– А мне ее английский кажется очень выразительным, – галантно отозвался Дэвид все с тем же ошарашенным выражением лица, как будто внезапно обнаружил, что несется в безвоздушном пространстве со скоростью света.
– Обожаю лесть, – сказала Джек, надувая губы и ухмыляясь одновременно. – Пойдем потанцуем. Вы ведь не возражаете, нет? – Она лучезарно улыбнулась Кэтрин. – Не хочу, чтобы меня обвиняли в краже чужих мужчин!
Они зашагали к площадке для танцев, ловко пробираясь сквозь толпу, а Доминик спросил:
– Как она тебе?
– Она выглядит очень юной и восторженной, – ответила Кэтрин, ненавидя себя за этот чопорно-добродетельный ответ. Впрочем, ей плевать, нравится ему ее ответ или нет…
Во время тех сумасшедших месяцев в Лондоне она и сама была такой же восторженной, она одевалась вызывающе, произносила вызывающие фразы и чувствовала себя живой и яркой. С тех пор, кажется, прошла целая жизнь. С тех пор и правда прошла целая жизнь.
– Ты говоришь так, как будто это преступление!
– Прекрати насмехаться надо мной! – рявкнула она, со злостью глядя на него.
– Я просто пытаюсь сообразить, каким образом, – ровным тоном объяснил он, – шесть лет могли превратить тебя в совсем другую личность. Запуганную, осторожную, прячущуюся под накрахмаленными тряпками и… – он бросил взгляд на ее волосы, – строгими прическами.
– Я вовсе не запугана! Чем это, по-твоему, я запугана?
– Может, жизнью?
– Что ты о себе воображаешь? – запинаясь, проговорила Кэтрин. – Ты совсем не знаешь меня сейчас, и ты не знал меня… тогда.
– Я тебя не знал? – Он наклонился поближе. – Почему ты так сказала?
– Прекрати травить меня! – Ее глаза в страхе скользнули по умному смуглому лицу.
– Так вот, значит, что я делаю? – Откинувшись на спинку, он лениво обвел взглядом зал. – А я-то думал, что поддерживаю цивилизованный разговор. Полагаю, этот парень, Дэвид, и есть тот, к которому ты посчитала необходимым вернуться?
Он даже не смотрел на нее, но она физически ощущала ледяное отвращение в его голосе.
– С Дэвидом я знакома всего четыре года.
– А что же случилось с тем, другим? Он решил, что овчинка выделки не стоит? – Доминик обернулся к ней, и взгляд его, в противоположность почти равнодушному тону, оказался острым, пронизывающим.
– Это тебя не касается. И вообще, я не намерена обсуждать с тобой свою личную жизнь!
– А ты ее с кем-нибудь обсуждаешь? – Он отодвинулся от столика и небрежно закинул ногу на ногу.
– Нет, – отрезала она. – Но если бы и обсуждала, то ты был бы последним в списке кандидатов в наперсники.
– Как ты здорово научилась защищаться, – сказал он, осушив бокал, и у нее на секунду возникло искушение сообщить ему, что защищаться она всегда умела и что в ней есть тысячи черт, ему неизвестных, а те, что он знал, на самом деле не существовали.
Он пожал плечами, сцепил пальцы рук в замок.
– Можешь держать свои секреты при себе. Но тебе, наверное, будет интересно узнать… – он перевел взгляд на танцплощадку, глаза его сузились, когда он наконец разыскал фигуру Джек рядом с Дэвидом, – что я обдумал твои слова насчет Клэр, и Джек теперь будет жить со мной и помогать в воспитании.
– Вот как? – При этом известии слабость разлилась по всему телу Кэтрин, и она в душе грустно посмеялась над своей глупостью. – Она не возражает бросить Париж?
– Она всегда была легка на подъем.
– Понятно, – натянуто отозвалась Кэтрин. – Все равно, меня немножко удивляет… Она такая молоденькая, а жизнь здесь отличается от парижской как небо от земли.
– Джек очень привязана к Клэр. – При этих словах его лицо смягчилось, и она вдруг ощутила укол ревности, настолько сильный, что перехватило дыхание. – И она не такая уж и юная. Ей уже двадцать четыре, хоть она и выглядит гораздо моложе. – В его голосе звучала нежность.
Кэтрин отвела взгляд. Двадцать четыре, подумала она, и влюблена в жизнь. Стоит ли удивляться, что он увлекся?
Она подумала о себе и вспомнила, какой он должен ее видеть – смешной старой девой, которая с головой погрузилась в свой учительский мирок и ищет удовлетворения в жизни, воспитывая чужих детей, – и слезы обожгли ей глаза.
– Клэр наверняка будет рада обществу, – смигнув слезы, проговорила она. Жалость к себе была ей несвойственна, она ее ненавидела. Слишком много ударов в жизни пришлось ей перенести, чтобы культивировать в себе подобную черту. Она очень рано научилась скрывать свои чувства и если и давала им волю по ночам, то этого никто не видел.
– Так и есть, – коротко ответил он. – Мы с ней оба рады. Джек как глоток свежего воздуха.
Взгляд Кэтрин скользнул к танцплощадке, где хохотали, пережидая перерыв между танцами, Джек и Дэвид. Всего лишь час назад, подумала Кэтрин, Дэвид упивался своими несчастьями. Теперь же он выглядел так, как будто ему все в мире нипочем.
Они направились к столику. Лицо девушки дышало неподдельным весельем. Она что-то быстро говорила, оживленно жестикулировала, а Дэвид улыбался с таким видом, как будто наткнулся на некое до сих пор невиданное, но восхитительное существо с другой планеты.
Джек подошла к Доминику сзади, обвила руками его шею и крепко обняла. Совсем юная, восторженная, трепетная. Глоток свежего воздуха.
Кэтрин поднялась, поправила подол своего цветастого платья и объявила, что пора уходить, пресекая неумолимым взглядом любые протесты со стороны Дэвида.
– И нам пора. – Доминик тоже встал, и они двинулись к выходу. Им пришлось прокладывать себе путь сквозь переполненный зал, и к тому времени, когда они наконец оказались на улице, между Домиником и Джек разгорелась горячая дискуссия, поскольку она захотела заглянуть еще куда-нибудь, выпить стаканчик на ночь. В полумраке улицы она казалась невероятно прекрасной, раскованной и дерзкой. Дэвид украдкой бросал на нее взгляды, не забывая, однако, поддерживать под руку Кэтрин.
– Ну, почему нет? – спорила Джек. – Клэр жива-здорова и под присмотром няни. Так зачем лететь домой сломя голову?
Она обернулась к ним за поддержкой, и Кэтрин оставалось только сказать:
– На меня не рассчитывайте. Мне завтра рано в школу. А я еще хотела кое-что подготовить для девочек.
– О! – Это лишь на мгновение обескуражило Джек, а, в следующее она уже обернулась к Дэвиду и, излучая все свое девичье обаяние, умоляюще произнесла: – Ну, а вы? Только не говорите, что и вам рано вставать! – В ее исполнении ранний подъем казался самым невыносимым, самым скучным поступком в мире.
Доминик стоял чуть поодаль, наблюдая за этим шоу с некоторой долей нетерпения.
– Прекрати навязываться людям, – сказал он, скрестив руки на груди. – Не забывай, я предупреждал тебя, что ты иногда выглядишь глупо.
– По-вашему, я глупо выгляжу? – Она взглянула на Дэвида, тот изумленно замотал головой, а Джек победоносно обернулась к Доминику и сказала: – Вот, видал? Так, значит, вы пойдете со мной куда-нибудь выпить? – с надеждой настаивала она, и лицо Доминика потемнело от раздражения.
– Нет, я, честное слово, не могу, – виновато произнес Дэвид.
– Нужно рано вставать?
– Нет! – Отрицание вырвалось у него слишком быстро, и Кэтрин чуть не расхохоталась.
– Пойдем. – Доминик потянул было девушку к своей машине.
Она громко бросила через плечо:
– Тогда почему?
– Во-первых, мне нужно отвезти Кэтрин домой! – выкрикнул Дэвид в ответ, и Кэтрин буквально заскрежетала зубами. Какого черта он приплел к своему отказу ее?
– Возможно, эти двое, – сказал Доминик и резко остановился, взглянув на свою спутницу с таким видом, как будто с удовольствием задушил бы ее, – хотят провести ночь вместе. И им не хочется, чтобы ты разрушала их планы.
– О! – вырвалось у Джек. Казалось, что подобная мысль даже не приходила ей в голову. Она обернулась к ним и откровенно спросила: – Это правда?
– Что – правда? – переспросил Дэвид.
– Что вы хотите провести ночь вместе?
Между ними повисло тяжелое молчание, а Кэтрин про себя глухо застонала. Она чувствовала, как глаза Доминика сверлят ее насквозь, но молчала. Пусть Дэвид сам из этого выкарабкивается, решила она.
Дэвид вышел из положения, сделав то самое признание, которое ей было нужно меньше всего:
– Мы с Кэтрин – всего лишь друзья. – Он легонько пожал ей руку, а она ответила ледяным взглядом.
Только сейчас она поняла, что хотела, чтобы Доминик считал ее и Дэвида влюбленной парой, чтобы он думал, что и в ее жизни кто-то есть, что перемены коснулись и ее.
– Уверена, что Доминику не хочется отпускать вас слоняться по городу с незнакомым мужчиной, – сказала она. Звучит так, как будто я отчитываю ребенка, тут же подумала она, но Джек, похоже, нисколько не обиделась.
– Доминик прекрасно обойдется пару часиков и без меня, – беззаботно отозвалась она, ни капельки не испугавшись сердитых морщин, перерезавших его лоб. – Правда? – с широкой улыбкой обернулась она к нему. – А, дорогой друг? – Затем она снова крутанулась в сторону Кэтрин. – Коли на то пошло, так он может вас подбросить до дома. Поболтаете о Клэр и о том, как полезно рано ложиться. – Она подхватила Дэвида под руку и весело поинтересовалась: – Где ваша машина?
– Вон там. – Он показал на свое обшарпанное, подержанное подобие автомобиля, а потом с виноватым видом обозрел сверкающий «БМВ» Доминика. – По сравнению с этой мою трудно назвать транспортным средством.
– У нее определенно есть свое лицо, – заверила его Джек, и они оба расхохотались, шагая к машине.
Кэтрин с места не двинулась, пока Дэвид заводил двигатель, а потом обернулась к Доминику и натянуто произнесла:
– Я приношу свои извинения.
– Джек способна практически любого заставить делать то, чего хочет она, – мрачно отозвался он, распахнув для нее переднюю дверцу, а потом со стуком ее захлопнув.
Салон машины поражал своей роскошью, в нем пахло хорошо выделанной кожей. Кэтрин откинула голову на спинку и почувствовала, как напряглось ее тело, когда Доминик опустился на сиденье водителя рядом и завел двигатель.
Неужели ему все равно, что его девушка готова бросить его ради сверкающих ночных огней? – удивилась она, а потом решила, что это ему, наверное, даже нравится – нравятся рисковые, дерзкие женщины, которые много смеются, носят соблазнительные вещи и летят на вывески ночных заведении, как бабочки на огонек свечи. В конце концов, много лет назад в ней ему нравилось именно это, разве нет?
– Где ты живешь? – чуть повернув к ней голову, спросил он. Кэтрин назвала адрес и объяснила, как ехать.
О Джек они не говорили, и Кэтрин украдкой бросала косые взгляды на его напряженный профиль.
Ее всегда поражала его любовь к женщине, бросающей вызов. Он восхищался ее собственной прямолинейностью, и она буквально расцветала под этим восторженным, сексуальным взглядом. Она высказывала все что угодно без своей обычной осторожной вдумчивости, выдавала остроумные, откровенные оценки, заставлявшие его хохотать. Возможно, и сейчас ему нравилось, что его девушка открыто бросала ему вызов и поступала как хотела, не обращая внимания на его одобрение или неодобрение.
Машина притормозила у ее дома, и он выключил двигатель, что, по ее мнению, было лишним, но она воздержалась от замечаний.
Она дернула вниз ручку дверцы и с нервным смешком произнесла:
– Спасибо, что подвез. И… мне правда жаль, что Дэвид не оставил тебе другого выхода. Вообще-то он личность здравомыслящая, просто не понимаю, что на него сегодня нашло.
Доминик не сказал, как она ожидала, какой-либо незначащей прощальной фразы. Вместо этого он обернулся к ней и жестко бросил:
– Что он из себя представлял?
Кэтрин подняла на него удивленный взгляд.
– Кто – он?
– Не обращайся со мной как с ребенком, Кэтрин, – прошипел он. – Ты прекрасно понимаешь, о ком я спрашиваю.
Они сверлили друг друга глазами, пока она не почувствовала, что краска сбежала с ее лица, и не отвернулась, поспешно и неуклюже пытаясь открыть дверцу.
– Ты мне не ответила. – Его рука скользнула вперед и рывком развернула ее к нему.
– Это не имеет значения. Все в прошлом.
– Мне решать, что имеет значение, а что – нет. Шесть лет назад ты меня бросила, и мне кажется, что кое-что осталось неясным.
– А если я откажусь повиноваться?
– Не откажешься, – хрипло отрезал Доминик.
Уличный фонарь, ее утешитель холодными зимними вечерами, когда она возвращалась домой затемно, освещал половину его точеного лица, придавая ему пугающий, демонический вид.
– Я не позволю тебе допрашивать меня, – произнесла она строгим голосом, тем самым, какой использовала, когда кто-нибудь из девочек в классе не в меру шалил. – Сейчас я зайду в дом и хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Я не обязана отдуваться за то, что твоя подружка довела тебя до белого каления. У тебя дома случайно нет боксерской груши? Или мишени для дротиков? Или еще какого-нибудь неодушевленного предмета, чтобы срывать на нем злость?
Речь получилась отличной. Четкой, спокойной, без единого намека на охватившее ее смятение. Прежде, когда они встречались, он не знал ее с этой стороны, не видел в ней такого спокойствия и четкости. Это собьет его с толку, решила она.
Она отшвырнула его руку, открыла дверцу и поспешила к дому.
Копаясь в сумочке в поисках ключа, она внезапно ощутила, что он стоит рядом или, скорее, навис над ней угрожающе-темным силуэтом. Она развернулась кругом, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, правда, уже с несколько меньшим хладнокровием.
– Это еще что такое? Что ты делаешь? – Ее голос прозвучал визгливо и растерянно.
– Жду, пока ты откроешь дверь.
– Спасибо, я сама могу войти в дом, – заявила она, распахивая дверь, но он не произнес в ответ ни слова. Просто протянул руку, еще раз толкнул дверь и переступил через порог.
Потом он щелкнул выключателем у двери и прошел вперед, хладнокровно, спокойно и неспешно осматривая все вокруг, а Кэтрин молча кипела от злости, остановившись на пороге.
Она украсила свое крохотное жилище, исходя из скромного бюджета, оставив лишь несколько предметов семейной мебели, большинство из которых казались слишком громоздкими для комнаты, но она не смогла от них отказаться – сама не зная почему.
Гостиная была выдержана в основном в зеленых – успокаивающих, как она знала, – тонах. Единственными яркими мазками были картины, которые она многие годы привозила с дешевых распродаж, пара мексиканских декоративных тарелок, навевавших образы далеких стран, да еще цветы из ее собственного сада. Желтые, розовые, белые, красные – целые охапки цветов красовались в вазах.
– Ну что, счастлив? – спросила она натянуто и раздраженно. – Доволен, что силой ворвался в мой дом?
– Я не буду доволен до тех пор, – ровным тоном ответил он и, обернувшись к ней, сунул руки в карманы, – пока ты не расскажешь мне о том мужчине, ради которого бросила меня.
– В таком случае тебя ждет жалкая жизнь, поскольку я не собираюсь делать ничего подобного. – Она положила сумочку на кофейный столик у дивана, а потом уселась в кресло с прямой жесткой спинкой и враждебно уставилась на него. – Да и какая разница? – со злостью добавила она. – К чему ворошить то, что случилось шесть лет назад?
За секунду до этого он возвышался в центре комнаты, показавшейся вдруг совсем крохотной в сравнении с ним, а в следующую уже навис над Кэтрин, упираясь ладонями в подлокотники, и лицо его исказилось от ярости.
– К тому, – процедил он, – что никто никогда не бросал меня. К тому, что я, как правило, чувствую людей. К тому, что то, что я чувствую в тебе, никак не согласуется с твоим поступком.
Его лицо оказалось к ней так близко, всего в паре сантиметров от ее собственного, что она задрожала в страхе, но ей удалось ответить достаточно холодно:
– Ах, вот в чем, оказывается, дело – в уязвленной гордости, не так ли?
– Могу только предположить, что этот парень оказался не из приятных, – сказал он, и она отшатнулась. – Верно, черт возьми?
Она молчала; ответа не было. И парня не было. Но она ни за что на свете не могла бы рассказать ему правду, потому что правда была еще больнее, чем ложь.
– Ты именно поэтому гоняешься за этим чудаком Дэвидом? – спросил он. – Роняя собственное достоинство? – Он издал лающий, злобный смешок и выпрямился. – Я видел, как ты на него посмотрела, когда он заявил, что между вами ничего нет. – Он принялся мерить комнату шагами, похожий на тигра в клетке – и такой же опасный. – Ты вскипела от ярости. Какая обида – четыре года навязываться человеку, которого ты нисколько не интересуешь. И какому человеку! Серенькому, скучному!
– Ты его совершенно не знаешь! – ощетинилась она, и он, обернувшись, уставился на нее испепеляюще ледяным взглядом.
– Да ты бы его живьем съела, – сказал он и добавил что-то на французском – так быстро, что она не поняла ни слова. – Это же все равно что спарить кошку с мышью! – Он опять рассмеялся, и опять в его смехе она услышала жестокость, от которой ее бросило в жар.
– Ну а ты-то сам? – выпалила она.
Никому на свете, подумала она, не удавалось выводить ее из себя так, как удавалось этому человеку. Обычно она отличалась выдержкой и терпением. Как это выходит, что в его присутствии она превращается в фурию? Она смотрела на него с глубоким отвращением.
– Что – я сам?
– Ты и эта девочка! Вертихвостка, готовая провести вечер с первым встречным! Чем критиковать других, на себя бы посмотрел! – Она набрала побольше воздуха и поспешно продолжила: – Для тебя, значит, свободная связь в порядке вещей, верно? Но не для других! – Она со злостью расхохоталась. – Должно быть, ты ее в самом деле любишь, раз позволяешь делать все, что ей заблагорассудится.
– О да, – мягко подтвердил он, – я ее очень люблю. Она моя сестра.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
– Обожаю лесть, – сказала Джек, надувая губы и ухмыляясь одновременно. – Пойдем потанцуем. Вы ведь не возражаете, нет? – Она лучезарно улыбнулась Кэтрин. – Не хочу, чтобы меня обвиняли в краже чужих мужчин!
Они зашагали к площадке для танцев, ловко пробираясь сквозь толпу, а Доминик спросил:
– Как она тебе?
– Она выглядит очень юной и восторженной, – ответила Кэтрин, ненавидя себя за этот чопорно-добродетельный ответ. Впрочем, ей плевать, нравится ему ее ответ или нет…
Во время тех сумасшедших месяцев в Лондоне она и сама была такой же восторженной, она одевалась вызывающе, произносила вызывающие фразы и чувствовала себя живой и яркой. С тех пор, кажется, прошла целая жизнь. С тех пор и правда прошла целая жизнь.
– Ты говоришь так, как будто это преступление!
– Прекрати насмехаться надо мной! – рявкнула она, со злостью глядя на него.
– Я просто пытаюсь сообразить, каким образом, – ровным тоном объяснил он, – шесть лет могли превратить тебя в совсем другую личность. Запуганную, осторожную, прячущуюся под накрахмаленными тряпками и… – он бросил взгляд на ее волосы, – строгими прическами.
– Я вовсе не запугана! Чем это, по-твоему, я запугана?
– Может, жизнью?
– Что ты о себе воображаешь? – запинаясь, проговорила Кэтрин. – Ты совсем не знаешь меня сейчас, и ты не знал меня… тогда.
– Я тебя не знал? – Он наклонился поближе. – Почему ты так сказала?
– Прекрати травить меня! – Ее глаза в страхе скользнули по умному смуглому лицу.
– Так вот, значит, что я делаю? – Откинувшись на спинку, он лениво обвел взглядом зал. – А я-то думал, что поддерживаю цивилизованный разговор. Полагаю, этот парень, Дэвид, и есть тот, к которому ты посчитала необходимым вернуться?
Он даже не смотрел на нее, но она физически ощущала ледяное отвращение в его голосе.
– С Дэвидом я знакома всего четыре года.
– А что же случилось с тем, другим? Он решил, что овчинка выделки не стоит? – Доминик обернулся к ней, и взгляд его, в противоположность почти равнодушному тону, оказался острым, пронизывающим.
– Это тебя не касается. И вообще, я не намерена обсуждать с тобой свою личную жизнь!
– А ты ее с кем-нибудь обсуждаешь? – Он отодвинулся от столика и небрежно закинул ногу на ногу.
– Нет, – отрезала она. – Но если бы и обсуждала, то ты был бы последним в списке кандидатов в наперсники.
– Как ты здорово научилась защищаться, – сказал он, осушив бокал, и у нее на секунду возникло искушение сообщить ему, что защищаться она всегда умела и что в ней есть тысячи черт, ему неизвестных, а те, что он знал, на самом деле не существовали.
Он пожал плечами, сцепил пальцы рук в замок.
– Можешь держать свои секреты при себе. Но тебе, наверное, будет интересно узнать… – он перевел взгляд на танцплощадку, глаза его сузились, когда он наконец разыскал фигуру Джек рядом с Дэвидом, – что я обдумал твои слова насчет Клэр, и Джек теперь будет жить со мной и помогать в воспитании.
– Вот как? – При этом известии слабость разлилась по всему телу Кэтрин, и она в душе грустно посмеялась над своей глупостью. – Она не возражает бросить Париж?
– Она всегда была легка на подъем.
– Понятно, – натянуто отозвалась Кэтрин. – Все равно, меня немножко удивляет… Она такая молоденькая, а жизнь здесь отличается от парижской как небо от земли.
– Джек очень привязана к Клэр. – При этих словах его лицо смягчилось, и она вдруг ощутила укол ревности, настолько сильный, что перехватило дыхание. – И она не такая уж и юная. Ей уже двадцать четыре, хоть она и выглядит гораздо моложе. – В его голосе звучала нежность.
Кэтрин отвела взгляд. Двадцать четыре, подумала она, и влюблена в жизнь. Стоит ли удивляться, что он увлекся?
Она подумала о себе и вспомнила, какой он должен ее видеть – смешной старой девой, которая с головой погрузилась в свой учительский мирок и ищет удовлетворения в жизни, воспитывая чужих детей, – и слезы обожгли ей глаза.
– Клэр наверняка будет рада обществу, – смигнув слезы, проговорила она. Жалость к себе была ей несвойственна, она ее ненавидела. Слишком много ударов в жизни пришлось ей перенести, чтобы культивировать в себе подобную черту. Она очень рано научилась скрывать свои чувства и если и давала им волю по ночам, то этого никто не видел.
– Так и есть, – коротко ответил он. – Мы с ней оба рады. Джек как глоток свежего воздуха.
Взгляд Кэтрин скользнул к танцплощадке, где хохотали, пережидая перерыв между танцами, Джек и Дэвид. Всего лишь час назад, подумала Кэтрин, Дэвид упивался своими несчастьями. Теперь же он выглядел так, как будто ему все в мире нипочем.
Они направились к столику. Лицо девушки дышало неподдельным весельем. Она что-то быстро говорила, оживленно жестикулировала, а Дэвид улыбался с таким видом, как будто наткнулся на некое до сих пор невиданное, но восхитительное существо с другой планеты.
Джек подошла к Доминику сзади, обвила руками его шею и крепко обняла. Совсем юная, восторженная, трепетная. Глоток свежего воздуха.
Кэтрин поднялась, поправила подол своего цветастого платья и объявила, что пора уходить, пресекая неумолимым взглядом любые протесты со стороны Дэвида.
– И нам пора. – Доминик тоже встал, и они двинулись к выходу. Им пришлось прокладывать себе путь сквозь переполненный зал, и к тому времени, когда они наконец оказались на улице, между Домиником и Джек разгорелась горячая дискуссия, поскольку она захотела заглянуть еще куда-нибудь, выпить стаканчик на ночь. В полумраке улицы она казалась невероятно прекрасной, раскованной и дерзкой. Дэвид украдкой бросал на нее взгляды, не забывая, однако, поддерживать под руку Кэтрин.
– Ну, почему нет? – спорила Джек. – Клэр жива-здорова и под присмотром няни. Так зачем лететь домой сломя голову?
Она обернулась к ним за поддержкой, и Кэтрин оставалось только сказать:
– На меня не рассчитывайте. Мне завтра рано в школу. А я еще хотела кое-что подготовить для девочек.
– О! – Это лишь на мгновение обескуражило Джек, а, в следующее она уже обернулась к Дэвиду и, излучая все свое девичье обаяние, умоляюще произнесла: – Ну, а вы? Только не говорите, что и вам рано вставать! – В ее исполнении ранний подъем казался самым невыносимым, самым скучным поступком в мире.
Доминик стоял чуть поодаль, наблюдая за этим шоу с некоторой долей нетерпения.
– Прекрати навязываться людям, – сказал он, скрестив руки на груди. – Не забывай, я предупреждал тебя, что ты иногда выглядишь глупо.
– По-вашему, я глупо выгляжу? – Она взглянула на Дэвида, тот изумленно замотал головой, а Джек победоносно обернулась к Доминику и сказала: – Вот, видал? Так, значит, вы пойдете со мной куда-нибудь выпить? – с надеждой настаивала она, и лицо Доминика потемнело от раздражения.
– Нет, я, честное слово, не могу, – виновато произнес Дэвид.
– Нужно рано вставать?
– Нет! – Отрицание вырвалось у него слишком быстро, и Кэтрин чуть не расхохоталась.
– Пойдем. – Доминик потянул было девушку к своей машине.
Она громко бросила через плечо:
– Тогда почему?
– Во-первых, мне нужно отвезти Кэтрин домой! – выкрикнул Дэвид в ответ, и Кэтрин буквально заскрежетала зубами. Какого черта он приплел к своему отказу ее?
– Возможно, эти двое, – сказал Доминик и резко остановился, взглянув на свою спутницу с таким видом, как будто с удовольствием задушил бы ее, – хотят провести ночь вместе. И им не хочется, чтобы ты разрушала их планы.
– О! – вырвалось у Джек. Казалось, что подобная мысль даже не приходила ей в голову. Она обернулась к ним и откровенно спросила: – Это правда?
– Что – правда? – переспросил Дэвид.
– Что вы хотите провести ночь вместе?
Между ними повисло тяжелое молчание, а Кэтрин про себя глухо застонала. Она чувствовала, как глаза Доминика сверлят ее насквозь, но молчала. Пусть Дэвид сам из этого выкарабкивается, решила она.
Дэвид вышел из положения, сделав то самое признание, которое ей было нужно меньше всего:
– Мы с Кэтрин – всего лишь друзья. – Он легонько пожал ей руку, а она ответила ледяным взглядом.
Только сейчас она поняла, что хотела, чтобы Доминик считал ее и Дэвида влюбленной парой, чтобы он думал, что и в ее жизни кто-то есть, что перемены коснулись и ее.
– Уверена, что Доминику не хочется отпускать вас слоняться по городу с незнакомым мужчиной, – сказала она. Звучит так, как будто я отчитываю ребенка, тут же подумала она, но Джек, похоже, нисколько не обиделась.
– Доминик прекрасно обойдется пару часиков и без меня, – беззаботно отозвалась она, ни капельки не испугавшись сердитых морщин, перерезавших его лоб. – Правда? – с широкой улыбкой обернулась она к нему. – А, дорогой друг? – Затем она снова крутанулась в сторону Кэтрин. – Коли на то пошло, так он может вас подбросить до дома. Поболтаете о Клэр и о том, как полезно рано ложиться. – Она подхватила Дэвида под руку и весело поинтересовалась: – Где ваша машина?
– Вон там. – Он показал на свое обшарпанное, подержанное подобие автомобиля, а потом с виноватым видом обозрел сверкающий «БМВ» Доминика. – По сравнению с этой мою трудно назвать транспортным средством.
– У нее определенно есть свое лицо, – заверила его Джек, и они оба расхохотались, шагая к машине.
Кэтрин с места не двинулась, пока Дэвид заводил двигатель, а потом обернулась к Доминику и натянуто произнесла:
– Я приношу свои извинения.
– Джек способна практически любого заставить делать то, чего хочет она, – мрачно отозвался он, распахнув для нее переднюю дверцу, а потом со стуком ее захлопнув.
Салон машины поражал своей роскошью, в нем пахло хорошо выделанной кожей. Кэтрин откинула голову на спинку и почувствовала, как напряглось ее тело, когда Доминик опустился на сиденье водителя рядом и завел двигатель.
Неужели ему все равно, что его девушка готова бросить его ради сверкающих ночных огней? – удивилась она, а потом решила, что это ему, наверное, даже нравится – нравятся рисковые, дерзкие женщины, которые много смеются, носят соблазнительные вещи и летят на вывески ночных заведении, как бабочки на огонек свечи. В конце концов, много лет назад в ней ему нравилось именно это, разве нет?
– Где ты живешь? – чуть повернув к ней голову, спросил он. Кэтрин назвала адрес и объяснила, как ехать.
О Джек они не говорили, и Кэтрин украдкой бросала косые взгляды на его напряженный профиль.
Ее всегда поражала его любовь к женщине, бросающей вызов. Он восхищался ее собственной прямолинейностью, и она буквально расцветала под этим восторженным, сексуальным взглядом. Она высказывала все что угодно без своей обычной осторожной вдумчивости, выдавала остроумные, откровенные оценки, заставлявшие его хохотать. Возможно, и сейчас ему нравилось, что его девушка открыто бросала ему вызов и поступала как хотела, не обращая внимания на его одобрение или неодобрение.
Машина притормозила у ее дома, и он выключил двигатель, что, по ее мнению, было лишним, но она воздержалась от замечаний.
Она дернула вниз ручку дверцы и с нервным смешком произнесла:
– Спасибо, что подвез. И… мне правда жаль, что Дэвид не оставил тебе другого выхода. Вообще-то он личность здравомыслящая, просто не понимаю, что на него сегодня нашло.
Доминик не сказал, как она ожидала, какой-либо незначащей прощальной фразы. Вместо этого он обернулся к ней и жестко бросил:
– Что он из себя представлял?
Кэтрин подняла на него удивленный взгляд.
– Кто – он?
– Не обращайся со мной как с ребенком, Кэтрин, – прошипел он. – Ты прекрасно понимаешь, о ком я спрашиваю.
Они сверлили друг друга глазами, пока она не почувствовала, что краска сбежала с ее лица, и не отвернулась, поспешно и неуклюже пытаясь открыть дверцу.
– Ты мне не ответила. – Его рука скользнула вперед и рывком развернула ее к нему.
– Это не имеет значения. Все в прошлом.
– Мне решать, что имеет значение, а что – нет. Шесть лет назад ты меня бросила, и мне кажется, что кое-что осталось неясным.
– А если я откажусь повиноваться?
– Не откажешься, – хрипло отрезал Доминик.
Уличный фонарь, ее утешитель холодными зимними вечерами, когда она возвращалась домой затемно, освещал половину его точеного лица, придавая ему пугающий, демонический вид.
– Я не позволю тебе допрашивать меня, – произнесла она строгим голосом, тем самым, какой использовала, когда кто-нибудь из девочек в классе не в меру шалил. – Сейчас я зайду в дом и хочу, чтобы ты оставил меня в покое. Я не обязана отдуваться за то, что твоя подружка довела тебя до белого каления. У тебя дома случайно нет боксерской груши? Или мишени для дротиков? Или еще какого-нибудь неодушевленного предмета, чтобы срывать на нем злость?
Речь получилась отличной. Четкой, спокойной, без единого намека на охватившее ее смятение. Прежде, когда они встречались, он не знал ее с этой стороны, не видел в ней такого спокойствия и четкости. Это собьет его с толку, решила она.
Она отшвырнула его руку, открыла дверцу и поспешила к дому.
Копаясь в сумочке в поисках ключа, она внезапно ощутила, что он стоит рядом или, скорее, навис над ней угрожающе-темным силуэтом. Она развернулась кругом, чтобы встретиться с ним лицом к лицу, правда, уже с несколько меньшим хладнокровием.
– Это еще что такое? Что ты делаешь? – Ее голос прозвучал визгливо и растерянно.
– Жду, пока ты откроешь дверь.
– Спасибо, я сама могу войти в дом, – заявила она, распахивая дверь, но он не произнес в ответ ни слова. Просто протянул руку, еще раз толкнул дверь и переступил через порог.
Потом он щелкнул выключателем у двери и прошел вперед, хладнокровно, спокойно и неспешно осматривая все вокруг, а Кэтрин молча кипела от злости, остановившись на пороге.
Она украсила свое крохотное жилище, исходя из скромного бюджета, оставив лишь несколько предметов семейной мебели, большинство из которых казались слишком громоздкими для комнаты, но она не смогла от них отказаться – сама не зная почему.
Гостиная была выдержана в основном в зеленых – успокаивающих, как она знала, – тонах. Единственными яркими мазками были картины, которые она многие годы привозила с дешевых распродаж, пара мексиканских декоративных тарелок, навевавших образы далеких стран, да еще цветы из ее собственного сада. Желтые, розовые, белые, красные – целые охапки цветов красовались в вазах.
– Ну что, счастлив? – спросила она натянуто и раздраженно. – Доволен, что силой ворвался в мой дом?
– Я не буду доволен до тех пор, – ровным тоном ответил он и, обернувшись к ней, сунул руки в карманы, – пока ты не расскажешь мне о том мужчине, ради которого бросила меня.
– В таком случае тебя ждет жалкая жизнь, поскольку я не собираюсь делать ничего подобного. – Она положила сумочку на кофейный столик у дивана, а потом уселась в кресло с прямой жесткой спинкой и враждебно уставилась на него. – Да и какая разница? – со злостью добавила она. – К чему ворошить то, что случилось шесть лет назад?
За секунду до этого он возвышался в центре комнаты, показавшейся вдруг совсем крохотной в сравнении с ним, а в следующую уже навис над Кэтрин, упираясь ладонями в подлокотники, и лицо его исказилось от ярости.
– К тому, – процедил он, – что никто никогда не бросал меня. К тому, что я, как правило, чувствую людей. К тому, что то, что я чувствую в тебе, никак не согласуется с твоим поступком.
Его лицо оказалось к ней так близко, всего в паре сантиметров от ее собственного, что она задрожала в страхе, но ей удалось ответить достаточно холодно:
– Ах, вот в чем, оказывается, дело – в уязвленной гордости, не так ли?
– Могу только предположить, что этот парень оказался не из приятных, – сказал он, и она отшатнулась. – Верно, черт возьми?
Она молчала; ответа не было. И парня не было. Но она ни за что на свете не могла бы рассказать ему правду, потому что правда была еще больнее, чем ложь.
– Ты именно поэтому гоняешься за этим чудаком Дэвидом? – спросил он. – Роняя собственное достоинство? – Он издал лающий, злобный смешок и выпрямился. – Я видел, как ты на него посмотрела, когда он заявил, что между вами ничего нет. – Он принялся мерить комнату шагами, похожий на тигра в клетке – и такой же опасный. – Ты вскипела от ярости. Какая обида – четыре года навязываться человеку, которого ты нисколько не интересуешь. И какому человеку! Серенькому, скучному!
– Ты его совершенно не знаешь! – ощетинилась она, и он, обернувшись, уставился на нее испепеляюще ледяным взглядом.
– Да ты бы его живьем съела, – сказал он и добавил что-то на французском – так быстро, что она не поняла ни слова. – Это же все равно что спарить кошку с мышью! – Он опять рассмеялся, и опять в его смехе она услышала жестокость, от которой ее бросило в жар.
– Ну а ты-то сам? – выпалила она.
Никому на свете, подумала она, не удавалось выводить ее из себя так, как удавалось этому человеку. Обычно она отличалась выдержкой и терпением. Как это выходит, что в его присутствии она превращается в фурию? Она смотрела на него с глубоким отвращением.
– Что – я сам?
– Ты и эта девочка! Вертихвостка, готовая провести вечер с первым встречным! Чем критиковать других, на себя бы посмотрел! – Она набрала побольше воздуха и поспешно продолжила: – Для тебя, значит, свободная связь в порядке вещей, верно? Но не для других! – Она со злостью расхохоталась. – Должно быть, ты ее в самом деле любишь, раз позволяешь делать все, что ей заблагорассудится.
– О да, – мягко подтвердил он, – я ее очень люблю. Она моя сестра.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
– Ну, разумеется, я его сестра. – Жаклин Дюваль с явным наслаждением допила свой кофе. Она появилась субботним утром, чтобы, по ее словам, извиниться за свое поведение пару дней назад. Кэтрин открыла дверь на звонок, и ее изумление при виде девушки было настолько явным, что Джек разразилась хохотом – звонким, искрящимся, озарившим ее совсем юное лицо.
– Почему же он сразу об этом не сказал? – удивлялась Кэтрин, наливая еще по чашке кофе и добавляя взбитые сливки. Она устроилась в кресле, взглянула на свою гостью и подумала, что теперь, задним числом, сходство между ней и Домиником не вызывает у нее сомнения. Оба смуглые, оба по-своему эффектные, только красота Доминика казалась жестковатой и отчужденной, в то время как внешность его сестры дышала свежестью и открытостью.
– Понятия не имею, – пожала плечами Джек. – Кофе восхитительный. Так бы и не отрывалась от него. Я с ума схожу от кофе, настоящая наркоманка. – Она помолчала, а потом вернулась к разговору о брате, как будто и не отвлекалась от темы: – Доминик иногда бывает таким странным. Его не поймешь. Честно, ума не приложу, почему он сразу не сказал, что мы с ним брат и сестра. Может, хотел быть уверенным, что вы – как это говорится? – на него не положите глаз. Она произнесла это без намека на злой умысел. Просто как констатацию факта.
– Почему это я должна была положить глаз на вашего брата? – вежливо поинтересовалась Кэтрин, – но изобразить подходящую улыбку оказалось не так-то просто.
Ясно, что Жаклин ничего не известно об их быстротечном романе. В то время она была подростком, жила в другой стране и голова у нее была забита мальчиками и вечеринками.
Джек уставилась на нее с веселым изумлением, и Кэтрин, защищаясь, поспешно добавила, что не всякая женщина обязательно вешается на любого мало-мальски интересного мужчину.
– Но он еще и невероятно богат, – подсказала Джек, высоко поднимая брови.
– Совсем не обязательно, что деньги и привлекательная внешность вскружат женщине голову.
– Ну, вы, должно быть, исключение! – весело рассмеялась Джек. – Женщины просто сохнут по нему.
– Возможно, некоторые из них страдают близорукостью, – задумчиво пробормотала Кэтрин и усмехнулась возникшим при этой мысли воспоминаниям.
– По ним это незаметно! Все равно, – бесхитростно добавила она, – Доминик уже один раз обжегся с женщиной. Так что теперь он очень осторожен.
У Кэтрин глухо заколотилось сердце. Неужели Джек намекает на нее? Может, Доминик что-то сказал, не называя имен? Она попыталась утихомирить паническую дрожь.
– И что это была за женщина? – небрежно спросила она, отхлебнув пару глотков кофе.
– Его жена, конечно. Ужасная женщина. – Красиво очерченные губы скривились от отвращения. – Она вышла за него, потому что была влюблена в мысль стать женой Доминика Дюваля. Какие перспективы, подумать только! Влиятельные друзья, фотографии, регулярно появляющиеся в прессе. Когда у Доминика кончилось терпение и он сказал, что хочет развестись, она нанесла ему самый жестокий удар. Забрала Клэр. Поменяла ей фамилию на Лодетт. Изо всех сил старалась помешать их встречам. – Девушку передернуло. – Потом эта катастрофа. Хорошо, что Клэр теперь у него, но сам он полон горечи. – Она поднялась и взяла со стула защитного цвета рюкзак. – Вы милая женщина. Не сделайте ошибку, влюбившись в него. Будете всю жизнь жалеть. Да, я уверена, – глубокомысленно добавила она, – что Доминик, заставив вас думать, будто я ему не сестра, намеренно предостерегал вас. – Она изящно пожала плечами. – Но вы и так достаточно здравомыслящая женщина, верно ведь? Дэвид говорит, что вы – сама невозмутимость.
– О да. – Натянутая улыбка вернулась на ее губы. – Невероятно здравомыслящая. И в высшей степени невозмутимая.
Постель в девять вечера, туфли на низком каблуке, камин и хорошая книга зимой, работа в саду летом. Ну, разве я не захватывающая личность!
– Мне бы так хотелось снова с ним встретиться, – неуверенно проговорила Джек. – Он сказал, что вы с ним не…
– Нет-нет, мы не… – Кэтрин улыбнулась, почувствовав себя древней старушкой по сравнению с этой восторженной юностью. – Вам ни к чему спрашивать моего позволения, – добавила она, и Джек облегченно улыбнулась в ответ.
– Только, пожалуйста, не говорите Доминику о Дэвиде, – уже на пути к выходу сказала она, как будто эта мысль внезапно озарила ее. – Иногда он меня уж слишком опекает. Думает, что мужчин во мне интересует исключительно одно. Мое приданое. Я уже даже перестала спорить с ним на эту тему.
– Пусть это будет нашим маленьким секретом, – любезно согласилась Кэтрин. Проводив девушку на улицу, она остановилась у крыльца, чтобы помахать ей на прощание.
Едва оказавшись в доме, она дала выход бурлящей в ней злости.
Так, значит, он ее предостерегал? Вот как? Хотел с самого начала дать понять, чтобы она не особенно увлекалась несбыточными идеями о возобновлении их романа? Он, похоже, вообразил, что уже не молодая женщина, типичная старая дева – а она такая и есть, – может ненароком вбить себе в голову, что полугодовой роман шестилетней давности – основание достаточно веское, чтобы считать себя по-прежнему любимой к желанной.
Она яростно переделала всю домашнюю работу, а потом, повинуясь внезапному порыву, запрыгнула в машину и направилась к его дому в пригороде. Где он живет, она знала от Клэр: это был один из обрывков информации, которые она выудила из бесед с девочкой. Собственно, адрес ей был не нужен, вполне хватало названия дома. Его знал любой житель города. Такие дома с собственным именем и историей можно было пересчитать по пальцам.
Она понятия не имела, дома Доминик или нет, и ей было плевать, хочет он ее видеть или нет. Она жаждала втолковать ему одну-единственную вещь: она не представляет для него никакой дурацкой угрозы.
Ее бесила мысль, что он счел необходимым предостеречь ее, пусть даже довольно тактично. Да разве не понятно, что его вызывающей неприязни больше чем достаточно? Он что же, считает ее настолько толстокожей и до такой степени отчаявшейся? Как он мог подумать, что она кинется на него в надежде вернуть упущенную возможность?
Дом – величественное здание викторианской эпохи – стоял в стороне от дороги, скрытый деревьями. Аллея к нему вела мимо небольшого коттеджа, где, по слухам, несколько десятилетий назад обитал сумасшедший родственник хозяина, и мимо пустующих конюшен.
Кэтрин миновала коттедж и конюшни на такой скорости, какую только позволяла развивать посыпанная гравием дорожка, и остановила свою машину бок о бок с «БМВ» в углу двора.
Мысли у нее разбегались, она не в состоянии была думать спокойно. Она только понимала, что Джек не со зла предостерегала ее от брата или объясняла, как он относится к женщинам. Жаклин Дюваль относилась к тем людям, которые искренне верят, что правда всегда на пользу.
Кэтрин с треском захлопнула за собой дверцу машины, взглянула на нее – маленькую, смиренную, запыленную – и ринулась к входной двери.
Как это ни удивительно, но старинного молотка на двери не было. Зато был старомодный звонок, такая древняя штуковина, звук от которой прокатился по всем комнатам и был слышен снаружи. Кипя от злости, она с полминуты топталась на пороге, пока наконец ей не отворила пожилая женщина. Прислуга посмотрела на Кэтрин с любопытством и, похоже, собиралась было объяснить, что они ничего не покупают.
– Почему же он сразу об этом не сказал? – удивлялась Кэтрин, наливая еще по чашке кофе и добавляя взбитые сливки. Она устроилась в кресле, взглянула на свою гостью и подумала, что теперь, задним числом, сходство между ней и Домиником не вызывает у нее сомнения. Оба смуглые, оба по-своему эффектные, только красота Доминика казалась жестковатой и отчужденной, в то время как внешность его сестры дышала свежестью и открытостью.
– Понятия не имею, – пожала плечами Джек. – Кофе восхитительный. Так бы и не отрывалась от него. Я с ума схожу от кофе, настоящая наркоманка. – Она помолчала, а потом вернулась к разговору о брате, как будто и не отвлекалась от темы: – Доминик иногда бывает таким странным. Его не поймешь. Честно, ума не приложу, почему он сразу не сказал, что мы с ним брат и сестра. Может, хотел быть уверенным, что вы – как это говорится? – на него не положите глаз. Она произнесла это без намека на злой умысел. Просто как констатацию факта.
– Почему это я должна была положить глаз на вашего брата? – вежливо поинтересовалась Кэтрин, – но изобразить подходящую улыбку оказалось не так-то просто.
Ясно, что Жаклин ничего не известно об их быстротечном романе. В то время она была подростком, жила в другой стране и голова у нее была забита мальчиками и вечеринками.
Джек уставилась на нее с веселым изумлением, и Кэтрин, защищаясь, поспешно добавила, что не всякая женщина обязательно вешается на любого мало-мальски интересного мужчину.
– Но он еще и невероятно богат, – подсказала Джек, высоко поднимая брови.
– Совсем не обязательно, что деньги и привлекательная внешность вскружат женщине голову.
– Ну, вы, должно быть, исключение! – весело рассмеялась Джек. – Женщины просто сохнут по нему.
– Возможно, некоторые из них страдают близорукостью, – задумчиво пробормотала Кэтрин и усмехнулась возникшим при этой мысли воспоминаниям.
– По ним это незаметно! Все равно, – бесхитростно добавила она, – Доминик уже один раз обжегся с женщиной. Так что теперь он очень осторожен.
У Кэтрин глухо заколотилось сердце. Неужели Джек намекает на нее? Может, Доминик что-то сказал, не называя имен? Она попыталась утихомирить паническую дрожь.
– И что это была за женщина? – небрежно спросила она, отхлебнув пару глотков кофе.
– Его жена, конечно. Ужасная женщина. – Красиво очерченные губы скривились от отвращения. – Она вышла за него, потому что была влюблена в мысль стать женой Доминика Дюваля. Какие перспективы, подумать только! Влиятельные друзья, фотографии, регулярно появляющиеся в прессе. Когда у Доминика кончилось терпение и он сказал, что хочет развестись, она нанесла ему самый жестокий удар. Забрала Клэр. Поменяла ей фамилию на Лодетт. Изо всех сил старалась помешать их встречам. – Девушку передернуло. – Потом эта катастрофа. Хорошо, что Клэр теперь у него, но сам он полон горечи. – Она поднялась и взяла со стула защитного цвета рюкзак. – Вы милая женщина. Не сделайте ошибку, влюбившись в него. Будете всю жизнь жалеть. Да, я уверена, – глубокомысленно добавила она, – что Доминик, заставив вас думать, будто я ему не сестра, намеренно предостерегал вас. – Она изящно пожала плечами. – Но вы и так достаточно здравомыслящая женщина, верно ведь? Дэвид говорит, что вы – сама невозмутимость.
– О да. – Натянутая улыбка вернулась на ее губы. – Невероятно здравомыслящая. И в высшей степени невозмутимая.
Постель в девять вечера, туфли на низком каблуке, камин и хорошая книга зимой, работа в саду летом. Ну, разве я не захватывающая личность!
– Мне бы так хотелось снова с ним встретиться, – неуверенно проговорила Джек. – Он сказал, что вы с ним не…
– Нет-нет, мы не… – Кэтрин улыбнулась, почувствовав себя древней старушкой по сравнению с этой восторженной юностью. – Вам ни к чему спрашивать моего позволения, – добавила она, и Джек облегченно улыбнулась в ответ.
– Только, пожалуйста, не говорите Доминику о Дэвиде, – уже на пути к выходу сказала она, как будто эта мысль внезапно озарила ее. – Иногда он меня уж слишком опекает. Думает, что мужчин во мне интересует исключительно одно. Мое приданое. Я уже даже перестала спорить с ним на эту тему.
– Пусть это будет нашим маленьким секретом, – любезно согласилась Кэтрин. Проводив девушку на улицу, она остановилась у крыльца, чтобы помахать ей на прощание.
Едва оказавшись в доме, она дала выход бурлящей в ней злости.
Так, значит, он ее предостерегал? Вот как? Хотел с самого начала дать понять, чтобы она не особенно увлекалась несбыточными идеями о возобновлении их романа? Он, похоже, вообразил, что уже не молодая женщина, типичная старая дева – а она такая и есть, – может ненароком вбить себе в голову, что полугодовой роман шестилетней давности – основание достаточно веское, чтобы считать себя по-прежнему любимой к желанной.
Она яростно переделала всю домашнюю работу, а потом, повинуясь внезапному порыву, запрыгнула в машину и направилась к его дому в пригороде. Где он живет, она знала от Клэр: это был один из обрывков информации, которые она выудила из бесед с девочкой. Собственно, адрес ей был не нужен, вполне хватало названия дома. Его знал любой житель города. Такие дома с собственным именем и историей можно было пересчитать по пальцам.
Она понятия не имела, дома Доминик или нет, и ей было плевать, хочет он ее видеть или нет. Она жаждала втолковать ему одну-единственную вещь: она не представляет для него никакой дурацкой угрозы.
Ее бесила мысль, что он счел необходимым предостеречь ее, пусть даже довольно тактично. Да разве не понятно, что его вызывающей неприязни больше чем достаточно? Он что же, считает ее настолько толстокожей и до такой степени отчаявшейся? Как он мог подумать, что она кинется на него в надежде вернуть упущенную возможность?
Дом – величественное здание викторианской эпохи – стоял в стороне от дороги, скрытый деревьями. Аллея к нему вела мимо небольшого коттеджа, где, по слухам, несколько десятилетий назад обитал сумасшедший родственник хозяина, и мимо пустующих конюшен.
Кэтрин миновала коттедж и конюшни на такой скорости, какую только позволяла развивать посыпанная гравием дорожка, и остановила свою машину бок о бок с «БМВ» в углу двора.
Мысли у нее разбегались, она не в состоянии была думать спокойно. Она только понимала, что Джек не со зла предостерегала ее от брата или объясняла, как он относится к женщинам. Жаклин Дюваль относилась к тем людям, которые искренне верят, что правда всегда на пользу.
Кэтрин с треском захлопнула за собой дверцу машины, взглянула на нее – маленькую, смиренную, запыленную – и ринулась к входной двери.
Как это ни удивительно, но старинного молотка на двери не было. Зато был старомодный звонок, такая древняя штуковина, звук от которой прокатился по всем комнатам и был слышен снаружи. Кипя от злости, она с полминуты топталась на пороге, пока наконец ей не отворила пожилая женщина. Прислуга посмотрела на Кэтрин с любопытством и, похоже, собиралась было объяснить, что они ничего не покупают.