Страница:
Она никогда не видела никого, подобного ему, и даже не представляла, что такой человек может существовать в реальной жизни. Он был тем красивым и галантным джентльменом, о которых ей рассказывал сапожник. Именно такими они рисовались ей в мечтах, возникавших от этих рассказов. А Боб Стерлинг и Джек Кларк — просто два дурня!
Она размышляла — думает ли он сейчас о ней, и убеждала себя, что да, думает. Не может быть, чтобы мужчина, который поцеловал женщину вот так, сразу же забыл о ней! Что-что, а уж этот поцелуй обязательно заставит его пойти завтра на ярмарку, даже если ему не очень захочется. Она похвалила себя за то, что разбирается в мужчинах и понимает их психологию.
Ночь стояла прохладная. Эмбер подходила к дому со двора. Она перешла через ручей по мостику — просто две доски с перильцами, — прошла мимо огорода, засаженного капустой и другими овощами, и дальше мимо сараев, конюшен и скотного двора. Все эти постройки были побелены и крыты замшелой желтой соломой. Затем она обогнула утиный пруд и вошла во двор своего дома.
Двухэтажный дом с резными дубовыми наличниками был выложен из мягкого красного кирпича, стены были увиты виноградом. Трубы тоже заросли побегами плюща, над дверью в кухню кусты жимолости образовали живописную арку, а рядом была прибита подкова для защиты от ведьм. В вымощенном кирпичом дворе вдоль стен росли цветы, высаженные Сарой: белые и пурпурные фиалки, розы, густые кустики ароматной лаванды, которую Сара любила класть между простынями. Цвели фруктовые деревья, наполняя воздух легким сладковатым запахом. На низкой деревянной подставке — два улья, крытые соломой, у стены рядом с дверью, в зарослях диких роз — маленький скворечник. На пороге сидел котенок с зелеными глазами и вылизывал лапки.
Дом был воплощением мира, красоты и трудолюбия. Ему перевалило уже за сто лет, пять поколений прожило здесь, и каждое внесло вклад в его процветание, не ради богатства, а ради сытой здоровой жизни, теплоты и удобства. Настоящий дом добра и любви.
Эмбер подошла и взяла на руки котенка. Она погладила его по гладкой мягкой шерстке и услышала в ответ тихое довольное урчание. Семья уже отужинала, и за столом остались только Сара и пятнадцатилетняя Агнес. Сара доставала горячие хлеба из печи, Агнес чистила масляный светильник.
Эмбер услышала, как Агнес говорила сердитым, осуждающим тоном:
— …Поэтому не удивительно, что о ней все говорят! Честное слово, мама, мне стыдно, что она моя кузина…
Эмбер не задели эти слова, ей было все равно. Агнес и раньше говорила то же самое. Эмбер влетела в комнату с веселым криком и обняла тетю.
— Тетя Сара! — Сара обернулась к ней с улыбкой, но в ее глазах была тревога. — В таверне полным-полно благородных господ! Его величество возвращается!
Беспокойство исчезло с лица Сары.
— В самом деле, Эмбер?
— Ну конечно же! — торжественно подтвердила она. — Они сами мне сказали!
Ее переполняла важность этой новости и того необыкновенного, что произошло с ней. Ей казалось, что каждый, кто посмотрит на нее, должен сразу понять, как сильно она изменилась за про шедшие два часа.
Агнес подозрительно взглянула на Эмбер подозрительно и презрительно, а Сара повернулась и бросилась из дома к сараям, где в вечерние часы работали мужчины. Эмбер побежала за ней. В тот момент, когда женщины, перебивая друг друга, сообщали эту потрясающую новость, поднялся страшный шум. Мужчины выбежали на улицу из сараев и коровников, женщины бросились из дому, и даже собаки залились громким радостным лаем, будто они тоже хотели присоединиться к общему ликованию.
— Да здравствует его величество король Карл Второй!
Еще неделю назад на базаре до Мэттью дошли слухи о Реставрации, слухи бродили по стране еще с начала марта — их разносили путешественники, разъездные торговцы, те, кто бывал по торговым делам в южной части страны. Тамблдауна Дика [5] сына Протектора, выбросили на улицу из его конторы. Генерал Монк прошел маршем от Шотландии, занял Лондон и собрал свободный Парламент. Казалось, вот-вот разразится война между гражданским населением и большими мобилизованными армиями. Эти события привели к общей усталости, но оставляли надежду: усталость — от постоянных конфликтов, терзавших людей последние двадцать лет, и надежду — на восстановление монархии, которая наконец-то принесет людям мир и безопасность. И если кавалеры возвращаются, то, значит, король Карл едет домой, и начнется Золотой век процветания, счастья и спокойствия. Когда возбуждение стало затихать, и все возвратились к прерванным делам, Эмбер пошла домой. Утром она должна подняться пораньше, ведь завтра ехать на ярмарку, поэтому надо хорошенько выспаться, чтобы выглядеть свежей и бодрой. Но когда Эмбер проходила мимо молочной фермы по пути на кухню, она услышала, как ее кто-то позвал по имени. Позвали тихо, но настойчиво. Эмбер остановилась. Из тени вышел Том Эндрюс и схватил ее за руку.
Тому минуло двадцать два года, и он работал на ферме у ее дяди. Он был по уши влюблен в Эмбер, и та принимала его ухаживания именно по этой причине, хотя понимала, что он ей ни в коем случае не ровня. Эмбер знала, что ее мать оставила ей приданое, достаточное, чтобы выйти замуж за самого богатого фермера во всей округе. Но обожание Тома ей весьма льстило, поэтому Эмбер не отталкивала его.
Быстро оглянувшись, чтобы убедиться, что ни тетя Сара, ни дядя Мэтт не видят, Эмбер вошла в комнату Тома. В маленькой прохладной комнате стояла тишина, пахло свежестью, и было абсолютно темно. Том прижал ее к себе, обняв за талию одной рукой, а другую сразу же просунул в вырез блузки и потянулся к губам девушки. Очевидно, все это не представлялось чем-то новым для обоих, и на мгновение Эмбер поддалась ему, позволив поцеловать себя, но потом резко отпрянула, оттолкнув Тома.
— Побойся Бога, Том Эндрюс! Кто позволил тебе так нахальничать со мной!
Просто поразительно, думала Эмбер, как сильно отличается поцелуй обычного мужчины-простолюдина от поцелуя лорда. Но обиженный и рассерженный Том снова потянулся к ней.
— В чем дело, Эмбер? Что я такого сделал? Да что на тебя нашло?
Она сердито высвободила руку и убежала. Теперь она чувствовала себя гораздо выше парней, вроде Тома Эндрюса, и все, чего ей хотелось, — это подняться к себе в спальню, лечь в постель и думать о лорде Карлтоне, мечтать о завтрашней встрече с ним.
На кухне осталась одна Сара, которая подметала пол перед тем, как лечь спать. Горели три светильника из четырех, в круге света мелькали мотыльки. Вечернюю тишину нарушало лишь тихое пение сверчков. В кухню вошел насупленный Мэтт и, ни слова не говоря, направился прямо к (бочке с элем, стоявшей в дальнем прохладном углу. Он налил себе полную кружку и молча выпил. Это был серьезный мужчина среднего роста, который много и усердно трудился, чтобы хорошо содержать семью. Он любил свое семейство. Совестливый и богобоязненный, Мэтт имел твердые убеждения насчет того, что правильно, а что нет, что хорошо, а что плохо.
Сара взглянула на него.
— Что случилось, Мэтт? Жеребенок заболел?
— Нет, с ним все в порядке. Меня девчонка беспокоит.
Мэтт с озабоченным видом встал и подошел к очагу, окруженному со всех сторон почерневшими горшками и сковородками, начищенными до блеска медными мисками и плошками, сверкающими кружками и прочей утварью. В больших сетках рядом с толстыми связками сушеных ароматных трав с потолка свисали ломти бекона и ветчины, укрепленные на верхних балках.
— Ты про кого говоришь? — спросила Сара. — Про Эмбер?
— Ну, про кого же еще? И часа не прошло, как я видел, что она выходила из молочной фермы, а минуту спустя за ней вышел Том Эндрюс, похожий на побитую собаку. Она довела его Бог знает, до какого состояния, он теперь как неживой, никакого толку от него нет. И скажи, пожалуйста, что ей там понадобилось, в таверне с дюжиной посторонних мужчин, а? — сердито спросил он.
Сара вынесла метлу за дверь, закрыла ее и задвинула засов.
— Потише, Мэтт! В гостиной еще люди. Мне не кажется, что она сделала что-то предосудительное. Она просто проходила мимо и увидела их — вполне естественно, что остановилась и зашла.
— И вернулась домой затемно? Ей что, понадобилось болтаться там целый час, чтобы услышать, что король возвращается? Вот что я тебе скажу, Сара: ее надо выдать замуж! Я не желаю, чтобы она позорила нашу семью! Слышишь, что я говорю?
— Да, Мэтт, слышу. — Сара подошла к люльке у камина, где лежал младенец. Ребенок начал шевелиться и хныкать. Сара вынула его из колыбели, прижала к груди и села на скамью. Она тихо и устало вздохнула:— Только она не хочет выходить замуж.
— Ах ты, Боже мой, — саркастически произнес Мэтт. — Значит, она, видите ли, не хочет! Значит, Джек Кларк или Боб Старлинг для нее неподходящие женихи, да? А ведь они самые замечательные парни в Эссексе.
Сара мягко улыбнулась и ответила усталым и тихим голосом:
— Но ведь она леди, Мэтт.
— Леди! Она — просто девка! Уже четыре года у меня от нее неприятности, и клянусь Святыми Апостолами, я сыт по горло! Может, ее мать и была леди, но она…
— Мэтт! Не смей так говорить о дочери Юдит. Да, я понимаю, меня тоже она беспокоит. Я попробую поговорить с ней, да только она меня не желает слушать. Сегодня Агнес сказала мне… хотя нет, не думаю, чтобы это имело значение. Она симпатичная, а девушки очень ревнивы, вот они и сочиняют всякие небылицы.
— А я не думаю, что это небылицы, Сара. Ты всегда думаешь о людях лучше, чем они есть. Боб Старлинг снова просил у меня ее руки. И вот что я тебе скажу: если она в ближайшее время не выйдет замуж, то даже Тому Эндрюсу она не будет нужна с приданым и без!
— Ну, а если появится ее отец и увидит, что она замужем за фермером? О Мэтт, иногда мне кажется, что мы неправильно поступаем, что не говорим ей, кто она на самом деле…
— Что мы еще можем сделать, Сара? Ее мать умерла. Отец — тоже, иначе бы мы получили от него весточку, и, кроме того, мы не нашли следов кого-нибудь из Сент-Клеров. В самом деле, Сара, у нее нет другого выбора, кроме как выйти замуж за фермера, а если она узнает, что она благородного происхождения… — он резко махнул руками. — Боже праведный! Не завидую я тогда парню, который возьмет ее. Зачем же нам портить ему жизнь? И хватит, не ищи ей оправдания, Сара. Значит, либо Боб Старлинг, либо Джек Кларк, или тот, или этот, и чем скорее, тем лучше…
Глава вторая
Она размышляла — думает ли он сейчас о ней, и убеждала себя, что да, думает. Не может быть, чтобы мужчина, который поцеловал женщину вот так, сразу же забыл о ней! Что-что, а уж этот поцелуй обязательно заставит его пойти завтра на ярмарку, даже если ему не очень захочется. Она похвалила себя за то, что разбирается в мужчинах и понимает их психологию.
Ночь стояла прохладная. Эмбер подходила к дому со двора. Она перешла через ручей по мостику — просто две доски с перильцами, — прошла мимо огорода, засаженного капустой и другими овощами, и дальше мимо сараев, конюшен и скотного двора. Все эти постройки были побелены и крыты замшелой желтой соломой. Затем она обогнула утиный пруд и вошла во двор своего дома.
Двухэтажный дом с резными дубовыми наличниками был выложен из мягкого красного кирпича, стены были увиты виноградом. Трубы тоже заросли побегами плюща, над дверью в кухню кусты жимолости образовали живописную арку, а рядом была прибита подкова для защиты от ведьм. В вымощенном кирпичом дворе вдоль стен росли цветы, высаженные Сарой: белые и пурпурные фиалки, розы, густые кустики ароматной лаванды, которую Сара любила класть между простынями. Цвели фруктовые деревья, наполняя воздух легким сладковатым запахом. На низкой деревянной подставке — два улья, крытые соломой, у стены рядом с дверью, в зарослях диких роз — маленький скворечник. На пороге сидел котенок с зелеными глазами и вылизывал лапки.
Дом был воплощением мира, красоты и трудолюбия. Ему перевалило уже за сто лет, пять поколений прожило здесь, и каждое внесло вклад в его процветание, не ради богатства, а ради сытой здоровой жизни, теплоты и удобства. Настоящий дом добра и любви.
Эмбер подошла и взяла на руки котенка. Она погладила его по гладкой мягкой шерстке и услышала в ответ тихое довольное урчание. Семья уже отужинала, и за столом остались только Сара и пятнадцатилетняя Агнес. Сара доставала горячие хлеба из печи, Агнес чистила масляный светильник.
Эмбер услышала, как Агнес говорила сердитым, осуждающим тоном:
— …Поэтому не удивительно, что о ней все говорят! Честное слово, мама, мне стыдно, что она моя кузина…
Эмбер не задели эти слова, ей было все равно. Агнес и раньше говорила то же самое. Эмбер влетела в комнату с веселым криком и обняла тетю.
— Тетя Сара! — Сара обернулась к ней с улыбкой, но в ее глазах была тревога. — В таверне полным-полно благородных господ! Его величество возвращается!
Беспокойство исчезло с лица Сары.
— В самом деле, Эмбер?
— Ну конечно же! — торжественно подтвердила она. — Они сами мне сказали!
Ее переполняла важность этой новости и того необыкновенного, что произошло с ней. Ей казалось, что каждый, кто посмотрит на нее, должен сразу понять, как сильно она изменилась за про шедшие два часа.
Агнес подозрительно взглянула на Эмбер подозрительно и презрительно, а Сара повернулась и бросилась из дома к сараям, где в вечерние часы работали мужчины. Эмбер побежала за ней. В тот момент, когда женщины, перебивая друг друга, сообщали эту потрясающую новость, поднялся страшный шум. Мужчины выбежали на улицу из сараев и коровников, женщины бросились из дому, и даже собаки залились громким радостным лаем, будто они тоже хотели присоединиться к общему ликованию.
— Да здравствует его величество король Карл Второй!
Еще неделю назад на базаре до Мэттью дошли слухи о Реставрации, слухи бродили по стране еще с начала марта — их разносили путешественники, разъездные торговцы, те, кто бывал по торговым делам в южной части страны. Тамблдауна Дика [5] сына Протектора, выбросили на улицу из его конторы. Генерал Монк прошел маршем от Шотландии, занял Лондон и собрал свободный Парламент. Казалось, вот-вот разразится война между гражданским населением и большими мобилизованными армиями. Эти события привели к общей усталости, но оставляли надежду: усталость — от постоянных конфликтов, терзавших людей последние двадцать лет, и надежду — на восстановление монархии, которая наконец-то принесет людям мир и безопасность. И если кавалеры возвращаются, то, значит, король Карл едет домой, и начнется Золотой век процветания, счастья и спокойствия. Когда возбуждение стало затихать, и все возвратились к прерванным делам, Эмбер пошла домой. Утром она должна подняться пораньше, ведь завтра ехать на ярмарку, поэтому надо хорошенько выспаться, чтобы выглядеть свежей и бодрой. Но когда Эмбер проходила мимо молочной фермы по пути на кухню, она услышала, как ее кто-то позвал по имени. Позвали тихо, но настойчиво. Эмбер остановилась. Из тени вышел Том Эндрюс и схватил ее за руку.
Тому минуло двадцать два года, и он работал на ферме у ее дяди. Он был по уши влюблен в Эмбер, и та принимала его ухаживания именно по этой причине, хотя понимала, что он ей ни в коем случае не ровня. Эмбер знала, что ее мать оставила ей приданое, достаточное, чтобы выйти замуж за самого богатого фермера во всей округе. Но обожание Тома ей весьма льстило, поэтому Эмбер не отталкивала его.
Быстро оглянувшись, чтобы убедиться, что ни тетя Сара, ни дядя Мэтт не видят, Эмбер вошла в комнату Тома. В маленькой прохладной комнате стояла тишина, пахло свежестью, и было абсолютно темно. Том прижал ее к себе, обняв за талию одной рукой, а другую сразу же просунул в вырез блузки и потянулся к губам девушки. Очевидно, все это не представлялось чем-то новым для обоих, и на мгновение Эмбер поддалась ему, позволив поцеловать себя, но потом резко отпрянула, оттолкнув Тома.
— Побойся Бога, Том Эндрюс! Кто позволил тебе так нахальничать со мной!
Просто поразительно, думала Эмбер, как сильно отличается поцелуй обычного мужчины-простолюдина от поцелуя лорда. Но обиженный и рассерженный Том снова потянулся к ней.
— В чем дело, Эмбер? Что я такого сделал? Да что на тебя нашло?
Она сердито высвободила руку и убежала. Теперь она чувствовала себя гораздо выше парней, вроде Тома Эндрюса, и все, чего ей хотелось, — это подняться к себе в спальню, лечь в постель и думать о лорде Карлтоне, мечтать о завтрашней встрече с ним.
На кухне осталась одна Сара, которая подметала пол перед тем, как лечь спать. Горели три светильника из четырех, в круге света мелькали мотыльки. Вечернюю тишину нарушало лишь тихое пение сверчков. В кухню вошел насупленный Мэтт и, ни слова не говоря, направился прямо к (бочке с элем, стоявшей в дальнем прохладном углу. Он налил себе полную кружку и молча выпил. Это был серьезный мужчина среднего роста, который много и усердно трудился, чтобы хорошо содержать семью. Он любил свое семейство. Совестливый и богобоязненный, Мэтт имел твердые убеждения насчет того, что правильно, а что нет, что хорошо, а что плохо.
Сара взглянула на него.
— Что случилось, Мэтт? Жеребенок заболел?
— Нет, с ним все в порядке. Меня девчонка беспокоит.
Мэтт с озабоченным видом встал и подошел к очагу, окруженному со всех сторон почерневшими горшками и сковородками, начищенными до блеска медными мисками и плошками, сверкающими кружками и прочей утварью. В больших сетках рядом с толстыми связками сушеных ароматных трав с потолка свисали ломти бекона и ветчины, укрепленные на верхних балках.
— Ты про кого говоришь? — спросила Сара. — Про Эмбер?
— Ну, про кого же еще? И часа не прошло, как я видел, что она выходила из молочной фермы, а минуту спустя за ней вышел Том Эндрюс, похожий на побитую собаку. Она довела его Бог знает, до какого состояния, он теперь как неживой, никакого толку от него нет. И скажи, пожалуйста, что ей там понадобилось, в таверне с дюжиной посторонних мужчин, а? — сердито спросил он.
Сара вынесла метлу за дверь, закрыла ее и задвинула засов.
— Потише, Мэтт! В гостиной еще люди. Мне не кажется, что она сделала что-то предосудительное. Она просто проходила мимо и увидела их — вполне естественно, что остановилась и зашла.
— И вернулась домой затемно? Ей что, понадобилось болтаться там целый час, чтобы услышать, что король возвращается? Вот что я тебе скажу, Сара: ее надо выдать замуж! Я не желаю, чтобы она позорила нашу семью! Слышишь, что я говорю?
— Да, Мэтт, слышу. — Сара подошла к люльке у камина, где лежал младенец. Ребенок начал шевелиться и хныкать. Сара вынула его из колыбели, прижала к груди и села на скамью. Она тихо и устало вздохнула:— Только она не хочет выходить замуж.
— Ах ты, Боже мой, — саркастически произнес Мэтт. — Значит, она, видите ли, не хочет! Значит, Джек Кларк или Боб Старлинг для нее неподходящие женихи, да? А ведь они самые замечательные парни в Эссексе.
Сара мягко улыбнулась и ответила усталым и тихим голосом:
— Но ведь она леди, Мэтт.
— Леди! Она — просто девка! Уже четыре года у меня от нее неприятности, и клянусь Святыми Апостолами, я сыт по горло! Может, ее мать и была леди, но она…
— Мэтт! Не смей так говорить о дочери Юдит. Да, я понимаю, меня тоже она беспокоит. Я попробую поговорить с ней, да только она меня не желает слушать. Сегодня Агнес сказала мне… хотя нет, не думаю, чтобы это имело значение. Она симпатичная, а девушки очень ревнивы, вот они и сочиняют всякие небылицы.
— А я не думаю, что это небылицы, Сара. Ты всегда думаешь о людях лучше, чем они есть. Боб Старлинг снова просил у меня ее руки. И вот что я тебе скажу: если она в ближайшее время не выйдет замуж, то даже Тому Эндрюсу она не будет нужна с приданым и без!
— Ну, а если появится ее отец и увидит, что она замужем за фермером? О Мэтт, иногда мне кажется, что мы неправильно поступаем, что не говорим ей, кто она на самом деле…
— Что мы еще можем сделать, Сара? Ее мать умерла. Отец — тоже, иначе бы мы получили от него весточку, и, кроме того, мы не нашли следов кого-нибудь из Сент-Клеров. В самом деле, Сара, у нее нет другого выбора, кроме как выйти замуж за фермера, а если она узнает, что она благородного происхождения… — он резко махнул руками. — Боже праведный! Не завидую я тогда парню, который возьмет ее. Зачем же нам портить ему жизнь? И хватит, не ищи ей оправдания, Сара. Значит, либо Боб Старлинг, либо Джек Кларк, или тот, или этот, и чем скорее, тем лучше…
Глава вторая
На ярмарку в Хитстоун приехали фермеры и жители деревень отовсюду, из всех селений в радиусе двадцати миль. Они прибыли в красных и синих фургонах, прискакали верхом, пришли пешком. Каждый взял с собой жену и детей, привез на продажу кукурузу, пшеницу и скот, а также полотно и шерстяную пряжу, изготовленную женщинами долгими зимними вечерами. Они собирались не только продавать, но и покупать обувь, оловянную посуду и утварь для фермы и всевозможные вещи, которые не требуются в хозяйстве, но которые приятно иметь: игрушки для детей, ленты для дочерей, картинки для дома и бобровую шапку для себя.
На лугу, у старого саксонского креста, рядами выстроились лавочки, а проходы между ними забила нарядная толпа. Люди надели лучшее, что имели: широкие бриджи, шейные платки, платья с длинными рукавами. Эти наряды уже много лет, как вышли из моды, но их бережно хранили в комодах и вынимали только по большим праздникам. На лугу слышался бой барабанов и пиликанье скрипок. Хозяева лавок громко расхваливали свой товар уже охрипшими голосами. Зеваки столпились вокруг обливавшегося потом человека и сочувственно наблюдали, как ему выдергивали больной зуб, а дантист громогласно рекламировал безболезненное удаление. Собравшуюся публику развлекали пожиратель огня, великан на ходулях, клоун, дрессировщик блох, жонглер, ручные обезьяны; в балагане шло веселое представление про Панча и Джуди[6]. Над крышей большого шатра развевался флаг, значит, шел спектакль, но зрителей было немного — влияние пуритан оставалось еще сильным.
Эмбер в компании Боба Старлинга и Джека Кларка стояла нахмурившись, сердито постукивая ногой о землю и нетерпеливо оглядывая толпу.
«Ну где же он!»
Эмбер пришла на ярмарку в семь теперь пробило уже девять, а ни лорд Карлтон, ни его друзья не появлялись. От волнения у нее все колотилось внутри, ладони стали влажными, во рту пересохло. «Ну конечно же, если он вообще собирался прийти, он был бы уже здесь. Он просто уехал. Он забыл меня и уехал…»
Джек Кларк, высокий молодой человек с туповатой физиономией, подтолкнул ее локтем:
— Посмотри, Эмбер, тебе нравится это?
— Что? А, да, очень красиво.
Эмбер повернула голову и увидела толпу вопящих от восторга людей. Они потешались над шутом, который стоял на возвышении и был с ног до головы облеплен кремом по фартингу за кулек. Радостные зеваки бросали в него крем.
«О, почему же он не идет!»
— Эмбер, тебе нравятся эти ленты?
Эмбер улыбнулась обоим парням быстрой мимолетной улыбкой, пытаясь выбросить Брюса из головы, но нет, не смогла. Он заполнял все ее существо, и мысли, и сердце. Если она не увидится с ним сегодня, то она просто не переживет этого. Ей не приходилось испытывать более тяжких мучений, а свой жизненный опыт она считала уже немалым.
К сегодняшнему дню Эмбер оделась особенно тщательно и была уверена, что выглядит необычайно эффектно: юбка длиной почти до щиколоток из ярко-зеленой полушерстяной ткани, высоко подтянутая сзади, чтобы виднелась полосатая красно-белая нижняя юбка. Эмбер перетянула шнуровку черного корсажа как можно туже, стараясь показать свою узкую талию. Выйдя из дома подальше от глаз Сары, она раскрыла ворот белой блузки до ложбинки на груди. Волосы украшал венок из белых маргариток, а в руках она держала широкополую соломенную шляпу.
И неужели все хлопоты впустую? Ведь она старалась не ради тех двух парней, которые стояли сейчас рядом с ней, бренча в карманах монетами и тупо переглядываясь!
— Пожалуй, мне нравится вот это… — рассеянно произнесла Эмбер и показала на красную атласную ленточку на прилавке. Она снова нахмурилась, отвернулась и тут увидела его.
— О!
Мгновение она стояла неподвижно, окаменев, потом подхватила юбки и бросилась к нему, оставив Боба и Джека, растерянно и удивленно глядевших ей вслед. Лорд Карлтон с Элмсбери и еще одним молодым человеком только что пришли на ярмарочную площадь и остановились, а старуха зеленщица по древней традиции встала и почистила им сапоги. Эмбер подбежала к кавалерам задыхаясь, но улыбнулась, сделала реверанс, на что джентльмены ответили, сняв шляпы и церемонно поклонившись.
— Черт подери, красавица! — восторженно воскликнул Элмсбери. — Да вы самое очаровательное существо, которое я когда-либо видел, клянусь самим дьяволом!
— Что вы такое говорите, милорд, — с достоинством ответила Эмбер и стрельнула глазами на лорда Карлтона, который смотрел на нее так, что от этого взгляда у Эмбер мурашки пробежали по рукам и спине. — Я боялась… я боялась, что вы уехали.
Он улыбнулся:
— Местный кузнец уехал на ярмарку, и нам пришлось подковывать лошадь самим, — он оглянул ся. — Ну, с чего начнем?
Лицо Брюса Карлтона выражало ленивое любопытство, что озадачило Эмбер, она чувствовала себя беспомощной, неловкой и сердилась на себя. Как ей произвести на него хорошее впечатление, когда она не может придумать, о чем с ним говорить. Да еще если он заметит, что она то краснеет, то бледнеет, стоит и смотрит на него, как глупая гусыня?
Старуха зеленщица закончила начищать сапоги, каждый из джентльменов дал ей по монете, и та ушла. По дороге она обернулась и взглянула на Эмбер, которая начала смущаться, потому что все не сводили глаз с кавалеров и уж, конечно, удивлялись: что может делать здесь эта деревенская девчонка в такой компании. Эмбер могло бы льстить такое внимание, но к чему это приведет. Надо увести их подальше, в тихое и безопасное место.
— Я знаю, куда надо пойти в первую очередь, — сказал Элмсбери. — Вон к той лавке, где продают испанское вино. Увидимся на перекрестке на окраине деревни, Брюс, когда солнце будет вон там, — и он указал на точку над головой, потом снова поклонился, и они с товарищем ушли.
Эмбер секунду колебалась, ожидая, что Брюс предложит куда-нибудь пойти, потом повернулась и направилась туда, где стоял позорный столб — деревянный чурбан — и размещался большой шатер, в котором шло представление. Народу там скопилось немало, но зато это место не в центре ярмарки. Брюс шагал рядом и некоторое время они не разговаривали. Эмбер была даже довольна, что при таком шуме невозможно говорить, иначе пришлось бы кричать. Она надеялась, что он так и подумает,
Эмбер терзало чувство неполноценности, страха из-за того, что каждое ее слово и движение покажутся ему глупыми. Вчера ночью, лежа в постели, она представляла себя веселой, кокетливой, очаровывающей Карлтона так, как она умела очаровывать Тома Эндрюса и Боба Старлинга и еще многих других. Но сейчас она еще раз осознала: ту пропасть, которая их разделяла, и не знала, как преодолеть ее. Все чувства и ощущения до боли обострились, все, что она видела, казалось неестественно великолепным.
Эмбер, чтобы как-то скрыть свое смущение и растерянность, с преувеличенным вниманием разглядывала товары в каждой лавке, мимо которых они проходили. Наконец, когда они подошли к прилавку, где молодая женщина торговала сверкающими украшениями, лорд Карлтон посмотрел на Эмбер.
— Вам хотелось бы что-нибудь из этого?
Она ответила ему быстрым удивленным и вместе с тем восхищенным взглядом. Все выставленные на прилавке товары казались ей чудесными, но ведь они ужасно дорогие. Она никогда не носила подобных украшений, хотя уши у нее были проколоты — Сара сказала, что после замужества она будет носить серьги, которые ей оставила в наследство мать. Поэтому, если она теперь явится домой в серьгах, дядя Мэтт рассердится, а тетя Сара снова заведет разговор о замужестве. Но желание иметь такие сережки, и тем более от его сиятельства, было так велико, что Эмбер не могла не поддаться искушению.
— Я хотела бы сережки, милорд, — ответила она без колебания.
А молодая женщина за прилавком уже начала громко расхваливать товары, предлагать ожерелья, гребешки и браслеты. Когда Эмбер упомянула о серьгах, продавщица схватила пару сережек с грубо ограненным стеклом, цветным и прозрачным.
— Посмотрите на эти, милочка! Такие серьги и графиня могла бы носить, честное слово! Ну-ка наклонитесь, я примерю их вам. Так, чуть поближе, ну вот. Теперь поглядите на нее, ваша светлость, совсем другой человек, настоящая благородная дама, чтоб я провалилась! Посмотрите на себя в зеркало, моя дорогая, — клянусь, никогда не видела такого превращения, мадам…
Она засуетилась, подставила зеркало, чтобы Эмбер полюбовалась на себя, не переставая восхищаться удивительному преображению. Эмбер чуть наклонилась, откинула с лица волосы, чтобы видеть уши, и глаза ее засияли счастьем. Серьги придавали ей величественный и немного заносчивый вид. Эмбер улыбнулась лорду Карлтону — интересно, что он думает о ней теперь. Ей страшно захотелось иметь эти серьги, но она побоялась слишком явно обнаружить свое желание. Карлтон добродушно улыбнулся и спросил торговку:
— Сколько?
— Двадцать шиллингов, милорд.
Он вынул из кармана две золотые монеты и бросил их на прилавок.
— Серьги того стоят, — заметил он.
Они пошли дальше по ярмарке. Эмбер восхищалась подарком. Она не сомневалась, что серьги сделаны из золота, а камни — алмазы и рубины.
— Я сохраню их на всю жизнь, ваша светлость! И клянусь, не надену никаких других украшений!
— Рад, что они вам понравились, моя дорогая. Ну, что будем делать дальше? Может быть, посмотрим представление?
Кивком головы он указал на шатер, к которому они приближались. Эмбер давно мечтала побывать на спектакле, потому что, сколько она себя помнила, всякие представления запрещались властями. Она бросила быстрый взгляд на шатер бродячего театра, но заколебалась. Во-первых, она боялась, что встретит кого-нибудь из знакомых, а во-вторых, она хотела побыть с ним наедине, а не на людях.
— Ну… честно говоря, сэр, не думаю, что моему дяде понравится, что я пойду туда…
И пока Эмбер стояла рядом с ним, желая, чтобы он сам принял решение, она вдруг увидела не более чем в десяти ярдах Агнес, Лизбет Мортон и Гертруду Шейкерли. Девушки смотрели на Эмбер во все глаза, открыв рот, полные возмущения, любопытства, разъяренные от зависти. Глаза Эмбер на мгновение встретились со взглядом кузины. Эмбер сразу же отвела их и сделала вид, что никого не заметила. Она стала нервно перебирать края шляпы.
— Вот это да, ваша светлость! — пробормотала она. — Ведь это моя кузина! Она сейчас же помчится и все расскажет тете. Пойдемте-ка вон туда…
Она не обратила внимание на улыбку Карлтона, она уже торопилась подальше от опасного места, пробираясь сквозь толпу, и Карлтон, даже не повернув головы в сторону кузины и девушек, последовал за ней. Эмбер же оглянулась разок, чтобы убедиться, что Агнес не идет за ней следом. Но все же Эмбер испугалась. Агнес обязательно расскажет Саре и Мэтту, что видела ее на ярмарке. Они с Брюсом должны уйти отсюда поскорее и подальше, а что она проведет час-два в его обществе, Эмбер уже решила, и неважно, какие неприятности ожидают ее потом.
— Здесь кладбище, — торопливо сказала она. — Пойдемте и загадаем желание у колодца.
Он остановился, Эмбер посмотрела на Карлтона с опаской и вызовом.
— Дорогая моя, — ответил он, — думаю, вы навлечете на себя лишь неприятности. Очевидно, ваш дядя — добропорядочный джентльмен, я уверен, он не одобрил бы того, что его племянница находится в компании кавалера. Вы слишком молоды, чтобы знать это, но пуритане и кавалеры не доверяют друг другу, особенно, если речь идет о женщинах.
Его речь прозвучала так же неторопливо и с той же мягкой снисходительностью, которые так пленили ее накануне вечером. Эмбер чувствовала за его безразличным тоном характер — неумолимый, яростный и даже жестокий. Неспособная распознать свои собственные желания, она смутно осознавала потребность сорвать с него маску светской любезности, которая тщательно скрывалась под внешней сдержанностью.
Немного осмелев, она ответила ему беспечным тоном:
— Меня вовсе не беспокоит, что скажет дядя, а тетя всегда верит мне на слово. И вообще, это моя забота, ваша светлость. Так что, пожалуйста, сэр, я хочу загадать желание.
Он пожал плечами, и они пошли, пересекли дорогу, миновали увитые плющом кладбищенские ворота и подошли к двум маленьким колодцам, стоявшим в футах трех друг от друга. Эмбер встала на колени между ними и опустила руки в воду, потом закрыла глаза и загадала желание.
«Хочу, чтобы он влюбился в меня».
Она замерла на минуту, старательно сосредоточившись на этой церемонии, затем подняла ладони, сложив их лодочкой, и выпила воду. Карлтон подал ей руки и помог подняться.
— Вы, наверное, загадывали для всего мира, — улыбнулся он. — И через сколько времени ваше желание исполнится?
— Через год, если я в это верю, и никогда, если не верю.
— Но ведь вы, конечно, верите?
— Все мои желания исполнялись. А вы не желаете загадать?
— Для моих желаний года недостаточно.
— Недостаточно? Бог ты мой! А я думаю, год —это очень долго для чего угодно!
— Когда вам семнадцать — да.
Эмбер отвернулась, она не могла больше выносить взгляда его серо-зеленых глаз. Она огляделась в поисках места, куда бы они могли пойти — в церковный двор в любое время мог забрести кто угодно, а каждый человек представлял угрозу ее счастью. Ей казалось, что все сговорились против нее и стараются разлучить ее с Карлтоном, вернуть под гнетущую опеку дяди и тети.
Рядом с церковью располагался сад, за ним — поле, разделявшее Хитстоун и Блюбелл Вуд. Лес! Вот куда можно пойти! В лесу сумеречно и прохладно, там множество уютных уголков, куда никто не заглянет. Эмбер хорошо знала этот лес по ярмаркам прошлых лет. И теперь она направилась туда, рассчитывая, что Карлтон решит, что они забрели туда случайно.
Они прошли через сад, поднялись по ступенькам через стену и вышли в поле.
Здесь росла густая шелковая трава, множество ромашек, маргариток и желтых полевых ирисов. Почва под ногами была пропитана влагой, и обувь их слегка намокла. Впереди желтел берег реки — там буйствовали заросли бархатцев. Дальше виднелись утопавшие в воде зеленые стволы тростника. На краю леса стайкой стояли осины, и листья их блестели на солнце, как золотые монеты.
— Я почти забыл, как прекрасна бывает Англия весной, — задумчиво произнес Карлтон.
— Вы давно уехали отсюда?
— Почти шестнадцать лет. Мы с матерью уехали за границу после того, как у Марстонских болот погиб мой отец.
— Шестнадцать лет за границей! — удивленно воскликнула она. — Зачем же вы уехали?
Он поглядел на нее сверху вниз и почти нежно улыбнулся.
— Мы отнюдь не желали этого, однако выбора не оставалось. Но я не жаловался.
На лугу, у старого саксонского креста, рядами выстроились лавочки, а проходы между ними забила нарядная толпа. Люди надели лучшее, что имели: широкие бриджи, шейные платки, платья с длинными рукавами. Эти наряды уже много лет, как вышли из моды, но их бережно хранили в комодах и вынимали только по большим праздникам. На лугу слышался бой барабанов и пиликанье скрипок. Хозяева лавок громко расхваливали свой товар уже охрипшими голосами. Зеваки столпились вокруг обливавшегося потом человека и сочувственно наблюдали, как ему выдергивали больной зуб, а дантист громогласно рекламировал безболезненное удаление. Собравшуюся публику развлекали пожиратель огня, великан на ходулях, клоун, дрессировщик блох, жонглер, ручные обезьяны; в балагане шло веселое представление про Панча и Джуди[6]. Над крышей большого шатра развевался флаг, значит, шел спектакль, но зрителей было немного — влияние пуритан оставалось еще сильным.
Эмбер в компании Боба Старлинга и Джека Кларка стояла нахмурившись, сердито постукивая ногой о землю и нетерпеливо оглядывая толпу.
«Ну где же он!»
Эмбер пришла на ярмарку в семь теперь пробило уже девять, а ни лорд Карлтон, ни его друзья не появлялись. От волнения у нее все колотилось внутри, ладони стали влажными, во рту пересохло. «Ну конечно же, если он вообще собирался прийти, он был бы уже здесь. Он просто уехал. Он забыл меня и уехал…»
Джек Кларк, высокий молодой человек с туповатой физиономией, подтолкнул ее локтем:
— Посмотри, Эмбер, тебе нравится это?
— Что? А, да, очень красиво.
Эмбер повернула голову и увидела толпу вопящих от восторга людей. Они потешались над шутом, который стоял на возвышении и был с ног до головы облеплен кремом по фартингу за кулек. Радостные зеваки бросали в него крем.
«О, почему же он не идет!»
— Эмбер, тебе нравятся эти ленты?
Эмбер улыбнулась обоим парням быстрой мимолетной улыбкой, пытаясь выбросить Брюса из головы, но нет, не смогла. Он заполнял все ее существо, и мысли, и сердце. Если она не увидится с ним сегодня, то она просто не переживет этого. Ей не приходилось испытывать более тяжких мучений, а свой жизненный опыт она считала уже немалым.
К сегодняшнему дню Эмбер оделась особенно тщательно и была уверена, что выглядит необычайно эффектно: юбка длиной почти до щиколоток из ярко-зеленой полушерстяной ткани, высоко подтянутая сзади, чтобы виднелась полосатая красно-белая нижняя юбка. Эмбер перетянула шнуровку черного корсажа как можно туже, стараясь показать свою узкую талию. Выйдя из дома подальше от глаз Сары, она раскрыла ворот белой блузки до ложбинки на груди. Волосы украшал венок из белых маргариток, а в руках она держала широкополую соломенную шляпу.
И неужели все хлопоты впустую? Ведь она старалась не ради тех двух парней, которые стояли сейчас рядом с ней, бренча в карманах монетами и тупо переглядываясь!
— Пожалуй, мне нравится вот это… — рассеянно произнесла Эмбер и показала на красную атласную ленточку на прилавке. Она снова нахмурилась, отвернулась и тут увидела его.
— О!
Мгновение она стояла неподвижно, окаменев, потом подхватила юбки и бросилась к нему, оставив Боба и Джека, растерянно и удивленно глядевших ей вслед. Лорд Карлтон с Элмсбери и еще одним молодым человеком только что пришли на ярмарочную площадь и остановились, а старуха зеленщица по древней традиции встала и почистила им сапоги. Эмбер подбежала к кавалерам задыхаясь, но улыбнулась, сделала реверанс, на что джентльмены ответили, сняв шляпы и церемонно поклонившись.
— Черт подери, красавица! — восторженно воскликнул Элмсбери. — Да вы самое очаровательное существо, которое я когда-либо видел, клянусь самим дьяволом!
— Что вы такое говорите, милорд, — с достоинством ответила Эмбер и стрельнула глазами на лорда Карлтона, который смотрел на нее так, что от этого взгляда у Эмбер мурашки пробежали по рукам и спине. — Я боялась… я боялась, что вы уехали.
Он улыбнулся:
— Местный кузнец уехал на ярмарку, и нам пришлось подковывать лошадь самим, — он оглянул ся. — Ну, с чего начнем?
Лицо Брюса Карлтона выражало ленивое любопытство, что озадачило Эмбер, она чувствовала себя беспомощной, неловкой и сердилась на себя. Как ей произвести на него хорошее впечатление, когда она не может придумать, о чем с ним говорить. Да еще если он заметит, что она то краснеет, то бледнеет, стоит и смотрит на него, как глупая гусыня?
Старуха зеленщица закончила начищать сапоги, каждый из джентльменов дал ей по монете, и та ушла. По дороге она обернулась и взглянула на Эмбер, которая начала смущаться, потому что все не сводили глаз с кавалеров и уж, конечно, удивлялись: что может делать здесь эта деревенская девчонка в такой компании. Эмбер могло бы льстить такое внимание, но к чему это приведет. Надо увести их подальше, в тихое и безопасное место.
— Я знаю, куда надо пойти в первую очередь, — сказал Элмсбери. — Вон к той лавке, где продают испанское вино. Увидимся на перекрестке на окраине деревни, Брюс, когда солнце будет вон там, — и он указал на точку над головой, потом снова поклонился, и они с товарищем ушли.
Эмбер секунду колебалась, ожидая, что Брюс предложит куда-нибудь пойти, потом повернулась и направилась туда, где стоял позорный столб — деревянный чурбан — и размещался большой шатер, в котором шло представление. Народу там скопилось немало, но зато это место не в центре ярмарки. Брюс шагал рядом и некоторое время они не разговаривали. Эмбер была даже довольна, что при таком шуме невозможно говорить, иначе пришлось бы кричать. Она надеялась, что он так и подумает,
Эмбер терзало чувство неполноценности, страха из-за того, что каждое ее слово и движение покажутся ему глупыми. Вчера ночью, лежа в постели, она представляла себя веселой, кокетливой, очаровывающей Карлтона так, как она умела очаровывать Тома Эндрюса и Боба Старлинга и еще многих других. Но сейчас она еще раз осознала: ту пропасть, которая их разделяла, и не знала, как преодолеть ее. Все чувства и ощущения до боли обострились, все, что она видела, казалось неестественно великолепным.
Эмбер, чтобы как-то скрыть свое смущение и растерянность, с преувеличенным вниманием разглядывала товары в каждой лавке, мимо которых они проходили. Наконец, когда они подошли к прилавку, где молодая женщина торговала сверкающими украшениями, лорд Карлтон посмотрел на Эмбер.
— Вам хотелось бы что-нибудь из этого?
Она ответила ему быстрым удивленным и вместе с тем восхищенным взглядом. Все выставленные на прилавке товары казались ей чудесными, но ведь они ужасно дорогие. Она никогда не носила подобных украшений, хотя уши у нее были проколоты — Сара сказала, что после замужества она будет носить серьги, которые ей оставила в наследство мать. Поэтому, если она теперь явится домой в серьгах, дядя Мэтт рассердится, а тетя Сара снова заведет разговор о замужестве. Но желание иметь такие сережки, и тем более от его сиятельства, было так велико, что Эмбер не могла не поддаться искушению.
— Я хотела бы сережки, милорд, — ответила она без колебания.
А молодая женщина за прилавком уже начала громко расхваливать товары, предлагать ожерелья, гребешки и браслеты. Когда Эмбер упомянула о серьгах, продавщица схватила пару сережек с грубо ограненным стеклом, цветным и прозрачным.
— Посмотрите на эти, милочка! Такие серьги и графиня могла бы носить, честное слово! Ну-ка наклонитесь, я примерю их вам. Так, чуть поближе, ну вот. Теперь поглядите на нее, ваша светлость, совсем другой человек, настоящая благородная дама, чтоб я провалилась! Посмотрите на себя в зеркало, моя дорогая, — клянусь, никогда не видела такого превращения, мадам…
Она засуетилась, подставила зеркало, чтобы Эмбер полюбовалась на себя, не переставая восхищаться удивительному преображению. Эмбер чуть наклонилась, откинула с лица волосы, чтобы видеть уши, и глаза ее засияли счастьем. Серьги придавали ей величественный и немного заносчивый вид. Эмбер улыбнулась лорду Карлтону — интересно, что он думает о ней теперь. Ей страшно захотелось иметь эти серьги, но она побоялась слишком явно обнаружить свое желание. Карлтон добродушно улыбнулся и спросил торговку:
— Сколько?
— Двадцать шиллингов, милорд.
Он вынул из кармана две золотые монеты и бросил их на прилавок.
— Серьги того стоят, — заметил он.
Они пошли дальше по ярмарке. Эмбер восхищалась подарком. Она не сомневалась, что серьги сделаны из золота, а камни — алмазы и рубины.
— Я сохраню их на всю жизнь, ваша светлость! И клянусь, не надену никаких других украшений!
— Рад, что они вам понравились, моя дорогая. Ну, что будем делать дальше? Может быть, посмотрим представление?
Кивком головы он указал на шатер, к которому они приближались. Эмбер давно мечтала побывать на спектакле, потому что, сколько она себя помнила, всякие представления запрещались властями. Она бросила быстрый взгляд на шатер бродячего театра, но заколебалась. Во-первых, она боялась, что встретит кого-нибудь из знакомых, а во-вторых, она хотела побыть с ним наедине, а не на людях.
— Ну… честно говоря, сэр, не думаю, что моему дяде понравится, что я пойду туда…
И пока Эмбер стояла рядом с ним, желая, чтобы он сам принял решение, она вдруг увидела не более чем в десяти ярдах Агнес, Лизбет Мортон и Гертруду Шейкерли. Девушки смотрели на Эмбер во все глаза, открыв рот, полные возмущения, любопытства, разъяренные от зависти. Глаза Эмбер на мгновение встретились со взглядом кузины. Эмбер сразу же отвела их и сделала вид, что никого не заметила. Она стала нервно перебирать края шляпы.
— Вот это да, ваша светлость! — пробормотала она. — Ведь это моя кузина! Она сейчас же помчится и все расскажет тете. Пойдемте-ка вон туда…
Она не обратила внимание на улыбку Карлтона, она уже торопилась подальше от опасного места, пробираясь сквозь толпу, и Карлтон, даже не повернув головы в сторону кузины и девушек, последовал за ней. Эмбер же оглянулась разок, чтобы убедиться, что Агнес не идет за ней следом. Но все же Эмбер испугалась. Агнес обязательно расскажет Саре и Мэтту, что видела ее на ярмарке. Они с Брюсом должны уйти отсюда поскорее и подальше, а что она проведет час-два в его обществе, Эмбер уже решила, и неважно, какие неприятности ожидают ее потом.
— Здесь кладбище, — торопливо сказала она. — Пойдемте и загадаем желание у колодца.
Он остановился, Эмбер посмотрела на Карлтона с опаской и вызовом.
— Дорогая моя, — ответил он, — думаю, вы навлечете на себя лишь неприятности. Очевидно, ваш дядя — добропорядочный джентльмен, я уверен, он не одобрил бы того, что его племянница находится в компании кавалера. Вы слишком молоды, чтобы знать это, но пуритане и кавалеры не доверяют друг другу, особенно, если речь идет о женщинах.
Его речь прозвучала так же неторопливо и с той же мягкой снисходительностью, которые так пленили ее накануне вечером. Эмбер чувствовала за его безразличным тоном характер — неумолимый, яростный и даже жестокий. Неспособная распознать свои собственные желания, она смутно осознавала потребность сорвать с него маску светской любезности, которая тщательно скрывалась под внешней сдержанностью.
Немного осмелев, она ответила ему беспечным тоном:
— Меня вовсе не беспокоит, что скажет дядя, а тетя всегда верит мне на слово. И вообще, это моя забота, ваша светлость. Так что, пожалуйста, сэр, я хочу загадать желание.
Он пожал плечами, и они пошли, пересекли дорогу, миновали увитые плющом кладбищенские ворота и подошли к двум маленьким колодцам, стоявшим в футах трех друг от друга. Эмбер встала на колени между ними и опустила руки в воду, потом закрыла глаза и загадала желание.
«Хочу, чтобы он влюбился в меня».
Она замерла на минуту, старательно сосредоточившись на этой церемонии, затем подняла ладони, сложив их лодочкой, и выпила воду. Карлтон подал ей руки и помог подняться.
— Вы, наверное, загадывали для всего мира, — улыбнулся он. — И через сколько времени ваше желание исполнится?
— Через год, если я в это верю, и никогда, если не верю.
— Но ведь вы, конечно, верите?
— Все мои желания исполнялись. А вы не желаете загадать?
— Для моих желаний года недостаточно.
— Недостаточно? Бог ты мой! А я думаю, год —это очень долго для чего угодно!
— Когда вам семнадцать — да.
Эмбер отвернулась, она не могла больше выносить взгляда его серо-зеленых глаз. Она огляделась в поисках места, куда бы они могли пойти — в церковный двор в любое время мог забрести кто угодно, а каждый человек представлял угрозу ее счастью. Ей казалось, что все сговорились против нее и стараются разлучить ее с Карлтоном, вернуть под гнетущую опеку дяди и тети.
Рядом с церковью располагался сад, за ним — поле, разделявшее Хитстоун и Блюбелл Вуд. Лес! Вот куда можно пойти! В лесу сумеречно и прохладно, там множество уютных уголков, куда никто не заглянет. Эмбер хорошо знала этот лес по ярмаркам прошлых лет. И теперь она направилась туда, рассчитывая, что Карлтон решит, что они забрели туда случайно.
Они прошли через сад, поднялись по ступенькам через стену и вышли в поле.
Здесь росла густая шелковая трава, множество ромашек, маргариток и желтых полевых ирисов. Почва под ногами была пропитана влагой, и обувь их слегка намокла. Впереди желтел берег реки — там буйствовали заросли бархатцев. Дальше виднелись утопавшие в воде зеленые стволы тростника. На краю леса стайкой стояли осины, и листья их блестели на солнце, как золотые монеты.
— Я почти забыл, как прекрасна бывает Англия весной, — задумчиво произнес Карлтон.
— Вы давно уехали отсюда?
— Почти шестнадцать лет. Мы с матерью уехали за границу после того, как у Марстонских болот погиб мой отец.
— Шестнадцать лет за границей! — удивленно воскликнула она. — Зачем же вы уехали?
Он поглядел на нее сверху вниз и почти нежно улыбнулся.
— Мы отнюдь не желали этого, однако выбора не оставалось. Но я не жаловался.