Страница:
— Горячая пища, — заявил Саймон, облизывая пальцы, — дивная вещь. — Он поднял миску и слизнул со дна последние капли подливки.
— У тебя рагу в бороде, — сурово сказала Мириамель.
Саймон распахнул дверь сарая, высунулся наружу и набрал пригоршню дождевой воды. Сделав несколько глотков, он употребил оставшуюся воду на то, чтобы стереть жир с усов.
— Так лучше?
— Я полагаю. — Мириамель принялась устраивать свою постель.
Саймон встал, удовлетворенно поглаживая живот, потом пошел, стащил с седла свою скатанную постель, вернулся и расстелил ее поближе к Мириамели. Она молча смотрела на это; потом, не поднимая глаз, оттащила свою в сторону. Саймон поджал губы.
— Будем сторожить? — мрачно спросил он. — На двери нет замка.
— Это было бы разумно. Кто первый?
— Я. Мне о многом надо подумать.
Его тон наконец заставил Мириамель поднять глаза. Она смотрела на Саймона настороженно, словно боялась, что он внезапно сделает что-нибудь страшное.
— Очень хорошо. Разбуди меня, когда устанешь.
— Я уже устал. Но и ты тоже. Спи. Я подниму тебя, когда ты хоть немного отдохнешь.
Мириамель без возражений снова устроилась на полу, плотно закутавшись в плащ, прежде чем закрыть глаза. В сарае стало тихо, только дождь мерно барабанил по крыше. Саймон долго сидел неподвижно, наблюдая, как мерцающий свет играет на бледном, спокойном лице девушки.
В какой-то момент, вскоре после полуночи, Саймон вдруг понял, что клюет носом. Тряхнув головой, он сел и прислушался. Дождь перестал, но вода все еще стекала с крыши сарая, булькая в образовавшихся лужах.
Он подполз к Мириамели, чтобы разбудить ее, но остановился, глядя на принцессу в красноватом свете угасающих углей. Она спала неспокойно; плащ, служивший ей одеялом, лежал в стороне, рубашка выбилась из мужских штанов, обнажив полоску белой кожи на боку. Саймон почувствовал, что сердце перевернулось у него в груди. Ему до боли захотелось коснуться этой белоснежной полоски.
Он потянул руку. Прикосновение было легким, как взмах крыла бабочки. Саймон ощутил нежную, прохладную кожу, покрытую мурашками — в сарае было прохладно.
Мириамель сонно заворчала и резко махнула рукой, словно отгоняя какую-то ползучую тварь. Саймон быстро отодвинулся.
Некоторое время он сидел неподвижно, чувствуя себя вором, которого застали на месте преступления. Наконец, немного успокоившись, он снова протянул руку, но на сей раз осторожно потряс ее за плечо.
— Мириамель! Просыпайся, Мириамель!
Она буркнула что-то невнятное и перевернулась на другой бок, спиной к нему. Саймон опять тряхнул ее, уже сильнее. Она протестующе забормотала, ее пальцы тщетно пытались нащупать плащ, словно он мог послужить защитой от жестокого духа, досаждавшего ей.
— Вставай, Мириамель, твоя очередь сторожить.
Но принцесса спала действительно крепко. Тогда Саймон наклонился и сказал ей в самое ухо:
— Просыпайся, пора! — Ее волосы касались его щеки. Мириамель только чуть улыбнулась, как будто кто-то решил подшутить над ней. Глаза ее оставались закрытыми. Саймон медленно опустился и лег рядом с ней. Несколько долгих мгновений он смотрел на нежный контур ее щеки, высвеченный угасающим костром. Потом бережно обнял ее за талию и придвинулся ближе: теперь его грудь касалась спины девушки. Ее волосы все еще щекотали его щеку. Мириамель издала какой-то звук, показавшийся Саймону вполне довольным, шевельнулась еще раз, слегка подтолкнув его спиной и снова затихла. Саймон задержал дыхание, боясь, что она все-таки проснется, боясь, что сам может чихнуть или кашлянуть и тем разрушить до боли прекрасное мгновение. Всем своим телом он чувствовал ее тепло. Она была такой маленькой, гораздо меньше него; ему хотелось свернуться вокруг и защищать ее. Он подумал, что хотел бы вечно лежать так.
Они лежали, прижавшись друг к другу, как два продрогших котенка. Необходимость стоять на часах была забыта — просто уплыла из головы Саймона, как лист, унесенный сильным течением реки.
Саймон проснулся в одиночестве. Мириамель была снаружи, чистила свою лошадь. Потом она вернулась в сарай, где они и позавтракали хлебом и водой. Она ничего не сказала о прошедшей ночи, но Саймону показалось, что в ее поведении стало немного меньше напряженности, как будто какая-то часть льда растаяла, когда они прижимались друг к другу во сне.
Еще шесть дней они ехали по Речной дороге, которую монотонные дожди превратили в полосу сплошной грязи. Была ужасная погода, а на дороге по большей части было так пустынно, что боязнь Мириамели быть узнанной слегка уменьшилась, хотя она по-прежнему прикрывала лицо, когда они проезжали через маленькие городки вроде Брегшейма или Гарвинсвольда. Ночи они проводили в придорожных сараях или под протекающими навесами у изображения святых. Каждый вечер после ужина они сидели у огня, и Мириамель рассказывала о своем детстве в Меремунде. В ответ он вспоминал дни, проведенные среди судомоек и горничных; но проходила ночь за ночью, и Саймон все больше и больше говорил о докторе Моргенсе — о его покладистом характере и редких внезапных вспышках ярости, о его презрении к тем, кто не задает вопросов, и восхищении дивной сложностью жизни.
В ночь, когда они прошли через Гарвинсвольд, Саймон неожиданно обнаружил, что плачет, вспоминая рассказ доктора о пчелином улье. Мириамель, пораженная, молча смотрела, как он пытается совладать с собой. В ее взгляде было что-то такое, чего Саймон не видел никогда Прежде, и хотя первым его чувством был жгучий стыд, по правде говоря, он не заметил презрения в выражении лица принцессы.
— Я хотел бы, чтобы он был моим отцом или дедушкой, — сказал он немного позже, когда они уже возлежали на своих роскошных постелях. Мириамель, как обычно, была на расстоянии вытянутой руки от него, но Саймон чувствовал, что сегодня она каким-то образом гораздо ближе к нему, чем в любую из ночей, прошедших после поцелуя. Конечно, с тех пор он уже обнимал ее, но ведь она спала. Теперь, в темноте, она была удивительно близка ему, и Саймон даже подумал, что чувствует некую невысказанную нежность, возникшую между ними. — Он был очень добр ко мне. Я так хотел бы, чтобы он был жив сейчас!
— Он был хорошим человеком.
— Он был больше, чем просто хорошим человеком. Он был… Он делал то, что должно было быть сделано. — Что-то сжалось у него в груди. — Он умер, чтобы я и Джошуа могли бежать. Он обращался со мной, как с родным. Это неправильно. Он не должен был умирать.
— Никто не должен умирать, — медленно проговорила Мириамель. — Особенно будучи еще живым.
Некоторое время Саймон лежал молча, в недоумении. Прежде чем он успел понять, что, собственно, она имела в виду, холодные пальцы коснулись его руки, потом легли на ладонь.
— Спокойной ночи, — сонно пробормотала Мириамель.
Когда его сердце перестало бешено колотиться, ее тонкие пальцы все еще лежали у него на ладони. Он уснул наконец с ощущением, что в его руке дремлет пушистый птенец.
Не только дожди и мокрый серый туман досаждали им. Сама земля, измученная бесконечным ненастьем, казалась совершенно безжизненной, состоящей из костей, камней и паутины. Жители маленьких городов были такими усталыми и напуганными, что не желали даже издали поглядывать на Саймона и Мириамель с любопытством и подозрительностью, которыми раньше был бы встречен любой чужеземец. По ночам окна были закрыты ставнями, грязные улицы пустынны. Саймону казалось, что они идут по городам призраков, чьи подлинные обитатели давным-давно оставили эти места и только их тени уныло скитаются по темным комнатам старых домов.
Тусклым вечером на седьмой день пути со Стеншира Саймон и Мириамель увидели за очередным поворотом Речной дороги приземистую громаду Фальширского замка, возникшую на западном горизонте. Некогда зеленая трава пастбищ словно королевская мантия покрывала холм, на котором стоял замок, но в этом году, несмотря на сильные дожди, поля остались бесплодными. Кое-где на вершине холма еще лежал снег. Вокруг холма раскинулся обнесенный стеной город, как бы защищая реку — оплот благополучия Фальшира. Корабли с фальширской шерстью и кожей уходили по этой реке в Кинслаг и дальше, чтобы вернуться обратно наполненными золотом и другим добром, которое делало Фальшир одним из богатейших городов Светлого Арда, вторым по значению в Эркинланде после Эрчестера.
— Когда-то этот замок принадлежал Фенгбальду, — сказала Мириамель. — Подумать только, что отец собирался выдать меня за него! Интересно, кто теперь правит в Фальшире? — Она поджала губы. — Если новый хозяин хоть немного похож на старого, надеюсь, вся эта громада однажды обрушится на него.
В рассеянном свете западного неба замок показался Саймону просто огромной скалой. Чтобы отвлечь Мириамель от мысли о Фенгбальде, он указал на подножие холма.
— Мы будем в городе еще до темноты. Сегодня можно будет поесть по-настоящему.
— Мужчины всегда думают только о своих желудках.
Саймон счел это утверждение нечестным, но ему так приятно было называться мужчиной, что он только улыбнулся.
— Ну, тогда как насчет сухой постели на постоялом дворе?
Мириамель покачала головой:
— Нам до сих пор везло, Саймон, но мы не можем рисковать. С каждым днем приближается Хейхолт. Я много раз бывала в Фальшире, здесь легко могут узнать меня.
Саймон вздохнул.
— Ну хорошо. Но ты ведь не будешь возражать, если я зайду купить нам какой-нибудь еды, как в Стеншире, правда?
— Если ты не заставишь меня ждать всю ночь. Несчастной жене странствующего свечника и так нелегко, а тут еще придется стоять под дождем, пока муж хлещет эль у огня.
Улыбка Саймона превратилась в усмешку:
— Бедная жена свечника.
Мириамель сурово посмотрела на него:
— Бедный свечник, если он рассердит ее.
Трактир «Смоляная бочка» был празднично освещен факелами, но, когда Саймон заглянул внутрь, ему показалось, что никто особенно не веселится. В общем зале сидело две или три дюжины людей, но разговаривали они между собой так тихо, что Саймон слышал, как капает вода с висящих у двери плащей.
Саймон прошел между переполненными скамьями к противоположной стене комнаты. Он заметил, что несколько голов повернулись ему вслед, и гул голосов стал немного громче, но не стал оглядываться. Хозяин, тощий человек с клочковатыми волосами, стоял у жаровни, и лицо его блестело от пота. Он поднял голову, когда Саймон подошел ближе.
— Вам нужна комната? — Он смерил презрительным взглядом оборванную одежду Саймона. — Два квини за ночь.
— Нет, только пару ломтиков баранины, немного хлеба да еще, может быть, капельку эля. Моя жена ждет снаружи. Нам далеко идти.
Хозяин крикнул какому-то настойчивому гостю, чтобы он потерпел, и снова подозрительно посмотрел на Саймона.
— Эль только в твой кувшин, — сказал он. — Мои за дверь не ходят.
Саймон поднял свою флягу, и хозяин кивнул:
— Шесть цинти за все. Платить сразу.
С некоторым раздражением Саймон бросил монетки на стол. Хозяин внимательно рассмотрел их, попробовал на зуб, потом сунул в карман и поспешил прочь.
Саймон повернулся, чтобы оглядеть комнату. Большинство посетителей, казалось, были местными жителями. Немногих можно было принять за путешественников, хотя этот трактир стоял очень близко к городским воротам и Речной дороге. Несколько человек тоже смотрели на него, но на их лицах Саймон не увидел ни враждебности, ни особого любопытства. Если судить по сидящим в этой комнате, фальширцы явно имели много общего со своими знаменитыми овцами.
Как только Саймон повернулся, ища взглядом хозяина, за его спиной произошло какое-то движение. Он подумал, что, очевидно, фальширцы проявили к его персоне больше внимания, чем ему показалось сначала. Потом дуновение ледяного ветра заставило его обернуться.
Дверь была распахнута. Перед занавесом льющейся с крыши воды стояли трое, одетые в бесформенные белые мантии, и спокойно обозревали помещение. Люди, сидевшие в трактире, как бы вжались в свои скамьи, испуганно переглядываясь; разговоры стали тише или громче, а некоторые из тех, кто сидел поближе к дверям, вставали и бочком пробирались к выходу.
Саймон ощущал такое же желание. Это, должно быть, огненные танцоры, подумал он. Сердце заколотилось сильнее. Видели они Мириамель? Впрочем, в любом случае, зачем она им?
Саймон медленно прислонился к длинному столу и, приняв выражение равнодушного интереса, стал наблюдать за вновь пришедшими. Двое из этой троицы были похожи на докеров, работавших у Морских ворот Хейхолта: крупные, жилистые, в руках у них были тяжелые дорожные посохи, которые по виду больше подходили для пробивания черепов, чем для прогулок. Третий, стоящий чуть впереди, судя по всему главарь, был маленьким и толстым. В руках у него тоже была дубинка. Когда он опустил намокший капюшон, в свете факелов заблестела квадратная лысая голова. Он был старше двух других, и у него были умные свинячьи глазки.
Шум голосов снова вернулся к обычному уровню, но, когда огненные танцоры медленно шли через зал, многие посетители украдкой бросали на них настороженные взгляды. Мужчины в белом, казалось, открыто искали в трактире что-то — или кого-то. На мгновение Саймон содрогнулся от беспомощного ужаса, когда темные глаза главаря остановились на нем, но огненный танцор только удивленно приподнял брови при виде его меча и равнодушно отвел взгляд.
Саймон вздохнул с облегчением. Что бы они ни искали, это явно был не он. Ощутив чье-то присутствие за своим плечом, юноша быстро обернулся и увидел трактирщика со щербатой деревянной тарелкой в руках. Тот дал Саймону баранину и хлеб, которые юноша аккуратно завернул в платок, потом отлил в приготовленную флягу соответствующее количество зля. Несмотря на то что все это требовало определенного внимания, глаза хозяина не отрывались от новых посетителей, и когда Саймон вежливо поблагодарил его, то получил в ответ только рассеянный кивок. Он был рад уйти.
Открыв дверь, Саймон поймал взглядом мелькнувшее на той стороне улицы бледное, озабоченное лицо Мириамели. Громкий насмешливый голос за его спиной прорвался сквозь общий гул:
— Ты же не думаешь в самом деле, что сможешь уйти незамеченным?
Саймон сделал шаг к двери, потом медленно повернулся. В левой руке он держал узелок с едой, в правой флягу. Бросить эль и вытащить меч или как-то использовать флягу? Хейстен говорил ему кое-что о драках в тавернах — правда, главная рекомендация бывалого, солдата сводилась к тому, чтобы по возможности избегать их.
Он завершил поворот, ожидая увидеть испуганные лица и ухмыляющихся огненных танцоров, но, к его удивлению, никто даже не смотрел в его сторону. Трое в белом стояли перед скамьей в самом дальнем углу. Сидящие там мужчины и женщина беспомощно смотрели на них, лица их обмякли от ужаса.
Главарь огненных танцоров наклонился вперед, его похожая на камень катапульты голова была почти у самого стола. Хотя эта поза предполагала, что разговор будет тихим, голос его усилился, разносясь по всей комнате.
— Ну? Вы же не думаете, что можете вот так просто взять и уйти?
— М-мифавару, — запинаясь, пробормотал мужчина. — Мы… мы не могли… Мы думали, что…
Огненный танцор медленно положил на стол здоровенную руку, заставив его замолчать.
— Это не та преданность, которой ждет от нас Король Бурь. — Казалось, что он говорит тихо, но Саймон у двери слышал каждое слово. Остальные посетители наблюдали за жуткой сценой в болезненно-зачарованном молчании. — Мы должны отдать ему наши жизни, потому что он удостоил нас чести знать, как все будет, и возможности стать частью этого. Нельзя поворачиваться к нему спиной!
Губы мужчины шевелились, он не мог произнести ни слова. Его жена была безмолвна, как и прежде, но плечи ее вздрагивали, по щекам катились слезы. По-видимому, этой встречи ждали и боялись.
— Саймон!
Он обернулся. Мириамель стояла в нескольких шагах от него, утопая в дорожной грязи.
— Что ты делаешь? — громким шепотом спросила она.
— Подожди.
— Саймон, там огненные танцоры! Разве ты их не видел?
Он поднял руку, останавливая ее, и снова повернулся к двери.
Дюжие огненные танцоры силой поднимали мужчину и женщину со скамейки. Женщину волочили волоком по грубому деревянному полу — ноги отказались ей служить. Теперь она плакала в голос; ее связанный спутник мог только горестно бормотать, потупя взор.
Саймон почувствовал, как в нем разгорается ярость. Почему никто не вступается за них? Три дюжины нормальных людей и только три огненных танцора!
Мириамель тянула его за рукав.
— Там что-то случилось? Пойдем, Саймон, пойдем!
— Я не могу, — твердо сказал он. — Они хотят забрать куда-то этих двоих.
— Но мы не можем позволить им схватить нас! Сейчас не время геройствовать.
— Я не дам им так просто увести этих людей, Мириамель.
Он молился, чтобы еще кто-нибудь из этой набитой людьми комнаты встал и защитил несчастных. Мириамель была права, им не следовало ввязываться. Но посетители трактира предпочитали наблюдать за событиями со стороны и тихонько перешептываться.
Проклиная собственную глупость и злую судьбу, поставившую его в такое положение, Саймон вырвал рукав у Мириамели и шагнул назад, в общую комнату. Аккуратно поставив у стены флягу и сверток с едой, он положил руку на рукоять подаренного ему Джошуа меча.
— Прекратите! — громко сказал он.
— Саймон!
Теперь все головы действительно повернулись к нему. Последним голову повернул главарь. Его крошечные глазки так и сверлили Саймона, и на этот раз в них не было никакого веселья.
— Прекратить, говоришь? Что, по-твоему, мы должны прекратить?
— Мне кажется, что эти люди не хотят идти с тобой. — Саймон обратился к мужчине, который уже почти не сопротивлялся, зажатый в руках у одного из высоких огненных танцоров: — Так ведь?
Глаза мужчины бегали от Саймона к главарю танцоров и обратно.
Наконец он горестно покачал головой. Теперь Саймон понимал, что этот человек боялся чего-то совершенно ужасного — иначе зачем бы он рисковал еще больше осложнить свое положение, следуя одной только отчаянной надежде, что Саймон может как-то избавить его от этого?
— Видишь? — Саймон старался — с переменным успехом, — чтобы его голос звучал твердо и спокойно. — Они не хотят. Освободи их. — Сердце его колотилось. Эти слова показались ему странно официальными, даже напыщенными, как в сказаниях о Таллистро или о каких-нибудь других выдуманных героях.
Лысый человек оглядел комнату, как бы прикидывая, сколько человек могут присоединиться к Саймону. Никто не пошевелился; казалось, весь зал затаил дыхание. Огненный танцор снова повернулся к юноше, его толстые губы искривились в ухмылке.
— Эти люди изменили клятве, данной господину. Это не твое дело.
Саймон почувствовал, как безудержная ярость охватывает его. Он видел уже достаточно зла — от развязанной королем войны, разрушившей всю страну, до тщательно продуманной и конкретной жестокости Прейратса. Он крепче сжал рукоять.
— А я говорю тебе, что это мое дело. Убери от них руки и выметайся.
Не тратя времени на дальнейший спор, вожак выплюнул приказ — один из его подчиненных, державший женщину, оттолкнул ее так, что она ударилась о стол, и прыгнул к Саймону.
Его тяжелый посох описал широкую дугу. Несколько человек закричали от страха или волнения. На мгновение Саймон застыл на месте, меч его только наполовину был вынут из ножен.
Идиот! Раззява!
Он упал на пол, и посох просвистел над его головой, сбив со стены несколько плащей и запутавшись в одном из них. Воспользовавшись моментом, Саймон бросился в ноги противнику. Оба упали и покатились по полу — и тут меч Саймона вывалился из ножен и упал на устилавший пол сухой тростник. Нападавший был тяжелым и крепко сложенным, а Саймон ушиб колено, так что, пока он вертелся, пытаясь подняться, огненный танцор успел ударить его дубинкой по ноге — ногу обожгло, словно от ножевой раны. Саймон перекатился к своему потерянному мечу и был страшно благодарен судьбе, ощутив под пальцами его надежный холодок. Огненный танцор уже поднялся и медленно подходил, его посох двигался стремительно, словно нападающая змея. Краем глаза Саймон заметил, что второй танцор тоже направился к нему.
Все по порядку, дурацкая мысль мелькнула и пропала. Так Рейчел всегда говорила ему, когда надо было заниматься нудной работой, а хотелось бегать и играть. Он поднялся на полусогнутых ногах, держа меч перед собой, и отбил удар своего первого противника. Трудно было вспомнить уроки Хейстена среди общего гвалта, движения и паники, но Саймон с облегчением обнаружил, что, пока между ним и противником будет меч, огненному танцору придется держаться на расстоянии. Но вот что делать, когда подойдет второй?
Своего рода ответ он получил через несколько мгновений, когда какое-то неясное движение за спиной заставило его пригнуться. Второй посох просвистел над головой Саймона и ударился о дубинку первого нападавшего. Саймон, не оборачиваясь, сделал шаг назад, потом быстро развернулся и изо всех сил взмахнул мечом, описав им широкий полукруг. Он попал по руке второго танцора, вызвав резкий пронзительный крик. Сжимая предплечье, человек побрел к двери. Саймон вернулся к своему первому противнику, надеясь, что второй если не побежден, то, по крайней мере, на время вышел из строя, позволив тем самым Саймону выиграть несколько отчаянно необходимых мгновений. Первый нападающий явно извлек уроки из оплошности товарища и теперь решил заставить Саймона защищаться.
Почувствовав удар сзади, Саймон вздрогнул и на секунду выпустил из виду своего противника. Заметив это, человек нацелил сокрушительный удар ему в голову. Саймон умудрился вовремя поднять меч и, когда огненный танцор собрался ударить еще раз, мощным выпадом выбил у него посох, так что тот ударился о деревянные балки и застрял в сетях под самой соломенной крышей. Несколько мгновений огненный танцор удивленно смотрел вверх; в эту секунду Саймон шагнул вперед и вонзил меч в живот нападавшего.
Саймон сознавал, что в любой момент второй танцор или главарь могут оказаться сзади, и попытался вытащить меч, как вдруг что-то ударило его сбоку, с силой швырнув об стол. Мгновение он смотрел прямо в полные ужаса глаза одного из трактирных завсегдатаев, потом быстро повернулся, чтобы понять, кто толкнул его. Лысый главарь Мифавару пробирался между столами, направляясь к двери. Он не стал тратить время на то, чтобы взглянуть на своих товарищей — того, которого убил Саймон, или другого, в странной позе лежавшего у двери.
— Не так-то это просто! — крикнул Мифавару и исчез за дверью в дождливой тьме.
Мгновением позже в комнате появилась Мириамель. Она посмотрела на лежащего огненного танцора, которого Саймон ранил в руку.
— Я разбила нашу флягу об его голову, — сказала возбужденная и запыхавшаяся принцесса, — но, думаю, тот, который только что убежал, собирается привести своих друзей на подмогу. Проклятое везение! Я не нашла ничего, чем его можно было бы ударить. Нам надо бежать.
— Лошади, — задыхаясь проговорил Саймон, — они…
— Рядом, — ответила Мириамель. — Пошли.
Саймон нагнулся и поднял сверток с ужином, который оставил на полу. Платок был пропитан элем, осколки фляги валялись вокруг безвольного тела огненного танцора. Саймон оглядел комнату. Мужчина и женщина, которым угрожали Мифавару и его подручные, съежились у противоположной стены, как и другие посетители трактира, ошеломленно наблюдающие за происходящим.
— Вы тоже лучше убирайтесь отсюда, — крикнул он им. — Этот лысый сейчас вернется и приведет с собой целую толпу. Давайте бегите!
Все молча смотрели на него. Саймону захотелось сказать что-нибудь умное или храброе — так обычно поступали все известные ему герои, — но он не смог ничего придумать. Кроме того, на его мече была настоящая кровь, и тошнота уже подступала к горлу. Он пошел к двери вслед за принцессой, оставив позади два неподвижных тела и полную комнату широко раскрытых глаз и безмолвных ртов.
5 КРУГ СУЖАЕТСЯ
— У тебя рагу в бороде, — сурово сказала Мириамель.
Саймон распахнул дверь сарая, высунулся наружу и набрал пригоршню дождевой воды. Сделав несколько глотков, он употребил оставшуюся воду на то, чтобы стереть жир с усов.
— Так лучше?
— Я полагаю. — Мириамель принялась устраивать свою постель.
Саймон встал, удовлетворенно поглаживая живот, потом пошел, стащил с седла свою скатанную постель, вернулся и расстелил ее поближе к Мириамели. Она молча смотрела на это; потом, не поднимая глаз, оттащила свою в сторону. Саймон поджал губы.
— Будем сторожить? — мрачно спросил он. — На двери нет замка.
— Это было бы разумно. Кто первый?
— Я. Мне о многом надо подумать.
Его тон наконец заставил Мириамель поднять глаза. Она смотрела на Саймона настороженно, словно боялась, что он внезапно сделает что-нибудь страшное.
— Очень хорошо. Разбуди меня, когда устанешь.
— Я уже устал. Но и ты тоже. Спи. Я подниму тебя, когда ты хоть немного отдохнешь.
Мириамель без возражений снова устроилась на полу, плотно закутавшись в плащ, прежде чем закрыть глаза. В сарае стало тихо, только дождь мерно барабанил по крыше. Саймон долго сидел неподвижно, наблюдая, как мерцающий свет играет на бледном, спокойном лице девушки.
В какой-то момент, вскоре после полуночи, Саймон вдруг понял, что клюет носом. Тряхнув головой, он сел и прислушался. Дождь перестал, но вода все еще стекала с крыши сарая, булькая в образовавшихся лужах.
Он подполз к Мириамели, чтобы разбудить ее, но остановился, глядя на принцессу в красноватом свете угасающих углей. Она спала неспокойно; плащ, служивший ей одеялом, лежал в стороне, рубашка выбилась из мужских штанов, обнажив полоску белой кожи на боку. Саймон почувствовал, что сердце перевернулось у него в груди. Ему до боли захотелось коснуться этой белоснежной полоски.
Он потянул руку. Прикосновение было легким, как взмах крыла бабочки. Саймон ощутил нежную, прохладную кожу, покрытую мурашками — в сарае было прохладно.
Мириамель сонно заворчала и резко махнула рукой, словно отгоняя какую-то ползучую тварь. Саймон быстро отодвинулся.
Некоторое время он сидел неподвижно, чувствуя себя вором, которого застали на месте преступления. Наконец, немного успокоившись, он снова протянул руку, но на сей раз осторожно потряс ее за плечо.
— Мириамель! Просыпайся, Мириамель!
Она буркнула что-то невнятное и перевернулась на другой бок, спиной к нему. Саймон опять тряхнул ее, уже сильнее. Она протестующе забормотала, ее пальцы тщетно пытались нащупать плащ, словно он мог послужить защитой от жестокого духа, досаждавшего ей.
— Вставай, Мириамель, твоя очередь сторожить.
Но принцесса спала действительно крепко. Тогда Саймон наклонился и сказал ей в самое ухо:
— Просыпайся, пора! — Ее волосы касались его щеки. Мириамель только чуть улыбнулась, как будто кто-то решил подшутить над ней. Глаза ее оставались закрытыми. Саймон медленно опустился и лег рядом с ней. Несколько долгих мгновений он смотрел на нежный контур ее щеки, высвеченный угасающим костром. Потом бережно обнял ее за талию и придвинулся ближе: теперь его грудь касалась спины девушки. Ее волосы все еще щекотали его щеку. Мириамель издала какой-то звук, показавшийся Саймону вполне довольным, шевельнулась еще раз, слегка подтолкнув его спиной и снова затихла. Саймон задержал дыхание, боясь, что она все-таки проснется, боясь, что сам может чихнуть или кашлянуть и тем разрушить до боли прекрасное мгновение. Всем своим телом он чувствовал ее тепло. Она была такой маленькой, гораздо меньше него; ему хотелось свернуться вокруг и защищать ее. Он подумал, что хотел бы вечно лежать так.
Они лежали, прижавшись друг к другу, как два продрогших котенка. Необходимость стоять на часах была забыта — просто уплыла из головы Саймона, как лист, унесенный сильным течением реки.
Саймон проснулся в одиночестве. Мириамель была снаружи, чистила свою лошадь. Потом она вернулась в сарай, где они и позавтракали хлебом и водой. Она ничего не сказала о прошедшей ночи, но Саймону показалось, что в ее поведении стало немного меньше напряженности, как будто какая-то часть льда растаяла, когда они прижимались друг к другу во сне.
Еще шесть дней они ехали по Речной дороге, которую монотонные дожди превратили в полосу сплошной грязи. Была ужасная погода, а на дороге по большей части было так пустынно, что боязнь Мириамели быть узнанной слегка уменьшилась, хотя она по-прежнему прикрывала лицо, когда они проезжали через маленькие городки вроде Брегшейма или Гарвинсвольда. Ночи они проводили в придорожных сараях или под протекающими навесами у изображения святых. Каждый вечер после ужина они сидели у огня, и Мириамель рассказывала о своем детстве в Меремунде. В ответ он вспоминал дни, проведенные среди судомоек и горничных; но проходила ночь за ночью, и Саймон все больше и больше говорил о докторе Моргенсе — о его покладистом характере и редких внезапных вспышках ярости, о его презрении к тем, кто не задает вопросов, и восхищении дивной сложностью жизни.
В ночь, когда они прошли через Гарвинсвольд, Саймон неожиданно обнаружил, что плачет, вспоминая рассказ доктора о пчелином улье. Мириамель, пораженная, молча смотрела, как он пытается совладать с собой. В ее взгляде было что-то такое, чего Саймон не видел никогда Прежде, и хотя первым его чувством был жгучий стыд, по правде говоря, он не заметил презрения в выражении лица принцессы.
— Я хотел бы, чтобы он был моим отцом или дедушкой, — сказал он немного позже, когда они уже возлежали на своих роскошных постелях. Мириамель, как обычно, была на расстоянии вытянутой руки от него, но Саймон чувствовал, что сегодня она каким-то образом гораздо ближе к нему, чем в любую из ночей, прошедших после поцелуя. Конечно, с тех пор он уже обнимал ее, но ведь она спала. Теперь, в темноте, она была удивительно близка ему, и Саймон даже подумал, что чувствует некую невысказанную нежность, возникшую между ними. — Он был очень добр ко мне. Я так хотел бы, чтобы он был жив сейчас!
— Он был хорошим человеком.
— Он был больше, чем просто хорошим человеком. Он был… Он делал то, что должно было быть сделано. — Что-то сжалось у него в груди. — Он умер, чтобы я и Джошуа могли бежать. Он обращался со мной, как с родным. Это неправильно. Он не должен был умирать.
— Никто не должен умирать, — медленно проговорила Мириамель. — Особенно будучи еще живым.
Некоторое время Саймон лежал молча, в недоумении. Прежде чем он успел понять, что, собственно, она имела в виду, холодные пальцы коснулись его руки, потом легли на ладонь.
— Спокойной ночи, — сонно пробормотала Мириамель.
Когда его сердце перестало бешено колотиться, ее тонкие пальцы все еще лежали у него на ладони. Он уснул наконец с ощущением, что в его руке дремлет пушистый птенец.
Не только дожди и мокрый серый туман досаждали им. Сама земля, измученная бесконечным ненастьем, казалась совершенно безжизненной, состоящей из костей, камней и паутины. Жители маленьких городов были такими усталыми и напуганными, что не желали даже издали поглядывать на Саймона и Мириамель с любопытством и подозрительностью, которыми раньше был бы встречен любой чужеземец. По ночам окна были закрыты ставнями, грязные улицы пустынны. Саймону казалось, что они идут по городам призраков, чьи подлинные обитатели давным-давно оставили эти места и только их тени уныло скитаются по темным комнатам старых домов.
Тусклым вечером на седьмой день пути со Стеншира Саймон и Мириамель увидели за очередным поворотом Речной дороги приземистую громаду Фальширского замка, возникшую на западном горизонте. Некогда зеленая трава пастбищ словно королевская мантия покрывала холм, на котором стоял замок, но в этом году, несмотря на сильные дожди, поля остались бесплодными. Кое-где на вершине холма еще лежал снег. Вокруг холма раскинулся обнесенный стеной город, как бы защищая реку — оплот благополучия Фальшира. Корабли с фальширской шерстью и кожей уходили по этой реке в Кинслаг и дальше, чтобы вернуться обратно наполненными золотом и другим добром, которое делало Фальшир одним из богатейших городов Светлого Арда, вторым по значению в Эркинланде после Эрчестера.
— Когда-то этот замок принадлежал Фенгбальду, — сказала Мириамель. — Подумать только, что отец собирался выдать меня за него! Интересно, кто теперь правит в Фальшире? — Она поджала губы. — Если новый хозяин хоть немного похож на старого, надеюсь, вся эта громада однажды обрушится на него.
В рассеянном свете западного неба замок показался Саймону просто огромной скалой. Чтобы отвлечь Мириамель от мысли о Фенгбальде, он указал на подножие холма.
— Мы будем в городе еще до темноты. Сегодня можно будет поесть по-настоящему.
— Мужчины всегда думают только о своих желудках.
Саймон счел это утверждение нечестным, но ему так приятно было называться мужчиной, что он только улыбнулся.
— Ну, тогда как насчет сухой постели на постоялом дворе?
Мириамель покачала головой:
— Нам до сих пор везло, Саймон, но мы не можем рисковать. С каждым днем приближается Хейхолт. Я много раз бывала в Фальшире, здесь легко могут узнать меня.
Саймон вздохнул.
— Ну хорошо. Но ты ведь не будешь возражать, если я зайду купить нам какой-нибудь еды, как в Стеншире, правда?
— Если ты не заставишь меня ждать всю ночь. Несчастной жене странствующего свечника и так нелегко, а тут еще придется стоять под дождем, пока муж хлещет эль у огня.
Улыбка Саймона превратилась в усмешку:
— Бедная жена свечника.
Мириамель сурово посмотрела на него:
— Бедный свечник, если он рассердит ее.
Трактир «Смоляная бочка» был празднично освещен факелами, но, когда Саймон заглянул внутрь, ему показалось, что никто особенно не веселится. В общем зале сидело две или три дюжины людей, но разговаривали они между собой так тихо, что Саймон слышал, как капает вода с висящих у двери плащей.
Саймон прошел между переполненными скамьями к противоположной стене комнаты. Он заметил, что несколько голов повернулись ему вслед, и гул голосов стал немного громче, но не стал оглядываться. Хозяин, тощий человек с клочковатыми волосами, стоял у жаровни, и лицо его блестело от пота. Он поднял голову, когда Саймон подошел ближе.
— Вам нужна комната? — Он смерил презрительным взглядом оборванную одежду Саймона. — Два квини за ночь.
— Нет, только пару ломтиков баранины, немного хлеба да еще, может быть, капельку эля. Моя жена ждет снаружи. Нам далеко идти.
Хозяин крикнул какому-то настойчивому гостю, чтобы он потерпел, и снова подозрительно посмотрел на Саймона.
— Эль только в твой кувшин, — сказал он. — Мои за дверь не ходят.
Саймон поднял свою флягу, и хозяин кивнул:
— Шесть цинти за все. Платить сразу.
С некоторым раздражением Саймон бросил монетки на стол. Хозяин внимательно рассмотрел их, попробовал на зуб, потом сунул в карман и поспешил прочь.
Саймон повернулся, чтобы оглядеть комнату. Большинство посетителей, казалось, были местными жителями. Немногих можно было принять за путешественников, хотя этот трактир стоял очень близко к городским воротам и Речной дороге. Несколько человек тоже смотрели на него, но на их лицах Саймон не увидел ни враждебности, ни особого любопытства. Если судить по сидящим в этой комнате, фальширцы явно имели много общего со своими знаменитыми овцами.
Как только Саймон повернулся, ища взглядом хозяина, за его спиной произошло какое-то движение. Он подумал, что, очевидно, фальширцы проявили к его персоне больше внимания, чем ему показалось сначала. Потом дуновение ледяного ветра заставило его обернуться.
Дверь была распахнута. Перед занавесом льющейся с крыши воды стояли трое, одетые в бесформенные белые мантии, и спокойно обозревали помещение. Люди, сидевшие в трактире, как бы вжались в свои скамьи, испуганно переглядываясь; разговоры стали тише или громче, а некоторые из тех, кто сидел поближе к дверям, вставали и бочком пробирались к выходу.
Саймон ощущал такое же желание. Это, должно быть, огненные танцоры, подумал он. Сердце заколотилось сильнее. Видели они Мириамель? Впрочем, в любом случае, зачем она им?
Саймон медленно прислонился к длинному столу и, приняв выражение равнодушного интереса, стал наблюдать за вновь пришедшими. Двое из этой троицы были похожи на докеров, работавших у Морских ворот Хейхолта: крупные, жилистые, в руках у них были тяжелые дорожные посохи, которые по виду больше подходили для пробивания черепов, чем для прогулок. Третий, стоящий чуть впереди, судя по всему главарь, был маленьким и толстым. В руках у него тоже была дубинка. Когда он опустил намокший капюшон, в свете факелов заблестела квадратная лысая голова. Он был старше двух других, и у него были умные свинячьи глазки.
Шум голосов снова вернулся к обычному уровню, но, когда огненные танцоры медленно шли через зал, многие посетители украдкой бросали на них настороженные взгляды. Мужчины в белом, казалось, открыто искали в трактире что-то — или кого-то. На мгновение Саймон содрогнулся от беспомощного ужаса, когда темные глаза главаря остановились на нем, но огненный танцор только удивленно приподнял брови при виде его меча и равнодушно отвел взгляд.
Саймон вздохнул с облегчением. Что бы они ни искали, это явно был не он. Ощутив чье-то присутствие за своим плечом, юноша быстро обернулся и увидел трактирщика со щербатой деревянной тарелкой в руках. Тот дал Саймону баранину и хлеб, которые юноша аккуратно завернул в платок, потом отлил в приготовленную флягу соответствующее количество зля. Несмотря на то что все это требовало определенного внимания, глаза хозяина не отрывались от новых посетителей, и когда Саймон вежливо поблагодарил его, то получил в ответ только рассеянный кивок. Он был рад уйти.
Открыв дверь, Саймон поймал взглядом мелькнувшее на той стороне улицы бледное, озабоченное лицо Мириамели. Громкий насмешливый голос за его спиной прорвался сквозь общий гул:
— Ты же не думаешь в самом деле, что сможешь уйти незамеченным?
Саймон сделал шаг к двери, потом медленно повернулся. В левой руке он держал узелок с едой, в правой флягу. Бросить эль и вытащить меч или как-то использовать флягу? Хейстен говорил ему кое-что о драках в тавернах — правда, главная рекомендация бывалого, солдата сводилась к тому, чтобы по возможности избегать их.
Он завершил поворот, ожидая увидеть испуганные лица и ухмыляющихся огненных танцоров, но, к его удивлению, никто даже не смотрел в его сторону. Трое в белом стояли перед скамьей в самом дальнем углу. Сидящие там мужчины и женщина беспомощно смотрели на них, лица их обмякли от ужаса.
Главарь огненных танцоров наклонился вперед, его похожая на камень катапульты голова была почти у самого стола. Хотя эта поза предполагала, что разговор будет тихим, голос его усилился, разносясь по всей комнате.
— Ну? Вы же не думаете, что можете вот так просто взять и уйти?
— М-мифавару, — запинаясь, пробормотал мужчина. — Мы… мы не могли… Мы думали, что…
Огненный танцор медленно положил на стол здоровенную руку, заставив его замолчать.
— Это не та преданность, которой ждет от нас Король Бурь. — Казалось, что он говорит тихо, но Саймон у двери слышал каждое слово. Остальные посетители наблюдали за жуткой сценой в болезненно-зачарованном молчании. — Мы должны отдать ему наши жизни, потому что он удостоил нас чести знать, как все будет, и возможности стать частью этого. Нельзя поворачиваться к нему спиной!
Губы мужчины шевелились, он не мог произнести ни слова. Его жена была безмолвна, как и прежде, но плечи ее вздрагивали, по щекам катились слезы. По-видимому, этой встречи ждали и боялись.
— Саймон!
Он обернулся. Мириамель стояла в нескольких шагах от него, утопая в дорожной грязи.
— Что ты делаешь? — громким шепотом спросила она.
— Подожди.
— Саймон, там огненные танцоры! Разве ты их не видел?
Он поднял руку, останавливая ее, и снова повернулся к двери.
Дюжие огненные танцоры силой поднимали мужчину и женщину со скамейки. Женщину волочили волоком по грубому деревянному полу — ноги отказались ей служить. Теперь она плакала в голос; ее связанный спутник мог только горестно бормотать, потупя взор.
Саймон почувствовал, как в нем разгорается ярость. Почему никто не вступается за них? Три дюжины нормальных людей и только три огненных танцора!
Мириамель тянула его за рукав.
— Там что-то случилось? Пойдем, Саймон, пойдем!
— Я не могу, — твердо сказал он. — Они хотят забрать куда-то этих двоих.
— Но мы не можем позволить им схватить нас! Сейчас не время геройствовать.
— Я не дам им так просто увести этих людей, Мириамель.
Он молился, чтобы еще кто-нибудь из этой набитой людьми комнаты встал и защитил несчастных. Мириамель была права, им не следовало ввязываться. Но посетители трактира предпочитали наблюдать за событиями со стороны и тихонько перешептываться.
Проклиная собственную глупость и злую судьбу, поставившую его в такое положение, Саймон вырвал рукав у Мириамели и шагнул назад, в общую комнату. Аккуратно поставив у стены флягу и сверток с едой, он положил руку на рукоять подаренного ему Джошуа меча.
— Прекратите! — громко сказал он.
— Саймон!
Теперь все головы действительно повернулись к нему. Последним голову повернул главарь. Его крошечные глазки так и сверлили Саймона, и на этот раз в них не было никакого веселья.
— Прекратить, говоришь? Что, по-твоему, мы должны прекратить?
— Мне кажется, что эти люди не хотят идти с тобой. — Саймон обратился к мужчине, который уже почти не сопротивлялся, зажатый в руках у одного из высоких огненных танцоров: — Так ведь?
Глаза мужчины бегали от Саймона к главарю танцоров и обратно.
Наконец он горестно покачал головой. Теперь Саймон понимал, что этот человек боялся чего-то совершенно ужасного — иначе зачем бы он рисковал еще больше осложнить свое положение, следуя одной только отчаянной надежде, что Саймон может как-то избавить его от этого?
— Видишь? — Саймон старался — с переменным успехом, — чтобы его голос звучал твердо и спокойно. — Они не хотят. Освободи их. — Сердце его колотилось. Эти слова показались ему странно официальными, даже напыщенными, как в сказаниях о Таллистро или о каких-нибудь других выдуманных героях.
Лысый человек оглядел комнату, как бы прикидывая, сколько человек могут присоединиться к Саймону. Никто не пошевелился; казалось, весь зал затаил дыхание. Огненный танцор снова повернулся к юноше, его толстые губы искривились в ухмылке.
— Эти люди изменили клятве, данной господину. Это не твое дело.
Саймон почувствовал, как безудержная ярость охватывает его. Он видел уже достаточно зла — от развязанной королем войны, разрушившей всю страну, до тщательно продуманной и конкретной жестокости Прейратса. Он крепче сжал рукоять.
— А я говорю тебе, что это мое дело. Убери от них руки и выметайся.
Не тратя времени на дальнейший спор, вожак выплюнул приказ — один из его подчиненных, державший женщину, оттолкнул ее так, что она ударилась о стол, и прыгнул к Саймону.
Его тяжелый посох описал широкую дугу. Несколько человек закричали от страха или волнения. На мгновение Саймон застыл на месте, меч его только наполовину был вынут из ножен.
Идиот! Раззява!
Он упал на пол, и посох просвистел над его головой, сбив со стены несколько плащей и запутавшись в одном из них. Воспользовавшись моментом, Саймон бросился в ноги противнику. Оба упали и покатились по полу — и тут меч Саймона вывалился из ножен и упал на устилавший пол сухой тростник. Нападавший был тяжелым и крепко сложенным, а Саймон ушиб колено, так что, пока он вертелся, пытаясь подняться, огненный танцор успел ударить его дубинкой по ноге — ногу обожгло, словно от ножевой раны. Саймон перекатился к своему потерянному мечу и был страшно благодарен судьбе, ощутив под пальцами его надежный холодок. Огненный танцор уже поднялся и медленно подходил, его посох двигался стремительно, словно нападающая змея. Краем глаза Саймон заметил, что второй танцор тоже направился к нему.
Все по порядку, дурацкая мысль мелькнула и пропала. Так Рейчел всегда говорила ему, когда надо было заниматься нудной работой, а хотелось бегать и играть. Он поднялся на полусогнутых ногах, держа меч перед собой, и отбил удар своего первого противника. Трудно было вспомнить уроки Хейстена среди общего гвалта, движения и паники, но Саймон с облегчением обнаружил, что, пока между ним и противником будет меч, огненному танцору придется держаться на расстоянии. Но вот что делать, когда подойдет второй?
Своего рода ответ он получил через несколько мгновений, когда какое-то неясное движение за спиной заставило его пригнуться. Второй посох просвистел над головой Саймона и ударился о дубинку первого нападавшего. Саймон, не оборачиваясь, сделал шаг назад, потом быстро развернулся и изо всех сил взмахнул мечом, описав им широкий полукруг. Он попал по руке второго танцора, вызвав резкий пронзительный крик. Сжимая предплечье, человек побрел к двери. Саймон вернулся к своему первому противнику, надеясь, что второй если не побежден, то, по крайней мере, на время вышел из строя, позволив тем самым Саймону выиграть несколько отчаянно необходимых мгновений. Первый нападающий явно извлек уроки из оплошности товарища и теперь решил заставить Саймона защищаться.
Почувствовав удар сзади, Саймон вздрогнул и на секунду выпустил из виду своего противника. Заметив это, человек нацелил сокрушительный удар ему в голову. Саймон умудрился вовремя поднять меч и, когда огненный танцор собрался ударить еще раз, мощным выпадом выбил у него посох, так что тот ударился о деревянные балки и застрял в сетях под самой соломенной крышей. Несколько мгновений огненный танцор удивленно смотрел вверх; в эту секунду Саймон шагнул вперед и вонзил меч в живот нападавшего.
Саймон сознавал, что в любой момент второй танцор или главарь могут оказаться сзади, и попытался вытащить меч, как вдруг что-то ударило его сбоку, с силой швырнув об стол. Мгновение он смотрел прямо в полные ужаса глаза одного из трактирных завсегдатаев, потом быстро повернулся, чтобы понять, кто толкнул его. Лысый главарь Мифавару пробирался между столами, направляясь к двери. Он не стал тратить время на то, чтобы взглянуть на своих товарищей — того, которого убил Саймон, или другого, в странной позе лежавшего у двери.
— Не так-то это просто! — крикнул Мифавару и исчез за дверью в дождливой тьме.
Мгновением позже в комнате появилась Мириамель. Она посмотрела на лежащего огненного танцора, которого Саймон ранил в руку.
— Я разбила нашу флягу об его голову, — сказала возбужденная и запыхавшаяся принцесса, — но, думаю, тот, который только что убежал, собирается привести своих друзей на подмогу. Проклятое везение! Я не нашла ничего, чем его можно было бы ударить. Нам надо бежать.
— Лошади, — задыхаясь проговорил Саймон, — они…
— Рядом, — ответила Мириамель. — Пошли.
Саймон нагнулся и поднял сверток с ужином, который оставил на полу. Платок был пропитан элем, осколки фляги валялись вокруг безвольного тела огненного танцора. Саймон оглядел комнату. Мужчина и женщина, которым угрожали Мифавару и его подручные, съежились у противоположной стены, как и другие посетители трактира, ошеломленно наблюдающие за происходящим.
— Вы тоже лучше убирайтесь отсюда, — крикнул он им. — Этот лысый сейчас вернется и приведет с собой целую толпу. Давайте бегите!
Все молча смотрели на него. Саймону захотелось сказать что-нибудь умное или храброе — так обычно поступали все известные ему герои, — но он не смог ничего придумать. Кроме того, на его мече была настоящая кровь, и тошнота уже подступала к горлу. Он пошел к двери вслед за принцессой, оставив позади два неподвижных тела и полную комнату широко раскрытых глаз и безмолвных ртов.
5 КРУГ СУЖАЕТСЯ
Снежный вихрь стал слабее, но ветер по-прежнему сердито хлестал склон холма под Наглимундом, завывая в зубах разрушенных стен. Граф Эолер заставил лошадь подойти поближе к лошади Мегвин, отчаянно желая защитить принцессу не только от пронзительного холода, но и от ужаса, внушаемого голыми каменными башнями и холодным мерцанием окон.
Йизахи Серое Копье выехал вперед. В одной руке у него было копье, другой он сжимал нечто вроде серебряного жезла. Рука ситхи описала широкую дугу с громким музыкальным звуком, в котором было что-то металлическое; серебряный предмет в его руке раскрылся наподобие дамского веера и оказался блестящим серебряным щитом.
— А и'и шийсу, — крикнул он, обращаясь к безучастным камням крепости. — Иас'а приджурна ахо-шои!
Огни в окнах Наглимунда, казалось, дрожали, как пламя свечи на ветру, когда в недрах крепости двигались туманные тени. Эолер чувствовал, что из последних сил борется с желанием повернуться и уехать. Это место не принадлежало больше смертным, и ядовитый угар ужаса, который он испытывал, ничем не напоминал чувств Эолера перед любой человеческой битвой. Он повернулся к Мегвин. Ее глаза были закрыты, губы шевелились. Изорн, видимо, тоже потерял присутствие духа, а когда Эолер повернулся к рядам своих солдат, бледные лица, ввалившиеся глаза и приоткрытые рты эрнистирийцев напомнили ему скорее непохороненных мертвецов, чем воинственную армию.
Йизахи Серое Копье выехал вперед. В одной руке у него было копье, другой он сжимал нечто вроде серебряного жезла. Рука ситхи описала широкую дугу с громким музыкальным звуком, в котором было что-то металлическое; серебряный предмет в его руке раскрылся наподобие дамского веера и оказался блестящим серебряным щитом.
— А и'и шийсу, — крикнул он, обращаясь к безучастным камням крепости. — Иас'а приджурна ахо-шои!
Огни в окнах Наглимунда, казалось, дрожали, как пламя свечи на ветру, когда в недрах крепости двигались туманные тени. Эолер чувствовал, что из последних сил борется с желанием повернуться и уехать. Это место не принадлежало больше смертным, и ядовитый угар ужаса, который он испытывал, ничем не напоминал чувств Эолера перед любой человеческой битвой. Он повернулся к Мегвин. Ее глаза были закрыты, губы шевелились. Изорн, видимо, тоже потерял присутствие духа, а когда Эолер повернулся к рядам своих солдат, бледные лица, ввалившиеся глаза и приоткрытые рты эрнистирийцев напомнили ему скорее непохороненных мертвецов, чем воинственную армию.