Уильямс Тэд. Башня зеленого ангела (Орден Манускрипта - 6)

   - Я не смог помочь Лилит, - сказал он, - и не представляю себе, какое влияние могут оказать мои травы на одного из бессмертных. Не знаю, что я могу сделать для Адиту.
   Джошуа беспомощно развел руками:
   - Хотя бы присмотри за ней.
   - Вы заметили хоть что-нибудь странное? - спросил Тиамак у Слудига.
   Риммер энергично потряс головой:
   - Ничего. Я нашел ее такой, как вы видите, на земле. И никого поблизости.
   - Я должен вернуться, чтобы наблюдать за разгрузкой. Если нет чего-нибудь... - Джошуа казался рассеянным, как будто даже этого события было недостаточно, чтобы полностью завладеть его вниманием. Принц всегда был немного отстраненным, но в этот день, после того как они бросили якоря, совсем ушел в свои мысли. Тем не менее, решил Тиамак, учитывая то, что их ожидает, принц имеет право быть немного рассеянным.
   - Я останусь с ней, принц Джошуа. - Он нагнулся и потрогал щеку ситхи. Кожа ее была прохладной, но он понятия не имел, нормально это для ситхи или нет.
   - Хорошо. Спасибо, Тиамак. - Джошуа помедлил немного и вышел из укрытия. Слудиг и остальные солдаты последовали за ним.
   Тиамак сел на корточки подле Адиту. На ней был костюм смертных, белые штаны и тонкая куртка, - ни то, ни другое не годилось для этой погоды. Но ситхи мало внимания обращают на погоду, напомнил себе вранн. Она дышала неглубоко, одна рука была сжата в кулак. Что-то в том, как она согнула свои пальцы, вызвало интерес Тиамака; он раскрыл ее руку, сжатую на удивление сильно.
   В ладони Адиту лежало маленькое круглое зеркальце, едва ли больше осинового листка. Его обрамляло узкое костяное кольцо, покрытое изысканной резьбой. Тиамак поднял его и взвесил на ладони. Оно оказалось неожиданно тяжелым и странно теплым. По его пальцам пробежало щиплющее покалывание. Он поднял зеркало, чтобы взглянуть на отражение своего лица, но, изменив угол, увидел только мутную темноту. Он поднес зеркальце ближе к лицу и почувствовал, что покалывание стало сильнее. Что-то ударило его по запястью. Зеркало упало на сырую землю.
   - Оставь его. - Адиту убрала руку и снова откинулась, прикрыв глаза длинными пальцами. Голос ее был тихим и напряженным. - Не трогай его, Тиамак.
   - Вы не спите! - Он смотрел на лежавшее в траве зеркало, и у него не было особого желания пренебрегать предостережением Адиту.
   - Да. Теперь не сплю. Тебя просили ухаживать за мной?
   - Во всяком случае присматривать. - Он придвинулся ближе. - Как вы себя чувствуете? Я могу что-нибудь дать вам?
   - Воды. Немного растаявшего снега - это как раз то, что мне нужно.
   Тиамак выбрался из-под тяжелой ткани, набрал пригоршню снега и залез назад.
   - У меня нет ни чашки, ни миски.
   - Это не имеет значения. - Она села, не без некоторого усилия, и вранн высыпал снег в ее сложенные чашечкой ладони. Адиту положила немного в рот и растерла остальное по лицу. - Где зеркало?
   Тиамак показал. Ситхи нагнулась и подняла его с травы. Мгновением позже ее рука снова была пуста. Тиамак не заметил, куда она спрятала зеркало.
   - Что с вами случилось? - спросил он. - Вы знаете?
   - И да и нет. - Она закрыла лицо руками. - Ты слышал что-нибудь о Свидетелях?
   - Немного.
   - Дорога снов - место, где мы, зидайя, черпаем знания при помощи таких Свидетелей, как зеркало, которое ты держал, - была почти полностью закрыта для нас после того, как Амерасу была убита в Ясире. Из-за этого я не могла совещаться с Джирики или Ликимейей, моей матерью, или с кем-нибудь еще из моего народа с тех пор, как оставила их. Но я думала о тех вещах, о которых ты и Стренгъярд спрашивали меня, несмотря на то что, как я вам говорила, у меня самой не было ответов. Я согласна, что ваши вопросы очень важны. Я надеялась, что, поскольку мы теперь гораздо ближе к моим родным, может быть, я смогу дать им знать, что хочу поговорить с ними.
   - И потерпели неудачу?
   - Хуже того. Я недооценила перемены, происшедшие на Дороге снов.
   Тиамак, носитель свитка, ненасытный искатель знаний, начал уже устраиваться, готовясь выслушать длинный рассказ, когда вспомнил о своих непосредственных обязанностях.
   - Не могу ли я что-нибудь принести вам, леди Адиту?
   Она улыбнулась чему-то, но не стала объяснять причины своей улыбки.
   - Нет. Со мной все в порядке.
   - Тогда, пожалуйста, расскажите мне то, что намеревались, о Дороге снов.
   - Я расскажу тебе все, что смогу, но есть причина, по которой я сказала "и да и нет", когда ты спросил, знаю ли я, что произошло со мной. Я не совсем уверена в том, что случилось. Дорога снов была полна хаоса, подобного которому я никогда не видела, но не это было для меня неожиданностью. Чего я не могла предвидеть, так это того, что какое-то ужасное существо будет ожидать меня там.
   Тиамаку стало не по себе.
   - Что вы хотите сказать? Какое существо? Демон? Один из наших... врагов?
   - Это не так. - Янтарные глаза Адиту сузились, она пыталась подобрать слова: - Это было... сооружение, я полагаю. Нечто очень могущественное и очень странное, что было... построено там. У меня нет другого слова. Это было что-то огромное и опасное, как тот замок, который Джошуа собирается атаковать здесь, в просыпающемся мире.
   - Замок? - Тиамак был заинтригован.
   - Нет, совсем не так просто. Это не похоже ни на что известное тебе. Это было сооружение... Искусства, разумная конструкция, не похожая на призраков, которые иногда возникают по краям Других Путей. Это был вихрь дыма, искр и черной энергии. Создание величайшей силы, что-то, что должно было сооружаться очень долго. Я никогда не слышала ни о чем подобном. Оно захватило меня, как смерч захватывает лист, и я еле-еле освободилась. - Она снова сжала голову. Мне повезло, я думаю.
   - Это опасно для нас? И если да, то что могло бы помочь разрешить эту загадку? - Вранн вспомнил свои прежние мысли о чужой земле: это была территория, о которой он не знал ничего.
   - Мне трудно поверить, чтобы такая необычная вещь не имела никакого отношения к Инелуки и к событиям последних дней. - Она помолчала, размышляя. Одна мысль, которая у меня возникла, могла бы значить что-нибудь. Когда я впервые ощутила ее, мне послышалось слово сал1и'асу. На языке Рожденных в Саду это означает Пятый Дом.
   - Пятый Дом? - повторил ничего не понимающий Тиамак.
   - Да. - Адиту снова легла. - Я тоже ничего не понимаю. Но это я услышала, когда впервые соприкоснулась с тем могущественным созданием.
   - Я спрошу Стренгъярда, - сказал Тиамак. - Полагаю, нам следует рассказать все это Джошуа. В любом случае он испытает большое облегчение, узнав, что вы здоровы.
   - Я устала. Хочу полежать здесь тихо некоторое время и подумать. - Адиту сделала незнакомый вранну жест: - Благодарю тебя, Тиамак.
   - Я ничего не сделал.
   - Ты сделал все, что мог. - Она закрыла глаза и откинулась. - Предки могут понять все это - но я нет. Я испугана. Я много бы дала, чтобы побеседовать с кем-нибудь из моего народа.
   Тиамак поднялся на ноги и пошел назад, к заснеженным берегам Кинслага.
   Повозка остановилась, и деревянные колеса на время смолкли. Граф Над Муллаха был уверен, что неимоверно устанет от их мучительного скрипа к тому времени, когда их путешествие будет окончено.
   - Здесь мы попрощаемся, - сказал он Изорну. Граф оставил свою лошадь на попечение одного из солдат и подошел к молодому риммеру. Тот спешился и обнял его.
   - В самом деле пора прощаться. - Изорн посмотрел на повозку и тело Мегвин под покрывалом. - Я не могу выразить вам свое горе. Она заслуживала лучшего, так же как и вы, Эолер.
   Граф в последний раз пожал руку друга.
   - Судя по моему опыту, - сказал он с горечью, - богов, видимо, не особенно беспокоит, чего заслуживают их дети. А может быть, награда, которую они дают, слишком тонка для моего понимания. - На мгновение он закрыл глаза. - Но довольно. Она мертва, все жалобы в мире, вся брань и поношение небес не вернут ее. Я похороню ее с теми, кого она любила, а потом помогу Инавен и тем, кто уцелел из моего народа, восстановить все, что еще возможно.
   - А после этого?
   Эолер покачал головой:
   - Думаю, это зависит от того, смогут ли ситхи остановить Элиаса и его союзников. Надеюсь, ты не подумаешь, что я желаю тебе неудачи, если скажу, что мы будем держать пещеры Грианспога наготове на случай, если они снова понадобятся.
   Изорн слабо улыбнулся:
   - Было бы глупо не сделать этого.
   - А ты пойдешь с ними? Твой народ тоже нуждается в помощи, особенно теперь, когда Скали нет.
   - Знаю. Но я должен найти мою семью и Джошуа. Мои раны зажили достаточно, чтобы я мог ехать верхом, так что я отправляюсь с ситхи. Я буду единственным смертным... Мне будет одиноко на пути в Эрчестер.
   Эолер улыбнулся:
   - При том как скачет народ Джирики, не думаю, что тебе предстоит долгое одиночество. - Он посмотрел на своих оборванных людей: они предпочтут занесенный снегом Фростмарш новому путешествию с бессмертными. - Но если все пойдет так, что понадобится помощь эрнистирийцев, пришли хоть словечко в Эрнисадарк, и я найду способ прийти.
   - Я знаю. Счастливого пути.
   - Счастливого пути, Изорн.
   Эолер повернулся и пошел назад, к своей лошади. Когда он вскочил в седло, Ликимейя и Джирики, державшиеся поодаль, подъехали к нему.
   - Человек из Эрнистира, - под черным шлемом глаза Ликимейи были ясными, знай, что мы уважаем тебя. Со времен принца Синиаха твой и наш народ не сражались бок о бок. Наши мертвые лежат рядом и здесь, и на вашей родине. Мы благодарим тебя.
   Эолер хотел спросить у суровой королевы ситхи, за что погибли восемь десятков эрнистирийцев, но время было неподходящее, чтобы снова начинать этот спор. Его люди стояли молча, в нервном ожидании. Они хотели только поскорее уехать.
   - Вы освободили Эрнистир от страшного бедствия, - вынужденно ответил он. Существовали законы, которые следовало соблюдать. - Мы тоже благодарим и уважаем вас.
   - Пусть покой ожидает вас в конце вашего пути, граф Эолер, - сказал Джирики. Темный клинок Индрейу висел у его бедра. Принц ситхи тоже был в доспехах и до кончиков пальцев выглядел чуждым богом войны, как и его мать. А когда вы найдете его, да продлится он.
   - Да хранит вас небо. - Эолер покачнулся в седле, потом махнул рукой, подавая знак возчику. Колеса медленно завертелись, саван Мегвин заколыхался от резкого ветра.
   Что до меня, подумал он, да оставят боги с этого мгновения меня в покое. Они разбили мой народ и мою жизнь. Пусть теперь посмотрят куда-нибудь еще, чтобы мы могли начать строить заново.
   Когда он оглянулся, риммер и ситхи стояли неподвижно - темные силуэты на фоне восходящего солнца. Он поднял руку. Изорн ответил тем же. Эолер посмотрел на запад.
   - Пойдем, эрнистири! - крикнул он своему оборванному отряду. - Мы идем домой!
   6 ПЕСНЬ КРАСНОЙ ЗВЕЗДЫ
   - На, пей, - тролль протянул бурдюк с водой. - Я Бинабик из Минтахока. Укекук был моим наставником. А ты Падреик. Он много раз говаривал о тебе.
   - Падреик мертв, - прохрипел монах. Он сделал глоток, пролив немного на подбородок. Он явно изнемогал. - Теперь я другой человек. - Дрожащей рукой он оттолкнул бурдюк. - Во имя всех богов, старых и новых, на двери было могущественное заклятие! Я уже лет двадцать не встречал ничего подобного. Мне кажется, она чуть не убила меня. - Он покачал головой. - Возможно, это было бы хорошо.
   - Вы только послушайте его! - закричала Мириамель. - Являешься неизвестно откуда и с порога несешь какую-то чушь! Что ты здесь делаешь?
   Кадрах старался не встречаться с ней взглядом.
   - Я шел за вами.
   - Шел? Откуда?
   - Всю дорогу до Сесуадры. И потом, когда вы бежали. - Он смотрел на дворров, которые закрыли каменную дверь и стояли сбившись в кучу у дальнего края пещеры, разглядывая вновь прибывшего, как будто он был переодетым норном. - А они тут как тут! Домгайны, - поморщился он. - Мне казалось, что я чувствую их искусную руку в заклятии, но не был уверен. Я никогда не сталкивался с такими свежими заклятиями их производства.
   Но Мириамель нелегко было отвлечь:
   - Что ты здесь делаешь, Кадрах? И кто тебя преследовал?
   Монах перевел взгляд на собственные стиснутые руки в складках потрепанной рясы.
   - Боюсь, что я навел норнов на вас и ваших союзников. Белые чудовища преследовали меня чуть ли не с того момента, как я вошел в катакомбы. Мне было нелегко держать их на расстоянии.
   - Значит, ты привел их к нам?
   Мириамель все еще не понимала, что она испытывает к этому человеку. С тех пор как он бросил их в Озерных Тритингах, она делала все, что могла, чтобы выкинуть его из головы. Ей все еще было стыдно из-за пергамента Тиамака.
   - Они не получат меня еще раз! - пылко сказал монах. - Если бы я не смог справиться с дверью, то скорее бросился бы со Ступеней Тан'са, чем попал бы им в руки.
   - Но вы говаривали, что норны пребывают снаружи, а эта пещера имеет только одну дверь для выхождения, - заметил Бинабик. - Не очень много хорошего проделывали вы в свою пользу, Кадрах или Падреик, как бы вас теперь ни называли.
   Бинабик многое слышал о монахе от принцессы и от Саймона. Мириамель видела, что его давнее уважение к эрнистирийцу борется с естественным недоверием тролля к человеку, который мог предать его друзей. Он пожал плечами:
   - Камни Чукку! В достаточности разговаривания. Будем предпринимать решение важных вещей. - Он встал и пошел по пещере к дворрам.
   - Почему ты убежал тогда, Кадрах? Я же сказала тебе, что извиняюсь за пергамент Тиамака... и за всю эту историю.
   Монах наконец посмотрел ей в глаза. Взгляд его был странно безжизненным.
   - Ах, но вы были правы, Мириамель. Я вор, лжец и пьяница - это чистая правда уже много лет. То, что я между делом совершил несколько честных поступков, ничего не меняет.
   - Почему ты всегда так говоришь? - спросила она. - Почему ты все время ищешь в себе только самое плохое?
   Его лицо стало едва ли не обвиняющим.
   - А почему вы все время ищете во мне хорошее, Мириамель? Вы воображаете, что знаете все на свете, но в конце концов вы всего лишь молодая женщина. Вы даже представить себе не можете, каким отвратительным местом на самом деле является этот мир.
   Уязвленная Мириамель отвернулась и занялась осмотром седельных сумок. Он только что вернулся, а ей уже хочется повесить его - и тем не менее принцесса старательно искала, чем бы его накормить.
   Я полагаю, стоит поддержать в нем здоровье до той поры, пока я окончательно не решу убить его.
   Кадрах прислонился к стене пещеры, голова откинута назад, глаза закрыты совершенно без сил. Она воспользовалась удобным случаем, чтобы получше рассмотреть его. Он совсем отощал с тех пор, как покинул ее в степи; лицо его обрюзгло, кожа, казалось, висела прямо на костях. Даже в розовом свете камней дворров монах выглядел серым.
   Вернулся Бинабик.
   - Наша безопасность имеет готовность прекратиться. Джисфидри сказал мне, что дверная защита никогда уже не будет становиться такой же очень сильной, когда ее один раз взламывали. Не все норны имеют такое мастерство, как ваш монашеский друг, но некоторые имеют. И даже если они не получат возможности открывать дверь, имеет вероятность, что Прейратс не предотвратится.
   - Мастерство? Что ты имеешь в виду?
   - Мастерство, или овладение наукой - Искусство. Те, кто не является носителем свитка, иногда именовывают это волшебством.
   - Кадрах сказал, что он не может больше заниматься волшебством.
   Бинабик озадаченно покачал головой:
   - С большой давностью Падреик из Краннира бывал самым осведомленным употребителем Искусства во всем Светлом Арде, хотя это имело зависимость от того, что другие носители свитка и очень великий из них Моргенс не имели желания рисковать его глубинными течениями. С очевидностью, он не терял своих возможностей - они нужны были ему для открывания двери дворров.
   - Все это случилось так быстро! Я просто не подумала. - Она ощутила, как надежда разгорается в ней. Может быть, судьба не зря привела сюда монаха.
   - Я сделал то, что должен был, - внезапно проговорил Кадрах.
   Мириамель думала, что он спит, и испуганно подскочила.
   - Белые лисицы поймали бы меня через несколько мгновений. Но я не тот, что был, тролль. Использование Искусства требует дисциплины, напряженной работы и покоя. Я был далек от этого много лет. - Он снова прислонил голову к стене пещеры. - Теперь колодец пуст. Мне нечего больше дать. Нечего.
   Мириамель, однако, собиралась выяснить все до конца:
   - Ты до сих пор не объяснил, почему преследовал меня, Кадрах.
   Монах открыл глаза:
   - Потому что больше ничего нет. В мире ничего больше нет для меня. - Он помедлил, потом сердито посмотрел на Бинабика, как будто маленький человек покушался на то, что не имел права слышать, и снова медленно заговорил: Потому что... потому что вы были добры ко мне, Мириамель. Я забыл, как это бывает. Я не мог идти с вами навстречу вопросам и полным отвращения взглядам герцога Изгримнура и прочих. Но я не мог отпустить это прикосновение жизни, какой она некогда была. Я не мог отпустить. - Он поднял руки, потер ими лицо, потом жалко рассмеялся: - Полагаю, я еще не настолько мертв.
   - Это ты шел за мной и Саймоном в лесу?
   - Да. И через Стеншир и Фальшир тоже. Только когда этот присоединился к вам, - он кивнул на Бинабика, - мне пришлось держаться подальше. У его волка хороший нос.
   - Ты не особенно помог, когда огненные танцоры схватили нас.
   Кадрах содрогнулся.
   - Я потерял ваш след после Хасу Вейла. То, что я нашел вас снова, - чистое везение. Если бы вы не пришли к Святому Сутрину, где мне предоставил приют этот радушный сумасшедший Дометис, думаю, мы никогда бы уже не встретились. Он снова хрипло засмеялся. - Подумайте об этом, моя леди. Ваша удача отвернулась от вас, когда вы вошли в Божий дом.
   - Хватит. - Мириамель теряла терпение, слушая бесконечное самоуничижение Кадраха. - Ты здесь. Что теперь?
   Прежде чем монах успел ответить, шаркая подошел Джисфидри. Дворр скорбно посмотрел на Кадраха, потом повернулся к Мириамели и Бинабику:
   - Этот человек прав в одном. Снаружи находится кто-то еще. Хикедайя пришли.
   При этих словах воцарилось молчание.
   - Ты уверен? - Мириамель почти не надеялась, что дворры могут ошибиться, но мысль о том, что снаружи их поджидают мертвеннолицые норны, была ужасной. Белые лисицы достаточно напугали ее как персонажи рассказов о падении Наглимунда, но на Хасу Вейле она увидела их сама. И Мириамель меньше всего хотела увидеть их снова. Ее ужас, немного уменьшившийся от удивления при появлении Кадраха, теперь вернулся. Она внезапно начала задыхаться. - Ты уверен, что это норны, а не просто солдаты моего отца?
   - Этого человека мы не ожидали, - сказал Джисфидри. - Но мы знаем, что движется по нашим туннелям. Пока дверь удерживает их снаружи, но это скоро может перемениться.
   - Если это ваши туннели, вы должны знать путь, которым мы можем бежать!
   Дворр промолчал.
   - С вероятностью, мы имеем должность использовать камни, которые собирали, - сказал Бинабик. - Мы должны помыслить о попытке сбегать до того, как придет еще очень больше наших врагов. - Он повернулся к Джисфидри: - Можете ли вы говаривать, сколь много их там, снаружи?
   Дворр мелодично просвистел что-то жене. Выслушав ее ответ, он повернулся:
   - Примерно число пальцев одной руки. Но это не надолго так.
   - Так мало? - Мириамель выпрямилась. - Мы должны драться! Если твои люди помогут нам, мы, конечно, перебьем их и убежим.
   Джисфидри отпрянул в замешательстве:
   - Я говорил вам. Мы не сильные. Мы не сражаемся.
   - Слушайтесь тинукедайя, - холодно сказал Кадрах. - Не такая уж большая разница, конечно, но я лично предпочитаю ждать конца здесь, а не быть наколотым на пику одного из Белых лисиц.
   - Но ведь конец обязательно наступит, если мы будем ждать. А вот если попытаться бежать, у нас может быть хоть какой-то шанс!
   - Шансов нет в любом случае. По крайней мере, здесь мы можем спокойно и с достоинством умереть по собственному выбору - тогда, когда нас это устроит.
   - Как можно быть таким трусом! - закричала Мириамель. - Ты же слышал Джисфидри! Полдюжины норнов, самое большее. Это не конец света.
   Кадрах повернулся к ней. Скорбь, отвращение и плохо скрываемая ярость боролись на его лице.
   - Не норнов я боюсь, - сказал он. - А именно конца света.
   Мириамель услышала что-то необычное в его тоне, что-то не похожее даже на его обычный пессимизм.
   - О чем ты говоришь, Кадрах?
   - О конце света, леди, - повторил он и глубоко вздохнул. - Если бы вы, и я, и этот тролль могли убить всех норнов Хейхолта и всех норнов Пика Бурь к тому же, это все равно не имело бы никакого значения. Слишком поздно, чтобы что-нибудь делать. И всегда было слишком поздно. Мир, зеленые поля Свелого Арда, люди его стран - все это обречено. И я знал это еще до того, как встретил вас. - Он умоляюще поднял глаза. - Конечно, я озлоблен, Мириамель. Конечно, я почти безумен. Потому что я знаю совершенно точно, что надежды нет.
   Саймон проснулся от смутных безумных снов в полной темноте. Поблизости кто-то стонал. Каждая клеточка его существа болела, и он с трудом мог пошевелить руками и ногами. Долгое мгновение он был уверен, что, пойманный и связанный, лежит в темном погребе, но в конце концов вспомнил, где находится.
   - Гутвульф, - проскрипел он. Стоны не смолкали.
   Саймон перевернулся на живот и пополз на звук. Его распухшие пальцы коснулись чего-то. Он остановился и стал осторожно ощупывать это, пока не обнаружил бородатое лицо Гутвульфа. Слепой горел в лихорадке.
   - Граф Гутвульф, это Саймон. Вы спасли меня.
   - Их дом горит! - Голос Гутвульфа был полон ужаса. - Они не могут убежать! Чужеземцы с черным железом стоят у ворот!
   - У вас тут есть вода? Еда?
   Он чувствовал, что слепой пытается сесть.
   - Кто здесь? Ты не можешь взять его. Он поет для меня! Для меня!
   Гутвульф что-то схватил, и Саймон почувствовал, как острый металл скользнул по его руке. Он выругался, поднес руку к губам и ощутил вкус крови.
   Сверкающий Гвоздь. Невероятно. У этого бьющегося в лихорадке слепца Сверкающий Гвоздь.
   На мгновение Саймону захотелось просто выхватить меч из ослабевших рук Гутвульфа. В конце концов, кто важнее - этот сумасшедший или все народы мира? Но, кроме того, что ему не очень-то нравилась идея украсть меч у беспомощного, больного человека, который спас ему жизнь, Саймон был безнадежно затерян где-то в туннелях под Хейхолтом без света и еды. Если по какой-нибудь непонятной причине слепой граф не хранит у себя факела или фонаря, то без Гутвульфа, знающего эти лабиринты, он может целую вечность пробродить тут, в темноте. И что толку тогда будет в Сверкающем Гвозде?
   - Гутвульф, у тебя есть факел? Кремень и огниво?
   Граф снова бормотал что-то невнятное. Саймону не удалось услышать ничего полезного. Он отвернулся и начал обыскивать пещеру, морщась и стеная от боли при каждом движении.
   Место, где спал Гутвульф, было очень небольшим, дюжина шагов в любом направлении - если бы Саймон мог встать на ноги и шагать. Он нащупал нечто похожее на мох в щелях камня у самого пола. Он отломил кусочек и понюхал его. Он не показался Саймону тем же растением, которое поддерживало его в разрушенных залах Асу'а. Он положил немного на язык, потом выплюнул. Вкус показался ему еще более омерзительным, чем у того мха. Тем не менее живот у него очень болел, и Саймон не сомневался, что скоро предпримет новую попытку. Кроме тряпья, разбросанного по неровному каменному полу, у Гутвульфа, видимо, было не много вещей. Саймон нашел нож, половина лезвия которого была отломана. Когда он захотел засунуть оружие за пояс, то внезапно обнаружил, что на нем нет ни пояса, ни вообще другой одежды.
   Голый, затерянный в темноте. Ничего не осталось от Саймона, кроме Саймона.
   Он был обрызган кровью дракона и после этого все равно оставался Саймоном. Он видел Джао э-Тинукай, сражался в великой битве, его целовала принцесса - и все это время он оставался в той или иной степени тем же кухонным мальчиком. Теперь у него отняли все - оставив только то, с чем он начал.
   Саймон засмеялся: сухой, хриплый звук. Была некая новая свобода в том, чтобы иметь так мало. Если он проживет следующий час - это будет победой. Он убежал с колеса. Что еще с ним могут сделать?
   Он положил сломанный нож у стены, чтобы потом легко найти его, и продолжил свои поиски. Он нашел еще несколько вещей, но не понял, для чего они предназначались: странной формы камни, казавшиеся слишком причудливыми для созданных природой, куски разбитой глиняной посуды, щепки, даже скелеты каких-то маленьких животных. И, только дойдя до противоположной стены пещеры, он обнаружил кое-что действительно полезное. Его онемевшие, негнущиеся пальцы коснулись чего-то мокрого. Он отдернул руку, потом снова медленно протянул ее. Эта была каменная миска, наполовину наполненная водой. На земле рядом с ней, прекрасное, как чудо из книги Эйдона, лежало то, что показалось Саймону куском черствого хлеба.
   Саймон уже поднес хлеб ко рту, когда вспомнил о Гутвульфе. Он помедлил, живот его бушевал, потом отломил кусок, окунул его в воду и положил в рот. Он съел еще два маленьких кусочка таким же образом. Потом, осторожно держа миску в дрожащей руке, пополз туда, где лежал Гутвульф. Саймон окунул пальцы в воду и влил несколько капель в рот графа; слепой жадно проглотил их. Потом он взял кусочек хлеба, смочил его и скормил своему подопечному. Гутвульф не закрыл рот и, видимо, не смог ни прожевать, ни проглотить еду. Тогда Саймон вытащил хлеб у него изо рта и съел сам. Он чувствовал, что силы на исходе.
   - Позже, - сказал он Гутвульфу. - Позже ты съешь это. Ты поправишься, и я тоже. Тогда мы уйдем отсюда.