама, да убери ты их! Ты только бессонницу наживешь, – сказала я.
   Мама подняла на меня красные, заплаканные глаза.
   – У меня давно бессонница. – Она помолчала и снова обвела взглядом помятые счета. – Я ничего не понимаю. Не представляю, что думал твой отец. Я, конечно, полная дура в делах, но даже мне понятно, что счета нужно оплачивать. Что их нельзя просто отправлять в мусор.
   Мне не хотелось снова погружаться вместе с мамой в этот привычный домашний кошмар. Мне хотелось парить и парить над звездами с Рэксом.
   – Я пыталась добиться от вашего папы ответа, что мне с этим делать, но он был в дурном расположении, знаешь… Ему очень не нравится, что ты ходишь сидеть с детьми, Пруденс. Мне кажется, это его беспокоит. Вообще-то меня это тоже беспокоит, детка. Это слишком большая ответственность для твоего возраста.
   – Мам, прошу тебя. Я очень устала, я пойду спать.
   Грейс тоже дожидалась меня, чтобы засыпать вопросами. Я не обращала на нее внимания и мурлыкала под нос песенку, раздеваясь.
   – Ты правда любишь Рэкса? – допытывалась Грейс. – Правда? Странная ты, Пру. Зачем? Я хочу сказать, он-то не может тебя любить!
   – Откуда ты знаешь? – не сдержалась я.
   – Он женат, и у него дети!
   – Знаю. Но это не мешает человеку влюбиться, когда он встречает родственную душу.
   – Ты совсем взбесилась! – усмехнулась Грейс. – Пру, ну ты же это не всерьез, правда? Пру, он что, сказал тебе что-нибудь? Разные слова? Он тебя целовал?
   Грейс вдруг покатилась со смеху, колотя по кровати толстыми ножками, как полная идиотка.
   – Перестань! – прикрикнула я. – Перестань валять дурака!
   Ты только представь – целоваться с Рэксом! – фыркала Грейс. – Ой, щекотно! Он же тебя исцарапает своей дурацкой бородой!
   – Да заткнись ты, дура жирная. Не понимаю, что тут смешного? Тебя уж точно никто не вздумает целовать. На тебя смотреть жалко.
   Грейс смолкла, как будто я вылила на нее ушат холодной воды.
   – Это на тебя смотреть жалко, – буркнула она. – Это над тобой смеется вся школа. Это ты втюрилась, как дура, в противного старого учителя. Это ты вбила себе в голову всякие глупости и воображаешь, будто у тебя настоящая взрослая любовь, а ему, голову даю на отсечение, просто тебя жалко!
   Я бросилась на нее и заткнула ей рот рукой. Она больно укусила меня за пальцы. Я залепила ей пощечину. Она вцепилась мне в волосы. Я пыталась ее стукнуть, она лягалась, и кончилось тем, что мы обе с шумом грохнулись с кровати.
   – Девочки! Что происходит? – крикнула мама, вбегая.
   Мы продолжали драться и лягаться, катаясь по полу.
   – Прекратите немедленно обе! Что это еще за игры? С ума вы посходили? Я думала, у меня взрослые умные дочки, а вы отвратительно себя ведете! Это все проклятая школа! Вы ходите туда без году неделя и уже так изменились. Ты стала так ужасно говорить, Грейс, и все эти бесконечные хиханьки-хаханьки с подружками по телефону… А ты, Пруденс, вообще отбилась от рук. Делаешь, что тебе вздумается, и ходишь размалеванная, как уличная девка! Я не могу этого видеть! Хоть бы отец был здесь! Господи, ну когда же он поправится и вернется домой?

16

   Я так и не помирилась с Грейс. Я даже не поговорила как следует с мамой. Зато я осталась за нее в магазине в субботу утром, пока она ходила в супермаркет. К нам давно уже не заглядывал ни один покупатель. Я бродила вдоль полок, переставляя там и сям попавшие не на свое место томики, разобрав одну стопку книг и распихав другие по углам.
   У отца всегда была собственная весьма оригинальная система расстановки книг. Они были у него поделены по категориям: художественная литература, биографии, книги по искусству, карманные издания, литература для юношества. Но книги нестандартного формата не помещались на его дешевых стеллажах, поэтому большие альбомы по искусству и детские книжки лежали вперемешку на больших полках возле папиной конторки, а маленькие томики «Общедоступной библиотеки» приходилось распихивать куда придется. Уже много лет новые поступления просто складывались как попало в любом свободном углу.
   У отца был и специальный закрывающийся шкаф с так называемыми «редкими книгами», но ключ он давно потерял, поэтому замок пришлось сломать и шкаф стоял открытым. Нам полагалось, сидя за конторкой, приглядывать за сохранностью ценных изданий, но особого смысла в этом не было. Ни один серьезный библиофил не заинтересовался бы папиными редкостями. Здесь было несколько книжек с иллюстрациями Рэкхема, но у них недоставало страниц. Были старинные томики Диккенса и сестер Бронте, но страшно выцветшие, на покрытой бурыми пятнами бумаге. У первоизданий современных романов, как правило, отсутствовала суперобложка. Все эти книги были такими же полинявшими и старомодными, как само наше семейство. Неудивительно, что покупателей становилось все меньше и меньше.
   Я обслужила пожилую даму, искавшую любимую книжку своего детства, и человека средних лет, интересовавшегося подшивками «Медвежонка Руперта». Потом целый час никто не появлялся. Я листала альбом «Лучшие художники всех времен», пытаясь найти у них типажи, напоминающие Рэкса, но ничего не получалось. Он был высокий, худой и одухотворенный, как персонажи Эль Греко, – но они были слишком женоподобными и пучеглазыми. Его бледность, окаймленная черной бородкой, напоминала портреты Веронезе или Тициана, но их модели были слишком широкоплечими и мускулистыми. Его смуглота и задумчивость напоминали Пикассо голубого периода, но без тревоги и меланхолии, застывшей на этих лицах. Я долистала альбом до конца и принялась рисовать собственного Рэкса на задней странице обложки. Каждая его черта так ясно стояла у меня перед глазами, как если бы он позировал прямо передо мной. Я любовно намечала тени под выдающимися скулами и подчеркивала световым пятном красивый изгиб рта, когда зазвонил дверной колокольчик. Я подняла глаза в смутной надежде, что притянула его сюда силой своей тоски.
   Это был Тоби.
   Я захлопнула книгу.
   – Опять ты!
   – Какая ты приветливая! – Тоби подошел к конторке и дотронулся до альбома. – Ну-ка посмотрим.
   – Нет! – Я вцепилась в углы переплета.
   – Нельзя рисовать в книгах, – сказал Тоби.
   – Она ничего не стоит, и вообще это моя книга. – Я сунула ее под конторку. – Слушай, Тоби, иди отсюда. Я не хочу тебя видеть.
   – Я – покупатель, – сказал Тоби.
   – Да уж, покупатель, который не умеет читать, – проворчала я, но так тихо, что он не мог услышать.
   – Серьезно, я хочу купить книгу. Я теперь всерьез занялся чтением. Что ты мне порекомендуешь?
   – Тоби, у нас обоих уже было достаточно неприятностей из-за твоего дурацкого чтения.
   – Прости меня за Риту и девчонок. Я думаю, они больше не будут к тебе приставать.
   – Мне все равно.
   – Сам не знаю, что я в ней раньше находил. Она заявилась ко мне вчера вечером и соощила, что намерена взять меня обратно.
   – Ну и отлично.
   – А я сказал ей, что ничего не получится.